Журнал «Вокруг Света» №11 за 1994 год

На заполярной Удже

Валерию Константиновичу Орлову, нашему корреспонденту, который ведет рубрику «Школа выживания» («ВС» № 1,7/94), пришло письмо.

«Уважаемый В.Орлов, — пишет Иван Васильевич Шаламов из Новосибирска. — Я очень люблю ваш журнал и являюсь его многолетним подписчиком. Мне понравилась ваша идея о создании рубрики «Школа выживания», в которой смогут поделиться опытом поведения в экстремальных условиях люди различных профессий. Я провел тридцать пять полевых сезонов, работая геологом. Об одном случае, пусть не самом страшном, но поучительном, хотелось бы рассказать на страницах журнала». Предлагаем читателям этот рассказ.

Есть в математике такие величины, которыми можно без ущерба для общей картины пренебречь. Так объяснял мне однажды сын-математик значение термина «пренебрежимые множества». «В твоей геологии, батя, — похвастался он, — такого днем с огнем не сыщешь...»

Спустя месяц после нашего разговора начинался для меня двадцать пятый полевой сезон. Наш отряд забрасывался в верховья небольшой заполярной речушки Уджи. Это правый приток Анабара в Якутии.

Привычно загрузились в вертолет. Моими спутниками были молодые ребята. Леонид, работавший техником-геологом второй год, и Виктор, маршрутный рабочий, студент геологоразведочного техникума, проходивший у меня практику.

В последний момент в вертолет подсел главный геолог, решивший нас проводить и лично дать последние инструкции. Торопясь услышать от него все, что в дальнейшем понадобится, я отвлекся от карты, положившись на опыт пилотов.

С этого и началось одно из недопустимых в геологии пренебрежений...

Когда мы кружились над местом посадки, я, нырнув к пилотам в кабину, отметил какую-то неуловимую несхожесть с картой. Но командир экипажа, уверенно ткнув в карту пальцем и указав на излучину реки, изрек без тени сомнения: «Здесь!» И повел на посадку свою грохочущую машину.

Быстро разгрузившись, мы попрощались, оставшись на ближайшие три месяца один на один с совершенно безлюдной тайгой. До ближайшего поселка Саскыллах было около четырехсот километров.

Стал накрапывать мелкий препротивный дождь. Пришлось сразу же ставить палатку, прятать под брезент весь груз. Погода портилась, в северных широтах в начале лета она вообще крайне неустойчива. Свинцовые тучи повисли над тайгой, цепляясь, казалось, за верхушки деревьев, и вскоре крупными хлопьями повалил снег. Но мы уже были под крышей, согревались у железной печурки и попивали ароматный чаек.

Погода меж тем испортилась окончательно. Закрутила снежная круговерть, видимость сократилась до нуля. Река вздулась, превратившись из неширокого безобидного ручейка в бурный, рычащий, как разъяренный зверь, поток.

Лишь на четвертые сутки стихия угомонилась. И мы собрались в маршрут. Оборудовав надувные лодки традиционными деревянными рамами, погрузили на них все снаряжение и тронулись в путь. Подъем воды в реке достигал максимума. Берега оказались подтопленными, и река понесла груженые лодки со скоростью курьерского поезда, таща попутно разный природный хлам, накопившийся в затопленных местах.

На первом же километре выяснилось, что карта «не бьет» с рельефом местности. Как я ни пытался «привязать» наше местоположение к характерным точкам топокарты, — увы! — все говорило за то, что нас высадили не там.

Ничего страшного не было, если мы находились выше по реке: через день-другой можно было бы «выйти» на карту и двигаться по намеченному маршруту. Если же мы высажены на другую реку... Это был удар по моему самолюбию. Так купиться опытному полевику было просто непростительно. Но ничего не оставалось, как идти вперед.

Как всегда, я шел на своей надувнушке первым и, сверяясь постоянно с картой, пытался не пропустить момент, когда она будет соответствовать рельефу местности. Первый день успокоения не принес. Но и на следующий, отмахав почти тридцать километров, мы так и не смогли определиться.

Ситуация на реке начала меняться. Русло ее расширилось, появились мелкие острова и скалистые берега — главный объект наших исследований. Вплотную приблизились невысокие плосковерхие горы. Река начала петлять, извиваться по неширокой долине, часто меняя направление.

Шел третий день путешествия. На очередной излучине мы сделали остановку, чтобы подкрепиться. Пока ребята возились у костра, я произвел небольшую разведку и увидел, что река проделала новое русло, перехватив перешеек излучины в самом узком месте. После обеда я решил обследовать отрезанный участок реки, а парням, укладывавшим посуду и продукты по своим лодкам, велел пройти новым проходом и ждать меня в месте слияния нового русла со старым, до которого было не более пятисот метров. Однако, когда час спустя я подошел к месту встречи, там никого не оказалось. Не увидел я своих товарищей и за ближайшим поворотом.

Я вернулся назад, продираясь сквозь чащобу вдоль нового русла к месту нашего обеда. Еще дымились залитые головешки костра, но на стоянке никого не было. Я все еще не мог определиться с картой, частенько был погружен в себя, возможно, что-то упустил в личных взаимоотношениях, но тогда решил, что ребята чего-то недопоняли и поплыли вперед. Я ринулся вниз по реке, но ни за одним из пройденных поворотов их не было. Подумав, а не пошли ли они вслед за мной по излучине и теперь, покуривая и поругивая меня, поджидают в условленном месте? — вновь вернулся к месту стоянки. Костер уже не дымился. Отряд исчез.

Потерять в тайге двух необстрелянных мальчишек, этого ли мне теперь еще не хватало?

Вернувшись к лодке, я тронулся в путь и, пройдя десяток километров, обнаружил, что речные извилины наконец-то стали соответствовать карте; теперь я точно знал, где нахожусь. Но особой радости это не прибавило. Тревожно и беспокойно было из-за ребят.

По инструкции потерявшиеся и ведущие поиск должны на своем пути оставлять хорошо видимые знаки. Но, плывя вперед, я не видел нигде никаких признаков пребывания ребят на реке. Парни растворились, как бесплотные духи. Меня вновь охватили сомнения. А вдруг они пошли по излучине и ожидают меня там? Излучину-то я не проверил!

Возвращаться было немыслимо: это заняло бы не один день. Да и не было уверенности, что меня ждут там, а не впереди. И чем больше я удалялся от тех мест, тем больше сомневался в правильности своих действий. Периодически оставлял на берегу затесанные шесты с привязанными яркими мешочками для образцов, в которые вкладывал записки-инструкции, однако мне никаких сигналов по-прежнему не попадалось. И все-таки я надеялся, что товарищи мои плывут впереди, но как их догнать? Река несла наши лодки с одинаковой скоростью...

По моим грубым подсчетам получалось, что, если парни уверены в том, что я плыву впереди и они гонятся за мной, то между нами — километров двадцать. Четыре с лишним часа потерял я на возврат в лагерь и кратковременные остановки для того, чтобы оставлять заметки на берегу.

Если грести под двадцать часов в сутки, делал я нехитрые расчеты, то можно настичь их в лучшем случае на третьи сутки. Но при такой изнурительной гонке невозможно плыть без остановки для отдыха и на обед. А тут начали появляться коренные обнажения, которые я никак не мог пропустить, не задокументировав их. Терялись еще так нужные мне часы.

Я продолжал гонку, внимательно присматриваясь к берегам. И на одной из кос заметил наконец следы людей. Причалив к берегу и присмотревшись, я был поражен не меньше Робинзона, обнаружившего на своем острове следы дикарей. Ходившие по косе люди были обуты совсем не в те резиновые сапоги, которые вот уже на протяжении многих лет выдавались геологам на нашей базе.

От одиночества средь дикой природы какие только мысли не рождаются в голове! Припомнив рассказы пограничников, что на северных рубежах чужие подлодки нередко высаживают шпионов, я совсем опечалился. Теперь только с ними мне встретиться недоставало.

Оттолкнувшись от берега, я погнал лодку вперед. Собираясь плыть до тех пор, пока смогу держать весло в руках, сократив до минимума время на сон, еду, отдых. Где они, мои орлы, помнят ли они хоть что-нибудь из моих наставлений и сколько наломают еще дров...

К вечеру стал накрапывать дождь. Пока он был еще слабым, я усиленно выгребал, но в конце концов пришлось приставать к берегу и ставить палатку, которую мы собирались использовать под баню и которая осталась в моей лодке. Пара сухарей, кружка воды — все, что имелось у меня для трапезы. Все основные продукты плыли, наверно, где-то впереди.

Следующий день состоял из интенсивного наматывания километров на весла. После обеда я оказался перед новой загадкой: на косе повстречалась недавняя лагерная стоянка. Но палатку ставили не так, как я учил своих ребят. Она была аккуратно и довольно профессионально окопана, даже с боковыми отводами для стока воды, что никак не походило на работу моей команды. Однако по хаотичности следов можно было определить, что палатка ставилась спешно, следовательно, во время вчерашнего дождя. Я бы мог догнать этих людей часов за двенадцать. Хотел было плыть без сна и отдыха дальше, однако, поразмыслив, решил восстановить силы.

Встал рано, благо полярный день властвовал вовсю, и светло было круглые сутки. Погода наконец-то установилась на загляденье. Небо совершенно очистилось, и видимость стала отличной. Солнце раскалило воздух градусов до двадцати пяти. И у меня поднялось настроение. Я уверовал окончательно, что избрал единственно верный путь, который должен вывести меня к моим спутникам. К обеду я почувствовал, что настигаю неизвестных. Сделал пару выстрелов из карабина, грохот которого иногда можно слышать за много верст. Ответа не последовало. Но проплыв еще около часа и вывернув из-за очередного поворота, я увидел причаленные к берегу знакомые ярко-оранжевые лодки и грустно сидящих рядом Леню и Витю.

Конечно, мы все искренне обрадовались. Приготовили праздничный обед, выпили за воссоединение и за то, чтобы подобное никогда не повторилось. А затем детально проанализировали случившееся.

Ошибки, неприметные поначалу, складываясь воедино, образуют тот самый снежный ком... Растерянность, испуг, страх, паника лишают молодых и неопытных людей способности рассуждать логично. Когда ребята не обнаружили меня на условленном месте, они безо всякой проверки, хотя не имели на это права, ринулись вперед. Я не корил их — здесь была и моя вина, как начальника, профессионала и старшего по возрасту человека. Но провести с ними урок пройденного было необходимо: ведь на ошибках учатся.

И вновь мы говорили о неправильно принятом решении, о не сделанных ими застрехах, зачем-то окопанной палатке, о наставлениях, не оставивших в их памяти глубокого следа, и... о сапогах. Тем самых сапогах, следы от которых заставили меня думать о шпионах. А выяснилось, что на базу прибыла новая амуниция и ребятам были выданы сапоги с другим рисунком подошв.

Под занавес Витя, улыбаясь, сказал: «Честно признаться, я ведь подумал, что вы нашли самородок золота килограмма на два да и решили дать от нас деру». Прозвучало это шуткой, но, как знать, что творилось в душах молодых парней, начитавшихся, как водится, всякой криминальной литературы. А обстановка, дикая суровая природа к подобным мыслям располагала. Я и на себе это приметил.

Тогда я и вспомнил наш разговор с сыном и понял, насколько он, сам того не подозревая, оказался прав: в геологии нет ни единой мелочи, которой бы можно было пренебречь. Без ущерба для себя и окружающих.

Далее наш маршрут продолжался без приключении, и к назначенному сроку мы прибыли в поселок Саскыллах.

Иван Шаламов