Гипноз и преступность

II ГИПНОЗ КАК ИНСТРУМЕНТ ПРОТИВОПРАВНЫХ ДЕЙСТВИЙ

При исследовании криминальных эпизодов в истории гипноза указывалось на то обстоятельство, что зарождение и распространение этого лечебного метода нередко сопровождалось ситуациями, когда гипнотизер (магнетизер) злоупотреблял своеобразием состояния загипнотизированной женщины. Однако не надо думать, что в гипнозе у женщин притупляется чувство нравственной бдительности или же происходит неспецифическое растормаживание сексуальных инстинктов. Тонкости психологических взаимоотношений гипнотизера и гипнотизируемого весьма своеобразны и во многом еще загадочны, а потому заслуживают специального обсуждения.

Необычность отношений, складывающихся между гипнотизером и его пациентом, отмечали многие авторы. Так, французский гипнолог А. Вине писал: "Магнетизируемый подобен восторженному любовнику, для которого не существует ничего на свете, кроме любимой"[37]. Первое впечатление от этого высказывания наводит на мысль, что автор, как мужчина, применяет в данном случае наиболее выразительную метафору. Но оказывается, что он не одинок в своих взглядах на своеобразие гипнотических отношений. Другой гипнолог, Е. Джонс, приводит следующий отрывок из работы К. Дюпреля: "В каждом излечении, достигнутом с помощью магнетизма, магнетизер передает пациенту свою жизненную силу, иными словами, свою собственную сущность". При этом автор напоминает, что народные верования всех времен приписывали взгляду особую силу, а поэтому, считает он, естественно рассматривать глаз и его блеск "как символ мужского органа и его функции"[38].

Выдающийся французский психолог и психопатолог Пьер Жане также говорил о "сомнамбулической страсти" и видел в ней "совершенно особую форму" любви[39]. Не входят в противоречие с этими высказываниями и мнения других ученых, утверждающих, что гипноз предполагает положение, в котором гипнотизируемый с готовностью отказывается от произвольного контроля ситуации в пользу гипнотизера. И чем сильнее он чувствует в гипнотизере избавителя от своих трудных проблем, тем охотнее и глубже он входит в гипноз. "В ходе погружения в гипноз в разной степени и с большей или меньшей легкостью, — писал Л. Кьюби, — гипнотизируемый временно отказывается от врожденных механизмов самозащиты и бдительности, отдавая свою личность и чувство безопасности в руки "другого"[40].

Как видно из всего сказанного, у гипнотизируемой женщины не происходит прямого снижения уровня моральной ответственности, а многократно возрастает чувство благодарности мужчине-специалисту, берущему на себя труд избавления ее от беды. Однако в жизни бывает значительно больше вариантов, и они, естественно, включают в себя и многие другие обстоятельства.

Действенность указанных механизмов сохраняется и по отношению к пациентам-мужчинам, но здесь криминальные аспекты проявляются чаще в другой области в формировании состояний сниженной критичности при вовлечении их в различные религиозные общины и секты. Этот вопрос будет рассматриваться подробно в ходе дальнейшего изложения.

Здесь же следует добавить, что сформировавшийся позже психоанализ 3. Фрейда, оставив в неприкосновенности приведенные взгляды на психологические механизмы взаимоотношений гипнотизера с пациентом, дополнил систему этих отношений проявлением и других связей, образовавшихся у пациента ранее (с родителями, близкими и пр.). Это психологическое явление Фрейд назвал трансфером (переносом).

Сам Фрейд много размышлял об общности психофизиологических механизмов гипноза и любви. В одной из последних своих работ под названием "Коллективная психология и анализ человеческого "я" он подчеркивал, что гипноз является загадочным феноменом. В то же время он указывал, что главной чертой гипноза является "чистота либидинозных установок", наличие "состояния влюбленности без прямой сексуальной направленности"[41]. Из дальнейшего текста следует, что речь идет о врожденной способности, предшествующей какому бы то ни было отношению к объекту. Фрейд высказывает гипотезу, согласно которой гипноз является восстановлением состоящие некогда реально пережитого и включенного в филогенетическое наследие: оно воспроизводит первобытное отношение к "отцу", каким это отношение сложилось в период зарождения человеческой семьи. Гипноз определяется Фрейдом как "толпа из двоих", в которой гипнотизируемый связан с гипнотизером отношением идентификации, сходным с отношением, связывающим членов толпы с личностью "главы". Вот почему, пишет он, "гипноз без труда раскрыл бы перед нами загадку либидинозной сущности толпы, если бы он сам не скрывал в себе черты, ускользающие пока от всякого рационального истолкования"[42]. Приведенная здесь гипотеза опирается на более чем спорные исторические и научные предпосылки, но она показывает, что Фрейд признавал специфичность отношений субъектов, участвующих в формировании гипноза.

Так или иначе, рост внутренней пассивности и возможность образования некоторых "слабых мест" в психологической защите гипнотизируемой женщины перед возможными сексуальными притязаниями гипнотизирующего ее субъекта определенным образом настораживали медицинское правосознание со времен пресловутых заключений Французского Королевского медицинского общества (Медицинской академии) об опасности гипнотического лечения для общественных нравов. И несмотря на то что этим заключениям исполнилось более двухсот лет, их подспудное действие сказывалось и в недалеком прошлом нашей медицины.

Так, по существовавшему в нашей стране законодательству проведение гипноза регламентировалось инструкцией Наркомздрава и Наркомюста РСФСР от 1926 г., согласно которой гипнотерапией могли заниматься только врачи. Сеансы гипноза разрешалось проводить лишь в условиях лечебного учреждения, а также рекомендовалось присутствие при этом третьего лица, предпочтительно врача. Это объяснялось существовавшим в то время представлением о том, что загипнотизированный во время сеанса гипноза находится в полной зависимости от гипнотизирующего. Данные о проведении сеанса должны были заноситься в специальный журнал. Предполагалось, что такая организация сеанса исключает возможность предвзятого обвинения врача в некорректном использовании своего "исключительного" положения.

Со временем сложилось широко распространенное убеждение в том, что данная инструкция устарела и не отражает новых научных данных, полученных в ходе более поздних исследований гипноза. Результаты этих работ свидетельствовали о том, что формальную сторону взаимоотношений гипнотерапевта и его пациента целесообразно существенно упростить. В связи с этим в 1957 г. было подготовлено "Методическое письмо по применению гипноза в лечебных целях". Оно утверждено Министерством здравоохранения СССР в качестве инструктивного документа для врачей. Здесь уже не было преувеличенного опасения перед гипнотическим состоянием и соответственно не содержалось требований об обязательном присутствии на сеансах гипнотерапии другого врача в качестве свидетеля, что теоретически неоправданно и практически невыполнимо ввиду занятости каждого врача своим делом. В тех же редких случаях, когда врач-психотерапевт имеет основание ожидать шантажных тенденций со стороны своих больных (в основном это могут быть истерические психопаты), он или откажется от индивидуальной гипнотерапии, или же пригласит на сеансы медсестру как третье лицо.

Следует сказать, что в отечественной криминалистике дела, в которых шла речь о противоправных действиях с применением гипноза, встречались очень редко. Причин тому несколько. Во-первых, все предшествующие десятилетия гипноз в нашей стране не пользовался особой популярностью в обществе, а следовательно, не привлекая к себе внимания криминогенного контингента, не находил применения в преступной практике. Во-вторых, случаи уже состоявшегося противоправного использования гипноза весьма трудно доказать, так как гипнотическое внушение очень непросто отличить от различных видов обычного психологического воздействия, какими являются уговор, совет, просьба, рекомендация, требование и т, п. Тем не менее примеры, подтверждающие возможность правонарушений посредством гипноза, в соответствующей литературе описываются. Так, в медицинском журнале за 1928 г. рассказывается о случае, когда гипнотизер посредством внушения в гипнозе принудил женщину выйти за него замуж. Она сделала это вопреки своему желанию, так как любила другого мужчину и собиралась вступить с ним в брак. В дальнейшем, будучи по складу характера истерической личностью, она проявляла в создавшейся ситуации признаки тяжелой депрессии и психопатической дезорганизации поведения. Лечащему врачу удалось установить причину заболевания, однако юридическая сторона дела осталась за рамками опубликованной работы[43].

Аналогичные дела описывались и в иностранной печати. Так, в одной из публикаций сообщается, что в 1894 г. в Мюнхене было предъявлено обвинение 36-летнему мужчине, который "в злонамеренных целях обольстил баронессу Гельвиг фон Зедлиц, лишив ее воли с помощью гипнотического внушения", и вопреки ее намерениям вступил с нею в незаконный брак[44]. Гипнолог нашего времени, повторно проанализировавший это дело, склонен, однако, считать, что причиной "спорного брака" была все же любовь, а не гипноз. В более раннем сообщении речь идет о судебном деле 1857 г., возбужденном в связи с тем, что молодая девица забеременела после лечения ее терапевтом-магнетизером. Как следует из текста, "врачеватель" в данном случае отделался легким испугом, так как "эксперты" дали заключение о том, что беременность под воздействием магнетизма вполне возможна.

Как уже отмечалось, известное заключение секретного доклада комиссии Французского Королевского медицинского общества (1784) по существу лечебной деятельности Месмера гласило, что "магнетическое лечение, безусловно, опасно для нравов".

Специалист европейского масштаба по психиатрии и судебной психопатологии Р. Крафт-Эбинг еще в 1895 г. подробно рассматривал те психофизиологические особенности гипноза, которые позволяют расценивать его как состояние, в определенных случаях разрушающее психологическую защиту личности и создающее предпосылки для злоупотребления ее беспомощностью. В связи с этим он писал: "У некоторых… личностей, принадлежащих к меньшинству, влиянием внушений и упомянутых физических воздействий можно достигать погружения в более глубокие состояния так называемого "гипнотизма", причем сознание окружающего мира вполне исчезает и воля оказывается до того связанною, что находящийся в таком состоянии (загипнотизированный) индивидуум становится послушным орудием в руках экспериментатора (гипнотизера), воспринимает только чувственные раздражения, исходящие от этого последнего… и, благодаря своей безграничной поддаваемости внушениям (suggestibilite), сопровождающей это бессознательное и безвольное состояние, может быть поставлен в самые разнообразные психические положения, при которых он выполняет чисто автоматически различные, требуемые от него гипнотизером, действия"[45]. На этом основании данный автор считал, что состояние человека, находящегося в глубокой степени гипноза, должно рассматриваться, с юридической точки зрения, как беззащитное и беспомощное, как состояние болезненной бессознательности, "беспамятства". В то же время он полагал, что у широкой публики, да и у некоторой части врачей, имеется склонность переоценивать опасность гипноза как преступного средства.

В одном из наиболее ранних примеров, упоминаемом Крафт-Эбипгом (1847), "магнетическое усыпление" 20-летней истеричной девушки было применено с целью насильного сексуального контакта с нею. Она обвиняла некоего Ф., ласкавшего и "схватывавшего" ее за колени, в результате чего она впала в бессознательное состояние, а придя в себя, почувствовала боли в области половых органов. Обследование установило свежий разрыв девственной плевы, а обвиняемый вскоре сознался, что воспользовался ее беспомощным состоянием.

Следующий случай показывает, с какой циничной уверенностью может действовать сексуальный преступник, когда бывает уверен, что имеет дело с высокогипнабельной жертвой. В апреле 1878 г. в городе Руане гражданка Б. совместно со своей 20-летней дочерью подала в суд заявление с обвинением в изнасиловании дочери зубным врачом Л. По их словам, преступление совершалось во время зубоврачебных приемов, без ведома потерпевшей и в присутствии ее матери. Весьма простоватые мать и дочь относились к зубному врачу с большим доверием. Поэтому хотя и с колебаниями, но поверили его заявлению на первом приеме, что для правильного лечения зубов у дочери он должен провести ее гинекологическое обследование. После этого все манипуляции по лечению зубов выполнялись в полулежачем положении дочери на кресле, а врач находился у нее между ног. Мать при этом была усажена в противоположном конце длинного кабинета так, что могла с трудом видеть дочь только со спины. Как заявила дочь, всякий раз, находясь в кресле, она чувствовала, что сознание покидало ее, и поэтому она не знает, что с ней делали в это время.

Зубной врач сознался, что в течение многократных зубоврачебных приемов он имел с нею половые контакты, но при этом утверждал, что она добровольно отдавалась ему, будучи в полном сознании. В выяснении этого обстоятельства и заключалась задача судебного разбирательства. На основании обстоятельств дела было выяснено, что использование наркотических веществ в этих случаях исключалось, и потерпевшая была обследована на предмет возможного применения гипноза. Судебно-медицинским осмотром установлено, что Б. истеричная девушка, несколько ограниченная в умственном отношении, очень легко засыпающая и вообще склонная к сонливости. В момент осмотра она находилась на пятом месяце беременности. Оказалось, что если ей закрыть глаза, опустив пальцами верхние веки, то глазные яблоки начинают судорожно дрожать и скашиваются внутрь, голова при этом откидывается назад, конечности расслабляются, и через минуту она впадает в глубокий сон. Через какое-то время она просыпается самостоятельно. Таким образом, Б. можно было очень легко вводить в гипнотическое состояние. Однако применял ли обвиняемый гипнотизирование при сексуальных контактах, достоверно установить не удалось. Собственные показания обвиняемого и другие обстоятельства дела послужили основанием к признанию подсудимого виновным, и он был приговорен к 10-летнему тюремному заключению. Б. родила на седьмом месяце мертвого ребенка, время зачатия которого соответствовало времени описанных "зубоврачебных сеансов"[46].

В системе судебно-медицинских наблюдений указанного периода уже имелись и случаи нанесения органических повреждений посредством гипноза. Доктор Лоран (в 1878 г.) сообщил историю курсистки, забеременевшей от своего кузена, студента-медика, который не мог на ней жениться и потому решил произвести выкидыш у кузины посредством гипнотического внушения. Девушка охотно согласилась на соответствующую процедуру, и гипноз реализовался в полной мере. Внушение гласило: "В такой-то день, в таком-то часу ты почувствуешь в пояснице сильную боль и появится кровотечение, с которым отойдет из тебя то, что я по своей неловкости внес в твое тело". Накануне ожидаемой реализации внушения девушке, кроме того, были даны, как ей было сказано, "сильнодействующие капли". В результате в назначенное время у нее появилось кровотечение, с которым отошел двухмесячный плод.

Наличие соответствующих судебных дел не помешало ученым продолжать дискутировать о возможности такого полового контакта с женщиной в состоянии гипноза, о котором бы она не помнила вследствие развития у нее постгипнотической спонтанной амнезии. Единичные экспериментальные данные такого рода проливают некоторый свет на этот вопрос. Так, врач Месне с помощью гинекологических зеркал проводил влагалищное обследование женщины, находящейся в состоянии гипноза. Когда после выведения из гипноза ей было объявлено, что такое обследование имело место, она рассмеялась, уверенная в том, что врач пошутил, так как она ничего не чувствовала и не помнит. В другом аналогичном случае пациентка заявила, что "этого быть не может — я даже не раздевалась"[47].

Несмотря на кажущуюся очевидность результатов этих экспериментов, следует иметь в виду, что лечебные действия в области гениталий, проводимые во врачебном кабинете, имеют для женщины совсем особую психологическую значимость и почти не затрагивают морально-этических сторон ее личности. Именно поэтому такие "события" легко поддаются амнезии при гипнотическом воздействии. Любые же иные контакты с половой сферой приобретают для женщины несравненно большую значимость, и поэтому подавить воспоминания о них с помощью гипноза значительно труднее.

В. М. Нарбут рассматривает случаи изнасилования женщин с помощью гипноза, связанные с лишением их девственности, и тех, кто ранее уже приобщился к половой жизни. Он считает, что косвенные признаки имевшегося полового акта (боли в области половых органов, пятна крови и пр.) могут вызвать подозрение о состоявшемся насилии и служить поводом для заявления о преступлении[48].

И все же в отдельных случаях такого рода инцидент может оказаться незамеченным самой потерпевшей. Л. Левенфельд приводит пример изнасилования с дефлорацией (лишением девственности) потерпевшей в гипнотическом состоянии, после чего ни сама потерпевшая, ни ее родители не заметили ничего подозрительного. Преступление было раскрыто благодаря сообщению лиц, ставших невольными свидетелями происшествия. Преступник был осужден[49].

Значительно позже было описано хорошо документированное и нотариально заверенное уголовное дело, имевшее место в 1934 г. в Гейдельберге (Германия). Суть его состояла в том, что мужчина, подвизавшийся в роли врача, имитировал проведение лечебных сеансов с одной из замужних женщин. Воздействуя гипнозом, он склонил ее к проституции, а затем систематически вымогал у нее деньги. Боясь разоблачения, он пытался убить эту женщину и ее мужа.

Современные сексологи относятся к вероятности злоупотребления гипнотическим состоянием женщины значительно более скептически. Так, польский сексолог 3. Старович категорически утверждает, что мнение о возможности совершения сексуальных действий с загипнотизированной женщиной против ее воли совершенно несостоятельно[50]. Тем не менее судебные разбирательства такого рода появляются и в нашей стране, и за рубежом. Так, уголовное дело по факту изнасилования несовершеннолетних М. и Т. было возбуждено в отношении психотерапевта П. (1990) Следствие убедительно доказало, что обвиняемый совершил изнасилование потерпевших именно в состоянии гипноза. Решением народного суда П. был осужден к лишению свободы на длительный срок.

Недавно журнал "Шпигель" опубликовал большую подборку материалов о сексуальных злоупотреблениях в немецкой психотерапии. Характерно, что такие противоправные действия совершают не только гиппотерапевты, имеющие дело с измененными состояниями своих пациенток, но и фрейдистски ориентированные психоаналитики, для которых внушение строжайше запрещено. Различного рода суггестивные ухищрения, маскируемые под лечебные методы, нередко позволяют лишить женщину ее психологической защиты и злоупотреблять ее доверием.

В гамбургскую полицию обратилась элегантно одетая женщина с жалобой на своего психотерапевта, к которому она обратилась за психологической помощью. Сыщики обнаружили на ее теле множество свежих и давних ран, о происхождении которых она рассказала буквально следующее. "Психотерапевт приказал мне немедленно раздеться. Потом тоже разделся сам и заставил меня лечь на диван, перевернул на спину. Потом привязал мои руки к изголовью: левую — фиолетовым, а правую — черным шнуром. Затем доктор нагнулся над диваном и начал бить меня тростью… Утром он разрешил мне принять душ. Потом опять — на диван. И опять побои. Потом дело дошло и до полового контакта между нами". Три дня эта женщина рассказывала следователям о том, как ее изнасиловал этот врач. А пришла она к нему потому, что после 27 лет совместной жизни ее бросил муж и этого врача ей рекомендовала знакомая, охарактеризовав его как самого авторитетного специалиста среди влиятельных людей Гамбурга. К делу было приложено более ста фотографий. Однако психотерапевт отделался пятью тысячами марок штрафа, а через год вернулся к своей практике.

Тревогу по поводу злоупотребления медиками той властью, которую дает им наука, забили, как отмечает "Шпигель", сами немецкие психотерапевты, особенно женщины. Они указывают, что такого рода насилие становится "катастрофой для пациенток", что оно "так же отвратительно, как кровосмесительство". Особенно часто жертвами таких "терапевтов" становятся женщины, которые уже в детстве подвергались насилию и потому не научились говорить "нет".

Вызывает недоумение "методическая" позиция врачевателей "женских душ". Согласно последним опросам, проведенным среди западных психотерапевтов, более половины из них считают необходимым говорить пациентке о том, что она "сексуально привлекательна"; около четверти считают для терапевта нужным сказать ей, что он ее "желает", а десять процентов признают желательным собственно "сексуальный контакт".

Тема "неуставных взаимоотношений" между врачом и пациентом давно уже активно обсуждается в США и других странах, где господство фрейдистских теорий в психотерапии заставляет уделять слишком пристальное внимание сексуальным проблемам пациентов и где сам врач нередко вовлекается в эту "игру". Пятнадцать процентов американских психотерапевтов признаются, что хотя бы раз имели интимные связи со своими пациентками. Молодые врачи редко бывают нарушителями профессиональной этики. Как правило, такими "вероотступниками" являются психотерапевты со стажем, которые в среднем на десять лет старше своих пациенток и пережили какие-то личные трагедии* Часто такие случаи пытаются объяснить "любовью", "внезапно возникшим чувством". Однако на самом деле за ними скрывается злоупотребление психотерапевтом той властью, которую его наука дает ему над пациентом. При этом такие врачи почти не рискуют: вероятность того, что за свои действия они будут наказаны, практически равна нулю.

Бывают и такие случаи, когда женщина-психотерапевт буквально насилует мужчину-пациента. И все же в 90 % случаев пострадавшими оказываются женщины. Обычное оправдание врача — меня соблазнила пациентка. Однако гарвардский психиатр Томас Гутхайль справедливо полагает, что "пациентка и должна быть соблазнительницей; она может раздеваться и вообще делать что хочет, но если дело дойдет до секса, то тут вся вина ложится на доктора". Эти слова, несомненно, подтверждают важнейшее профессиональное кредо Зигмунда Фрейда, еще в начале своей врачебной деятельности заявившего, что лечение должно вестись с воздержанием". Как известно, его любимый ученик Карл Густав Юнг нарушил эту заповедь со своей пациенткой Сабиной Шпильрайн.

"Я прошу вас не заходить слишком далеко, — писал ему тогда Фрейд. — Самого меня эта чаша миновала, но несколько раз я был очень близок к этому"[51].

Как мы уже отмечали, половые проблемы в сеансах гипноза могут приобретать и иной, прямо противоположный характер, когда сексуальная инициатива исходит со стороны загипнотизированной пациентки. В простых вариантах таких инцидентов больная обычно недвусмысленным образом дает понять врачу, что она стремится к физической близости с ним, как это случилось в свое время с Фрейдом. Хорошо, если после отказа врача дело заканчивается лишь слезами отвергнутой. В тех же исключительно редких случаях, когда пациентка с истерической психопатией проявляет по отношению к врачу шантажные тенденции, конфликт обычно удается разрешить без вмешательства юридических органов, так как он легко устраняется врачебными усилиями.

Значительно более распространенное и опасное явление, нередко привлекающее самое пристальное внимание правоохранительных органов, представляет собой деятельность разнообразных религиозных сект, использующих для вербовки и психического закрепощения своих членов различные методы косвенного и прямого внушения, гипноза и наркогипноза.

История правонарушений в связи с деятельностью таких сект и организаций берет свое начало в глубокой древности и чрезвычайно богата криминальным материалом. Она представляет собой самостоятельный предмет исследования. В данном разделе освещается лишь небольшая ее часть, в которой затрагиваются вопросы внушения и гипноза, служащих средством формирования психически беспомощных состояний у сектантов-неофитов.

Происшедшая демократизация общества сняла существовавшие ранее в нашей стране ограничительные барьеры для распространения религиозных сект и обществ, которых полно во всех зарубежных странах. В настоящее время возросли интенсивность и масштабность общественных явлений, связанных с активизацией деятельности различных религиозных объединении в Нашем обществе, в этой сфере все чаше выявляются криминальные элементы.

Характерно, что состав противоправных нарушений для этого рода религиозных формирований в нашей стране весьма типичен и странным образом повторяет преступные деяния таких же организаций, уже давно функционирующих за рубежом. Несомненно, что это утверждение требует определенной аргументации, и начать ее следует с анализа деятельности "новых" религиозных движений в США.

Американское общество изначально складывалось как общество многоконфессиональное, что облегчило процесс "модернизации" существующих религий и создания новых ее вариантов. Именно поэтому в США процветают многочисленные "новые" религиозные движения, секты * церкви. Отсюда ясно, почему эта страна оказывается главным генератором так называемых новых культов. Формирование необычных видов религий объясняется поисками новой, дающей более четкую жизненную ориентацию идеологии. Эти поиски, как показывает практика, идут в самых разных, преимущественно архаических и экстравагантных, направлениях. Некоторые исследователи полагают, что в настоящее время в США насчитывается более тысячи "новых" культов, а количество их последователей определяется в несколько миллионов, причем они проявляют большую миссионерскую активность. Об этом можно судить и по изобилию различных пророков и проповедников из США, которые ныне "обрабатывают" территорию бывшего Советского Союза.

Перечислить здесь хотя бы самые главные религиозные секты США нет возможности, да в этом и нет необходимости. Достаточно назвать такие мощные сектантские организации, как "Церковь унификации" Муна, Международное общество сознания Кришны, сайентологов Рональда Хаббарда, а также менее обширные, но заявляющие о себе весьма назойливо и беспокойно, такие, как общество "Дети Бога", Движение Иисуса, Религия ЛСД и многие другие. А рядом с этими сектами

сатанинские "семьи" типа печально известного Чарлза Мэнсона, принесшего в жертву "князю тьмы" несколько человеческих жизней; кровавые оргии с убийством 25 человек так называемых сервайвалистов Леонарда Лейка и Чарлза Инга; наконец, ставшие известными всему миру массовые трагедии: давнишняя в Джонстауне и совсем недавняя, закончившаяся смертью 86 членов секты "Ветвь Давидова" в штате Техас.

Новые религии американского происхождения давно и основательно освоили Европу. Так, во Франции, по подсчетам социологов, существует более двух тысяч культов. Среди них много сект, представляющих собой ответвления таких американских организаций, как "Бесконечный путь", Эканкар, Ассоциация Розы и Креста, "Мировая добрая воля", "Универсальное единство" и многие другие. В то же время во Франции немало и своих доморощенных сект. Руководители и тех и других формирований приносят немало беспокойства органам правопорядка.

Италия также изобилует всякого рода культами и сектами. Среди них фигурируют как традиционные американские религиозные организации (свидетели Иеговы, мормоны, пятидесятники), так и новые — Ананда Марга, общество сознания Кришны, сторонники "Иисус-революции" и множество других.

В Германии наиболее значительное место занимают секты "Харе Кришна", мунисты, "Дети Бога". Последняя секта причиняет криминалистам особенно большое беспокойство. Так, на территории полицейского участка Нордерштедт под Гамбургом на протяжении нескольких лет эта секта содержит многоквартирный дом для своих членов. В отделении розыска уголовной полиции лежат груды заявлений отчаявшихся родителей, дети которых исчезли в тайниках этой секты. В связи с этим в 1977 г. были предприняты широкомасштабные полицейские акции против ее организаторов. К этим акциям были подключены политические деятели, видные юристы, психологи, психиатры, средства массовой информации. Стало известно, что "колонии" этой секты используются нередко в качестве прибежища социально опасными элементами, В конце концов глава секты Давид Берг, замешанный во многих противозаконных делах, вынужден был скрыться от серьезно заинтересовавшейся им полиции. Тем не менее полицейский, занятый проблемами возвращения молодых сектантов в лоно семьи, сделал не очень оптимистическое заявление: "Лишь в случаях с несовершеннолетними мы можем активно вмешиваться, но потом они опять убегают из дома"[52]. Священник Гельмут Хаут, также имеющий большой опыт работы с ушедшими в секту детьми, считает задачу их психологического переориентирования на семью чрезвычайно трудной. "Нет патентованного средства для родителей, — замечает он, — в 99 случаях из 100 не помогают никакие, даже самые великолепные советы"[53].

В связи с появлением сект различного религиозного толка резко осложнилась криминогенная обстановка и в нашей стране. На сегодняшний день в России, по приблизительным оценкам, действуют около двухсот сект самой различной направленности. Наиболее влиятельные среди них Богородичный центр "Великое Белое Братство", секта приверженцев преподобного Муна и "тантристы". Всего в сектах состоит более 100 тыс. человек. Большинство этих сект не зарегистрировано. По имеющимся сведениям, в ряде сект используются психотропные препараты, а нередко — наркотики. Среди сектантов чуть меньше половины составляют несовершеннолетние и лица, не достигшие 20 лет.

На крайне отрицательные последствия деятельности множества религиозных сект в нашей стране указывал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн: "Никогда никому русский человек не мешал веровать по-своему… — отмечал он. — Но он также никогда не допускал, чтобы чужие вмешивались в его жизнь. А что творится в этой области сегодня? Как саранча, налетели на Русь разномастные проповедники, пророки, вероучители, "контактеры", экстрасенсы, парапсихологи и прочая публика того же сорта… Усиленно внедряемые (кстати, на деньги зарубежных инвесторов) в нашу жизнь ереси и секты несут в себе страшный разрушительный заряд и в области государственного строительства. Отказ от службы в армии, от каких-либо общественных обязательств вообще, отрицание самого института семьи, нравственное и телесное извращенчество вот плоды потакания "нетрадиционным" религиозным культам в России. Поспрашивайте священников, иноков в монастырях — бедные родители криком кричат, молят: помогите вернуть детей к жизни! Под влиянием сектантов уходят из дома. Бросают жен и детей. Попадают в психбольницы. Вешаются, стреляются, травятся…"[54]

Особенно большой криминальный потенциал содержится в секте "Великое Белое Братство", деятельность которой определяется учением "Юсмалос". Создал его киевский инженер-кибернетик Ю. Кривоногов. Основой этого учения является индусская религиозная система, разбавленная псевдохристианскими положениями, что с точки зрения православной русской церкви представляется опаснейшим обстоятельством для россиян. Сам Кривоногов утверждает, что ранее он уже воплощался как Бог Отец, как Иоанн Креститель, князь Владимир и т. д. Он заявляет, что пришел спасать род Адамов. Его спутница — жена Мария, — согласно его учению, является неразлучной частью пары, которая присутствует в религиях разных народов в разное время: Кришна и Рама, Аполлон и Афродита, Адам и Ева и т. д. Из документов известно, что она получила образование в Киевском университете, работала в газете и на радио, была членом Союза журналистов СССР.

Как сообщила 7 мая 1993 г. газета "Юсмалос" (собственный печатный орган этой секты), финальный момент деятельности "Братства" наступит 24 ноября 1993 г. В этот день "Мария Дэви Христос" — новое воплощение живого Бога — должна принести себя в жертву, т. е. покончить жизнь самоубийством, а вместе с нею пожертвуют собой, еще 12 тыс. человек этой общины из 144 тыс. членов "Великого Белого Братства". К счастью, киевской милиции удалось вовремя предотвратить это трагическое действо.

Обычные же, "рабочие" дни "Братства" характеризовались усиленной вербовкой новых членов секты с последующим насильственным программированием их психики. На этом основании прокуратура Киева возбудила против Ю. Кривоногова уголовное дело и он был объявлен в розыск. Приводимые далее выдержки из досье МВД Украины проливают некоторый свет на методы психологической обработки сектантов: "Кривоногов характеризуется тщеславным и жестоким. Все его приказы должны выполняться беспрекословно. Он в совершенстве владеет биоэнергетикой, гипнозом, применяя который нейтрализует волю человека и делает его послушным, неспособным к сопротивлению. Программа управления общиной основана на моделировании и кодировании избранной жертвы (жертв) в "Зомби", что происходит уже при "крещении" или "посвящении" в "Великое Белое Братство"[55].

Характерно, что процесс восстановления психического статуса лиц, "обработанных" психотехнологами секты, так же как и в уже рассматривавшихся ранее ситуациях с сектой "Дети Бога", в подавляющем большинстве случаев оказывается безуспешным. Обращает на себя внимание и очень быстрая коренная перестройка сознания человека, подпавшего под влияние "апостолов" секты. Следующий пример можно рассматривать как клинически типичный случай такого рода.

"Мой муж попал под влияние "белых братьев", и я не знаю, как его оторвать от этой секты, — пишет в газету Наталья Т, — Чего только я не перепробовала — все бесполезно". Был мой муж, продолжает она, обыкновенным добрым человеком, который всегда заботился о семье, о своей матери. Но сходил он на собрание к "белым братьям" и вернулся оттуда какой-то озадаченный, как будто горем убитый человек. Глаза беспокойные, бегают, а речь повел о том, что все материальное скоро исчезнет и все мы превратимся в луч света, что надо избавляться от грехов и бросать работу. Дальше пошло хуже. Домой приходил поздно. Все время говорил про конец света, иногда плакал, чего с ним никогда не бывало. Я его успокаивала, что такого не будет, разубеждала строками из Библии. Со временем начали пропадать очень нужные в хозяйстве вещи, книги на солидную сумму. Муж объяснял, что он все продал, поскольку все равно скоро это будет не нужно. В общем, он собрался жить до ноября 1993 г. Через некоторое время начал тайком от меня водить на сборы "братства" дочку, поговаривать о том, что девочка должна быть принесена в жертву Матери Марии. Несколько раз на длительное время пропадал из дома. В конце концов он был стационирован в психиатрическую больницу. После трехмесячного лечения он стал выглядеть нормальным человеком и был отпущен домой. Но однажды увидел по телевизору какого-то проповедника. Сразу сжался весь и выбежал из комнаты. Успокоившись, сказал, что пойдет в магазин за продуктами. После этого случая муж пропал окончательно[56].

Подобных примеров можно привести немало, и все они с достаточной определенностью свидетельствуют о том, что и вербовка сектантов, и их окончательное "обращение" сопровождаются процессом жесткого психического программирования, способы которого позаимствованы из различных древних оккультных практик.

Как известно, высокая действенность методов программирования новообращаемых сохраняется только в среде молодых людей, обладающих определенными личностными качествами, и в этом хорошо отдают себе отчет организаторы данного движения и их помощники "апостолы", проповедники и т. п. Что же касается непосредственного воздействия на психику потенциальных членов секты, то здесь следует различать три этапа, на которых последовательно формируется процесс "обращения" и осуществляется его поддержка во времени:

Первичное психическое подчинение вероятного члена секты. Легче всего это осуществляется в тех случаях, когда "субъект воздействия" находится в стрессовом состоянии и поэтому бывает астенизирован и охвачен тревогой или депрессией. В этом случае его положительный контакт с представителем секты реализуется в виде своеобразного "защитного рефлекса", безотчетного стремления обрести внутреннее равновесие и повысить жизненную устойчивость. Если в эго время компетентный психотехнолог сумеет проделать над таким субъектом определенные энергоинформационные манипуляции и подкрепит их соответствующим словесным внушением, то первичную психическую программу можно считать сформированной. Она проявляется в виде соответствующей фиксированной идеи и стремления к воссоединению с сектой. Без последующей поддержки и укрепления данная программа сохраняется около 20 дней, а затем, если работа с новичком не вступает во второй период, постепенно деактуализируется.

Период непосредственного "обращения" новичка в члена секты. Он представляет собой последовательное и многостороннее закрепощение субъекта, обычно заканчивающееся формальным актом приобщения к данному вероучению (обрядом "посвящения", крещения, инициации и т. п.). В сектах "Белого братства", к примеру, для "обращения" набирались группы новичков численностью не менее двадцати человек каждая, и их специально готовили к "крещению", для чего приезжал психотехнолог — "апостол". Новичкам давалась установка нести идеи "братства" дальше, в другие населенные пункты. Само же программирование психики в подготовительном к "обращению" периоде включало в себя многообразные воздействия, вспомогательные и основные, представлявшие собой собственно внушение в просоночных фазах сознания.

3. Последующее систематическое отслеживание эффективности привитой сектанту психической программы (контроль поведения, исповедь) и периодическое подкрепление кода соответствующими ритуальными процедурами. В "Белом братстве", например, в целях укрепления "истинной" веры "патриарх Свами" категорически запрещает сектантам читать газеты, смотреть телепередачи, слушать радио. "Везде уже идет энергия сатаны… не женитесь, не выходите замуж, — поучает он. — Уже нет для этого времени. Тем более опасно заводить детей! В каждой беременной уже поселилась душа демона и родится враг. Бросайте работу. Господь прокормит. Это — не ваша проблема". В целях укрепления веры отдельные члены секты подвергались повторному крещению, на иных накладывалась та или иная епитимья — религиозное наказание за отступление от предписаний главы секты.

Рассмотрим подробнее весь комплекс психопрограммирующих воздействий, характерных для подавляющего большинства "новых культов". Они сложились в следующую достаточно устойчивую систему:

Стоящий во главе харизматический (обладающий особой божественной силой) лидер убеждает своих приверженцев, что он получил новое уникальное "откровение" относительно сущности бога и реальности или же что он сам является богом. Новичков на каждом шагу уверяют в том, что тот, кто не разделяет взглядов главы секты, не просто заблуждается, но и является сторонником сатаны.

Вступившим в "семью" или коммуну прививают мысль, что их личность полностью изменилась, и для подтверждения этого "факта" им дают новые имена.

Для всех членов секты устанавливаются обязательные, непреложные нормы поведения. Нарушивших дисциплину ожидает жестокая кара.

Группе прививается апокалипсический взгляд на мир. Членов организации принуждают отказаться от собственного имущества и изменить место жительства.

По отношению к обращаемым используется определенная техника контроля за их поведением. Последователи культа рассматривают ее как религиозную дисциплину, которую начинают осуществлять с тщательной изоляции обращаемых от внешнего мира. Новообращенного обычно ставят в полную материальную зависимость от лидера. Если он поселяется в коммуне, от него требуют передать на "общее дело" все свое имущество. Остальные члены секты должны отдавать в пользу общины значительную (до половины) часть дохода. Стремление обеспечить безраздельное влияние на обращаемого поддерживается физической и духовной его изоляцией, отвращением от прежних ценностей и привязанностей, подавлением всякого личностного самосознания. Это достигается предельно насыщенной программой различных групповых мероприятий. Она включает "семинары", совместные молитвы и собеседования, повторение одних и тех же гимнов, мантр, библейских высказываний. Практикуются также совместные прослушивания записей уроков лидера, лекции о принципе веры, религиозные танцы и т. п. Кроме того, обращенных заставляют работать на предприятиях, принадлежащих тому или иному культу, собирать пожертвования на улицах, попрошайничать, а женщин иногда принуждают выполнять и роль "божьих рабынь любви". К этому следует добавить постоянное недосыпание, скудное питание, ночные собрания, объявляемые внезапно и длящиеся часами.

24-летняя студентка из Кёльна Инга Мамай, завербованная в секту "Дети Бога" и сумевшая вырваться оттуда, рассказала корреспонденту журнала "Штерн": "В первые восемь дней мне вообще не разрешали покидать колонию. Мне никуда не позволяли ходить одной, даже в ванную, при мне всегда находилась девушка, которая беспрерывно внушала, что Иисус любит меня, что я буду очень счастлива, если стану следовать законам секты. Я должна была постоянно читать заповеди нашего пророка Давида и до изнеможения учить наизусть библейские изречения. Если я при этом засыпала, девушка тут же будила меня, и я должна была читать дальше. Все это делалось, как меня уверяли, исключительно во имя Иисуса"[57].

Надо сказать, что работа с обращаемыми в ночное время, когда они испытывают сильнейшую потребность во сне, практикуется во многих сектах не случайно. Современные психотехнологи, использующие опыт древних оккультистов, хорошо знают, что такого рода состояния являются аналогом гипноза. В необходимых случаях они применяются в целях программирования сектантов.

Как известно, переходные состояния корковых клеток от бодрствования ко сну (и обратно), получившие в учении И. П. Павлова наименование гипнотических фаз (фазы уравнительная, парадоксальная и ультрапарадоксальная, о которых речь пойдет дальше), играют важную роль в физиологическом механизме внушающего воздействия слова. По этой причине и развитие невротических синдромов, если оно произошло по механизму словесного внушения, также наиболее легко возникает именно в этих условиях. Это явление следует рассмотреть подробнее. Школой И. П. Павлова было установлено одно важное обстоятельство: при переходе корковых клеток из деятельного состояния в тормозное возникает торможение в них не сразу, а постепенно. Прежде чем наступит полное торможение, в клетках наблюдается ряд промежуточных (фазовых) состояний, отличающихся по интенсивности охватившего их тормозного процесса. Это же имеет место и при обратном переходе из тормозного состояния в деятельное. Тем самым была вскрыта весьма важная закономерность, не только осветившая физиологическую сущность гипноза животных и человека, но и позволившая дать физиологическое объяснение ряда нормальных и патологических явлений психической деятельности человека.

При развитии переходных состояний между бодрствованием и сном наблюдается характерное изменение отношения корковых клеток к воспринимаемым раздражителям, стоящее в зависимости от степени заторможенности этих клеток. В то время как в бодрственном состоянии, при нормальном тонусе коры мозга, сила возбуждения корковой клетки соответствует силе раздражения (закон силовых отношений), при возникновении переходных состояний этот закон нарушается. Так, в первой (начальной) фазе торможения — уравнительной — слабые и сильные раздражения начинают вызывать равные по силе реакции. В следующей переходной фазе — парадоксальной — слабые раздражения вызывают сильную реакцию, а сильные — слабую (или даже совсем не вызывают никакой реакции). Далее следует ультрапарадоксальная фаза, в которой отрицательные условные раздражители начинают вызывать положительную реакцию корковых клеток, а положительные — реакции не вызывают. При еще более глубоком торможении корковых клеток возникает так называемая наркотическая фаза, когда при сохранении силовых отношений наблюдается одинаково ослабленная реакция на все раздражения. Наконец, при полном торможении корковых клеток, отвечающем состоянию глубокого сна, реакции на все обычные раздражения полностью отсутствуют. В этом случае для пробуждения спящего оказывается необходимым применение различных сильных раздражений (толчки, сильный окрик и т. п.). Возникая при засыпании или, наоборот, при пробуждении, фазовые состояния могут распределяться по коре мозга неравномерно, локализуясь то в одних, то в других ее участках. Такие переходные фазовые состояния И. П. Павлов называл "гипнотическими". Для психического программирования наиболее важной является парадоксальная фаза, о чем будет сказано несколько позже.

Следует иметь в виду, что фазовые состояния могут возникать также и в отдельных пунктах коры мозга при неврозах и психогениях, и тогда эти пункты находятся в "хроническом гипнотическом состоянии". Временные фазовые состояния коры могут быть вызваны чрезмерным утомлением, сильной отрицательной астенической эмоцией. Вот почему "обращаемых" сектантов принуждают работать до изнеможения, а в перерывах между работой заставляют слушать проповеди о предстоящем вскоре "конце мира" и тех жертвах, которые они должны принести богу перед смертью. Длительное поддержание такого "режима" вызывает не гипнотический сон, а хроническое состояние неполного торможения корковых клеток соответствующих участков коры мозга, ведущее к ненормальному его функционированию. Для реализации внушения существенное значение имеет парадоксальная фаза. Не случайно И. П. Павлов назвал ее "фазой внушения". "Я думаю, — отмечал он, — что наша парадоксальная фаза есть действительный аналог особенно интересной фазы человеческой гипнотизации, фазы внушения, когда сильные раздражения реального мира уступают место слабым раздражениям, идущим от слов гипнотизера"[58]. Повышенной внушаемости в условиях парадоксальной фазы И. П. Павлов придавал большое значение и в повседневной жизни, утверждая, что она дает себя знать и в тех нормальных людях, которые больше поддаются влиянию слов, чем воздействию фактов окружающей действительности.

По мнению В. М. Бехтерева, внушающее действие слов может происходить как намеренно, так и ненамеренно и осуществляется "иногда совершенно незаметно для человека, воспринимающего внушения". Это возможно потому, что "внушение в отличие от убеждения проникает в психическую сферу без активного внимания, входя без особой переработки непосредственно в общую сферу и укрепляясь здесь, как всякий предмет пассивного восприятия"[59].

В сектах преимущественно восточной ориентации подготовка к церемонии приобщения к "совершенному знанию" включает освоение некоторых психофизиологических упражнений. Так, приверженца "Миссии божественного света" наставник — гуру — непосредственно "убеждает" в том, что тот в состоянии воспринимать существующие в мировом пространстве "божественные явления". Для этого над новичком производят четыре операции. В темной комнате "апостол" нажимает на глазные яблоки кандидата до тех пор, пока не вызовет у него ощущения вспышки ослепительного света ("божественный свет"). Затем голову новичка запрокидывают назад, а он должен при этом так загнуть язык, чтобы почувствовать выделения из носоглоточных отверстий ("нектар"). На третьей стадии ему дается секретная мантра для медитации и показывается, как с ее помощью добиться ритмичного дыхания ("слово"). Наконец, новичок плотно затыкает пальцами уши до тех пор, пока не ощутит непрерывный тревожный звук ("божественная гармония")[60]. Приобщение к знанию продолжается в особых собраниях — "компаниях истины", в которых гуру и ученики обсуждают свои доктрины и пути проявления преданности "Миссии". Но главное медитации, которыми ученики должны заниматься не менее двух часов в день.

В литературе, посвященной деятельности псевдорелигиозных сект, много внимания уделяется организации и методике набора новых членов. Подробно описывая внешнюю сторону церемоний "посвящения" и приобщения к "совершенному знанию"» характеризуя те специфические условия содержания неофитов, которые вызывают у них развитие особых состояний психики и как следствие — высокую степень внушаемости, авторы, естественно, ничего не могут сообщить о глубоко засекреченных психотехнических методах обработки "новобранцев".

Однако такая работа ведется на самом высоком уровне. Об этом свидетельствует тот факт, что тем немногим "отступникам", которым удается освободиться из-под влияния секты, почти всегда приходится проходить длительный курс репрограммирования под наблюдением психиатра. В то же время конкретных материалов, приоткрывающих хотя бы отдельные стороны осуществляемого сектами психического программирования, в поле зрения исследователей до сих пор не оказывалось. По понятным причинам подобные материалы представляют собой весьма важную "профессиональную" тайну и тщательно охраняются от посторонних глаз. Естественно, что скрытый характер производимого воздействия существенно затрудняет процесс социальной и психической реадаптации бывших сектантов.

Впервые приемы гипнотического кодирования были обнаружены нами при изучении серии "звуковых писем", широко распространявшихся лидерами секты "Белого братства" в период 1990–1993 гг. Охарактеризуем вначале общее содержание "Звуковых писем", подвергнутых суггесто-психологическому анализу. Полный комплект этих писем состоит из восьми магнитофонных кассет, каждая из которых представляет собой отдельное "послание", звучащее 60 мин.

Во всем массиве информации, содержащейся в письмах, можно выделить три раздела: 1) вводные беседы; основные теоретико-установочные материалы и подготовительные медитационные сеансы типа хлыстовских плясок; 3) завершающая часть, включающая сеанс гипносуггестии. Эта последняя часть имеет целью окончательно оформить и закрепить у "посвящаемых" на сознательном и подсознательном уровнях образно-эмоциональные и сенсомоторные представления, необходимые для реализации действий, обеспечивающих выполнение основной задачи верующих: достижения "небесного рая" — "царства Божьего" посредством добровольного ухода из жизни в назначенное главой секты время.

Вводные беседы, содержащиеся в первых двух "Звуковых письмах", дают слушателям начальные понятия о сущности "новейшего святого учения" "Юсмалос", о "последней" возможности спастись через принятие этого учения и признание новоявленного бога

Марии Дэви Христос. Тексты бесед перемежаются авангардистской электронной музыкой и стихами самой богини.

В основной части писем дается описание структуры мироздания и его составных мистических элементов. Излагаемые здесь теории представляют собой эклектическое соединение древнеиндийской философии, христианства и примитивного анимизма. Большое внимание уделяется выработке у слушателей внутреннего убеждения в необходимости полной самоизоляции от всех социальных связей, беспрекословного подчинения проповедуемой религиозной доктрине. Членам секты активно прививается неприятие собственной страны, родины, общественных организаций, семьи. "Слово "родина", — говорится в инструкции для юсмалиан, — придумано демонами. Нет у нас родины, не должно быть у вас привязки к родине. Иисус Христос ждет вас на небе. Мария Дэви Христос пришла, чтобы забрать вас с собой… Теперь выполняйте то, чего хочет Всевышний".

Крайняя степень враждебности проявляется в "Звуковых письмах" по отношению к традиционным мировым религиям, особенно к христианству, и к правительствам своих стран. Соответствующие высказывания переполнены патологической злобностью и раздражительностью.

Заключительная часть явно предназначена убеждать новоявленных юсмалиан в существовании "реального бога" — Марии Дэви Христос — не только словесно, но и путем восприятия как самого Бога, так и мира Божьего непосредственно органами чувств. Для этого в одно из последних "Звуковых писем" вмонтирован специальный сеанс гипносуггестии. Мы имеем перед собой уникальный образец применения гипноза в противоправных целях. Сеанс гипносуггестии "озвучен" самой "Богиней". Иногда он из монолога превращается в диалог или в имитацию вопросов "Богини" и воображаемых ответов посвящаемого. Во всех случаях внушаются целенаправленные программные установки, а также визуальные и иного рода галлюцинации. Конкретной задачей сеанса являлось формирование у "божьего избранника" зрительного представления "небесного града", так называемого Нового Иерусалима — места обитания "реального Бога". В тексте оговорено, что данное посвятительное действо проводится с помощью пристального сосредоточения взора посвящаемого на портрете "Бога живого" — Марии Дэви Христос. Разделу, содержащему текст гипнопрограммирования, предпосылается заголовок: "У врат небесных (первая тайна)".

Далее следует текст соответствующего внушения (опускаются лишь несущественные фрагменты)[61].

Продолжение сеанса имеет собственный подзаголовок: "Преображающийся Логос".

Обсуждение приведенного текста психического программирования следует начать с констатации того, что в данном случае используется редко применяемый суггестивный метод: гипнотизирование посредством "очарования" (воздействия взглядом). Л. Шерток указывает, что этот метод обычно используют эстрадные гипнотизеры. В медицине он иногда употребляется при лечебной работе с алкоголиками, наркоманами, с психически неуравновешенными больными[62]. О высокой действенности этого метода говорит тот факт, что при его использовании в состоянии внушенного транса может оказаться сам гипнотизер[63]. В приводимом нами тексте реализация данного метода осуществляется посредством следующей словесной инструкции: "…Смотри прямо в глаза мне (имеется в виду портрет Марии Дэви Христос. — Л. Г.) и облекайся моей нежностью…"

Сам сеанс гипнопрограммирования происходит при открытых глазах "приобщаемого". Вызываемые у него галлюцинации как бы накладываются на глаза, а затем на те части тела и предметы одеяния визуализируемого портрета, которые называются в тексте.

Очень важный момент внушения содержится в следующей инструкции: "…задерживаешь взгляд на устах царицы. Слова, которые она тебе скажет, различны по звукам и цветам. Это будет твой индивидуальный призыв в мир Божий (подчеркнуто нами. — Л. Г.).." Этот экзотический прием есть уже не что иное, как психическое кодирование, так как лидерам секты стоит лишь узнать то сакральное слово, которое было "произнесено" в этом сеансе "Богиней", и оно становится для посвященного роковым раздражителем. Услышав этот своеобразный "пароль" из уст старшего по секте, послушник знает, что следующее за ним приказание дается от имени самого Бога, и потому оно будет выполняться предельно четко и беспрекословно.

Таким образом, "услышанный" в сеансе "индивидуальный призыв в мир Божий" становится личным кодом члена секты, делающим его идеально послушным исполнителем любых инструкций и приказаний. По логике вещей в учетных списках членов секты такого рода индивидуальные кодовые слова должны стоять напротив фамилии каждого из них.

Данный сеанс гилнопрограммирования предусматривает и другие психологические "привязки" послушника к облику "Богини". Так, в начале сеанса путешествующий в "мир Божий" Логос зрит "огонь сердца Иисуса Марии" и, ощущая на себе исходящее от него тепло, вначале согревается, затем потеет и, наконец, начинает "пылать от нескончаемого потока любви". Нет сомнения, что для полудетской психики "посвящаемых" пылающее лицо и разлившееся по всему телу тепло являются достаточно убедительным доказательством реального существования "Царицы" и проявления ее любви Божьей к логосам. Известно, что эта вегетативная реакция, легко реализующаяся в фазовом состоянии психики, способна прочно запечатлеваться и в дальнейшем вызываться произвольно при каждом воспоминании о "любящем сердце Богини" или взгляде на ее портрет.

Экспериментальные работы гипнологов в этом направлении начались с опытов Крафт-Эбинга над испытуемой Ирмидой Цандер еще в 1889 г. При этом была продемонстрирована возможность оказывать влияние на температуру тела как в сторону ее повышения, так и в сторону понижения посредством гипнотического внушения[64]. Позднее продуктивно занимались такого рода исследованиями отечественные гипнологи В. М. Бирман, Н. Г. Безюк, Р. П. Ольнянская и др. Несомненно, что тот психотехник, который разрабатывал описанный сеанс гипнопрограммирования, хорошо знал результаты этих работ.

Что касается моделирования комплекса других чувственных ощущений, то весьма нетрадиционна для ортодоксальных религий следующая фраза в тексте внушения: "Вибрации пульсирующего обмена любовью с божественной супругой… (в сокровенном уголке рая. — Л. Г.) делают тебя златоликим ангелом…" Закрепление неразрывных интимных связей с "Богиней" на уровне прямых сексуальных отношений — это, надо полагать, собственная "находка" специалиста, разрабатывавшего гипносуггестивные программы для секты.

Впрочем, помыслы о возможности и допустимости сексуальных отношений с "Богиней" не являются абсолютно запретными для некоторых религиозных систем. Это обстоятельство, по всей вероятности, берет начало в индийских духовных традициях, которые допускали использование взаимоотношений возлюбленных для достижения единства с Богом. Существует легенда о семнадцатилетнем Кришне (одно из воплощений Вишну), который своей красотой и чудесной игрой на флейте пробудил чувственность пастушек, так что они оставили своих мужей и детей и умчались к нему, Кришна, проявив себя в 16 тысячах форм, с каждой из них вступил в любовную связь. Позже одно из религиозных направлений — "Бхакти-йога". — допускало, что для достижения единства с Богом достаточно лишь использования чувственной чакры сердца и личной преданности.

В работе итальянского ученого Ч. Ломброзо приводятся примеры массовых эпидемических эротоманий религиозного характера в Европе в XV–XVIII вв. Далеко не платонические отношения любви к Богу нередко встречались в религиозных записках женщин-аскетов. Вот отрывок из записи такого рода: "Благодаря моему доброму повелителю (Богу) я узнала тайны своего сердца и нашла им объяснение: мне нужны сильные, могучие объятия, чтобы чувствовать, как мое сердце сливается с сердцем того, к кому меня влечет… Пылкая страсть его любви часто побуждала меня широко раскрывать объятия, чтобы со всею доступной мне силой прижать его к своей груди; материально я не испытывала никакого сближения с ним… Но мало-помалу и тело стало принимать участие в восторгах души"[65].

В описанном нами сеансе гипноза посвящаемому предоставлялась возможность непосредственно пережить сексуальный экстаз, для того чтобы окончательно убедить его в "избранности Божьей". В сеансе мистического гипнопрограммирования, как видно из приведенного ранее текста, моделируются не только сенсорные реакции, но и двигательные ощущения: "…Иисус Мария протянула к тебе свою проницающую светом руку и ты уже поплыл вслед за ней в сокровенный уголок рая". Такого рода галлюцинаторные перемещения посвящаемого наряду с комплексом чувственных реакций, несомненно, призваны создать впечатление реально пережитых событий, происшедших где-то в "параллельном пространстве" — "мире Божьем".

И наконец, в завершающей части гипнопрограммирования посвящаемому внушается мысль о предстоящем "досрочном" его изъятии из земной жизни: "…сейчас пропущу сквозь тебя радугу, — звучат слова "царицы", — и уже навеки оторву твое тело от брения и бытия". В результате этого внушения новоявленный юсмалианин становится психологически готовым не только к безмолвному послушанию руководителям секты, но и к самой смерти, после которой он станет "сотворцом света" в мире Божьем.

Таким образом, рассмотренный здесь вариант гипнотического программирования приверженцев псевдорелигиозной секты является достаточно компетентной суггестивной разработкой, которая может представлять реальную опасность для здоровья и жизни людей, подвергшихся ее воздействию. Основная цель — выработка жесткой однозначной психологической зависимости от проводников определенных религиозных установок, формируемых системой предварительной подготовки приверженцев секты. Эта работа завершается программированием и кодированием их поведения в измененном состоянии сознания.

Назначение такого программирования — посредством целенаправленного формирования галлюцинаций убедить новообращенных в реальном существовании новоявленного Бога и его "небесного царства", дать возможность телесно прочувствовать проявления "Божьей любви", а также получить "кодовое слово" ("призыв в мир Божий"), по которому новообращенный беспрекословно пойдет на смерть.

В данном разделе проведен лишь психологический и психофизиологический анализ варианта скрытого гипнопрограммирования сектантов. Очевидно, что выработанная таким образом программа представляет собой весьма прочную и устойчивую психологическую конструкцию. Вопрос о возможности, способах и методических приемах ее разрушения (репрограммирования) — самостоятельная тема для обсуждения.

В заключение следует отметить, что организаторы неприкрыто агрессивной секты "Белое братство" после ареста в ноябре 1993 г. и двухгодичного следствия 10 февраля 1996 г. были, наконец, осуждены Киевским городским судом. "Бог живой" Мария Дэви Христос (Марина Цвигун) приговорена к 4 годам, ее муж "Светильник Юанн Свами" (Юрий Кривоногов) — к 7 годам и "архиепископ" Виталий Ковальчук — к 6 годам лишения свободы.

Непонятным остается, однако, почему преступников осудили лишь за организацию массовых беспорядков и захват государственного имущества, оставив фактически безнаказанным причинение труднопоправимого, а подчас и неустранимого вреда психическому здоровью тысячам молодых людей.

Еще непосредственные ученики и последователи Месмера заметили, что психические кризы, наблюдаемые при магнетизировании, являются лишь эпифеноменом, т. е. чем-то побочным, а суть дела заключается в ином: с пациентом происходит ряд необычных явлений, указывающих на то, что он находится в каком-то особом состоянии. Это состояние характеризуется, в частности, особенно сильным подчинением пациента воле гипнотизирующего. Исследователей конечно же заинтересовало, каковы пределы подчинения личности в данной ситуации и возможности использования этого состояния в противоправных целях.

Однако уже А. Пюисегюр, известный ученик Месмера, открывший сомнамбулизм, говоря о подчинении человека магнетизеру, отмечал нередкие случаи, когда пациент проявляет неожиданную строптивость, как ребенок с матерью: "Эта власть (магнетизма. — Л. Г.) абсолютна во всем, что способствует душевному покою и здоровью пациента… Но если мы хотим принудить больного сделать что-то такое, что может быть ему неприятно, он станет упорствовать и не подчинится нашей воле"[66].

Многие психиатры, судебные медики и психотерапевты прошлого (Ж. Туретт, Р. Крафт-Эбинг, А. Форель, Э. Ф. Беллин, Е. А. Краснушкин и др.) занимались изучением вопроса о возможности использования гипноза в злонамеренных целях. Общее заключение, к которому пришли эти ученые, едино: мнение о возможности использования гипноза в противоправных целях преувеличено и не соответствует действительности. При экспериментальных попытках внушить загипнотизированному субъекту покушение с помощью бутафорского оружия происходила нервная сшибка, заканчивающаяся истерическим припадком, т. е. истерическим гиппоидом[67].

Многие экспериментальные факты указывали на то, что власть гипнотизера является мнимой и всего лишь выполняет функцию, возложенную на нее загипнотизированным пациентом. Американский гипнолог X. Стюард эту гипнотическую ситуацию не без юмора сравнивает с британской парламентской системой, где королева обладает лишь той властью, которая дана ей народом[68].

Клинические наблюдения также свидетельствуют, что даже в случае глубокого гипнотического состояния испытуемый сохраняет контроль над гипнотической ситуацией: невозможно, например, заставить его совершить действия, которые для него неприемлемы. Иными словами, говоря о так называемом "всемогуществе гипнотизера" в ситуации гипнотического отношения и, следовательно, о зависимости гипнотизируемого, нужно иметь в виду, что это отношение действительно содержит изрядную долю внушения, но пациент сохраняет свободу принять или не принять гипноз.

Нельзя, однако, забывать, что во всех этих случаях речь шла о ситуациях, когда гипнотизер и его пациент находятся в обычных, нормальных, не обусловленных повышенной зависимостью отношениях.

Свидетельством тому является вторая группа экспериментов, осуществленных многими авторами в разное время. В них моделировались ситуации, в которых испытуемые должны были выполнять внушаемые им противоправные действия в ходе опыта или же в заданный постгипнотический период.

Г. Бернгейм приводит пример экспериментального внушения в гипнозе лжесвидетельства. Предварительно выяснив, где и с кем проживает испытуемая, он формировал у нее в гипнотическом состоянии следующую версию криминальной ситуации. "Третьего августа (4,5 месяца тому назад) в три часа пополудни вы пришли к себе домой и услышали отчаянный крик на 1-м этаже, это заставило вас заглянуть в комнату через замочную скважину. Вы увидели, что хозяин квартиры готовится совершить изнасилование младшей дочери своих жильцов. Вы видели, как он заткнул ей рот кляпом. Все это вас так поразило и испугало, что до сих пор вы боитесь кому-нибудь об этом рассказать, но теперь вы готовы дать показания об этом перед судом". Спустя три дня Бернгейм попросил своего приятеля-адвоката представиться этой женщине в качестве судебного следователя и допросить ее по данному "делу". В отсутствие Бернгейма испытуемая в точности пересказала все, что ей было внушено в сеансе гипноза, и проявила готовность подтвердить свои показания под присягой. При этом она решительным образом уверяла, что была очевидцем рассказанного преступления. Женщина настаивала на своих показаниях и после того, как экспериментатор спросил ее, не является ли рассказанная история простым внушением[69].

Ж. Грассе считал, что лжесвидетельство в уголовных и гражданских делах, подлог в документах — все это может быть реализовано в результате гипнотических внушений. "Здесь очень часто, — писал он, — субъекты произносят свои показания от чистого сердца, сами в них верят и отрицают какое-либо влияние другого лица"[70].

В том, что это действительно может быть так, свидетельствует наш собственный опыт внушения лжесвидетельства с экспериментальной целью. Описываемый случай произошел в 1975 г. на одной из пограничных застав Ленинградского военного округа, которую в порядке научного шефства посетила бригада научных сотрудников, возглавляемая Б. Ф. Ломовым. В ряду обычных для таких случаев лекций была проведена и беседа о гипнозе, после которой один из офицеров задал вопрос: "Можно ли находящемуся в гипнозе внушить ложную информацию, на основе которой он будет строить свои профессиональные действия?" В своем ответе мы изложили соответствующие литературные данные, касающиеся этого вопроса, а затем предложили провести такого рода эксперимент прямо здесь, на заставе.

Эксперимент был проведен на следующий день в присутствии маститых ученых и свободных от службы офицеров. Испытуемым был выбран один из сержантов, который на лекции не присутствовал, так как находился в наряде по охране границы. Возвратившись с наряда, он ушел спать и с товарищами, естественно, не общался. Сержант на эксперимент согласился и оказался хорошо гипнабельным, однако содержание предстоящего опыта до него не доводилось. В глубоком гипнозе ему было сделано следующее внушение: "Перед окончанием дежурства на пограничной полосе вы видели четкие следы обуви, ведущие в сторону нашей территории. Вспомните вы об этом ровно через десять минут после того, как я вас разбужу, и будете действовать, руководствуясь собственным решением".

После того как испытуемый был выведен из гипнотического состояния, минут семь он вел себя спокойно, а затем начал проявлять все большее волнение, оглядываться, спрашивать, где находятся солдаты, бывшие с ним в наряде. Через девять минут он четким шагом подошел к начальнику заставы, находившемуся в группе офицеров, и с выраженным волнением доложил о "замеченных" следах нарушителя границы на пограничной полосе. Командир попросил уточнить обстоятельства происшествия, и сержант с удивительными подробностями описал обстановку, в которой "заметил" следы только он один из всего наряда. На вопрос: "Почему Вы не доложили сразу же в установленном порядке?" — сержант ответил, что полная уверенность в этом пришла к нему только сейчас. Он показал на карте участок с отмеченными следами и объявил, что готов включиться в команду по поиску нарушителя. Его волнение в связи с "несвоевременностью" доклада начальнику было настолько выраженным, что в целях предотвращения чрезмерного психического напряжения он был повторно введен в гипноз, в котором было сделано внушение об отсутствии следов на полосе. Однако через три часа после опыта испытуемый отмечал, что он очень четко представляет "виденные" следы на полосе, по его словам, он с трудом осознавал, что на самом деле этого не было.

Таким образом, если даже внушение относительно сложной образной информации реализуется достаточно четко и вызывает готовность повлечь за собой соответствующую коррекцию профессиональных действий, то нет сомнения в том, что еще легче может быть внушена ложная информация вербального или цифрового плана, которую в общем-то не трудно перепутать и под действием собственной фантазии.

Многие гипнологи, ссылаясь на свой экспериментальный опыт, полагают, что реализации морально неприемлемых для субъекта внушений можно добиться посредством создания соответствующей мотивации, путем формирования некоторых новых ракурсов видения обстоятельств внушаемых действий. Если загипнотизированный не выполняет прямого указания на внутренне неприемлемое для него действие, то его можно ввести в такую жизненную обстановку, которая вполне оправдывает выполнение этих действий. Так, одной интеллигентной загипнотизированной женщине предложили раздеться в присутствии нескольких мужчин-медиков, на что она ответила отказом. Тогда гипнотизер внушил ей ряд вроде бы самостоятельных "невинных" действий, в результате выполнения которых она оказалась без юбки перед теми же мужчинами[71].

Ж. Грассе утверждал, что можно преодолеть сопротивление выполнению преступного внушения путем изменения всего морального мира человека, заставив его любить, угождать, стремиться осуществить преступление.

Внушением определенной идеи (например, бреда преследования) также можно запрограммировать данное лицо на преступление[72].

Достаточно впечатляющий эксперимент Ж. Саллиса хорошо иллюстрирует приведенное положение. На одной из своих лекций этот гипнолог внушил совершенно незнакомому мужчине следующую криминальную ситуацию. "Случайно я узнал, — сообщил он, — что сегодня вечером разбойники сговорились напасть на вас. Я подслушал разговор двух мужчин, один из которых должен будет войти через находящуюся напротив вас дверь. Предупредите покушение, выстрелив в убийцу из находящегося возле вас пистолета". Экспериментатор затем продолжил чтение лекции, но через некоторое время раздался выстрел. Оказалось, что испытуемый внимательно следил за дверью и когда в ней появился служитель, он в него выстрелил, приняв за указанного преследователя. На вопрос, зачем он это сделал, молодой человек ответил: "Да ведь он покушался на мою жизнь"[73].

Гипнолог Ботте понуждал испытуемых "стрелять" из револьвера в означенных внушением "злодеев" сразу же после выведения из гипнотического состояния или же спустя несколько часов или дней после этого. Если, согласно внушению, приходилось сделать это вскоре после пробуждения, то субъекты действовали без раздумывания, как автоматы; если же надо было сделать то же самое через некоторое время, то субъект пытался сопротивляться, но чаще всего выполнял это внушение[74].

Задача внушения противоправных установок существенно упрощается, когда гипнотизируемый находится в какой-либо социальной зависимости от гипнотизирующего. Это может иметь место, например, в криминальных группах, у лиц в местах заключения, в условиях шантажирования. Именно такой случай, происшедший в Дании в 1951 г., стал достоянием криминалистики. Злоумышленник ограбил банк и убил при этом двух служащих. После его задержания было установлено, что во время второй мировой войны он сидел в камере с двумя уголовниками, где неоднократно подвергался гипнотизированию с внушением верности сокамерникам. Кроме того, ему было внушено, что на всю жизнь знак "х" будет для него сигналом полного подчинения компаньонам по заключению. Обстоятельством, облегчившим преступное программирование данного субъекта, явились и установившиеся сексуальные отношения с ним тех лиц, которые его гипнотизировали. Согласно выводу автора публикации, не исключено, что для формирования у субъекта преступного мотива достаточно было бы одной сексуальной зависимости без дополнительного гипнотического стимулирования[75].

В настоящее время за рубежом вопрос о возможности использования гипноза как средства провоцирования преступлений продолжает дебатироваться. Некоторые гипнологи склонны отрицать такую возможность, другие вполне допускают существование подобного рода психического вмешательства. М. Рейзер, основываясь на многих свидетельских показаниях, полагает, что гипноз может применяться для побуждения личности к совершению преступления; при этом имеет значение не только сам гипноз, но и жесткость реальной жизненной зависимости программируемого субъекта от гипнотизера. Рейзер вообще считает, что любые попытки решить этот вопрос путем лабораторных экспериментов останутся малоубедительными, поскольку испытуемый всегда осознает, что в данной обстановке ему так или иначе не позволят нанести человеку настоящий вред и что в тех действиях, которые ему будет предложено выполнить, обязательно окажутся какие-то "страховочные" секреты.

Г. Эстабрук утверждает, что с помощью гипноза человека легче ввести в заблуждение, внушив ему определенную версию события, свидетелем которого он был. Кроме того, некоторые лица могут пойти на то или иное преступление, если внушение сочетается с обманной версией криминального действия, например когда оно осуществляется под видом эксперимента, патриотической или гуманной акции и т. п. Характерно, что убедительность ложных установок в значительной степени зависит от веры гипнотизера в свое дело: если он настроен скептически, то его отношение передается гипнотизируемому и сеанс обычно заканчивается неудачей.

Когда в процессе внушения наблюдается сопротивление со стороны гипнотизируемого, это состояние следует расценивать как нормальное. Для достижения положительных результатов требуется лишь дополнительная подготовка субъекта и более длительная работа во время сеансов. Степень внушаемости, по-видимому, является определяющей переменной величиной для реализации делаемых внушений. На этом основании гипнолог М. Тейтельбаум также допускает, что убийство, подделка чеков, завещаний, ложные показания и ложное алиби, лжесвидетельства и намеренное искажение результатов полиграфных обследований (на "детекторе лжи") могут быть следствием использования внушенных гипнотических программ, разработанных и внедренных в психическую сферу реципиента соответствующим специалистом[76].

Г. Эстабрук с достаточной определенностью утверждает, что специально подобранному и подготовленному субъекту можно ввести определенную и существенную информационно-деятельностную программу и "прикрыть" ее наличие внушенной амнезией[77]. Он считает, что после специального внушения на постгипнотический период уже ни один гипнотехнолог не сможет вывести "законсервированного" таким образом субъекта из его состояния, кроме специалиста, осуществившего первоначальное гипнотизирование. Он также полагает, что программируемого субъекта можно вводить в гипнотическое состояние только по отношению к определенным, заранее избранным ситуациям. При этом во всех других случаях этот человек останется совершенно нормальным, не выделяющимся никакими особенностями. Те же действия, которые он станет совершать по внушенной ему программе, не смогут им осознаваться, и потому он вполне правдоподобно станет отрицать свою причастность к ним.

Идя в своих рассуждениях еще дальше, Эстабрук допускает, что специальной психологической обработкой человека можно сформировать в его личности несколько социальных ролей. В одной из них он сможет вполне искренно отрицать какую-либо связь с организацией-конкурентом, однако секретную информацию, получаемую им в данной форме, он, будучи уже в другой своей роли, станет все-таки передавать ее конкурентам. Такие личности теоретически не поддаются разоблачению обычными методами, такими, как полиграфное обследование их состояния или гипноанализ структуры их личности. По всей вероятности, эти выводы Эстабрука основаны на чисто теоретических представлениях, поскольку примеры из практики показывают, что компетентный гипнолог может найти доступ к "инородным" программам личности, сформированным в гипнозе.

Об одном из достаточно необычных криминальных фактов, изложенном в книге А. Л. Толкунова "Похитители разума" (М., 1980), основанной на официальных документах и материалах зарубежной прессы, и имеющем прямое отношение к рассматриваемой теме, здесь необходимо рассказать.

2 марта 1967 г., как говорится в книге, в Маниле был арестован некий американец Луис Анджело Кастильо. Он был обвинен в подготовке заговора с целью убийства тогдашнего президента Филиппин Маркоса. Во время допросов следователи по просьбе самого Кастильо дали ему "сыворотку правды" и провели с ним ряд сеансов гипноза. Во время одного из таких сеансов арестованный признался, что участвовал в одном убийстве четырьмя годами раньше. По его словам, он был запрограммирован убить человека, который должен был проехать в открытой машине. Хотя Кастильо не знал его имени, все приметы сходились с далласской трагедией 22 ноября 1963 г. После этого признания арестованный попросил политического убежища. При этом он много говорил о некой мадам Крепе. В докладе гипнотизера, исследовавшего арестованного в манильской тюрьме, отмечалось; "Кем бы ни была эта мадам Крепе, она полностью контролировала память, сознание и поведение Кастильо". Этот же гипнотизер обнаружил, что его подопечный может пребывать на четырех разных уровнях сознания, о наличии которых подследственный не подозревал, но один из них по команде извне мог быть актуализирован в зависимости от складывающихся обстоятельств.

В соответствии с каждым уровнем сознания менялись манеры поведения арестованного, особенности его личности. В состоянии "зомби-1" Кастильо был полностью уверен, что он — Антонио Рейес Елриага (как и значилось в его паспорте), "зомби-2" — несговорчивый агент ЦРУ, "зомби-3" — агент, который провалился и собирается совершить самоубийство. В состоянии "зомби-4" Кастильо признался, что его настоящее имя Мануэль Анджело Рамирес, ему 29 лет, он уроженец района Бронкс в Нью-Йорке. Он также вспомнил, что проходил подготовку в специальной оперативной группе ЦРУ в лагере, где его обучали диверсионной деятельности. На каждом из этих уровней у него менялись пульс, частота дыхания, потовыделение.

Как видим, в системе памяти у данного человека были прочно заблокированы энграммы его реальной жизни и введены и закреплены четыре вида самостоятельно функционирующих энграммных вставок, приводимых в действие определенным сигналом-ключом.

Филиппинские врачи и психиатры, исследовавшие поведение Кастильо, составили доклад, в котором констатировалось: "Феномен "зомби" представляется нам как сомнамбулическое поведение, которое проявляется в виде реакции на серию слов, фраз, заявлений, очевидно неизвестных человеку в его обычном, нормальном состоянии. В состоянии "зомби" человек может вставать с постели, передвигаться, нажимать на курок пистолета. Он безучастно озирается, может упасть на пол без видимых признаков болевых ощущений. Экспериментально доказано, что цель поведения данного "зомби" — убийство президента Маркоса…"

Здесь следует напомнить содержание термина "зомби", уже достаточно часто встречающегося в печати. Так называли в африканских племенах людей, психика которых с помощью наркотических веществ и специальных психических воздействий жестко программировалась. Они выполняли с высокой надежностью любое поручение вождя и даже могли убить себя, свою мать, своих детей.

Аналогичные примеры известны из истории. Так, венецианский путешественник Марко Поло упоминает о том, что в одной из азиатских стран ему рассказывали о таинственном "старце гор" Алаодине, создавшем армию идеально управляемых убийц и державшем в страхе все близлежащие поселения. На горных вершинах Ала один построил великолепные дворцы с пышными садами. Обитали там самые прекрасные гурии. Эти сады были подобны тем райским кущам, о которых, по преданиям, рассказывал пророк Магомет. У входа стояла неприступная крепость. Сюда заманивали юношей от двенадцати до двадцати лет. "Старец гор" опаивал их сильнодействующим снадобьем. После долгого и глубокого сна они просыпались, окруженные очаровательными гуриями. Юноши были уверены, что попали на небеса, и Алаодину ничего не стоило уговорить их совершить любое убийство, посулив вечную прописку в райских садах. Местные правители, охваченные страхом, беспрекословно покорялись хозяину этих одурманенных убийц.

Наверное, Алаодин был первым, кто придумал своеобразный метод программирования психики. Основывался он на том, что внушение осуществлялось в просоночном (фазовом) состоянии, вызванном наркотическим веществом. Последующие любители психопрограммирования наряду с наркотиками использовали гипнотическое внушение, с помощью которого формировали у соответствующего субъекта амнезию, т. е. делали его сознание "чистой страницей", на которую затем "записывали" посредством внушения любые поведенческие и образно-субъективные программы.

Все эти манипуляции с человеческим сознанием, как правило, "прикрываются" сверху амнезией на все проделанное и конечным внушением того, что ни один гипнотехнолог не сможет впоследствии ввести данного субъекта в гипнотическое состояние и устранить амнезию на содержание введенных программ. Приведенный выше пример свидетельствует, однако, что не существует психотехнических методов воздействия стопроцентной надежности. Неизбежные "сбои" в такого рода работе позволяют время от времени обнаруживать подобные случаи и даже расследовать тонкости их технологии.

Методические подходы, которые могут использоваться для обнаружения гипнопрограмм в психике субъекта и их извлечения из памяти, можно иллюстрировать экспериментами французского юриста профессора Льежуа, проведенными еще в 80-х гг. прошлого столетия. Для того чтобы проверить, насколько надежно работает внушенная инструкция, запрещающая разглашать определенное событие или обстоятельство, опыт был поставлен с участием двух гипнологов.

В первой части эксперимента Льежуа усыпил испытуемую М. и внушил ей, чтобы после пробуждения она застрелила А., который будто бы нанес ей тяжкое оскорбление. После пробуждения М. немедленно хватает револьвер (заряженный холостыми патронами), стреляет в А., и тот падает пораженный.

Во второй части опыта М. была повторно введена в гипнотическое состояние уже другим врачом, который рассказал о совершенном ею преступлении и потребовал, чтобы она сообщила, кто ей внушил это действие. М., в соответствии с полученной ранее в гипнозе инструкцией, упорно отрицала всякое постороннее влияние на нее и уверяла, что инициатива этого преступления принадлежит исключительно ей самой.

Для того чтобы "обойти" сформированную в гипнозе программу, защищающую истинного виновника "убийства", врач снова загипнотизировал М. и сделал ей следующее внушение: "Как только в комнату войдет человек, склонивший вас к убийству А., вы начнете на него пристально смотреть, пока я не скажу "довольно", а затем вы будете стараться закрыть его от нас собою, чтобы мы его не видели". После выведения ее из гипноза первый гипнолог вошел в комнату. М. в точности проделала все действия, которые ей внушил второй экспериментатор, чем дала возможность "следователю" выявить лицо, сделавшее преступное внушение.

Аналогичный эксперимент описывает И. Бернгейм. Солдату, находившемуся в гипнотическом состоянии, было сделано внушение, чтобы после пробуждения он похитил 5 франков, но никому ни в коем случае не сообщал, кто его подговорил это сделать. После пробуждения солдат исполнил приказание, сделанное ему в гипнозе. Когда он снова был погружен в гипноз и его спросили, почему он совершил неблаговидный поступок — украл деньги, он ответил, что без всякой надобности. На вопрос, воровал ли он когда-нибудь раньше, он ответил, что никогда. Наконец, когда последовала просьба назвать человека, который внушил ему преступное действие, он ответил, что никто ему этого не внушал и он готов в этом поклясться.

В конце этого опыта испытуемому сделали следующее внушение: "Когда вы увидите того, кто внушил вам совершить эту кражу, вы подойдете к нему и скажете: "Я рад вас видеть, пойте Марсельезу". И действительно, когда в комнату вошел гипнолог, солдат подошел к нему и выполнил сделанное ему внушение[78]. Таким образом был "разоблачен" человек, который сформировал у загипнотизированного субъекта программу преступных действий и имя которого испытуемый не называл согласно реализованному первоначальному внушению.

Как видим, распознавание наличия преступной программы, внедренной в психику субъекта искусственным образом, представляет собой весьма непростую задачу. Она решается посредством поиска слабых или незащищенных мест в тех психологических конструкциях, которыми "прикрываются" такого рода программы и которые призваны сформировать невосприимчивость к иным гипнотехнологиям и суггестивным воздействиям.

Трудности в решении указанных задач имеются и с иной стороны. При некоторых психических заболеваниях, проявляющихся в виде изменения сознания (так называемых эпилептических психических эквивалентах: сумеречных и особых состояниях, амбулаторном автоматизме, некоторых формах сомнамбулизма) преступные действия могут совершаться в результате глубоко сокрытых бредовых идей. Авторы прошлого столетия считали, что к изощренному криминальному поведению способны и так называемые "мономаны" — субъекты с фиксированной бредовой идеей, возникающей в результате определенных болезненных отклонений в психике. Они могут быть настолько поглощены господствующей идеей, что оказываются неспособными руководствоваться доводами рассудка или моральными критериями. Вместе с тем, в отличие от искусственно внедренных криминальных программ, болезненные состояния психики никогда не бывают спрятаны настолько глубоко, чтобы оказаться нераспознанными квалифицированными специалистами.

Психические явления, лежащие в основе гипноза и памяти, очень тесно взаимосвязаны между собой во многих отношениях. Наиболее убедительно эта связь обнаруживается в феномене так называемой "постгипнотической амнезии". Она возникает спонтанно после глубоких (сомнамбулических) стадий гипноза или же реализуется после специальных внушений.

Факт воздействия магнетизма (гипноза) на память своих пациентов был отмечен уже самим Месмером. Такое воздействие имело место только у тех больных, у которых в сеансе наступали каталептические судороги (нервные припадки). В связи с этим Месмер писал: "Большое затруднение при исследовании пациентов, у которых бывают нервные припадки, заключается в том, что почти всегда, возвращаясь в обычное состояние, они забывают все свои впечатления. Если бы это было не так, если бы эти впечатления хорошо сохранялись у них в памяти, то они сами могли бы поделиться с нами теми наблюдениями, которые я здесь излагаю…"[79].

Месмер ограничился лишь указанием на факт развития амнезии в сеансе, не подвергая этот факт дальнейшему исследованию, и потому данное обстоятельство не привлекло особого внимания его непосредственных учеников. В последующем лишь А. Пюисегюр заметил, что после выхода из "магнетического" сомнамбулизма пациент совершенно не помнит о том, что происходило с ним в сеансе. Из этого он заключил, что существуют два вида памяти: осознаваемая и бессознательная. Характерно, что на протяжении всего XIX в. у подавляющего числа исследователей действие магнетизма непременно ассоциировалось с амнезией. Выразителем этой общепринятой мысли можно считать П. Бараньона, который писал: "Забывание всего того, что произошло во время магнетического сна, — неизменный его результат, без которого магнетический сон вообще невозможен"[80].

Уже в наше время Л. Шерток сделал попытку объяснить психофизиологические механизмы формирования постгипнотической амнезии. "Можно предположить, пишет он, — что загипнотизированный в своем желании подчиниться слову гипнотизера использует в психологическом плане механизм вытеснения — или более примитивные защитные механизмы, такие, как отказ, отрицание, — и через физиологический механизм амнезирования устраняет, например, переживание боли"[81].

Однако большинство авторов не видели необходимости вводить смысловой фактор для истолкования гипнотических явлений и предпочитали ограничиваться описательной стороной феномена, прибегая к понятию диссоциации. Они признают, что внушения гипнотизера обычно не способствуют возникновению конфликтов, а потому бесполезно привлекать к объяснению постгипнотической амнезии понятие вытеснения.

Вместе с тем попытка объяснения психофизиологических механизмов постгипнотической амнезии явлениями вытеснения не лишена своеобразной логики. В клинике неврозов нередко встречаются так называемые "истерические амнезии", когда в связи с теми или иными психотравмирующими обстоятельствами больной забывает определенный период своей жизни или какую-либо ситуацию, имевшую место в прошлом. Известно, что гипноз часто оказывается эффективным средством при лечении истерических амнезий, которые являются прямым показанием для его применения. Анализ многих случаев такого рода заболеваний показывает, что амнезия бывает связана с событиями, оказавшими на больных тяжелое воздействие, и, по-видимому, соответствует желанию изгладить из памяти пережитые трудные эпизоды.

Для истолкования природы этих амнезии 3. Фрейд прямо обращался к понятию вытеснения. Согласно его теории, забытые образы являются представлениями, которые больной вытесняет из своего сознания, так как они отягощены невыносимым для него фантазматическим значением. Такое толкование представляется логичным, и действительно, в каждом случае амнезии, если оказывается возможным провести хотя бы минимальное психологическое исследование, обнаруживается один или несколько конфликтов, отчетливо связанных^ с "забытыми" представлениями. Правда, не совсем понятно, почему для снятия амнезии часто бывает достаточно всего лишь одного сеанса гипноза, в котором производится внушение, что "забытые" данные больной обязательно вспомнит при пробуждении.

Л. Шерток пытается объяснить механизмы "вскрытия" амнезий с психоаналитических позиций, привлекая для этого такие понятия, как "трансфер" и "установление гипнотического отношения". Выдвигаемая им гипотеза состоит в том, что, "позволяя пациенту пережить отношение "слитности", аффективного симбиоза, гипноз осуществляет некое "телесное воссоединение", которое выражается в снятии вытеснения (в частности, в восстановлении памяти) и ведет к смягчению барьеров, отделяющих первичные процессы от вторичных"[82]. Несмотря на то что речь, по его утверждению, идет о процессе, протекающем непосредственно на психофизиологическом уровне, выдвигаемая им гипотеза полностью облечена в психоаналитическую терминологию типа понятий-символов, не характерных для языка психофизиологии.

Рассмотренные нами материалы свидетельствуют о том, что гипноз может не только разрушать, но и создавать амнезии. Для юридически ориентированного читателя обе эти стороны гипнотического воздействия представляют существенный интерес. Однако в данном разделе рассматриваются лишь те случаи, в которых гипноз фигурирует в качестве инструмента, формирующего искусственные амнезии.

Следует сказать, что в доступных нам публикациях не обнаружено сведений о гражданских судебных делах, в которых фигурировали бы факты "похищения памяти" с применением гипноза. Причиной этого могут быть несколько обстоятельств: а) относительная сложность самой процедуры внушенной блокировки воспоминаний об определенном событии или временном периоде; б) чрезвычайная трудность установления самого факта такого воздействия; в) отсутствие соответствующей рабочей установки у правоохранительных органов на поиск такого рода преступлений.

О наличии во врачебной практике случаев преднамеренного формирования различного рода амнезий сообщает В. Я. Данилевский. "Путем соответственного внушения, — пишет он, — можно вызвать забвение или угнетение памяти о различных событиях, переживаниях, об испытанных волнениях — для бодрственного состояния после пробуждения. Гипнотизер настойчиво приказывает: "Вы должны забыть о том-то, вы не должны вспоминать о таких-то событиях"… Подобное внушение в смысле амнезии, или забывчивости, врачи часто делают, чтобы данное лицо позабыло о каких-либо своих заботах, опасениях, роковых сведениях и т. п."[83].

Здесь же приводится случай, когда жена, узнав об измене мужа и будучи истерической личностью, пыталась покончить с собой. Психотерапевтическая помощь в данной ситуации состояла в том, что пациентке в состоянии гипноза внушалось полное забвение поразившего ее факта (формирование ретроградной амнезии). Однако врачу не удалось достичь желаемой степени реализации внушения — была лишь значительно ослаблена интенсивность отрицательных переживаний женщины и образована более спокойная социальная оценка ею переживаемого события. В других аналогичных случаях, отмечает тот же автор, нередко удается реализовать и закрепить искусственную амнезию на какое-либо трудное событие, вызывающее у субъекта психогенные расстройства.

Такого рода явления имеют нечто общее с внушенной отрицательной галлюцинацией, когда находящийся в гипнозе субъект вследствие соответствующей суггестии перестает воспринимать определенное действие или находящийся перед ним предмет. Только эта "отрицательная галлюцинация" адресуется не к настоящему, а к прошедшему времени субъекта.

Нам известно несколько случаев умышленного блокирования памяти на определенные события, проведенного по медицинским показаниям. Некоторые гипнологи применяют эти воздействия, хотя сам метод до сих пор остается неизученным, а его правовые аспекты никогда еще не обсуждались. Учитывая, что в современном обществе уровень осведомленности по вопросам возможностей гипноза и внушения значительно повысился, следует ожидать, что в связи с этим могут появиться и случаи противоправного его применения. Интересы профессиональной бдительности юристов требуют, чтобы они знали соответствующие аналоги хотя бы из медицинской практики.

Впервые о возможности целенаправленной деактивации памяти на определенные события в жизни человека мы услышали в 50-е гг. из рассказа одного опытного гипнотерапевта. Речь шла о семилетнем мальчике приемном сыне немолодой супружеской пары. Усыновленный в возрасте десяти месяцев, он был уверен в том, что родители у него родные. Однако некие "доброжелатели" сообщили ему об истинном положении вещей и даже снабдили его фотографией матери, которую он скрывал от взрослых. У мальчика развился выраженный негативизм по отношению к приемным родителям, невротизировалось общее состояние. В двух сеансах гипноза у него удалось сформировать стойкую амнезию на тот период времени, когда ему "открыли истину", и семья была вынуждена скрытно поменять место жительства.

Примером преднамеренного блокирования памяти на психотравмирующее событие двухгодичной давности является случай с девушкой, подвергшейся изнасилованию. У пострадавшей с течением времени развился невроз навязчивого страха. Он проявлялся в том, что, когда она оставалась одна, особенно в вечернее время, у нее в памяти очень живо воспроизводилась и вызывала первоначально испытанный приступ страха перенесенная два года назад стрессогенная ситуация.

Полугодичное лечение у психоаналитика, стремившегося в процессе психотерапевтического лечения дополнительно "активировать в памяти происшедшее событие для осознания и "гармонизации" всех невротизирующих компонентов", положительного результата не дало. Наоборот, появились явные признаки обострения болезненного состояния.

Не привело к успеху и применение гипнокатартической техники, когда гипноз использовался в целях "глубинного анализа" для вскрытия и отреагирования тех фактов прошлого психотравматизирующего события, которые еще продолжали субъективно отягощать подсознание. У пострадавшей стремились поддержать уверенность в том, что в такой своеобразной исповеди в гипнотическом состоянии перед врачом содержится возможность полного избавления от беспокоящих ее приступов страха. Однако и этот вид психотерапии оказался неэффективным.

На следующем этапе лечения было решено "деактивировать", стереть, вычеркнуть из памяти больной все следы перенесенного психотравмирующего инцидента, иными словами, сформировать полную искусственную амнезию на трудный период в ее жизни. При этом "стиралось" в памяти не само событие, а исключался из "сферы пережитого" семидневный промежуток времени с психотравматизнрующим днем посередине. Поскольку сам лечебный подход прямых аналогов в практике гипнотерапии не имел, деактивацию соответствующих энграмм было решено провести постепенно, с внимательным отслеживанием результатов этой психической "операции".

Всего было запланировано и проведено три гипнотерапевтических сеанса. В конце каждого из них пациентке предоставлялся час внушенного сна-отдыха для закрепления эффектов, вызываемых словесной инструкцией.

Содержание внушения на первом сеансе носило примерно следующий характер. Пациентке давалась установка, что "период времени с 12 по 19 августа такого-то года в ее памяти "блекнет", события, имевшие место в это время, теряют свою отчетливость, становятся "малоразборчивыми", неразличимыми, "на кинопленке памяти, на которой были зафиксированы все события указанного времени, тускнеет эмульсия, обесцвечивается изображение и имевшиеся там "сюжеты" трудно распознаются сознанием". Каждый раз подчеркивалось, что "это впечатление сохранится и даже еще усилится после того, как вас выведут из состояния гипноза". Данные последующих наблюдений за больной в течение семи дней показали, что ее состояние значительно улучшилось, она стала спокойнее и собраннее. Приступы навязчивых воспоминаний отмечались дважды, но характеризовались значительно меньшей интенсивностью и не имели выраженных проявлений страха.

На втором сеансе содержание внушения развивало тему предыдущего: "На кинопленке памяти полностью стираются все виды записей событий за указанный ранее период жизни. В сознании формируется твердая уверенность: отсутствие воспоминаний о событии свидетельствует о том, что его не было в действительности. Кроме того, из памяти исчезли воспоминания и о тех жизненных фактах, которые были связаны с устраненным из прошлого основным периодом времени". После второго сеанса гипнотерапии приступы страха, беспокоившие девушку, исчезли полностью, ее состояние заметно нормализовалось.

Спустя неделю с нею был проведен третий, последний сеанс лечения. В глубоком гипнотическом состоянии ей было объявлено, что сейчас "кинопленка памяти" за указанный период времени полностью обесцвечена, она совсем прозрачная, на ней нет никаких следов записи пережитого. Прозрачный кусок пленки удаляется, а концы сохранившихся воспоминаний прочно скрепляются друг с другом. Организм к этому факту относится совершенно спокойно, никак не реагируя на эту малозначимую операцию, и забывает об этом. В заключение пациентке было сказано, что у психотерапевта она лечилась от головной боли (которая действительно беспокоила ее последние полгода). Мать больной, присутствовавшая на всех сеансах, естественно, была посвящена во все детали этого психотерапевтического воздействия.

Приступы страха у пациентки больше не возобновлялись. Интересно, что проведенный с нею через месяц словесный ассоциативный тест показал отсутствие увеличения времени реакции на эмоционально значимые слова-раздражители (применительно к деактивированному в памяти психотравмирующему эпизоду). Положительный результат лечения прослежен в течение трех лет.

Достаточно показательным с точки зрения возможности формирования амнезии на ранее пережитые психотравмирующие обстоятельства является и следующий случай. Больная С., 20 лет, длительное время лечилась гипнозом от депрессии неустановленного происхождения. После того как стало ясно, что сеансы общеуспокаивающего и психокорректирующего внушения остаются малопродуктивными, был предпринят настойчивый опрос больной о периоде ее жизни, непосредственно предшествовавшем заболеванию. С большим трудом больная созналась, что около полутора лет назад она была втянута подругой своей старшей сестры в гомосексуальные отношения и в течение месяца принимала в них живое участие. Затем, одумавшись, она была сильно напугана этой неожиданной для нее ситуацией и прекратила ставшие для нее тягостными встречи. Вскоре, для того чтобы доказать себе, что она нормальный человек, она вышла замуж за своего школьного друга. Однако полноценным семейным и сексуальным отношениям с мужем мешало осознание своей прошлой "половой никчемности". С каждым днем переносить это стало все тяжелее, появились приступы депрессии, слезливости, отвращения к общению с людьми, утомляемость на работе. По настоянию матери обратилась к врачу.

Больная оказалась высокогипнабельной, и в течение одного сеанса у нее была сформирована и прочно закреплена полная амнезия на весь месячный период ее жизни, в течение которого она имела "предосудительные" связи с женщиной. Внушение реализовалось полностью. Повторный сеанс через десять дней был проведен с целью закрепить уже нормализовавшееся состояние. Положительный эффект психологического вмешательства прослежен в течение трех лет.

В заключение этого раздела отметим следующее. Несмотря на то что со спонтанно формирующимися амнезиями гипнологи в своей повседневной работе имеют дело очень часто, методические, психологические и даже правовые вопросы формирования искусственных амнезий на психотравмирующие ситуации или на соответствующие им временные периоды до сих пор почти не выяснены. В специальной литературе вообще не имеется фактических материалов такого рода, а концептуальные аспекты этой проблемы пока не обсуждаются.

На основании тех немногих данных, которыми располагает клиническая практика, и чисто теоретических умозаключений можно предполагать, что формирование искусственных амнезий легче всего может быть осуществлено у детей. Важно иметь в виду» что такое же вмешательство у взрослых, но уже с преступной целью может проводиться под "прикрытием" какой-либо психотерапевтической процедуры. В этом случае формируемая амнезия представляет собой в буквальном смысле "похищение памяти", так как осуществляется с заранее обдуманной целью, без ведома больного и наносит ему определенный вред.

Более сложной и проблематичной является возможность осуществления долговременных внушенных амнезий в состоянии наркотического опьянения. Эти аспекты проблемы должны быть хорошо проработаны на экспериментальном и практическом уровнях в службах специального назначения.

Проблема опасности при использовании гипноза до сих пор оценивается неоднозначно. Некоторые психотерапевты исходят из того принципа, что любое эффективное лечебное средство в больших дозах опасно для здоровья, и рекомендуют применять гипноз с осторожностью. Существует и другое мнение. Так, еще П. Жане (1859–1947), имея в виду упомянутый принцип, утверждал: "Гипнотизм и внушение, к сожалению, слишком малоопасны".

Отрицательное влияние гипноза на здоровье человека необходимо рассматривать в двух аспектах:

1. Возможное нанесение вреда самим гипнозом как психофизиологическим процессом в виде неблагоприятного действия на психическую сферу загипнотизированного или другие функциональные системы организма.

2. Многократное возрастание опасности недоброго слова для человека, воспринимающего это слово в гипнозе или близких ему фазовых состояниях сознания. В результате неблагоприятный второсигнальный раздражитель может стать опасным патогенетическим фактором не только для здоровья, но и для жизни пострадавшего.

В отечественной гипнологии первым проявил интерес к возможным отрицательным последствиям гипнотизирования А. А. Токарский. На основании собственных клинических наблюдений (1889) он опровергал утверждения некоторых зарубежных авторов о вреде гипнотизирования, хотя вместе с тем говорил и о необходимых предосторожностях. Он отмечал, что после выхода из глубокого гипнотического состояния гипнотизируемый еще некоторое время сохраняет повышенную внушаемость и поэтому первое время его необходимо охранять от случайных неблагоприятных воздействий. Кстати сказать, именно эта особенность гипноза послужила одной из причин возникновения многих осложнений после современных сеансов телегипнотерапии, речь о которых еще впереди.

К. И. Платонов не видел особых оснований проявлять повышенную заботу о вредных последствиях гипноза. Обобщая свой опыт воспроизведения патологических синдромов у ранее переболевших, он писал: "Метод экспериментальной репродукции патосимптомов не может быть вредным для личности бывшего больного. За это говорят многолетние наблюдения и современное цереброфизиологическое учение (функциональная мозаичность высших отделов нервной системы)"[84].

Об отсутствии вредных последствий воспроизведения синдромов невротических состояний у выздоровевших больных писал и А. Т. Пшоник (1952). Он вызывал у испытуемых внешний симптом "сосудистого невроза" путем сшибки двух противоположных по действию раздражителей. Подобную "патологию", формируемую в эксперименте, он считал не более чем физиологической моделью действительного невроза.

М. С. Лебединский указывал, что "не приходится почти никогда бояться вредного воздействия гипнотического метода, примененного врачом, но учитывать некоторые иногда возникающие при применении этого метода затруднения необходимо"[85]. В качестве примера он описывает случай лечения длительным прерывистым сном с комбинированием гипноза и снотворного, в результате чего у больного появились галлюцинации и бредовые высказывания. Неблагоприятные симптомы были легко и полностью устранены соответствующим контрвнушением.

В последние годы в США, как следствие широкого использования гипноза для различного рода психических воздействий, появились сообщения о неблагоприятных его последствиях. X. Розен (1960), приведя значительное число таких наблюдений, указывает, что любой вид психотерапии, в том числе и гипноз, небезопасен в руках людей, не знакомых с основами суггестологии. Неудачи здесь, по его словам, так же поразительны, как и успехи.

И. Хилгард с соавторами (1961) обобщил материалы об осложнениях, наблюдавшихся при гипнозе (15 случаев). Он считает, что осложнения в виде отдельных симптомов или истероидных реакций возникают только у больных с психотическими тенденциями по отношению к терапии. Неизвестно, кроме того, замечает он, являются ли эти осложнения следствием применения именно гипноза, или же они появились бы при использовании любого метода психотерапии. В процессе экспериментирования с 220 здоровыми людьми, продолжает он, кратковременные эффекты после действия наблюдались у 17 человек (7,7 %), причем у пяти испытуемых они длились всего несколько часов после эксперимента, а для остальных требовалась определенная коррекция самочувствия в повторном гипнозе.

Л. Шерток (1992) также наблюдал иногда преходящие ухудшения состояния у людей, подвергавшихся гипнотерапии. Повторный осмотр этих пациентов спустя несколько лет свидетельствовал о том, что возникавшие симптомы оказывались кратковременными.

Детальный анализ возможных осложнений при гипнозе и их предпосылок провел И. П. Брязгунов, имеющий большой опыт гипнотерапии у детей[86]. Известно, что детская психика чрезвычайно чувствительна к суггестивным влияниям, а потому неосторожное обращение со словом чревато здесь осложнениями еще в большей степени.

В связи с возможным отрицательным действием гипноза на здоровье человека И. П. Брязгунов указывает на абсолютные и относительные противопоказания к его применению. К абсолютным противопоказаниям он относит интоксикацию с высокой температурой тела и спутанностью сознания, а также те случаи, когда гипноз может провоцировать компенсированные нарушения в организме (диэнцефальные кризы, эпилептические и истерические припадки). К относительным противопоказаниям относятся заболевания, при которых осложнения могут появиться в результате возможного волнения, нередко наступающего перед процедурой гипнотизации (сердечно-сосудистая недостаточность, наклонность к кровотечениям). Вредные последствия гипноза, считает он, могут проявляться при частом гипнотизировании (вырабатывается склонность к аутогипнозу), а также при неправильно построенных формулах внушений. В этих случаях возможны спонтанные галлюцинации, постгипнотический бред, расстройства настроения, спутанность сознания. Поспешное выведение из гипноза также может явиться причиной плохого самочувствия пациента (тяжесть в голове, головные боли, головокружение, сонливость). И. П. Брязгунов не согласен с утверждением, что гипноз ослабляет волю; наоборот, в этом направлении гипноз действует положительно (лечение фобий, токсикоманий). В заключение он указывает, что в его практике встречались лишь незначительные осложнения, легко устраняемые соответствующим внушением.

Наш собственный опыт повторного воспроизведения в гипнозе такого сильного стрессового воздействия, как пережитый ранее аварийный прыжок с парашютом, позволяет говорить о безвредности для здоровья испытуемых подобных воздействий, если они проводятся с соблюдением принципов психогигиены и суггестологии[87]. Однако это не значит, что повторные переживания в гипнозе очень сильного эмоционального напряжения не оставляют последствий в виде общей слабости, утомления и т. п. Эти симптомы могут быть выражены достаточно сильно, если не проводится квалифицированная коррекция постгипнотического самочувствия испытуемого. Одним из преимуществ данного метода и является то, что он позволяет путем внушения устранять нежелательные побочные реакции.

До известных пор гипноз применялся исключительно во врачебных кабинетах, а сами сеансы проводились с одним пациентом или с группой больных, которые все находились под бдительным врачебным контролем. Отсутствие в этих условиях значительных осложнений при лечении гипнозом привело к тому, что у подавляющего большинства специалистов, как уже отмечалось, сложилось мнение о полной безвредности этого терапевтического средства. Такое суждение исходило из расхожей врачебной логики, согласно которой любое эффективное терапевтическое средство при определенных условиях способно давать побочный отрицательный эффект.

Однако с введением "шоу-психотерапии" в ее телевизионных и эстрадных вариантах стало ясно, что гипноз в принципе является сильнодействующим, а в руках безответственного "врачевателя" и небезопасным "лечебным" средством. Это пагубное качество гипноза проявилось достаточно убедительно при его применении в массовых сеансах, особенно на телевидении. Причиной осложнений явилось отсутствие прямого контакта с субъектом суггестивных манипуляций, что не позволяло оценить и при необходимости скорректировать его постгипнотическое состояние.

Как уже отмечалось, гипноз — явление очень многообразное, а нервные процессы, лежащие в его основе, характеризуются известной инертностью. Поэтому можно смело утверждать, что после каждого сеанса массового гипноза при отсутствии индивидуальной психокоррекции некоторая часть его участников еще какое-то время остается в различной степени выраженных просоночных (фазовых) состояниях. Часто это бывает уравнительная или парадоксальная фаза (по И. П. Павлову). Они характеризуются тем, что в этом состоянии второсигнальные (словесные) раздражители оказываются равными по силе первосигнальным, безусловным или даже превосходят их по своей действенности. В этих случаях даже у здоровых людей различного рода опасения, тревожные мысли о состоянии своего здоровья, тяжелые воспоминания, неуместные реплики и т. п. могут послужить причиной развития неблагоприятных психических реакций, принимающих застойный характер, а затем превращающихся в настоящее заболевание.

В лечебной практике встречались случаи, когда за одни сутки таким образом развивались тяжелые кожные заболевания, обострялось течение гипертонии, язвенной болезни и пр. Очень серьезным осложнением безответственных форм гипноза бывает летаргический сон. Он развивается, когда телепациент после сеанса самопроизвольно погружается в так называемую наркотическую фазу гипноидного состояния и теряет речевую связь с окружающими. В периодической печати было несколько сообщений о такого рода случаях.

Не полностью устраненные гипноидные фазы служат предпосылкой для фиксации неблагоприятных навязчивых реакций. В качестве примера можно привести следующий случай. Во время обычной телепередачи женщина случайно задремала. Сын в этот момент уронил на пол чашку, которая со звоном разбилась. Женщина вздрогнула и проснулась. Эта реакция впервые произошла в просоночном состоянии, зафиксировалась и в дальнейшем проявлялась в виде навязчивого подергивания плечом. На сеансах телегипноза создаются предпосылки для продуцирования аналогичных реакций в массовых масштабах. По этим же причинам наиболее частыми, хотя и сравнительно "легкими", осложнениями при телецелительстве были случаи бессонницы в самых разнообразных ее формах. Жалоб по этому поводу врачи выслушали в свое время немало.

Наконец, еще одной неприятной стороной телесеансов гипноза (так же как и его эстрадных вариантов) является то, что они способствуют росту количества высоковнушаемого контингента населения. Нам же этот показатель повышать ни в коем случае не надо. Дело в том, что по разным причинам число высоковнушаемых людей в нашей стране оказалось беспрецедентно высоким. Анализ причин этого обстоятельства — самостоятельный вопрос, и освещать его здесь неуместно. Можно лишь отметить, что если 20–30 лет назад число высоковнушаемых лиц составляло у нас 20–30 %, то в настоящее время оно подходит к 100 %. Такое положение порождает достаточно серьезные социально-культурные проблемы, соизмеримые с экологическим бедствием.

Следует сказать, что в гармонически развитом человеке психическому свойству внушаемости противостоит контрвнушаемость. И первое и второе свойство выполняют важные регуляторные функции.

Внушаемость содействует формированию общественной психологии людей, внедрению в их психику сходных взглядов, убеждений, мнений, оценок, норм деятельности и поведения, делая человека социально управляемым существом.

Контрвнушаемость способствует формированию прямо противоположных тенденций: стремления к самоопределению, независимости от посторонних влияний. Контрвнушаемость предохраняет личность и социум от психологической экспансии извне, способствует сохранению этнических и культурных традиций, проявлению собственной внутренней активности личности, личных интересов.

Нарушение филогенетически сложившегося равновесия между этими психическими функциями приводит к развитию неблагоприятных личностных особенностей, а вместе с тем и специфических деструктивных процессов в обществе. В частности, чрезмерный рост внушаемости у основной массы населения формирует следующие социальные тенденции:

1. Снижение инициативности и жизненной активности с усиленным проявлением склонности удовлетворяться "стадными", групповыми вкусами и интересами.

2. Ослабление способности к саморегуляции, самоорганизации поведения и работоспособности и как следствие — рост интереса к феноменам примитивного общественного сознания (гаданию, колдовству, самодеятельному целительству).

3. Возрастание количества истероидных поведенческих реакций (попрошайничества, юродства) и психосоматических болезней, развивающихся по механизму психического заражения.

4. Более интенсивное проявление различного рода психопатологии сексуального характера (половых извращений, детской сексуальности), а также криминогенных действий, возникающих по механизму подражания.

5. Снижение моральных требований и уровня культуры в обществе. Культура не является продуктом подражательного поведения, она — результат активной переработки суммы накопленных знаний, усвоения нравственных законов и норм. В обществе с высокой внушаемостью преобладает подражательный стиль поведения, при котором предпочитаются внешние его атрибуты, а не внутреннее содержание. Поэтому в таких обществах получают преимущественное развитие маргинальные формы культуры, т. е. ее низшие, суррогатные виды.

6. Появление большого количества лиц с "мессианскими" претензиями — целителей, колдунов, магов, астрологов, "контактеров" и т. п. В данном случае очень эффективно работают те обратные связи, которые исходят из высоковнушаемой социальной среды. Ее высокая готовность "внимать", беспрекословно выполнять команды и "установки" легко убеждает новоявленных "мессий" в совершенной исключительности их возможностей. В свою очередь эти "мессии" способствуют численному росту той среды, которая в прямом и переносном смысле становится для них питательной. В итоге образуется порочный замкнутый круг, в котором в массовых масштабах производится социальный продукт в виде ущербной психики.

Таким образом, неоправданно широкое использование гипнотических воздействий в различного рода социальных (не лечебных) учреждениях — в учебных заведениях, спортивных клубах, армейских организациях и т. п., — а тем более массовое применение таких воздействий на телевидении и радио, приводит к чрезмерному росту внушаемости населения и к тем отрицательным последствиям, которые были перечислены ранее.

К сказанному следует добавить, что некоторые эстрадные гипнотизеры, да и профессиональные психотерапевты нередко применяют в своей практике формы гипноза, в которых внушения адресуются непосредственно подсознанию. В связи с тем, что в данном случае появляются новые аспекты возможного злоупотребления внушением, необходимо сказать следующее.

В гипнологии известно несколько методов внушения, осуществляемого без ведома пациента и, следовательно, не осознаваемого им. Один из них — не так давно получивший известность в нашей стране "эриксоновский гипноз", названный по имени американского психотерапевта Милтона Эриксона (1901–1980), разработавшего и использовавшего в психотерапевтической практике способ неосознаваемого внушения. Способ этот основывается на технике "скрытой суггестии" и осуществляется следующим образом.

Психотерапевт вроде бы спонтанно рассказывает пациенту какую-либо историю, вставляя в нее в произвольном порядке, вне связи с основным текстом, одиночные слова (всего 3–4), в своей совокупности составляющие определенную суггестию. Каждое такое слово тем или иным образом выделяется: прикосновением, паузой, стуком и т. п., хотя в принципе остается "замаскированным" общим текстом. В течение одного рассказа такая суггестия повторяется 3–4 раза.

Техника гипнотерапии М. Эриксона богата различного рода методическими находками и суггестивными приемами, однако ее эффективность не проверялась специальными экспериментальными исследованиями. Поэтому действенность данной техники подсознательного внушения остается проблематичной. К такому выводу склоняются многие зарубежные психотерапевты. Так, Ф. Франкл, анализируя один из сборников, посвященных идеям и работам М. Эриксона, пишет: "Меня, однако, не всегда убеждают объяснения и утверждения Эриксона, большинство из которых кажутся упрощенными, как и расхожие толкования составителей данного сборника, которые любой ценой стремятся интеллектуально оправдать каждое интуитивное, спонтанное и не всегда вразумительное замечание своего учителя"[88].

Другой метод внушения, адресуемого непосредственно сфере подсознания, еще более экзотичен и совершенно не исследован современными методами психофизиологии. Своим происхождением он обязан восточной, преимущественно оккультной традиции и в компетентных кругах известен под названием "сердечного внушения".

Оба эти метода воздействия на подсознание относятся к числу малоизученных. Следовательно, психотерапевт должен использовать их очень осторожно, лишь в отдельных случаях, когда пациент находится под наблюдением. Применение же их в массовых аудиториях, и тем более на телевидении, — просто преступно: есть состояния, когда неосознаваемые внушения производят противоположный эффект.

Мы рассмотрели возможные отрицательные воздействия самого гипноза как физиологического процесса, т. е. те случаи, когда тормозные фазы психики сами по себе оказывают неблагоприятное влияние на организм человека.

В начале раздела говорилось и о тех немалочисленных ситуациях, когда гипноз или близкие к нему состояния представляют собой лишь особенно благоприятный фон для проявления действия недоброго слова, болезнетворная роль которого давно отмечена опытом народной медицины. Истоки этого опыта берут начало с самых ранних исторических эпох развития человечества, со времен широкого развития многочисленных форм магии и оккультизма. Тогда слово по своему повреждающему действию считалось таким же реальным объектом, как и любой физический предмет. В современных научных исследованиях выявлены существенные особенности действенной роли слова, в том числе и патогенного характера. Повреждающее свойство слова, которое очень часто проявляется в отношениях между людьми, обусловливается психофизиологической сущностью речи как специфического раздражителя.

Вполне законченное представление о психофизических механизмах воздействия путем словесного внушения на протекающие в организме человека процессы было получено лишь в результате работ И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. Именно на этой основе удалось объяснить, каким образом слово одного человека может оказывать влияние на процессы высшей нервной деятельности другого человека, каков механизм прямого и косвенного внушения, а также самовнушения и какова их роль в жизни человека, в патогенезе болезней, вызванных повреждающим действием слова. В учении о высшей нервной деятельности было показано, что вторая сигнальная система действительности (слово, речь во всех ее формах), присущая только человеку, отражает его социальную и трудовую сущность и является многообъемлющим условным раздражителем, основой сложной системы "межлюдской сигнализации".

Условные реакции второй сигнальной системы образуются на материальной основе первой сигнальной системы. При этом вторая сигнальная система в свою очередь воздействует на первую и на подкорку, "во-первых, своим торможением, которое у нее так развито и которое отсутствует или почти отсутствует в подкорке (и которое меньше развито, надо думать, в первой сигнальной системе); во-вторых, она действует и своей положительной деятельностью — законом индукции"[89]. При этом деятельность второй сигнальной системы подчиняется тем же физиологическим законам, что и деятельность первой. Это положение И. П. Павлова является отправным для выяснения механизма воздействия словом на вторую сигнальную систему, а через нее на первую и на подкорку. Поскольку же высшая нервная деятельность человека социально детерминирована, в совместной работе двух его сигнальных систем отражаются и воздействия социальной среды. Поэтому исторически сформировавшаяся речевая система способна вызывать в организме человека самые разнообразные реакции, которые могут быть объективно зарегистрированы.

Установлено, что при определенных состояниях центральной нервной системы степень действенности слова и его влияние на физиологические процессы в организме значительно повышаются. Эта закономерность проявляется при условии некоторой заторможенности коры головного мозга, когда ее клетки находятся в так называемых фазовых состояниях. Обычно бодрствующая нервная клетка отвечает на раздражитель согласно правилу силовых отношений: чем сильнее раздражитель, тем интенсивнее ответная реакция на него. В частично заторможенном, просоночном состоянии (в гипнозе, перед засыпанием, при пробуждении, в утомленном состоянии) эта закономерность нарушается: на сильный раздражитель нервные клетки почти не реагируют, тогда как на слабый (в данном случае имеется в виду слово) они отвечают ярко выраженной реакцией. Кроме того, в просоночных фазах слабые раздражители приобретают еще одно свойство: они создают очаги возбуждения, фиксированные пункты, которые постоянно оказывают свое влияние на течение психических процессов, в том числе и в последующем бодрствующем состоянии.

Проблема повреждения здоровья словом особенно важна в общении врача, да и всего медицинского персонала, с больным. Учитывая особую значимость слов и самого отношения врача к больному, который чаще всего, находясь в фазовом состоянии тревоги, а то и просто страха за свое здоровье, бывает повышенно внушаем, можно с полным основанием утверждать, что общение с ним требует большой чуткости и такта. Неосторожное слово, излишние диагностические термины, безответственно оформленные справки, удостоверения, лабораторные анализы, выдаваемые на руки больному, очень часто невольно вызывают у него ряд новых болезненных симптомов или поддерживают уже существующие, тем самым воздействуя отрицательно и на его психику. Поэтому врач должен не только квалифицированно разговаривать с больным, но и умело молчать.

Явления отрицательного влияния врачебных "дефектов общения" с больным настолько распространены в лечебной практике, что получили даже специальное название ятрогений (от греч. iathros — врач). Они носят характер определенного невроза и трудно поддаются последующему лечению. Профилактике такого рода нарушений здоровья отечественные ученые-клиницисты всегда уделяли большое внимание. В этом ряду стоят такие имена, как В. М. Бехтерев, Ю. В, Каннабих, К. И. Платонов, Р. А. Лурия, М. В. Черноруцкий и многие другие.

Случаи повреждения здоровья словом встречаются не только в сфере медицинской деятельности. Нередки такого рода явления и в педагогической практике. Впервые на эту группу неврозов обратил внимание К. И. Платонов и назвал их дидактогениями (от греч. didakteon — обучающий)[90]. Проявляются такие нарушения отрицательными сдвигами в настроении личности или даже коллектива и подчас доходят до болезненных состояний, а вызываются, как правило, нечутким, грубым воздействием слова педагога или руководителя.

Дурная слава "лихого слова" как носителя зла в повседневной жизни известна каждому человеку чуть ли не с детства. В настоящее время в связи с активизацией работ по исследованию энергоинформационных взаимодействий в природе действенная функция речи рассматривается не только с чисто информационных позиций, но и с энергополевых. И здесь (в который раз?) внимание науки вновь направляется на изучение различных оккультных традиций, использующих слово в качестве инструмента паранормальных действий.

Психотерапевтам, особенно в последнее время, не так уж редко приходится иметь дело со случаями, подобными тому, который был описан Л. Л. Васильевым (1963). Жительницы г. Елабуги, ученицы фабрично-заводского училища П. (20 лет) и 3. (16 лет), одна за другой получили "подметные письма", в которых каракулями было написано, что за то-то и то-то в такой-то день и час они будут наказаны болезнью — корчами, потерей голоса и речи, глухотой, болями в голове и руках… В указанные сроки все это в значительной мере исполнилось. У П. внушенные письмом болезненные симптомы продолжались три недели, у 3. — несколько суток. Обе девушки рассказывали потом, что во сне им являлась некая старуха, которая якобы и навела на них "порчу". К больным вызывалась фельдшерица из местной поликлиники, а "подметные письма" были переданы в народный суд, допросивший свидетелей. Интересно, что народные целители, а сейчас уже и дипломированные психотерапевты, интересующиеся методами энергоинформатики, неплохо справляются с устранением таких недугов в достаточно короткие сроки.

Случаи противоправного вызывания болезнетворных внушений продолжают встречаться и в наши дни. Примером своеобразного "подметного письма", таящего в себе реальную угрозу для здоровья и даже жизни читателя, следует считать некий "аналог" объявления, помещенный в газете "Белого братства" "Юсмалос" (1993, № 13). Автор этого "объявления", без сомнения, неплохо знаком с основами суггестологии, так как психическое программирование читателя ведется здесь на достаточно компетентном уровне. Помещенный в двойной рамке текст гласит буквально следующее: "Проклятие из уст юсмалианина имеет духовную и материально-физическую основу: нечестивцы, пораженные Словом Божьим, неминуемо погибают в ближайшее время, поражаются также члены семьи хулителя или поднявшего руку на святого Ангела Живой Церкви Бога!!!" Как видим, не исключена возможность, что психотерапевты должны будут осваивать новый вид врачебной помощи — лечение многообразных неврозов и психогений, вызванных такого рода вредоносным программированием.

Наконец, имеется еще один аспект возможного причинения вреда посредством гипноза — непосредственное внушение субъекту нанесения ущерба своему собственному физическому статусу. Говоря о реальности постановки вопроса именно в таком плане, следует привести соответствующее высказывание Р. Крафт-Эбинга столетней давности. "Как бы то ни было, — писал он, — но нельзя, конечно, отрицать возможности, что в будущем и суду, и врачам-экспертам придется, в некоторых случаях; считаться с гипнотическими внушениями и послегипнотическими действиями. Нельзя не согласиться с мнением Молля, что уже в настоящее время существуют в науке фактические указания на удачу внушения такого послегипнотического действия, как самоубийство"[91].

В судебной практике такого рода случаи обнаружить не удалось. Однако результаты экспериментального моделирования подобных ситуаций показывают, что при высокой степени внушаемости соответствующих "жертв" реализация вредоносных суггестий вполне возможна.

П. Маррен описывает опыты доктора Боттена, который с помощью специальных внушений в гипнотическом состоянии провоцировал попытки различных способов самоубийства. Так, в соответствии с внушением экспериментатора загипнотизированные стреляли в себя из револьвера как непосредственно во время опыта, так и в постгипнотическом периоде (спустя несколько часов после выведения из гипноза). В других экспериментах гипнотизируемые принимали "яд". Так» испытуемая С. Л. через два дня после гипносеанса в соответствии с полученным отсроченным внушением проглотила темную жидкость из флакона с надписью "Яд". Перед этим она написала предсмертную записку, в которой сообщала, что решила умереть, и просила никого не винить в ее смерти. Характерно, что, приняв "яд" (подкрашенную воду), С. Л. через некоторое время почувствовала сильные боли в подложечной области, снять которые в конце эксперимента удалось с трудом посредством соответствующих контрвнушений[92].

Оценивая сомнительную гуманную сторону этих экспериментов, надо сказать, что современные гипнологи вряд ли смогли бы пойти на сознательное формирование такой высокой аффективной нагрузки на психику испытуемых. Думается, что с реальным негативным результатом подобных гипнотических опытов обязательно следует считаться.

Необходимо описать еще один психический феномен, который, с одной стороны, близко примыкает к явлениям гипноза, а с другой — уже с первых попыток его практического применения привлек к себе пристальное внимание юристов и правоохранительных структур. Речь идет о восприятии на подпороговом (неосознаваемом) уровне различных стимулов, определенным образом влияющих на психику и поведение человека через сферу подсознания.

Говорить в данном случае о гипнозе, как таковом, формально вроде бы нет оснований, так как заметных изменений в состоянии человека в этот момент не происходит. Однако сам факт специфической реализации подпороговых внушений заставляет отнести это явление к разновидности гипнотических воздействий. Оснований для этого становится еще больше, если в вопросе о механизмах гипноза стать на точку зрения французского исследователя Г. Бернгейма, утверждавшего, что гипноза нет, а есть только внушение. С его точки зрения, "различные способы гипнотизации действуют отчасти путем внушения".

Несмотря на то что сам феномен подпорогового влияния стимуляции на психику человека выявлен уже относительно давно, по ряду причин он остается малоизвестным не только рядовому читателю, но и многим квалифицированным специалистам. Слабое знакомство с соответствующими работами и незнание природы самого явления приводят, с одной стороны, к переоценке прикладных возможностей подсознательных воздействий, а с другой — к недооценке этого явления, вплоть до полного его отрицания.

Справедливости ради следует отметить, что впервые эта проблема привлекла к себе внимание государственных организаций США в конце 50-х гг. в связи с открывавшимися возможностями манипуляции общественным сознанием посредством техники подсознательного внушения. Именно в это время была развернута беспрецедентная в истории психологии дискуссия, затронувшая не только научные круги и вызванная безобидным на первый взгляд сообщением о возможности коммерческого использования методов подсознательной стимуляции. Журнал "American psychologist" писал по этому поводу: "Редко какое-либо явление в психологии вызывало такую немедленную и широкую сенсацию, как последнее утверждение о том, что восприятие определенных стимулов ниже порога сознания может в значительной степени влиять на поведение людей. Полемику породило сообщение одной из торговых фирм о том, что подпороговое предъявление словесных инструкций: "Ешьте жареную кукурузу" и "Пейте кока-колу" — вызвало резкое увеличение продажи этих товаров среди людей, на которых проводился опыт. Несмотря на то что подробное описание опыта опубликовано не было, сам метод получил название "нового подхода" в использовании достижений психологии для целей рекламы… Практическое использование такого воздействия вызвало ряд обвинений и контробвинений, обсуждавшихся в конгрессе США и Федеральной комиссии по коммуникациям"[93].

Непосредственным толчком для использования в коммерческих целях методов "внедрения в подсознание" послужило изобретение в 1962 г. специального прибора, представляющего собой своеобразный тахистоскоп — устройство, посылающее на экран во время киносеанса рекламные кадры-импульсы, повторяющиеся каждые пять секунд с экспозицией ¹/₃₀₀₀ с. Сознание человека, его разум не в состоянии воспринимать информацию рекламных импульсов с такой скоростью, и они остаются незамеченными даже для человека, пытающегося их обнаружить. Упомянутая дискуссия и была вызвана сообщением о результатах практического использования этого прибора. Некоторые американские печатные органы поместили в этой связи резкие протесты, а в сенате США появились законопроекты, запрещающие психические манипуляции с подсознанием человека. Однако проверка соответствующих кодексов через несколько лет показала, что ни один из этих законопроектов так и не стал законом.

В разгар этой полемики и в связи со скандалом, разразившимся вокруг практического использования феноменов подсознательного восприятия, вышла в свет книга У. Ки "Совращение в подсознании", в которой автор попытался проанализировать методы "внедрения в подсознание", получившие широкое использование в печатной, кино- и телевизионной рекламе США. Средства массовых коммуникаций, пишет У. Ки, применяя специальную технику воздействия на подсознание, "насилуют наши чувства ежедневно в течение многих часов. Это насилие со стороны массмедиа обладает специфическими свойствами управлять, манипулировать человеческим поведением и контролировать его в интересах многомиллионной национальной экономики"[94].

Техника "внедрения в подсознание", по свидетельству У. Ки, нашла широкое практическое применение в рекламе. Огромными возможностями для целенаправленного стимулирования сферы подсознательного располагает телевизионная реклама. Вместе с тем высокая эффективность такой рекламы требует, по утверждению специалистов, больших затрат на ее техническое воплощение. Так, в 1971 г, одним только актерам, занятым в телевизионной рекламе, было выплачено 63 млн долларов. Средние издержки на производство одноминутного коммерческого ролика превышают 50 тыс., а иногда достигают 200 тыс. долларов, что в несколько раз больше соответствующих удельных затрат на самые дорогостоящие голливудские фильмы. Тщательная работа над рекламным материалом с использованием методов "подсознательного внушения" приводит к тому, что его "убеждающий потенциал достигает высшей отметки".

Одним из способов борьбы с коммерческими манипуляциями подсознанием людей может стать предание гласности многообразной практики подсознательных воздействий на человеческую психику в целях ее модификации. Для успешных поисков способа защиты от такого рода агрессивных влияний необходимо знакомство с механизмами массовых внушений на неосознаваемом уровне. "Исследования в этом направлении, — писал У. Ки, уже давно ведутся в лабораториях частных корпораций и в стенах некоторых правительственных учреждений… Вашингтон тщательно охраняет подсознательную технику средств массовой коммуникации, с тем чтобы она не попала в ненадежные руки"[95].

В настоящее время отмечается нарастание новой волны интереса ученых к проблеме подпорогового восприятия. Дополнительными факторами, стимулирующими внимание исследователей к этой проблеме, явились новые научные факты в области нейрофизиологии, применение теории распознавания сигналов, качественно новые исследования по бихевиоризму и, наконец, изменение обстановки в научных кругах, потерявших свою былую ортодоксальность.

Характеристика психофизиологических механизмов воздействия подпороговых стимулов на психику человека и их программирующие возможности будет более последовательной, если соответствующие работы рассматривать в историческом аспекте.

Сама проблема подсознательных воздействий непосредственно связана с вопросом о порогах восприятия органов чувств. Как известно, для того чтобы тот или иной сигнал был воспринят сознанием, его сила должна достигать определенной (пороговой) величины. Сигналы, не воспринимаемые сознанием, оказываются, таким образом, подпороговыми, сигналы воспринимаемые — надпороговыми. Вполне естественно, что все искусственные источники информации предусматривают выдачу сигналов оптимального надпорогового уровня (определенная сила звука в радиопередачах, необходимый уровень яркости и контрастности в кино- и телепередачах, в печатной продукции). Эти. требования сложились под влиянием практики, находятся в полном соответствии со "здравым смыслом" и нашли свое научное объяснение.

Кажущаяся очевидность совпадения порогов восприятия сигналов и сознательных реакций на эти сигналы, естественно, не стимулировала работ по изучению психофизиологических эффектов подпороговых стимулов. Считалось, что, если воздействие не осознается, значит, оно не имеет сигнального значения и, следовательно, не оказывает влияния на организм.

Вместе с тем указания на существование феномена подсознательного восприятия имеются уже в высказываниях мыслителей античности. Идея о том, что на людей влияют неосознаваемые раздражители, впервые встречается у Демокрита, который утверждал, что многое из того, что воспринимается человеком, не осознается. Мысль о возможности подсознательного восприятия содержится и в "Тимее" Платона, и в трудах Аристотеля. В частности, Аристотелем впервые была высказана мысль о том, что подсознательные раздражения оказывают влияние на содержание сновидений.

Монтень считал, что при наличии формально равнозначных ситуаций почти всегда имеет место явление предпочтительного выбора, формирующееся бессознательно.

Теория так называемых скрытых форм сознания была разработана Лейбницем, который более точно выразил суть подсознательного восприятия и высказал мысль о существовании подсознательно протекающих процессов творчества. Согласно Лейбницу, человек подвергается большому количеству воздействий, почти неощутимых и недостаточно осознаваемых, чтобы их заметить. Однако при определенных условиях эти воздействия могут проявляться в самой неожиданной форме. Вера в то, что душа не воспринимает ничего, кроме того, что ею осознается, есть источник больших заблуждений, считал он. Бесконечно мудрый творец устроил для нашего блага так, что часто мы оказываемся во власти неявных ощущений, для того чтобы действовать быстрее, повинуясь инстинкту, и для того чтобы слишком сильные ощущения не отвлекали нас от воспринятого ранее бесконечного множества других предметов.

В середине XIX в. отдельные чисто теоретические разработки проблемы подсознательного восприятия начали дополняться специальными лабораторными исследованиями. Интерес к этому направлению психологической науки к началу XX в. настолько возрос, что в 1910 г. в Бостоне состоялось международное совещание по проблеме бессознательного. Материалы представленных на нем докладов свидетельствуют, что уже в то время фактор бессознательного выделялся при обсуждении различных аспектов жизнедеятельности человека, начиная с этиологии, происхождения заболеваний до проявления эмоций, формирования поведенческих реакций и культурных течений. Однако высказывавшиеся представления о природе бессознательного являли собой эклектическое смешение различных точек зрения, не поддающихся обобщению.

К этому времени наиболее законченный вид имела теория бессознательного, разрабатывавшаяся 3. Фрейдом, в которой постулировалось наличие выраженных антагонистических взаимоотношений между сознанием и бессознательным. Бостонское же совещание, наоборот, полностью игнорировало функциональный конфликт между этими двумя уровнями психики, что в свою очередь обедняло теоретическую силу соответствующих концепций. Таким образом, теория Фрейда недооценивала синергетические аспекты взаимоотношений подсознания с сознанием, тогда как участники Бостонского совещания полностью исключали из этих взаимоотношений аспект конфликта.

Односторонний характер обеих этих теоретических посылок в конечном счете резко снижал их плодотворность. Активный период исследования проблемы подсознательного восприятия завершился в конце 50-х гг. текущего столетия разработкой "теории нового взгляда", пересмотревшей механизмы восприятия и связавшей их с такими функциями внимания, как избирательность и программирование. Тем самым наполнился конкретным содержанием появившийся ранее термин "установка".

Именно в этот период и были получены важнейшие факты, подтверждающие наличие подсознательного восприятия. В частности, было установлено следующее:

— наши речевые реакции находятся под воздействием так называемой интуиции, которая в свою очередь формируется под воздействием неосознаваемых слуховых и зрительных стимулов;

— на процессы осознанного восприятия оказывают влияние добавочные неосознанные раздражители;

— воспринимаемые на неосознаваемом уровне зрительные образы могут проявиться в последующих сновидениях;

— неосознаваемые раздражители могут менять порог осознанного восприятия[96].

Многосторонняя практическая ценность выявленных научных фактов оказалась настолько впечатляющей, что дальнейшие разработки в этом направлении стали осуществляться в закрытом порядке. С конца 50-х гг. количество публикаций по проблеме подсознательного восприятия резко уменьшилось и до сих пор остается весьма незначительным.

Следует отметить, что идеи о существовании неосознанной психической деятельности и соответствующие экспериментальные работы имели место и в России. Еще И. М. Сеченов признавал, что помимо явного (осознанного) ощущения могут существовать явления, которые он характеризовал как "ощущения в скрытой форме"[97]. Тогда же его сотрудницей Н. И. Сусловой было установлено, что неосознаваемое восприятие может обладать определенным физиологическим действием.

Однако позже внимание исследователей было вольно или невольно привлечено к претенциозным концепциям психоанализа, провозгласившего решение проблемы бессознательного реализуемым фактом. И надо сказать, что скепсис в отношении психоаналитического истолкования проявлений бессознательного вызвал со временем понижение интереса к самой проблеме бессознательного, долгие годы не находившей должного отражения в работах отечественных ученых.

Одна из первых работ по этой тематике появилась только в 1945 году. В ней Л. А. Чистович показала возможность сигнального действия неощущаемых раздражителей и элементарной ответной реакции как неосознаваемой формы нервной деятельности человека. В последующих работах (Г. В. Гершуни, 1955; В. Г. Самсонова, 1953 и др.) было установлено, что пороги ощущения не являются абсолютным пределом реагирования органов чувств на внешние стимулы. На неощущаемые звуковые и световые раздражители может вырабатываться условная реакция, хотя она оказывается непрочной и легко угасает при отсутствии последующего подкрепления.

Несмотря на наличие этих и других работ по проблеме бессознательного, в 1958 г. на конференции, посвященной отношению к психоанализу, академическая наука нашей страны в лице П. К. Анохина должна была констатировать: "Мы уделяли до сих пор, безусловно, недостаточно внимания процессам того, что фрейдизм называет "подсознательным". Тщательно изучая реакции мозга, мы забываем, что за пределами фокуса сознания остается огромный багаж, который можно назвать памятью мозга; этот багаж накапливается в течение всей жизни и оказывается, как показывают некоторые гипнотические опыты, поразительно стойким. А разве физиологи достаточно глубоко изучают, как живут эти следы и в каком отношении они находятся к сознанию? Надо признать, что эти вопросы у нас слабо изучены"[98].

Новый подъем интереса к исследованию вопросов подсознательного восприятия в нашей стране относится к шестидесятым годам. Широкое использование в практике психологических опытов электроэнцефалографии и метода вызванных потенциалов способствовало повышению их методологической точности.

В работах В. А. Капустина, Н. М. Захаровой, М. Н. Кецба, JI. М. Сухаребского, А. М. Свядоща и других исследуются различные аспекты подсознательной стимуляции. Начиная с 1968 г. систематически публикует материалы по этой проблеме Э. А. Костандов[99]. Полученные им экспериментальные данные убедительно свидетельствуют о том, что эмоциональное состояние существенно влияет на пороги обнаружения зрительных стимулов. Пороги распознавания эмоционально значимых слов значительно превышают пороги нейтральных словесных раздражителей. Специфический эффект подпороговых эмоционально значимых слов состоит в том, что биоэлектрические и вегетативные реакции на них формируются при более низкой интенсивности воздействия раздражителя, чем его опознание. Были выявлены два типа реакций на подпороговые эмоционально значимые стимулы. В одних случаях (²/₃ испытуемых) эмоционально значимые раздражители вызывают снижение порога восприятия, в других — повышение порогов относительно нейтральных стимулов. Электрофизиологические данные показывают, что различение эмоциональной значимости словесных раздражителей в отдельных случаях может осуществляться уже на уровне связей между старой и новой корой, т. е. без отражения в сознании.

Активация коры головного мозга при неосознаваемом восприятии словесных эмоционально значимых стимулов оказывается более диффузной, чем в том случае, когда сигналы осознаются. Это значит, что подпороговая стимуляция вовлекает в действие более обширные участки мозга, чем надпороговые раздражители, т. е. она способна менять направление деятельности обширных участков мозга без осознания причины этого явления.

Эти и другие данные показывают возможность подпороговой условно-рефлекторной активации процесса принятия решений.

Исследования влияния подпороговых воздействий на психофизиологические реакции человека отечественными учеными развивались медленно. Несмотря на то что теоретические предпосылки, определяющие пути изучения данной проблемы, содержались в трудах А. А. Ухтомского, Л. А. Орбели и А. Г. Иванова-Смоленского, экспериментальные работы, которые бы вскрывали роль бессознательного в поведении человека, в течение длительного времени осуществлялись в тяжелых условиях и подвергались суровой критике.

Кроме уже упомянутых работ коллектива, возглавляемого Г. В. Гершуни, и Э. А. Костандова с сотрудниками, посвященных выяснению информационных аспектов подпороговых воздействий, большинство исследований в этом направлении было связано с клиническими сторонами проявлений эффектов неосознаваемой стимуляции. Несомненный интерес, к примеру, имел факт действенности подпороговых раздражителей в зависимости от наличного эмоционального состояния человека, т. е. от характера и интенсивности влияний, исходящих из глубоких структур его мозга и определяющих тонус коры. В связи с этим Ж. М. Трауготт допускает, что у больных людей реакции на неосознаваемые воздействия в некоторых случаях протекают по типу патологических рефлексов. Именно такого рода реакции играют роль и в возникновении внешне будто бы немотивированных колебаний настроения. Так, по наблюдениям П. Б. Ганнушкина, тоскливое настроение психопата часто бывает связано с влиянием на него массы совершенно неучитываемых мелочей. С этой точки зрения интуиция, т. е. неосознанное знание, зависит от широты восприятия субсенсорного диапазона. В этом случае становится понятной выраженная интуиция у детей и эмоционально возбудимых людей.

Наконец, клиническими и экспериментальными исследованиями 60—70-х гг. было установлено, что во взаимоотношениях сознательного и бессознательного находит отражение функциональная асимметрия полушарий мозга. Постепенно выяснилось, что, хотя информация, поступающая в правое полушарие, не вербализуется и не осознается, она способна оказывать влияние на поведение.

Как известно, несколько ранее за рубежом вызванный прессой ажиотаж вокруг сообщений о том, что подсознательное восприятие усиленно "эксплуатируется" рекламными организациями в коммерческих целях, послужил причиной отхода некоторых исследователей от этой тематики (К. Эриксен, И. Голдаймонд и др.).

Добытые к этому времени экспериментальные факты, бесспорно свидетельствующие о наличии подсознательного восприятия, сгруппировались в основном вокруг нескольких психофизиологических явлений. Первое из них касалось открытия процессов так называемого защитного восприятия, функция которого состоит в "досознательном" распознавании сигналов, для того чтобы препятствовать избыточному притоку возбуждения (беспокойства, тревоги) в сферу сознания. Конкретное проявление этого феномена состоит в том, что пороги времени распознавания эмоционально значимых слов и образов отличаются от порогов распознавания нейтральных раздражителей. При этом средние значения эмоционального стимула повышают пороги распознавания, более высокие — снижают их. Подпороговые стимулы вызывают вегетативные реакции и могут формировать определенные психологические установки. Функциональная роль этого механизма состоит в определении значимости стимула уже на ранних стадиях восприятия, в момент "предвосприятия".

Н. Диксон в упомянутой ранее работе склонен считать, что подпороговые стимулы в известных обстоятельствах могут выполнять командную функцию, воздействуя непосредственно на аппарат принятия решений. Он ссылается на эксперименты, в которых словесные команды подавались на подпороговом уровне и соответствующим образом влияли на выполняемые действия, хотя и не осознавались. Выявленная закономерность позволяет предполагать наличие специальных психофизиологических механизмов регуляции поведения, чувствительных к подпороговым стимулам. Очень важно, что при этом субъект не осознает не только действия стимула, но и того обстоятельства, что его поведение определяется внешними факторами, а не собственным выбором. Установлено, что эффекты подпороговой стимуляции проявляются полнее в тех случаях, когда имеет место пассивная восприимчивость на низких уровнях бодрствования (отдых, состояние релаксации и т, п.).

Как показано в ряде работ (Spence D. P., Ehrenberg В., 1964; Gordon J., 1967), слуховые и зрительные раздражители, подаваемые ниже уровня осознания, при определенных условиях могут способствовать формированию направленной ("навязанной") семантической реакции, программированию мыслительных действий. При этом важно, чтобы неосознаваемый воздействующий сигнал непосредственно не "перекрещивался" с другим, осознаваемым.

Специфическим действием подпороговых стимулов можно считать активизацию ассоциативных систем мозга. Это обстоятельство определяет вторую группу психофизиологических явлений, присущих сфере бессознательного. Наиболее типичной формой реагирования на неосознаваемые стимулы является связанное с ними возникновение образов-символов, проявляющихся также и в сновидениях. В символе, как известно, игнорируются его несущественные смысловые стороны и акцентируется, гиперболизируется основная эмоционально-значимая идея, которую он отражает. Именно эта сторона действия подсознательных стимулов может использоваться для неосознаваемого формирования установок и предпочтений у больших групп людей. Реализация подобных задач облегчается тем, что символический процесс, стимулированный подпороговыми воздействиями в бодрствующем состоянии или во сне, представляет собой важный этап предварительной обработки информации и потому лишен тех тормозных механизмов, которые присущи сознательному мышлению.

Н. Диксон описывает эксперименты Бирна, которые могут считаться своеобразной лабораторной проверкой "коммерческих" возможностей подлороговой стимуляции. Во время демонстрации обычного кинофильма испытуемым через каждые 7 с. на ¹/²⁰⁰ с. экспонировали на экран слово "мясо". Контрольная группа кинозрителей смотрела этот же фильм без подпороговой стимуляции. После просмотра фильма испытуемых каждой группы попросили оценить чувство голода б баллах (от одного до пяти), а затем предложили выбрать один из нескольких бутербродов. Результаты опыта показали, что подсознательный словесный стимул значительно повысил интенсивность чувства голода, но не повлиял на выбор бутерброда: мясу не было оказано заметного предпочтения. Очевидно, что в данном случае имело место общее повышение аппетита (что в общем и характерно для подпороговых воздействий) без формирования склонности к определенному виду продукта.

Вторая серия экспериментов подобного рода касалась проверки предположения, что подсознательные внушения могут влиять на поведенческие реакции. С этой целью испытуемым было предложено написать рассказ по карточкам (картинкам) тематического апперцепционного теста, выявляющего направленность образного мышления. Испытуемые были разделены на две группы: одна из них получила карточки с надписями на подпороговом уровне "Пиши больше" или "Не пиши", другая — карточки с теми же надписями, но хорошо видимыми. Результаты эксперимента показали высокую действенность подсознательной стимуляции и фактическое отсутствие эффективности стимуляции надпороговой.

Таким образом, имеются основания говорить о том, что при определенных условиях подпороговая стимуляция может оказывать влияние на поведенческие реакции человека в обход сознательного контроля и что в этом случае, по-видимому, нет возможности ей противостоять. Механизмы действия данного психического феномена, очевидно, подобны тем, которые лежат в основе постгипнотических внушений или истерических реакций, когда сознание не в силах справиться с проявлениями подсознания. Общим моментом для всех этих трех групп психических явлений является то, что субъект связывает совершаемые действия со своими внутренними побуждениями и ни в коей мере не относит их к числу "навязанных" ему, вынужденных. Следовательно, поведение человека может обусловливаться подсознательной стимуляцией, однако ее эффективное действие может иметь место лишь в тех случаях, когда она не противостоит сформированной привычке или же актуализированной психологической установке. При определенных условиях, как показывают эксперименты, подпороговые стимулы могут быть эффективнее надпороговых, так как легче обходят "цензуру" — сдерживающее действие сознания.

Наряду с выяснением особенностей влияния подпороговой стимуляции на психику человека не менее важно было установить период времени, в течение которого она сохраняет свое действие. Факты, свидетельствующие о том, что проявления подпороговых стимулов могут сказываться через различные промежутки времени, были получены уже в ранних психофизиологических исследованиях. Так, еще Гельмгольц отмечал, что зрительные раздражители, не воспринимаемые сознательно в момент их действия, сказываются на формировании последующих визуальных образов. Позже американский невропатолог О. Петцл, проводя детальный анализ сновидений у своих больных, впервые установил, что подпороговый стимул, воспринятый в состоянии бодрствования, может проявиться в последующих сновидениях[100]. В последующих целенаправленных экспериментах им было установлено, что подпороговые стимулы, находящиеся вне фокуса внимания и воспринимаемые периферическим зрением, действуют точно так же. Надо сказать, что данная психологическая закономерность стала вскоре известна дизайнерам видеопродукции в США и без промедления была внедрена в рекламный бизнес.

Многократная проверка ранее полученных данных продолжалась как за счет разнообразия используемых методик, так и за счет повышения надежности самих экспериментов. При интерпретации явлений, лежащих в основе феномена Петцла, большинство авторов (К. Фишер, 1960; Л. Сильверман, 1966 и др.) были склонны считать, что сознательно воспринимаемые стимулы активируют вторичное (логическое) мышление, тогда как подпороговые, не отражающиеся в сознании воздействуют на первичное (образное) мышление. Такая точка зрения сформировалась в связи с тем, что не воспринимаемые сознанием стороны стимула и те образные ситуации, в которых они воспроизводятся, всегда включены в структуру эмоционально-символических отношений первичного мышления и никогда не ассоциируются с понятийными, логически опосредованными формами мышления.

Специфика действия подсознательных стимулов на психику человека имеет много общего с эффектами постгипнотического внушения. В обоих случаях наблюдается влияние определенного воздействия на поведение человека без осознания им этого факта. Феномен Петцла, так же как и гипноз, оказывается весьма чувствительным к таким факторам, как релаксация испытуемого, положительная установка в системе взаимоотношений "испытуемый — экспериментатор", наличие устойчивых программ, противоречащих воздействию, и т. п.

Здесь же важно указать на взаимосвязь процессов подсознательного восприятия и внимания. Известно, что "целью" избирательного внимания является сужение сферы сознания в соответствии с требованиями текущего момента. Однако при этом организм в известной мере лишается информации, имеющей отношение к текущему моменту, и тем самым наносится ущерб полноте восприятия. Недостатки избирательного внимания в определенной степени компенсируются подсознательным восприятием, так как именно оно во многих случаях подготавливает условия для сознательного выбора. В то же время состояния организма, обеспечивающие избирательность внимания, противоположны тем, которые благоприятствуют подсознательному восприятию. Ведь активизация внимания сопровождается ограничением мыслительной и ассоциативной деятельности, тогда как подсознательное восприятие протекает эффективно в условиях предельного рассредоточения внимания.

Как видим, анализ особенностей внушения в подсознании показывает, что, несмотря на огромный фактологический и экспериментальный материал и весьма изящные теоретические построения, состояние этого вопроса находится еще не в той стадии, когда его надлежит освещать в учебниках психологии. Для современной науки проблема бессознательного психического — одна из самых мало исследованных в системе наших знаний о функционировании психики. В какой-то степени это естественно. Ведь трудности решения проблемы бессознательного — это трудности в исследовании природы и механизмов сознания.

Вместе с тем недостаточная изученность проблемы бессознательного не останавливает отдельных исследователей в стремлении использовать наиболее выигрышные ее аспекты для решения прикладных задач.

Приемы подпороговой стимуляции получили непосредственный практический выход в разработке систем, обеспечивающих высокую интенсификацию процессов обучения. Первые попытки создания такого метода принадлежат болгарскому ученому Г. Лозанову, назвавшему его суггестопедическим методом обучения[101]. Наряду с широким использованием в обучении осознаваемых форм суггестии Г. Лозанов для расширения возможностей восприятия и запоминания информации успешно применил воздействия, адресуемые механизмам неосознаваемой или недостаточно сознаваемой психической активности.

Сочетание суггестопедии с возможностями технических средств и ЭВМ вызвало к жизни новое направление, разработанное В. В. Петрусинским и названное им суггестокибернетическим методом интенсификации обучения[102]. В целях активизации запоминания и регуляции работоспособности учащихся в данной методике используются различные виды субсенсорной подачи не только специальных блоков учебной информации, но и психорегулирующих воздействий как в измененных состояниях сознания, так и в периоды бодрствования. Технические средства рассчитаны здесь на подачу внушающих воздействий, управление состоянием и возможностями запоминания в многоплановом режиме, частично по осознаваемым, частично по неосознаваемым каналам. Метод суггестокибернетического обучения, показавший высокую рабочую эффективность, защищен патентами во многих странах и внедрен в практику ряда наших учебных центров.

Как отмечалось в начале данного раздела, методы "внедрения в подсознание" хорошо известны печатной, кино- и телевизионной рекламе США, о чем свидетельствует уже упоминавшаяся книга У. Ки "Совращение в подсознании". Размышления над этой и другими работами приводит к естественному вопросу: а известно ли сегодня хоть одному государственному чиновнику, в каких масштабах используются эффекты подсознательного внушения в коммерческих, политических и иных целях в печатных и электронных средствах массовой информации нашей страны? Вопрос этот настолько серьезен, что требует глубокой проработки на уровне государственных законодательных органов.

Здесь необходимо рассмотреть еще одну разновидность гипноза. Речь идет о получившем в последнее время известность так называемом нейролингвистическом программировании (НЛП). Сравнительная простота и высокая действенность этой психотехники могут послужить непреодолимым соблазном для ее широкого использования в противоправных целях: в рекламе, в средствах массовой информации, для формирования измененных состояний сознания и т. н. Решение задач правового контроля и обеспечения безопасности личности в информационно-психологической сфере требует знания психофизиологических особенностей данного вида психического программирования и своеобразия методических подходов при его практическом использовании.

НЛП является сравнительно новым направлением психотерапии и представляет собой своеобразную ветвь так называемого "эриксоновского гипноза", в котором решающее значение придается работе с образами и воображением. Именно посредством этих психологических рычагов американский гипнотерапевт М. Эриксон смог целенаправленно формировать в сознании и подсознании больного представления, побуждения и установки, необходимые для обретения им психического равновесия и следовавшего за этим выздоровления.

Следует отметить, что регулирующая сила образов (зрительных, слуховых и пр.) намного мощнее и действеннее словесных, речевых внушений, на основе которых строится традиционный гипноз. Эта особенность сложилась в процессе филогенетического развития человека, получившего в наследство от животного мира высокоорганизованную первую сигнальную систему, т. е. систему конкретных чувственно-непосредственных раздражителей и их образов, фиксируемых мозгом. Вторая сигнальная система (речь — "сигнал сигналов") явилась значительно более поздним приобретением психики, и потому ее регулирующая функция проявляется заметно слабее. Именно это дало основание исследователям НЛП заключить, что "слова суть лишь неадекватные ярлыки для обозначения опыта".

Непосредственным создателем данного метода считается Ричард Бэндлер, один из слушателей курса гипноза, проводившегося Эриксоном. Его лекции оказали на Бэндлера плодотворное творческое влияние, и вскоре он по собственной инициативе принялся за разработку методов психического программирования. Есть сведения, что в начале этой работы он сотрудничал с психотерапевтом Джоном Гриндером. Успехи в исследовании нового направления психорегуляции оказались настолько продуктивными, что уже в 1977 г. Бэндлер начал проводить свои первые семинары по НЛП.

Большое значение работ Р. Бэндлера несомненно. Он, по существу, открыл само явление кодирования образов в психической сфере человека и те способы, посредством которых оно осуществляется, а также показал их регулирующую роль в жизнедеятельности и разработал на этой основе своеобразную "психотехнологию" коррекции различных психических нарушений. Свой метод он назвал нейролингвистическим программированием. Как замечает шутя Бэндлер, он, будучи специалистом по информатике и компьютерному программированию, изобрел это название с той целью, чтобы избежать необходимости специализироваться в области психологии или медицины. Ведь НЛП, по его словам, есть лишь "техника рационального пользования мозгом".

Особенность НЛП как разновидности психологического воздействия состоит в следующем. Разработанная в его рамках психотехнология позволяет производить в сфере сознания и подсознания строго конкретные ("локальные") и целенаправленные операции, направленные на изменение какой-то нездоровой привычки, установки, представления, оценки события и т. п.

Самое важное в технике НЛП — то, что она очень легко и органично ложится на изобразительный язык телевидения и кино, а следовательно, может быть легко использована в целях прямого программирования зрительской аудитории: формировать у людей явные сомнения в прежних убеждениях, изменять их вкусы, разрушать симпатии и пристрастия.

Для правоохранительных органов особый интерес могут представлять отдельные направления применения НЛП в противозаконных целях.

Первое из них связано с возможностью средствами кино и телевидения формировать у массового зрителя навязчивые реакции и потребности (в том числе опасения и страхи — фобии).

Второе направление НЛП представляет собой весьма тревожное в социальном плане обстоятельство: возможность психическим способом создавать у субъекта состояния, сходные с теми, которые вызываются приемом тех или иных наркотиков.

Чтобы понять "технологию" таких психических воздействий, необходимо рассмотреть систему тех психофизиологических механизмов, на которых основана практика НЛП.

Как уже отмечалось, в основе НЛП, в отличие от традиционного гипноза, лежит целенаправленная манипуляция с образами, причем программирующие действия проводятся преимущественно со зрительными образами. Это объясняется тем, что зрительное восприятие, будучи основным источником информации об окружающей среде, выступает и в качестве главного "поставщика" первичного образного материала для чувственной сферы. Ассоциативные зоны зрительного анализатора коры головного мозга по своей площади значительно превосходят ассоциативные зоны других органов чувств (слуха, обоняния и пр.). Это свидетельствует о ведущей роли зрения в психорегуляторных процессах жизнедеятельности.

Способность визуализировать свои представления у разных людей колеблется в очень широких пределах. Отдельные индивиды могут в течение длительного времени сохранять в памяти и чрезвычайно живо и детально воспроизводить образы воспринятых ранее предметов и явлений. Такого рода способность, получившая название эйдетизма (от греч. eidos — вид, образ), встречается у некоторых выдающихся художников, музыкантов, артистов. Большая же часть людей не обладает достаточно живым зрительным воображением, что существенно снижает их индивидуальные психорегулирующие возможности.

Воспринятые образы, запечатленные в долговременной памяти, являются не только основой познания окружающего мира. В зависимости от своего значения они так или иначе воздействуют на состояние личности и нередко формируют различные патологические нарушения в организме. Сохранение этих образов в долговременной памяти предполагает их индивидуальную классификацию или группировку. При этом образуется нечто вроде "индивидуальной картотеки чувственных образов". В работах А. Н. Леонтьева в свое время была выдвинута гипотеза об образах мира как многомерных психологических образованиях. К числу их пяти "квазиизмерений" он отнес координаты пространства — времени и "квазиизмерение" значения со множеством различительных характеристик.

Р. Бэндлер, исследуя особенности эриксоновского гипноза, в значительной степени самостоятельно открыл особую индивидуальную градацию характеристик чувственных образов (то, что А. Н. Леонтьев называл "квазиизмерениями"), посредством которой субъект "сортирует" свои образы по их значимости и временным характеристикам. Исходя из того, что в психологии виды чувственных восприятий (зрительные, слуховые, обонятельные и пр.) принято называть модальностями, частные характеристики каждой из модальностей Бэндлер назвал субмодальностями. Применительно к психотерапии открытие категории "субмодальностей" образов означало создание многообещающего и почти самостоятельного направления. Полезность модели субмодальностей для понимания любой внутренней работы человека убедительно доказана практикой.

Субмодальности — это способы, которыми наш мозг сортирует и кодирует приобретаемый опыт. Понимание их роли в психическом кодировании образов внешнего мира открывает возможность переконструирования долговременных состояний человека, в том числе и патологических.

Целенаправленному вмешательству в субъективный мир человека посредством НЛП предшествует исследование специфики проявления субмодальностей у данного индивида. Без этого невозможно провести действенную операцию перепрограммирования, так как "маркировка" образов всегда индивидуальна, хотя в ней можно выделить и некоторые общие признаки.

Что касается зрительных образов, то обычно "маркерами" их значимости являются такие субмодальности, как яркость "картинки", ее цветность. Яркость часто бывает "меткой" актуальности образа (чем ярче, тем важнее). Цветность может выражать степень спокойствия визуализируемого образа, так как воспоминания о стрессовых ситуациях всплывают перед мысленным взором в черно-белом варианте. Размер визуализируемой картины чаще всего соответствует переживаемой эмоциональной реакции: больший — интенсифицирует переживание, меньший — снижает его. Соответствующее действие производят такие ее качества, как контрастность, расстояние до "картинки", ее движение, пропорции, обрамление, четкость и т. п.

Р. Бэндлер различает 39 модальностей зрительных образов, 19 слуховых (громкость, высота звука, его дискретность, длительность и пр.), И кинестетических (температура, интенсивность, расположение, протяженность и т. д.).

Одним из важных критериев значимости образов является их отношение к так называемой "временной линии", т. е. к временному параметру действительности. Установлено, что у людей существуют различные способы субъективного моделирования временных периодов (будущего, настоящего, прошлого) во внутреннем пространстве психической сферы. При этом способы, которыми индивиды представляют временные периоды, обусловливают особенности их способностей и возможных ограничений. Многие психические проблемы связаны именно с тем способом, каким человек представляет себе время.

Р. Бэндлер установил, что, как правило, люди "сортируют" время с помощью комбинации субмодальностей и местоположения "картинки" — образа на временной линии. Расположение этой линии также носит индивидуальный характер. У большинства людей прошлое находится слева от них, а будущее — справа, у меньшей части наоборот. В некоторых случаях будущее находится далеко впереди или вверху, настоящее — на расстоянии вытянутой руки, прошлое — за спиной или глубоко внизу. Эти представления характеризуются определенной жесткостью и постоянством, и многие психологические проблемы бывают вызваны тем, что какой-то зрительный образ своевременно не уходит в пространство прошлого, "застревает" в поле настоящего и тем самым вызывает навязчивые воспоминания или страхи.

Диагностика особенностей субмодальностей индивида позволяет производить определенные целенаправленные психические действия по коррекции неадекватных установок, состояний и реакций. В этом смысле НЛП часто характеризуется как психотехника, позволяющая быстро диагностировать причины неблагоприятных состояний и устранять их.

Бэндлером была открыта не только система кодирования параметров значимости образов (субмодальностей), но и некоторые фундаментальные закономерности функционирования психических программ человека, имеющие важное значение для практики психотерапии.

Первая из таких закономерностей — положение о том, что "мозг обучается путем быстрого прокручивания паттернов", или, как уточняет в другом месте сам автор, мозг обучается быстро; медленно он не обучается[103]. Это значит, что психические явления, реализующиеся посредством однократной мгновенной реакции запечатления, представляют собой гораздо шире используемый компонент высшей нервной деятельности, чем это считалось ранее.

Эффект запечатления как стойкое удерживание в памяти определенного образа без повторного раздражения открыт И. С. Бериташвили (1947) и назван им "психонервным комплексом представления". Несколько позже (1964) было установлено, что этот комплекс обладает чертами устойчивой образной памяти и играет — ведущую роль в индивидуальном поведении высших организмов.

Бэндлер показал, что "быстрое обучение" мозга является одним из обычных режимов психической деятельности, хотя мы далеко не всегда отдаем себе в этом отчет. Большинство из нас, утверждает он, позволяют своему мозгу беспорядочно формировать перед внутренним взором случайные образы, и нам ничего не остается, как в ответ на это хорошо или плохо себя чувствовать. Но от навязчивого воспоминания, по его мнению, легко избавиться. Поставьте мысленно перед собой беспокоящую вас картину и делайте ее все более и более тусклой. Если вы достаточно сильно убавите яркость, она больше не будет вам досаждать[104].

Второй важной особенностью методического подхода к коррекции патологических установок и реакций является обнаруженное Бэндлером диаметрально противоположное действие так называемых ассоциированных и диссоциированных образов.

Ассоциированный образ характеризуется тем, что он мысленно вновь видится собственными глазами и опыт восприятия его заново переживается.

Главное условие диссоциированного представления образа — способность с любой точки зрения видеть себя, воспринимающего данный образ ("мысленно смотреть фильм о себе, воспринимающем соответствующий образ").

Важное свойство этих представлений состоит в том, что, воспроизводя образы ассоциированно, человек вновь ощущает и переживает первоначальную чувственную реакцию, тогда как диссоциированные "картинки" полностью свободны от своего эмоционального компонента. Именно поэтому диссоциация используется в тех случаях, когда необходимо контролировать боль или вспомнить детали стрессовой ситуации, не переживая заново их чувственной составляющей. НЛП, к примеру, рекомендует: всякий раз, садясь в зубоврачебное кресло, старайтесь мысленно наблюдать за поведением своей особы со стороны — и боли вы не почувствуете. Как отмечает Бэндлер, "диссоциация особенно полезна для интенсивно неприятных воспоминаний".

Третьей важной закономерностью, плодотворно используемой в психотехнике НЛП, является малоизвестная способность психики к мгновенному переконструированию образов под воздействием различных приемов. Именно посредством таких воздействий НЛП можно быстро разрушать навязчивые и неприятные воспоминания, устранять ореол важности в облике некоторых лиц и организаций, ликвидировать вредные привычки, установки, убеждения. В этих целях используется множество надежных и практически отработанных психотехник.

Сюда относятся методики "кратчайшей терапии" (мысленное наложение гротескной музыки на картины тяжелых воспоминаний, с тем чтобы уничтожить их раздражающее действие; условный "просмотр фильма" о неприятном воспоминании в обратном порядке, задом наперед; представление действия, разрушающего беспокоящую картину и превращающего ее в груду развалин и т. п.).

Четвертой особенностью психики, выделяемой Р. Бэндлером, служит способность мозга легче усваивать направление своего развития (больше-меньше, быстрее-медленнее и т. п.), чем конкретное содержание формируемой программы, Бэндлер так формулирует свою мысль: мозг не обучается получать результаты; он обучается придерживаться направлений[105].

Исследователем разработан целый ряд более сложных методик психического воздействия ("техника взмаха", "якорение", "взрыв навязчивости" и др.), представляющих собой новое слово в психотерапии, однако подробное их описание не входит в задачу данной книги.

Для нас важно, что методика НЛП располагает действенными психологическими рычагами, которые в принципе могут быть использованы для причинения вреда отдельной личности или группе людей, выступающей в качестве кино- или телезрителей. Такого рода противоправные действия могут состоять, в частности, в формировании навязчивых потребностей, установок, а также навязчивых страхов (фобий).

Навязчивость психических реакций в качестве болезненного явления распространена довольно широко. Некоторые авторы (А. Г. Иванов-Смоленский, В. Н, Мясищев, Е. А. Попов, Н. П. Татаренко и др.) даже признавали невроз навязчивости самостоятельной формой заболевания. Однако большинство отечественных неврологов считают, что, являясь одним из частых проявлений слабости нервных процессов, навязчивые состояния встречаются не только при всех формах неврозов (неврастении, истерии и психастении), но и при некоторых психических заболеваниях. Очевидная общность психических механизмов формирования навязчивых явлений и синдромов патологического страха (фобий) заставила клиницистов объединить эти нарушения в одну общую группу.

Очень часто навязчивые явления, как и фобии, развиваются по механизму условно-рефлекторных связей или запечатления, и НЛП не только легко разрушает такие связи, но и столь же легко может их образовывать. В некоторых случаях предмет навязчивого действия или фобии заимствуется из полузабытых впечатлений детства, но чаще всего он бывает приобретением более старшего возраста. Разработчикам психотехник НЛП удалось во многом расшифровать механизм образования навязчивых состояний. Как установлено, такого рода болезненные нарушения возникают у человека вследствие того, что запечатленный в памяти образный стимул оказался выделенным в ряду других особым дополнительным признаком — "субмодальным компонентом".

Хотя кодирование воспринятых образов носит строго индивидуальный характер, практика нейролингвистического обследования показывает, что все выявленные варианты кодов укладываются в несколько наиболее распространенных групп. Это существенно облегчает диагностику частных вариантов. Кроме того, обычно существует единственная аналоговая субмодальность (чаще зрительная), которая "запускает" навязчивость и придает ей принудительный характер. Определив эту ведущую модальность, можно быстро и эффективно устранять навязчивые реакции. Однако для нас важно, что с такой же легкостью НЛП позволяет произвольным образом формировать навязчивые потребности или установки. Более того, в одном из методических пособий по НЛП описывается технический прием "создания навязчивости" и приводятся подробные условия его реализации[106].

Безусловно, эти научные открытия не прошли мимо тех средств массовой информации, которые используют "зрительный ряд" в качестве главного инструмента психологического воздействия. Особенно поднаторели в этом компании, специализирующиеся на изготовлении видеоклипов и других рекламных материалов. Использование здесь приемов НЛП для формирования навязчивых установок и псевдоценностных ориентаций практикуется все более широко и безответственно.

Практика показывает, что задача преднамеренного программирования средствами НЛП реализуется у разных людей по-разному. У одних субъектов складывается более сложная система определения ценностей, и соответственно им очень трудно искусственно внушить какую-либо "ценность". В этом случае необходимо построить много значимых функциональных связей между актуализируемым (рекламируемым) объектом и другими ценностями жизни. Людям с более простой системой формирования навязчивостей значительно легче навязать программу псевдопотребностей. В этом случае, к примеру, у них развивается склонность приобретать множество вещей, которые на деле оказываются совершенно ненужными и превращают жилище в чулан.

Таким образом, низкий уровень общей культуры человека упрощает его систему общей ценностной ориентации и тем самым делает его более предсказуемым и управляемым средствами массовой информации (СМИ). Можно добавить, что в этом случае он более доступен и воздействию методов НЛП.

Другим методом НЛП, который должен заинтересовать криминалистов, является возможность чисто психической репродукции наркотического опьянения, т. е. аутогенного формирования "наркотического кайфа" без использования наркотика. Психотехнологи НЛП утверждают, что только эта методика предоставляет своеобразное "средство передвижения" для "доставки" индивида из ситуации нормального мировосприятия в измененное состояние психики, в том числе и наркотическое. Психологическое "путешествие" в такое состояние может быть реализовано лишь в том случае, если у субъекта уже имеется некоторый опыт пребывания в нем, т. е. если он ранее принимал соответствующий наркотик.

Отмечая исключительные достоинства наркотического опьянения без приема наркотиков, сторонники этого метода заявляют: "Если вы можете войти в состояние мысленно, без наркотиков, то вы имеете то преимущество, что можете выйти из него, когда захотите, и избегаете множества нежелательных последствий. Вы легко можете контекстуализировать свое наркотическое состояние так, что оно не будет вмешиваться в вашу остальную жизнь. Если вы научите этому процессу наркоманов, то они смогут использовать его для доступа к ресурсам, существующим в наркотическом состоянии, безо всяких последствий"[107].

приведенных суждений, несомненно, является следствием непрофессионализма. Если бы их авторы чуть глубже изучили этот вопрос, то без труда поняли бы свою ошибку. В природе не бывает "бесплатных" наслаждений. Древняя восточная мудрость гласит, что "от смерти к смерти идет тот, кто наслаждается неведением; но еще печальнее участь того, кто наслаждается знанием". Даже без приема наркотиков регулярная стимуляция центров удовольствия повышает их порог возбудимости, начинает требовать все больших "доз" раздражителя и приводит к развитию патологических состояний, именуемых еще со времен христианского подвижничества "прелестью", т. е. самодельной погоней за "кайфом". Сначала это приводит к разрушению нормальных социальных связей, а затем и к дефектам умственной деятельности. В свое время, размышляя о природе радости, К. Э. Циолковский пришел к выводу, что "наши печали и тяжелое чувство жизни имеют источник в наших радостях или происходят от них же. Они — причина нашей печали"[108]. И нет сомнения в том, что те "радости", о которых хлопочут вышеупомянутые авторы, непременно повлекут за собой соответствующие печали.

Однако в "кинестетических состояниях", как именуют эти авторы явления наркотического опьянения, формируемого исключительно психическим путем, имеется и определенное рациональное зерно. Этот метод может оказаться полезным в комплексном лечении традиционных наркоманий. Не исключено, что, приложив немалые врачебные усилия, настоящего наркомана можно перевести на аутогенное формирование наркотического "кайфа" без применения наркотиков. Вопрос лишь в том, как затем лишить данного субъекта возможности того "беспроблемного" наркотического самообслуживания, которое ему сформировали. Нет твердой уверенности, что психологический вариант наркомании будет лечиться легче, чем ее традиционная "химическая" форма. Ведь, узнав и опробовав путь, как самостоятельно "туда" попасть без наркотика, психонаркоман уже не откажется от приобретенного преимущества. Он будет всячески его развивать и совершенствовать, вплоть до наступления умственной деградации. При этом, как и традиционный наркоман, он станет заботиться о приумножении рядов себе техники НЛП, которая обеспечивает выполнение этой задачи.

Подтверждением сказанному может служить отрывок из упомянутого нами методического пособия. Под заголовком "Использование наркотика для отдыха" содержатся следующие "рекомендации": "Выявив свою последовательность для конкретного наркотика, вы можете научить ей других и попросить других научить вас той последовательности, которую используют они сами. Вы можете использовать последовательность друг друга как "рецепт" для входа в это состояние. Это прекрасный способ начать вечеринку; никому не надо ничего покупать, или беспокоиться о соблюдении закона, или испытывать трудности, когда позднее надо вести машину домой. То, что названо "контактным кайфом", является тому примером. Если вы действительно хорошо синхронизируетесь с кем-либо, то и вы будете переживать те же субмодальности, что и они"[109].

Следует отметить, что проблема психонаркомании как одна из сторон теории "кинестетических состояний", разработанной в рамках НЛП, берет свое начало в работах по воспроизведению в гипнозе ранее пережитых болезненных состояний, которые проводил К. И. Платонов еще в 1925 г. В основе этих работ лежали теоретические представления классиков отечественной физиологии об особенностях функционирования центральной нервной системы. Так, И. М. Сеченов отмечал, что "между действительным впечатлением с его последствиями и воспоминанием об этом впечатлении со стороны процесса в сущности нет ни малейшей разницы"[110]. О потенциальной возможности воспроизведения ранее пережитых состояний говорится и в трудах И. П. Павлова.

В 1975 г. в рамках исследований по моделированию состояний человека мы воспроизводили в гипнозе различные степени алкогольного опьянения и сопоставляли их по параметрам работоспособности и физиологических функций с ранее перенесенными реальными состояниями. Данные экспериментов подтвердили возможность репродукции алкогольного опьянения, сопровождающейся всеми признаками этого состояния. В последующих опытах подобного рода была обнаружена возможность произвольного программирования силы и яркости проявления воспроизводимых реакций[111].

В исследованиях по НЛП авторами была обнаружена возможность воспроизведения наркотических интоксикаций в обычных состояниях релаксации, вызываемых как аутогенным, так и гетерогенным способом. Сама технология воссоздания ранее пережитых ощущений построена на принципе так называемого субъективного "мельчения" ("дробления") переходного состояния от нормы к развившемуся "кайфу" и на возможно более точном припоминании последовательности появляющихся ощущений начиная с того момента, когда наркотик только начал оказывать свое действие, и до наступления полной фазы развития опьянения. Важным условием воспроизведения ощущений является припоминание именно характера первичных ощущений (давление, распирание, вибрации и т. п. в каком-то месте), а не их эмоционального действия (волнение, страх, подавленность и пр.). Вот почему формируемые таким образом состояния были названы "кинестетическими", т. е. "динамичными" (подвижными, развивающимися) состояниями. Припоминая аутогенным или гетерогенным способом соответствующую переходную фазу ("лестницу"), тренирующийся субъект, как правило, запоминает последовательность и количество "ступеней" в этом "переходе" ("лестнице") и легко восстанавливает их в памяти на последующих сеансах. Особенность действия такого рода "кинестетических" процедур состоит в том, что припоминаемая последовательность первичных ощущений ассоциативным образом стимулирует соответствующие вегетативные и психические компоненты, сопровождавшие в реальной ситуации эти ощущения, и "возрождает" всю психофизиологическую картину наркотической интоксикации.

Было установлено, что, исключая отдельные субмодальности или добавляя некоторые новые, можно в нужном направлении перестраивать характер наркотического состояния, устранять его нежелательные элементы (тяжесть, страх, угрозу и пр.), удлинять или сокращать отдельные его фазы. Аналогичным образом изменяется и последовательность воспроизводимых ощущений. Для выхода из кинестетических состояний картина последовательности воспроизводимых ощущений "прокручивается" в обратном порядке. Кроме того, так же как и при аутогенных тренировках, субъект может создавать себе определенный "сторожевой пункт" для срочного выхода из моделируемого состояния в непредвиденных условиях.

Используя описанный принцип, можно формировать любые психические состояния, опыт переживания которых имеется у данного субъекта: алкогольное опьянение, местное или общее обезболивание, "усиление сексуальной отзывчивости" вплоть до "моделирования" оргазма.

В настоящем разделе были приведены далеко не все методы и приемы НЛП. Часть из них не представляет интереса с точки зрения тематики данной книги, другая вызывает большие сомнения в ее действенности. Однако и те немногие методы НЛП, о которых шла здесь речь, должны быть известны широкому кругу читателей, так как при определенных условиях они могут стать источником существенной опасности для личности.