Гидра. Том 1

1.2. Основные признаки Фашизма

В основе фашизма лежит социал-дарвинистская концепция вечной борьбы за выживание. Это обязательный признак фашизма любого вида, следствие – признание враждебности окружающего мира как для отдельного человека, так и для целой общности (расы, нации, религиозной группы и пр.). В результате фашизм всегда оправдывает нетерпимость и жестокость в своей идеологии необходимостью «естественной» ответной агрессии, продиктованной борьбой за выживание.

По мнению фашистов, отказ от борьбы означает неминуемую гибель. Тоталитарность идеологии вытекает из постулируемой фашистами враждебности абсолютно всего, что не вписывается в рамки фашистской доктрины.

Для фашистов, единственный смысл существования человека, нации и государства – в их вечной борьбе.

Цели постоянно меняются, и они вторичны, лишь борьба имеет первостепенное значение. Побеждает, с точки зрения фашиста, всегда сильнейший, наиболее приспособленный. И только сильнейший достоин жизни. Фашисты утверждают, что борьба за выживание – это высший закон бытия, объективная воля природы. Война с внешними и внутренними врагами – единственное достойное применение человеческих сил.

Этот принцип фашизма очень ёмко сформулировал автор первого манифеста футуризма, известный итальянский фашист Филиппо Маринетти Томазо: «Да здравствует война – только она может очистить мир!».

Фашизм – это также стремление создать тоталитарное государство в интересах определённой численно доминирующей группы людей и признание абсолютного примата государства во всех сферах человеческой деятельности, включая личную жизнь, общественные и экономические отношения с другими людьми. Это второй обязательный признак фашизма.

Из этого источника берёт своё начало идея социального партнёрства членов численно доминирующей привилегированной группы (расы, нации, религиозной общины и пр.), в рамках правил, не противоречащих фашистской доктрине.

Фашизм полностью отрицает ценность человеческой личности как таковую. По мнению фашистов – ценность отдельной личности исключительно в её служении численно доминирующей привилегированной группе, от имени и в защиту интересов которой выступают фашисты.

Говоря о тоталитаризме, фашисты имеют в виду совершенно конкретную вещь – безусловное полное подчинение государству и фашистской партии, как отдельного человека, так и целой нации, населения страны, континента. Поэтому стремление к тоталитаризму присуще любому фашизму, без исключения.

Итальянские фашисты признавали, что человек может приниматься в расчёт, «поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании». Примерно то же самое утверждали и немецкие национал-социалисты – «общее благо нации превыше личной выгоды».

Когда, после прихода Муссолини к власти, повсеместно в Европе с восхищением начали говорить о фашизме, имели в виду именно эту трансформацию массового сознания в единый мощный непрерывный поток, который мог свернуть любые горы и повернуть реки вспять.

Гитлер, восхищаясь итальянскими фашистами, говорил: «… в мире происходит переход от ощущения „Я“ к ощущению „Мы“, от меркантильных интересов каждой ничтожной, по сравнению с целым миром личности, к служению своему народу, к верности долгу и ответственности перед обществом».

Третьим обязательным признаком является целенаправленное насаждение фашистами массового культового сознания, основанного на иррациональных свойствах человеческого мышления, прямо направленного на утверждение и распространение в обществе идей социального дарвинизма, исключительности определённой группы людей, безальтернативности тоталитаризма, жизненной необходимости полного и безусловного подчинения фашистскому тоталитарному государству, для выживания численно доминирующей в стране или местности привилегированной группы (народа, нации, религиозной группы и пр.).

Состав культов может быть различным. Фашизм характеризуется не наличием или отсутствием каких-либо определённых культов (смерти, героя, войны, силы и пр.), а стремлением сделать максимально возможным доминирование в социуме культового сознания вообще, вплоть до полного замещения примитивными фашистскими культами ранее существовавших народных традиций, национальной культуры, религиозных и политических убеждений граждан, их мировоззрения в целом.

Фашизм является порождением технического прогресса, создавшего современные средства информации и коммуникаций между людьми, позволяющие напрямую обращаться к людским массам, без необходимости учитывать социальный статус, уровень образования, профессию и прочие особенности личности, затрагивая лишь базовые глубинные свойства человеческой психики, оперируя людскими эмоциями, страхом, первобытными инстинктами, а не логикой. Поэтому фашизм всегда обращается не к отдельному человеку, не к определённым профессиональным или социальным группам, а только целиком к народным массам. По этой причине фашистская идеология, в большей своей части, иррациональна.

Чем выше интеллектуальный уровень индивидуума и чем меньше он подвержен предубеждениям, тем сложнее фашистской пропаганде пробиться через логические барьеры в его сознании и воздействовать на его чувства. Любой фашизм основан на слепой вере, а не на разуме.

В основе религиозного фашизма, может быть, новый или уже ранее существовавший религиозный культ или набор из религиозного и чисто фашистских псевдорелигиозных культов.

В основу «светского» варианта фашизма идеологи могут положить политические культы, органично возникающие в результате синтеза отдельных отличительных особенностей численно доминирующей привилегированной группы и базисных свойств, присущих любому фашизму.

Под псевдорелигиозным культом, полагаю, следует понимать культ, имеющий все признаки религиозного учения, но в которых за внешней религиозностью скрывается материализм и отрицание мистического первичного начала.

Когда примитивный мистицизм совмещается с сознательным и откровенным богоборчеством, в этом случае отсутствует сама идея необходимости духовной связи человека с Богом или богами. Псевдорелигиозный культ может проявляться в различных формах, порой экзотических. Наиболее часто встречающийся вид псевдорелигиозного культа – приписывание божественного благоволения религиозным лидерам и даже обожествление политических вождей.

Под политическим культом, полагаю, следует понимать слепую веру народных масс в возможность радикального переустройства общества и личности при помощи принуждения, через создание особого вида государства, построенного на основе радикальных идей, идеализации политических движений, партий их лидеров, исторических личностей. В качестве примера политического культа можно назвать самый распространённый – культ личности фашистского вождя.

По моему скромному мнению, самый заметный симптом фашизации любого общества – это именно возникновение фашистского культового сознания и его лавинообразное субтотальное распространение. Это свойство фашизма, как правило, сразу бросается в глаза, его сложно не заметить.

Остальные признаки, как, например, изменение государственных механизмов или монополизация и милитаризация экономики, не сразу становятся очевидны стороннему наблюдателю, не вовлечённому непосредственно в происходящие в стране экономические или политические процессы, не сталкивающимся непосредственно с фашистами в своей общественной или профессиональной деятельности, а также в личной жизни.

Привилегированная группа, защитой которой фашисты оправдывают свои намерения и действия, должна быть численно доминирующей. Это ещё один обязательный признак. Защита меньшинства не входит в программу фашистов по определению.

Как правило, фашисты напрямую и безусловно, отождествляют себя с этой привилегированной доминирующей группой (расой, нацией, религиозной общиной и пр.).

«Мы и есть народ» – говорил Муссолини.

«Мы сделали немцев частью государства. Теперь государство и народ – одно и то же» – подчёркивал в своих выступлениях Гитлер.

«Фаланга – это не политическая партия, а союз лучших сынов испанского народа. Фаланга – и есть испанский народ» – так определял значение испанских фашистов для страны каудильо Франко.

Обязательное условие доминирования привилегированной группы в определённой стране или местности, рассматриваемой фашистами в качестве своей целевой территории, вытекает из простого практического соображения – захватить и удержать власть в стране при помощи народных масс можно только опираясь на численно превосходящую часть населения, причём значительно превосходящую все остальные.

В Иране фашисты могут рассчитывать на власть только если будут мусульманами, но никак не христианами или атеистами.

В 1933 году рассматривать власть Германии в качестве реалистичной цели могли только немецкие, но не еврейские фашисты, которых в Германии в то время было уже изрядное количество.

В программе русских фашистов в Харбине с момента создания партии в 1931 году и до роспуска в 1943 году, речь шла всегда только о России и русских, о борьбе с большевиками именно в России, а не Китае.

То же самое касается и русских фашистов в США, Канаде, Франции, Испании, Португалии и других странах. Их программы имели отношения не к месту проживания, а к совершенно другой территории, на которой они планировали осуществлять свои планы, это территория бывшей Российской Империи. Именно поэтому они называются русскими фашистами, а не китайские, маньчжурские, американские или канадские и пр. по месту их нахождения.

Полагаю, что исследователям фашизма следует указывать именно наименование целевой территории или целевого государства, а не место фактического нахождения фашистской организации и её исполнительных органов. История знает много примеров «фашистов в изгнании».

В европейской истории были многочисленные примеры неудачных попыток создания организаций, считавших себя фашистскими, но с очень ограниченной социальной базой (малочисленное крестьянство, духовенство и им подобные). В своём развитии они не смогли мобилизовать массы и просто исчезли с политической сцены.

Несколько таких фашистских организаций всё-таки пришли к власти в Европе с помощью традиционных политических и военных элит, испуганных коммунистической угрозой. Эти режимы, впоследствии, либо прошли трансформацию, превратившись в «общенародные» фашистские режимы с гораздо бо́льшей социальной базой, либо были замещены во власти другими, более массовыми и более агрессивными фашистскими движениями.

Фашизм, как и демократия – это власть большинства, но, в отличие от либеральной демократии, фашизм мнение меньшинства демонстративно игнорирует. Меньшинство либо подвергается изощрённому остракизму, либо попросту уничтожается всеми доступными государству способами.

Иными словами, с точки зрения фашизма, фашистское государство – это тоталитарное государство, существующее исключительно в интересах большинства, являющееся ве́рхом развития государственной̆ системы. Этакое «супергосударство».

Государство может быть авторитарным, тоталитарным, в обществе может насаждаться культовое сознание, но если государство существует в основном для защиты интересов малочисленной элитарной группы (родовой знати, землевладельцев, духовенства и пр.) и обращается за поддержкой не к народным массам, а к военной или политической аристократии, то оно не может называться фашистским.

Если, к примеру, в Римской Империи могло бы возникнуть фашистское государство, оно вероятно, должно было именоваться «Римским государством рабов и земледельцев» (только в одной Италии в эпоху ранней Римской Империи было около 2 миллионов рабов и 4 миллиона свободных земледельцев).

Ещё одним характе́рным признаком фашизма является отрицание существенного значения социального неравенства. «Богатый или бедный, знатный или простолюдин, не забудь, что ты прежде всего испанец!» – говорил Франсиско Франко.

Идея преобладающего значения принадлежности к привилегированной численно доминирующей группе (расы, нации, религиозной общине и пр.) являясь мобилизующей и объединяющей людей в рамках этой группы, служит ещё фундаментом для создания фашистских культов, таких как, например, культы исключительности, ненависти и войны.

По мнению фашистов, значительно бо́льшую угрозу для общества и государства, чем социальное неравенство и порождаемый этим неравенством риск социальных потрясений, несут мнимые опасности, происходящие от злой воли внутренних и внешних врагов.

В результате отрицания определяющей роли социального неравенства в политической и общественной жизни, у фашистов возникает идея консолидации общества вокруг фашистского движения исключительно на основе фашистской доктрины, с нивелированием при этом настоящих существенных различий – социальных и классовых. Это консолидация общества вокруг фашистской партии при помощи социального партнёрства внутри привилегированной доминирующей группы граждан.

Фундамент фашистской консолидации общества составляют идеология и социальные механизмы, в виде нерыночного «справедливого» распределения материальных благ, поощрения государством социально значимой деятельности и прочего.

В фундамент фашистского мифа о равенстве членов численно доминирующей привилегированной группы закладывается постулат о том, что принадлежность к группе важнее, чем социальное положение человека, определяемое через триаду «богатство, авторитет и власть».

Реальное социальное партнёрство возможно лишь на основе взаимного компромисса, по тривиальной причине – это всегда результат соглашения между разными социальными классами, между разными социальными слоями. Оно возможно лишь на добровольной основе, а не как результат жёсткого государственного регулирования и применения мер принуждения, практикуемых фашистами. Такое соглашение может состояться только при условии, что все его участники понимают противоположность интересов сторон и необходимость идти на уступки. Государство может лишь гарантировать выполнение заключённых соглашений.

В демократическом обществе государство – арбитр в споре между различными социальными группами, в фашистском – полицейский и палач в одном лице, причем который сам же и устанавливает законы и правила для всех.

Перераспределение, на самом деле, всегда уменьшает неравенство в гораздо меньшей степени, чем наносит вред эффективности. Это касается в первую очередь экономики и социальной сферы. Уменьшаются стимулы искать работу, повышать образование, квалификацию, исчезает заинтересованность вкладывать свои деньги в быстроразвивающиеся отрасли и прогрессивные технологии. Любые масштабные программы перераспределения неизбежно ведут к уменьшению совокупного национального продукта, к серьёзным проблемам в экономике.

Масштабное перераспределение материальных благ административными методами разрушительно не только для экономики. Оно ведёт к неизбежной деградации общественных институтов и политической системы. Запускается процесс саморазрушения и спасти государство от распада может лишь отказ от фашистской модели управления, введением конкуренции в социальной, экономической и политической сферах, хоть в каком-то виде и на какое-то время.

По моему скромному мнению, государство должно гарантировать определённый минимальный уровень материального обеспечения, путём перераспределения доходов, лишь для очень ограниченной категории – детей, инвалидов и престарелых, то есть тем лицам, которые не в состоянии самостоятельно трудиться.

Например, в демократическом государстве, при удорожании квалифицированного труда младшего медицинского персонала, чтобы удержать медицинскую сестру на работе, капиталисту необходимо увеличить размер её заработной платы или дополнительно предоставить какие-либо социальные льготы. В фашистском государстве, вместо увеличения заработной платы, считается достаточным наградить медсестру оловянной медалью «За милосердие» или латунным орденом с эмалью «За заслуги перед Отечеством».

На самом деле, фашисты не могут изменить природу вещей, они не в состоянии отменить экономические законы, законы развития общества. В итоге, когда пройдёт одурманивающий сознание эффект от пропаганды, удержать в повиновении медицинскую сестру с оловянной медалью может только страх перед репрессивным аппаратом.

В фашистском государстве необходимость в применении террора в отношении недовольных граждан возрастает со временем, в том числе при существенном изменении экономических условий или в связи с неизбежной девальвацией фашистской идеологии, которая влечёт значительное снижение эффективности пропаганды.

Девальвация идеологии происходит, в том числе и по причине неизбежно нарастающего со временем социального расслоения в обществе, между фашистскими партийными функционерами, работниками государственного аппарата и остальными гражданами.

Народная диктатура, о которой говорят фашисты на деле оборачивается диктатурой фашистской партии и ее вождя, всесилием госаппарата и репрессивных органов.

Небольшая (часто демонстративно мизерная) заработная плата государственного или партийного чиновника с лихвой компенсируется доступом к материальным ресурсам. На ум приходит хрестоматийные примеры «скромных» советских функционеров. Такой партийный или государственный деятель не имел даже собственного жилья, годами носил скромный френч и старые сапоги, что не мешало ему «временно» арендовать шикарный дворец за чисто символическую плату, пользоваться служебным автомобилем, быть, вместе со всеми членами своей семьи, на полном государственном социальном обеспечении.

Таким образом, в реальном фашистском государстве социальное неравенство всегда остаётся и даже усугубляется со временем, по мере ухудшения ситуации в регулируемой государством мобилизационной экономике.

В условиях существования партийных привилегий и ограничений на карьерный рост, в особенности на увеличение доходов, не работают естественные механизмы социальной мобильности. Для карьеры в любой области нужны уже не талант и трудолюбие, а лояльность к фашистской партии, а ещё лучше членство в этой партии и активное участие в организуемых ей мероприятиях.

Из отрицания непреодолимости классовых и социальных противоречий рождается идея фашистского социального государства.

Пропагандируемое, планируемое или создаваемое фашистами тоталитарное социальное государство всегда сравнивается с неким абстрактным государством социальной справедливости, которое непременно должно возникнуть в далёком будущем. При этом фашисты не утруждают себя объяснением причин, по которым в этом идеальном государстве должны исчезнуть принципиально неустранимые социальные противоречия.

Популистская идея построения социального государства всегда входит в теоретический базис любого фашизма. Она присутствует, в том или ином виде, абсолютно во всех известных автору фашистских идеологиях и всегда активно используется в фашистской пропаганде.

В основу фашистской идеологии могут быть положены антикапиталистические идеи, какая-либо форма светского или религиозного социализма.

Тем не менее в реальном фашистском государстве присвоение доходов от общественного труда всегда происходит чисто капиталистическим способом, в пользу эксплуататорского класса – партийной и государственной бюрократии (штрассеризм, большевизм, национал-большевизм и прочие разновидности левого фашизма), промышленного или финансового капитала (правый и консервативный фашизм и прочие виды фашизма), духовенства и чиновничества (исламофашизм, христианский фашизм и иные виды клерикального фашизма), крупных землевладельцев (аграрный фашизм, бауэровский фашизм), аристократии (некоторые разновидности монархического, правого, бауэровского, религиозного и прочих видов фашизма).

Понимая, что весь антикапитализм в реальности останется в виде деклараций в политической программе и в форме пропагандистских обещаний будущего справедливого общества, в котором якобы будет отсутствовать эксплуатация труда, фашисты придают капиталистическим отношениям вид различных форм солидарности наёмных работников с капиталистами, единства народа и фашистской партии.

Банальная экономическая эксплуатация населения выдаётся фашистскими идеологами за служение отечеству, за почётное право быть полезным народу, государству, партии и фашистскому вождю.

Несмотря на то, что все, без исключения, исторически существовавшие фашистские доктрины включали в себя идею построения «справедливого социального государства» (на национальной, религиозной и прочей основе), ни одно фашистское государство не смогло решить социальные проблемы на достаточно продолжительный период.

Отрицанием неустранимости социального неравенства фашисты не ограничиваются. С таким же безоговорочным отрицанием фашистские идеологи и пропагандисты относятся к любым различиям между людьми.

Приуменьшение значения естественных различий людей (сословных, культурных и пр.), входящих в состав численно доминирующей привилегированной группы, объединённых в рамках фашисткой идеологии лишь неким признаком декларируемой фашистами привилегированности (национальностью, религией и пр.), не решает проблем, а только создаёт новые.

Некоторые итальянские публицисты и историки в XX веке настойчиво искали фашизм в истории государств, существовавших за сотни лет до рождения Муссолини. Они пытались доказать, что итальянский фашизм есть не что иное, как «возрождённый дух Римской Империи». Эти писатели и специалисты по итальянской истории пытались доказать, что фашизм существовал ещё две тысячи лет назад. С этим можно было согласиться, если бы в Римской Империи были газеты, радио и телевидение, существовала государственная пропаганда, использующая научные методы промывания мозгов, идеология социального партнёрства в рамках численно доминирующей привилегированной группы, сознательное преуменьшение сословных, социальных и иных различий и прочее, прочее…

До недавнего времени не существовало эффективных способов транслировать идеи большому количеству людей, сопоставимому с населением целой страны. По-настоящему массовой периодическая печать стала лишь в конце девятнадцатого века.

Газетный магнат, считающийся отцом жёлтой прессы, Уильям Хёрст говорил своим редакторам: «Моя газета должна быть написана и напечатана так, чтобы её могли и хотели читать полуграмотные эмигранты, невежды, жители городского дна, подростки, то есть буквально все».

Примерно в это же время возникло понимание того, что движения масс и больших социальных групп, полностью подчинены довольно простым социально-психологическим принципам, в основе которых инстинкты и рефлексы большой части живущих на планете людей, поведение которых в основном иррационально.

Лишь во время Первой мировой войны появились современные методы массовой государственной пропаганды, проводимой с применением современных научно обоснованных психологических приемов.

Незадолго до войны появились новые технические средства – радио и кинематограф, позволившие с максимальной эффективностью, по сравнению, к примеру, с газетами и журналами, донести идеи до народных масс.

В наше время средства массовой коммуникации обладают почти неограниченными возможностями воздействовать на общественное сознание, побуждая массы к тем, или иным действиям.

К радио, кино и газетам добавились телевидение, а совсем недавно ещё и совершенно новый вид электронных коммуникаций в виде публичных компьютерных сетей.

В своём последнем слове на Нюрнбергском процессе рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер очень точно определил значение научно-технического прогресса в области коммуникаций для захвата и удержания нацистами власти в Германии: «Диктатура Гитлера была первой диктатурой индустриального государства в век современной технологии, диктатурой, которая довела до совершенства технологический инструментарий, чтобы повелевать собственным народом». В той же своей заключительной речи он сделал акцент на огромной эффективности манипулирования массовым сознанием через средства массовой информации: «С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у восьмидесяти миллионов людей было отнято самостоятельное мышление».

Позволю себе повториться – фашизм возник в XX веке в результате повышения восприимчивости народных масс и к идеям. Эта восприимчивость была следствием стремительного развития средств массовых коммуникаций.

Фашизм является прямым порождением научно-технического прогресса и социальной эволюции общества, которая завершилась только в начале XX века. Если бы ранее в каком-либо государстве народные массы играли существенную политическую роль и существовали эффективные методы управления массами, то возникновение фашизма действительно было бы возможно.

С древних времён, вплоть до нового времени, фактически до Великой французской революции, можно было быть частью политической системы государства и не обращать внимания на настроения вне этой системы.

В прежние времена, властной верхушке или авторитарному правителю не нужно было каким-либо образом воздействовать на массы для получения их добровольного согласия, по причине того, что эти народные массы не играли существенной роли в политике, а требование подчинения всегда подкреплялось реальной силой. Не было необходимости убеждать крестьян и ремесленников в чём-либо. Правителю и политической элите достаточно было влиять на сознание активной части аристократии, которая непосредственно была вовлечена в политику. Остальное население пахало землю, собирало урожай, платило налоги и на политические процессы никак не влияло.

В античности, в период расцвета древней европейской демократии, общее количество имеющих право голоса граждан никогда не достигало более чем 15 процентов населения (максимальное количество обладающих правом голоса в Афинах после реформ Клисфена). Доля политической элиты (аристократии) в Афинах всего однажды достигла максимального размера в 0,3 процента, от общей численности населения.

Афинская демократия, при которой самое большое количество людей было вовлечено в политику в античные времена, предоставляла право голоса только гражданам. В число голосующих граждан не входили рабы, иностранцы, женщины, воины-наёмники, земледельцы из провинции, торговцы, нищие и прочие категории жителей полиса, которые в совокупности составляли подавляющее большинство городского населения Афин.

Если брать в расчёт другие исторические примеры, то можно заметить, что в государствах эпохи античности элита редко превышала по численности более 0,1 процента от общего количества населения. Во времена Римской Империи количество политически активного населения никогда не превышало 0,5 процента.

Достоверно неизвестна ни численность населения, ни количество аристократии в Тёмные века, но с уверенностью можно утверждать, что численность населения и процент аристократии не могли быть выше, чем предшествовавший римский имперский период или в более поздние времена (позднее Средневековье, эпоху Возрождения, Новое и Новейшее время).

В Раннем Средневековье в политической жизни Европы в разное время участвовали от 0,01 до 0,4 процента населения. В эпоху Высокого Средневековья, в XI—XIV веках количество людей, участвовавших в принятии политических решений практически не изменилось.

В Позднем Средневековье доля политически активных жителей Европы значительно увеличилась, но всё равно оставалась на низком уровне. К примеру, в Англии XIV века население составляло чуть больше 6 миллионов человек. Из них около 1 тыс. рыцарей, состоятельных лиц, не имевших рыцарского звания, насчитывалось около 4 тыс., около 8 тыс. эсквайров, а самая значительная по количеству категория нетитулованных сельских джентльменов – около 10 тысяч человек. Таким образом, лиц, которые не относились к земледельцам и городской черни было всего 2,3 процента от общего населения. В действительности в делах государства участвовали лишь около 4 тысяч человек, что составляло всего 0,06 процента от числа подданных английского монарха. На Руси в это же самое время количество вотчинников было примерно около 3 тысяч.

Порядок цифр примерно одинаков во всех странах, за исключением Франции, где количество всех латников (латниками назывались все аристократы, включая королей, принцев, герцогов, графов, виконтов, баронов, и пр.) было около 50 тыс. человек. Это число включало также безземельных, имеющих в качестве имущества только титул и отцовский меч с доспехами. Население же Франции в то время было примерно 15 миллионов человек. Таким образом, политически активным могло быть не более 0,03 процента от общего количества жителей страны. В реальности влиять на политику могла лишь крайне незначительная часть латников. Пропорции политически активных сословий и простолюдинов не сильно менялись в Европе на протяжении пяти столетий (XIV – XVIII веков).

В конце восемнадцатого века, для удержания власти в ра́звитых европейских государствах, правителям и политической элите уже приходилось в редких критических случаях учитывать настроения толпы.

Европейские революции конца XVIII – начала XIX веков связаны с увеличением влияния третьего сословия на общественную жизнь и общественное мнение. Буржуазия, как наиболее активная часть третьего сословия, получив влияние, потребовала себе и политические права. Но сама по себе буржуазия неспособна была отвоевать себе эти права.

Без возможности вовлечения народных масс в политические процессы невозможна была бы Великая Французская революция 1789 – 1799 годов. Именно подъём революционных настроений французского народа и его желание участвовать в политике привели к великим потрясениям по всей остальной Европе.

Мог бы возникнуть фашизм во Франции в конце XVIII века? Нет, не мог. В то время отсутствовали эффективные инструменты массового воздействия на сознание народных масс, отсутствовали идеи, объединяющие весь французский народ, которые могли бы быть положены в основу фашистской идеологии.

Движение масс во Франции во время Великой Революции было спонтанным и неуправляемым, спровоцированным экономическим и политическим кризисами. Фашизм же родился только тогда, когда появилась реальная возможность непосредственно и эффективно воздействовать на народные массы, направляя их строго в определённом направлении, планируя их поведение, когда стало возможным точно прогнозировать политические результаты действий управляемой толпы.

Ещё один пример: в начале XIX века в России крестьяне составляли 90 процентов населения, городские сословия около 4 процентов, духовенство 2 процента и 4 процента дворянство. Из этих сословий лишь небольшая часть дворянства и только самая верхушка духовенства (не более ста человек) имела влияние на политическую жизнь в Российской Империи.

Небольшая часть подданных русского самодержца, участвовавшая в политической жизни, которую в XX веке историки станут называть термином «политическая элита империи» составляла всего около 0,5 процента от общей численности населения России. Крупные купцы, промышленники и банкиры станут влиятельными политическими фигурами только в самом конце XIX и начале XX веков, после начала русской промышленной революции. Народные массы до последнего десятилетия XIX века не участвовали в каких-либо значимых политических процессах. Именно поэтому какие-либо революционные изменения или вынужденные реформы, вызванные непосредственно масштабными управляемыми действиями народных масс, в России начала и середины XIX века считались невозможными.

Ситуация сильно изменилась в последнее десятилетие XIX века и в начале XX века. Русская революция 1905 – 1907 годов хотя и была, по сути, всё ещё стихийным бунтом, но её последствиями уже смогли воспользовались некоторые политические силы для реформирования общества и ограничения монархии.

Народные настроения и стихийные волнения часто использовались политиками для достижения своих целей, но ранее никогда, вплоть до февральских событий 1917 года в России, народный бунт не создавался полностью искусственно и не использовался целенаправленно, не в качестве огромного молота, разрушающего всё вокруг, а как острый меч, точно разящий намеченные цели. Толпу на протяжении тысячелетий всегда подвигало на мятеж недовольство, но только не идеи.

В декабре 1916 года Ленин говорил о том, что революция в России произойдёт не при его жизни, по причине того, что считал недостаточным количество промышленных рабочих в России, сетовал на их политическую неграмотность. Крестьянство, составлявшее основу социального устройства России, по сути, самый многочисленный класс, Ленин даже не рассматривал в качестве реальной движущей политической силы. Через 10 месяцев после этого своего заявления Ленин стал руководителем государства, неожиданно для самого себя. Большевики захватили власть, удачно воспользовавшись ситуацией во время жесточайшего экономического и политического кризиса февраля – октября 1917 года, который невозможно было спрогнозировать и рассчитать его последствия.

Впоследствии, большевики семьдесят четыре года объясняли победу пролетарской революции в непролетарской, по большей части крестьянской монархической и православной стране – своей успешной многолетней агитационной и организационной работой среди немногочисленного российского рабочего класса. Что было откровенной ложью.

Даже советские историки, завышая в своих оценках в 1,5—2 раза количество пролетариев и «полупролетариев» указывали, что подавляющее большинство наёмных работников были политически инертны. Исследователи из различных советских научно-исследовательских исторических организаций указывали, что ленинским «костяком» рабочего класса в 1917 году считались лишь отдельные категории рабочих.

Наиболее активными были работники металлургических заводов, они обладали самым высоким уровнем революционной̆ сознательности. Далее по степени «революционной сознательности» следовали: железнодорожники, печатники, горнорабочие. При этом текстильщики, работники различных средних и малых мануфактур, выпускающих товары повседневного спроса, рабочие кирпичных, черепичных, сахароваренных фабрик, маслобоен, винокурен, бумажных и фаянсофарфорных производств, а также многих других средних и малых предприятий, составлявшие подавляющее большинство российского пролетариата, были наименее подвержены политической пропаганде эсеров, социал-демократов и большевиков.

Таким образом, во-первых, российский пролетариат, в целом, по сравнению с другими категориями был гораздо меньше количественно. Во-вторых, в составе пролетариата только небольшая часть составляла, так называемый, ленинский «костяк». И наконец, в этом «костяке» лишь небольшая часть была политически активной.

Заявление об ожидаемости и закономерности победы российских рабочих, под руководством РСДРП (б), в октябре 1917 года, в сословной православной монархической России, выглядит крайне неубедительно. Неубедительно даже несмотря на различные псевдонаучные «обоснования» теоретиками троцкизма-ленинизма-сталинизма, причисляющих себя при этом (что уже само по себе удивительно) к марксистам, сторонникам диалектической логики и научного метода.

Не всегда масштабные исторические процессы имеют какой-то результат. Бунт «выдыхается», кризис рассасывается, пришедшие в движение массы успокаиваются и люди возвращаются к своим повседневным делам. Бывает случаются непредсказуемые события весьма незначительного масштаба, но которые из-за кумулятивного эффекта и взаимодействия с другими такими же происшествиями имеют очень серьёзные исторические последствия. Почти всегда находятся те, кто эти случайные события пытаются объяснить задним числом, подвести под них теоретическую базу, как будто они были ожидаемы.

Только после того, как получили власть, большевики стали учиться управлять массами. Сначала неумело, потом поднаторев в пропаганде и освоив азы революционного террора, дело пошло в нужном для них направлении. Успех большевиков показал всему миру не столько лёгкость захвата власти в неуправляемой стране, сколько возможность её удержания и управления государством с помощью террора и психологических манипуляций народными массами.

Ленинская партия подтвердила истинность тезисов Лебона, который теоретически обосновал скорое наступление «эры масс», когда власть переходит к манипуляторам, из-за низкого интеллектуального и культурного уровня большинства населения, поведением которого управляют бессознательные инстинкты, а не разум. Если человек оказывается в толпе, одурманенной пропагандой, происходит резкое снижение уровня его интеллекта, самостоятельности, критичности, исчезает личность как таковая. Человек просто растворяется в толпе.

Несмотря на то, что отдельный человек является личностью, толпа – это не совокупность многих личностей, не их сумма, а нечто иное, единое и непохожее на простую сумму всех личных качеств людей, входящих в эту толпу. Как правило, толпа – всегда бездушное, бездумное и грозное оружие в руках умелого манипулятора.

Муссолини, вдохновлённый успехами русской революции (о чём сам неоднократно вспоминал), создал свою фашистскую партию, основываясь на тех же методах, что и большевики, часто копируя лозунги и методы партийной работы российских коммунистов. Он очень высоко ценил не только стройное наукообразное теоретическое обоснование большевистской идеологии, но и практический опыт большевиков по захвату и удержанию власти в России.

Итальянский фашизм с момента своего возникновения рекламировал себя как «истинно революционную силу», а фашистскую партию как «истинно социалистическую партию».

Муссолини воспользовался антикапиталистическими настроениями в итальянском обществе. Он без малейших сомнений использовал не только коммунистические лозунги и методы партийной работы в области пропаганды, но и создал свою иерархическую авторитарную партию буквально по образцу РКП (б).

Гитлер, реформируя NSDAP, в которую пришёл простым членом, в свою очередь, восхищаясь Муссолини, копируя стиль публикаций и выступлений дуче и его партийную организацию, а также часть внешней атрибутики, создал из национал-социалистической немецкой рабочей партии собственную – гитлеровскую партию.

Больше всего Гитлер восторгался воздействием на толпу упрощённых до примитивности лозунгов. Этот метод воздействия на толпу, Гитлер и Гёббельс переняли у итальянского диктатора, Муссолини же ещё раньше перенял этот приём у Ленина и Троцкого.

Особенный восторг у Гитлера вызвал успешный поход сторонников Муссолини на Рим, немецкий фюрер надеялся повторить нечто подобное, организовав поход на Берлин в начале ноября 1923 года. Захватив власть в Баварии, гитлеровцы были намерены организовать массовое народное шествие к столице, при котором толпа увеличивалась бы каждый день многократно. Они надеялись напугать этим народным маршем правительство Веймарской республики и вынудить его передать власть нацистам. Но вместо Берлина Гитлер и его сторонники, после неудавшегося мюнхенского мятежа попали в баварскую тюрьму. Сам Муссолини вспоминал, что на массовую акцию, приведшую его к власти в Италии, его вдохновил пример похода женщин на Версаль в самом начале Великой Французской революции, вынудивший короля Людовика XVI покинуть Версаль и переехать в Париж.

Сталин, в начале пути милитаризации и индустриализации страны, точно таким же образом копировал Муссолини и Гитлера, от организации работы партийных и государственных органов, до пропагандистских приёмов. Именно при Сталине, после начала стремительной фашизации страны, начавшейся в конце 1929 года, возникло понятие «единого советского народа», полностью оформились советские культы: исключительности советских граждан, ненависти к инакомыслящим, культы советского государства, силы, справедливой освободительной войны, Нового человека светлого коммунистического будущего, традиционализма (который получил наибольшее развитие в период Великой Отечественной войны), личности Сталина и других партийных вождей.

Европейские фашистские государства и Советский Союз взяли стремительный старт в экономике и социальной политике, вызывая восторг у огромной части сочувствующих им жителей всех пяти континентов. Именно благодаря наглядному примеру Италии, Германии и СССР, коммунистические и фашистские организации возникли практически во всех ра́звитых странах Европы, Азии, Северной и Южной Америках, а также в Австралии.

Сталин считал Муссолини самым великим итальянцем двадцатого века. Большинство европейских политиков называли Муссолини и Гитлера великими людьми своего времени.

Уинстон Черчилль, находясь в Риме в январе 1927 года, высказывался о Муссолини так: «Фашизм оказал услугу всему миру и если бы я был итальянцем, то уверен, что был бы вместе с ними. Муссолини новый Цезарь XX века и лучший законодатель среди ныне живущих».

Публично на весь мир дифирамбы Гитлеру и Муссолини пели самые известные люди первой половины XX века: Эдуар Даладье, Невилл Чемберлен, Дэвид Ллойд-Джордж, британский монарх Эдуард VIII, Франклин Делано Рузвельт, промышленник Генри Форд, родоначальник международного олимпийского движения барон Кубертен, кинорежиссёры и писатели (среди них, например, нобелевский лауреат Кнут Гамсун, британский драматург Бернард Шоу, писатели Пьер Рошель, Джузеппе Унгаретти, Габриэль д'Аннунцио, индийский поэт Рабиндранат Тагор), театральные актёры и промышленники, политики и журналисты (к примеру, практически весь состав первой редакции BBC).

Из речи от 23 июня 1943 года нобелевского лауреата по литературе норвежского писателя Кнута Гамсуна на Втором международном конгрессе литераторов и журналистов об Адольфе Гитлере: «Он, крестоносец и реформатор, желал создать новую эпоху и новую жизнь для всех стран, прочное международное единство на благо каждой страны. Вот чего он хотел. И труды его не пропали даром, народы и нации поддержали его, стали с ним плечом к плечу, народы и нации решили бороться вместе с ним и победить. Мы были тому свидетелями. Он держится, Адольф Гитлер, этот выдающийся человек, который потихоньку полегоньку поставил весь мир на ребро и теперь переворачивает его на другой бок! Он справится! С ним рядом его великий итальянский соратник, с ним главные континентальные державы Европы».

Огромное число художников, скульпторов, композиторов и музыкантов видели в появлении фашистов признак обновления, в них они разглядели грядущий новый прекрасный мир. Список действительно очень велик, от Сальвадора Дали до Артура Капмфа. Авиаторы вроде Чарльза Линдберга и известные путешественники, такие как Свен Гедин высказывали своё восхищение фашистами. Известные на весь мир учёные, врачи, адвокаты, историки, инженеры, архитекторы… Список только самых известных людей, от нобелевских лауреатов до мировых политических лидеров, мог бы включать несколько сотен имён.

Нобелевский комитет в категорической форме отказался рассматривать кандидатуру Чапека в качестве соискателя премии по литературе, по чисто политическим мотивам. Его роман «Война с саламандрами» сочли оскорбительным памфлетом на нацистов и нацистскую Германию. В те годы было немыслимо присудить Нобелевскую премию по литературе автору, критикующему фашизм, явлению признаваемому во всем мире самым прогрессивным и многообещающим.

Махатма Ганди удостоил Бенито Муссолини своим визитом в 1931 году. Ганди высоко оценил деятельность дуче, значение фашизма в повседневной жизни итальянцев и для будущего Италии. Позднее Ганди точно так же с восхищением отзывался и о Гитлере, называя его «человеком с самыми добрыми намерениями, который по мере своих сил старается выполнить миссию, возложенную на него самим Богом».

Северная Америка, Азия и Австралия были поражены вирусом фашизма. Чан Кайши говорил: «Фашизм – это то, что сегодня нужно Китаю».

Новые политики, появляющиеся в западноевропейских странах в первой половине XX века и называвшие себя фашистами, разительно отличались от традиционных чопорных европейских политиков старого образца. Это были молодые, уверенные в себе, циничные и смелые лидеры новых народных движений. Пока старые политические элиты Европы долго рассуждали и спорили, фашисты действовали быстро и нагло, они казались олицетворением молодости и силы.

Больше половины населения развитых демократических стран открыто симпатизировали итальянским фашистам и немецким национал-социалистам, до сентября 1939 года, пока не стало ясно к чему приводят в реальности попытки установить новый мировой порядок, чем на самом деле является эта новая молодая сила, поставившая на дыбы старушку Европу.

Газеты всего мира, до самого начала Второй мировой войны, захлёбывались в восторге, описывая перемены в Италии и Германии, произошедшие после установления там фашистских политических режимов. Те же самые газеты в сентябре 1939 года начнут называть Гитлера сыном Сатаны, а Муссолини клоуном.

В фашизме того времени видели не только будущее мира, но и новую силу, способную создать нового человека и новый, более справедливый мир.

Бывшие коммунисты, социалисты, правые и левые, вообще многие политически активные граждане массово переходили на сторону фашистов, мир с надеждой смотрел на фашистские движения, возникающие по всей планете, на всех обитаемых континентах.

Идеальная фашистская государственная машина, по мнению теоретиков фашизма, должна была окончательно решить основные мировые проблемы тех лет: обеспечить безопасность и стабильность, эффективность государственных институтов путём их стандартизации, унификации и жёсткому подчинению интересам народов, а также обеспечить успешность проведения экономических и политических реформ путём жёсткого государственного контроля за всеми областями политической, экономической, общественной жизни и даже личной жизни граждан.

Европейский фашизм сформулировал необходимость осознания массами возможности самостоятельно и самоотверженно служить идеальному тоталитарному государству, которое виделось фашистам как политический орган служения народу, изначально созданный от имени и в интересах этого народа. Это находило отклик не только среди рабочих, крестьян, бедноты или буржуазии 1920-х и 1930-х годов, но и у некоторых представителей образованной части населения планеты, у интеллигенции, деятелей искусства, потомственной аристократии.

Абсолютно все фашистские режимы в Европе в XX веке стремились создать жёсткую, чётко структурированную государственную унитарную систему. Такая система была принципиально невозможна без тоталитаризма. Тоталитаризм преподносился фашистами как необходимое условие социальной гармонии и экономического благополучия.

Таким образом, во все времена фашизм любого типа всегда стремится построить тоталитарное государство. Это основная цель фашизма. Иногда удается достичь цели, иногда нет. Фашизм определяется не по фактическому наличию тоталитарного политического режима в стране, а в стремление к нему власти или политической организации (фашистской партии движения и пр.), правящей или оппозиционной.

Прежде всего, необходимым условием для отнесения политического движения к фашистскому является наличие тоталитарной идеологии, в основу которой, помимо прочего, включен принцип безальтернативности тоталитаризма – единственно возможного, по мнению фашистов, отношения государства к своим гражданам, при котором власть обладает полным контролем граждан, включая их политическую, общественную и личную жизнь.

Идеальное фашистское тоталитарное государство всегда унитарно, оно едино и неделимо. Власть в этом государстве не может быть распределена между отдельными независимыми друг от друга составляющими вроде судебной, законодательной и исполнительной.

Не может быть никакой речи о передаче даже малой части власти представительным и исполнительным органам на отдельных территориях (районах, графствах, губерниях, штатах и пр.), образование которых обусловлено историческими, географическими, национальными, этническими, экономическими и иными факторами.

Даже в случаях сохранения формального административно-территориального деления территории страны, фашисты превращают местные органы власти в полностью зависимые и вертикально подчинённые территориальные подразделения фашистской партии и центрального государственного аппарата тоталитарного фашистского государства.

В тоталитарном фашистском государстве не может быть отдельных независимых политических и общественных институтов, общественных объединений. В таком государстве полностью отсутствует внутриполитическая жизнь вне фашистской партии и созданных ей организаций, свободное от государства экономическое развитие и любая общественная жизнь, не подчинённая интересам государства, не одобренная государством. В тоталитарном государстве немыслима любая конкуренция как политическая или экономическая, так и общественная.

Обещанное фашистами устранение неразрешимых до этого политических, экономических и социальных конфликтов привлекало в 1919—1939 годах политиков, учёных, писателей и журналистов, расхваливавших наступающую на мир коричневую чуму, стоившую человечеству миллионы загубленных жизней.

Двадцатилетие победного шествия фашизма по планете, называемое историками «золотой эпохой фашизма», было временем восторгов, ожидания чуда, которое спасет цивилизованный мир от ужасов большевизма. Точно так же, как всего несколько десятков лет назад мировая интеллигенция была увлечена коммунистическими идеями, с 1919 года она стала бредить идеями фашизма.

Только в 1946 году, после оглашения приговора Нюрнбергского военного трибунала, процессы романтизации масштабных социально-политических преобразований, происходивших в фашистских странах, распространявшиеся как пожар среди интеллигенции и политических элит мира фашистские идеологии, обретут своё точное, но мрачное определение в известном афоризме – «За красным рассветом над Европой, последовал коричневый закат».

Во всех существовавших в первой половине XX века фашистских идеологиях главной общественной идеей было самопожертвование и служение отечеству, беспрекословное подчинение отдельного человека воле большинства (фактически воле фашистской партии, которая отождествляла себя с народом).

Фашизм настаивал на отказе человека от собственной индивидуальности, на принятие ценностей народной массы.

Коренная модернизация мира, в особенности его политическая карта и экономическое устройство, без повсеместной победы фашизма, в 1922—1939 годах представлялась европейским, американским, азиатским, австралийским и африканским «прогрессивным» политикам нереализуемой.

Единственным внеконфессиональным, наднациональным, общим для всех видов фашизма прошлого, настоящего и будущего, подлинным врагом является либерализм, с его стремлением к неограниченной свободе и индивидуализму.

В 1920—30 годы само слово «либерал» стало ругательным в большинстве европейских стран. «Либеральная гадина» – любимое ругательство нацистов, наравне с «жидомасон» и «жидобольшевик».

В либерализме фашисты видели прежде всего эгоизм, подтачивающий народное единство, разрушающий государственный механизм и мешающий «правильным» отношениям в обществе.

Не ограниченный государством либеральный капитализм, основанный на экономической и личной свободе, с его несправедливым распределением благ, объявлялся злом, мешающим наступлению социального равенства. Конкуренция и естественное желание личного финансового благополучия, выставлялась как обогащение за счёт других, разрушающие моральные устои общества.

По мнению фашистов, капиталистические свободные конкурентные экономические отношения либо, вообще, следует устранить, установив государственную монополию (государственный капитализм), или в крайнем случае, поставить их под жёсткий государственный контроль, для чего необходимо контролировать любую экономическую деятельность. Отсюда во всех фашистских доктринах, в том или ином виде, присутствует антикапитализм и антилиберализм.

Либералы выступают за максимально возможную государственную защиту свободной конкуренции. Они озабочены защитой мелкого и среднего бизнеса от экономического давления монополистов, защитой потребителей товаров и услуг от необоснованного повышения и удержания высоких цен монопольными производителями.

Экономическая свобода делает граждан менее зависимыми от государства и неизбежно порождает в народных массах требования личных свобод, что расходится с целями фашистов и мешает построению тоталитарного государства.

Политический плюрализм либерального капитализма порождает политическую конкуренцию. В условиях такой конкуренции, граждане могут выбирать себе представителей и защитников их интересов из большого числа борющихся за их внимание политических организаций и независимых политиков.

Получая контроль над рынками, правящая политическая группировка получает, ни с чем не сравнимую, абсолютную власть над обществом. Никакие другие, включая политические, полицейские, государственно-административные меры не дадут в результате такой власти. Фашисты заинтересованы в максимальной монополизации экономики. Невозможно эффективно контролировать тысячи, десятки или сотни тысяч мелких производителей в условиях свободного рынка.

Они понимают, что монополистов проще контролировать. По их логике, крупные предприятия за счёт оптимизации производства могут значительно снизить производственные издержки и, следовательно, снижать конечные розничные цены на свои товары и услуги. На деле же монополия всегда оборачивается необоснованным ростом цен, значительно опережающем увеличение производственных издержек. В этом напрямую заинтересованы фашисты, с увеличением цен увеличивается часть прибавочной стоимости, которую присваивают фашисты в виде налогов или прямых отчислений в партийную кассу, коррупционной «дани», взимаемой контролирующими экономику внутрипартийными группами или отдельными партийными функционерами с крупных промышленных и финансовых монополий.

Другой способ получить непосредственный доступ к деньгам и производственным мощностям – национализация наиболее прибыльных и наиболее значимых отраслей или создание государственных монополий. Без кубиков Рубика и кружевных занавесок население может прожить, а без электричества и продуктов питания – нет.

Одураченные фашистской пропагандой граждане, поддерживая революционные лозунги против капитализма и либерализма, по сути, выступают за монополизм, часто даже не понимая этого.

Народные массы, находясь под гипнотическим действием фашистской пропаганды, не осознают, что прямое государственное управление экономикой всегда в итоге приводит к монополизму, который характеризуется наиболее серьёзным социальным расслоением общества, ещё более сильной эксплуатацией трудящихся, в отличие от классического капитализма, с присущей ему конкуренцией, решению трудовых споров посредством соглашений с профсоюзами и правового регулирования.

Монополизм непременно ведёт к милитаризму и хищническому разграблению национальных богатств, к ущемлению не только экономической свободы граждан, но также иных гражданских прав и свобод.

Монополисты заинтересованы в фашистах, так как их целью является максимально возможное увеличение своей прибыли путём устранения экономической конкуренции, уменьшения или вообще исключения роли профсоюзов в трудовых отношениях, а также в устранении государственными административно-полицейскими методами стихийных трудовых и социальных конфликтов.

Мобилизованное средствами пропаганды население не только не пытается отстаивать свои трудовые, экономические, политические права, но и добровольно идёт на любые жертвы, встречая ухудшение своего положения как должное, часто расценивая это как личный героизм во благо государства и народа.

Если вычесть из конкретного фашизма, существовавшего когда-либо в истории, все его специфические составляющие, в остатке мы увидим фашизм в чистом виде. Именно это общее «ядро» в идеологии, внутренней и внешней политике видели современники в фашистских режимах первой половины XX века. Именно эти свойства и вызывали восторг по всему миру.

Находя в своих движениях эти же основные свойства, фашисты считали, что все они имеют нечто общее. Этим объединяющим всех фашистов признаком являются базовые принципы в идеологиях, экономических и социальных программах совершенно различных на первый взгляд политических движений. При этом совершенно неважно, что все эти разные формы фашизма имели какие-то свои специфические черты.

Тем более неважно, что после 1946 года оставшиеся незатронутыми войной и последовавшими после её окончания политическими процессами денацификации и дефашизации, не участвовавшие в мировой войне фашистские государства, такие как фалангистская Испания, португальское клерикально-корпоративное «Новое государство», Аргентинский режим Перона и им подобные, демонстративно отмежевались от скомпрометировавших себя немецкого нацизма и итальянского фашизма.

Несмотря на их идеологическое разнообразие, эти режимы не перестали быть фашистскими после разгрома Третьего Рейха, фашистской Италии и милитаристской Японии. Большинство этих фашистских режимов существовали ещё долгие годы и десятилетия после разгрома стран Оси, оглашения приговоров на Нюрнбергском международном трибунале и Токийском процессе. В Нюрнберге были осуждены отдельные лица и организации, но не был осуждён сам фашизм, его человеконенавистнические принципы.

То, что в начале века понимали большинство образованных людей на земле под термином «фашизм», по прошествии десятилетий нам, живущим в конце XX века уже не кажется таким определённым, в отличие от наших предшественников, живших всего каких-то 50—70 лет назад.

Идеальное вечное тоталитарное фашистское государство видится теоретикам как не требующая постоянного интенсивного развития законченная система, где за каждой ее составляющей закреплена строго определенная функция.

В такой системе нет места новому, спонтанному, не укладывающемуся в рамки, установленные архитекторами системы. Функционирование всех подсистем строго регламентировано и направлено на достижение великой цели. Для изменения такой системы каждый раз требуется изменение правил, пересмотр концепции фашистского государства.

Именно по этой причине, меняя политический курс, фашистам приходится менять идеологию, это одно из слабых мест фашизма. Лишь те фашистские режимы, которые способны серьёзным образом меняться сами, менять свою идеологию, способны выжить и существовать десятилетиями. Те режимы, которые меняться не способны – нежизнеспособны в долгой исторической перспективе.

Фашизм представляет собой исторически новую форму господства правящего класса, отличную от старых форм автократии, для него важной становится идеология определенного типа, с утопическими целями построения идеального государства, с помощью которой фашисты пытаются мобилизовать массы.

Фашизм можно охарактеризовать, как политические учения, политические движения и организации, государства и их объединения, способы государственного управления, которые характеризуются наличием следующих обязательных признаков:

1. Провозглашение перманентной борьбы за выживание единственной целью существования человека, общества и государства.

2. Провозглашение в качестве привилегированной какой-либо группы людей, численно доминирующей на определённой территории (прим.– далее в тексте «привилегированная группа»).

3. Историческое, антропологическое, теологическое или любое другое, в том числе псевдонаучное обоснование исключительности привилегированной группы.

4. Экстремальный антилиберализм и этатизм. Стремление создать тоталитарное государство в интересах конкретной привилегированной группы. Этой привилегированной группой может быть всё население страны, за исключением некоторых малочисленных категорий, объявленных врагами.

5. Насаждение в обществе культового сознания, поддерживающего идеи социального дарвинизма, мифы об исключительности привилегированной группы, принципы примата государственных интересов перед личными.

6. Создание единой системы взглядов на государство и общество, на нравственность и мораль, на социальные, экономические и любые другие отношения между людьми – универсальной фашистской тоталитарной идеологии. Цель такой идеологии – стандартизация массового сознания, моделей поведения и общественных реакций, манипулирование общественным сознанием с целью мобилизации членов привилегированной группы, для захвата и последующего удержания манипуляторами власти. Манипулирование общественным сознанием может сочетаться с завуалированным или открытым контролем над жизнью граждан.

7. Отрицание серьёзного значения и принципиальной неустранимости социального неравенства, естественно возникающего из-за различий между людьми.

8. Отрицание или значительное принижение значимости для общественных и экономических отношений, иных различий людей (культурных традиций, образования, профессии и прочего), кроме самого факта принадлежности к численно доминирующей привилегированной группе. Единственным действительно значимым отличием людей провозглашается принадлежность к привилегированной группе.

9.Заявления о возможности решения любых политических, экономических, социальных и любых других проблем административными методами и вытекающие из этого: откровенная политическая и социальная демагогия, административные способы управления экономикой.

10.Создание массового общественно-политического движения (фашистского движения), декларируемое предназначение которого являются защита интересов привилегированной группы, общественная поддержка и прямое содействие получению конкретной фашистской политической организацией властных полномочий с целью защиты интересов этой же привилегированной группы. Истинная цель создания такого массового движения – захват и последующее удержание власти фашистской политической организацией.

11.Создание политической организации с иерархической структурой (фашистской организации, политической партии) декларируемое предназначение которой является получение властных полномочий с целью защиты интересов привилегированной группы. Истинная цель создания такой политической организации – исключительно захват и последующее удержание власти.

12.Использование массового фашистского политического движения для получения тотального контроля над всеми проявлениями экономической, общественной и политической жизни, а также над личной жизнью людей. Максимально возможное, для конкретных сложившихся политических и экономических условий, подчинение фашистской организации и (или) фашистскому массовому политическому движению государственных органов и общественных институтов.

13.Использование в политической борьбе за власть, а также в государственном управлении методов манипулирования массовым сознанием с помощью пропаганды, построенной на политических, псевдорелигиозных или религиозных культах, как одновременно с методами физического или психологического принуждения, так и без принуждения. Идеология, методы и цели пропаганды могут меняться со временем, с целью сохранения их эффективности в изменившихся условиях.

14.Антикапитализм в идеологии в явной (отрицание необходимости свободы конкуренции) или скрытой форме (требования ограничений свободы конкуренции в интересах государства, создания новых или укрупнение сложившихся финансовых и промышленных монополий, создания государственных монополий). Признание государственно-монополистических методов регулирования экономики в качестве единственно приемлемых, с точки зрения социальной справедливости. Как результат – максимально возможная, в конкретных сложившихся условиях, монополизация экономики через методы принуждения экономического и неэкономического характера.

15.Антилиберализм в идеологии всегда в явной форме. Приписывание либерализму не свойственных ему признаков или значительное преувеличение имеющихся у него недостатков – принижении роли государства, стремлению к декоративности и декларативности демократии, ведущей к всевластию и безнаказанности имущих классов. Утверждения о том, что в основе либерализма лежат исключительно эгоцентризм, эгоизм и алчность, которые подрывают основы государства и общества, наносят ущерб социальной справедливости. Установление в качестве базового постулата невозможности, без вмешательства государства, никакими общественными соглашениями достичь гармонии между личными и экономическими свободами граждан, и общественными интересами.

Только наличие всех, перечисленных выше, пятнадцати обязательных признаков фашизма, является необходимым и достаточным условием для определения политического движения, партии или государства в качестве фашистских.

Остальные признаки фашизма имеют факультативный характер и органично возникают из его основных свойств.

Факультативные признаки обязательно должны происходить непосредственно из основных свойств фашизма.

К примеру, основные теоретические положения конкретной фашистской доктрины должны не только утверждать об исключительности какой-либо доминирующей группы и необходимости для её защиты создания тоталитарного государства, но и обязательно иметь реальное отражение такой доктрины в идеологии, а также в виде религиозного, псевдорелигиозного или политического культа исключительности.

Когда нормальные естественные стремления вроде сохранения традиций, почитание национальных героев, здоровый национализм, государственность, патриотизм и подобные им понятия, смешиваются в идеологии с социальным дарвинизмом, экстремальным этатизмом, идеями исключительности и превращаются в объединяющий огромные массы людей культ, тогда возникает фашизм.

Наиболее распространённые фашистские культы: ненависти, исключительности, корпоративизма, традиционализма, отдельной личности, государства, войны, героя, Нового человека.

Фашизм, используя отдельные психологические свойства толпы в своих политических целях, манипулирует понятиями морали и нравственности. На самом деле, к морали, а тем более к нравственности, это явление не имеет никакого отношения. Общественная мораль в фашизме выступает лишь как инструмент для манипулирования.

Современный фашизм может провозглашать своей целью защиту природы (экологический фашизм) или бесправного большинства (борьба с апартеидом, например). Какими бы благими целями он ни маскировался, под что бы он не мимикрировал, он всегда имеет определённые, легко вычленяемые из его политической программы и из его идеологии родовые признаки.

Многие путают фашизм и политический популизм. Действительно, все фашисты являются популистами, но не все популисты фашисты.

Популисты так же, как и фашисты отождествляют себя с народом, они такие же ярые противники либерализма, политического плюрализма. Популисты противопоставляют народные массы существующим в стране элитам, в основном политической, считая её насквозь коррумпированной и неспособной воспринимать интересы народа. Как и фашизм, популизм – это всегда политика консолидации общества, определения национальной или иной идентичности, с претензией на исключительность. У фашистов и популистов одна и та же социальная база.

Целью популистов, как и фашистов является власть. Но первую категорию политиков интересует лишь краткосрочная политическая игра, короткая выборная гонка, наградой за победу в которой – выгода от нахождения во власти. Популисты преследуют тактические цели, фашисты – стратегические, так как они рассчитывают на масштабные изменения в государстве и обществе.

У популизма также есть существенные отличия от фашизма. Популисты, утверждая, что только они единственные в стране представляют весь народ, объявляют прямое народное волеизъявление в виде референдумов и выборов неприкосновенной священной коровой демократии. Популисты не могут существовать вне демократической системы, где всё зависит от избирателей, так как все их методы состоят в обмане, раздаче невыполнимых обещаний, потаканию низменным желаниям толпы, в принципе в любых морально нечистоплотных действиях, в стремлении понравиться народным массам. Популизм представляет собой сильно деградировавшую или даже полностью выродившуюся демократию, которая стремится к хаосу, но никак не к тоталитарному государству.

В основе политических программ популистов лежит не социальный дарвинизм и борьба за выживание, а моралистический принцип – народ носитель нормы, он высокоморален, он труженик и созидатель, а существующие элиты безнравственны, развращены, делают всё только для своей выгоды, они не создают ничего полезного для государства и общества, а лишь отравляют жизнь простым избирателям.

Популисты не пытаются обосновать исключительность народа с помощью псевдонаучной, теологической, исторической или иной теории. Они полагают, что народ и так ясно понимает свои желания, из-за чего нет необходимости каким-то образом обосновывать потребности и желания этого народа.

Никак не обосновывая, популисты могут объявить что угодно, исходящим якобы от народа, т.е. тем, что требует от них народ. У популистов нет и не может быть идеологии, все их лозунги являются простым ответом либо на вечные вопросы, не имеющие ответа, либо на сиюминутно возникшие животрепещущие острые проблемы или не стоящие того шума, который популисты вокруг них создают.

Можно сказать, что популисты не предлагают, в отличие от фашистов, каких-то решений проблем, они лишь реагируют на изменчивые настроения в обществе и на возникающие конфликты народа с властью (нередко создаваемые самими же популистами). Им не требуется создание долгосрочных политических культов, они используют лишь те политические, экономические и социальные противоречия, которые либо уже достигли своей верхней точки, либо ожидается их обострение в ближайшем будущем.

Популисты ограничиваются лишь отдельной политической частью реальной жизни, они не склонны к тоталитаризму. Конечно, захватив власть, они могут создать авторитарное государство, провозгласив себя новой властной элитой, но тогда они уже перестанут быть популистами.

Находясь во власти, популисты могут легко переродиться в фашистов, но для этого необходимо серьёзное качественное изменение. На этих двух стульях усидеть невозможно.

Как правило, популисты, придя во власть, сразу всю теряют свою привлекательность для народных масс, по причине того, что примитивные популистские способы решения проблем сразу обнаруживают свою несостоятельность. Популисты рождены протестом, созданы для протеста и живут протестом против власти. А протестовать, находясь самим во власти, как-то проблематично. Поэтому популисты, дорвавшись до власти, становятся частью политической элиты, растворившись в ней. Они появляются на политической сцене лишь перед очередными выборами, высыпая перед избирателями очередной красочный набор из агрессивных критических нападок на власть, к которой сами же и принадлежат и заведомо невыполнимых предвыборных обещаний.

Популисты не выдвигают идею создания нового общества, нового государства. Они вообще не склонны критиковать устройство политической системы, поэтому не предлагают серьёзных системных изменений, а лишь указывают на то, что во власти находятся безнравственные корыстные люди.

По утверждению популистов, достаточно сменить этих «неправильных» людей на истинных представителей народа (которыми популисты, разумеется, считают только самих себя), то сразу всё изменится.

Отдельные исследователи, называя фашизм одновременно антидемократическим и антилиберальным, имея в виду крайний этатизм и ограничения прав граждан в тоталитарном государстве, смешивают два разных понятия. Либерализм и демократия не одно и то же.

Либерализм предполагает защиту прав любых граждан, в том числе разных меньшинств. Основной принцип либерализма – личная свобода любого человека заканчивается лишь там, где начинается свобода другого.

Демократия – это власть большинства, а либерализм провозглашает главенство личных прав и индивидуальных свобод человека, независимо не только от их социального и политического статуса, от влияния и обладания реальной силой, но и от принадлежности к большинству, любому большинству, включая религиозное, национальное, расовое и прочее.

Существует точка зрения, что демократия противоположна истинному либерализму. В либерализме даже существуют течения, сторонники которых считают, что бесконтрольная формальная демократия непременно ведёт либо к фашизму, либо к охлократии.

Основными тезисами подобных либеральных теорий являются утверждения, что массы слишком иррациональны, так как подвержены сильным эмоциям, чтобы быть способными к разумному выбору и слишком эгоистичны, чтобы сдерживать самих себя в своих желаниях. Поэтому предлагается создание сдерживающих механизмов, которые защитили бы меньшинство от произвола со стороны большинства и не позволили бы демократии выродиться в фашизм или охлократию. Это может быть суд, наделённый правом отменять решения большинства, общественные институты, имеющие право вето и тому подобное.

Некоторые современные политологи, по большей части радикальные социалисты, называют эти теории «либеральным фашизмом», так как они предполагают существенное ограничение демократии. Наклеивание подобного идеологического ярлыка, по моему скромному мнению, несправедливо. Эти либеральные теории не имеют никакого отношения к фашизму, ни к термину, ни к явлению.

В принципе, существование тоталитарного государства с формальной декоративной демократией, построенного на фашистских принципах, представить себе несложно. Это может быть страна, где большинство граждан, находясь под влиянием фашистской пропаганды, не управляемое непосредственно, но направляемое фашистской партией, добровольно и с положенным в таких случаях энтузиазмом самостоятельно осуществляет все пункты фашистской доктрины. Начиная от огосударствления и монополизации экономики, развития солидаризма и созданию иерархических государственных управленческих структур с централизованным управлением, заканчивая полным контролем над жизнью граждан и геноцидом меньшинств.

Таким образом, совместить фашизм и симулякр демократии возможно, но сосуществование фашизма и либерализма невозможно по причине того, что фашизм изначально включает в себя антилиберализм, в составе своих основных базовых принципов.

Муссолини в 1923 году утверждал: «В России и Италии доказано, что можно править помимо и против либеральной идеологии. Фашизм и коммунизм пребывают вне либерализма».

Не всегда простому обывателю бывает заметен переход к фашистской модели тоталитарного государства. Резкая смена внутриполитического курса, которая могла бы вызвать негодование у части населения, происходит редко, чаще граждане вообще не замечают ползучей тоталитаризции государства и фашизации общества.

Фашисты сначала устанавливают контроль над средствами массовой информации, потом над правительством, подчиняют себе армию и полицию, следующей жертвой становятся муниципалитеты и различные структуры гражданского самоуправления, организации образования и культуры, которые из независимых (частных или общественных) становятся либо государственными, либо попадают под тотальный государственный и партийный контроль.

Многочисленные исторические примеры показывают один из распространённых способов захвата власти – фашистами создаётся надгосударственный исполнительный орган (фашистский совет в Италии, политбюро в СССР и пр.), в статусе, не определённом правовой системой государства. Такой орган сначала наделяется незначительными, часто совещательными полномочиями, потом в своём развитии становится всё более могущественным и со временем начинает делать первые уверенные шаги к реальной абсолютной власти. Когда стремление такого органа к абсолютной власти становится уже очевидным для всех, то помешать ему, как правило, бывает уже поздно.

Этот феномен можно условно назвать политической слепотой, вызванной психологической неспособностью обращать внимание на небольшие изменения политической ситуации в собственной стране, если она не затрагивает напрямую человека, не связана с его личным опытом и по этой причине не вызывает у него сильных переживаний.

Вспоминается высказывание бывшего узника концлагеря Дахау немецкого священника Мартина Нимёллера, объяснявшего в 1955 году равнодушие немцев двадцатью годами ранее: «Сначала они пришли за социалистами, и я молчал – потому что я не был социалистом. Затем они пришли за членами профсоюза, и я молчал – потому что я не был членом профсоюза. Затем они пришли за евреями, и я молчал – потому что я не был евреем. Затем они пришли за мной – и не осталось никого, чтобы говорить за меня».

Иногда подобная слепота вызвана тем, что во время прихода фашистов к власти и последующей постепенной тоталитаризации государства, ползучей фашизации общества, из-за череды других ярких исторических событий, происходящих одновременно и вследствие этого отвлекающих внимание, становится невозможным следить за всеми происходящими вокруг переменами.

Следует признать, что значительное большинство людей вообще не способны заметить медленных перемен в своей стране, не в состоянии разглядеть опасность происходящих вокруг них политических процессов и исторических событий.

Такое состояние может возникнуть у любого человека, независимо от пола, возраста, профессии, образования и уровня умственного развития. Тот, кто подвергается такому эффекту, как правило, не имеет даже малейшего понятия о существовании феномена «политической слепоты», что многократно увеличивает сам эффект от феномена.

Часто фашисты, как опытные фокусники, манипулируют вниманием толпы и умело пользуются этим феноменом, намеренно создавая ситуации, отвлекающие общественное внимание от их действий.

Несмотря ни на какие ухищрения идеологов, фашизм всегда узнаваем, он всегда остаётся самим собой. Опасность фашизма не только в том, что в современном мире он пытается маскироваться под что-то иное и становится от этого трудно распознаваем.

Фашизм опасен, прежде всего, тем, что очень привлекателен для миллионов людей своей простотой и радикальными методами решения проблем.