Гитлер идет на Восток (1941-1943)

Часть вторая.
ЛЕНИНГРАД.

Финская пословица гласит: "Счастлив тот, кому не приходится питаться словами, сказанными вчера". Многие немцы в Финляндии летом 1941 г. слышали это изречение. В этом "вчера" остались позиция Германии по отношению к русско-финской войне и двусмысленные заявления, которые делали немецкие политики и дипломаты в связи с советской агрессией против финнов. Гитлер фактически соблюдал дружественный нейтралитет по отношению к Советам. И вот в заявлении Гитлера, прогремевшем из всех репродукторов 22 июня 1941 г., крупными буквами отпечатанном на первых полосах газет, зачитанном войскам от Арктики до берегов Черного моря, появилась следующая фраза: "Немецкие войска встают плечом к плечу с финскими дивизиями на страже Финляндии".

Когда автор предлагаемой вниманию читателя книги интервьюировал маршала Маннергейма в его тайной ставке в идиллической роще возле города св. Михаила, маршал особенно критиковал эту фразу в заявлении фюрера. Маннергейм сказал: "Формулировка рейхсканцлера не дает полного отражения ситуации в свете международного права, не говоря о том, что она предвосхищает дальнейшее развитие событий". Маннергейм указывал, что на пресс-конференции в Министерстве иностранных дел в Берлине 24 июня прозвучало публичное заявление о том, что Финляндия формально еще не находилась в состоянии войны с Россией. Маннергейм, однако, поспешил добавить: "Это не имело значения для дальнейшего развития событий, ибо я убежден, Сталин все равно атаковал бы нас в любом случае, чтобы прикрыть фланг - Ленинград и Прибалтику, - сколько бы мы ни старались поддержать нейтралитет. - Он выдержал небольшую паузу и закончил: - Избжать нападения мы могли бы, только перейдя на сторону Советского Союза. А это означало то же самое, что поражение".

В поддержку своей точки зрения Маннергейм процитировал слова Сталина, сказанные финскому министру в Москве вскоре после окончания зимней войны. "Я могу поверить, что вы хотите сохранить нейтралитет, - произнес Сталин. Но страна, расположенная так, как ваше маленькое государство, не может оставаться нейтральной. Интересы сверхдержав не позволят ей этого". Маршал Маннергейм сделал еще одно интересное замечание: "Уже в январе (1941 г.) я видел, что советское руководство рассматривает возможность открытого разрыва с Германией, что оно ожидает военного столкновения и просто старается оттянуть момент, когда это произойдет".

Все эти слова маршал произнес задумчиво, почти бесстрастным тоном. Он говорил медленно, отрешенно - grand seigneur, спокойно взирающий на приближение неизбежного и готовый вынести все, что выпадет на долю его и страны до конца.

Маннергейм не упускал ни одной возможности подчеркнуть, что Финляндия является не союзником Германии, но, как он сам выражался, "спутником, путешествующим по дороге войны, которую Финляндия ведет в целях самозащиты". Это он говорил разным чиновникам Министерства иностранных дел Германии и Вермахта, а также еще одному мудрому человеку, немецкому послу в Финляндии, господин фон Блюхеру.

"Мы не стремимся ни к каким завоеваниям, - неустанно повторял он, нам не нужен даже Ленинград". Вне сомнения, этот благородный господин, который говорил по-русски чище, чем по-фински, который в юности обучался в кадетском корпусе Великого княжества Финляндского, в пажеском корпусе при царском дворе и служил в гвардии в Санкт-Петербурге, не мог с чистым сердцем поддерживать немцев в войне против России. Он воевал на стороне Гитлера по причинам, продиктованным политической необходимостью, просто потому, что у Германии и Финляндии был общий враг.

Маннергейм, надо думать, мысленно улыбался, когда вспоминал или слышал историю, ходившую среди населения Хельсинки и его окрестностей до начала войны и вызывавшую немало удивления и пересудов. За чайным столом в гостиной одной знаменитой в Финляндии дамы где-то осенью 1940 г. британский поверенный пожаловался, что Финляндия позволила немецким войскам пройти через свою территорию и выйти к Северной Норвегии. Хозяйка возразила:

– Мы в трудной ситуации. Русские вынудили нас открыть им доступ к их опорному пункту в Ханко. На каком же основании мы могли отказать немцам в праве пройти к их базам в Северной Норвегии?

– Это верно, - согласился англичанин. - Но большинство финнов встречают немцев с распростертыми объятьями!

Пожилая дама с усмешкой ответила:

– Боюсь, что и я из числа тех финнов. Ибо чем больше немцев на нашей территории, тем спокойнее мне спится по ночам.

Именно так и выглядела ситуация. После зимней кампании, которая принесла Сталину лишь половину победы, финны вполне естественно опасались мести Москвы. Поэтому в ноябре 1940 г. они с облегчением вздохнули, узнав о твердом отказе Гитлера Молотову в Берлине "благословить" возобновление советских операций против Финляндии.

На приватном завтраке министр иностранных дел Виттинг заметил:

– Когда посол фон Блюхер в осторожных выражениях сообщил мне об итогах поездки Молотова в Берлин и стало ясно, что, вразрез с ранее занимаемой позицией, теперь Адольф Гитлер возражает против намерений русских, огромный груз свалился с наших плеч!

Важно знать предысторию и тот фон, на котором разворачивались дальнейшие события, чтобы понять последующие решения военного "попутчика" Германии с Крайнего Севера. Финны были прекрасными и простыми людьми, храбрыми солдатами и настоящими патриотами своей страны. Достаточно привести в пример хотя бы почти легендарного генерала Пайари, который получил финский "Рыцарский крест" во время зимней войны за то, как он использовал старую трофейную советскую противотанковую пушку, один сдерживая атаку вражеских танков. Прицел и ударно-спусковой механизм не работали. Пайари наводил орудие прямо через ствол, а выстрел производил с помощью удара топора по затвору. Действуя таким образом, он уничтожил три из четырех советский танков. Когда его штаб подвергся вражескому обстрелу и офицеры стали советовать сменить дислокацию, Пайари зажал уши, сделав вид, что ничего не слышит, и сказал:

– Я ничего не слышу. Вы, должно быть, ошиблись.

В таких людях и заключалась разгадка чуда почти невероятного сопротивления, продемонстрированного финнами во время зимней войны. В итоге же им пришлось уступить перед лицом громадного численного превосходства противника, согласиться на невыгодный мир, значительную утрату территорий и городов. Ни одна из западных супердержав не пришла им на помощь, даже шведские братья молча взирали на то, как кренился финский корабль. Неудивительно, что 22 июня 1941 г. они увидели для себя шанс, под прикрытием щита могущественного Вермахта, отвоевать утраченные территории прежде всего древний город Випури - и восстановить прежнюю русско-финскую границу. Германское Верховное командование, как известно, возлагало на Маннергейма куда большие надежды. Когда 22 июня группа армий "Север" генерал-фельдмаршала риттера фон Лееба начала прорыв между Сувалками и Клайпедой, перед ней стояла ясная и четкая оперативная задача - Ленинград.

В плане "Барбаросса" значилось, что после уничтожения вражеских войск в Белоруссии группой армий "Центр" подвижные соединения повернут на север, где, во взаимодействии с группой армий "Север", должны будут покончить с войсками в Прибалтике, а затем завершат задачу взятием Ленинграда. Наступление на Москву до овладения Ленинградом не предусматривалось.

Важно помнить, каким был ход событий в этом военном расписании. То, что немцы не стали придерживаться первоначального плана, стало одной из причин зимней катастрофы под Москвой.

Ленинград представлял собой жемчужину Европейской России. Русские в старину говорили: "Новгород - отец, Киев - мать, Москва - сердце, а Санкт-Петербург - голова Российской империи". С тех пор как Санкт-Петербург перестал быть Санкт-Петербургом и даже Петроградом, а стал Ленинградом, город в устье Невы, построенный на более чем сотне островов среди болот, более уже не являвшийся головой Российской империи, сделался совестью Красной монархии. Он носил имя отца революции, которая именно в нем и началась. Из его военных заводов, доков, обувных фабрик и мануфактур, с торговых кораблей и из морских частей стекались к большевикам солдаты революции. Здесь начинал свою борьбу Ленин.

Если, кроме того, принять во внимание расположение Ленинграда, его значение как крепости в Финском заливе, морской базы Балтийского флота, легко представить себе всю важность города в военном, экономическом и политическом аспекте. Взятие его стало бы неоценимой по результатам победой Гитлера, потеря его означала бы страшный удар для большевистского режима. Лейтенант Кнаак не дожил до момента, когда его операция по захвату автомобильного моста в Даугавпилсе увенчалась успехом. Его скосил русский пулеметчик, засевший справа на эстакаде моста. Кнаак уже не видел, как тридцать его людей отражали яростную контратаку русских. Если когда-либо кто-либо заслуживал "Рыцарского креста" за операцию, решившую исход битвы, так это был он, посмертно награжденный им командир штурмовой группы. Быстрый захват переправы через Даугаву имел жизненно важное значение для боев на подступах к Ленинграду.

За счет своего броска через Даугаву танковая группа Гёпнера обеспечивала прикрытие фланга 18-й армии генерал-полковника фон Кюхлера, наступавшей вдоль балтийского побережья, и давала ей возможность продвигаться через республики Прибалтики. Полковник Лаш, командир 43-го пехотного полка, вел передовой отряд подвижных частей 1-го армейского корпуса - мотоциклистов, истребительно-противотанковую и штурмовую артиллерию, зенитчиков и саперов - прямо на распадавшуюся оборону противника на протяжении километров ста через Бауску на Ригу, чтобы и там тоже перекрыть переправу для отступавших советских дивизий. Правда, немцы несли значительные потери, к тому же русским удалось взорвать мосты, но цели тем не менее достигнуть удалось: советские колонны, спасавшиеся бегством из Курляндии, лишились возможности переправиться через Даугаву и встретили свою судьбу на подходе к Риге.

Пока 18-я армия Кюхлера пробивалась в Латвию и Эстонию, 4-я танковая группа Гёпнера пересекла русско-эстонскую границу южнее Чудского озера. По границе проходила так называемая линия Сталина - созданный по последнему слову фортификационной техники укрепленный рубеж с дотами, противотанковыми заграждениями и тому подобными сооружениями. Генерал-полковник Кузнецов в спешном порядке попытался перебросить какие-то подкрепления в ключевые точки рубежа, в особенности к железнодорожной развязке в Острове. Немецкая воздушная разведка засекла передвижение. Жизненно важно было, чтобы Гёпнер вышел к Острову раньше русских. Так началась большая танковая гонка генерала Рейнгардта к Острову.

Так же как 8-я танковая дивизия представляла собой авангард молниеносного выдвижения Манштейна к Даугаве, в головных колоннах 41-го танкового корпуса Рейнгардта шли части 1-й танковой дивизии. И эта дивизия под началом генерал-лейтенанта Кирхнера выиграла гонку от даугавского плацдарма в Екабпилсе через Южную Эстонию к Острову. 4 июля 1-я стрелковая бригада генерал-майора Крюгера вошла в город с юга силами 113-го стрелкового полка, усиленного частями 1-го танкового полка. В то время как 1-й мотоциклетный батальон продвигался с юго-запада, майор Экингер со своим батальоном пехоты на бронемашинах при поддержке 7-й батареи 73-го артиллерийского полка наступал с севера. Немцы овладели автомобильным мостом через реку Великая.

Русские подкрепления, включая тяжелую бронетехнику, о которых докладывала воздушная разведка, прибыли спасать Остров с опозданием на двадцать четыре часа. Теперь противник бросил в бой против северной части Острова свои тяжелые танки КВ-1 и КВ-2. Но немцы атаку отразили.

Когда ближе к 14.00 5 июля боевая группа Крюгера - авангард 1-й танковой дивизии - начала наступление на Псков, она столкнулась с советскими танками, атаковавшими крупными силами. Механизированные противотанковые подразделения 1-й роты 37-го истребительно-противотанкового дивизиона со своими

37-мм пушками были буквально раздавлены тяжелой советской бронетехникой. Стрелки и артиллеристы вновь, так же как в Расейняе и Саукотасе, оказались бессильными что-либо сделать с этими огромными ползающими крепостями. Они попятились. Русские прошли сквозь заслон немецких танков в направлении Острова. Так что же, их ничем не остановить?

То был великий час для майора Зёта, командира 3-го дивизиона 73-го артиллерийского полка, ранее 2-го дивизиона 56-го артиллерийского полка, из Гамбурга-Вандсбека. Майор установил одну из своих тяжелых гаубиц 9-й батареи на дороге и приказал зарядить орудие бетонобойным снарядом, которые применялись для уничтожения мощных дотов. Наводчик орудия, обер-ефрейтор Георги, подпустил КВ-2 на расстояние уверенного выстрела.

– Огонь! - Словно получив удар гигантским кулаком, КВ-2 резко свернул на обочину и остался там недвижимым. - Перезаряжай. Целься. Огонь!

Храбрый обер-ефрейтор и его расчет подбили еще двенадцать русских танков. Другие орудия тоже вступили в борьбу с советскими гигантами. В результате им удалось не только остановить атаку противника, но и вернуть пехоте уверенность в себе. Теперь при поддержке артиллеристов 3-го дивизиона они стали уничтожать вражеские танки с помощью подрывных зарядов. Уже очень скоро генерал-майор Крюгер получил возможность доложить: наступление продолжается.

Два дня спустя, 7 июля, 1-й танковый полк, возглавлявший боевую группу Вестхофена и образовывавший авангард 1-й танковой дивизии, и следовавшая сразу за ней 6-я танковая дивизия начали атаку против остатков советских танковых соединений в районе Пскова. Дальше, слева от них эшелоном шла 36-я моторизованная дивизия - третья подвижная дивизия 41-го танкового корпуса. Капитан фон Фалькенберг, командовавший головной ротой, усиленной бронетранспортерами 1-го батальона 1-го стрелкового полка, следовал в башне танка № 700 к перекрестку к северу от Летова, напряженно вглядываясь в бинокль.

Капитан смотрел на лейтенанта Фромме, взвод которого являлся головной походной заставой 2-го батальона 1-го танкового полка и который открыл огонь из своего танка № 711 по приближавшемуся советскому танку. Прямое попадание. Вражеский танк задымился, но продолжил движение. Он пошел прямо на танк Фромме и таранил его. Трое русских выпрыгнули из своей машины. Фромме тоже выскочил из своей с пистолетом в руке. Русские подняли руки. В тот момент в поле появились еще два советских танка. Трое сдавшихся было в плен красноармейцев, воспрянув духом, юркнули за свой танк. Фромме попытался выстрелить, но пистолет заклинило. Один из русских бросился на лейтенанта с быстротой молнии. Фромме пошарил рукой у себя за спиной и схватил топор, прикрепленный к прикрывающему гусеницу щитку. Размахивая им, он пошел на русских. Они побежали. Фромме забрался обратно в свой танк.

Капитан фон Фалькенберг нырнул в люк и захлопнул его за собой.

– Вперед! - крикнул он водителю. - К перекрестку!

Лейтенант Кёлер, командир 2-го взвода, тоже наблюдал за упражнениями Фромме с топором и поспешил ему на помощь. Он выдвинулся на позицию справа от взвода Фромме и тотчас же вступил в действие. Его четыре Т-III поспели как раз вовремя, чтобы встретить на фланге следующую порцию советских танков. К ночи восемнадцать танков стояли без движения на участке Фалькенберга. Советская контратака к юго-востоку от Чудского озера надорвалась. Путь на Псков лежал открытым.

Устремляясь на восток, усиленный 1-й стрелковый полк боевой группы Вестхофена наступал до аэродрома Пскова, который, по всей видимости, в спешке покинула штаб-квартира крупного соединения советских ВВС. Карты в комнате для совещаний позволяли сделать кое-какие полезные выводы о намерениях противника. 1-я стрелковая бригада генерал-майора Крюгера внезапным ударом захватила целым мост в районе Церьёхи. Город Псков, на тот момент уже полыхавший в огне, был взят 36-й моторизованной дивизией в результате фронтальной атаки 9 июля.

В тридцати километрах к юго-востоку 6-я танковая дивизия тоже прорвалась через линию Сталина. Саперы уничтожили двадцать больших дотов и отбросили крупную группу вражеской бронетехники. Таким образом, танковая группа Гёпнера решила свою первую крупную задачу. Заграждения русских к югу от Чудского озера были прорваны, южный выход для противника из Прибалтики заблокирован, и подготовлена исходная позиция для наступления на Ленинград.

Стремительный удар по городу предстояло нанести в северном направлении через узкую горловину между озером Ильмень и Чудским озером. Задача оставалась прежней - "взять" Ленинград, то есть овладеть им. Операцию должны были поддержать финские войска, выдвигаясь с севера через Карельский полуостров и соответственно наступая с востока от Ладожского озера. Так город с населением в 3 000 000 жителей оказался бы заблокирован с севера и востока, не имея возможности ни получить подкрепления извне, ни осуществить прорыв изнутри.

В свете этой генеральной линии 4-я танковая группа намеревалась направить танковый корпус Рейнгардта к Ленинграду по дороге Псков-Луга-Ленинград, а танковый корпус Манштейна пустить к цели по другой дороге - той, что вела через Опочку и Новгород. Других путей достигнуть Ленинграда через сильно заболоченную местность с юга и юго-запада просто не существовало.

10 июля 1941 г. танковая группа начала атаку по всему фронту. 56-й танковый корпус, который 6 июля прорвал линию Сталина в районе Себежа силами механизированной пехотной дивизии СС "Мертвая голова" и в результате тяжелых боев овладел Опочкой на реке Великая, теперь выполнял охватывающий маневр к востоку и, наступая через Порхов и Новгород, перерезал большую боковую дорогу из Ленинграда в Москву в районе Чудова. 8-я танковая и 3-я моторизованная дивизии задействовались на переднем крае. Им приходилось преодолевать очень труднопроходимую лесистую местность.

41-й танковый корпус с 1 и 6-й танковыми дивизиями впереди и 36-й моторизованной дивизией в тылу продвинулся по главной дороге через Лугу. Сначала враг сопротивлялся только в тылу. Русские откатывались. Были ли они и в самом деле готовы сдаться здесь, на севере? Ничего подобного. Ворошилов не собирался уходить из Ленинграда или с берегов Финского залива. Уже на следующий день продвижение танкового корпуса Рейнгардта замедлилось. Дивизии оказались на очень пересеченной, сильно заболоченной и лесистой местности, предоставлявшей противнику прекрасную возможность для организации обороны.

Когда генерал Рейнгардт попробовал двинуть свои танки и батальоны бронетранспортеров, особенно боевые группы Крюгера и Вестхофена из 1-й танковой дивизии, в сторону от дороги Псков-Луга в обходном маневре, стремясь ударить на русские блокпосты с тыла, он сделал неприятное открытие, что местность справа и слева от шоссе практически не подходит для действий бронетехники.

6-ю танковую дивизию тоже пришлось отозвать с никуда не годной второстепенной дороги, где застряла масса техники, на главное направление наступления корпуса и поставить позади 1-й танковой дивизии. Ведение широкомасштабных операций стало невозможным. Танки утратили главное свое преимущество - скорость и маневренность. 12 июля наступление корпуса застопорилось на линии Заполье-Плюса.

На участке наступления корпуса Манштейна - то есть на правом крыле где, в соответствии с приказами главного командования, должны были сосредоточиться основные усилия атакующих, противник оказывал еще большее сопротивление. Выяснилось, что русские создали новый укрепрайон, включавший в себя Ленинград и Шимск на западном берегу озера Ильмень и тянущийся по реке Луга до Ямма на реке Нарва. Как плацдарм на автомагистрали Даугавпилс-Ленинград город Луга являлся ключевой позицией и был сильно укреплен.

Со своей стороны, наземная и воздушная разведка 4-й танковой группы установила, что на левом фланге, в низовьях реки Луги, располагались довольно незначительные силы противника. Очевидно, из-за плохого состояния дорог в этом районе русские не ждали атаки здесь. Единственное ближайшее к этому району крупное соединение советских войск располагалось на восточном берегу Чудского озера около Гдова.

Генерал-полковник Гёпнер оказался перед трудным выбором: следует ли, строго придерживаясь приказа, сосредоточить все силы для атаки на правом фланге, в направлении Новгорода, заставив танковый корпус Рейнгардта буквально лбом прошибать мощные укрепления неприятеля в районе Луги, или же будет правильнее совершить смелый разворот влево к низовьям реки Луга, ударить по врагу там, где он слаб, и развивать наступление на Ленинград с запада, параллельно железной дороге Нарва-Кингисепп-Красногвардейск?

Гёпнер выбрал второе. Он развернул свои 1-ю и 6-ю танковые дивизии на север под прикрытием боевой группы Вестхофена, которая вела бои к востоку и северу от Заполья, и по главной дороге к Луге заменил их пехотными дивизиями. Затем 13 июля две танковые дивизии, за которыми следовала 36-я моторизованная дивизия, двинулись в северном направлении по труднопроходимой местности.

Покрывая форсированным маршем от 150 до 170 километров, механизированные дивизии отчаянным усилием вырывались вперед, местами опасно растягиваясь, местами, напротив, создавая скопления на узкой труднопроходимой дороге, изо всех сил стараясь не отстать от авангарда. Маленькие мосты проваливались. Дорога раскисала, превращаясь в болото. Саперам приходилось сооружать деревянные гати. Разведывательные подразделения на мотоциклах, истребительно-противотанковая артиллерия, передовые батареи пробирались через грязь вдоль флангов, чтобы занять позиции для прикрытия своих в наиболее открытых местах или для отражения постоянных атак противника из обширных болот. Однако рискованный маневр удался. На главном направлении наступления 6-й танковой дивизии передовой отряд, усиленный бронетехникой и артиллерией 4-го стрелкового полка под командованием полковника Рауса, 14 июля овладел Поречьем. В руки специального подразделения полка "Бранденбург" попало два целых моста - вот до какой степени противник оказался застигнутым врасплох.

В тот же день усиленный моторизованный батальон 113-го стрелкового полка (на бронетранспортерах) под командованием майора Экингера из состава 1-й танковой дивизии вышел к реке Луга у Забска и к 22.00, невзирая на противодействие неприятеля, создал плацдарм на восточном берегу. Брод был расширен, и в течение ночи на увеличившийся плацдарм прибыла основная часть 113-го стрелкового полка. Так 1-й танковой дивизии удалось удержать Забск силами боевой группы Крюгера, отразившей 15 июля все отчаянные контратаки русских. Мост, однако, был уничтожен, но на следующий день немцы продолжали сосредоточиваться на плацдарме. 36-я моторизованная и 58-я пехотная дивизии разгромили противника, сосредоточившегося на западном фланге 4-й танковой группы, на Чудском озере около Гдова.

Препятствия были преодолены в низовьях Луги. В ста с небольшим километрах от Ленинграда образовался трамплин для прыжка к городу и его захвата. Стрелки и бронетехника корпуса Рейнгардта ждали, готовые к атаке, на двух протяженных плацдармах. Проведенная немцами операция полностью застала Красную Армию врасплох. Прежде всего, у противника отсутствовали сколь-либо значительные по численности соединения для отпора новому немецкому фронту. Наспех сколачивая соединения, ставя под ружье курсантов офицерских училищ Ленинграда, русские тщетно пытались уничтожить вражеские плацдармы. Однако немцам удалось не только отразить все атаки, но даже расширить плацдармы и улучшить тыловое обеспечение. Теперь наступающие ждали лишь приказа атаковать. Ленинград лежал перед ними беззащитный всего в двух дневных переходах.

И вот на севере, перед Ленинградом, произошла та же трагедия, что случилась южнее после того, как группа армий "Центр" овладела Смоленском. Германское Верховное командование задержало танки Гёпнера на реке Луге на три недели. Три долгих недели. Почему? Почему затормозилось наступление на данном участке? Почему не воспользовались так счастливо представившимся шансом? Вновь бюрократическая машина Главного командования не позволила нанести быстрый и, по всей видимости, удачный удар по основной цели.

Гитлер и Верховное командование Вермахта сходились во мнении относительно целесообразности приложения главных сил на правом фланге иными словами, они намеревались взять Ленинград за счет широкого флангового охвата противника с юго-востока. Задача прикрытия фланга участвовавших в операции войск отводилась 16-й армии, подтягивавшейся с запада, пока же брешь между ней и 4-й танковой группой заполняли только две дивизии 56-го танкового корпуса.

При таком раскладе русские дивизии, потоком откатывавшиеся из Прибалтики, должны были как в сеть угодить в огромную дугу, по бокам самым превосходным образом защищенную болотистыми берегами реки Волхов. План был хорош. Однако в нем имелась одна серьезная ошибка: из-за особенностей рельефа сильно заболоченной и лесистой местности на правом фланге наступления там не представлялось возможным с максимальной отдачей использовать танки. В итоге именно поэтому Гёпнер и повернул 41-й корпус влево. На правом фланге действовали сильные пехотные дивизии, артиллерия и авиация, но не хватало подвижных танковых сил, поскольку 8-я танковая и 3-я моторизованная пехотная дивизии в период между 15 и 19 июля увязли в ожесточенных боях с крупными силами противника, насчитывавшими от трех до пяти корпусов.

С другой стороны, вновь созданный центр наступления на левом фланге, в низовьях Луги, располагал бронетехникой, береговыми плацдармами и подготовленными исходными позициями для дальнейшего броска к Ленинграду. Противник впереди практически отсутствовал. Однако здесь немцам недоставало пехотных дивизий для прикрытия протяженного танкового клина наступления. Гёпнер стремился к тому, чтобы за счет передвижения на север корпуса Манштейна получить пехотные части, которых у него не хватало и на переброску которых из тыловых районов требовалось слишком много времени. Но командование группы армий не могло или не хотело спорить со ставкой фюрера. Там же считали войска Рейнгардта слишком слабыми для того, чтобы штурмовать Ленинград в одиночку. Поэтому на правое крыло наступления, к озеру Ильмень, где шли очень тяжелые бои, продолжали подтягиваться все новые части.

Почему, спрашивает и сегодня генерал-полковник Рейнгардт, почему нельзя было перебросить корпус Манштейна на его фланг? Не следовало ли перенести направление сосредоточения основных усилий немецких войск на левый фланг, чтобы как можно скорее блокировать узкий проход у Нарвы, а затем повернуть на восток и ударить по врагу, все еще удерживавшему позиции в среднем течении Луги, с тыла мощными соединениями?

Когда Гудериан оказался в аналогичной ситуации на Днепре перед Смоленском, генерал-фельдмаршалы фон Клюге и фон Бок позволили ему действовать так, как он считал нужным. Вероятно, если бы на месте Лееба находились все те же Клюге и Бок, они дали бы Рейнгардту возможность ударить на Ленинград. Но Лееб не был фон Боком. По всей видимости, он обдумывал идею предоставления "зеленого света" Гёпнеру и пытался добиться от Главного командования отмены приказа "все силы на правый фланг", но в действительности не сделал первого и не добился второго. Так в течение недель продолжалось роковое перетягивание каната. Это время позволило русским наскрести войска и стянуть их на позиции перед плацдармами, созданными солдатами Рейнгардта на берегу Луги. На фронте появились дивизии рабочего ополчения. Еще две дивизии - 111-я и части 125-й стрелковой дивизии - были доставлены на фронт по железной дороге. Поезда без конца приходили и уходили, прямо на глазах у немцев привозя на позиции вдоль шоссе подкрепления. Наконец в районе боевых действий появились танковые соединения, в составе которых имелись тяжелые КВ-1 и КВ-2.

Некоторые из этих новеньких супертанков управлялись гражданскими испытателями с заводов. Среди поддерживавших их пехотинцев действовала целая женская бригада студенток Ленинградского университета. В подбитых танках немцы также обнаруживали погибших или раненых женщин.

Все возраставший натиск противника на периметры плацдармов находил отражение также в воздушных атаках. Немцы не располагали бомбардировочными или истребительными частями для отражения советской авиации - все самолеты находились в районе озера Ильмень, в соответствии с приказом "все силы на правый фланг". Только истребительная группа Траутлофта время от времени принимала участие в боях в небе над Лугой, посылая звено-другое Mе-109 со своего передового аэродрома к западу от Плюсы.

Превосходство русских в воздухе привело к появлению среди солдат соединения Рейнгардта разного рода горьких шуток, нашедших выражение даже в поэтической форме. Небольшое рифмованное послание с просьбой оказать все-таки поддержку авиацией отправилось сначала в штаб дивизии, а оттуда в штаб корпуса. Однако все, чем смогло ответить командование, - послать по рации ответ в стихах.

Не возникало никаких сомнений, что Советы использовали время для укрепления слабых мест в обороне Ленинграда. Шанс захватить город одним решительным ударом с северо-запада был утрачен. Позднее генерал-полковник Рейнгардт замечал: "Стало очевидным, что продолжить наступление немедленно не представляется возможным. Для начала предстояло привести в порядок систему дорог, чтобы обеспечить поступление на передовую предметов снабжения и пополнений. Все это заняло бы несколько дней". Несколько дней конечно, но не три недели. С горечью Рейнгардт продолжал: "Вновь и вновь наш корпус требовал скорейшего возобновления атаки и просил передать нам какие-нибудь дополнительные части, хотя бы из корпуса Манштейна, особенно учитывая тот факт, что они все равно застряли на месте. Но все было напрасно".

Следующая цитата, взятая из дневника генерала Рейнгардта, датирована 30 июля, когда тот ждал приказа о возобновлении наступления целых две недели: "Вновь проволочки. Это просто ужасно. Шанс, который мы получили, уже упущен, а положение день ото дня становится все более и более сложным".

События доказали правоту Рейнгардта. В то время как 41-й корпус, пользуясь благоволением фортуны, форсировал Лугу в ее низовьях, но оказался прикованным к месту приказом свыше, на восточном участке наступления танковой группы, там, где действовал 56-й корпус Манштейна, начинала складываться кризисная ситуация. Манштейн получил приказ взять Новгород, а затем захватить важный транспортный узел Чудово, с тем чтобы перерезать железную и автомобильные дороги из Ленинграда в Москву. 8-я танковая дивизия развивала наступление на Сольцы, чтобы создать плацдарм на берегу реки Мшаги. Слева действовала 3-я моторизованная дивизия, прикрывавшая фланг 8-й танковой и с боями прокладывавшая себе путь на северо-восток и на север. Тем временем противодействие неприятеля становилось все более сильным, а заболоченные низины все менее проходимыми. Более того, уход 41-го корпуса из Луги высвободил расположенные в том районе советские войска, в результате чего корпус Манштейна, состоявший только из 8-й танковой и 3-й моторизованной дивизии, но тем не менее успешно продвигавшийся вперед по прямой без резервов и прикрытия с флангов, внезапно оказался атакованным многочисленными дивизиями советской 11-й армии. Ворошилов бросил все имевшиеся войска против опасного немецкого танкового кулака наступления, нацеленного на Новгород, на его командный пункт и на Чудово - жизненно важный транспортный узел. Советской 146-й стрелковой дивизии удалось вклиниться между двумя немецкими дивизиями и перерезать пути их снабжения. Манштейн немедленно принял правильные контрмеры: он приказал 8-й танковой дивизии отойти и занять круговую оборону.

За этим последовали три критически важных дня. Ворошилов, очень нуждавшийся в успехе, любой ценой стремился уничтожить окруженные немецкие дивизии. Для чего он использовал полдюжины стрелковых дивизий, две танковые и сильные части артиллерии и авиации. Но стойкость немецких солдат и военный талант Манштейна предотвратили катастрофу. О том, сколь ожесточенные сражения шли в том районе боевых действий, говорит рапорт по итогам операции 3-й моторизованной дивизии, которой пришлось отразить семнадцать вражеских атак на протяжении всего одного дня. Даже артиллеристы сражались на передовой.

1-я батарея 3-го артиллерийского полка, находившаяся под командованием обер-лейтенанта фон Типпельскирха, уцелела после массированной атаки неприятеля. Батарея занимала позицию на опушке леса в трех километрах позади передовой линии обороны пехоты около Городища. Слева и справа от дороги лежали непролазные болота. Но были ли они непроходимыми также и для красноармейцев?

Чтобы защититься от нежданной атаки из болот, артиллеристы выставили часовых и отправили дозоры на наскоро сооруженную деревянную гать. Эта предусмотрительность и спасла батарею, поскольку Ворошилов привлек местных жителей в проводники, чтобы те вывели вновь сформированный батальон его 3-й танковой дивизии через болота с целью отрезать головные части немецкой дивизии. 15 июля батальон натолкнулся на немецкие дозоры. Те подняли тревогу. Русские, по-видимому решив, что имеют дело с пехотной частью, поспешно атаковали, не зная о том, что на позиции поблизости находится батарея тяжелой артиллерии. С криками "Ура!" советские солдаты устремились вперед под прикрытием установленных на болоте пулеметов. Артиллеристы бросились к своим орудиям. Расчет 2-го орудия скосило пулеметным огнем, когда они выбежали из своего блиндажа. Офицер батареи лейтенант Гедерих сумел добраться на огневую позицию вместе с командирами орудий. Русские находились уже в 300 метрах.

– Огонь!

100-мм снаряды прямой наводкой стали падать в ряды атакующих. Пулеметы батареи косили противника.

Первая волна полегла на краю леса у самой опушки. Но вот русские установили крупнокалиберные пулеметы. Щиты орудий превратились в решета. Минометные мины заставили замолчать пулеметчиков батареи. С дюжину советских солдат подобрались к орудию Гедериха, в десяти метрах вскочили и бросились к нему. Гедерих со своими людьми отбивались лопатками, пистолетами, штыками. Четверо русских было убито. Трое или четверо скрылись в кустарнике. Лейтенант Гедерих получил ранение, как и весь расчет. Бой продолжался два часа. Боеприпасы почти кончились. Большинство офицеров и унтер-офицеров погибли, пришлось отправлять в битву водителей тягачей и других военнослужащих вспомогательного состава. Всего 120 человек дрались против целого батальона. В последнюю минуту в район боя прибыл командир батареи с мотоциклетным взводом 8-го пехотного полка и атаковал русских во фланг справа. Противник пришел в замешательство и отступил, уводя с собой раненых, но бросив все тяжелое снаряжение и оставив после себя пятьдесят трупов.

После того как командование 4-й танковой группы вновь предоставило дивизию СС "Мертвая голова" в распоряжение генерала фон Манштейна, 56-му танковому корпусу удалось исправить критическую ситуацию и к 18 июля восстановить пути снабжения корпуса.

К 18 июля угроза была устранена, но Манштейн воспользовался случаем, чтобы подтолкнуть группу армий и через генерала Паулюса надолго соединить два корпуса танковой группы и применить их вместе в качестве ударной силы предстоящего наступления. Причем Манштейн при этом не стремился "тянуть одеяло на себя", но рекомендовал использовать в качестве исходной позиции для штурма Ленинграда плацдармы, созданные танковым корпусом Рейнгардта.

Но и Манштейну не удалось ничего добиться. Группа армий и Главное командование настаивали на том, чтобы сконцентрировать все усилия на правом фланге. Все, на что они оказались готовы пойти, это высвободить корпус Манштейна с Мшаги и развернуть его в среднем течении реки Луги напротив важного города Луга. В предстоящем генеральном наступлении задачей Манштейна становилось овладение главной дорогой в районе Луги, уничтожение войск противника и выдвижение к Ленинграду.

Малопонятный план. Уже в течение недель немцы хорошо знали, насколько сильны оборонительные рубежи противника в районе Луги. И хотя местность там почти совершенно не годилась для применения танков, тем не менее остается загадкой, почему 56-му танковому корпусу, примененному как южная ударная группировка, были приданы только 3-я моторизованная, 269-я пехотная и вновь созданная полицейская дивизия СС, в то время как дивизия СС "Мертвая голова" осталась стоять у озера Ильмень, а 8-ю танковую дивизию отправили в тыл воевать с партизанами.

Наступление началось 8 августа. В 09.00 под проливным дождем дивизии Рейнгардта начали выдвигаться с лужских береговых плацдармов, но из-за плохой погоды без поддержки авиации. Двум танковым и 36-й моторизованной дивизии предстояло быстрым броском захватить открытую местность к югу от железнодорожной ветки Ленинград-Кингисепп-Нарва. Затем должны были выдвинуться вперед 8-я танковая дивизия и основная часть 36-й моторизованной пехотной дивизии, а затем все соединение в целом - повернуть на восток за железную дорогу и ударить на Ленинград. План был хорош.

Однако там, где три недели назад стояли лишь слабые советские полевые заставы, на основательных полевых оборонительных сооружениях, построенных трудившимися без отдыха женщинами и детьми - пионерами и комсомольцами, дислоцировались теперь 125-я и 111-я советские стрелковые дивизии.

Перед плацдармом в Поречье стояли советские войска, располагавшие очень мощной артиллерией, и, в соответствии с показаниями пленных, они тоже 8 августа собиралась атаковать немцев на плацдарме. Однако 6-я танковая дивизия нанесла свой удар первой. Таким образом, она предотвратила то, что могло стать катастрофическим препятствием на пути немецкого наступления. И без того все было очень и очень непросто. После первого дня боев командование корпуса, ввиду понесенных потерь, всерьез задумалось, удастся ли ему развить наступление. Оно продолжалось только благодаря оптимизму командования 1-й танковой дивизии. Подполковник Вент фон Витерсгейм, под началом которого находилась боевая группа, более всего не хотел сдавать с таким трудом завоеванные позиции. Вера подполковника фон Витерсгейма и подполковника Венка, начальника оперативного отделения 1-й танковой дивизии, в благополучный исход начатого предприятия оказалась оправданной. Следующим утром полкам удалось значительно продвинуться, прорваться через рубежи противника, оказать помощь 6-й танковой дивизии в ее трудной атаке с плацдарма в направлении Ополья и пройти через 50-километровый пояс лесов к югу от Ленинградской железной дороги - последнюю естественную преграду на пути к столице на Балтике.

Сражение продолжалось. 14 августа все дивизии вышли на благоприятные позиции на открытой местности, оставив позади заболоченные леса. Противник был разгромлен. На пути попадались теперь только мелкие части. На полях сражений осталось несколько дюжин новеньких тяжелых советских танков.

Дорога на Ленинград вновь лежала открытой. Только на левом фланге все еще оставалась угроза со стороны отходивших из Эстонии к Ленинграду вражеских войск. Поэтому-то Рейнгардт и не пошел немедленно к окраинам города, хотя, если вспомнить об отсутствии противодействия впереди, мог бы сделать это.

Что же было нужно?

– Нам нужно немного войск для прикрытия фланга, - просил, настаивал, угрожал Гёпнер. - Двух дивизий, в крайнем случае одной будет достаточно, взывал он к генерал-фельдмаршалу риттеру фон Леебу.

Гёпнер находился в ситуации, очень похожей на ту, в которой очутился пятью неделями раньше него Гудериан, когда выбивал у Клюге разрешение продолжать прорыв от Березины через Днепр к Смоленску. "Вы выбросите нашу победу, если не позволите мне идти вперед", - убеждал Гудериан Клюге. "Вы выбрасываете нашу победу", - вот все, что мог сказать Гёпнер генерал-фельдмаршалу Леебу.

15 августа Лееб лично явился в штаб Гёпнера. После горячего спора генерал-фельдмаршал согласился передать закаленную в боях 3-ю моторизованную дивизию из танкового корпуса Манштейна под командование Рейнгардта.

Эта дивизия могла бы остаться у Луги. Хотя, как планировалось, 10 августа Манштейн также начал наступление с целью овладения Лугой, случилось неизбежное: его остановили сильные рубежи русской обороны. 3-я моторизованная дивизия, которой отводилась задача прикрытия корпуса с фланга на более поздней стадии операции, из-за этого вообще не была введена в действие. Было решено перенести штаб Манштейна также на север, в зону боевых действий Рейнгардта.

Решение Лееба способствовало развитию победных настроений в штаб-квартире Гёпнера. "Теперь Ленинграду от нас не уйти", - говорили друг другу офицеры. В штабе Манштейна тоже вздохнули с облегчением: период решения разрозненных задач, казалось, миновал, и теперь танковая группа снова могла превратиться в единый бронированный кулак.

15 августа Манштейн передал командование в Луге генералу Линдеманну с его 50-м корпусом. Сам же он взобрался в командирскую машину вместе со своими офицерами и поехал к озеру Самро - туда, где размещался штаб Гёпнера. Изрытая воронками дорога находилась в ужасном состоянии, поэтому 200-километровое путешествие заняло целых восемь часов. Пропыленные и усталые, Манштейн и его офицеры прибыли к месту назначения поздно вечером.

– Надевайте плавки, господа, и все живо в озеро! - распорядился он. Но в это время из фургона связи примчался связной.

– Звонок из танковой группы, господин генерал!

Манштейн нахмурился. Связной поспешил оправдаться:

– Очень срочно, господин генерал. На проводе сам командующий.

Не мешкая, Манштейн поспешил к полевому телефону.

2. Прорыв на Лужском фронте Критическая ситуация под Старой Руссой - Битва за Новгород - Карел передает русские карты - Немецкая 21-я пехотная дивизия против советской 21-й танковой дивизии - Через леса около Луги - На Оредеже - Лужский котел - На Дудергофских высотах - Радиосообщение от лейтенанта Дариуса: "Вижу Санкт-Петербург и море".

Солнце проваливалось за озеро Самро, окрашивая небо на западе в кроваво-красный цвет. Генерал фон Манштейн вошел в фургон связи. Радист протянул командиру телефонную трубку:

– На проводе господин генерал-полковник.

– Манштейн, - произнес генерал в микрофон.

– Это Гёпнер, - раздался голос командующего. - У меня скверные новости, Манштейн. Наше наступление на Ленинград отменяется. Шестнадцатая армия на озере Ильмень, в районе Старой Руссы, попала в трудную ситуацию. Вам придется взять на себя роль пожарной команды. Сейчас же остановите свою Третью моторизированную дивизию и поворачивайте ее обратно. Выступайте на юг. Дополнительно в ваше распоряжение передается дивизия СС "Мертвая голова" из состава Двадцать восьмого корпуса с Лужского фронта. Что же касается вас, завтра утром сразу же отправляйтесь с вашим штабом в штаб Шестнадцатой армии в Дно. Все остальные инструкции получите там у генерал-полковника Буша.

Новость вовсе не обрадовала Манштейна. Гёпнер почувствовал настроение командира корпуса.

– Генерал-фельдмаршал Лееб не остановил бы нашего наступления на Ленинград, если бы положение не было так серьезно, - сказал Гёпнер. - В любом случае не вешайте носа, Манштейн. Надеюсь, скоро вы вновь будете наступать на севере!

Надежде этой не пришлось осуществиться.

Когда Манштейн сообщил своему штабу о новом приказе, лица у офицеров вытянулись. Как им было скрыть свое настроение? Минуту назад они обсуждали неминуемое падение Ленинграда. И вот нб тебе!

– Опять все сначала, - пробурчал интендант майор Клайншмидт и занялся организацией транспорта корпуса.

Следующим вечером, 16 августа, Манштейн прибыл в Дно, в штаб-квартиру 16-й армии. На сей раз расстояние в 250 километров они покрыли за тринадцать часов.

Ситуация, сложившаяся там, была, как он сам выразился по-армейски грубовато и просто, "дерьмовой".

Полмесяца тому назад, в начале августа, 10-й корпус силами трех пехотных дивизий - 126, 30 и 290-й - начал наступление на важный транспортный узел Старая Русса, что к югу от озера Ильмень.

Опытная 30-я пехотная дивизия из Голштинии атаковала оборонительные позиции противника в пятнадцати километрах от города, но, несмотря на отчаянные усилия 6 и 26-го пехотных полков, прорвать глубокоэшелонированную оборону противника не смогла. Полки 290-й пехотной дивизии из Нижней Саксонии тоже застряли у и в противотанковом рве, служившем главным звеном оборонительного рубежа русских.

Молодые ленинградские рабочие, никогда прежде не бывавшие на передовой, вместе с обстрелянными солдатами частей советской 11-й армии оказали упорное сопротивление, отражая атаки немцев в рукопашном бою. Каждый метр земли доставался с боем, в ход шло все - ружейные приклады, штыки, лопатки, пистолеты и огнеметы. Врытые в землю советские танки, бьющие продольным огнем пулеметы и снаряды тяжелой артиллерии в конечном итоге заставили немцев остановиться.

Малоприятным сюрпризом стали деревянные мины, с которыми солдаты Вермахта столкнулись здесь впервые. Электрические миноискатели их не обнаруживали. В некоторых местах немецкие саперы обезвредили до 1500 этих опасных новинок.

126-й пехотной дивизии из земли Северный Рейн-Вестфалия, действовавшей на северном участке фронта наступления, вдоль дороги из Шимска в Старую Руссу, повезло больше, чем 30 и 290-й дивизиям. После трех дней яростных сражений пехотные боевые группы, которым придали мобильность за счет усиления частями истребительно-противотанковой и полевой артиллерии, подразделениями саперов и мотоциклистов, проложили себе путь через советские укрепления. Немедленная контратака русских с участием танков была отражена на участке 426-го пехотного полка 12-й тяжелой пулеметной ротой лейтенанта Фаренберга, солдаты которой уничтожили вражескую бронетехнику противотанковыми гранатами.

Тогда, уже после того, как 126-я пехотная дивизия глубоко вклинилась в укрепления противника, 30-я пехотная дивизия ударила русским во фланг, и те оставили последние свои позиции перед городом.

Возглавлявший атаку 3-й батальон (426-го пехотного полка) майора Бунцеля ближе к полудню 6 августа штурмовал западную часть Старой Руссы. Немецкий прорыв оказался для противника таким неожиданным, что начальник оперативного отдела советской 11-й армии получил ранение и попал в плен.

После массированного воздушного налета на укрепленную восточную часть города, расположенную за рекой Полисть, где каждый дом был превращен в крепость, полку удалось дойти до восточной окраины. Русские все еще не складывали оружия, они контратаковали, бросаясь в отчаянные рукопашные схватки посреди пылающих улиц.

В течение следующих четырех дней беспрестанных сражений с яростно сопротивлявшимися советскими войсками немцы широким фронтом вышли к реке Ловать. Таким образом, правый фланг группы армий "Север" казался соответствующим образом прикрытым для атаки на Ленинград.

Но маршал Ворошилов, командующий советским Cеверо-Западным направлением русских, осознал значение операции противника. Применив все имевшиеся под рукой войска, включая вновь созданную 34-ю армию, он 12 августа развернул атаку на "туннель" между озерами Ильмень и Селигер, где находился город Демянск. "Туннель", который словно бы приглашал русских для атаки, образовался из-за расхождения направлений наступления группы армий "Север" и группы армий "Центр" - одна из которых шла к Ленинграду, а другая к Москве. Действуя численно значительно превосходящими немцев силами восемью стрелковыми дивизиями, одним кавалерийским и одним танковым корпусом, - советская 34-я армия начала выполнять охватывающий маневр против трех дивизий немецкого 10-го корпуса, угрожая сбросить их в озеро Ильмень.

Кроме того, Ворошилов намеревался, после разгрома 10-го корпуса, ударить на запад, блокировать перешеек между озером Ильмень и Чудским озером, отрезав таким образом наступающие на Ленинград немецкие армии от их тыловых коммуникаций. Именно на разрешение вот такой крайне критической ситуации и послали Манштейна. И он справился с задачей.

Пока генерал Хансен со своим 10-м корпусом, заняв оборону, вел ожесточенные бои фронтом на юг (при этом озеро Ильмень оставалось у него за спиной), Манштейн незаметно для противника повел две своих подвижных дивизии прямо на открытый фланг и тыл советской 34-й армии.

19 августа 3-я моторизованная дивизия и дивизия СС "Мертвая голова" свалились на русских, точно снег на голову. Они прокатились по флангу армии и посеяли хаос в тыловых коммуникациях. Среди самых передовых частей 56-го танкового корпуса разведывательный батальон дивизии "Мертвая голова", который мчался вперед, далеко оторвавшись от основных сил дивизии, прибыл на наиболее критический участок, где его мотоциклисты выбили русских с занимаемых ими позиций. Они продолжали натиск и вынудили передовые советские части вернуться за Ловать. Смелый командир разведывательного батальона, штурмбаннфюрер1 Бестманн, впоследствии погибший в бою, стал первым военнослужащим дивизии СС "Мертвая голова", заслужившим "Рыцарский крест".

В тот момент, когда советское командование было буквально парализовано произошедшим, в атаку пошли полки

10-го корпуса. Это довершило катастрофу 34-й армии Ворошилова. Ее постиг полный разгром.

В огромный перечень трофеев попало 246 орудий, включая первый целый реактивный миномет, наводивший на немцев ужас "Сталинский оргбн", а также новенькая батарея 88-мм зениток немецкого производства, с датой изготовления 1941 г. Откуда она взялась? Один раз, в Даугавпилсе, в арсеналах Советской Армии уже обнаруживалось новое немецкое вооружение. Каким образом оно попало в распоряжение Красной Армии, так никогда и не установили. Солдаты имели на сей счет свои соображения.

Успех 16-й армии означал, что угроза правому флангу группы армий "Север" была на настоящий момент устранена. Но о возвращении танкового корпуса Манштейна к Ленинграду на соединение с штурмовыми войсками Гёпнера пока не могло идти и речи, поскольку Ворошилов не оставлял попыток переломить ситуацию. Чтобы выполнить поставленную задачу - блокировать узкую полосу суши между Чудским озером и озером Ильмень, - он бросил в бой еще три советские армии. В очередной раз русские продемонстрировали, сколь велики людские ресурсы Советского Союза. После уничтожения основных сил целой армии части трех других армий, доведенные за счет пополнений до полной численности, разворачивались в районе между Лугой и озером Ильмень.

А что же тем временем происходило на подступах к Новгороду - Великому Новгороду, как называли его в старину, - городу, расположенному на северном берегу озера Ильмень, как раз напротив Старой Руссы?

Здесь, в изначальной точке приложения сил немецкого наступления на Ленинград, южном краеугольном камне обороны северной столицы, немецкое командование на протяжении недель упорно пыталось прорвать советские рубежи, чтобы выйти к г. Чудово - железнодорожному узлу Ленинград-Москва. В Чудове Мурманская железная дорога, ведущая на юг с берегов Северного моря, соединялась с так называемой Октябрьской железной дорогой. По этой транспортной артерии текли грузы и техника, доставляемые западными союзниками по морю в Мурманск - британская помощь, но что еще важнее, американские танки, грузовики, боеприпасы и самолеты для целого советского фронта, протянувшегося от Балтийского до Черного моря.

Ясной звездной летней ночью 9 августа дивизии 1-го корпуса из Восточной Пруссии скрытно выдвинулись на исходные позиции для наступления через широкую, с заболоченными берегами реку Мшага. Настал момент своротить краеугольный камень обороны Ленинграда.

Основную нагрузку в атаке брала на себя усиленная 424-м пехотным полком 126-й пехотной дивизии 21-я пехотная дивизия генерала Шпонгеймера, которой предстояло наступать по сильно укрепленной главной дороге на Новгород. Местность была трудной даже для пехоты. Болота, густые заросли кустарника и бесчисленные ручьи, реки и русла рек заметно затрудняли продвижение. Кроме всего прочего, русские превратили в крепость весь район: там располагались доты, минные поля, пулеметные гнезда, минометные батареи, блокировавшие немногочисленные дороги и тропы, что пролегали через заболоченную равнину.

В сером свете рассвета самолеты 8-го воздушного корпуса поднялись со своих баз и с 04.00 уже бомбили неприятельские позиции на противоположном берегу Мшаги. Бомбардировщики "Штука" заходили на бомбометание в глубоком пике, из которого выходили на высоте 50 метров, сбрасывая смертоносные грузы на блиндажи, орудийные позиции и пулеметные точки. Военная машина работала с великой точностью. Не успела упасть последняя бомба, как заговорили 200 орудий разного калибра. Это была классическая артподготовка.

Ровно в 04.30 командиры рот 2-го и 3-го батальонов 3-го пехотного полка, а также 1-го батальона 45-го пехотного полка поднялись из окопов и укрытий. Под прикрытием артиллерийского "зонта" солдаты поволокли к реке надувные лодки и быстро переправились на другую сторону. Вместе с пехотой Мшагу форсировали саперы, которые проделали на другом берегу проходы в минных полях для штурмовых подразделений, следовавших за ними по пятам.

Начало во всем прошло поразительно гладко. Противник, казалось, пришел в совершенное замешательство после бомбардировок и артиллерийского обстрела. Тяжелое оружие и артиллерия русских молчали.

Пригибаясь к земле, солдаты штурмовых частей побежали мимо белых лент, которыми саперы пометили проходы в минных полях. Немцы овладели плацдармом. Через реку уже переправляли тяжелое вооружение. Из составленных одна к другой барж образовывался импровизированный мост. Все было готово к полудню. Дивизия вышла на плацдарм.

24-й пехотный полк теперь также выдвинулся вперед. Противник медленно оправлялся от шока. Противодействие становилось все более упорным. Ближе к вечеру 24-й пехотный полк овладел селом Мшага. С наступлением ночи немцы, прорвав советскую оборону, углубились на восемь километров. На следующий день немцы взяли Шимск, который первоначально предполагалось обойти.

12 августа наступающие фронтальной атакой форсировали реку Ушницу. Пехотинцы шли увешанные оружием и ящиками с боеприпасами. Все приходилось нести на себе. Русские отчаянно сопротивлялись. Особенно жаркий бой кипел возле железнодорожной насыпи, где противник дрался за каждую пядь земли.

Советские солдаты продолжали стрелять до тех пор, пока в окопах их не находила пуля или пока их не разрывало на куски ручными гранатами. О каком продвижении можно говорить, когда враг бьется с таким отчаянием? Жестокие схватки шли за каждый метр.

Штаб 45-го пехотного полка расположился в канаве у обочины неподалеку от Волинова. Среди офицеров царило уныние. Сводки потерь потрясали. Чтобы поговорить с начальством, командир полка полковник Хиль воспользовался телефоном, который связисты проложили прямо на передовую от штаба дивизии.

– Нужно, чтобы "Штуки" отработали по противнику еще раз, - настаивал он.

В какой-то момент в канаву спрыгнул связной, ефрейтор Виллюмайт. Едва переводя дыхание, он отдал честь командиру полка.

– Донесение из Второго батальона, господин полковник. Подполковник Матуссик посылает вам эту трофейную карту. Ее нашли у погибшего в бою советского майора, очевидно адъютанта какого-то высшего офицера.

Полковник Хиль бросил взгляд на карту в удивлении.

– Дружок, за это ты заслуживаешь моей последней сигары, - проговорил он, обращаясь к связному и доставая коробку с сигарами.

Виллюмайт улыбнулся, принял сигару и сказал:

– Я возьму ее, господин полковник, и с вашего разрешения поменяю на что-нибудь. Я не курю.

Все вокруг засмеялись.

Карта была ценной находкой. На ней было нанесено полностью положение советской 48-й армии по реке Веренда, до сих пор немцам неизвестной. На карте значились все опорные пункты, ложные позиции, орудийные окопы и огневые пулеметные точки.

В значительной мере благодаря найденной карте на следующий день немцам смелым броском удалось прорвать оборону противника. Это был жест судьбы, или, если кому-то больше нравится, слепая удача, которая приложила руку к течению сражения. Именно это имел в виду Фридрих Великий, король Пруссии, когда говорил: "Генералу мало храбрости и таланта, ему нужна также и la fortune".

Генерал Шпонгеймер не мог пожаловаться на недостаток la fortune под Новгородом. В дополнение к трофейной карте Фортуна, вновь улыбнувшаяся 45-му пехотному полку, послала командиру дивизии бесценного пленника. Его нашли в колонне советских грузовиков мотоциклисты из разведывательной части. Это был офицер-сапер из штаба советской 128-й стрелковой дивизии родившийся в Карелии финн, не питавший теплых чувств к большевикам.

– Nix Bolschewik1, - то и дело повторял он немецкому лейтенанту. Вскоре появился переводчик, и потоком потекли удивительные подробности. - Я знаю все фортификации, - сказал карел и, хитро улыбаясь, добавил: - Бумаги спрятаны в лесу.

– Хочешь поводить нас за нос? - спросил лейтенант.

Карел поднял три пальца:

– Матерью клянусь!

Лейтенант пригрозил ему пистолетом:

– Только не вздумай мне играть в игры! Если там засада или что-нибудь вроде того, тогда лучше сразу начинай молиться.

Переводчик перевел. Карел кивнул.

– Хорошо. Пойдем, - рискнул лейтенант. Он лично повел взвод в ближайший лес, все время держа в поле зрения карела. Последний водил их недолго. В густых зарослях кустарника, под валуном лежал брезентовый мешок. В нем оказались планы укреплений Новгорода, а заодно и минных полей вокруг него.

Лейтенант взял пакет и вместе с карелом доставил прямо в разведотдел дивизии. Начальник отдела помчался с документами прямо к начальнику оперативного отдела, майору фон дер Шеваллери. Тот чуть от радости с ума не сошел. На картах изображались все укрепления на подходе к Новгороду, включая оборонительные сооружения самого города и небольшого островка на Волхове, расположенного между двумя основными частями города.

Имея на руках план, было нетрудно прорвать русские позиции в самых уязвимых местах и выйти к окраине города без особых потерь.

Утром 15 августа солдаты 3-го пехотного полка увидели перед собой лежавший в лучах восходящего солнца Новгород Великий. Новгород - одно из древнейших поселений в России, основанное еще Рюриком Завоевателем1, который жил там с дружиной в девятом веке, город, управлявшийся в средние века в соответствии с Любекскими законами, город, население которого несколько раз полностью выкашивали чума и холера, а здания съедали пожары, но который вновь поднимался из пепла. Новгород назывался еще "Золотым" из-за своей важности и богатства, полученных от торговли мехами и солью с ганзейскими городами Германии. Богатство сослужило Новгороду и весьма скверную службу - дважды в течение ста лет он подвергался разграблению, сначала войсками Ивана III, а потом Ивана Грозного, жителей частью вырезали, частью выводили в другие города. Сорок семь прекрасных церквей с замечательными фресками высились вокруг Новгородского кремля; кто владел Новгородом, тот контролировал и мосты через Волхов. Гордый город, никогда вплоть до 1941 г. на протяжении своей более чем тысячелетней истории не видевший на своих улицах завоевателей, если не считать непродолжительного периода шведской оккупации в начале Северной войны в семнадцатом столетии2. Но вот теперь золотой, великий город России стоял на пороге своего унижения.

15 августа 1941 г. 21-я пехотная дивизия из Восточной Пруссии перехватила сообщение из Москвы советской 48-й армии. Приказ гласил: "Защищать Новгород до последнего человека". Случай распорядился так, что до последнего человека Новгород от атак 21-й пехотной дивизии обороняла советская 21-я танковая дивизия.

В 17.30 15 августа 8-й воздушный корпус начал массированный авианалет на укрепления русских, продолжавшийся двадцать минут. Новгород пылал. Три пехотных полка 21-й пехотной дивизии построились для штурма. С кромки древнего рва заговорили пулеметы, загрохотали орудия, захлопали минометы.

Держаться до последнего человека! "До последнего человека!" поторяли комиссары. С пистолетами наголо они оставались на своих позициях до тех пор, пока смерть не освобождала их от их долга.

С первыми проблесками рассвета 16 августа немецкие штурмовые роты находились в горящем городе. В 07.00 1-й батальон 424-го пехотного полка 126-й пехотной дивизии - в ходе этого боя приданного 21-й пехотной дивизии - водрузил знамя со свастикой на башне Новгородского кремля.

Однако праздновать победу было некогда. Чудово и Октябрьская железная дорога оставались по-прежнему главной целью.

– Вперед, вперед, скорее! - подгонял своих людей майор фон Глазов, командир разведывательного батальона, теперь возглавлявший наскоро сформированный авангард 21-й пехотной дивизии. Военнослужащие из велосипедных рот 24-го и 45-го полков изо всех сил нажимали на педали. Шли на рыси кавалерийские эскадроны, за которыми следовали механизированный истребительно-противотанковый взвод и механизированные батареи тяжелых орудий 2-го дивизиона 37-го артиллерийского полка. Танки отсутствовали, было только несколько штурмовых орудий 666-й штурмовой батареи. Основной груз боя лег на расчеты 37-го артиллерийского полка, а также на 9-й минометный батальон и 272-й армейский зенитно-артиллерийский дивизион - все они вместе были сведены в 123-е артиллерийское командование.

Роты 45-го пехотного полка вели штурм города. Ближе к полудню 20 августа унтер-офицер Феге со своим взводом ворвался на мост, пролегавший через Кересть в направлении Чудова с юго-востока, и захватил его. Лейтенант Кале занял железнодорожный мост через Кересть так стремительно, что советский сторожевой пост у моста не успел повернуть рукоятку и активировать взрыватели.

Тем временем 24-й полк овладел мостом, по которому пролегала Октябрьская железная дорога. Мост достался немцам целым. Но это было еще не все. Тот день представлял собой бесконечную цепь счастливых событий. Подполковник Матуссик со своим 2-м батальоном 45-го пехотного полка, действуя разумно и с большим присутствием духа, обеспечил наступающим шанс продвижения на восток. Через Волхов шел большой железнодорожный мост дорога на Москву.

Матуссик в трофейном грузовике поехал прямо к мосту. Охраны нигде не наблюдалось. На ту сторону! Батальон быстро перебрался на другой берег реки, которой вскоре предстояло стать судьбоносной для группы армий "Север". Карл фон Клаузевиц, великий наставник прусского генштаба, никогда не уставал втолковывать своим ученикам, что от хорошо проработанного стратегического плана следует отступать только при самых исключительных обстоятельствах. Однако если такой отход становится неизбежным, то все надлежит проделать без колебаний, решительно и в полном объеме.

В Луге, где неодолимый советский оборонительный рубеж блокировал жизненно важную дорогу из Даугавпилса в Ленинград еще с середины июля, германское Верховное командование отказывалось следовать Клаузевицу ни в первом, ни в последнем случае.

Оригинальный план Верховного командования предусматривал ведение наступления на Ленинград по обеим сторонам этого шоссе, которое, являясь единственной мощеной магистралью в данном районе, затем должно было служить в качестве артерии снабжения. Но теперь, однако, генерал-полковник Гёпнер, как уже говорилось, передислоцировал корпус Рейнгардта. А позднее пришлось развернуть основные силы 56-го танкового корпуса фон Манштейна на восток к Старой Руссе. С тех пор бои за город Лугу велись только 28-м армейским корпусом силами полицейской дивизии СС и 269-й пехотной дивизии. Фронтальное наступление этих дивизий на мощно укрепленный Лужский плацдарм, обороняемый пятью советскими дивизиями, не приносило никакого успеха, несмотря на ожесточенные бои и тяжелые потери. Сражения в лесах и в заболоченной дельте реки дорого обходились немцам. Полицейская дивизия СС одна потеряла убитыми и ранеными 2000 человек. Хотя со стратегической точки зрения укрепления на Луге потеряли ценность после падения Новгорода и Чудова, русские тем не менее цеплялись за них.

С другой стороны, германское командование отчаянно нуждалось в автомагистрали, главным образом для того, чтобы улучшить ситуацию со снабжением на северном участке. Поэтому 16-я армия решила попытаться овладеть сильно укрепленным городом Лугой за счет обходного маневра. Задача была поставлена перед 28-м корпусом генерала Викторина. 13 августа корпус развернул атаку через реку Луга восточнее города силами 122-й пехотной дивизии, которая к тому моменту вышла на позиции.

В отчете об атаке дивизии содержится упоминание о следующем инциденте. Рядовой Лотар Маллах из 1-й роты 410-го пехотного полка пересекал опушку леса с солдатами 1-го взвода, когда часть угодила под огонь протвника. Русские прятались в хорошо замаскированных окопчиках и стреляли только после того, как немцы проходили мимо них. Окопы противника можно было увидеть практически только с очень близкого расстояния - метр или чуть больше. Немецкие пехотинцы шли в бой с отвратительным ощущением, что им вот-вот выстрелят в спину.

– Берегись! - закричал унтер-офицер Павенденат. Он бросился за дерево и открыл огонь из трофейного советского автомата. Всего менее чем в трех метрах от него из своего окопчика стрелял русский.

Унтер-офицер Тёдт, возглавлявший 1-ю роту потому, что ее командир, обер-лейтенант Крамер, принял батальон, засел за поленницей, откуда наводил огонь своих пулеметчиков на русские окопы. На правом дальнем крае опушки время от времени вспыхивали огоньки выстрелов русской автоматической винтовки.

– Где этот ублюдок? - проворчал Тёдт. Он просто кипел от ярости. Позади обер-ефрейтор Шмидт держал на руках ефрейтора Брауна, пулеметчика из 2-го отделения, стараясь хоть чуть-чуть облегчить его страдания. Ефрейтор корчился в муках: русский снайпер, засевший где-то на правом конце опушки, прострелил ему бедро и живот.

В том же месте вновь блеснула вспышка. Затем еще три. Но на сей раз сидевший за пулеметом ефрейтор Ганс Мюллер, второй номер расчета, внимательно следил за происходящим. Он открыл огонь. В том месте, откуда бил снайпер, полетели в разные стороны клочки мха, обломки веток и, наконец, русская каска. Больше оттуда никто по немцам не стрелял.

Унтер-офицер Тёдт отдал приказ о сборе роты. Перед тем как двигаться дальше, люди сделали короткую паузу. Ефрейтор Браун, пулеметчик 2-го отделения, умер на руках Шмидта. Они завернули его в брезент. Трое подняли ношу. Пора идти. Погибшего они похоронят вечером.

Сгибаясь под тяжестью груза - боеприпасы тоже приходилось нести на себе, - они пошли дальше. Под прикрытием батареи тяжелых гаубиц пехотинцы проложили себе путь на развалины старого ликероводочного завода.

– Внимание! Русские танки! - закричал кто-то. - Противотанковую пушку - вперед!

Орудийная прислуга быстро выкатила 37-мм пушку вперед и установила на огневой позиции. А танки противника уже подходили к ним. Легкие боевые бронированные гусеничные машины, танки поддержки пехоты - T-26 и T-281. Один из них открыл огонь по противотанковой пушке. Расчет бросился в укрытие. Рота рассыпалась. Первые танки прогрохотали мимо.

В тот момент лейтенант Кнаак, адъютант батальона, бросился вперед, продираясь через кустарник. Он схватился за лафет противотанковой пушки и развернул ее. Прицелился! Выстрелил! После третьего выстрела T-26 запылал.

Сделанное лейтенантом послужило сигналом для остальных. Солдаты покинули укрытия, вышли из-за стволов деревьев и принялись метать подрывные заряды в советские танки. Пулеметчики обеспечивали прикрытие. Вот хода лишился второй T-26. На него! Открыть люк башни и туда - гранату. Бах! Пылает третий танк. Еще три поворачивают обратно. С ними откатываются и русские пехотинцы.

Держа пулемет наперевес и стреляя из него, обер-ефрейтор Шмидт и унтер-офицер Павенденат побежали через дорогу за отступавшими русскими. Вот так роты 410-го, 411-го и 409-го пехотного полков форсировали Лугу.

Села Чепино и Волок, знаменитая железная дорога, разбитый ликероводочный завод, заболоченные леса и рощицы и деревянный охотничий домик царей, превращенный в пепелище в ходе орудийного обстрела - тут приходилось вести тяжелые бои генералу Махольцу и его 122-й пехотной дивизии.

На протяжении следующих семи дней батальоны прокладывали себе с боями путь к последнему естественному препятствию, отделявшему их от цели, - к реке Оредеж, достигавшей в некоторых местах 500 метров в ширину между ее заболоченными берегами. Форсировав реку, немцы смогут выйти на большое Ленинградское шоссе далеко позади Луги, перерезать автомагистраль и овладеть Лужским оборонительным районом с севера. Так выглядел план.

Первым эшелоном атаки предстояло идти 1-му батальону 409-го пехотного полка. Замысел состоял в том, чтобы перейти через реку незаметно, неожиданным маневром занять село Паниково и смять русские оборонительные позиции, прикрывавшие шоссе.

В саду у рыбачьей избы комбат капитан Ройтер и командиры рот обсуждали план операции. Местность благоприятствовала. Занимаемый немцами правый берег был выше, чем северный, на котором находились русские. В результате немцам предоставлялся широкий обзор через реку: недавно вырытые противотанковые рвы тянулись от одного леса до другого перед селом, но что происходило в зарослях, никто не знал.

Немецкий берег спускался к реке довольно круто. Но избы, сады и огороды, сараи и прочие строения позволяли подобраться к реке незаметно.

На противоположной стороне никакого движения не отмечалось. Был полдень очень жаркого дня. Горячий воздух казался осязаемым. Незадолго до 14.00 саперы со своими штурмовыми лодками достигли исходной позиции у реки. Ни выстрела. Последний взгляд на часы. Еще одна минута.

В 14.00 ровно прозвучал свисток. Первые группы вскочили на ноги и отправились навстречу судьбе. Вместе с саперами пехотинцы спускали на воду лодки. От рывка заводились моторы. Стрелами мчались штурмовые лодки через реку.

Пулеметчики 1-й и 2-й рот 409-го пехотного полка напряженно ждали на берегу, держа пальцы на спусковых крючках. Как только с противоположной стороны раздастся первый выстрел по форсирующим реку колоннам, пулеметчики нажмут на спуск и сделают все, чтобы заставить противника прекратить огонь. Но никто не стрелял.

Прошло десять секунд. Лодки с первыми четырьмя группами быстро двигались через реку. Тридцать секунд. Следующие группы вскочили в лодки и отчалили от берега. Саперы штурмовых частей стояли по пояс голые, держа рукояти рулей навесных моторов. Остальные лежали на дне лодок, так что над планширами выглядывали только каски. Прошло пятьдесят секунд. Первой лодке оставалось покрыть всего 30 метров.

На участке переправы 1-й роты прозвучал первый выстрел. Все затаили дыхание: ну, сейчас начнется, берег противника изрыгнет огневую лаву и от лодок только клочья полетят. Но ничего не произошло. Одиночные выстрелы нескольких карабинов - немедленные ответные очереди немецких пулеметчиков. Потом вновь наступила тишина. Русские дозоры растворились. Но они, нет сомнения, поднимут тревогу.

Как ни странно, но и в следующие полчаса ничего не происходило. Батальон форсировал реку. Быстро сформировали дозоры. Они прошли лес насквозь и быстро возвратились.

– Противник не обнаружен.

Где русские? Спят, что ли? Вперед!

В 15.50 батальон начал продвижение через лес под Паниковом.

Противник спорадически вел беспокоящий огонь из легких орудий. Интервалы между выстрелами и взрывами были очень короткими. Офицеры навострили уши. Возможно, где-то близко танки. Они могли лишь надеяться на лучшее. Танки действительно находились поблизости.

Где-то в 80 метрах перед ротой, на левом фланге, среди молодых лесопосадок елей внезапно зазвучали моторы. Кусты раздвинулись. Ломая гусеницами молодые еловые стволы, появились три, четыре, пять, шесть русских легких T-26 и, постоянно стреляя, ударили во фланг немецким частям. Самое худшее, с чем только может столкнуться пехота. Вот почему русские ждали в тишине. Они приготовили ловушку - смертельную ловушку для всего батальона.

Солдаты 2-й роты бросились в укрытия. Следом за бронетехникой из леса с криками "Ура!" высыпала русская пехота. Там и тут зазвучали разрывы ручных гранат. Небо со всех сторон прорезали трассеры.

Маневрируя среди деревьев, танки стремились стереть с лица земли немецких пехотинцев, прятавшихся за стволами и в густом подлеске. Все это напоминало охоту. Стоило появиться танку, как немецкие солдаты с проклятиями ныряли в кусты или заскакивали за стволы деревьев.

Причины для раздражения у них имелись - в батальоне не было ни одной противотанковой пушки. Они решили избежать сложностей, с которыми связано перетаскивание пушек через лес. Теперь настал черед заплатить за это. T-26 могли беспрепятственно делать все, что им заблагорассудится.

Ко всем несчастьям, обе батальонные рации и рация артиллерийского наблюдателя вышли из строя. Капитану Ройтеру не оставалось ничего иного, как приказать:

– Занять оборону и держаться!

Под прикрытием бронетехники атаковала русская пехота. Началась рукопашная. Но, к счастью, русских оказалось немного, и немцам удалось сдержать их натиск. Только танки катались туда-сюда по полю боя.

Если бы с советской стороны нашелся талантливый командир и быстро поддержал эти полдюжины танков крупной стрелковой частью, судьба 1-го батальона капитана Ройтера была бы решена. Но русский командир не видел своего шанса. И связной из штаба 3-й роты лейтенанта Найтцеля сумел каким-то образом добраться до частей батальона, переходившего реку восточнее, и доложить о том, что происходило в лесу.

Так, ближе к 19.00, когда немецкое сопротивление уже начало ослабевать, в лесу послышался характерный звук металла. Потом еще и еще. Один советский танк вспыхнул, пораженный в борт. Еще одно попадание. Старые солдаты поднимали головы из укрытий.

– Слышите? Семидесятипятки! Немецкие танки!

И вот уже серые чудовища прокладывали себе путь через кустарник штурмовые орудия. Русские танки исчезли. Словно бы желая взять реванш за чуть не понесенное поражение, остатки роты, быстро собравшись, поспешили за штурмовыми орудиями прочь из леса к позициям противника, которые находились прямо перед ними.

Следующим полднем Паниково пало. Дорога в тыл советским войскам на рубеже вокруг Луги лежала открытой. Полицейская дивизия СС и 269-я пехотная дивизия, проложившие себе путь к Луге в ходе фронтальной атаки, вновь вступили в боевые действия. Они наступали справа и слева от города, производя его охват.

Усиленный 2-й стрелковый полк полицейской дивизии СС, подтянувшийся на Лужский плацдарм позади 122-й пехотной дивизии, смог выйти к городу с севера и пробиться к окраине Луги.

На правом фланге наступление 96-й пехотной дивизии протекало аналогичным образом - без помех. 11 августа солдаты из Нижней Саксонии прошли участок Мшаги, повернули на север и прорвали советские позиции на левом фланге. Продвигаясь дальше, передовая часть форсировала реку Оредеж у Печковы и таким образом перерезала еще одну артерию снабжения советских войск у Луги. Солдаты 96-й пехотной дивизии взяли под Лугой раненого начальника штаба советской армии в плен.

Для пяти дивизий советского 41-го корпуса сложилась критическая ситуация. В тылу у них батальоны 9 и 122-й пехотных дивизий рвались к единственной ведущей через болота дороге. Слева и справа для корпуса возникла угроза флангового обхода. Поэтому русский командир отдал своим войскам единственный правильный в таком положении приказ - с боями прорываться к Ленинграду малыми частями.

Однако он опоздал. Немцы загнали отступавшие советские части в болота к востоку от шоссе и впоследствии уничтожили их в так называемом Лужском котле действуя совместно силами 8-й танковой и 96-й пехотной дивизий. Победителям достались 21 000 военнопленных, 316 танков и 600 орудий. Но более важным было то, что единственная ведущая к Ленинграду дорога с твердым покрытием находилась в полном распоряжении пехотинцев 50 и 28-го корпусов, которые могли наступать по ней и беспрепятственно получать предметы снабжения.

– Третьего сентября шоссе принадлежало немцам к большому облегчению всех боевых и тыловых штабов группы армий, - вспоминает генерал Шаль де Больё, начальник штаба танковой группы Гёпнера. Понять, почему они вздохнули с облегчением, нетрудно. Наконец-то в руках немцев оказался жизненно важный путь для последнего наступления на Ленинград.

Но что же происходило тем временем в полосе действий 41-го танкового корпуса Рейнгардта? Где находились передовые позиции 4-й танковой группы, изготовившейся к финальному удару на Ленинград с запада, где на ее пути к одной из главнейших целей кампании не ждали сколь-либо заметные силы противника? В этом вопросе содержится подлинная трагедия битвы за Ленинград - трагедии ошибок, повлекших за собой фатальные последствия для всего хода войны.

После того как в середине августа из-за кризиса в районе Старой Руссы 56-й танковый корпус генерала фон Манштейна вывели из состава 4-й танковой группы, генерал-полковнику Гёпнеру вновь пришлось тормозить успешно развивавшееся наступление на Ленинград. Фланги растягивались. Особенно в прикрытии от нападения вражеских дивизий, потоком откатывавшихся из Эстонии через Нарву и Кингисепп, нуждался северный фланг 4-й танковой группы. На первых порах 1-я пехотная дивизия из Восточной Пруссии задействовалась для обеспечения безопасности на большом открытом участке левого фланга группы, тогда как 58-я пехотная дивизия, следовавшая позади нее, развернулась к северу и наступала вдоль железнодорожной линии Кингисепп-Нарва. Но прошло немного времени, прежде чем генералу Рейнгардту пришлось использовать для прикрытия флангов едва ли не все свои моторизованные части и подразделения.

Усиленная 6-я стрелковая бригада генерала Рауса, а впоследствии 36-я моторизованная дивизия генерал-лейтенанта Оттенбахера прикрывали наступление слева. 8-я танковая дивизия, действовавшая на другом фланге корпуса, постепенно разворачивалась на юго-восток и в итоге повернула прямо на юг для последней атаки на Лугу. Таким образом, для штурма Ленинграда с запада оставались только усиленная 1-я танковая дивизия и боевая группа Колля (усиленный 11-й танковый полк 6-й танковой дивизии). Пытаться овладеть городом с многомиллионным населением столь незначительными силами было бы чистой воды авантюрой, особенно учитывая, что ударные войска 1-й танковой дивизии 16 августа располагали, если не считать двух недоукомплектованных батальонов пехоты на бронетранспортерах, 18 единицами Т-II1, 20 единицами Т-III и шестью Т-IV. В таких условиях никакой боевой дух - на каком бы высоком уровне он ни находился - не мог поправить положения. Как не могли изменить ситуации эскадрильи ближнего действия из состава 8-го воздушного корпуса. Конечно, генерал-полковник Гёпнер воспользовался тем фактом, что между ним и городом не осталось сколь-либо значительных войск противника, и осторожно продвигался к нему километров по десять в день. Так 21 августа авангарды 4-й танковой группы вышли в районы к северо-западу и юго-западу от Красногвардейска - в 40 километрах от Ленинграда.

В сложившейся обстановке для групп армий "Север" существовало только одно решение - решение, принятия которого Гёпнер добивался от генерал-фельдмаршала риттера фон Лееба с 15 августа: нужно наконец перебросить 18-ю армию генерал-полковника Кюхлера из Эстонии на Лужский фронт, чтобы, по меньшей мере, обеспечить за счет нее прикрытие северного фланга танковой группы, высвободив таким образом ее подвижные соединения для решающего удара по Ленинграду.

Командующий группой армий "Север" не мог долго оставаться глухим к разумной просьбе. Но вместо того, чтобы поставить 18-й армии четкую и недвусмысленную задачу, генерал-фельдмаршал риттер фон Лееб 17 августа дал ей двойное задание. Армии предстояло уничтожить на балтийском побережье советскую 8-ю армию, затем отойти из Эстонии через Нарву - иными словами, ликвидировать угрозу танковым дивизиям Рейнгардта у Красногвардейска. В то же самое время Кюхлеру предписывалось захватить береговые укрепления вдоль южного побережья Финского залива, где продолжали окапываться советские войска. Приказ совершенно определенно влек за собой катастрофические последствия. Хотя в результате 18-я армия получила шанс записать себе в актив блестящую победу, победа эта - с точки зрения выполнения основополагающей задачи совершенно не нужная - стоила потери большого количества очень ценного времени. Русские укрепленные районы с обеих сторон от Нарвы можно было бы блокировать и уморить голодом. Совершенно незачем тратить время и боевые части на сражение с крупными силами противника на второстепенном участке фронта в тот момент, когда ударные силы группы армий на подступах к Ленинграду отчаянно нуждались в каждом батальоне, который только могли получить.

18-й армии понадобилось полных одиннадцать дней на то, чтобы добраться от Нарвы до Ополья - пройти расстояние в 40 километров по прямой. Во время проработки сражения за Ленинград, начальник штаба 4-й танковой группы справедливо заметил: "И это в то время, когда перед Ленинградом нам требовались все силы, каждый солдат!"

Если бы части и соединения 18-й армии прибыли для поддержки 4-й танковой группы вовремя и в полном объеме, у генерал-полковника Гёпнера появился бы шанс овладеть Ленинградом, нанеся стремительный удар подвижными силами, уже во второй половине августа. Гёпнер, старый кавалерист и один из самых опытных танковых командиров в Вермахте, задумывал одну из таких операций, которые приносили огромный успех его 16-му танковому корпусу в Польше и во Франции, равно как позволили в России быстро продвинуться по трудной местности к самым воротам Ленинграда. Но почему же был упущен такой шанс?

Генерал Шаль де Больё считает - и автор настоящей работы с ним согласен, - что генерал-фельдмаршал риттер фон Лееб заботился о том, чтобы дать пехотным дивизиям своего близкого друга, командующего 18-й армией, возможность заметного участия во взятии Ленинграда. По-человечески такой шаг понятен, однако он имел самые плачевные последствия. Каждый день проволочки, который выпадал Сталину на севере, использовался им для усиления обороны Ленинграда за счет резервов, которые в спешном порядке наскребались в огромном тылу, и для перегруппировки в районе Ораниенбаума войск, отступивших из Прибалтики за реку Лугу; таким образом, создавалась угроза северному флангу немцев. Каждый день простоя ударных частей немцев к северо-западу от Красногвардейска делал Сталина на подступах к Ленинграду сильнее. Продолжение упорного сопротивления в Луге связывало немецкие танковые соединения, с каждым днем сводя на нет преимущество, достигнутое Гёпнером вследствие стремительного перехода Даугавы, прорыва линии Сталина и дальнейшего броска с плацдармов на реке Луга. Шансы на овладение стремительным ударом вторым по величине городом Советского Союза, а с моральной точки зрения наиболее важным советским городом, величайшей северной столицей России, таяли.

Наконец в начале сентября пришло решение о финальном штурме "города белых ночей" на Неве - наступил момент, которого дивизии Гёпнера и передовые полки пехотного корпуса 18-й армии так долго ждали! Взятие Ленинграда являлось важнейшей задачей кампании на севере. Это была задача, понятная каждому солдату, - задача, подогревавшая боевой дух армии.

Сигнал к началу штурма был подан 8 и 9 сентября 1941 г. Главная ответственность возлагалась на 41-й танковый корпус генерала Рейнгардта.

Разведчики - особенно авиация - тщательно разведали местность. Не оставалось сомнений в том, что Жданов, комиссар обороны Ленинграда, действовавший как кронпринц Сталина, деливший с маршалом Ворошиловым высшую военную власть на Ленинградском фронте, в полной мере воспользовался постоянными проволочками с началом немецкой атаки.

В середине августа, после блестящих побед и молниеносного продвижения немецких частей, моральный дух советских войск и жителей города находился на очень низком уровне. Никто не верил в возможность отстоять Ленинград. По всей видимости, даже Жданов обдумывал идею оставления города. Отсрочка с наступлением у немцев дала передышку, предоставила время, необходимое пропагандистской машине для укрепления морального духа и на организацию противодействия.

Генерал Захваров получил назначение комендантом города, для защиты центра которого он собрал пять бригад численностью 10 000 человек каждая. Из числа 300 000 рабочих Ленинграда было сформировано двадцать дивизий Красного ополчения. Такие бойцы продолжали работать на заводах, но в то же время являлись солдатами - рабочими в военной форме, готовыми по первому приказу вступить в бой с врагом. Круглые сутки солдаты, ополченцы и гражданское население, включая женщин и детей, возводили вокруг города рубежи обороны. Они состояли из двух колец укреплений - внешнего и внутреннего. Внешняя линия - полукруг длиной примерно 40 километров - шла от центра города, из Петергофа через Красногвардейск к реке Неве. Внутренняя, или вторая, линия представляла собой полукруг фортификационных сооружений значительной глубины, пролегала в 25 километрах от центра, ключевой точкой ее являлись Дудергофские высоты. Краеугольными камнями в ней были промышленный пригород Колпино и старинное Царское Село.

Воздушная разведка доносила об огромных по размаху фортификационных сооружениях и проложенных за ними громадных противотанковых рвах. Систему траншей и окопов дополняли доты с установленными в них орудиями и пулеметами. Пройти здесь имели возможность только штурмовые части пехоты. Бронетехника могла рассчитывать лишь на проделанные в обороне бреши, чтобы, следуя за первой волной атакующих, поддерживать их огнем своих пушек.

Нанесение главного удара танковой группы Гёпнера по центру оборонительных рубежей Ленинграда в районе Дудергофских высот возлагалось на 41-й танковый корпус Рейнгардта. На главном направлении действовала 36-я моторизованная дивизия. За ней стояла наготове для поддержки первой волны атаки 1-я танковая дивизия. Справа располагались также готовые к штурму полки 6-й танковой дивизии. По шоссе из Луги старым "лужским" дивизиям полицейской дивизии СС и 269-й пехотной дивизии в составе 50-го армейского корпуса - предстояло наступать на Красногвардейск. На левом фланге разворачивались пехотные дивизии из Восточной Пруссии - 1, 58 и 291-я, представлявшие собой передовые части 18-й армии. На правом фланге, на реке Ижора, ждали приказа находившиеся в подчинении командования 28-го армейского корпуса 121-я, 96-я и 122-я пехотные дивизии, составлявшие ударные силы 16-й армии. На самом дальнем восточном участке, вдоль южной оконечности Ладожского озера, усиленная 20-я моторизованная дивизия вместе с боевыми группами Гарри Гоппе и графа Шверина, входившие в 39-й танковый корпус, имели задачу очистить плацдармы у Анненского и Лобанова. Конечной целью их служил захват Шлиссельбурга. Именно на Дудергофских высотах во время маневров за пределами Санкт-Петербурга русские цари, бывало, устраивали смотры войскам. И гвардия и цари остались в прошлом, но опыт проведения здесь учений жил и в Красной Армии; каждую рытвинку, каждую рощицу или лесок, каждый ручей или речушку, каждую тропинку изведали здесь советские солдаты. Артиллеристы знали точное расстояние до всех основных точек на местности. В пехотных блиндажах, дзотах, бетонных дотах и противотанковых рвах вокруг Дудергофских высот Жданов, красный князь Ленинграда, разместил гвардейцев - штурмовые формирования, состоявшие из молодых фанатиков-коммунистов, - и лучшие части рабочего ополчения Ленинграда.

Шаг за шагом 118-му пехотному полку 36-й моторизованной пехотной дивизии приходилось прокладывать себе путь вперед. Вся корпусная артиллерия, равно как и 73-й артиллерийский полк 1-й танковой дивизии утюжили советские позиции, но русские укрепления были сработаны на славу и столь же тщательно замаскированы.

"Нам нужны "Штуки", - радировал командир 1-го батальона дивизии, прижатого к земле противником. Генерал-лейтенант Оттенбахер отзвонил в 41-й танковый корпус. Из 4-й танковой группы в командование 1-го воздушного флота с офицером связи отправился срочный запрос. Через полчаса эскадрилья Ju-87 из состава 8-го авиакорпуса Рихтгофена, ревя двигателями, появилась над участком наступления 118-го пехотного полка. Бомбардировщики спикировали почти вертикально и с душераздирающим воем принялись сбрасывать бомбы на советские доты, пулеметные точки и позиции пехотной артиллерии. Взметнулись в небо языки пламени. Повалил дым, поднялись клубы пыли, создавая плотную завесу вокруг уцелевших укреппунктов.

Наступил момент для атаки.

– Вперед! - закричали комвзводов.

Гренадеры вскочили и бросились в атаку. Загрохотали пулеметы. Пошли в дело ручные гранаты. Огнеметы саперов изрыгнули длинные языки горючей жидкости. Немцы брали укреппункт за укреппунктом. Захватывали окоп за окопом. Солдаты спрыгивали в траншеи. Пулеметная очередь вправо, пулеметная очередь влево.

– Руки в верх!

Как правило, однако, русские рук не поднимали, а продолжали драться до последнего. Вот так 118-й пехотный полк прорвал первую линию обороны Ленинграда и взял Аропакоси. Сражение прекратилось только с наступлением темноты.

Утром 10 сентября пехотинцы и саперы штурмовых батальонов вышли к Дудергофским высотам - главному бастиону последнего рубежа обороны Ленинграда. Высоты служили ключом ко второму кольцу укреплений города. Мощные бетонные доты с тяжелым вооружением, эскарповые галереи с морскими орудиями, пулеметные точки взаимной поддержки и глубокоэшелонированная система окопов с подземными ходами сообщений прикрывали подступы ко всем господствующим высотам - высоте 143 и к востоку от нее "Лысой горе", помеченной на карте как высота 167.

Продвигаться удавалось только метр за метром. Опасное положение стало складываться для 6-й танковой дивизии, атаковавшей справа от 36-й дивизии. Поблизости от 6-й танковой дивизии полицейская дивизия СС не могла прорваться через очень мощные укрепления. Но 6-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Ландграфа продвигалась. Русские, разобравшись в обстановке, ударили 6-й во фланг. Не прошло и нескольких часов, как дивизия потеряла четырех командиров. В ближнем бою вестфальцы и рейнландцы отчаянно дрались за обладание завоеванными позициями.

В сложившейся ситуации представились удачные возможности 1-й танковой дивизии. Генерал Рейнгардт повернул 6-ю танковую дивизию на восток, против атаковавших с фланга советских войск и двинул 1-ю танковую дивизию в образовавшуюся в результате справа от 36-й моторизованной пехотной дивизии брешь.

Генерал-лейтенант Оттенбахер со своим штабом находился в тот момент совсем близко за штабом 118-го пехотного полка, штурмовые батальоны которого были прижаты к земле сильным огнем противника. Оттенбахер вновь собрал всю дивизионную артиллерию и батареи 73-го артиллерийского полка для внезапного и интенсивного обстрела северного гребня Дудергофских высот.

В 20.45 прогремел последний артиллерийский выстрел. Командиры рот выскочили из окопчиков. Взводные и командиры отделений скомандовали людям: "За мной!" Они бежали прямо в затянутую черным дымом преисподнюю, откуда все еще доносился ружейный и пулеметный огонь. Тяжело дыша, гренадеры падали на землю, чтобы перевести дух, нажимали на курки и вскакивали, чтобы скоро вновь растянуться на земле. Один пулеметчик упал и больше не поднимался.

– Франц, - позвал его первый номер расчета, - Франц! - Ответа не было. Два шага, и он на земле рядом с затихшим товарищем. - Франц!

Но второй пулеметчик 4-й роты 118-го пехотного полка уже не слышал ни слов помощника, ни шума битвы. Пальцы его все еще цеплялись за ручки коробок с лентами боеприпасов. Футляр с запасными стволами слетел, когда солдат упал.

Через двадцать минут солдаты 1-го взвода из состава 4-й роты спрыгивали в окопы, протянувшиеся вдоль северного края Дудергофских высот. Брешь немедленно расширили и углубили. Захват высоты 143 ленинградской обороны стал наградой немцам.

Вставала заря 11 сентября - ясного дня ранней осени. Дню этому предстояло стать великим для 1-й танковой дивизии. Полковник Вестхофен, командир 1-го стрелкового полка, видавший виды лидер боевых групп, повел своих солдат на штурм Лысой горы. Главный удар наносил майор Экингер с его погруженным на пехотные бронетранспортеры 1-м батальоном 113-го стрелкового полка, усиленного 6-й ротой 1-го танкового полка и одним взводом 37-го танкового инженерного батальона, при поддержке 2-го дивизиона 73-го артиллерийского полка.

Майор Экингер пользовался репутацией командира, наделенного хорошим нюхом. Нюх помогал ему не упускать благоприятных возможностей. Он всегда чувствовал верную точку приложения сил, а кроме того, умел принять правильное решение и реагировал молниеносно. Такие качества и помогают военным выигрывать сражения.

На повестке дня стоял план захвата высоты 167. В то время как 1-й стрелковый полк обеспечивал прикрытие фланга на востоке, усиленный 113-й стрелковый полк наступал по дороге на Дудергоф, отбрасывая русских защитников к противотанковому рву второго оборонительного рубежа. Передовая пехотная часть Экингера на своих бронемашинах ударила на отходившего противника справа. Унтер-офицер Фрич со своим танковым саперным взводом ворвался в огромный противотанковый ров, выбил оттуда красноармейцев, прикрывавших переход, не позволил уничтожить его и обеспечил возможность прохода по нему немецких частей. С помощью штурмовых лестниц наступающие компенсировали крутизну скатов рва справа и слева. Подставив доски и бревна, они создали переправу для танков и бронемашин, спешивших следом. Солдаты из рот батальон Экингера ехали на броне танков и бронетранспортеров.

То был потрясающий спектакль. Над головами продолжавших продвижение солдат на созданном батальоном плацдарме завывали пикировщики "Штука" из 8-го воздушного корпуса. Они круто планировали и точно сбрасывали свои сеявшие смерть и разрушение грузы всего в 200 или 300 метров перед головными танками батальона прямо на русские доты, дзоты, блиндажи, танковые ловушки и противотанковые пушки.

Офицеры связи Люфтваффе находились в танках и бронемашинах впереди, а также рядом с командиром батальона бронетранспортеров. Офицер наведения Люфтваффе сидел за башней танка № 611 лейтенанта Штове, осуществляя радиосвязь с бомбардировщиками "Штука". Большой флаг Вермахта на корме танка указывал на то, что машина - "ведущий бомбардировщик". В грохоте боя лейтенант Люфтваффе направлял "Юнкерсы" с помощью ларингофона.

Операция развивалась с безукоризненной точностью. Немцы вторично овладели селом Дудергоф, куда противник вновь проник после прохода авангарда 36-й моторизованной пехотной дивизии. Экингер повернул свой батальон на юг, затем вновь на восток и перевернутым фронтом атаковал Лысую гору.

Высота, кое-где поросшая низкими деревцами, представляла собой изрыгавшую огонь крепость. Но советские командиры не чувствовали уверенности, ошеломленные неожиданным маневром Экингера, сбитые с толку его действиями и не понимавшие его намерений.

Целая танковая рота и головная рота бронемашин сумели проникнуть в мертвую зону для огня смотревших на запад морских батарей противника без потерь. Пушки справа и слева от дороги заставил замолчать танковый полувзвод лейтенанта Коха из состава 8-й роты 1-го танкового полка. Под прикрытием огня этих танков саперы сумели проложить себе путь прямо к позиции мощных морских орудий. Прогремели взрывы ручных гранат, вырвались длинные языки пламени из огнеметов. В рукопашной немцы одолели орудийную прислугу. В 11.30 личный состав штаба 1-й танковой дивизии нечаянно услышал донесение, отправленное лейтенантом Дариусом, командиром 6-й танковой роты, командиру батальона. Слова командира роты вызвали вздох облегчения у начальника оперативного отдела дивизии подполковника Венка, который следовал за батальоном бронемашин в танке связи генерал-майора Крюгера. Венк улыбнулся, услышав сквозь грохот сражения слова романтически настроенного молодого танкиста. Дариус радировал:

– Вижу Санкт-Петербург и море.

Венк все понял. Дариус находился на высоте 167 - на вершине Лысой горы, и Ленинград лежал у его ног - только руку протянуть. Цитадель на последнем рубеже обороны, на "самых главных" царских горах, пала. 3. Пригороды Ленинграда "Выходите - конечная остановка! - В садах Слуцка - Гарри Гоппе захватывает Шлиссельбург - Приказ ставки фюрера: "Ленинград не брать" Крупнейшая ошибка Гитлера.

С Лысой горы Дариусу открывался поистине уникальный вид - панорама битвы за Ленинград. Через окуляры трофейных советских телескопов было хорошо видно происходящее на улицах города - движение транспорта, людские потоки. Поверхность Невы искрилась на солнце. Из заводских и фабричных труб валил дым - Ленинград продолжал лихорадочно трудиться.

На севере, на самом дальнем левом краю виднелись колонны немцев, наступавшие на Петергоф и Ораниенбаум. Там действовала 291-я пехотная, или "Лосиная", дивизия, под командованием генерал-лейтенанта Герцога, которая, вместе с 1-й пехотной дивизией из Восточной Пруссии, пробилась через укрепленный рубеж у Ропши. 11 сентября одни лишь батальоны 505-го пехотного полка уничтожили 155 бетонных дотов, в некоторых из которых стояли артиллерийские орудия. Затем дивизия развернулась в северном направлении, к Петергофу, чтобы прикрыть левый фланг от действий двенадцати русских дивизий, запертых в Ораниенбаумском котле.

20 сентября 1-я пехотная дивизия вышла к побережью в районе Стрельни.

Теперь немцы могли наслаждаться видами от Лысой горы до Кронштадта, созерцать порт и мощный советский линкор "Марат", обстреливавший сухопутные цели из тяжелых корабельных орудий. Разрывы 305-мм снарядов вздымали фонтаны земли высотой в большой дом; особенно часто они рвались на участке 58-й пехотной дивизии, очертя голову рвавшейся к берегу, чтобы поскорее захлопнуть ленинградскую ловушку в направлении Ораниенбаума.

Полки 58-й пехотной дивизии пробились через линию укреплений в районе Красного Села. Батальоны 209-го пехотного полка проложили себе путь в населенный пункт и выбили оттуда советские войска. Немцы продолжали наступление, держа направление все время на север - к крышам пригорода Ленинграда, Урицка.

Было 20.00 15 сентября. Обер-лейтенант Зиртс, командир 2-й роты 209-го пехотного полка, лейтенант Лембке и унтер-офицер Папе, продвигаясь во главе острия наступления 1-го батальона, достигли большой прибрежной дороги из Урицка в Петергоф и теперь залегли в придорожной канаве. В нескольких метрах от них пролегали рельсы трамвайного пути, ведущие к Ленинграду. Гражданское население на велосипедах и с ручными тележками уходило из Петергофа. По всей видимости, никто из них не имел понятия о том, как близко находится противник. А затем - и это казалось почти невероятным - пришел трамвай, набитый едущим в город народом.

– Поднялись! - скомандовал Зиртс. Папе и его солдаты вскочили и выбежали на дорогу.

Вагоновожатый зазвонил в звонок: все с дороги - дайте проехать ленинградскому трамваю. Но тут вдруг он понял, что люди в касках с автоматами вовсе не обычные нарушители правил уличного движения. Он нажал на тормоза. Завизжали по рельсам колеса. Пассажиров бросило вперед.

Папе подошел к вагону и, усмехнувшись, проговорил по-немецки:

– Выходите, пожалуйста. Конечная остановка! - Затем он повернулся к Лембке. - Садимся, господин лейтенант? Такой шанс - у нас даже и вагоновожатый есть.

– Задержим вагоновожатого до утра, - отозвался Лембке. - Завтра он может понадобиться.

Солдатами владел понятный оптимизм. От Ленинграда их отделяло всего десять километров. Зиртс, Лембке, Папе и бойцы из 209-го пехотного полка полковника Крайпе находились практически уже в городе. С запада Ленинград был отрезан. Поворачивая стереотрубу на вершине Лысой горы в другую сторону, на восток, наблюдатель мог видеть главную дорогу Чудово-Ленинград и глубокую долину реки Ижора, по которой проходила первая линия обороны Ленинграда. Четырехметровый северный берег русские стесали, сделав его почти отвесным. Тут находился участок наступления 96-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Шеде.

Нужно было форсировать Ижору. Чтобы преодолеть это сильно укрепленное препятствие, генерал-лейтенант Шеде 12 сентября задействовал боевые группы Арнтцена и Гирте из 284-го пехотного полка подполковника фон Хаппуиса. Артиллерия и неутомимые бомбардировщики "Штука" из корпуса Рихтгофена вновь провели подготовку к атаке сухопутных войск, оставив берег в клубах густого дыма. Под прикрытием этой завесы роты Гирте перешли реку, ширина которой составляла 25 метров.

Раздался возглас "Лестницы вперед!", и тут же появилось специальное подразделение со штурмовыми лестницами; сотни их изготовили военнослужащие 196-го инженерно-саперного батальона. Словно во время приступа средневековой крепости, атакующие устанавливали у крутого ската лестницы длиной каждая от 5 до 6 метров. Под прикрытием огня пулеметчиков штурмовые подразделения 2-го батальона 284-го пехотного полка вскарабкались на северную сторону. И снова гренадеры майора Арнтцена и приданные им саперы атаковали советские пулеметные точки и окопы на крутом склоне с ручными гранатами, огнеметами и реактивными минометами, которые называли "Штука-цу-Фусс", или "пехотные пикировщики".

Аналогичным образом форсировала реку боевая группа фон Хаппуиса. Вскоре они, однако, оказались вынуждены откатиться назад к советскому противотанковому рву под неожиданным натиском русских танков, поскольку немецкие 37-мм противотанковые пушки оказывались бессильными против изготовленных в Колпине T-34 и КВ. Только вмешательство бомбардировщиков "Штука" в последнюю минуту спасло положение, и гренадеры избежали печальной участи быть передавленными по одному тяжелыми вражескими танками.

На протяжении всего 13 и 14 сентября продолжались ожесточенные бои с контратакующими советскими танковыми частями. Только с помощью выведенных на позиции 88-мм зениток и тяжелых 100-мм пушек немцам удалось отразить натиск вражеских танков.

16 сентября батальоны 96-й и 121-й пехотных дивизий ворвались в знаменитый парк Слуцка1. На обширной парковой территории то тут, то там стояли дворцы во французском стиле. Они входили в состав летней резиденции царей, знаменитого Царского Села, переименованного большевиками в Пушкин. Теперь в этом идиллическом месте царствовала феерия войны. Пушкин пал.

Таким образом, 96, 122 и 121-я пехотные дивизии находились на расстоянии 25 километров от Ленинграда. Только важный промышленный пригород Колпино с его огромным танковым заводом да Пулковские высоты, где в 1919 г. захлебнулась атака белых на красный Ленинград2, оставались пока в руках русских. Но к Пулкову немцы вышли 17 сентября, а к Колпину - 29-го.

Однако одного из элементов наступления в окуляры телескопа на Дудергофских высотах наблюдать было нельзя - битвы за Шлиссельбург, город на западном берегу Ладожского озера, там, где Нева выходит из него и делает большую дугу в направлении Ленинграда и Балтийского моря. Тот, кому принадлежал Шлиссельбург - не случайно же название это означает "ключ-город", - мог захлопнуть восточную дверь Ленинграда, блокировать водный путь между Балтикой и Ладожским озером, а также систему каналов, связывавших город с Белым морем и Северным Ледовитым океаном.

Для захвата главного пункта в битве за Ленинград разрабатывалась специальная операция. Человеком, которому выпала честь провести ее, стал полковник Гарри Гоппе, командир 424-го пехотного полка 126-й пехотной дивизии. Все звали его между собой просто Гарри, поскольку полковник неизменно решал любые задачи просто и понятно для окружающих, вследствие чего солдаты верили ему и знали: если с ними Гарри, то успех операции обеспечен. Край, один из связных-мотоциклистов, на практике убедился в этом под Шлиссельбургом. Полковник, стоявший недалеко от рабочего поселка на окраине города с планом в руке, сказал Краю:

– Езжайте по этой дороге прямо в город, затем на первом повороте сверните направо и ждите меня там.

Мотоциклисты умчались в заданном направлении, никто из них не сомневался, что Гарри будет там, где сказал. Южный берег огромного Ладожского озера, где располагался Шлиссельбург, являлся наиболее важным в стратегическом смысле районом. Большевики использовали озеро и шлюзные ворота его каналов для выработки электричества. Широко разветвленная система каналов соединялась с железнодорожной сетью территории, расположенной глубже; и болотистые и лесистые участки обрабатывались и были заселены.

У Шлиссельбурга образовалось несколько крупных рабочих поселков, так просто, без тени фантазии и называвшихся Поселками: Поселок № 1, Поселок № 2, Поселок № 3 и так далее до Поселка № 8.

Именно отсюда, из этого центра важных коммуникаций и энергетического и промышленного производства, контролировались водные артерии, пролегавшие из Ленинграда и Балтики к Волхову, через озеро Онега к Белому морю и Северному Ледовитому океану с Архангельском и Мурманском, равно как и те, что соединяли Ленинград и Москву через посредство Рыбинского водохранилища и канала Москва-Волга. Любой, кто хотел захватить Ленинград, задушить его, уморить голодом его население и заставить покориться, должен был закрыть эти жизненно важные ворота. Ключом к ним служил город Шлиссельбург.

На долю этого уголка Европы выпала богатая история. За двести тридцать пять лет до Гарри Гоппе Петр Великий воевал здесь со шведами за обладание выходом в Балтийское море. Успешно. Впервые русский царь добился для своей страны выхода в наиболее важное для Европы внутреннее море. Стремясь защитить свои завоевания, он и построил крепость Санкт-Петербург, ныне Ленинград. За нее теперь и воевали русские с немцами у Шлиссельбурга.

Находившийся в Новгороде 424-й пехотный полк 126-й пехотной дивизии вместе с 20-й моторизованной дивизией генерал-майора Цорна в начале сентября стали выдвигаться к северу по главной автомагистрали через Чудово к Шлиссельбургу. Это был хороший план. Замысел заключался в том, чтобы дивизии "группы Шмидта" - 28-й армейский и 39-й танковый корпуса под командованием генерала танковых войск Рудольфа Шмидта - зачистили береговые плацдармы Восточной Невы еще до начала генерального наступления на Ленинград, поскольку советские части использовали их для сообщения между предместьями Ленинграда и районом Волхова.

Под прикрытием этой фланговой операции боевые группы полковников графа Шверина и Гарри Гоппе, состоявшие из усиленных 76 и 424-го пехотных полков, должны были выйти на исходные позиции для штурма Шлиссельбурга к 8 сентября 1941 г., дню, на который намечалась широкомасштабное наступление на Ленинград, - боевая группа Гоппе на правом, а графа Шверина на левом фланге.

Они вступили в бой 6 сентября. На первых порах все шло в соответствии с планом. Танки 12-й танковой дивизии поддерживали наступление. Истребительно-противотанковые и зенитные батареи - включая 88-мм орудия обеспечивали прикрытие от вражеской бронетехники. Мотоциклисты и саперы образовывали авангард.

Главный удар наносился на участке группы Гоппе. С воздуха наступление поддерживали пикирующие бомбардировщики из состава 1 и 8-го авиакорпусов. Солдаты атаковали через знаменитую железнодорожную насыпь в районе Мги. Они ворвались в лес по обеим сторонам дороги к Кельколову. Но тут их поджидали русские на хорошо оборудованных и замаскированных пулеметных и противотанковых позициях. Атака увязла. Пехотные и противотанковые орудия, а также минометы не давали желаемого результата.

Полковник Гоппе устроился у насыпи. Бегом прибыл запыхавшийся связной из 3-го батальона.

– Батальон несет тяжелые потери. Трое офицеров убито.

О помощи просили также и во 2-м батальоне.

– Надо найти брешь, - вслух размышлял Гоппе, склонившись над картами. - Оборона русских не может быть одинакова сильна повсюду. Все, что нам нужно, - найти слабое место.

Гоппе полагал, что надо или попробовать отыскать его путем фронтальной атаки, или же, напротив, поискать пути обхода. В Гоппе сочетались удаль командира штурмового подразделения времен Первой мировой войны с педантизмом разумного тактика, привитым в Рейхсвере фон Секта.

Вновь примчался связной. На КП прибыл генерал-майор Цорн. Он более уже не верил в возможность прорыва на участке группы Гоппе, а потому перебрасывал танки на участок группы Шверина. Там теперь предстояло нанести главный удар.

Но тут произошел случай, когда генерал предполагает, а лейтенант располагает. Не успели танки уйти с передовой, как лейтенант Леливельдт со своей 11-й ротой нашел искомую брешь - слабое место в рубеже обороны противника. Он устремился туда, ударил вправо и влево и пробил широкий проход во вражеских порядках.

– Бегом к Гарри! - закричал лейтенант связному. - У нас есть брешь. Оборона прорвана!

Связной умчался. Через полчаса вся боевая группа уже двигалась вперед. Кельколово пало. Знаменитый треугольник, сформированный из железнодорожных веток из Городка в Мгу и в Шлиссельбург, находился в руках немцев. Поселок № 6 был взят штурмом.

В 16.00 3-й батальон овладел Синявином с расположенными там огромными складами боеприпасов и прочих предметов снабжения. С небольшого холма к северу от города просматривалась бескрайняя водная гладь Ладожского озера; дул легкий приятный ветерок. По озеру туда-сюда сновали суда разного тоннажа и назначения.

– Вперед, вперед, не останавливаться, - командовал Гоппе. Его группа взяла Поселок № 5 и вышла к Поселку № 1. Оттуда "Красная дорога" вела к "Красному мосту" через каналы и прибрежные железнодорожные ветки. Это был спинной мозг нервной системы Шлиссельбурга.

Ночь спустилась на поле боя. Поднимавшиеся над Синявином гигантские языки пламени освещали небо - на некоторых складах русских взорвались боеприпасы. К сожалению, мощнейшие взрывы нарушили также и коммуникационные линии между боевой группой и штабом дивизии.

На следующее утро, 8 сентября, немцам предстояло штурмовать Шлиссельбург. Но во сколько? Гоппе не знал, поскольку дивизия должна была согласовать время атаки с командованием эскадрилий бомбардировщиков "Штука". Но поскольку связь с дивизионным штабом прервалась, передовые части находились в сложной ситуации.

На западе, на близких подступах к Ленинграду, корпус начал генеральный штурм с первыми лучами рассвета 8 сентября. Но под Шлиссельбургом по-прежнему царила тишина. Когда встало солнце, город с его рвущимися ввысь церквями и шпилями, с мощными старинными укреплениями во всей своей строгой красе открылся батальонам Гоппе. Поросшая кустарником местность благоприятствовала атакующим. Но связи с дивизией все не было. 9-я рота провела разведку боем, выйдя к восточной окраине города.

В 06.15 унтер-офицер Бекeр докладывал командиру 3-го батальона:

– Восточную окраину города обороняют слабые части противника.

Совершенно ясно, что атаки отсюда, с тыла, русские не ждали. Похоже, немцам предоставлялся шанс - один из тысячи.

Гоппе терзали сомнения: атаковать или не атаковать? Если он начнет штурм и возьмет город, а тут появятся "Штука", последствия могут оказаться очень печальными. Но Гоппе не мог просто сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать, ничего не предпринимая, было самым худшим - так говорилось в уставе. Лучше неправильное решение, чем никакого вовсе. Гоппе сделал соответствующие выводы.

Незадолго до 07.00 он приказал:

– Четыреста двадцать четвертый полк возьмет Шлиссельбург и через него выйдет к реке Неве шириной тысяча метров, в точке, где она вытекает из Ладожского озера, отделив Шлиссельбург от Шереметьевки, южный берег Ладожского озера от его западного берега. Начало операции в семь ноль-ноль.

Гарри разработал свой собственный план.

В 07.30 батальоны уже прорывались через слабую оборону на восточной окраине города. Неожиданная атака привела русских в замешательство.

В 07.40 унтер-офицер Вендт уже водружал немецкий флаг над колокольней церкви.

С самого начала штурма лейтенанты Фусс и Паули сидели перед переносной рацией, стараясь связаться с ближайшей батареей тяжелой артиллерии, дислоцированной в Городке. Существовала надежда через нее восстановить контакт со штабом дивизии.

Фусс уже в течение трех четвертей часа повторял и повторял в микрофон позывные. Вызывал, переключался на прием и вызывал снова. Ничего не происходило.

– Что, если мы не пробьемся? А если прилетят "Штука"?

Наконец в 08.15 батарея в Городке отозвалась. Они услышали.

– Это группа Гарри. Скорее сообщите в дивизию: Шлиссельбург уже взят. Надо остановить бомбардировщики. Как поняли меня?

– Поняли нормально.

Офицер на батарее немедленно передал сообщение по адресу. Пикировщики "Штука" уже взлетели, поскольку в штабе не рассчитывали начинать штурм силами группы Гоппе ранее 09.00. Большинство машин командование сумело отозвать, но одна эскадрилья ушла слишком далеко, чтобы новый приказ успел достигнуть ее. Через батарею в Городке Гоппе послали предупреждение об опасности.

Ровно в 08.45 в небе появились Ju-87. Солдаты Гоппе принялись подавать сигналы самолетам. Они пускали белые ракеты - здесь свои.

Увидят ли все это летчики? Не решат ли они, что это уловка? У них приказ бомбить Шлиссельбург.

"Штука" круто спикировали - стройно один за другим. Но вдруг один выровнялся, промчался над городом и сбросил бомбы в Неву. Остальные проделали то же самое. В последний момент сигнал командира эскадрильи достиг ушей пилотов. Гарри Гоппе и его люди вздохнули с облегчением. В 10.00 батальоны боевой группы Шверина также вошли в южную часть города.

Захват Шлиссельбурга означал, что Ленинград заперт с востока. Город, таким образом, превратился в остров, окруженный водой и войсками. Открытым оставался лишь один узкий коридор к западному берегу Ладожского озера, поскольку финны на Карельском перешейке все еще стояли без движения. Они ждали, когда немцы выйдут к Тихвину. Только после того Маннергейм собирался двинуться вдоль восточного берега Ладожского озера через Свирь и тем самым создать восточный клин охвата гигантского котла с Ленинградом в центре. К несчастью, цель оказалась недостижимой.

Падение Шлиссельбурга повергло в ужас советское Верховное Главнокомандование. Маршал Ворошилов делал все возможное, все, что было в его силах, чтобы вернуть себе этот важнейший для восточных коммуникаций пункт. Он отправил целые полки на десантных лодках и судах через озеро с западного берега к Шлиссельбургу. Одновременно он приказал атаковать с суши, от Липок.

Время от времени полк полковника Гоппе оказывался отрезанным. Русские стягивали все больше и больше войск. С немецкой стороны солдаты предвидели рост потерь. Некоторые также начали побаиваться, что окружение Ленинграда станет лишь иллюзорным после того, как с наступлением зимы замерзнет Ладожское озеро.

Оптимисты посмеивались над прогнозами пессимистов.

– С наступлением зимы? - переспрашивали они. - Да Ленинград падет задолго до первых холодов.

Но Ленинград не пал. Почему?

Потому что Гитлер и Верховное командование Вермахта решили не захватывать Ленинграда до наступления зимы, а просто, окружив, взять измором.

Как ни парадоксально это прозвучит, но именно так и случилось. В тот момент, когда была прорвана последняя линия обороны Ленинграда, когда немецкие передовые части штурмом овладели Дудергофскими высотами, когда захватили Урицк и Шлиссельбург, когда северная столица России, объятая страхом, беззащитная лежала перед колоннами наступающих, на пути у них вырос "красный сигнал светофора" - приказ ставки фюрера.

Вот как вспоминает тот момент генерал Рейнгардт, командир 41-го танкового корпуса, позднее получивший звание генерал-полковника: "12 сентября, когда войска уже вовсю предвкушали торжество заслуженной победы, точно холодный душ из штаба танковой группы пришла новость, что вместо штурма Ленинграда будет его блокада. Наступать предполагалось только до дороги Пушкин-Петергоф. В течение нескольких следующих дней 41-й танковый корпус должен был быть переброшен куда-то в другое место. Мы просто ничего не могли понять. В самую последнюю минуту солдат, которые делали все для победы, лишили венца победителей".

Унтер-офицер Фрич только постучал себя по лбу, когда командир 2-й роты 37-го танкового батальона сказал ему:

– Нас не пускают в Ленинград - отводят с передовой. Мне сказал радист в штабе дивизии.

– Вы того, спятили, - отозвался Фрич, прокомментировав таким образом свой жест.

Слухи о принятом решении просочились также и в 1-й танковый полк 1-й танковой дивизии. Но офицеры только мотали головами: "Такого быть не может. Разве для того мы шли из Восточной Пруссии к вратам Ленинграда, чтобы в последний момент развернуться и отправиться обратно, точно мы забрели сюда по ошибке?" Все только об этом и говорили, и все разговоры неизменно кончались одними словами: "Конечно же, такого не может быть".

Приказ по группе армий все еще держали в тайне, поскольку Ленинград надлежало обложить как можно плотнее, захватив еще ряд опорных пунктов неприятеля в городских предместьях - как, например, Колпино и Пулковские высоты. Но какая же часть будет драться с прежним энтузиазмом, если солдаты и офицеры в ней знают, что предстоящие действия есть не что иное, как выравнивание фронта, а главная цель - цель, к которой они стремились, больше не главная цель? Поэтому солдат не спешили разубеждать в том, что задача штурма Ленинграда все еще стоит на повестке дня. Это очень хорошо демонстрирует запись из дневника лейтенанта Штовеса, командовавшего 1-м взводом 6-й роты 1-го танкового полка.

13 сентября три советских тяжелых танка КВ-1 и КВ-2, только что вышедших из сборочного цеха завода в Колпине, частью даже некрашеные, скрежеща гусеницами, появились из утреннего тумана на дороге из Пулкова, направляясь к дороге Пушкин-Красное Село.

Штовес отдал своим трем танкам, стоявшим по обеим сторонам дороги к аэродрому г. Пушкина, приказ приготовиться к бою. Своему водителю он велел спрятать машину за сараем и не глушить двигатель, обеспечивая прикрытие с юга. Сам он вместе с капитаном фон Беркерфельдом проверил посты на подступах к деревне Малая Кабось. Солнце разгоняло густой утренний туман. Было 07.00. Танк № 612 унтер-офицера Бунцеля медленно выехал на дорогу.

Вдруг, точно выскочив из-под земли, перед ними оказались два гиганта КВ-2. Штовес и Беркерфельд бросились в придорожную канаву. Но тут прогремел выстрел. Бунцель оставался начеку. Вновь подала голос его 50-мм танковая пушка. Головной советский танк остановился. Из него повалил дым. Позади двигался второй. Его подбил танк № 614 унтер-офицера Гулиха, находившийся на другой стороне дороги. Первым же выстрелом - прямое попадание. Экипаж КВ-2 выскочил из потерявшей ход машины.

Появилось еще пять чудовищ КВ-2, а из тумана около Малой Кабоси вынырнуло три КВ-1 и направилось прямо на танк № 613 унтер-офицера Оэрляйна. Ехавшие на броне русские пехотинцы спрыгнули на землю и выстроились цепью. Головной КВ выстрелил из своего 152-мм орудия, прямым попаданием угодив в танк Оэрляйна. Тяжелораненый унтер-офицер, наполовину приподнявшись из люка, рухнул на броню башни. Штовес побежал к нему. Справа и слева от него шли в атаку советские пехотинцы. Немецкие посты вокруг Малой Кабоси отходили. Отличить в тумане своих от чужих практически не представлялось возможным.

Вместе с артиллеристом Оэрляйна Штовес первым делом оттащил наиболее тяжело раненного члена экипажа, водителя, к танку унтер-офицера Гулиха, который стоял за небольшим сараем, обеспечивая огневое прикрытие из пулемета. Затем они побежали обратно. Вытащили из башни унтер-офицера Оэрляйна. Они также попытались достать тяжело раненного радиста, но не смогли добраться до него. Не успевали. Из тумана точно призраки появились русские. Донеслось "Ура!". Лейтенант Штовес закрыл все люки ключом с квадратной головкой. Они вытащат радиста позднее, когда отобьют атаку противника и сами контратакуют. А пока нельзя дать русским пробраться в танк. В тот момент раненный в руку артиллерист вскрикнул от боли.

– Давай, парень, беги! - крикнул ему лейтенант. Артиллерист недоучившийся студент-медик - прижал больную руку здоровой и скрылся в тумане. Штовес взвалил находившегося без сознания Оэрляйна на спину и поспешил уйти подальше.

Справа и слева советские пехотинцы шли в штыковую. По-видимому, они приняли лейтенанта-танкиста за одного из своих - наверное, из-за надетого на нем русского ватника.

Штовес воспользовался этим. Он добрался до своего танка, который все еще стоял за сараем, обеспечивая прикрытие от атаки с запада. Приехала санитарная машина и увезла Оэрляйна, его водителя и артиллериста. Над полем боя, точно над котлом с ведьминым варевом, все еще курился туман.

Тем временем 1-ю роту 113-го стрелкового полка охватил приступ паники. Часть отошла от перекрестка в Малой Кабоси. Пехотные орудия, равно как и противотанковая пушка, давно оставили позиции. В двадцати пяти метрах от сарая, за которым стоял танк № 611 лейтенанта Штовеса, прополз КВ-1. Он подставил борт. Бей его! Наводчик ефрейтор Бергенер бил. Второй снаряд вывел русский танк из строя. Машина Штовеса была отлично замаскирована. Она осторожно подъехала к углу деревянного сарая. По дороге шли третий и четвертый КВ. Их командиры нервничали, не понимая, откуда ведется смертоносный огонь.

Бергенер прицеливался:

– Огонь!

Недолет, и снова:

– Огонь!

Второй снаряд попал русскому танку прямо в броневую маску орудия. Четвертый танк, который поспешил развернуться, получил снаряд в корму.

В этот момент Штовес увидел танк унтер-офицера Бунцеля, преследуемый по пятам КВ. Бунцель не мог стрелять, потому что снарядом противника его машине повредило пушку. Артиллерист Штовеса Бергенер спас Бунцеля. Он обездвижил преследователя. Это был уже пятый советский танк, подбитый в тот день.

Теперь русские разобрались, где находится опасность. Зачавкали противотанковые ружья, загрохотали выстрелы 76-мм пушек.

– Уходим! - приказал Штовес.

В маленьком лесу они встретили танк № 612 Бунцеля. Унтер-офицер доложил:

– Пушка повреждена, но оба пулемета действуют.

В тридцати метрах позади виднелся танк № 614 Гулиха - что-то с ним было не так. Рядом на краю канавы занял позицию пулеметный расчет. Штовес направился туда. Он нашел там капитана фон Беркерфельда в каске набекрень.

– Прекрасная заварушка, - проговорил он невесело. - Сначала мои ребята дали деру при виде тяжелых танков. Но лейтенант навел порядок. Через минуту мы будем готовы действовать.

Штовес вернулся к своему танку. Двигатель завелся с пол-оборота. Они медленно поехали к перекрестку - туда, где остался танк Оэрляйна, чтобы вытащить радиста.

Через двадцать минут обер-лейтенант Дариус, командовавший 6-й танковой ротой, принял сообщение, от которого у него перехватило дыхание. В динамиках рации зазвучал голос радиста из экипажа Штовеса:

– Лейтенант Штовес погиб, когда наш танк подбили.

Что произошло? Снаряд КВ-1 прямым попаданием угодил в башню танка № 611 с расстояния 400 метров. Осколком серьезно ранило лейтенанта в голову и лицо. Обливаясь кровью, он рухнул на командирское сиденье. Но смерть на сей раз не явилась за ним. Через месяц лейтенант вернулся в свой полк. Однако к тому моменту он уже действовал далеко от Ленинграда.

1-я танковая дивизия продолжала вести бой за пригород Александровку, где находилась конечная станция юго-западной ветки ленинградского трамвая в двенадцати километрах от центра города. Затем 17 сентября танковый корпус сняли с фронта, "чтобы применить в другом месте". Использовать его намеревались для захвата Москвы.

Стоявшие под Ленинградом войска лишились своего бронированного кулака. Несмотря на то что главная цель кампании на севере находилась, казалось, на расстоянии вытянутой руки, пехотные дивизии остановили свое продвижение - 96-я и 121-я находились перед легендарными Пулковскими высотами, где во время Гражданской войны в 1919 г. белые полки подобным же образом потерпели неудачу в попытках овладеть красным Ленинградом. Закаленная в боях 58-я пехотная дивизия располагалась в Урицке, обстреливая из орудий артиллерии среднего калибра центр Ленинграда. Солдаты в своих окопах вдоль прибрежной дороги видели дымившие всего в 6-7 километрах трубы ленинградских заводов. Заводы и доки работали круглосуточно, производя вооружение: танки, десантные суда и снаряды. В городе скопилось тридцать советских дивизий. Они еще не были разбиты, хотя и готовы, почти готовы бросить оружие. Теперь противник получил передышку - время для того, чтобы прийти в себя и пережить панические настроения.

Невероятный шаг. Что же стояло за этим непонятным решением?

Планом операции "Барбаросса" четко оговаривалось: "После разгрома советских войск в районе Минска-Смоленска танковые войска группы армий "Центр" поворачивают на север, где, во взаимодействии с группой армий "Север", они будут уничтожать советские силы в районе Балтики и затем возьмут Ленинград". В приказе ясно значилось: "Наступление на Москву должно быть продолжено только после захвата Ленинграда". Данный план со стратегической точки зрения являлся совершенно правильным и логичным, особенно в определении центра тяжести кампании и в стремлении как можно скорее превратить Прибалтику в транзитную территорию для доставки снабженческих грузов и наибыстрейшим образом соединиться с финнами.

Отбросив эту разумную схему действий, Гитлер после Смоленска изменил намерения. Почему?

Главное командование сухопутных войск и боевые генералы побуждали его не упустить шанса, появившегося вследствие неожиданно быстрого крушения советского Центрального фронта, и захватить Москву - сердце, мозг и главный транспортный узел Советского Союза. Но Гитлер не хотел спешить. Полтора месяца продолжалось переливание из пустого в порожнее, терялось драгоценное время. В итоге Гитлер не стал ни придерживаться плана первоочередного овладения Ленинградом, ни давать "зеленый свет" наступлению на Москву. Вместо того 21 августа 1941 г. он остановил выбор на принципиально новой задаче - нефти Кавказа и зерне Украины. Он приказал танковой группе Гудериана проделать 450 километров на юг и вместе с Рундштедтом сражаться в битве за Киев.

Сражение было выиграно. Еще одна блестящая победа - свыше 665 000 военнопленных и полный разгром русских войск на советском Южном фронте.

Эта победа на Украине ввела Гитлера в заблуждение, он решил, что Советский Союз находится на грани военной катастрофы. Ошибка привела к принятию пагубного решения. В начале сентября он в конце концов приказал германским армиям на Востоке наступать на Москву - несмотря на приближение осенней распутицы и зимних холодов - и овладеть ею. В то же самое время на юге должно было продолжаться наступление на кавказские нефтяные районы и Крым. Ленинград же предстояло окружить плотным кольцом и принудить к сдаче голодом.

Учитель прусского генштаба Клаузевиц как-то сказал, что во время наступления никто не может быть слишком силен как вообще, так и в решающем месте. Гинденбург в ходе выступления перед слушателями Дрезденского военного училища перефразировал Клаузевица: "Стратегия без определенного центра тяжести подобна человеку, лишенному характера". Гитлер оставил без внимания эту аксиому. Он считал, что, располагая теми силами, какими располагал, сможет взять Москву, а также Кавказ до конца года и принудить Ленинград к сдаче, окружив плотным кольцом пехотных дивизий.

Поскольку для блокады Ленинграда танковые войска не требовались, в то время как в свою очередь, ввиду приближавшейся зимы, наступление на Москву надлежало провести по возможности быстро, 17 сентября Гитлер отозвал с Ленинградского фронта танковую группу Гёпнера и все бомбардировочные соединения. Приказ пришел в тот момент, когда город мог быть взят одним последним ударом.

Решение перейти к осаде Ленинграда, вне сомнения, в значительной мере диктовалось позицией финнов. Генерал-фельдмаршал фон Маннергейм, главнокомандующий войсками Финляндии, имел определенные колебания в отношении целесообразности перехода старой финской границы на Карельском перешейке и наступления на Ленинград. Да, он был готов перейти Свирь к востоку от Ладожского озера, когда немцы выйдут к Тихвину, но выступал против любых попыток со стороны финнов участвовать в штурме Ленинграда. Из мемуаров маршала ясно следует, что он не хотел участия финских войск в почти неизбежном разрушении города. Маннергейм придерживался принципов "активно оборонительной войны" и противился любым формам "завоевательной войны".

Вне зависимости от того, какие мотивы двигали Гитлером при принятии решения не брать город столь стратегически и экономически важный, как Ленинград, оно представляло собой нарушение всех законов ведения войны. Нарушение, за которое впоследствии пришлось заплатить горькую цену.

С военной точки зрения падение Ленинграда и Ораниенбаума означало разоружение около сорока советских дивизий. Не менее важным было уничтожение военной промышленности Ленинграда. Танковый, артиллерийские и другие заводы продолжали выпускать продукцию на протяжении всей войны, снабжая Красную Армию всем необходимым боевым снаряжением. Более того, падение Ленинграда высвободило бы немецкую 18-ю армию для участия в других операциях, тогда как ей пришлось вплоть до 1944 г. стеречь подступы к Ленинграду.

И наконец, Ленинград мог бы стать неоценимой по значению базой снабжения немецких войск на Восточном фронте. Не подвергаясь нападениям партизан, могли бы течь через Балтику снабженческие грузы. Соединение с финнами повернуло бы в другое русло боевые действия на Крайнем Севере за Петрозаводск и перевалочный пункт для поставляемого союзниками вооружения, Мурманск, где никакого продвижения не наблюдалось вовсе просто потому, что не хватало войск.

Вместо всех этих преимуществ германское командование, решив отказаться от взятия Ленинграда, получило одни проблемы. Советское Верховное Главнокомандование как бы нарочно побуждали к попыткам снять блокаду извне, одновременно не оставляя попыток прорыва изнутри. Отчаянные попытки советских 55 и 8-й армий пробить бреши в немецком кольце в районе Колпина и Дубровки представляли собой наиболее значительные боевые столкновения в истории длительного и кровавого противостояния в борьбе за духовную столицу Красной революции. Борьба эта продолжалась свыше двух лет.

Но наиболее серьезным просчетом германского командования являлся тот факт, что в действительности окруженным Ленинград оставался только летом. Крупные естественные препятствия, такие, как озера, реки и болота, служившие в теплое время года продолжением кольца немецкой блокады, превращались в бреши и служили превосходными артериями коммуникаций, когда мороз сковывал Ладожское озеро и Неву. На протяжении долгой зимы по этим путям в город текли грузы и поступали подкрепления.

Более того, поскольку финны так и не перешли своей старой границы на Карельском перешейке, с востока Ленинград с Ладожским озером постоянно связывал 80-километровый коридор. В результате это позволило комиссару обороны Жданову провести по льду Ладожского озера так называемую "Дорогу жизни", включая автомагистраль и железнодорожную ветку, соединявшуюся с Мурманской железной дорогой. По этому пути город получал грузы с восточного берега озера. Внезапно Ленинград оказался деблокированным - армия "генерала Мороза" прорвала немецкое кольцо.

Стремясь залатать зимние прорехи, группа армий "Север" начала продолжительную Тихвинскую операцию. Целью ее являлось включение Ладожского озера в осадный фронт и закрытие бреши к востоку от Ленинграда. Финны должны были перейти Свирь с севера и соединиться с немецкой 16-й армией восточнее озера. 39-му танковому корпусу генерала Рудольфа Шмидта силами четырех подвижных дивизий предстояло нанести удар через русскую тайгу, которую немецкие военные географы определили как "практически незакартографированную".

15 октября корпус силами 12 и 8-й танковых дивизий, а также 18 и 20-й моторизованных пехотных дивизий выдвинулся с волховского плацдарма 126 и 21-й пехотных дивизий. Первой целью стал Тихвин. Здесь немцам надлежало перерезать последнюю связь Вологды с Ленинградом и наступать к Свири, где ожидалось соединение с финнами. Оно означало бы полное окружение Ленинграда вместе с Ладожским озером.

Вечером 8 ноября померанцы и силезцы из 12-й танковой и 18-й моторизованной дивизий после ожесточенных и кровопролитных боев вошли в Тихвин. Две дивизии организовали оборону: 12-я танковая дивизия генерала Харпе - к западу от города и 18-я мотопехотная генерала Геррляйна - к востоку. Таким образом, позиции 18-й представляли собой самый дальний северо-восточный край немецкого фронта в России.

Благодаря участию в операции испытанных боями полков первая часть ее прошла так гладко, что из ставки фюрера совершенно серьезно поинтересовались у командования корпуса, возможно ли наступление на Вологду - то есть продвижение еще на 400 километров на восток. Четыреста километров - зимой! Когда командир корпуса спросил майора Нольте, начальника оперативного отдела 18-й моторизованной дивизии, относительно перспектив подобного марша, тот ответил со всей грубой солдатской прямотой.

Вся утопичность этого замысла была продемонстрирована всего двумя днями позже. Утром 15 ноября, как и ожидалось, в атаку при поддержке танковой бригады новеньких T-34 пошла свежая сибирская дивизия. День начался с урагана огня из самых последних моделей "Сталинского оргбна". Разгорелась ожесточенная битва. Батареи 18-го артиллерийского полка полковника Бергера уничтожили пятьдесят танков противника. В течение нескольких дней сибирские стрелковые батальоны атаковали немецкие позиции, пока не обескровили себя. Превратившийся в груду дымившихся развалин Тихвин все же остался в руках немцев.

Конечно, советское Верховное Главнокомандование осознало, что смелая операция немецких танковых соединений имела целью соединение с финнами на реке Свирь. Поэтому Сталин бросил по следам танкового корпуса другие сибирские дивизии. На участке 61-й пехотной дивизии сложилась чрезвычайно тяжелая ситуация - создалась опасность окружения; ожесточенные бои поглощали силы корпуса. Никакая отвага не приносила действенных результатов. Даже смелые финны, с детства привычные к суровому климату северной русской тайги, не смогли переправиться через Свирь. 39-й танковый корпус оказался предоставленным самому себе. В пустынной местности, перед лицом непрекращавшихся атак сибирского оперативного резерва, корпус оказался не в состоянии удерживать свои удаленные от основных сил позиции. В связи с этим генерал фон Арним, наследовавший пост Шмидта, отвел свои дивизии к Волхову.

Подвиги батальонов арьергарда, прикрывавших отступление своих, не сравнимы ни с чем. Полковник Нольте - тогда майор Нольте и начальник оперативного отдела 18-й моторизованной дивизии - замечает: "Не многим дано стать настоящими командирами авангардов. Но командовать авангардом легко в сравнении с арьергардом. Командир авангарда развивает успех - командир арьергарда спасает своих от разгрома. Первый летит вперед на крыльях энтузиазма тысяч, второй пригибается под тяжестью скорби и последствий поражения".

В смысле дисциплины и храбрости отступление из Тихвина к Волхову, по определению генерал-полковника Гальдера, являет собой славную страницу в истории солдатских доблестей. Выдающимися примерами могут служить 11 и 12-я роты 51-го пехотного полка подполковника Гроссера, которые принесли себя в жертву - пали от пуль, штыков и ударов прикладами, только чтобы прикрыть отступление товарищей и тем спасти их от гибели. Когда 22 декабря 1941 г. жалкие остатки 39-го танкового корпуса притащились обратно к Волхову в 52-градусный мороз, они принесли с собой ужасный опыт. Одна силезская 18-я моторизованная дивизия потеряла 9000 человек. Боевая численность ее сократилась до 741 человек. Только им удалось вернуться на берега Волхова. Тихвинская операция по полному окружению Ленинграда провалилась.

Судьба 3-го батальона 30-го моторизованного полка наглядно показывает, насколько непосильной ношей стали для участвовавших в походе частей сражения за Тихвин. В ходе марша от Чудова к Тихвину, когда температура внезапно упала до минус 40 градусов, батальон потерял 250 человек - половину численности личного состава, - многие из которых замерзли. Как выяснилось, у некоторых - у тех, кто не предохранял голову под каской чем-нибудь теплым, - просто прекращалось кровообращение в головном мозге.

Начиная с того похода, фронт между Ленинградом и Волховом сделался для немецких войск на Востоке источником постоянной угрозы и местом ведения кровопролитных боев.

Такова была плата за отказ от взятия Ленинграда. Кара за попытку сделать слишком многое в слишком многих местах сразу. В результате в 1941 г. Гитлер не достиг поставленных целей ни на Севере, ни на Центральном фронте: Ленинград и Москва остались непокоренными.