Гидра. Том 1

1.3. Использование термина «тоталитаризм» в отношении фашистских политических режимов

Путаницу в использовании терминов внесла сознательная замена с 1946 года в политическом лексиконе и научных публикациях, распространённого в первой половине XX века, термина «фашизм» в некоторых случаях на другой, более узкий термин – «тоталитаризм», который означает лишь стремление государства к полному контролю над политической, общественной и личной жизнью людей. Именно так определил значение термина «тоталитаризм» его автор антифашист Джованни Амендола, а в последствии так же его понимали фашисты Джентиле и Муссолини.

Некоторые фашистские государства, в самом конце Второй мировой войны, предчувствуя развязку, переметнулись в стан противников фашистской Италии и нацистской Германии. Такие страны после дискредитации понятия «фашизм» и осуждения немецкого нацизма на Нюрнбергском процессе, ангажированные историки, публицисты и политики стали стыдливо именовать «государствами с тоталитарными режимами».

Вроде как сотрудничать с фашистским режимом нельзя, а с тоталитарным можно. Сложилось мнение, что достаточно, любой фашистский режим назвать просто тоталитарным и это, по мнению западных политиков и государственных политологов, всё сразу меняет.

Этот приём получит своё продолжение в истории дипломатии второй половины XX века, когда сотрудничество с откровенно фашистским режимом оправдывалось защитой демократии или диктовалось якобы предотвращением вооружённых конфликтов, гражданских войн и гуманитарных катастроф. Самым известным примером может служить так называемая рейгановская «доктрина Киркпатрик», согласно которой, допускается поддержка правительством США авторитарных и тоталитарных режимов ради продвижения американских интересов и защиты демократии в остальном мире.

Чтобы отличать своих военных союзников от противников, а также чтобы не «обижать» нейтральные страны и участников антигитлеровской коалиции, европейские дипломаты и публичные политики целых 10 лет (с 1946 по 1956 год) избегали любого сравнения союзных стран, включая СССР, а также не участвовавших в последней мировой войне нейтральных фашистских государств с нацистским режимом и фашистской Италией.

Тем не менее, некоторые из наиболее совестливых и принципиальных журналистов, историков и политологов, как и раньше, продолжали использовать термин «красный фашизм» по отношению к СССР, а также не стеснялись употреблять слово «фашизм» в своих статьях и книгах по отношению к фашистским европейским государствам, таким как Португалия и Испания.

Дипломаты старались не напоминать о своих заслугах и заслугах своих коллег в создании и победном шествии фашизма по всей Европе в 1919—1939 годах, в сохранении фашизма в целом ряде европейских государств после окончания Второй мировой войны, вплоть до 1970-х годов. Они стали проявлять особую деликатность в проведении внешней политики своих стран по отношению к фашистским политическим режимам, благополучно переживших войну. Перемены также касались не только дипломатии, но и отношения к фашистским странам в историческом и культурном контексте.

Финляндии в 1946 году простили геноцид славянского населения в Карелии и создание на своей территории десятков концлагерей, в которых погибли не только несколько тысяч комбатантов (советских военнопленных), но также огромное количество гражданских лиц, включая женщин и детей «нетитульных» национальностей. Все ограничилось наказанием отдельных финских высших руководителей, инициаторов заключения союзнического договора с Гитлером и нападения на СССР, включая Рюти и Таннера.

Испанский фалангизм, в награду за нейтралитет в войне, стал после 1946 года считаться западными политиками вполне прогрессивным. И неважно, что все основные признаки фашизма были налицо.

Устойчивое выражение «фашистская Испания», использовавшееся до этого целых 10 лет, попало под негласный запрет. Из западных газет на несколько лет исчезли фотографии фалангистов со вскинутыми вверх в фашистском приветствии руками. Никого ни в Европе, ни в Америке уже не смущали испанские флаги со свастикой и связка стрел, наподобие итальянских фасций. В СССР уже к концу 1946 года также благополучно «забыли» о добровольческой испанской «Синей дивизии», воевавшей в составе вермахта против СССР.

Следует отметить завидную живучесть некоторых европейских фашистских режимов. Испанская фаланга прекратила своё существование лишь 20 ноября 1975, со смертью своего вождя. По продолжительности нахождения у власти (с 1926 по 1974 год), фашисты в Португалии превзошли всех других европейских фашистов.

Многие фашистские организации в Европе прекратили существование лишь в конце 60-х годов, причём некоторые из них успешно трансформировались в современные респектабельные буржуазные партии.

Только после 1956 года стало возможным для европейского политика вслух произнести выражение «красный фашизм» в отношении СССР и левых фашистских режимов.

По мнению Уинстона Черчилля, озвученному им публично уже после окончания Второй мировой войны, фашизм был лишь бледной тенью и уродливым детищем коммунизма. По его мнению, именно коммунизм породил фашизм и был намного страшнее.

В советской исторической науке был введён постулат, незыблемый и вечный, как тогда казалось советским идеологам – любой фашизм является крайней формой антикоммунизма. Это не так. Конкретно ранний европейский фашизм 1919—1945 годов действительно был порождением страха перед коммунистическим рабочим движением. Тем не менее, фашизм явление вполне самостоятельное и самодостаточное, не обязательно наведённое чем-либо со стороны.

Самое удивительное, что даже в период 1946—1956, когда существовавшие в тот период фашистские режимы именовались просто тоталитарными, термин «тоталитаризм» во всех исторических и политических словарях приводился в точном его академическом определении – это политический режим, стремящийся к полному (тотальному) контролю государства над обществом в целом и всеми аспектами жизни каждого отдельного человека.

Как легко было заметить в те годы любому, хоть минимально образованному человеку, это понятие не тождественно ни большевизму, ни фашизму. Хотя фашизм, вне всякого сомнения, включает тоталитаризм или явное стремление к тоталитаризму в качестве своего основного признака.

Тоталитарным может быть и нефашистское государство, а реально существующее фашистское государство может быть менее тоталитарным, чем, к примеру, тирания или авторитарное религиозное государство.

Целью любого тоталитарного государства является полный контроль над обществом и экономикой, мобилизация граждан для решения государственных задач. При этом, тоталитарное государство может быть построено на иных принципах, отличных от фашистских. Таким образом, тоталитаризм является лишь свойством политической системы или частью идеологии, но не типом этой системы.

Московское царство времён Ивана IV, Арабский халифат VI – XIV века, иезуитское государство в Парагвае XVIII века – яркие примеры тоталитарных, но не фашистских государств.

Империя инков была стопроцентно тоталитарной, где правящая теократия полностью подчинила себе экономическую, социальную сферу, контролировала частную жизнь людей.

Наверное, первым тоталитарным государством следует считать Шумерскую империю времён III династии, где формализовано, централизовано было абсолютно всё, и вся жизнь подданных управлялась государством, которое возглавляли цари Ура. Вторым в истории тоталитарным государством был Древний Египет времён династии Птолемеев.

Чтобы понять разницу между просто тоталитарным государством и фашистским тоталитарным, достаточно сравнить исторический Арабский халифат и некоторые современные исламские государства. В обоих случаях одинаковы причины, приведшие к тоталитаризму – ислам как идеология и правовая система шариата. Несмотря на общие идеологические и правовые основы, политические режимы древнего исламского государства Арабский халифат и современной исламской республики Иран отличаются кардинальным образом.

Италия с 1922 года и до свержения режима Муссолини все время была фашистской, но тоталитарной её можно было назвать с большой натяжкой. При всём стремлении итальянских фашистов к тоталитаризму, им не удалось реализовать и сотой части задуманного, десятой части того тоталитаризма, который смогли реализовать Советский Союз и Третий Рейх. При Хрущёве советская идеология оставалась старой фашистской, но в стране уже отсутствовал тоталитаризм сталинского образца.

Это нельзя игнорировать, приведенные выше примеры лишний раз доказывают, что фашизм не только идеология и не только вид государственного устройства. Фашизм – это совокупность различных методов захвата и удержания власти, которые имеют определенную общую логику и основаны на общих принципах.

В любом случае, реальное фашистское государство всегда стремится к абсолютному тоталитаризму. Следует признать, что создать по-настоящему тоталитарное государство у фашистов иногда не получается, так как не везде и не всегда для этого имеются соответствующие условия. Фашистам часто приходится мириться с необходимостью проведения в стране более мягкой и либеральной внутренней политики. Но как только станет возможным ужесточить режим, фашисты не преминут это сделать. И неважно, что они до этого заявляли публично.

Для тех, кто понимал сущность фашизма, не было повода удивляться, когда после демонстрации Третьим Рейхом толерантности и человеколюбия, во время проведения Летней Олимпиады в собственной столице, всего через несколько недель Свидетели Иеговы и гомосексуалисты массово отправились в концлагеря.

Летняя Берлинская Олимпиада закончилась 16 августа 1936 года, а уже в сентябре заработал в полную силу специальный отряд гестапо, созданный для этого заранее, в июне, ещё во время подготовки страны к Олимпиаде. Третий Рейх почитался интеллектуалами во всем мире в качестве самой прогрессивной страны на планете, некоторыми вплоть до сентября 1939 года.

Полагаю, что СССР в период с 1929 по 1953 можно с полным основанием называть не только тоталитарным, но и фашистским.

В главном и наиболее известном произведении 1847 года, под названием «Манифест коммунистической партии», Карл Маркс и Фридрих Энгельс однозначно определили группу, которая, по их мнению, способна совершить революцию и заставить цивилизацию сделать мощный рывок в своём развитии – пролетариат. Они назвали главной целью пролетарской революции – установление жёсткой диктатуры, которую в более поздних своих работах назовут «диктатурой пролетариата».

В Манифесте Маркс и Энгельс недвусмысленно заявили: «Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс…».

Концепция «диктатуры пролетариата» сразу же вызвала шквал критики у современников. Многочисленные оппоненты Маркса указывали на неизбежность превращения диктатуры пролетариата в диктатуру революционной партии, контролирующей все стороны жизни общества, начиная с политики и экономики и кончая частной жизнью граждан.

Русский теоретик анархо-коллективизма Михаил Бакунин полагал, что любая диктатура, даже если это будет диктатура ранее угнетаемого класса, неизбежно приведет к авторитарному правлению и к ещё большему угнетению: «Если взять самого пламенного революционера и дать ему абсолютную власть, то через год он будет хуже, чем сам Царь».

Теоретик социал-демократии Карл Каутский, говоря о диктатуре, указывал, что такая форма правления, неизбежно приводит к образованию слоя управляющих, которым и будет принадлежать вся полнота власти в стране, а отсутствие демократии приведёт не к диктатуре пролетариата, а диктатуре управляющих над пролетариатом.

Каутский писал: «Если под диктатурой понимать форму правления, тогда можно говорить только о диктатуре одного лица или организации. Следовательно – не о диктатуре пролетариата, а диктатуре пролетарской партии. Но тогда пролетариат распадается на различные партии. Диктатура одной из них отнюдь уже не будет диктатурой пролетариата, но диктатурой одной части пролетариата над другой».

В своей статье «Русская революция. Критическая оценка слабости» в 1918 году Роза Люксембург отметила: «С подавлением свободной политической жизни во всей стране жизнь и в Советах неизбежно всё более и более замирает. Без свободных выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь отмирает во всех общественных учреждениях, становится только подобием жизни, при котором только бюрократия остаётся действующим элементом… Господствует и управляет несколько десятков энергичных и опытных партийных руководителей. Среди них действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом – это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов.»

После вооружённого переворота в октябре 1917 года, большевиками действительно была установлена диктатура и это была диктатура не пролетариата, а большевистской партии, как и предсказывали многочисленные критики Карла Маркса.

Большевики создали классическую революционную диктатуру и до 1929 года не пытались создать фашистское государство. Хотя советская диктатура и была тоталитарной, но изначально она не устанавливалась в интересах большинства, привилегированная группа (пролетариат) не была многочисленной.

В идеологии, в первые годы существования пролетарской диктатуры, хоть и присутствовал социальный дарвинизм, но он имел исключительно марксистский глобальный и универсальный характер, не привязанный к какой-либо большой группе, проживающей на конкретной территории.

В коммунистической идеологии использовалось псевдонаучное обоснование исключительности пролетариата на основе марксистской политической теории, но это не распространялось на остальные классы. Большевиками ещё не были найдены идеологемы, достаточно эффективно мобилизующие и объединяющие всё население бывшей Российской Империи.

В основу советской экономики был положен государственный монополизм. Так об этом писал Владимир Ильич Ленин: «Все общество превратится в единое учреждение, единую фабрику с равным трудом и равной оплатой». В самом начале формирования советского государства фашистские методы управления экономикой ещё даже не были известны большевикам. С этими методами они познакомятся лишь в 1924 году. В 1927 году большевики начнут частично перенимать опыт Национальной фашистской партии Италии, а с февраля 1929 года начнут масштабные преобразования в СССР, в самые сжатые сроки полностью изменив политическую систему, экономическую модель, идеологию.

Постепенно экономика становится не просто частью советской политики, а важнейшей составляющей аппарата подавления инакомыслия и принуждения. Вот, что писал Лев Давыдович Троцкий в 1937 году: «В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип – кто не работает, тот не ест – заменяется новым: кто не повинуется, тот не ест».

Я называю состояние, в котором находилось советское общество с 1918 по 1929 год протофашизмом. Наблюдая невиданные ранее масштабные процессы на огромной территории, порождённые русским протофашизмом, Муссолини напишет доктрину самого первого вида фашизма, называемого сейчас классическим – итальянского.

Только после 1929 года в СССР была сформирована цельная и внутренне непротиворечивая советская идеология – единая система взглядов на государство и общество, на нравственность и мораль, на социальные, экономические и любые другие отношения между людьми.

Насаждение в советском обществе культового сознания стало внедряться сразу, в первой половине 1929 года. Ранние пролетарские культы, которые стали формироваться уже сразу после октябрьского вооруженного переворота, были заменены новыми – сталинскими. Эффективное манипулирование массовым сознанием с помощью новых методов государственной пропаганды также появилось значительно позднее.

Фридрих Энгельс, рассуждая о происходивших процессах буржуазно-демократического преобразования в странах Центральной и Восточной Европы после поражения революций 1848—1849 годов и причинах краха этих революций, полагали, что в условиях низкой политической грамотности большинства населения и немногочисленности самой политически активной части революционных классов, сразу за захватом власти и установления диктатуры пролетариата, по инициативе и под полным контролем руководства этого диктаторского политического режима, необходимо провести реформы, которые он называл «революция сверху».

В 1929 году Сталин заявил, что СССР вступает в эпоху «революции сверху». Страна вступила в период «сталинской модернизации» – масштабных преобразований в государственном и партийном аппарате, в экономике, в общественной жизни. Преобразования должны были проводиться исключительно по инициативе и под жёстким контролем большевистской партии.

В партии была установлена дисциплина, свободомыслие и политические дискуссии пресекались, любая внутрипартийная оппозиция объявлялась враждебной советскому государству. Государственные институты на момент начала реформ уже находились под полным контролем партии большевиков.

Датой начала стремительной фашизации советского государства условно можно считать 03 ноября 1929 года. За 10 лет население подзабыло ужасы гражданской войны и разруху. Новая экономическая политика (НЭП) и привлечение иностранных концессионеров в промышленность создали пусть не очень мощную, но стабильную экономику. Доходы и благосостояние населения значительно выросли. Особенно успешный результат был в сельском хозяйстве, которое стало возрождаться сразу после отмены политики военного коммунизма и введения продналога.

В такой ситуации, для сохранения власти у большевиков не было альтернативы применению фашистских методов пропаганды и фашистских методов государственного управления экономикой. У советского и партийного руководства отсутствовал выбор, в условиях реальных угроз внешней агрессии, необходимости мобилизации населения для индустриализации экономики, милитаризации промышленности.

Следует учесть, что поворот к фашизму происходил в СССР в условиях внутреннего конфликта в партии и кризиса идеологии времён НЭПа, когда приходилось выбирать между возобновлением коммунистического террора в духе 1918—1922 годов или новым способом государственного устройства, новым типом идеологии – фашизмом, который умело сочетает тот же самый террор с не менее эффективным популизмом.

Переходу СССР к фашизму способствовали оглушительный успех Муссолини в Италии в 1922 году, всеобщее восхищение итальянскими фашистами, а также личная симпатия Сталина к Муссолини. Последнее, было решающим аргументом в пользу принятия решения о повороте советской идеологии, коммунистической пропаганды и государственных методов управления в сторону фашизма.

В «год великого перелома» начала создаваться «новая мораль строителя коммунизма», возникло понятие «советский человек» и «советская нация» (см. главу книги «культ Нового человека»), взят курс на огосударствление и обобществление целых секторов экономики, которые традиционно основывались в России исключительно на частной инициативе. Началась форсированная индустриализация промышленности и коллективизация сельского хозяйства, стремительная милитаризация промышленности. Упразднялось любое самоуправление в трудовых коллективах, вся общественная жизнь была стала подконтрольна партийным органам.

Создание мобилизационной государственной экономики в Советском Союзе сопровождалось насаждением культового сознания с помощью пропаганды, при этом с невиданным ранее размахом использовались не только традиционные государственные печатные издания, но и самые современные по тем временам радио и кино.

Работа с массами была поставлена на поток, появились целые фабрики по производству пропагандистского материала, применялись стандартизированные и технологически отполированные пропагандистские приёмы. Под рукоплескания фанатично настроенных масс проводились публичные показательные судебные процессы, начало которым положил знаменитый процесс по делу Промпартии.

Трудовой героизм пропагандировался через стахановское движение, модернизации посвящались многочисленные книги, пьесы, фильмы, рекламировались контролируемые государством общественные организации энтузиастов авиации, радиотехники, изобретательства и рационализаторства, армии и флота, авто- и мотоспорта.

К концу 1930 года, забастовки на заводах и шахтах прекратились. В качестве причин неудач в экономической и социальной сферах были названы не неспособность большевиков эффективно управлять экономикой, а наличие буквально во всех отраслях экономики большого количества неких «вредителей» из числа инженеров и управленцев.

Партийные функционеры и государственные чиновники в Советском Союзе не стеснялись копировать существовавшие в период с 1929 по 1939 год фашистские режимы во всем, от лозунгов и плакатов, до методов управления промышленностью, приёмов ведения управленческой документации и регистрационного учёта работающих граждан.

Удивительно как похожи сюжеты фильмов, тексты песен и даже музыка в СССР, Третьем Рейхе и фашистской Италии.

Между СССР и фашистскими государствами, по большей части с нацистской Германией, в течении двадцати лет происходил взаимовыгодный обмен опытом. Это касалось реорганизации государственного аппарата и методов его тотального контроля правящей партией, управления промышленностью, структурных и управленческих реформ в армии, модернизации различных систем государственного контроля, совершенствования работы политической полиции, карательной системы и увеличения эффективности принудительного труда.

Некоторые критики моего взгляда на природу советского режима периода 1929—1953 годов указывают на отсутствие, по их мнению, в большевистской идеологии важного признака фашизма, который я постоянно указываю в своих книгах – отрицания существенного значения в общественной и политической жизни социального и экономического неравенства, ссылаясь при этом на якобы марксистскую идеологию большевиков.

На самом деле, ни большевистская партия, ни советское государство не имели ничего общего с марксизмом. Идеология, насаждавшаяся коммунистической партией с провозглашения в 1929 году начала «великого перелома», до устранения от власти в 1953 году верхушки НКВД, также не была марксистской. Мало того, политический режим, установленный Сталиным и его соратниками, был контрреволюционный и антимарксистский.

Труды теоретиков марксизма, которые хотя бы отчасти были источниками большевистских программ при Ленине и Троцком, при Сталине стали не более чем источниками ритуальных текстов, основой возникшего псевдонаучного направления, а по сути псевдорелигиозного учения под названием «марксизм-ленинизм». Партийные идеологи стали священниками этого нового фашистского культа.

В СССР при общественном производстве так и остался капиталистический способ присвоения. Средства производства принадлежали не рабочим, а капиталисту-государству, наёмный труд никуда не исчез, но стал уже регулироваться не рынком, а нормативно, через установленные большевиками законы и правила, являя на свет отдельные уродливые черты древнего рабовладельческого строя.

В стране фактически существовал монополистический госкапитализм, так как главным и единственно значимым для внутренней политики и национальной экономики капиталистом было само государство.

По этому поводу я хочу привести слова Маркса из его работы «Развитие социализма от утопии к науке»: «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмёт оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наёмными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки».

А государство и отношения в нем в СССР, как мы знаем, не изменились. Всё также существовали товарное производство и денежная система, эксплуатация, наёмный труд, вознаграждение по итогам труда и прочие атрибуты капитализма.

Советское государство существовало и развивалось по тем же экономическим законам, что и весь остальной мир. Несложно понять, что согласно марксистской экономической теории ничего другого возникнуть и не могло, кроме капиталистического государства.

В Советском Союзе имело место не просто преуменьшение значения социального неравенства, которое характерно для фашизма, а полное его отрицание.

Классический марксизм можно критиковать за его примитивизацию экономических отношений, когда теория низводит их до межклассовых, за упрощённое понимание строения классового общества, которое на самом деле состоит из гораздо большего, чем полагают марксисты, экономических классов, разных подклассов, различных групп внутри подклассов, интересы которых часто противоречат друг другу. Можно спорить о точности формулировок марксистской теории, корректности примеров и выборок, используемых учёными марксистами, справедливости выводов, допустимости методов научного анализа и прочего.

Совершенно иное дело, когда некоторые псевдомарксисты пытаются подвергнуть анализу основы абсурдного большевистского учения «марксизм-ленинизм», больше похожего на религию, чем на научное направление. Это «учение» вообще нелогично и антинаучно. Оно возникло по необходимости теоретического наукообразного обоснования применяемых способов построения в СССР фашистского государства, в качестве источника мифов для пропаганды и предмета для культового поклонения, для оправдания массовых репрессий.

Большевиками не только полностью игнорировались имеющееся в Советском Союзе социальное неравенство и возникающая из-за серьёзных социальных противоречий напряжённость, но и «научно» обосновывалось бесклассовость советского общества и всеобщее равенство граждан первого в мире государства рабочих и крестьян.

Исключительность численно доминирующей привилегированной группы – советских людей, обосновывалась идеологами принадлежностью большинства советских граждан к сторонникам «марксизма-ленинизма» (то есть априорной политической грамотностью среднего советского человека, по сравнению с гражданами других стран) и банальным фактом гражданства самого справедливого во всем мире рабоче-крестьянского государства. Пряник эффективной коммунистической идеологии и кнут жестоких политических репрессий позволяли большевикам не сильно беспокоится о такой «ерунде», как социальная напряжённость.

Полагаю, что советский политический режим в 1929—1953 годах имел все свойства, необходимые для занесения СССР в список фашистских государств (см. главу 1.2 «Основные признаки фашизма»).

Некоторые исследователи, такие как Роберт Чарльз Такер и Стивен Коэн, избегая прямого сравнения СССР с нацистской Германией и фашистской Италией, но понимая невозможность использования понятия «тоталитаризм», которое является слишком узким для описания советского фашизма, предложили новое понятие – «сталинизм». С таким же успехом можно вообще никогда и нигде не употреблять обобщающий термин «фашизм» и использовать конкретизированные «гитлеризм», «салазаризм», «фалангизм», «интегрализм» и прочие им подобные.

Использование термина «тоталитаризм» довольно распространено среди политиков, публицистов и журналистов в современной России в качестве эвфемизма для замены «неприличного» табуированного слова «фашизм», в целях неоправданной, по моему мнению, политкорректности.

Некоторые авторитетные российские учёные, соглашаясь с некорректностью расширительного толкования термина «тоталитаризм», тем не менее, всё-таки предпочитают называть советский режим 1929—1956 годов не советским фашизмом, а сталинизмом.

Сторонники использования термина «сталинизм» апеллируют к тому, что режим в СССР не был похож на другие фашистские государства. Большевики лишь применяли отдельные фашистские методы, поэтому вроде как некорректно использовать по отношении к советскому режиму термин «фашизм».

На утверждение критиков о том, что советский фашизм не был настоящим, могу ответить, что «настоящего фашизма» вообще никогда и нигде не существовало в истории. Он сродни приснопамятному абсолютно чёрному и абсолютно упругому сферическому коню в вакууме при температуре абсолютного нуля.

Даже, считающийся «классическим» итальянский фашизм можно назвать «ненастоящим», так как созданная итальянскими фашистами политическая система нисколько не походила на тот идеал, который рисовался в стройной фашистской теории идеального тоталитарного государства. Классический итальянский фашизм был похож на непонятного вида винегрет из различных, иногда противоречащих друг другу, идей.

Рецептура этого винегрета постоянно менялась в зависимости от времени и конъюнктуры. Не было у итальянских фашистов стройной системы взглядов, не было научно проработанной и проверенной практикой эффективной идеологии.

Политическая практика итальянских фашистов также во многом не соответствовала их же собственной доктрине. Из-за чего противники Муссолини всегда к обвинению в безыдейности добавляли ещё и политическую беспринципность итальянских фашистов. Все практические действия фашистов были подчинены исключительно сиюминутной целесообразности, политической выгоде. Муссолини, откровенно заявлял, что существовавший режим, построенный на компромиссах и допущениях, был всего лишь переходным периодом, а строительство истинно тоталитарного фашистского государства придётся передать следующему поколению итальянцев.

В Италии фашизация государственных институтов, о которой так много говорили сами фашисты, была прекращена ещё в зародыше и успешно замещена личной диктатурой Муссолини. В отличии от Германии, где произошла тотальная фашизация государства и общества.

Немецкий национал-социализм, по своей сути, являлся намного более радикальной версией фашизма, основанной на традиционном для немецкого общества национализме и пангерманизме. Нацисты воплотили многое из того, к чему стремились итальянские фашисты.

Таким образом, можно долго спорить, какой из видов раннего европейского фашизма можно считать классическим, какой фашизм истинный, а какой является лишь копией или подражанием.

То, что Советский Союз в определённый период имел все необходимые признаки фашистского государства, лично у меня нет никаких сомнений. И не имеет значения, что западноевропейские фашистские движения первой трети XX века были таковыми изначально, ещё до захвата власти, а большевики приходили к фашизму постепенно.

Тем более неважно, что западноевропейские фашисты приходили к власти «снизу», то есть сначала формировали свою базу, создавали массовое народное движение, а потом на волне народной поддержки приходили к власти, в отличие от большевиков, которым власть буквально свалилась в руки, неожиданно даже для них самих.

Важно лишь то, что большевики со временем пришли к тем же самым выводам, что и итальянские, немецкие, испанские, португальские, польские и прочие фашисты.

Большевики, точно также старательно следовали заветам европейских фашистских теоретиков XIX – XX веков, создавая себе массовую поддержку в процессе конструирования и строительства мощного государственного монополистического монстра в экономике, в создании невиданного ранее тоталитарного советского государства.

Сравнивать лишь поверхностно, по отдельным внешним признакам, различные формы фашизма, в принципе, непродуктивно. Даже в одной и той же стране в разные времена фашизм часто внешне принимал различную форму, оставаясь при этом фактически тем же самым политическим движением, никак не меняясь внутренне.

Смена одной фашистской идеологии на другую, но тоже фашистскую, замена экономической модели на внешне не похожую, но основанную на тех же самых принципах максимальной монополизации экономики и жёсткого государственного контроля (как вариант – сначала укрупнение и монополизация частного капитала, а потом масштабная национализация, с последующим созданием государственных монополий), и даже серьёзное изменение базовых государственных механизмов, при сохранении при этом максимальной фашизации общества и тоталитарности политического режима, не могут ничего качественно изменить.

Фашистские идеологи легко могут поменять одних предполагаемых врагов народа и государства на других, но при этом останется культ ненависти.

Место привилегированного русского рабочего (пролетария, по терминологии марксистов) может занять советский человек, представитель «единого многонационального советского народа».

Можно как угодно тасовать понятия, субъекты народной ненависти и слепого поклонения, отношения к истории и культуре, но суть фашизма, всегда основанного на страхе, ненависти и предрассудках, на других низменных чувствах людей, заложенных в них самой природой, всегда останется.

В фашистском государстве может наступить «оттепель», произойти либерализация в экономической, социальной жизни или в сфере общественных отношений, культуры. Но если в основе режима все ещё лежит фундамент тоталитарного фашистского государства и фашистская идеология, то любая оттепель может быстро закончиться, а тоталитаризм вернётся, возможно в ещё более явной и жестокой своей реинкарнации.

Если сравнивать исключительно с точки зрения идеологии, к примеру, Бразильский интегрализм, в основе которого был интернационализм (главным принципом было «единение всех народов» и в партию принимали людей разных рас, в том числе азиатов и чернокожих) и немецкий национал-социализм, то вначале может показаться, что эти движения не имеют вообще ничего общего.

Лишь после детального анализа становится понятным, что оба политических движения имеют одинаковые базисные принципы на которых строились их идеологии: борьба с врагами как единственный смысл существования, примат государства и антилиберализм, культовое сознание, полное отождествление фашистской организации с народом и отрицание неустранимости основных социальных противоречий. Весь «букет» наличествует. Оба политических движения явно фашистские, это можно определить даже если не брать в расчёт применяемые ими методы, а только исходить из содержания идеологий этих движений.

Обе эти идеологии, кажущиеся на первый взгляд различными и не имеющими ничего общего, на самом деле имеют родственные черты, так как они относятся к одному типу. Нацистский культ исключительности немецкой нации мало чем отличался от культа исключительности многонационального сообщества интегралистов.

Полагаю, что после 1946 года не было никакого переосмысления термина «фашизм», а случилось следующее: под давлением своих правительств, в порядке цензуры или самоцензуры, политики и журналисты произвели простую замену слова «фашизм» на термин «тоталитаризм» в отношении отдельных стран и политических движений. Сделано это было исключительно в угоду политической целесообразности.

Многие бывшие советские граждане просто приходят в ярость, когда кто-то сравнивает сталинизм с нацизмом. Это негодование людей, особенно тех, кто пережил ужасы войны с гитлеризмом, можно понять. Человеку, уверенному в том, что миллионы людей погибли в священной войне с мировым злом хочется верить, что если с одной стороны было зло, то с другой обязательно должно быть добро. Трудно смириться с тем, что зло было по обе стороны фронта.

Добро вообще редко обладает достаточной силой, чтобы уничтожить зло. В реальном мире, в яростной борьбе чаще всего одно зло побеждает другое зло. Побеждает всегда более жестокое и беспощадное.

Но зло, по своей природе, несёт в себе семена саморазрушения, поэтому ситуация рано или поздно всегда возвращается в нормальное для человеческой цивилизации состояние. Возвращается сама по себе, по причине того, что в отсутствии давления любой народ стремится к восстановлению веками признаваемым нормам морали, к общечеловеческим ценностям, как их понимает этот конкретный народ. Привычные отношения и обычаи всегда возвращаются, чтобы не происходило, в каком бы мрачном времени не пребывало до этого общество.

Можно сказать, что фашизм возникает из самой природы человека, из темных сторон его психики. Но также можно утверждать, что разрушение фашизма происходит из-за заложенных в человеке стремлении к свободе и независимости, человеколюбии, доброте к ближнему, в стремлении созидать, а не разрушать.

Саморазрушение фашизма в государстве и обществе можно сравнить с выздоровлением человека от продолжительной тяжёлой болезни.

Муссолини заявлял, что фашизм является естественным состоянием человека, а стремление к власти соответствует основному закону живой природы – естественному отбору и стремлению каждого живого существа к выживанию во враждебной среде. На это можно возразить, что в отличии от остального животного мира, человек вообще очень сложное и противоречивое существо, в котором заложены кроме страха, злобы и ненависти, ещё много другого, более светлого и человеколюбивого. Благодаря чему, фашизм, будучи всегда непременным спутником человечества, в достаточно длительной исторической перспективе никогда не станет нормой.

Гитлер был не первым, кто с трибуны публично заявил, что он и его партия не могут жить одной стране с ненавистной им группой людей, насчитывающей миллионы, что выживание страны зависит от того, насколько жестокими будет он и его партия в борьбе с явными и предполагаемыми врагами. Не он первым заявил, что ненавистная группа должна быть изгнана из страны или полностью истреблена. До него это провозгласили своей политической целью большевики.

Нацисты уничтожали людей по расовому признаку, большевики уничтожали людей по классовому признаку. Нацисты и большевики жгли книги и преследовали «дегенеративное» искусство. Нацисты и большевики преследовали интеллигенцию. В Гитлеровской Германии карались половые контакты с «дегенеративными расами», в то время как в СССР карались половые контакты с классово чуждым партнёром. Нацисты и большевики с одинаковым рвением уничтожали Свидетелей Иеговы, русских старообрядцев, буддистов Гелуг и другие религиозные меньшинства.

Я согласен с Гансом Йегером, который писал: «В гибели шести миллионов евреев косвенно виноват марксизм. Это он первым стал проповедовать ненависть, он первый предпринял уничтожение целого класса». От себя добавлю: это он напугал немцев, что они с радостью отдали свои души дьяволу, который привёл Германию к позору и разорению.

Большевизм в период своего расцвета, с начала индустриализации до хрущёвской «оттепели» и немецкий нацизм были поразительно похожи внешне и внутренне – по своей идеологии, по методам пропаганды, по насаждению в обществе культового сознания.

Они опирались на одну и ту же социальную базу, оба движения были социалистическими.

Обе партии провозглашали главной целью борьбу с врагами, ставили существование своего государства в зависимость от своей непримиримости к оппонентам и агрессивности к соседям.

Нацисты отрицали политическую значимость социальных различий внутри единой немецкой нации, а большевики – внутри бесклассового, по их мнению, (что, разумеется, было не так) советского общества. Многие исследователи считают, что советский фашизм возник в момент публичного провозглашения величия советской империи и претензий на захват мира, признания исключительности советского народа и принципов социального дарвинизма.

Обе партии строились не на демократических принципах, а на строгой иерархии военного образца. Большевики и нацисты отрицали прогрессивное значение свободы выбора и свободной конкуренции в экономике, предлагая взамен жёсткое административное регулирование и государственное планирование.

В Третьем Рейхе и СССР существовали классические фашистские культы ненависти, исключительности, традиционализма, вождя, государства, силы, войны, героизма и смерти, Нового человека (см. главу 1.2 «Основные признаки фашизма»).

СССР во многом был также похож на Испанию времён Франко, на фашистскую Италию, на Португалию и на многие другие европейские фашистские страны.

Большевики делили людей по классовому признаку, рексисты – по принадлежности к католицизму, иснаашариты – по принадлежности к шиитскому направлению ислама. Разница между ними не так уж велика. Разве только в том, что сталинский режим с 1936 года по 1939 год был самым кровавым из всех, что когда-либо существовали на земле.

Даже в мелочах СССР повторял нацистскую Германию. Эксперименты в сфере революционного русского искусства 1920-х сменились господством соцреализма в 1930-х. (уродливым братом-близнецом нацистского имперского неореализма).

В СССР репрессии точно также, как и в Третьем Рейхе, обрушились на авангардистов, символистов, кубистов, главным в советской стране был провозглашён социалистический реализм, заигравший к кровавому 1937 году новыми имперскими красками.

Этапы развития гитлерюгенда в точности были повторены пионерской организацией в процессе ее реформирования, как в отношении символики и новых обрядов, так и тем, что первоначально отделённые от школы первичные пионерские организации были закреплены за учебными заведениями, взяты под тотальный государственный и партийный контроль.

Поворот от жёсткого тоталитаризма к более дружелюбному по отношении к человеку политическому режиму произошёл в СССР почти сразу после смерти Сталина.

Первой жертвой десталинизации стала идеология. Для человека, родившегося уже намного позже XX съезда КПСС, может быть трудно понять умом эту разницу в идеологических установках, но почувствовать её он может. Достаточно посмотреть, насколько изменилось отношение к человеку.

Самые первые признаки гуманистического поворота в советской идеологии появились в литературе, поэзии, драматургии, изобразительном искусстве. В 1956 году печатается «Судьба человека» Шолохова, рассказы Казакова, в них резко усиливается акцент на общечеловеческие ценности. На первое место встал человек, потеснив государство. Через пять лет появились, так называемые «шестидесятники». Умы читателей захватила военная «лейтенантская проза», «деревенские» и «производственные» повести, где ценностью были уже не героическая смерть и количество убитых в бою врагов, а повседневная жизнь, целиком посвящённая служению людям. Военные фильмы той поры, это не фильмы о войне, а о людях.

В книгах и кино в 1960-х появились новые герои: школьный учитель истории, сельский библиотекарь, пытающийся бороться с невежеством, хирург, спасающий жизни, физик, жертвуя своей жизнью, создающий основы новой термоядерной энергетики.

Весь советский народ буквально опьянел от маленького глотка свободы. До сих пор мы ощущаем дух «шестидесятников» во всех сферах жизни, особенно в области науки и культуры. Страна, при этом, оставаясь в мировом общественном мнении ещё долгие годы мировой империей зла, постепенно выздоравливала.

Часто трудно ответить однозначно, является ли фашистским то или иное современное общество или государство. Можно лишь спорить насколько оно фашистское, в какой степени эта зараза проникла в массы, насколько фашистскими являются государственные механизмы.

Фашизм подобен патогенному микроорганизму. Как и многие опасные бациллы в теле человека, фашизм всегда присутствует в обществе, т.к. он порождение темных сторон человеческой природы. Ослабевает иммунитет и человек заболевает, уменьшается в обществе уровень непринятия немотивированной агрессии, ненависти и общество заболевает фашизмом. В больном обществе всегда найдутся те, кто воспользуется болезнью и придет к власти.

У фашизма нет чёткой границы, нет определённой формы, он как ядовитый газ, заполняющий те пустоты, которые мы сами ему оставляем.