Хранитель моды

Александр Васильев— сам по себе. Он существует вне привычных мыслей, представлений, общепринятых ежедневных суждений о «природе — погоде — политике»… Он — индивидуал, эстет, большой знаток моды, ее историк и теоретик. О моде — удивительной стихии — маэстро, похоже, знает все, в чем абсолютно уверены тысячи его слушателей в разных городах, на разных континентах. Лектор, который вещает на четырех языках и обладает «в контексте предмета» огромной коллекцией исторического костюма — одних только платьев разных эпох в этом собрании насчитывается около 10 тысяч экземпляров, — согласитесь, это весомо. Наш всемирно известный соотечественник родился 8 декабря 1958 года в Москве в семье театрального художника и актрисы. В 1981 году по окончании Школы-студии Художественного театра он уехал в Париж, где поступил в школу при Лувре, потом — в аспирантуру театрального факультета Сорбонны. В творческом поиске и творческой деятельности Александр Васильев пребывает вот уже четверть века. За это время художником оформлено более 120 балетных и оперных постановок на ведущих театральных подмостках в 25 странах, организовано множество выставок, написано 20 книг о моде и истории костюма. Он, конечно, богат и знаменит. Но вот что удивительно: между такими понятными характеристиками — славой и благополучием — в его натуре есть еще одно очень редкое для сегодняшнего дня качество — подвижничество.

— Мы с вами говорим о таком интересном явлении, как коллекции в мире моды. Их много?

— Нет, немного. Я знаю очень хорошую коллекцию в Чили. Один эксцентричный южноамериканский коллекционер, сын текстильных магнатов, купил большое собрание старинных костюмов и вещей у домов высокой моды, которое сейчас находится в частном музее в Сантьяго.

А еще подобные коллекции есть в США, Франции, Италии, Англии. В России больших собраний нет. Петербургская коллекция Натальи Костригиной, которая в силу своей профессии приобретала платья 1900—1920-х годов, конечно, не столь обширна в хронологическом плане, но, тем не менее, знакомит нас с интересными примерами петербургской моды Серебряного века.

А в Москве есть модельер Елена Супрун, которая собрала много интересных вещей, отражающих моду конца XIX века, советского времени — шифоновые платья 1940—1950-х годов. Ее коллекция недавно была передана на хранение в Царицыно, где, насколько я понимаю, будет сформировано некое подобие музея моды, которого до сих пор в России нет. Что же касается моего собрания, то оно, большое и разнообразное, хранится во Франции, я его выставляю в разных странах. Последняя моя выставка была в Гонконге, следующая пройдет в Милане и затем в Токио.

— Как давно вы собираете эту коллекцию?

— Первые предметы я приобрел более 30 лет назад. Первое платье 1886 года купил у одной московской семьи, когда мне было 16 лет. С тех самых пор эта тема стала для меня бесконечно интересной и я занялся ее развитием. Собирал коллекцию в самых разных странах, в большинстве своем во Франции, используя для этого аукционы и блошиные рынки, антикварные магазины и дары. Много вещей было найдено в Лондоне на рынке Портобелло и у частных собирателей, в Бельгии, Италии, а также во время моих дальних странствий: в Турции — у родовитых константинопольских семей, в Южной Америке, Австралии. А сегодня, как вы знаете, существуют аукционы в Интернете — многие вещи мне удается собрать благодаря такому виду продаж. Но все-таки я предпочитаю пополнять коллекцию в путешествиях, видеть вещи, заражаться ими, их эстетической силой, красотой.

— Скажите, сохранилось ли что-нибудь на сегодняшний день из мира византийской моды — из Константинополя XIV—XV веков?

— Думаю, нет. Кроме предметов искусства, мозаик, скульптур и фрагментов ткани, не сохранилось… Что-то осталось от Османской империи, но не от Византийской.

— Как долго ждать создания музея моды в Москве?

— Мне представляется, что очень долго, поскольку нельзя сказать, что сегодня мы живем в стране с большими культурными проектами и мероприятиями. Финансовая часть нашей жизни сильно довлеет над культурой. И те люди, от кого зависит создание такого музея, наверняка не видят в нем финансового интереса. Но, к счастью, не все измеряется деньгами. Есть еще такие понятия, как престиж нации, здоровье культуры, образование. Если мы не будем вкладывать средства в культурные проекты подобного рода сейчас, то упустим несколько поколений — взрастим их серыми, невоспитанными, необразованными. И станем долго сожалеть о том, почему же наша мода не востребована за границей? Но! Создать собственный дизайн — это еще не мода, этого мало, надо воспитать вкус. Покупаются не изделия, а вкус творца… Так что музей моды в моем понимании — это прежде всего хранилище вкуса и место, которое воспитает этот вкус у людей.

— А можно ли сегодня назвать нас модными?

— Было бы правильнее сказать, что мы — потребители мировой моды. 27% мирового экспорта идет именно в Россию. Мы скупаем все, что производят другие, и примеряем это к нашей фигуре, морфологии, нашим устоям, традициям, русскому сексапильному стереотипу, определенным демографическим условиям — в нашей стране более 60% женщин мечтают познакомиться с мужчинами, что не всем удается. Поэтому наша мода вызывающе сексуальна. Если мы сравним, как одеваются парижанка и москвичка, это будут два совершенно противоположных полюса. Француженка старается быть незаметной в одежде, элегантной, интеллектуальной; москвичка — яркой, блестящей, привлекательной. Их цели различны.

— А если сравнить русских и французских модниц, живших двумя веками ранее? Например, бальные платья первых русских красавиц Е.П. Бакуниной, Н.Н. Гончаровой, М.А. Бек… кем были созданы они?

— Они создавались по парижским выкройкам, парижским гравюрам, в этом смысле мы отличались богатством исполнения, но одновременно — и раболепием перед европейской модой. Национальные черты — в выборе ткани, головных уборов, платков, шалей — оставались тогда свойственными только купечеству и старообрядцам. А дворянство наше подражало французской и английской моде, которая считалась очень элегантной, особенно в одежде мужчин. А в целом Петербург до 1914 года слыл самой элегантной столицей Европы. Сегодня мы бесконечно далеки от этого.

— Этностили. Как они пришли в моду?

— Этнические моды особенно повлияли на европейские страны в XIX веке. Например, шотландский этнос — на английские моды в стиле балморал Викторианской эпохи. Если говорить о «дальних странствиях», то огромное влияние на моду возымел Китай, проявившись в Европе XVIII—XIX веков стилем шинуазри — в прическах, пудре, форме обуви, расцветках ткани. Мода всегда была зеркалом истории. Например, когда Франция в середине XIX века начала войну в Алжире, многие элементы арабской культуры были привнесены во французскую моду: вышивки, бурнусы (плащи арабских кочевников), капюшоны. Это было очень заметно. Затем можно отметить огромное влияние японизма. В конце 1860-х годов Япония развивала успешную торговлю с европейскими и американскими странами и открыла свои порты для этой торговли. Так, история мадам Баттерфляй в опере Джакомо Пуччини как раз разворачивается на этом фоне. Японский стиль, интерес к асимметрии, японские экспортные лаки, шелк, веера и многие другие вещи стали постепенно проникать в Европу и Америку и явились толчком для возникновения нового стиля модерн, который стал важной вехой в западной культуре. XX век тоже не пренебрегал этностилями, особенно турецким и персидским, когда после успешной премьеры Русского балета Сергея Дягилева «Шахерезада» в хореографии Михаила Фокина и оформлении Леона Бакста в 1910 году многие детали турецкого костюма — шаровары, обувь, аксессуары, украшения — стали неотъемлемыми в стиле таких известных домов моды, как «Поль Пуаре», «Пакен», «Сестры Калло», «Дреколь».

— А русский стиль?

— В XX веке он пришел в европейскую моду с Первой мировой войной, которая убрала с подиумов многие восточные мотивы, потому что Турция выступила союзницей Германии — поддерживать турецкие направления в моде стало непатриотично. В фокусе внимания европейских модельеров обозначились славянские, в частности русские, мотивы. В моду пришли наши меха, косоворотки, кокошники, популярность которых предварил Поль Пуаре. В 1911 году знаменитый французский кутюрье побывал в Москве и Петербурге и показал свои коллекции. Это было большое событие, в том числе и для молодых российских купцов, которые буквально осаждали французских манекенщиц, посылая им цветы и конфеты в номера гостиниц.

Поль Пуаре купил во время этого визита множество вышитых кокошников, сарафанов, других предметов русского костюма.

В дальнейшем, по окончании Первой мировой войны, когда в Европу прибыло огромное количество русских эмигрантов, в Париже, Берлине, Константинополе, Лондоне, Риме и других городах стали открываться новые дома моды, предлагающие русские темы. Об этом явлении я написал мою первую книгу «Красота в изгнании». Русскими темами занималась и знаменитая Коко Шанель, которая, как известно, была любовницей великого князя Дмитрия Павловича. Внимание к русской моде во Франции было особенно явным в период 1921—1926 годов, но на фоне этого произошли и другие события, которые повернули интересы европейских кутюрье в другое направление. В 1923 году англичанин Картер обнаружил гробницу египетского фараона Тутанхамона, и египетская тема перекрыла интерес к русской. Египетские ткани, шали, орнаменты, аксессуары, выполненные в стиле ритуальных украшений фараонов, оказались очень популярными. В конце 1920-х годов интересным событием стала выставка колониального искусства в Париже, когда мода развернулась в сторону африканского, индокитайского этностилей, африканских бус, браслетов, вещей, которые раньше никогда не использовала. А в 1930-х годах, в эпоху тоталитарных режимов, к этим темам охладели. На первых позициях оказались немецкие тенденции: пришли баварские платья, рукавчики «фонарик», тирольские шляпы с перьями, пальто «лоден». Тоталитаризм продвигал тему модификации моды, которая сильно повлияла на крой многих вещей, особенно женских платьев.

Вторая мировая война стала моментом, когда европейская мода развивалась не так быстро, как американская. Американцы тогда взяли на вооружение латиноамериканские, карибские мотивы, вошел в моду кубинский тюрбан, кубинский цвет чулок, загар, голый живот, шорты, танцы — румба, самба, ча-ча-ча. Фокусом моды стала Америка, так что с модой можно путешествовать вокруг света. Затем, после окончания войны, например, в нашей стране наступил период, ознаменованный дружбой между Сталиным и Мао. В 1950 году Мао побывал в СССР, подписал торговое соглашение, и наша страна стала наполняться китайскими товарами: перегородчатыми эмалями, шелками, изделиями из габардина, обувью на платформе, сделанной в Шанхае… Эти и многие другие элементы китайского происхождения стали влиять на нашу моду, которая быстро пополнилась сандаловыми веерами и бамбуковыми зонтиками — без них ни одна модница того времени не выезжала в Сочи или Крым. Но это длилось недолго, потому что мода Европы в 1950-е годы переживала беби-бум, сексапил и уже не так интересовалась фольклором, следующая волна которого пришлась на эпоху хиппи, обосновавшихся в Калифорнии с конца 1960-х годов. Они, как известно, заинтересовались Индией — украшениями, рубахами, обувью, джинсами, расшитыми и раскрашенными этномотивами. И азиатский этнос, точнее пакистано-индийский с акцентом на Непал (именно в Катманду стремились хиппи в погоне за наркотиками и счастливой жизнью), оказался в центре внимания моды.

А в 1970-е годы знаменитый французский дизайнер Ив Сен-Лоран вновь заинтересовался русской темой и создал коллекцию сказочного боярского костюма — так русская мода в стиле, близком представлениям Вячеслава Зайцева, с которыми он творит по сей день, распространилась в мире.

В 1980-е годы возник интерес к так называемым набивным тканям, черно-белому африканскому орнаменту, в 1990-е — к экологически чистому стилю, связанному с океанской тематикой: на мировую моду стал влиять дизайн из Австралии и Новой Зеландии.

— А в настоящий момент?

— Сегодня мир оказался разделенным на два больших лагеря. В одном — азиатская мода, которой сильно противятся США, но она все равно ощущается повсюду: в шароварах, которые носят женщины, в тюрбанах, обуви без пяток, к которой мы все так привыкли. Новинкой этого промусульманского направления стали «буркини» — смесь бурки и бикини — новый купальный наряд, вроде кальсонной пары со шлемом. В другом лагере — американская и европейская мода с желанием продвинуть свои темы… Порношик, ботокс… Я же думаю, что Азия в этом смысле победит, и будущее моды останется за Индией, Китаем и арабскими странами, потому что эта мода идет вразрез с европейским стилем, где женщина разделась донельзя, показала стринги, силикон и не оставила никакой тайны…

— Есть ли модницы среди наших первых леди?

— Я думаю, что они не слишком следят за этим. Знаю лишь, что модой очень увлекается госпожа Татьяна Ястржембская, она долгое время жила в Италии, и кажется, что у нее есть европейский вкус. Говорят, что модой интересуется и супруга нашего нового президента Дмитрия Медведева, что ей нравится одеваться, а среди ее любимых дизайнеров — Валентин Юдашкин и Виктория Андриянова, возможно, этот список не полный.

— Отчего так случилось, что в XX веке (и по сегодняшний день) центром мировой мужской моды стал Милан?

— Это произошло после Второй мировой войны, когда Италия оказалась совершенно разрушенной и военной кампанией, и политикой Муссолини. Думается, сегодня мы должны снять шляпу перед предприимчивостью итальянцев: в свое время они получили большие средства из Америки, а с конца 1940-х годов во Флоренции начали ренессанс своего производства и собственного итальянского вкуса. Именно тогда группа производителей обуви, кожаной галантереи, шляп образовала синдикат, который позволил регулярно показывать на подиумах именно их продукцию, всячески популяризировать ее на европейском рынке. Усилия производителей увенчались большим успехом: уже в 1950-е годы интерес к Италии как к стране моды, модного дизайна возрос во всем мире. Конечно, здесь совпало несколько обстоятельств, в том числе и небывалый интерес к итальянскому кино волны неореализма, фильмам Лукино Висконти, Микеланджело Антониони, Федерико Феллини, успехам прекрасных актрис Джины Лоллобриджиды, Анны Маньяни, Софи Лорен. И вот со временем в этой стране стали развиваться такие известные дома, как «Феррагомо», «Гуччи», «Фенди», «Прада», «Капуччи, дом моды русской княжны Ирины Голицыной в Риме, который пользовался очень большой популярностью. У нее одевалась Жаклин Кеннеди. Помимо этого итальянцы стали брать заказы на воспроизведение французской моды в более дешевых вариантах. Не обходилось без скандалов: например, в Милане в 1948 году около «Ла Скалы» столкнулись две подруги в совершенно идентичных платьях от Кристиана Диора. Только одно было куплено в Риме за небольшую цену, а другое, точно такое же, — за баснословную в Париже. После этого случая мир моды узнал, что выкройки Диора воровались итальянцами. Начались суды над промышленными шпионами, выносившими выкройки из французских домов моды. Благодаря вот таким «деталям», которые сейчас всеми забыты, итальянская мода оказалась скандальнее и дешевле. Но как бы ни было, итальянцы добились успеха, — начиная с 1970-х годов они стали копировать еще и английскую одежду, в том числе мужские клубные костюмы, благодаря чему создали свою линию, в рядах которой родились такие гении, как Армани, Бриони со знаменитыми костюмами, которые до сих пор шьют в Италии вручную. Говорят, что именно такие костюмы предпочитает наш бывший президент Владимир Путин. Костюмы итальянского производства жалуют и наши думские заседатели, губернаторы, мэры. А почему бы нет? Аспекты итальянской моды уважаемы: хорошее качество кроя, скульптурность. Несмотря на это, Париж все же сохраняет первенство в моде Наute Сouture и остается бастионом хорошего вкуса.

Вероника Карусель

Загрузка...