Журнал Млечный Путь № 2 (28), 2019

Старая песня больше не дышит,

Только осталась кровь на песке.

Кто-то расскажет, кто-то напишет -

Может, в Берлине, может - в Москве.

Где-то над скользкою, желтою глиной

Всё еще слышен тихий мотив,

Сердце больное песней старинной

Нынешней ночью разбередив.

Скрипка умолкла и балалайка.

Хмурится небо нынче с утра.

Вон, пролетела ангелов стайка...

Видно, и нам собираться пора.

То ли разлуки, то ли невстречи,

За горизонтом призрачный свет.

Где-то остались нежные речи,

И неуслышанный чей-то ответ.

В памяти что-то змейкою вьется,

Пляшет, искрится, будто вино...

Письма и песни... Что остается?

Что остается? Не все ли равно...

Мечется в небе белая чайка,

До горизонта - ни деревца...

Скрипка устала - ты, балалайка,

Развесели же наши сердца.

Тени забытых, тени гонимых...

Венский профессор, цюрихский врач...

Лица знакомых, лица любимых -

То ли учитель, то ли палач.

Ах, на краю этой балки - и жизни -

Воспоминаний серебряный дым,

Музыка словно каплями брызнет,

Чтобы навеки достаться другим.

Низкого неба серая байка.

Балка устала от призрачных тайн.

Что ж замолчала ты, балалайка?

Шпил балалайке, фрейлэх зол зайн...

...А в полночь судьи - реб Арье,

Реб Хаим, реб Авром -

Взяв книги в коже, в серебре,

Расселись за столом.

Пергамент, бархата багрец...

"Ну, что же, дай нам нить

И говори: кого, мудрец,

Ты хочешь обвинить?"

"Он там, за стаей облаков, -

Ответил им мудрец. -

Он там, где выше всех миров

Стоит златой дворец,

Он там, где посреди дворца

Стоит Небесный Трон!..

Да! Обвиняю я Творца.

Ответчик нынче - Он!"

Ярилась в призрачном огне

Безмолвная гроза.

Сидели судьи в тишине,

И гасли их глаза.

И ждал в молчании истец,

Решения суда.

И знали судьи: ждет Творец,

Сгорая от стыда.

И книги молча пролистав,

И скорбь собрав в щепоть,

Сказали судьи: "Ребе прав.

Ты виноват, Господь!

Ведь мы, когда Ты нас призвал,

Стремились за Тобой!

Не Ты ль народу обещал

Свободу и покой?"

И ждали молча, до утра

И не смыкали глаз...

И им сказали, что вчера

Был отменен указ.

И стало ясно, что Творец

Признал их правоту.

Послушен был земной дворец

Небесному Персту.

Они веселою гурьбой

Отправились домой

И говорили меж собой:

"Евреи, Боже мой!

Не будет кнут еврейских спин

Касаться - в этот раз!.."

...Забыв о том, что лишь один

Был отменен указ.

Евреям Варшавского гетто нацисты установили ежедневную норму питания - 184 калории. Шанс не умереть голодной смертью имели только приближённые к контрабандным путям и очень состоятельные обитатели гетто, имевшие возможность закупать продукты на чёрном рынке по заоблачным ценам. Для большинства людей основной надеждой стали дети, не обязанные до 12 лет носить "маген давид" на одежде и способные проскальзывать в небольшие лазы и канализационные коммуникации, по несколько раз в день совершавшие вылазки за пропитанием на "арийскую сторону". Эти дети спасли жизни многих взрослых, но сами при этом зачастую гибли от пуль немецкой полиции.

Сквозь стену, то верхом, то низом,

Минуя солдат и забор,

По крышам, по трубам, карнизам

Крадется молоденький вор.

И прячется время в песчинках,

Когда, и в мороз, и в жару,

Оборвыш, в разбитых ботинках,

Заводит со смертью игру.

Варшавское танго танцуют со Смертью,

Танцуют старик и юнец...

И сны, словно листья, несет круговертью,

И точку поставит свинец...

Варшавское танго - последнее танго,

Душа то в аду, то в раю.

И это не танец - всего лишь обманка:

Ты просто стоишь на краю...

Стеною расколотый город,

Разбитый наотмашь сосуд.

А в гетто болезни и голод,

А в гетто удачи не ждут.

Красть хлеб - это даже не кража, -

Слова - будто тень на плетень...

В кармане, замазанном сажей,

Он прячет украденный день.

Варшавское танго танцуют со Смертью,

Танцуют старик и юнец...

И сны, словно листья, несет круговертью,

И точку поставит свинец...

Варшавское танго - последнее танго,

Душа то в аду, то в раю.

И это не танец - всего лишь обманка:

Ты просто стоишь на краю...

Шпик свистнет, собака залает -

Он верит: ему повезет:

Ведь если мальчишку поймают -

Кто старшим еду принесет?

Скользит он беспечно и смело -

Хоть ветер, хоть снег, хоть дожди,

Но прежде, чем выйти на дело,

Он матери бросит: "Не жди..."

Варшавское танго танцуют со Смертью,

Танцуют старик и юнец...

И сны, словно листья, несет круговертью,

И точку поставит свинец...

Варшавское танго - последнее танго,

Душа то в аду, то в раю.

И это не танец - всего лишь обманка:

Ты просто стоишь на краю...

В сраженьях проведя за годом год

И отстояв оплот христовой веры,

Победно завершившие поход,

В Европу возвращались тамплиеры.

Они могли дорогою прямой

С победою дойти до края света.

Но возвращались рыцари домой,

Скрывая тайный груз - Ковчег завета.

На землю опускался небосклон,

И ночь в объятья заключала быстро,

И был куда-то молча устремлен

Усталый взор Великого магистра.

Что позади?

Былых сражений пыл

И шрамы неприветливой чужбины,

И памятники рыцарских могил

На раскаленных землях Палестины!

А впереди?

Еще дороги день,

Монахи, почерневшие от пьянства,

И нищета французских деревень,

И жадность благородного дворянства,

И дикая мораль святых отцов,

Плюющих на божественность природы,

И чванство коронованных слепцов,

Ведущих в яму целые народы,

Не веруя ни в ад, ни в чудеса,

И даже у креста не вспоминая,

Зачем Господь, раздвинув небеса,

Дал заповеди людям на Синае?!

Чтоб навсегда забыть жестокий пир,

Чтоб род людской избавить от пороков,

Упорно посылал Он в этот мир

Своих так и не понятых пророков.

Они нас призывали вновь и вновь

Подняться над вселенской катастрофой,

Но всякий раз Иисусова любовь

Кончалась окровавленной Голгофой...

Теперь же, получив из божьих рук

Могущество поистине без меры,

С надеждой разорвать порочный круг,

В Европу возвращались тамплиеры.

Они испили горькое вино

Из общего солдатского стакана;

Отныне им судьбою суждено

Взвалить на плечи ношу великана.

Она могла возвысить до небес,

И сбросить, как с высокого утеса.

Она вела через дремучий лес

Туда, где больше не было вопросов.

Она служила Истине одной,

Не попадая в алчущие руки,

Не покоряясь логике земной,

Не подчиняясь варварской науке...

И закипят большие города,

И вспыхнут политические страсти:

Ведь всякому, кто пожелает власти,

Простится подлость.

Мудрость - никогда.

И вновь ему не спится до утра.

В который раз, его покой нарушив,

Видение грядущего костра

Холодной болью обжигало душу.

Но, заключенный меж добром и злом,

Он был готов за все ответить строго

Не перед папой

И не королем,

Не преисподней...

Только перед Богом.

И пусть молчит обманутый народ.

Великий тамплиер молчать не будет,

И, умирая, гневно призовет

На Божий суд своих жестоких судей.

А судьи что?

Забыв про Благодать,

От алчности и глупости косея,

Они так и не смогут разгадать

Библейскую загадку Моисея.

Опять сваляв большого дурака,

Высокомерно не признают это,

И снова потеряют на века

Спасительный трофей - Ковчег завета.

И, проиграв, доложат при дворе,

Что в замках не нашли, чего хотели...

А парусник на утренней заре

Уйдет в морскую даль из Ля Рошели...

На землю опускался небосклон,

И ночь в объятья заключала быстро,

И был куда-то молча устремлен

Усталый взор Великого магистра.

А утром пламенеющий восход

Спалит его полночные химеры...

В сраженьях проведя за годом год,

Победно завершившие поход,

В Европу возвращались тамплиеры.