Журнал "Вокруг Света" №7  за 1997 год

Земля людей: Наследник генерала Епанчина

Во время последней встречи лидеров мировой политической и экономической элиты в швейцарском Давосе состоялось одно действо скорее культурного характера: России был передан в дар портрет Петра Великого работы неизвестного художника. Холст был вручен Виктору Черномырдину. Даритель — лихтенштейнский барон Эдуард Фальц-Фейн. Незадолго до этого нам довелось встречаться с бароном в швейцарских Альпах.

«Добро пожаловать на российскую землю! Чувствуйте себя как дома». — Барон сделал рукой широкий жест, как бы предлагая располагаться поудобнее.

Мы, российские журналисты, несмотря на теплые красно-желтые куртки, выданные нашими хозяевами из Швейцарской туристической корпорации на время знакомства с Сен-Готардским перевалом, мерзли под порывами ледяного ветра, буйствующего в ущелье; воздух был напитан влагой, а температура едва перевалила за ноль. Барону Эдуарду Александровичу фон Фальц-Фейну приходилось напрягать голос, пересиливая вой ветра. Казалось, он не ощущал непогоды, стоя в своем светлом плаще под порывами ветра, немилосердно трепавшего его пышные русые волосы. «Представляете, — взволнованно говорил он, — существует документ, подтверждающий, что в 1893 году местная коммуна Урзерн передала эту территорию России для сооружения памятника павшим солдатам Суворова. Вот эта площадка около скалы, где мы сейчас стоим, принадлежит России. Здесь даже швейцарская полиция не имеет права никого арестовать», — с улыбкой заключил барон свое приветствие.

...Это был типичный случай «дежа вю». Мы стояли на небольшой площадке прямо напротив Чертова моста, среди горных круч — место, столь знакомое по картине Сурикова «Переход Суворова через Альпы». Правда, сам Чертов мост заменен на более фундаментальный — да и как ему было сохраниться, если уже во время знаменитого перехода суворовские «чудо-богатыри» связывали обветшавшие доски шарфами... Глубоко внизу, словно пытаясь раздвинуть сжимающие его скалы, злобно ревел стремительный Ройс. Ледяной поток рассыпался веером брызг, натыкаясь на мощные валуны... Главное отличие сегодняшнего пейзажа от полотна Сурикова — высеченный в крутом боку темно-серой скалы 12-метровый крест, обрамленный аркой.

Только очутившись в этом и сегодня мрачноватом — несмотря на полную благоустроенность, идеальный серпантин и уютную таверну с портретом генералиссимуса у входа — месте, можно представить, каково пришлось тогда, в 1799-м, суворовским солдатам биться на этих кручах с французскими гренадерами. «Доблестным сподвижникам генералиссимуса фельдмаршала графа Суворова-Рымникского, князя Италийского, погибшим при переходе через Альпы в 1799 году», — золотом выведены полуметровые буквы под гигантским крестом. Сколько их тогда погибло здесь... Не в последнюю очередь и из-за малокомпетентных высочайших указаний из Петербурга и союзной Вены. Кстати, Габсбурги сильно подвели полководца, не прислав, как обещали, вьючных мулов и продовольствия в назначенный срок, — это задержало его войско на пять дней, что дало возможность французам укрепиться на Сен-Готарде. Как всегда, война — трагедия сама по себе — таит внутри себя тысячи малых трагедий.

«Этот памятник был создан благодаря усилиям князя Сергея Голицына», — донеслись сквозь вой ветра слова Эдуарда Александровича. Князь не только предложил идею мемориала и собственные средства для его создания, но и сумел протолкнуть идею сквозь лабиринт политико-дипломатических хитросплетений и за шесть лет, к 1898 году, довести ее до воплощения в камне.

Для швейцарцев «чудо-богатыри» и сегодня остаются освободителями от французских захватчиков, покусившихся на их государственность. Удивительно ли, что во многих местах, и в первую очередь в районе Сен-Готарда, бережно сохраняют реликвии, связанные со швейцарским походом Суворова? Вместе с Эдуардом Александровичем мы рассматриваем старинные картины, гравюры, оружие и амуницию двухвековой давности в Музее Сен-Готарда, где он явно свой человек. Потом, во время импровизированной экскурсии он покажет старинное здание приюта для путников, где российский полководец, радушно встреченный хозяевами — монахами-капуцинами, в знак признательности отслужил молебен. Подведет к нависшей над обрывом каменной часовне, возведенной над скальной расселиной, куда опускали тела павших россиян. «Нет, я непременно буду требовать, чтобы власти установили на шоссе более заметный указатель перед поворотом к памятнику Суворову!», — уже не в первый раз восклицает Эдуард Александрович.

Все имеющее отношение к имени полководца для него чрезвычайно дорого. Он подчеркивает, что это как бы передалось ему по наследству: его знаменитый дед генерал Николай Епанчин, директор Пажеского корпуса (на основе которого впоследствии было создано Суворовское училище), входил в комиссию по увековечению памяти великого полководца, участвовал в постройке и создании экспозиции Суворовского музея в Санкт-Петербурге. Благодаря энергии барона Фальц-Фейна у Чертова моста маршировали современные суворовцы — юные военные музыканты. Он передал в дар второму по размеру городу Лихтенштейна Бальцерсу изящную мемориальную доску с портретом и фамильным гербом Суворова, который останавливался здесь во время похода. Он «пробил» выпуск в Лихтенштейне марки с портретом Александра Васильевича. Барон преподносит каждому из нас эту марку вместе с книгой Г.Драгунова «Чертов мост. По следам Суворова в Швейцарии», в финансировании издания которой он принял участие. Тщательно выводит на обороте титула: «Владимиру, на память. Барон Э.Фальц-Фейн». И оттискивает свою фамильную печатку.

Все, что связано с семьей, его предками, для него свято так же, как все, что связано с Россией, ее героическими страницами. Он не без гордости вспоминает, что сумел исполнить волю своего покойного деда. «Когда в 1941 году вдали от родины, в Ницце, умирал мой дед, генерал от инфантерии Николай Епанчин, — рассказывает барон, — он передал мне свои мемуары, наказав: «Эта рукопись теперь твоя, сохрани ее. Когда кончится власть большевиков и Россия снова станет Россией, верни ее на родину и опубликуй...» Теперь российский читатель получил возможность познакомиться с воспоминаниями боевого генерала и вдумчивого аналитика, участника последней русско-турецкой и первой мировой войн. Книга «На службе трех императоров» — это интереснейшие наблюдения и размышления об эпохе Александра II, Александра III и Николая II, а также рассказ о жизни первой волны русской эмиграции. Есть в ней строки, посвященные сегодняшнему нашему собеседнику, приносившему деду «большое утешение»: «Внук усердно работает, состоя представителем французского журнала «I'Autо» в Германии, и живет в Берлине; работает много, но получает мало, вследствие большой разницы цены франка и марки. Получая содержание франками, внук имеет марок мало, ибо за каждые 15 франков он получает только одну марку, а жизнь в Берлине дорогая. Несмотря на такие условия, он работает не покладая рук; он состоит подданным княжества Лихтенштейн, что избавляет его от прелестей хитлериады». Еще и еще раз генерал отмечает «доброе сердце» и «работоспособность» внука-журналиста.

Фальц-Фейн рассказывает о своей одиссее. Его семья (обрусевшие немцы Фальц-Фейны по отцу и представители одной из древнейших дворянских фамилий по матери — Епанчины) была знакома с князем Лихтенштейна, пребывавшем в Санкт-Петербурге в качестве австрийского посланника. Благодаря ему Эдуард Александрович в очень юном возрасте, в годы революционной смуты, по просьбе своей матери получил лихтенштейнское гражданство. На Западе он оказался вместе с родителями в 7-летнем возрасте. Отец вскоре скончался, состояния никакого юноше не досталось, и пробиваться ему пришлось самому.

В 1934 году окончил агрономический факультет в Ницце, однако сразу стал работать репортером и фотографом. И продолжил карьеру профессионального вело-и автогонщика: еще студентом, в 1932 году, он стал чемпионом Франции по велоспорту. Его материалы и фото стали появляться в крупнейшей французской спортивной газете «Экип». В качестве ее специального корреспондента освещал Олимпийские игры 1936 года в Берлине. «Ложа прессы располагалась неподалеку от правительственных мест, и мне было прекрасно видно, как бесновался Гитлер, когда раз за разом побеждал американский легкоатлет-негр», — вспоминает Эдуард Александрович те дни.

За две недели до начала второй мировой войны вернулся во Францию, а после ее окончания обосновался в Лихтенштейне — он ведь был не только гражданином княжества, но и получил из рук князя титул барона. Поначалу продолжал заниматься фоторепортерским делом, зарабатывал на жизнь своей «лейкой». Оценив его трудолюбие и предприимчивость, князь одолжил ему 50 тысяч долларов, что позволило Фальц-Фейну заняться организацией туризма в этом крохотном (территория — 157 кв. км, нынешнее население не превышает 30 тысяч) государстве.

Весьма прибыльным делом оказался магазин сувениров. Кто из приезжих мог бы устоять перед приобретением такой экзотики, как значок, открытка, пивная кружка, ложка или вышивка с магической надписью «Лихтенштейн»? Возникла другая проблема: как превратить туристический ручеек, текущий через княжество, в поток. Барону это обошлось в 10 тысяч долларов. Именно столько он выложил фирмам — организаторам автобусных экскурсионных поездок по семи европейским странам за то, что их автобусы станут заезжать в столицу княжества — Вадуц, причем делать часовую остановку рядом с его магазином сувениров. Он предложил этим фирмам и рекламу: «За те же деньги вы можете посетить не семь, а восемь стран!» Работал день и ночь и уже через год смог вернуть князю свой долг...

Существенную часть доходов он тратил на приобретение культурных ценностей, которые преподносил России. Приобретал их на аукционах, а порой и в результате многолетних полудетективных розысков — у частных лиц и коллекционеров. Он рассказывает, как ему удалось узнать о существовании очередной материальной частицы российской истории — огромного ковра, подаренного шахом персидским российскому государю к 300-летию Дома Романовых и впоследствии вывезенного из России. Ему удалось за 30 тысяч долларов стать его владельцем — чтобы тут же презентовать реликвию. Теперь исторический ковер украшает дворец в Ливадии. Барон разыскал портрет Екатерины Великой, приобрел и реставрировал его, чтобы также преподнести России. В списке даров свыше восьми десятков «позиций» — ценнейшие картины, скульптуры, другие реликвии...

Важнейшая его акция в этом плане — организация передачи знаменитого «Архива Соколова» — следственных документов по делу об убийстве царской семьи в Екатеринбурге. «Когда мы встречались здесь с премьером Черномырдиным, — говорит барон, — я снова напомнил ему о просьбе князя Лихтенштейна о возвращении тому домашних архивов, захваченных в 1945 году Красной Армией в Австрии в качестве военного трофея. Архивы продолжали считать трофеем на протяжении полувека, хотя ясно, что это не так — княжество не участвовало в войне, сохраняло нейтралитет. Премьер внимательно выслушал мои аргументы и заметил, что «надо что-то дать взамен», то есть сделать какой-то подарок. По моему совету, князь за 100 тысяч долларов приобрел бумаги Соколова, а я договорился об обмене их на его архив». Официальный документ об обмене домовых книг главы лихтенштейнского княжеского дома Ганса-Адама II на бесценные для России материалы Николая Соколова был подписан во время визита минувшей осенью министра иностранных дел России Евгения Примакова в княжество Лихтенштейн.

В последние годы в гостеприимном особняке Фатьц-Фейна в Вадуце побывало немало гостей из России. Единственный лихтенштейнец-выходец из России, так много сделавший для своей родины, просто незаурядный собеседник, вызывает огромный интерес. (Правда, в бочке меда не обошлось без ложки дегтя. Несколько лет назад кто-то из советских туристов похитил из его дома драгоценную семейную реликвию — золотой портсигар с рубином и дарственной надписью, преподнесенный его деду Николаю Епанчину болгарским князем Фердинандом во время официального визита генерала в Болгарию в 1899 году.) Подолгу гостил у него, ведя — при непосредственной помощи барона — интенсивные поиски похищенных фашистами в годы войны российских культурных ценностей, в том числе Янтарной комнаты, писатель Юлиан Семенов.

Свой особняк в Вадуце Эдуард Александрович назвал «Аскания-Нова». Основатель знаменитого украинского природного заповедника «Аскания-Нова» — его дядя Фридрих Эдуардович фон Фальц-Фейн. Создание первого в мире степного резервата, дендропарка, сохранение и разведение лошади Пржевальского, первые опыты по кольцеванию птиц, почти полсотни медалей всероссийских сельскохозяйственных выставок — все это не уберегло Фридриха Фальц-Фейна от застенков Бутырки, куда его внесло революционной волной 1917 года. Это теперь биосферный заповедник носит имя Ф.Э. Фальц-Фейна, а в тс времена ученому не простили того. что его подвижничеством заинтересовался сам государь: Николай II не только посетил заповедник, но и вопреки всем канонам ночевал в доме частного лица. После этого Фальц-Фейну было пожаловано дворянское звание, правда, без титула.

И вот туда-то сейчас, получив официальное приглашение президента Украины Леонида Кучмы («Представляете, в здешнем украинском посольстве мне поставили в паспорт специальную президентскую визу, а ведь когда-то долгие годы мне как эмигранту не давали визы для въезда в СССР»), собирался Эдуард Александрович, чтобы в родных пенатах — деревне Гавриловка (Фальцфейновка) открыть церковь («Это была мечта моего отца»). Приглашен он и в Херсон, чтобы разбить бутылку шампанского о борт спускаемого на воду нового судна, названного именем заповедника «Аскания-Нова». «Оттуда звонили, сказали, чтобы бутылку французского с собой захватил», — улыбается он. Потом его путь лежал в Петербург — барон получил за подписью адмирала приглашение на торжества в честь 300-летия Российского флота.

«А знаете, на Украине меня ждет серьезное испытание, — со смехом продолжает он. — Мне предстоит возглавить жюри конкурса на звание «мисс Украина». Он пройдет во время 10-дневного круиза по Черному морю. Там будет два десятка прелестных конкурсанток, а я ведь не юноша... Наверное, там узнали, что я всегда шел по стопам Казановы... Правда, меня ждет еще одна проблема: хотя несколько поколений Епанчиных были моряками, я подвержен морской болезни. Впрочем, надеюсь, благотворно скажется окружение обаятельных девушек...»

Надо отдать ему должное, барон в прекрасной форме. Поджарый, с легкой сединой на висках, подвижный, энергичный, увлеченный массой дел. «Как удается сохранить форму? — повторяет он мой вопрос. — Не пил и не пью, не курил и не курю, не обедаю, утром 20-километровый кросс на велосипеде. Всегда какие-то интересные дела... По субботам меня навещает дама — не всегда одна и та же. Единственная проблема отношений с дамами — не выдать своего истинного возраста воспоминаниями о 20-х годах... Обычно мои приятельницы полагают, что мне не 85-й год, а около 60-ти. Я стал особенно аккуратен после того случая, когда одна прекрасная дама, поняв из разговора, сколько мне лет, с восклицанием «Как вам не стыдно!» поднялась и покинула меня. Мне было очень больно... В своем особняке я живу один. Первая жена погибла от передозировки наркотиков. Вторая сбежала с американцем. Есть дочь Людмила — к сожалению, это единственное русское слово, которое она знает...»

Барон рассказывает, что после того как российский премьер вручил ему орден «Дружбы народов», а украинцы наградили только что учрежденным их первым орденом, теперь и в Лихтенштейне решили отметить его заслуги перед княжеством высоким орденом. «Ведь я заложил там основы туризма, — говорит он. — И для развития спорта сделал немало. Когда на одной из зимних олимпиад я, как обычно, нес знамя княжества, а за мной шли только два спортсмена, на трибунах раздались смешки — делегации других стран состояли из многих сотен человек. Но потом, когда подготовленные мной спортсмены-горнолыжники, брат и сестра, завоевали четыре медали, их соперникам было не до смеха...» Не без гордости он вспоминает, как, благодаря своим связям, смог повлиять на участников голосования в Международном олимпийском комитете, когда решался вопрос о столице Олимпиады-80. «Еще накануне голосования я сказал министру спорта Павлову, чтобы он не волновался — все будет в порядке, Москва получит Олимпийские игры. Поговорил с англичанином, с финном, еще кое с кем... Мой прогноз относительно результатов голосования оправдался».

— Думаю, что в преддверии 200-летия подвига генералиссимуса Суворова число приезжих из России в наши края будет расти, — говорит Эдуард Александрович на прощание. — Я уже давно работаю над этим проектом — организацией торжеств на Сен-Готарде. Из России будут приглашены суворовцы, их оденут в мундиры «чудо-богатырей», они продефилируют по Чертову мосту, а «наполеоновские солдаты» займут доминирующие высоты. Осталось добиться от швейцарских властей разрешения на появление иностранцев в военной форме — в нейтральной Швейцарии это запрещено. Но ведь здесь помнят о вкладе Александра Васильевича в освобождение страны от иноземного ига... Так хотелось бы дожить до этого праздника...

Барон садится в свой гоночный темно-вишневый «мерседес». Авто с жуткой скоростью срывается с места. Две сотни километров по альпийскому серпантину до своего Лихтенштейна он преодолеет за полтора часа.

Владимр Житомирский

Листая старые страницы

В одном из октябрьских заседаний французского общества земледелия было доложено сообщение А.С.Ермолова — об интересной и удачной попытке, сделанной одним из крупных землевладельцев Таврической губ., г.Фальц-Фейном, разведения на юге России страусов. Оказалось, что страусы легко приспособляются к местному климату, переносят довольно суровые холода, чувствуют себя прекрасно на просторе крымских степей и размножаются весьма успешно в своем новом отечестве. Первый сбор полученных от этих страусов перьев был отправлен в Париж, где и нашел себе выгодный сбыт. На последней Нижегородской выставке были экспонированы яйца и перья этих птиц, наглядно доказавшие возможность их разведения в южной России.

«Вокруг света» 1897 г., №4