Журнал "Вокруг Света" №6  за 1998 год

Земля людей: Полуденная сардана

Утро выдалось прохладное, и день обещал быть точно таким же, Когда Дон Кихот выехал с постоялого двора, предворительно осведомившись, какая дорога ведет прямо в Барселону...

Дон Мигель Сервантес.

Дон Кихот.

То январское утро, когда мы покинули гостиницу в приморском городке Льорет-де-Мар, тоже было прохладным. И так же, как герой Сервантеса, мы двинулись в Барселону, предварительно обсудив, какую из дорог предпочесть. Когда представлялась возможность выбора и если время не поджимало, мы с коллегой всегда голосовали за вариант номер два. Он означал «национальную дорогу», по принятой в Испании градации, в отличие от варианта номер один, то есть новейшей автострады. Вариант номер один быстрее, но вариант номер два интереснее.

Испанские «национальные дороги» проложены по издревле существующим трассам. «Издревле» — не преувеличение. В каталонский городок Таррагону въезжаешь по улице «Виа Августа», что значит дословно «Дорога Августа». Улица является продолжением дороги, построенной римлянами две тысячи лет назад, при императоре Августе. «Национальные дороги» поуже, чем автострады, на них нет разделительного бортика посередине, иногда они извилисты и не столь бархатисто гладки. Но у них есть несомненное преимущество: они дают ощущение, что ты едешь по стране, а не летишь по бетонированному ложу магистрали.

Похоже, что и Нурии — нашему гиду, переводчице и одновременно водителю серебристого «SЕАТ Тоlеdо» — тоже доставляет удовольствие ехать по «национальной дороге», обозревать дали и отвечать на вопросы любознательных путешественников из Москвы. Нурии еще нет тридцати, она выпускница филфака Барселонского университета. Недавно изучила на курсах русский язык и теперь работает с туристами из России, благо что в Испанию их приезжает с каждым годом все больше.

Наши соотечественники часто принимают ее первое имя за мусульманское. В таких случаях она говорит, что у нее самое обычное каталонское имя, к нему прибавляются фамилии отца и матери и в паспорте получается: Нурия Фабон Ресина (с ударением на «и»).

Если мы не донимаем нашу водительницу вопросами, она включает магнитолу, и салон автомобиля наполняется музыкой. Откинувшись в кресле и положив вытянутые руки на руль, Нурия подпевает, точнее, вторит тихим голосом исполнителям — знаменитой здесь, но неизвестной у нас замечательной певице Глории Ласса или очень известному и у нас Хулио Иглесиасу.

Однажды я услышал потрясающей красоты акапелльный хор и поинтересовался, что исполняется.

— Хабанерас, — кратко ответила Нурия и тут же вступила в многоголосье хора. И тогда я полуутвердительно-полувопросительно заметил, что хабанерой называется песня, завезенная в Испанию с Кубы.

— То, что сейчас слышим, — это песня прощания, — пояснила Нурия. — Сто лет назад была война с Америкой, и из Барселоны отправляли на Кубу военные корабли. В последнюю ночь моряки приходили на берег со своими семьями — жгли костры, пили вино и пели эти песни.

Здесь самое место сказать, что после открытия Америки и захвата многочисленных заморских земель Испания стала одной из владычиц мира. Король Карл V имел все основания заявить, что над его владениями никогда не заходит солнце.

Но продолжалось такое благоденствие недолго. Из века в век Испания теряла свои колонии, и к концу прошлого столетия у нее остались лишь два крупных владения — Куба и Филиппины. Американцы помогли борцам за независимость освободиться от испанского владычества, а заодно включили бывшие испанские территории в зону своих интересов.

Так что печаль хабанер (среди них я услышал и легендарную «Голубку») навеяна не только расставанием с родиной, в них слышится прощание с великой Испанской империей...

— Вот смотрите, это масиа, старая крестьянская ферма, показывает Нурия на двухэтажный каменный дом в стороне от дороги. В доме крохотные, высоко задранные оконца, и он похож на маленькую крепость.

— Вента, — слышим через некоторое время. Старый постоялый двор, превращенный в гостиницу в народном стиле, в отличие от масиа, приземист, обширен и демонстрирует открытость.

Большинство же крестьянских домов в Каталонии — это аккуратные коттеджи, указывающие на достаток и вкус хозяев. От домов к виноградникам, оливковым посадкам, мандариновым садам тянутся аккуратные сельские проселки, разумеется, асфальтированные.

Характерная деталь местного пейзажа — силуэты быков на возвышенных местах. Железные монументы были расставлены вдоль оживленных трасс еще в шестидесятые годы, при Франко. Испания начала тогда открываться миру, и власти всячески старались создать у иностранцев благоприятное впечатление о стране. Быки, очевидно, намекали на корриду, но рекламировали для туристов другой национальный продукт: бренди «Осборне». Бренди этот весьма достойного вкуса, и на его этикетке по сей день красуется упитанный бычок.

Но пришли иные времена, и рекламные животные потеряли былое назначение. Частично они были демонтированы и отвезены на переплавку, частично остались ржаветь в одиночестве. Чем-то знакомым повеяло от этой истории, и я стал сочувственно поглядывать на нелепых железных колоссов, поставленных на века, а теперь брошенных за ненадобностью.

Самое большое удовольствие, которого лишены едущие по автострадам, — придорожные кафе. Разумеется, на автострадах построено много ультрасовременных заправочных станций с барами, магазинчиками, ресторанчиками. Кафе же на «национальных дорогах» лишены внешнего блеска, они могут выглядеть старомодными и даже захудалыми, но в уюте им не откажешь. Сидишь на тяжелом высоком табурете у стойки, неторопливо потягиваешь крепкий кафе соло из глиняной чашки и пытаешься угадать, чьи портреты удостоились чести быть напечатанными на этикетках многочисленных бутылок, выстроенных рядами на стеллаже. Здесь можно попросить разогреть в микроволновке кусок пиццы, но предпочтительней крупные ломти солоноватого с ламанчского сыра кесо манчехо или сырокопченого окорока (здесь его называют соленой ветчиной) с куском хлеба. И тогда вдруг придет в голову, что, возможно, на месте этого кафе когда-то) находилась вента, и под потолком так же висели коричневые окорока, и хозяин с таким же, как у теперешнего, выдубленным солнцем и ветрами лицом , потешался над фантазиями Рыцаря Печального Образа...

Не выбирай мы время от времени «национальную дорогу», еще многого не пришлось бы узнать. Увидеть, к примеру, как появляются на горизонте маленькие городки. Это всегда происходит одинаково: сперва прямо по курсу автомобиля возникает на фоне неба колокольня, потом становятся видны крыши, мелькает за окном придорожное кафе, автомастерская, какая-нибудь местная фабричонка — и вот уже улица с тесно поставленными домами, и машина, следуя по указанному колокольней направлению, вкатывается на Пласа Майор — маленькую, но все же Главную площадь, которая есть в каждом уважающем себя испанском городе. На площади храм цвета темной охры, посвященный скорее всего Деве Марии, городская управа в старинном доме, сувенирный магазин, пешеходная зона для пасео — вечернего променада. А дорожные щиты заботливо подскажут, куда именно следует повернуть, чтобы не сбиться с намеченного пути... ну, конечно, в Барселону.

Примерно то же самое встретится в следующем населенном пункте. Но удивительно: повторяемость городских видов не вызывает ощущения однообразия и скуки. После недолгих размышлений я понял, почему так происходит. Похожесть дорожных картин есть признак ненарушенного векового уклада, а не следствие тупого стандарта. Новая культура не вытесняет старую, не уничтожает ее, а дополняет и продолжает, как новая автострада, проложенная в одном направлении с «национальной дорогой» оставляет в неприкосновенности ее неповторимый колорит.

Барселона — город большой, поэтом; издалека колокольню не увидишь. Тем не менее, руководствуясь указаниями многочисленных дорожных табло, мы в конце концов оказались недалеко от кафедрального собора и как раз вовремя. На часах было десять минут первого, день — воскресный, а это означало, что барселонцы только что начали танцевать сардану. Они делают это лет пятьсот: каждое воскресенье в полдень приходят на Кафедральную площадь, чтобы танцевать сардану.

Уже за квартал до площади стали слышны звуки оркестра. Дойдя до цели, я увидел, что оркестр, состоявший преимущественно из духовых инструментов, расположился на возвышении перед порталом собора. Звучала незнакомая мелодия в довольно быстром темпе. А на площади пять-шесть хороводов, человек по двадцать-тридцать в каждом, мерно двигались под музыку, каждый вокруг сложенной в центре горки плащей и сумок. Как язычники вокруг священного дерева.

Сардана — самый странный танец, который мне довелось видеть. Он исполняется только в Каталонии, где вообще многое кажется странным. Обычно люди танцуют, чтобы повеселиться. При этом приветствуются всякие вольности: лихой прыжок, затейливое коленце, забавный жест, неожиданный крик — эмоции переполняют

танцоров.

А здесь вдруг обращаешь внимание на то, что танцующие не улыбаются, не пытаются показать себя с лучшей стороны. Сардана похожа на ритуальное действо, подтверждающее принадлежность каждого участника к каталонскому сообществу. Сомкнутые руки, гордо поднятые над головами, неразрывный круг — все это знаки единства, взаимопомощи, объединяющей людей идеи. Конечно, любой турист может присоединиться к танцующим, что часто и происходит. Но то, что для туристов развлечение, для каталонца имеет глубинный смысл, вряд ли понятный иностранцам.

Почти триста лет испанские короли, а после них каудильо Франсиско Франко не жаловали каталонцев своими милостями. Да и за что было жаловать? Даже объединившись в средние века с другими испанскими землями во имя общей борьбы с маврами, каталонцы при каждом удобном случае подчеркивали свою самобытность. Гордились тем, что еще в XIII веке в Каталонии возникли кортесы — представительный орган местной аристократии, церкви и городских сословии. Что здесь придумали женералитат — прообраз правительства, на который возлагались политические, юридические и финансовые функции. Что в Каталонии свой язык. Кстати, Дон Кихот и его верный оруженосец Санчо Панса на пути в Барселону повстречали разбойников. Их предводитель, как указывает Сервантес, обратился к путникам именно по-каталански.

Гнев Мадрида обрушился на каталонцев после войны за Испанское наследство, потому что Каталония поддержала австрийского эрцгерцога Карла в его противоборстве с Филиппом Анжуйским за испанский престол. Австрия и ее союзники тогда проиграли войну, а Каталония, поторопившаяся провозгласить Карла своим королем, продолжала упорствовать и после заключения перемирия. 11 сентября 1714 года испанские войска взяли Барселону. Позднее день 11 сентября был провозглашен Национальным днем Каталонии, и сейчас он является праздником. Не день триумфа и славы, а день жестокого поражения — как напоминание о национальном унижении и цене свободы...

После падения Барселоны королевским указом парламент и правительство Каталонии были ликвидированы, а «са1:а1а» был запрещен к употреблению в судах, правительственных учреждениях и школах.

Но каталонцы все же сумели сохранить себя. Они разговаривали между собой на родном наречии, сооружали дома, похожие на маленькие крепости, танцевали сардану на сельских площадях, ели черный хлеб, политый оливковым маслом и натертый чесноком и помидором. Они устраивали странные шествия кукол-великанов, драконов, чертей и других чудищ, разыгрывали сцены войны христиан с сарацинами. По праздникам мужчины развлекались тем, что строили «замки». Самые крепкие становились кругом, крепко сцепившись руками, им на плечи становился другой круг поменьше, третий и так далее, пока нижние могли выдержать тяжесть, а потом на самый верх вскарабкивался «флюгер» — самый ловкий в округе мальчишка. Зачем они делали это? И почему делают до сих пор?..

Началом культурно-национального возрождения Каталонии считается вторая половина XIX века, что связано с экономическим подъемом края. Однако частичное возвращение автономии произошло только в начале 30-х годов да и то ненадолго. Поражение республиканцев в гражданской войне положило конец притязаниям каталонцев на самоопределение и свободное развитие. Лишь после смерти Франко в 1975 году, когда ныне здравствующий король Хуан Карлос I начал проводить демократические преобразования, каталонцам вернули былые вольности. Согласно действующей конституции, Каталония, наряду с другими историческим областями страны, получила статус автономной области. Теперь здесь снова есть парламент женералитат, каталанскому языку придан статус официального, и культура каталонцев получила возможность свободного развития.

Сеньор Жосеп-Мария Пуигжанер-и Матас — руководитель одного из отделов в правительственном департаменте ведающем издательскими делами. Над входом в здание, где размещен этот департамент, развеваются два флага — испанский и каталонский. Эти флаги нередко сопровождаемые синезвездным стягом Европейского Союза, можно увидеть в Барселоне повсюду. Внешним отличительным признакам автономии здесь вообще придают большое значение. Униформа каталонских полицейских отличается от униформы полицейских в других областях, а униформа полицейских, охраняющих каталонские правительственные учреждения, — от униформы обычных полицейских. Даже такси и вагоны метро выкрашены по-особому.

С сеньором Пуигжанером мы обсуждали наш проект издания испанского выпуска журнала «Мир на досуге», где много места отведено Каталонии. Попутно речь зашла о каталанском языке. Сеньор Пуигжанер оживился, видно было, что эта тема очень волнует его.

Наш собеседник рассказал, что в 1983 году парламент Каталонии принял закон о лингвистической нормализации. Этот закон восстанавливает употребление каталанского языка в тех сферах, откуда он был насильственно вытеснен, прежде всего в учебных заведениях, административных учреждениях и средствах массовой информации. Каталанский язык в Каталонии понимают почти все, говорят и читают на нем — две трети населения, а владеют письменной речью не более одной трети. Правительство ставит цель добиться, чтобы все дети, оканчивающие школу, одинаково свободно владели испанским и каталанским, независимо от того, на каком говорят их родители. Тот же принцип предусматривается для сферы гражданских отношений и средств массовой информации: оба языка должны использоваться на равных и быть доступны всем. «Но мы понимаем, — сказал сеньор Пуигжанер, — для этого нужны годы и годы упорной работы...»

На прощанье он подарил мне книгу «Все о Каталонии». Позже, уже в Москве, я обнаружил в ней интересное замечание о «старых» и «новых» каталонцах. Деление на тех и других здесь происходит по иному, чем в теперешней России, принципу. «Новые» — это те, кто приехал в Каталонию сравнительно недавно из других областей Испании, «старые» же — те, чьи предки жили здесь веками. Так вот, правительство считает, что долг последних — помочь «новым каталонцам» интегрироваться в языковую и культурную среду Каталонии. Нельзя не признать такой подход разумным и цивилизованным в отличие от деления людей на своих и чужих по языковому принципу.

После сарданы мы побродили вокруг собора по тесным улочкам и площадям, образующим Барри Готик — Готический квартал. Этот район средневековой застройки называют здесь почему-то «Яичный Желток». Быть может, потому, что именно здесь зарождалась Барселона. Случилось ли это благодаря усилиям мифологического Геракла или благодаря предприимчивости исторически достоверных финикийских торговцев — неизвестно. Впоследствии на животворящее ядро слой за слоем наросли новые кварталы, запечатлевшие в камне движение времени.

Что ни шаг по Барри Готик, то знак истории: колонны римского храма, ушедшие под землю, дворец правительства и ратуша — символы каталонских свобод, Королевская площадь, по которой с триумфом прошествовал Христофор Колумб, чтобы положить к ногам их величеств Фердинанда и Изабеллы Новый Свет. Говорят, что все убранство дворцового зала, где происходило

прием адмирала, составляли тогда два трона да резной комод, и королева распорядилась принести для героя дня стул — к зависти оставшихся стоять с

грандов и придворных.

По истории, Барселона, столь пышно встретившая Колумба, из-за его открытия и пострадала. Она потеряла былое значение для Испании, поскольку наибольший поток товаров из колоний пошел через южные порты страны. Тем не менее Колумб почитаем в Барселоне. В центре площади Врата Мира, откуда открывается вид на гавань, стоит пятидесятиметровая колонна, увенчанная статуей великого мореплавателя. Колумб указывает на запад — туда, куда он так долго стремился и где находится открытый им материк, по иронии той же истории названный не его именем.

Барри Готик обрамлен с одной стороны оживленной улицей Лайетана, а с другой — знаменитым бульваром Рамбла. Название «Рамбла» переводится с арабского как «русло реки» и встречается во многих приморских городах Испании. Оно напоминает, что соответствующая улица проложена по высохшему руслу или заключенной в трубу речке.

Рамбла — небольшая компенсация пешеходам за неудобства, испытываемые ими на большинстве городских улиц. Им отдана широкая полоса посередине бульвара под платанами и вдобавок два тротуара, а автомобилям оставлены узкие проезды со светофорами через каждые сорок-пятьдесят метров. На Рамбле собираются поклонники оперы (расположенный здесь театр «Лисеу» недавно сгорел), фанаты футбольной команды «Барселона», любители птиц, богема; люди ходят сюда, чтобы купить на рынке «Бокерия» свежие продукты, а в многочисленных павильонах — цветы. До поздней ночи бурлит жизнь на Рамбле — улице, ведущей к морю...

По Рамбле можно спуститься вниз, от площади Каталонии, а можно подняться от памятника Колумба, и тогда окажешься в квартале, который называют «яблоком раздора». В начале века на небольшом пространстве, где скупили участки богатые барселонские коммерсанты, соревновались в мастерстве и оригинальности проектов три великих создателя каталонского модерна — Монтанера, Кадафалча и Гауди. Можно себе представить, какой переполох вызвали построенные ими дома.

Я долго разглядывал дом на бульваре Грасиа, сооруженный Гауди для семьи Жозе Батльо-и-Касановаса, пытаясь «прочитать» замысел архитектора в запутанном узоре кривых линий и перетекающих друг в друга волнообразных поверхностях, в деталях фасада и крыши, намекающих на какие-то предметы материального мира, но убедился, что это невозможно. Столь же загадочной громадой высится «Педрера» («Каменоломня») — дом, о котором сам Гауди сказал: «...исчезнут углы, и материя щедро предстанет в своих астральных округлостях».

Что-то астральное, космическое ощущаешь и в самом известном сооружении Антонио Гауди — соборе Святого Семейства («Саграда Фамилиа»). Его шпили выросли наподобие стеблей неземного растения из щедрой каталонской почвы. Казалось бы, что можно сказать нового в архитектуре христианской церкви, где за двухтысячелетнюю историю все устоялось. Но Гауди создал новую реальность, открыв дорогу смелым экспериментам в области храмовой архитектуры.

Гауди не успел достроить свой Собор. Но он создал великолепный ансамбль парка Гюэль и оставил много домов в Барселоне. Он был ревностным католиком и говорил только по-каталански. И порой кажется, что все его уникальные произведения — продолжение длинного ряда каталонских «странностей».

А за ним в ряду творцов, бросивших вызов общепринятым нормам, стоит другой великий каталонец — Сальвадор Дали, чей театр-музей в Фигерасе можно назвать храмом сюрреализма...

С горы Монжуик открывается захватывающий вид. Переливается синева Средиземного моря, поднимаются стеклянные бруски отелей, построенных к Олимпийским играм, вдалеке вида холм Тибидабо с церковью Святой Сердца, плывет в легкой дымке над крышами Барселоны Саграда Фамилиа...

Здесь, на Монжуике, много замечательных сооружений. И среди них мо жет остаться незамеченной белоснежная скульптурная группа: мужчины женщины танцуют, вскинув сцепленные руки. Это памятник сардане. Он не случайно установлен на самой высоко точке Барселоны — символ самобытно го и упрямого характера каталонцев.

Александр Полещук