Гитлер идет на Восток (1941-1943)

Часть третья.
РОСТОВ.

12 сентября 1941 г., когда 36-я моторизованная и 1-я танковая дивизии под ясным небом ранней осени быстро продвигались к Ленинграду, оставив позади Дудергофские высоты, над озером Ильмень лил проливной дождь. Личный состав штаба 56-го танкового корпуса устроил КП неподалеку от остова разрушенной избы к юго-западу от Демянска. Генерал фон Манштейн сидел в намокшей палатке с дежурными офицерами. Они ждали вечерней сводки, а пока, за не имением других занятий, убивали время за роббером-другим бриджа.

Вдруг зазвонил телефон. Трубку взял капитан Шпехт.

– Командующий хочет поговорить с генералом, - сообщил он.

Манштейн что-то недовольно пробурчал. Телефонные звонки в такой час не сулили ничего приятного. Но на сей раз правило не сработало. Генерал-полковник Буш, командующий 16-й армией, звонил, чтобы поздравить своего друга Манштейна.

– Поздравить меня? Но с чем, господин генерал-полковник? - удивленно поинтересовался Манштейн.

Буш нарочно выдержал паузу, а затем зачитал сообщение, только что поступившее из ставки фюрера:

– Генерал фон Манштейн должен немедленно принять под свое командование Одиннадцатую армию.

11-ю армию! Это означало южный край фронта - самый дальний фланг группы армий "Юг". Несколько часов назад командующий этой армией, риттер фон Шоберт, на своем "Физелер Шторхе" попытался осуществить вынужденную посадку на поле, которое оказалось русскими минным полем. Обоих - и генерала и летчика - разнесло в клочья.

Манштейн принял назначение со смешанными чувствами. Конечно, любой высший офицер мечтает получить под свое начало армию - это, если угодно, достойный венец карьеры. Но стать командующим армей означает забыть о том, чтобы самому водить в сражение полки. По натуре своей Манштейн был боевым командиром. Он оставался им, даже будучи начальником штаба группы армий Рундштедта и потом командиром 38-го армейского корпуса, когда показал себя выдающимся стратегом. Такая война, как во Франции, - вот это была война по Манштейну.

Несмотря на сожаление, с которым он покидал 56-й танковый корпус корпус, который он привел под стены Ленинграда, корпус, который с честью выходил из сложных ситуаций, громил советские армии и нередко брал на себя основной груз наступления группы армий "Север", - одно соображение делало для него расставание более легким. Будучи блестящим стратегом, Манштейн прекрасно понимал, какие ошибки совершило германское командование на севере и в центре, и давно и с неудовольствием взирал на игры в перетягивание каната между Гитлером и Главным командованием сухопутных войск в отношении выбора важнейших стратегических целей. Только утром 12 сентября, отмечая успех своего корпуса в сражении с значительно численно превосходящими советскими войсками к югу от озера Ильмень, он записал в дневнике: "Несмотря ни на что, я не испытываю в полной мере настоящего удовлетворения от этих успехов".

Почему же Манштейн не испытывал удовлетворения в полной мере? Потому что наверху не было ясного понимания, какие все же задачи надлежит решать в первую очередь и того, ради чего ведутся все эти кровопролитные битвы. Бок, как и Главное командование сухопутных войск, хотел наступать на Москву. Лееб, державшийся изначального замысла Гитлера, стремился овладеть Ленинградом. А что же сам Гитлер? Гитлера не устраивал ни вариант Ленинграда, ни вариант Москвы. Он отдавал приоритет экономическим задачам зерну, нефти и рудам. Он хотел заполучить Украину и Кавказ.

Вовсе не случайно в разгар битвы за Ленинград и в критической фазе успешной операции 16-й армии против фланговых позиций обороны Москвы Гитлер перебросил с севера на юг лучшие части.

На Южном фронте, после изначально трудного продвижения, к середине сентября генерал-фельдмаршал фон Рундштедт был недалек от завершения окружения противника в Киевском котле. Вместе с танковой группой Гудериана войска Рундштедта уничтожили главные силы советских южных армий на Украине.

11-я армия, наступавшая с территории Румынии, в битве за Киев участия не принимала. Вместе с двумя румынскими армиями ей предстояло отвоевать Бессарабию, которую румынам пришлось отдать Советскому Союзу в 1940 г. Реаннексия данной территории являлась наградой Гитлера Румынии за участие в Восточной кампании. После освобождения Бесарабии 11-я армия должна была наступать к низовьям Днепра - могучей реки, представлявшей собой гигантское естественное препятствие на участках наступления обеих групп армий. Форсирование Днепра ознаменовывало собой начало решения двойной стратегической задачи. Говоря словами приказа: "11-й армии частью своих войск захватить Крымский полуостров, а главными силами наступать на Ростов вдоль северной оконечности Азовского моря".

Вне сомнения, и Крым и Ростов являлись очень важными стратегическими объектами. Ростов-на-Дону, где сходились четыре основных железнодорожных магистрали и бесчисленное множество автодорог, ведущих на восток, запад, север и юг, служил воротами Кавказа. А любой, кто владел Крымом, владел и Черными морем и мог оказывать политическое давление на соседние страны например, на Турцию и Персию. Турция особенно волновала Гитлера. Он очень хотел иметь это государство в своих союзниках, поскольку оно могло послужить для него мостом в Средиземноморье и к сказочно богатому нефтью арабскому миру. Войска Роммеля в Северной Африке и армии на Востоке могли соединиться. Могли!

План овладения Крымом, кроме того, имел под собой экономическую основу. Полуостров представлял собой опасную советскую авиабазу для атак на месторождения румынской нефти в Плоешти - постоянный источник беспокойства для Гитлера.

Поэтому захватом Крыма и Ростова 11-я армия создавала фундамент для завоевания войсками Рундштедта "советского Рура" - Донбасса. Сталинград на Волге и Астрахань на Каспии Гитлер держал в уме как самые дальние цели. Фактически эти задачи излагались в пояснительных примечаниях к плану операции "Барбаросса" - данные города как часть линии "A-A" входили в подробный перечень стратегических объектов. Линия "A-A" означала рубеж Астрахань-Архангельск, гигантская линия длиной в 2000 километров, протянутая через территорию Советского Союза от Северного Ледовитого океана по Северной Двине и Волге. Она представляла собой финишную черту операций Гитлера против империи Сталина. На этом рубеже, основой которого должны будут служить пограничные укрепления на Волге и Северной Двине, немцам предстояло сдерживать советские войска на их базах по обеим сторонам от Уральских гор.

Только держа в руках карту, можно четко и в полной мере представить, сколь фантастические задачи ставили себе военные и политические руководители Германии. Даже те цели, которые определялись для 11-й армии, должны были неминуемо привести к рассеиванию ее войск.

Манштейн, холодный и трезвый стратег, немедленно осознал, что от его 11-й армии требуют слишком многого. Даже принимая под свое командование лучшие войска, он понимал, что нельзя ждать от самых закаленных, самых опытных и готовых к самопожертвованию солдат большего, чем они в силах совершить.

11-я армия всегда демонстрировала высокую ударную мощь. Одним из наиболее замечательных ее подвигов стала переправа 22-й пехотной дивизии из Нижней Саксонии через Днепр в Бериславе. Этот классический пример форсирования широкой реки заслуживает более детального рассказа - как нередко случается, великие деяния саперов остаются забытыми военными историками. В отличие от танкистов и солдат других подвижных дивизий, саперам редко случается купаться в лучах солнца победы, несмотря на значительный вклад, который они вносят в нее, оставаясь все время в тени.

Ничто не показывает драматических обстоятельств жизненно важной переправы через Нижний Днепр более ясно, чем сами факты.

24 августа передовые части 22-й пехотной дивизии, состоявшие из 22-го моторизованного разведывательного батальона, 2-й роты 22-го истребительно-противотанкового дивизиона, 3-й роты 22-го инженерно-саперного батальона и группы средств ПВО, находившиеся под командованием подполковника фон Боддьена, вышли к западному берегу реки. Город удерживали крупные силы советских войск.

На следующее утро Боддьен атаковал их. 16-й пехотный полк, усиленный 2-й ротой 22-го инженерно-саперного батальона и 2-м дивизионом 54-го артиллерийского полка, подтянулся на грузовиках. Соскочив с них, солдаты немедленно включились в ожесточенные уличные бои, уже полыхавшие повсюду. К ночи 26 августа немецкие войска овладели Бериславом и прочно удерживали его в своих руках.

Пришел великий момент для саперов. Ширина Днепра - второй по величине реки на европейской территории России - достигала в этом месте 750 метроа. На противоположном берегу находились советские войска, знавшие о намерении немцев форсировать реку.

Полковник риттер фон Хейгль, командовавший 690-м инженерным полком, отвечал за первую фазу операции - то есть за саму переправу. Два саперных батальона дивизии - 22 и 46-й, - а также 741-й механизированный армейский инженерный батальон и 903-й батальон штурмовых лодок получили приказ переправить первую волну атакующих на противоположную сторону под огнем противника.

30 августа, еще до рассвета, пехотинцы 22-й пехотной дивизии солдаты из Ганновера и из городов и сел Ольденбурга - заняли позиции у кромки воды. Батальоны 16-го пехотного полка находились на острове на реке, куда никто не мог попасть без хорошего знания местности. Дорогу туда им показал рыбак-украинец. Личный состав 47-го пехотного полка ожидал приказа об атаке возле виноградника, прижавшись вплотную к земле в месте, практически лишенном укрытий. Советские бомбардировщики и штурмовики вновь и вновь заходили в поисках цели, сбрасывая осветительные ракеты на парашютах. При их появлении любое движение внизу прекращалось. С рассветом от реки начал подниматься словно Богом посланный в помощь немцам молочный туман.

Было 04.27. Двигатели штурмовых лодок взревели разом. Одновременно заговорили артиллерия и тяжелое вооружение пехоты, обеспечивая огневое прикрытие десанту и сдерживая советскую оборону. Следом за штурмовыми лодками на воду спускались резиновые шлюпки всевозможных размеров.

С дальнего берега взлетели в небо белые ракеты: первые колонны атакующих достигли цели. Артиллеристы передвинули линию огня дальше на восток. Стучали пулеметы, звучали выстрелы карабинов. Пикировщики "Штука" и бомбардировщики 4-го воздушного флота, ревя моторами, проносились над рекой, сбрасывая бомбы на позиции противника. Десантные суда возвращались обратно за новой волной пехотинцев и снова уходили к дальнему берегу.

В течение трех часов солдаты в десантных лодках стояли у своих рулей. Река кипела от взрывов снарядов вражеской артиллерии. Лодки и шлюпки разносило на куски. Соседние - опрокидывались. Но у русских, по-видимому, не было корректировщика огня у реки, потому что орудия их били наугад.

Первая волна атакующей пехоты выбила с позиций советские передовые заграждения и захватила небольшой плацдарм. На саперных плотах начали перевозить тяжелое вооружение. Первая фаза форсирования реки завершилась успешно. Пехотинцы расширяли плацдарм. Двумя днями позже глубина его достигала уже четырех километров. Наступала пора переходить ко второй фазе операции - наведению моста для основных сил дивизии и 30-го корпуса.

Полковник Циммер, командир 620-го горноинженерного полка, в оперативном подчинение которого находились саперные части 49-го горнострелкового корпуса, отвечал за техническую сторону при сооружении 8-тонного моста, состоящего из 116 понтонов. В наведении его участвовали 46 и 240-й инженерные батальоны, а также 54-й горноинженерный батальон вместе с румынской 10-й мостовой ротой - всего свыше 2500 человек.

Понтоны хранились километрах в шести-семи вверх по течению от места переправы. Их соединили попарно, наподобие плота, а потом несколько таких плотов составили в мостовые конструкции. В соответствии с тщательно выверенной схемой действий эти звенья отправили вниз по течению и установили по обоим берегам. Далее обе части продолжали наращиваться навстречу друг другу, пока обе половины не встретились посредине реки. Этот момент всегда вызывал наибольшее напряжение. Только точный расчет офицеров-саперов мог обеспечить безукоризненную стыковку пролетов моста.

Работы начались в 18.00 31 августа. После полуночи, ближе к 01.00, оба конца конструкции разделяло всего 25 метров.

К 03.30 1 сентября мост стал единым целым. В 04.00 первые группы техники 22-й пехотной дивизии двинулись через реку к восточному берегу. Почти тут же поднялся сильный ветер, и на понтоны обрушились волны полутораметровой высоты. Технику на мосту начало бросать из стороны в сторону, некоторые понтоны дали течь.

Как раз в этот и без того трудный момент с воздуха атаковали советские бомбардировщики. Они спланировали низко. Прямое попадание. Два плота пошли ко дну, потери саперов составили 16 человек убитыми и ранеными. Ремонт в бурных речных потоках занял два с половиной часа. После чего движение восстановилось.

Но к тому времени советские бомбардировщики и штурмовики вернулись на сей раз с истребительным сопровождением. Никто на мосту не мог найти укрытия, между тем глубина реки достигала 15 метров. Колоннам оставалось только одно - двигаться, двигаться и надеяться на лучшее. Бомбы сыпались там и тут. Четыре понтона затонуло.

На сей раз ремонтные работы продолжались семь часов. Саперы промокли насквозь, они в кровь сбивали себе пальцы, их кости и суставы ныли от усталости и перенапряжения. Наведение моста на бурной реке шириной 750 метров, при наличии активного неприятельского противодействия, достойно места в военной истории.

Полковник Мёльдерс со своей 51-й истребительной эскадрильей взял на себя заботы по охране моста, который русские стремились уничтожить любой ценой. За два дня Мёльдерс и его летчики-истребители сбили семьдесят семь советских бомбардировщиков. Две батареи зенитчиков Люфтваффе - 1-й дивизион 14-го зенитно-артиллерийского полка и 1-й дивизион 64-го зенитно-артиллерийского полка - сбили еще тринадцать русских бомбардировщиков.

Но, несмотря ни на что, большое число саперов из 1-й и 4-й горнострелковых дивизий погибло за первые несколько дней на строительстве и ремонте моста. Бериславский мост стоил немцам больших потерь. Возможно, ни один понтонный мост на протяжении последней войны не наводился в столь трудных условиях и не подвергался столь яростным атакам неприятеля, как этот. Но благодаря ему 11-я армия создала плацдарм для решительного наступления на Крым и Кавказ. Крымский полуостров отделен от материковой территории Сивашем, также называемым Гнилым морем, - непроходимым для пехоты соленым болотом. Оно не подходило также и для того, чтобы по нему могли курсировать десантные суда - даже резиновые лодки.

Существовало три пути через болото. На западе находился Перекопский перешеек шириной километров в семь, не более. В центре - железная дорога пересекала Сиваш в районе Сальково. На востоке тоже находился Генический коридор, имевший в ширину не более нескольких сотен метров. 12 сентября 1941 г., в тот день, когда погиб генерал-полковник риттер фон Шоберт, 30-й армейский корпус и 49-й горнострелковый корпус быстро продвигались на восток от Берислава, с двух сторон обходя Антоновку. Южнее продвигался 54-й армейский корпус, передовым отрядом которого служили части подполковника фон Боддьена и майора Штиффатера из состава 22 и 73-й пехотных дивизий. Они состязались в скорости с во весь опор катившимся к Перекопскому перешейку усиленным разведывательным батальоном моторизованного полка СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" под началом штурмбаннфюрера Майера. Приказ, в соответствии с которым действовали все эти части, стал последним приказом Шоберта. Осуществлялась попытка быстрым натиском овладеть перешейком, открыв таким образом западные ворота в Крым.

Было 04.30. Между Днепром и Черным морем под поднимавшимся над горизонтом солнцем расстилалась Ногайская степь. Фантастическое зрелище. Степь цвела. Безбрежный океан цветов, уходящий далеко за горизонт - нигде ни деревца, ни холмика, где бы зацепиться глазу. Только столбы англо-иранской линии телеграфа, поставленные фирмой "Сименс" где-то на рубеже столетий, выстроились в безмолвной степи точно стражи-призраки. Летом тут не найти и глотка воды, ручьи, речушки и речки пересыхали, образуя безжизненные балки, изрезавшие 30 000 км2 пустыни.

Первое, что приходило на ум солдату при виде этой картины: "Какой великолепный танкодром!" Но 11-я армия не располагала бронетехникой, если не считать бронемашин разведки в соответствующих частях. Там, где они могли бы применяться с максимальной отдачей, не было ни танков, ни бронетранспортеров.

Во главе наступления следовали мотоциклисты и бронемашины разведки полка "Лейбштандарт Адольф Гитлер". За ними следовали передовые соединения 73-й пехотной дивизии. Штурмбаннфюрер Майер, находившийся среди солдат своей головной роты, разглядывал горизонт в бинокль. Ничего - нигде никакого движения. Вперед. Мотоциклетный взвод фон Бюттнера двигался вдоль берега в направлении Адамани, откуда просматривалась территория слева и справа от Турецкого вала. Вдруг, точно духи ниоткуда, на горизонте появилось несколько всадников, которые мгновенно вновь исчезли, - советский дозор.

Требовалось повысить бдительность.

– Рассредоточиться!

Тишина настораживала. Мотоциклисты встали на подножки с левой стороны своих машин, чтобы спешиться в любой момент, не теряя ни секунды. Стрелки в колясках перенесли тяжесть тела вправо и изготовились к прыжку на землю.

Был седьмой час утра. Мотоциклетная часть под командованием командира группы Вестфаля осторожно приближалась к первым домам Преображенки. Она располагалась поблизости от главной дороги из Берислава к Перекопу. Из села выходило стадо овец. Вестфаль помахал рукой пастуху:

– Убери стадо с дороги, парень. Мы спешим!

Но татарин, похоже, не понял. Или не захотел понимать? Вестфаль открыл дроссельную заслонку своего мотоцикла и под надсадный рев двигателя помчался прямо на стадо. Овцы перепугались, заблеяли и бросились врассыпную. Пастух что-то закричал и послал за ними собаку. Все без толку. Овцы бежали прочь от дороги. Через мгновение засверкали вспышки пламени, раздался грохот взрыва. Овцу разорвало на куски. Стадо выбежало на минное поле. Точно мало было рвущихся повсюду мин и жалобного предсмертного блеяния умиравших овец, внезапно открыла огонь вражеская артиллерия. Фугасы падали и рвались в деревне и около нее. Мотоциклисты спешились и побежали к Преображенке по дороге на Перекоп. Внезапно впереди путь им преградила настоящая стена огня. На противоположном конце села, всего в нескольких сотнях метрах от передовой немецкой части, стоял советский бронепоезд: он осыпал снарядами и поливал пулеметными очередями роты Майера и Штиффатера. Последствия были ужасны.

– В укрытие!

Солдаты лежали, прижавшись к земле. Пули свистели у них над головами. Но это стрелял, как скоро стало ясно, не бронепоезд: стреляли русские пехотинцы из хорошо замаскированных окопчиков и траншей всего в каких-нибудь 50 метрах впереди.

Штурмбаннфюрер Майер приказал своим отступить из Преображенки. Бронемашины разведки открыли огонь по бронепоезду из 20-мм пушек, чтобы дать возможность другим отойти под прикрытием дымовой завесы. Тем временем солдаты из 2-й роты Майера выкатили 37-мм противотанковую пушку и тоже принялись обстреливать поезд. Но не успели они сделать и нескольких выстрелов, как орудие было поражено прямым попаданием. Полетели в разные стороны куски железа, и грохот металла заглушил крики людей.

Сам Майер тем временем вместе со связными перебежками прокрался к дальнему концу села. Отсюда он мог видеть основательно подготовленную оборону противника на Перекопе - окопы, колючая проволока, бетонные доты. Он понял, что осуществить внезапный прорыв здесь не удастся. Еще одна попытка, и от соединения ничего не останется. Группенфюрер Вестфаль, который пробрался вперед вместе с Майером, вдруг позвал санитара. Вестфалю оторвало руку взрывом. Справа и слева от него на земле валялись убитые и раненые солдаты его группы.

– Убираемся отсюда, - повторил штурмбаннфюрер Майер и дал сигнал к отходу.

Связные отправились передавать приказ. Заревели моторы приближавшихся сзади мотоциклов. Не задерживаясь, разведчики погрузили раненых и тела убитых товарищей в коляски и тут же умчались прочь. Бронемашины разведки поставили дымовую завесу на подходе к Преображенке, чтобы противник не видел их маневра. Под прикрытием дыма роттенфюрер1 Гельмут Бальке трижды отправлялся на передовую, чтобы забрать раненых. Последнего, унтерштурмфюрера2 Рерля, Майер притащил на себе. Снарядный осколок разворотил Рерлю спину. Он умер на руках командира.

Первая попытка 11-й армии ворваться в Крым с ходу передовыми частями 54-го корпуса провалилась. Часом позже генерал-лейтенант Билер, командир 73-й пехотной дивизии, прочитал донесение Майера и Штиффатера: "Взять Перекоп с ходу не получится. Подробный рапорт о боевом столкновении прилагается".

"Панцер Майер" и Штиффатер оказались правы. На семикилометровом Перекопском перешейке дорогу в Крым преграждала глубокая оборона противника. Главным рубежом ее служил Турецкий вал - 12- или 15-метровый ров, выкопанный в пятнадцатом столетии, во времена турецкого правления, для защиты от нападения с материка. Пятью веками позднее ему предстояло стать громадным препятствием и опасной ловушкой для бронетехники. Обойти его было невозможно. Укрепления тянулись с одного края от соленого болота со стороны Азовского моря, а с другого - до Черного моря. Дверь в Крымский полуостров оставалась запертой. 17 сентября, когда генерал фон Манштейн принял под свое начало 11-ю армию под Николаевом, крупным центром судостроения на Черном море, он мгновенно осознал, что с имеющимися в его распоряжении войсками не сможет решить обе задачи - одновременно захватить Крым и Ростов. Либо то, либо другое приходилось отложить в сторону. Но что именно? Манштейн долго не колебался.

Крым представлял собой постоянную угрозу для тыла правого фланга всего немецкого Восточного фронта, поскольку Советы имели возможность наращивать там силы, перебрасывая их с юга морским путем. Более того, оставаясь в руках неприятеля, Крым продолжал служить противнику базой, действуя с которой его авиация могла угрожать румынским нефтяным месторождениям. В связи с этим Манштейн решил отдать предпочтение взятию Крыма. На Ростовском же направлении он рассчитывал просто поддерживать боевой контакт с вытесненными к Антоновке войсками противника.

План Манштейна был верен и разумен. 54-му корпусу генерала Хансена предстояло первым делом прорвать вражескую оборону на Перекопском перешейке фронтальной атакой. Для достижения столь непростой цели Хансен получил в свое распоряжение всю армейскую артиллерию и части ПВО. В дополнение к двум его пехотным дивизиям - 73 и 46-й - в оперативное командование Хансена поступила расположенная чуть глубже к тылу 50-я пехотная дивизия. Столь значительными ударными силами вполне можно было пробить фронт шириной всего в семь километров.

Манштейну, конечно, хватало опыта военного, чтобы понимать: с такими войсками он способен проложить немцам дорогу в Крым, но не сможет завоевать территорию в 25 000 квадратных километров, примерно равную Бельгии, со всеми тамошними крепостями и укрепленными районами.

Как стратег, он строил вторую фазу операции на четкости действий и удаче. После того как будет осуществлен прорыв, он собирался перебросить с главного фронта на Днепровской излучине 49-й горнострелковый корпус генерала Кюблера и полк СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" обергруппенфюрера1 Дитриха, которым предстояло форсированным маршем войти на полуостров, развернуться там и оккупировать весь Крым.

"Лейбштандарт", прекрасно обеспеченный тяжелым вооружением, самоходными зенитными орудиями, штурмовыми орудиями, мотоциклами, разведывательными бронемашинами и бронетранспортерами, имела все шансы перехватить отступающего противника и отрезать ему пути к Севастополю. Она даже могла овладеть этой важной крепостью на южном побережье Крыма внезапным ударом еще до получения противником подкреплений.

Горный корпус предполагалось использовать в горах Яйла, достигавших высоты 1450 м, затем ему предстояло захватить Керченский полуостров, а оттуда в конечном итоге, форсировав неширокий пролив, вторгнуться на Кубань и далее на Кавказ.

План вовсе не являлся погоней за миражами. Манштейн считал его вполне выполнимым, при условии, что противник не предпримет какой-нибудь неожиданной акции в Ногайской степи. Здесь был рискованный аспект операций 11-й армии. Чтобы набрать достаточно сил для завоевания Крыма, Манштейну приходилось до минимума оголить свои войска на материке, перебросив на полуостров полк "Лейбштандарт" и 49-й горнострелковый корпус. 30-й корпус генерала фон Зальмута, в состав которого входили 72 и 22-я пехотные дивизии, должен был держаться своими силами на позициях в Ногайской степи, поддерживаемый только румынской 3-й армией. Манштейн пошел на этот просчитанный риск, поскольку верил в закаленные в боях дивизии 30-го корпуса.

Было 24 сентября 1941 г. Южное солнце безжалостно жгло бескрайнюю степь перед Перекопом, поднимая ядовитые пары над солеными болотами Сиваша. Советская 156-я стрелковая дивизия держала оборону на своих глубокоэшелонированных позициях. Центральные подходы к Крыму прикрывала 276-я стрелковая дивизия. Она входила в состав советской 51-й армии, которой командовал генерал-полковник Ф.И.Кузнецов. Он приказал:

– Ни пяди земли врагу!

Но приказы генералов выполняются, пока живы солдаты. После трех дней боев 46 и 73-я пехотные дивизии прорвались через перешеек. Они преодолели Турецкий вал, взяли сильно укрепленный поселок Армянск, получив, таким образом, район для развертывания.

Генерал-полковник Кузнецов бросил в атаку 40 и 42-ю кавалерийские дивизии, а также части 271 и 106-й стрелковой дивизии на последний оборонительный рубеж вдоль Ишуньского перешейка. Вот-вот должен был подняться занавес последнего акта разыгранного как по нотам плана Манштейна. Теперь наступал черед полка "Лейбштандарт" и горнострелкового корпуса завершить прорыв и овладеть полуостровом.

Победа казалась близкой. Но на сей раз советское Верховное Главнокомандование сумело разрушить замысел смелой атаки. Севернее, в Ногайской степи, у противотанкового рва возле Тимошевки, в ночь с 23 на 24 сентября раздавалось много приглушенных шепотков и торопливых шагов. Полки 1 и 4-й горнострелковых дивизий уступали место на позициях румынским горнострелковым войскам - 1, 2 и 4-й бригаде - сами же отправлялись в Крым. Личный состав штабов получал соответствующие инструкции. Один за другим немецкие батальоны передавали позиции румынам и выступали на юг.

– Поскорей, ребята, мы идем греться на крымском солнышке, - подгоняли унтеры роты 91-го горного полка. Солдаты маршировали быстрым шагом. К утру они покрыли 38 километров.

Из 13-й полковой группы на старом месте остались только один пехотный батальон и один артиллерийский дивизион. Штаб 4-й горнострелковой дивизии намеревался с ними отправиться к Крыму.

– Все готово? - поинтересовался подполковник Шёфер, начальник оперативного отдела 4-й горнострелковой дивизии, майора Эдера, командовавшего 2-м дивизионом 94-го горного артиллерийского полка.

– Все готово к выступлению, господин подполковник, - ответил артиллерийский офицер.

– А что за чертовщина происходит вон там? - неожиданно с удивлением спросил Шёфер. - Неподалеку румынская пехота в спешке оставляла позиции. Скорее в штаб румынской бригады, Эдер, узнайте, что у них там творится!

Эдеру не надо было задавать вопросов. Румыны на лету паковали вещички. Они бросали вещмешки в кузова грузовиков и со всей возможной скоростью покидали передовую.

– Русские прорвались, - сообщили они Эдеру.

Точно в подтверждение этих слов, неподалеку зазвучали винтовочные выстрелы. Тревога! Русские уже здесь!

Советские командиры, по всей видимости, узнали о том, что немцев сменяют румыны. Со свежими резервами 9 и 18-й армий они атаковали линию прикрытия 11-й армии как раз тогда, когда она перегруппировывалась. Некоторые части румынской 3-й армии тотчас же отступили. Русский натиск становился все сильнее, они обратили в бегство целиком 4-ю бригаду и прорвали во фронте брешь шириной пятнадцать километров. Перед лицом такой ситуации Манштейну пришлось отозвать свой горнострелковый корпус обратно и применить на участке вражеского прорыва.

В довершение всего советские войска прорвались также и на южном фланге, на участке 30-го корпуса генерала фон Зальмута. Положение на участке румынской 5-й кавалерийской бригады спасло вмешательство боевой группы фон Хольтица, состоявшей из частей 22-й пехотной дивизии. Брешь удалось залатать. После этого произошел прорыв на северном фланге корпуса. Румынская 6-я кавалерийская бригада отступила. Для разрешения нового кризиса пришлось остановить приданную горнострелковому корпусу 170-ю пехотную дивизию, а также вернуть полк "Лейбштандарт", находившийся уже на пути к Крыму, и использовать против прорвавшихся войск неприятеля. План Манштейна прорваться в Крым с ходу и, застав противника врасплох, взять Севастополь, провалился. Вместо этого для 11-й армии создалась опасность оказаться отрезанной от Крыма в Ногайской степи, окруженной и, вполне вероятно, уничтоженной на узком отрезке суши между линией Днепра и Черным морем.

Однако в крупномасштабных операциях, когда фортуна переменчива, кризисы нередко оборачиваются удачей. Две советские армии, столь сильно потеснившие дивизии Манштейна, забыли о необходимости обеспечения своих флангов и тыла. Это небрежение стало для них роковым - и имя року было Клейст. К концу сентября 1-я танковая группа генерал-полковника фон Клейста завершила выполнение задания, осуществив маневр по окружению огромных сил противника под Киевом и освободилась для участия в новой операции. У Днепропетровска 3-й танковый корпус генерала фон Макензена создал и удерживал плацдарм на Днепре и Самро. С этого плацдарма и из Запорожья Клейст прорвался через советскую оборону на Днепре, повернул на юг в направлении Азовского моря и ударил в тыл двум советским армиям.

Прежде чем советское Верховное Главнокомандование успело разобраться в происходящем, обе армии, готовые уже приступить к уничтожению дивизий Манштейна, сами оказались в западне. Охотники превратились в дичь, а наступление - в бегство. На Азовском море в ногайских степях, в районе Черниговки, в период с 5 по 10 октября немцы вели еще одну битву на окружение.

Итогом ее стала катастрофа для советских войск. Основные силы 18-й армии были разгромлены между Мариуполем и Бердянском. Командующий армией, генерал-лейтенант Смирнов, погиб в бою 6 октября 1941 г., его тело обнаружили на поле битвы. На запад зашагало свыше 65 000 пленных. В руки немцев попало 212 танков и 672 артиллерийских орудия. Это была победа. Но очень часто за последние три недели судьба 11-й армии балансировала на острие ножа. Вне сомнения, германское Верховное командование смогло сделать из происходившего на южной оконечности Восточного фронта неприятный вывод о том, что нельзя добиваться уверенных побед ослабленными войсками, к тому же при неадекватной координации операций.

В итоге Манштейн получил разумный приказ штурмовать силами своей 11-й армии только Крым. Овладение Ростовом возлагалось на танковую группу Клейста, которой 11-я армия должна была передать сначала 49-й горнострелковый корпус, а потом также и полк СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер".

Но решение опоздало на три недели. Если бы посильный для 11-й армии приказ поступил командующему на три недели раньше, Крым бы пал, и Севастополь, вероятно, оказалось бы возможным захватить с ходу подвижными частями, как и предусматривал своим смелым планом Манштейн.

Три недели - большой срок на войне. А использовать себе во благо время советское Верховное Главнокомандование умело самым превосходным образом. Теперь Манштейну и его армии предстояло вести продолжительную и упорную борьбу с противником. 2. Битва за Крым Флот-призрак между Одессой и Севастополем - Восьмидневное сражение за перешеек - Плодозаготовительный колхоз "Аскания-Нова" - Погоня за противником через Крым - "Восемь девушек без корзин" - Первый штурм Севастополя - В ходах сообщения форта Сталин - Русские высаживаются в Феодосии - Неподчинение генерала - Манштейн приостанавливает штурм Севастополя - Дело Шпонека.

16 октября, когда советское Верховное Главнокомандование сдавало Одессу, окруженную румынской 4-й армией, и перебрасывало их в Крым, 54-й армейский корпус генерала Хансена готовился к прорыву на полуостров к северу от узкой полоски земли - Ишуньского перешейка.

Обер-ефрейтор Генрих Везелог и рядовой Ян Майер из 2-го батальона 16-го пехотного полка 22-й пехотной дивизии перебежками вышли на исходную для атаки. Над Сивашем, соленым болотом, отделявшим Крым от материка, воцарялся вечер 17 октября 1941 г. В сгущавшихся сумерках от изрытой воронками земли на Перекопе и разрушенных зданий Ишунского перешейка веяло чем-то зловещим. Похолодало. Моросил дождь.

Справа от двух пехотинцев, стоя на коленях, рыл себе окопчик на ночь артиллерийский наблюдатель. Слева от них тем же самым занимались солдаты из их группы. Везелог и Майер тоже опустились на холодную землю и принялись копать себе укрытие.

Лопатки чавкали, входя в почву. Углубление увеличивалось. Наконец оно стало достаточно глубоким и широким, чтобы они смогли втиснуться в него.

– Говорят, на побережье еще тепло. Такой год выдался, - произнес Везелог. Майер кивнул. Он подумал о родной ферме под Ганновером и проворчал:

– Чертова война!

– Она долго не протянется, - успокоил его Везелог. - Полмесяца назад в степи мы взяли около ста тысяч пленных. А тремя неделями раньше под Киевом - шестьсот шестьдесят пять тысяч, а до того в Умани еще сто тысяч. А говорят, на Центральном фронте уже набрали тоже не меньше шестисот шестидесяти пяти тысяч советских. А под Вязьмой и Брянском, похоже, на днях образовался знатный котел - в сводке сообщалось о шестистах шестидесяти трех тысячах военнопленных. Сложи сам. Получается больше двух миллионов.

– Говорят, русских - море, - проворчал Ян Майер.

Тут над немецкими позициями промчался советский истребитель И-15, дав несколько очередей из пулемета. Взлетели вверх обломки. Советская авиация безраздельно господствовала в воздухе на юге. Даже майор Готтардт Гандрик со своей 77-й истребительной эскадрой "Туз червей" не мог тут ничего поделать. Советские ВВС имели над ним подавляющее численное превосходство. В дополнение к штурмовикам и истребителям-бомбардировщикам они постоянно применяли в боях два соединения из 200 истребителей И-15 и И-16. Впервые солдатам приходилось активно окапываться.

"Окапываться!" - так звучала первая и самая главная команда в битве за Крым. На голой как коленка просоленной степи Ишуньского перешейка других укрытий, кроме воронок в земле, не существовало. Там, где не наносили ударов ВВС Красной Армии, вовсю трудилась советская артиллерия. Батареи ее устанавливались на превосходно замаскированных позициях, часто защищенных бетоном и листами брони. Орудия были точно пристреляны к местности и могли внезапно открыть мощный точный сосредоточенный и заградительный огонь. Немецкая же артиллерия сталкивалась с трудностями при ведении контрбатарейного огня.

В таких условиях единственную реальную защиту предоставляли тщательно выкопанные окопы. И не только для пехоты. Каждую машину, каждую единицу бронетехники, каждую пушку, каждую лошадь аналогичным образом приходилось зарывать в землю.

На Ишуньский перешеек опустилась ночь - ночь с 17 на 18 октября. На позициях между Черным морем и солеными болотами пехотинцы ожидали наступления рассвета. Советские солдаты тоже ждали. Они понимали, что может произойти, и лихорадочно организовывали оборону жизненно важного полуострова. Двумя днями раньше, 16 октября, Сталин приказал выводить войска из Одессы, которую с начала августа окружала румынская 4-я армия. Армия генерал-майора И.Е.Петрова должна была помочь в обороне Крыма. Посредством наскоро приспособленных под морские транспорты судов армию береговой обороны Петрова перебрасывали в Севастополь. Это был верный шаг. Поскольку если бы Манштейну удалось захватить Крым, Одесса все равно утратила бы свою важность и значение как порт и военно-морская база на Черном море. Важнее всего было удержать Крым, и прежде всего Севастополь. Быстрая переброска из Одессы по морю целой армии была смелой операцией, которой едва ли кто-нибудь мог ожидать от Советского Союза, не обладавшего опытом ведения морских операций.

Для переброски в Севастополь 70-80-тысячнго воинского контингента основных сил Приморской армии - использовались тридцать семь крупных транспортных кораблей общим водоизмещением 191 400 т и большое количество различного рода больших и малых судов, при этом часть войск погрузилась и вышла в море ночью, даже не замеченная разведкой Люфтваффе. Правда, эвакуировалась из Одессы только живая сила. Коней и грузовой транспорт пришлось оставить. Из-за отсутствия кранов тяжелые артиллерийские орудия сбросили в гавань. Советский 57-й артиллерийский полк поднялся на борт транспорта без единой пушки, без единого тягача или грузовика и безо всякого снаряжения.

Затем, сразу по прибытии в Севастополь, усталые и недостаточно экипированные части армии Петрова форсированным маршем отправились на передовую - на Ишуньский перешеек.

Для прорыва обороны противника на перешейке Манштейн использовал три дивизии 54-го армейского корпуса. Для большего по численности контингента просто не хватило бы места на семикилометровом коридоре. Считая слева направо, шли 22, 73 и 46-я пехотные дивизии и части 170-й пехотной дивизии. Позади них располагался 30-й корпус - 72-я, главные силы 170-й и 50-я пехотная дивизии. По дороге подтягивался, чтобы вступить в боевые действия позднее для поддержки и развития наступления 11-й армии, 42-й корпус - 132 и 24-я пехотные дивизии. В ставке фюрера согласились придать этот корпус Манштейну с условием, что дивизии из его состава незамедлительно переправятся на Кубань из Керчи, с тем чтобы наступать на Кавказ.

Шести дивизиям Манштейна противостояли восемь полевых дивизий советской 51-й армии. К этому надо прибавить четыре кавалерийских дивизии, а также гарнизоны крепостей и морские бригады в Севастополе. На фронт перебрасывались соединения армии генерала Петрова из Одессы. Казалось, ночь никогда не кончится. Передовые наблюдатели лежали перед раструбами оптических труб. Трясясь от холода, стрелки жались в тесных, вырытых на двоих окопчиках. Сразу за передовыми позициями пехоты располагались артиллерия и минометы постановки дымовой завесы, которые здесь, на участке 11-й армии, предполагалось использовать впервые. Орудия скрывались за земляными укреплениями и камуфляжной сеткой. Глубже - дальше от передовой - располагались 150-мм и 210-мм гаубицы тяжелой артиллерии. В 05.00 страшный грохот разорвал предрассветную тишину серого утра. Битву за Крым 11-я армия начала с яростной артподготовки из всех своих орудий. В грохочущем и пылающем аду рушились здания, взлетали к небу фонтаны грязи и комья земли, всюду клубился дым и чувствовался запах смерти. С ревом и свистом мчались к позициям противника, оставляя за собой огненные хвосты, реактивные снаряды дымовых минометов, обрушивая на защитников Ишуньского перешейка водопад огня и стали.

Было 05.30. Светопреставление творилось всего в 100 метрах перед позициями штурмовых полков. На какой-то момент все стихло. Затем началось вновь, но теперь снаряды стали рваться дальше: артиллеристы увеличили дистанцию. Это служило сигналом пехоте. Солдаты поднялись из своих окопчиков.

– Вперед!

Они атаковали под прикрытием пулеметов. Минометы заставляли молчать вражеские огневые точки.

Но немецкая артиллерия не могла совершенно вывести из строя советскую, расположенную на давно и тщательно подготовленных позициях. Уцелели и многие другие огневые точки. Заговорили русские пулеметы. Советская артиллерия била прицельными залпами, вынуждая атакующих искать укрытия.

Пехотинцы могли продвигаться только шаг за шагом. На левом фланге батальоны 65-го пехотного полка (22-й пехотной дивизии из Нижней Саксонии) под командованием полковника Гакциуса прорвались через оборону противника и захватили блокировавшую проход укрепленную высоту, однако оказались вынуждены окапываться под мощным огнем артиллерии.

На участке 47-го пехотного полка обстановка развивалась не столь удачно. Штурмовые роты увязли перед проволочными заграждениями и попали под обстрел. Те, кто не погиб, почли за счастье вернуться обратно. Пришлось выводить на передовую резервный 16-й пехотный полк 22-й пехотной дивизии; он ударил русским во фланг и сломил их оборону перед фронтом 47-й пехотной дивизии. Наступление возобновилось. Высившийся на совершенно ровной местности курган штурмом взяли солдаты 47-го пехотного полка. Но русские не сдавались. Они умирали на своих позициях.

На участке 73-й пехотной дивизии, действовавшей справа от 22-й пехотной дивизии, атакующие тоже постепенно продвигались вперед. А на правом фланге части 46-й и 170-й пехотных дивизий проложили себе путь внутрь сильно укрепленной оборонительной системы противника.

Однако система эта, как им казалось, не имела конца и края - колючая проволока и еще колючая проволока, обширные минные поля с деревянными минами, не обнаруживаемыми саперными миноискателями, дистанционно управляемые огнеметные установки. Сверх того, вкопанные в землю танки и даже морские мины с электродетонаторами "произрастали" на этих "дьявольских плантациях", которые приходилось очищать от сорняков храбрым саперам.

Один рубеж за другим брала немецкая пехота в кровопролитном бою. Часто спасти ситуацию удавалось только за счет развертывания штурмовой артиллерии поддержки пехоты: громоздкие чудища - штурмовые орудия 190-го дивизиона - пробивали бреши в проволочных заграждениях, линиях дотов, очищая путь для пехотных рот. Битва полыхала восемь дней - восемь раз по двадцать четыре часа. Наконец в нескольких местах удалось проложить тропинки в Крым. Даже Приморская армия Петрова не смогла предотвратить этого. Согласно полковнику П.A.Жилину, армия на протяжении последних трех дней боев за перешеек потеряла большую часть своего личного состава и снаряжения. Жилин приписывает потери "массированным атакам немецких танков". Он ошибается. У Манштейн танковых частей не было вообще. Это две дюжины штурмовых орудий из 190-го дивизиона майора Вогта - называемые львами из-за своего тактического знака - вместе с 170-й пехотной дивизией решительно разгромили Приморскую армию генерала Петрова.

В то же самое время командование 11-й армии не могло не заметить, что численность личного состава ее штурмовых соединений ощутимо сократилась за несколько дней постоянных боев. 25 и 26 октября возникало особенно много кризисных ситуаций. 27 октября, прежде чем советское противодействие начало ослабевать, одесские полки армии Петрова дали немцам несколько упорных сражений.

Поэтому Манштейн назначил решающую атаку на 28 октября. Но удар наносить не пришлось: советская 51-я армия оставила позиции и под покровом темноты отошла на восток. Остатки Приморской армии Петрова в беспорядке откатывались на юг в направлении Севастополя. Немцам удалось прорваться в Крым.

11-я армия могла теперь броситься в преследование за бегущим противником. 28 октября без устали связные сновали туда-сюда в административном здании плодозаготовительного совхоза "Аскания-Нова", что примерно в 30 километрах на северо-восток от Перекопа. Начальник оперативного отдела штаба Манштейна, полковник Буссе, развернул оперативную карту в большом зале, служившем комнатой для совещаний. Стрелками, линиями, маленькими кружками и флажками обозначалось начало бегства русских.

Ближе к полудню в помещение вошел Манштейн вместе с полковником Вёлером, начальником штаба 11-й армии.

– Как вы оцениваете обстановку, Буссе? - обратился Манштейн к начальнику оперативного отдела. - Как считаете, русские сдадут Крым?

– Полагаю, нет, господин генерал, - отозвался Буссе.

– И я того же мнения, - согласился Манштейн. - Если бы они поступили подобным образом, то утратили бы контроль над Черным морем и лишились бы сильной позиции, создающей угрозу флангу нашей группы армий "Юг". С этим они спешить не станут. Кроме того, будет непросто найти транспорт для двух армий, чтобы вывезти их оттуда.

Вёлер указал на карту:

– Русские намерены удержать Севастополь, Феодосию и Керчь. Они спасут свои разбитые части, поместив их в эти укрепленные районы, затем пришлют пополнения, переформируют и вновь бросят в бой. Такая возможность будет у них до тех пор, пока в руках у них останется морская крепость Севастополь.

– Вот как раз этому-то мы и должны помешать, - уточнил Манштейн.

Буссе кивнул.

– Но как мы превратим нашу пехоту в подвижные войска? Нам бы танков или хотя бы моторизованную дивизию! Тогда бы все получилось гораздо проще.

Полковник Вёлер решил, что настало время объяснить:

– Мы соединим воедино все механизированные части из состава пехотных дивизий, начиная от разведывательных подразделений и кончая зенитными и противотанковыми батареями, и пошлем их вперед как мобильную боевую группу!

Буссе всецело поддержал предложенную идею.

– Отлично, - подытожил Манштейн. - Вы, Буссе, проследите за формированием этой боевой группы. Возглавит ее полковник Циглер. Первой целью его станет овладение Симферополем - главным городом и транспортными узлом полуострова. Через него лежит дорога к Севастополю и к южному берегу. Ее необходимо блокировать.

Манштейн взял цветной карандаш и несколькими решительными линиями представил на карте оперативный план: 22 и 72-я пехотные дивизии 30-го армейского корпуса будут продвигаться позади мобильной боевой группы Циглера через Симферополь и Бахчисарай к южному побережью - к Севастополю и Ялте. Вновь прибывший 42-й армейский корпус силами 46, 73 и 170-й пехотных дивизий будет наступать на Феодосию и Парпачский перешеек. 54-му корпусу с его 50 и 132-й пехотными дивизиями предстоит идти на юг прямо к Севастополю. Может быть, все же удастся взять крепость неожиданно с хода.

Таков был Манштейн - смелый, быстрый в принятии решений, умевший верно оценить всю обстановку в целом. Его план нарушал планы противника, поскольку генерал Кузнецов отводил советскую 51-ю армию на юго-восток, чтобы, в соответствии с приказом, оказать противодействие немецкому наступлению у Феодосии и Керчи.

Приморская армия генерала Петрова пришла в полное замешательство. Она утратила связь с Верховным Главнокомандованием и потому не имела приказа отступать. Петров собрал всех командиров, начальников штабов и комиссаров дивизий и бригад в штабе 95-й стрелковой дивизии в Екибаше. Между собравшимися закипел жаркий спор. Все боялись брать на себя ответственность. В итоге пришли к решению отступить на юг и защищать Севастополь.

Именно такой реакции и ожидал Манштейн, набрасывая план дальнейших действий в Аскания-Нова.

– Есть вопросы, господа?

– Нет, господин генерал!

– Отлично. Вы проследите за всем, Буссе. А я - в Тридцатый корпус.

Щелкнули каблуки. Снаружи, во внутреннем дворе, зарычал двигатель командирской машины. Тронулись в путь фургоны с рациями. Подвижное отделение штаба, передовой КП 11-й армии, отправлялся на фронт.

По прибытии в 30-й корпус Манштейна ждало опередившее его донесение о том, что 22-я пехотная дивизия генерал-майора Вольфа, в прошлом воздушно-десантная дивизия и потому лучше других укомплектованная автотранспортом, уже сформировала свой моторизованный передовой отряд из частей саперов, противотанковой и полевой артиллерии, армейских ПВО и пехоты. Группа под командованием майора Претца уже прошла Таганаш и двигалась к транспортному узлу Джанкой.

1 ноября боевая группа полковника Циглера овладела Симферополем. Вместе с разведывательным подразделением 22-й пехотной дивизии, находившимся под началом подполковника фон Боддьена, она пробилась через горы и вышла к южному побережью в районе Ялты, отрезая таким образом путь стремившимся к Севастополю крупным силам советской Приморской армии.

В восточном секторе Крыма 46-я пехотная дивизия вышла к Парпачскому перешейку и блокировала его прежде, чем туда успели подойти советские формирования. 3 ноября полки 170-й пехотной дивизии овладели городом Феодосией и ее гаванью. В ходе ожесточенных боев 46 и 170-я пехотная дивизии прорвались через Парпачский перешеек. Командир 401-го пехотного полка подполковник Тило и его адъютант лейтенант фон Протт погибли во время атаки у проволочных заграждений перед опорным пунктом. Потери ощутимо росли. Численность личного состава рот сократилась до двадцати человек, в лучшем случае до тридцати. Но, несмотря на это, победа была полной. Только штаб и отдельные разгромленные части советской армии без тяжелого вооружения смогли спастись бегством на материк через Керченский пролив. 15 ноября пал сильно укрепленный форпост - город Керчь.

Передовое подразделение 22-й пехотной дивизии майора Претца также наступало в соответствии с графиком. Обойдя Симферополь, оно вступило в скалисты горы Яйла. Хотя солдаты и не привыкли действовать в горах, они отлично приспособились к новыми для них условиям. Во взаимодействии с 124-м пехотным полком 72-й пехотной дивизии они овладели Алуштой и окружили советскую кавалерийскую дивизию. Взяли Ялту, порт и знаменитый курорт Монте-Карло на Черном море.

Подполковник Мюллер со своим 105-м пехотным полком 72-й пехотной дивизии повернул на запад, к Севастополю, вдоль идущей по берегу дороги и смелым броском захватил Балаклаву - самый южный бастион крепости. Все, казалось, шло в соответствии с планом.

50 и 132-я пехотные дивизии 59-го корпуса, двигавшиеся с севера, тоже действовали на подступах к Севастополю успешно. Но внезапно сопротивление советских войск обрело новую силу. В бой вступили советская морская пехота и крепостная артиллерия - свежие и боеспособные штурмовые части, - а также 79-я бригада курсантов военного училища из Новороссийска. Они не сдавали ни метра земли. Стало ясно, что с имевшимися в наличии уже вымотанными боями полками взять Севастополь с ходу немцам не удастся. Приза, способного увенчать корону победителя, Манштейн все же лишился.

Но хотя 11-й армии и не удалось овладеть Севастополем, высочайший боевой дух наступающих частей позволил тем не менее почти полностью уничтожить противника в поле. Двенадцать стрелковых и четыре кавалерийские дивизии были по большей части разгромлены. Шесть немецких пехотных дивизий взяли в плен свыше 100 000 солдат и офицеров противника, а также уничтожили или захватили 700 артиллерийских орудий и 160 танков.

16 ноября 1941 г. и далее перед 11-й армией стояла задача овладения последним бастионом вражеской обороны в Крыму, одной из сильнейших морских крепостей в мире, посредством удара с суши. Севастополь должен был пасть так или иначе. Нельзя было обойти эту морскую цитадель с ее обширным портом, нельзя было и блокировать, заперев с суши. Поскольку наличие Севастополя давало Сталину шанс в любой благоприятный момент развернуть морскую десантную операцию против фланга немецких войск на Восточном фронте, пришло время начать методичный штурм города-крепости. Ничто не могло быть оставлено без внимания. Правильное применение артиллерии и обеспечение ее боеприпасами превратилось в ключевую проблему в данной операции вслед за полным блокированием подходов к городу с суши.

Представление о том, какую предварительную работу приходилось проделывать артиллеристам, дает сцена, типичная для батарей 22-й пехотной дивизии, расположенной к северо-востоку от Севастополя. Унтер-офицер Плейер только что выплеснул воду из заржавевшей банки из-под консервов, стоявшей под дырой в крыше старого русского деревянного блиндажа, когда зазвонил телефон.

– Дора-два, - произнес Плейер в трубку. "Дора-два" - таков был позвыной штаба 22-го артиллерийского полка. Он располагался в знаменитой Бельбекской долине на высоте 304, неподалеку от маленького сельца Сюрень в 27 километрах от Севастополя.

Человек, голос которого звучал с противоположного конца телефонной линии, представился как Альбатрос-три.

– Я слушаю, - сказал Плейер. Медленно повторяя каждое слово, он записал сообщение: "Вчера ночью приехали восемь девушек без корзин. Конец донесения". - Сообщение принятно. Отбой.

Плейер положил на место трубку и взял зеленую папку с полки рядом с телефоном. Аппарат зазвонил вновь.

На сей раз с унтер-офицером говорил Цапля-пять. Цапля-пять передал через Плейера еще более странное сообщение, чем даже Альбатрос-три. Теперь о приехавших без корзин девушках речи не шло, но, как оказалось: "Органист запустил в Герду тортом".

Унтер-офицер Плейер не смеялся. Он старательно записывал текст, повторяя слова: "… в Герду тортом".

Донесения, подобные этим двум, шли и шли. Их присылали передовые наблюдатели, по вспышкам выстрелов и по звуку полета снарядов они определяли расположение орудийных позиций в Севастополе. Передавать свои сообщения наблюдатели могли только в зашифрованном виде, поскольку в труднодоступных районах русским то и дело удавалось подключаться к немецким телефонным линиям. Поэтому кодовые слова использовались для обозначения калибров, особенностей местности, огневых окопов, воинских частей и самих наблюдательных пунктов немцев. Потому-то и получались такие забавные фразы вроде "девушек, приехавших без корзин" или Герды, в которую "запустил тортом органист". На артиллерийских КП сведения о каждой обнаруженной пушке, наблюдательном или опорном пункте вносились в специальные реестры с указанием расстояний. Благодаря этому наводчики знали обо всех важных целях. Таким образом, крепость и подступы к ней находились под беспрестанным наблюдением, все время велась разведка, и постоянно пополнялись и корректировались списки объектов.

То, что мы видели в штабе 22-го артполка во второй половине ноября, происходило повсеместно на всех КП частей 11-й армии. Там кипела лихорадочная работа. Манштейн хотел взять Севастополь к Рождеству. 11-ю армию надлежало поскорее высвободить для выполнения другого задания наступления на Кавказ. Она не могла сидеть привязанной в Крыму вечно. По этой причине Манштейн сосредоточил на овладении Севастополем все свои силы.

После изнурительных боев в горах, где 11-я армия смогла также применить вновь прибывшую румынскую 1-ю горную бригаду, немцам удалось закрыть проход между левым флангом 54-го корпуса и 30-м корпусом в горах Яйла. Но четырех дивизий, стоявших восточнее крепости в конце ноября, было едва ли достаточно для решающего штурма. Как и всегда во время кампании в России, перед войсками слишком малой численности ставились очень крупные, грандиозные для них задачи. В результате Манштейн рискнул оголить открытый Керченский полуостров, оставив там всего одну дивизию - 46-ю пехотную. Это означало, что

300-километровую береговую линию охраняли фактически не более, чем усиленные полевые сторожевые заставы. Что случилось бы, высадись в Керчи русские? Манштейну приходилось уповать на лучшее. Он имел все основания доверять командиру 42-го армейского корпуса, графу Шпонеку, опытному и деятельному генералу, и его 46-й пехотной дивизии.

17 декабря закончились все последние приготовления к штурму Севастополя. С первыми проблесками рассвета по всему 20-километровому фронту 54-го корпуса открыли огонь орудия всех калибров. Вновь большую роль в операции играл 8-й авиакорпус генерала фон Рихтгофена. Его самолеты штурмовой авиации и пикирующие бомбардировщики наносили удары по советским укреплениям и огневым позициям. Началась первая битва за Севастополь.

Город пылал. Взять его предполагалось с севера. Направление главного удара пролегало через участок 22-й пехотной дивизии, образовывавшей правый фланг 54-го корпуса. Рядом действовали 132, 24 и 50-я пехотные дивизии. Гренадеры 16-го пехотного полка атаковали склоны Бельбекской долины и смогли далеко углубиться в советскую оборону.

2-й батальон вышел к знаменитому Камышлинскому ущелью и отчаянным броском захватил господствующую высоту 192. Измотанные и изрядно поредевшие взводы остановились - солдаты повалились спать прямо в кустарнике. Вместе с частями 132-й пехотной дивизии - соседней частью на юге - 16-й пехотный полк очистил от противника противоположный склон и ударил прямо по укрепленному району к югу от Бельбекской долины. Штурмовые батальоны 132-й пехотной дивизии, при активной и действенной поддержке минометов саперов, в первый день прошли не более 6-7 километров. Даже обычно наводившие страх на противника "Штука-цу-фусс" не смогли сломить упорного сопротивления защитников.

Правее, на ледяном пронизывающем ветру прокладывали себе путь вперед по гряде холмов через ряды дотов и колючей проволоки батальоны 65-го пехотного полка. Они продвигались очень медленно.

На самой оконечности правого фланга, на участке 47-го пехотного и румынского моторизованного полков, роты увязли на три дня перед укреплениями долины реки Качи. Убийственный огонь оборонявшихся не давал наступающим продвинуться. В их боевых порядках творился сплошной кошмар.

21 декабря на участке 47-го пехотного полка 22-й пехотной дивизии капитан Виннефельд повел свою роту в адское пекло. Но остаться там, где они находились, означало почти наверняка погибнуть. Атакуя, они могли получить шанс уцелеть.

– Вперед! Ворвемся в русские окопы! - В ход идут ручные гранаты, шанцевый инструмент, автоматы! Убей или будешь убит! Таким вот образом 3-й батальон 47-го пехотного полка прорвал русские рубежи. На берегу эскадроны 22-го разведывательного подразделения и 6-я рота полка специального назначения "Бранденбург" овладели самым передовым советским опорным пунктом.

Затем на советских рубежах разгорелся жестокий рукопашный бой - немцы и русские, казалось, готовы были загрызть друг друга, разорвать на части голыми руками. Наконец 23 декабря 22-я пехотная дивизия силами 16-го пехотного полка полковника фон Хольтица вышла к дороге, ведущей в крепость с севера на юг. Внешнее кольцо укреплений, опоясывавших Севастополь, находилось в руках немцев.

Но Севастополь держался. Из стволов спаренных башенных тяжелых орудий батареи "Максим Горький" скрывающиеся под землей защитники обстреливали позиции противника 305-мм снарядами. Доты и пулеметные точки поливали немцев огнем. И в этом аду войска Германии встретили Рождество.

Не было свечей, звона колоколов и писем. Зачастую и для многих подолгу не находилось горячей пищи.

24-я и 132-я пехотные дивизии продвигались лишь мелкими шажками. Хорошо пристрелявшиеся советские минометные батареи обстреливали немецкие резервы в просветах между зарослями кустарника и на дороге. Защитники прочно обосновались в выстроенных из теса и земли дзотах и блиндажах, которые приходилось брать с боя один за одним. Так единый штурм распался на множество отдельных маленьких сражений. Батальоны 24-й пехотной дивизии буквально приносили себя в жертву ради продолжения наступления. Единственный ощутимый прогресс наблюдался на участке 22-й пехотной дивизии.

28 декабря в 07.00 измотанные солдаты 22 и 24-й пехотных дивизий сгруппировались для окончательного штурма главного района обороны крепости. Полковые командиры сидели у полевых телефонов, получая приказы.

– Общий штурм. Всеми силами, - вот что требовали они. - Крепость должна пасть в канун Нового года!

В канун Нового года. И они пошли.

Все, кто побывал в том сражении и остался жив, и по сей день вздрагивают при одном воспоминании о нем. Такого 65-й, 47-й и 16-й пехотные полки прежде не видывали.

Полковник фон Хольтиц со своим 16-м полком находился в самом центре штурма. Перед наступлением темноты 28 декабря штурмовые части проложили себе путь к самому мощному форту Сталина - ключевому опорному пункту на северных подступах к Севастополю. Если форт будет взят, дорога к Северной бухте - огромной гавани Севастополя - окажется открытой. Тот, кто овладеет портом, сможет задушить оборону крепости.

В тот момент, 29 декабря, разорвавшейся бомбой на штаб Манштейна свалилась новость: после подготовительной высадки у Керчи, мощные советские силы вторжения десантировались теперь также и у Феодосии, на перешейке между Крымом и Керченским полуостровом. Они смели малочисленные немецкие рубежи прикрытия и овладели городом. Защищали район только 46-я пехотная дивизия да несколько слабых румынских частей. Все остальные войска командующий задействовал для штурма Севастополя.

– Что мы предпримем теперь, господин генерал? - спросил командующего начальник оперативного отдела 11-й армии.

И что же, в самом деле, можно было предпринять? Оставить в Керчи и Феодосии все как есть до падения Севастополя? Или же приостановить натиск на город, а высвободившиеся войска бросить на устранение угрозы у себя в тылу?

Манштейн не любил принимать решений в спешке. Он отправился в здание школы села Сарабуз, где с середины ноября размещался штаб 11-й армии, чтобы внимательно изучить последние донесения. Сам генерал, равно как его начальник штаба и начальник оперативного отдела квартировали в старой крестьянской хате по соседству, в очень скромно обставленных комнатах. Кровать, стол, стул, умывальник с полотенцем - вот, собственно, и вся обстановка. Манштейн не любил реквизировать мебель, чтобы, как он сам выражался, "создавать себе комфорт, которого лишены солдаты".

Оперативные карты в штабе отражали смертельно опасную ситуацию, в которой находилась Крымская армия в течение последних пяти часов. Несколько дней назад, как раз на Рождество, части советской 51-й армии неожиданно форсировали Керченский пролив шириной всего пять километров и после успешного завершения переправы 26 декабря 1941 г. сосредоточились по обеим сторонам от города.

Командир 42-го корпуса генерал-лейтенант граф фон Шпонек отрядил свои 73 и 170-ю пехотные дивизии для штурма Севастополя, оставшись на полуострове только с 46-й пехотной дивизией. Однако три ее полка смогли, устремившись в немедленную контратаку при температуре 30 градусов ниже нуля, не дать советским войскам расширить их плацдармы и после переброски последних резервов даже сбросить в некоторых местах противника в море. Вздохнув с облегчением, Манштейн не стал отменять наступательных операций под Севастополем. Но на сей раз, 29 декабря, русские уже с 02.30 находились в Феодосии.

Манштейн изучал красные стрелки на оперативной карте. Если немедленно не бросить против русских какие-то части, неприятель сможет блокировать Парпачский перешеек, 20-километровый проход из Крыма на Керченский полуостров, отрезать 46-ю пехотную дивизию и ударить в тыл немецким войскам под Севастополем. Вновь стали очевидными последствия безбожного нарушения германским Верховным командованием непреложных законов современной войны: 11-я армия не располагала моторизованными мобильными оперативными резервами. Было только одно решение: перебросить к Феодосии часть войск из-под Севастополя.

Сдерживая волнение, стояли рядом с Манштейном перед картой начальник штаба и начальник оперативного отдела. Что же, прервать сражение за Севастополь? Именно этого и добивалось советское командование, высаживая войска у Керчи?

Манштейн и его офицеры напряженно обдумывали ситуацию, взвешивая все "за" и "против". Разве все не выглядело так, что под Севастополем, на участке 22-й пехотной дивизии, достаточно было одного последнего усилия, чтобы захватить жизненно важную бухту? Если это удастся, немцы овладеют господствующей позицией, тогда штурм города можно будет отложить без всякого риска даже на несколько недель. Взятие под контроль немцами Северной бухты не позволит противнику перебрасывать в город подкрепления по морю. Он окажется в плотном кольце, а высвобожденные дивизии можно будет направить к Феодосии и Керчи, чтобы сбросить советские войска обратно в море. Главное, чтобы генерал граф Шпонек смог продержаться еще хотя бы два или три дня. Конечно же, собрав все возможные резервы, он сможет связать русских под Феодосией на такой непродолжительный срок.

В этом виделся разумный выход. Поэтому Манштейн приказал:

– На северном участке перед Севастополем Двадцать вторая пехотная дивизия возьмет форт Сталина и продвинется к бухте. Атака на город с востока будет приостановлена; Сто семидесятая пехотная дивизия будет немедленно снята с форта и переброшена к Феодосии.

Началась погоня за временем. Окажется ли верным расчет? В 10.00 29 декабря 1941 г. в штаб армии пришло шифрованное сообщение из корпуса графа Шпонека. Содержание не могло не вызывать тревоги: "Командование корпуса выводит войска с Керченского полуострова. 46-я пехотная дивизия начинает продвижение в направлении Парпачского перешейка".

Манштейн заколебался. Несколько дней назад, в Рождество, когда по обеим сторонам Керчи высадилась советская 244-я стрелковая дивизия, граф Шпонек предлагал оставить полуостров. Манштейн решительно отверг подобное предложение и недвусмысленно приказал оборонять эти жизненно важные подступы к Крыму. Теперь командир 42-го корпуса действовал без разрешения и даже вопреки строгому приказу.

Манштейн распорядился передать назад в корпус:

– Немедленно остановить отход.

Но сообщение не достигло цели. Штаб корпуса больше не отвечал. Граф Шпонек уже распорядился демонтировать рацию. Впервые со времени начала кампании на Востоке командир такого высокого ранга не подчинился приказу начальника. Симптоматический случай, затрагивающий основополагающие принципы. Генерал-лейтенант граф Ганс фон Шпонек, наследник дюссельдорфского рода кадровых офицеров, родившийся в 1888 г., служивший еще в Императорской гвардии, был человеком исключительной личной храбрости и прекрасным боевым командиром. Командуя 22-й воздушно-десантной дивизией, которая в 1940 г. в результате смелого рейда захватила "крепость Голландию", Шпонек получил за Западную кампанию "Рыцарский крест". Впоследствии, уже как командир 22-й пехотной дивизии, в которую преобразовали воздушно-десантную дивизию, он также отличился во время форсирования Днепра.

Значение произошедшего состояло в том, что граф Шпонек стал первым немецким командиром в звании генерала на Восточном фронте, который, когда две советские армии атаковали его единственную дивизию, оказавшись перед альтернативой держаться насмерть или отступить, выбрал последнее. Он отреагировал на советскую угрозу не в соответствии с гитлеровскими принципами руководства войсками, а в соответствии с правилами, воспитанными в нем прусским генштабом. Они требовали от командира холодно и беспристрастно взвешивать каждую ситуацию, проявлять гибкость, принимать решения в соответствии с обстановкой и не бросать солдат в мясорубку без какой-то очень веской на то причины. Шпонек такой причины не видел.

Какие же соображения заставили графа не подчиниться приказу свыше?

Хотя сам Шпонек никаких записок и дневников не оставил, его начальник оперативного отдела и заместитель начальника штаба, майор Айнбек, изложили в служебной записке аргументы командования корпуса. Сохранился также доклад подполковника фон Альфена, начальника штаба 617-го инженерного полка.

Вот какая картина складывается из этих документов. 28 декабря 1941 г. 46-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Гимера, собрав в кулак все свои резервы, сумела ликвидировать советский плацдарм к северу от Керчи. Советские солдаты, а особенно уроженцы Кавказа, демонстрировали невероятные чудеса храбрости. Несмотря на 20-градусный мороз, они подобрались к крутому берегу по шею в воде, создали там опорный пункт и без поставок снабжения держались в течение двух суток. Раненые превращались в затянутые ледком груды плоти. Многие умирали от переохлаждения. Войска противника, высадившиеся к югу от Керчи, оказались блокированы, но в этот момент советские морские части атаковали у Феодосии, в 100 километрах от Керчи. Под покровом темноты в гавань вошли тяжелый крейсер, два миноносца и десантные суда.

Из 147-го армейского дивизиона береговой артиллерии, посланного на защиту Феодосии, к месту назначения добрались пока только четыре 105-мм орудия и личный состав штаба. Вдобавок в порту находились всего одна немецкая и одна чешская гаубицы. Советские боевые корабли выхватили лучами своих прожекторов орудийные позиции немцев и, обрушив на них всю мощь своей артиллерии главного калибра, разнесли в щепы. После этого русские произвели высадку.

Для пехотного боя немцы располагали саперным взводом из подразделения десантных лодок и истребительно-противотанковым взводом с двумя 37-мм противотанковыми пушками. К счастью, 46-й инженерный батальон, шедший маршем на запад, разместился в Феодосии на ночлег. Граф Шпонек поручил отражение советского десанта подполковнику фон Альфену. Подполковник собрал и поставил под ружье всех, кого только смог найти, - казначеев, механиков-ремонтников, личный состав продовольственных складов и почтовой службы, дорожно-строительную роту и связистов. С помощью такой пестрой команды он организовал первую линию обороны на подступах к городу.

В 07.30 в штаб графа Шпонека в Кенегесе поступило донесение: "Советские войска высаживаются также на открытом берегу к северо-востоку от Феодосии". Десантировалась целая дивизия.

Через несколько минут телефонная связь с армией и с Феодосией оборвалась - как раз после того, как граф Шпонек получил сообщение о том, что Манштейн посылает к Феодосии 170-ю пехотную дивизию из-под Севастополя и две румынских бригады из гор Яйла.

Какие цели преследовали русские? Тактическая их задача заключалась в том, чтобы перерезать узкий перешеек между Крымом и Керченским полуостровом и уничтожить 46-ю пехотную дивизию. Но стратегическая цель, вне сомнения, состояла в нанесении со своего плацдарма под Феодосией быстрого удара по Крыму с целью захвата транспортного узла в тылу у Севастопольского фронта и пресечения поступления тылового обеспечения 11-й армии.

То, что русские преследуют стратегические цели, а не просто осуществляют рейды местного характера на побережье, подтверждалось тем фактом, что силы вторжения включали в себя две армии - 51-ю под командованием генерала Львова в районе Керчи и 44-ю под началом генерала Первушина под Феодосией. 44-я армия уже высадила примерно 23 000 военнослужащих 63 и 157-й стрелковых дивизий.

Генерал граф Шпонек задался вопросом: хватит ли у 46-й пехотной дивизии сил сбросить войска противника в море в Керчи и одновременно удержать Парпачский перешеек в боях против высаживавшихся в Феодосии советских частей? Он ответил "нет".

Майор Айнбек написал: "Командование корпуса могло перехватить инициативу, только немедленно сфокусировав все усилия в районе Феодосии. На данном участке можно было предотвратить наступление противника на Джанкой или Симферополь, создававшее угрозу 11-й армии. Это решение означало оставление Керченского полуострова вплоть до линии Парпачского перешейка".

Граф Шпонек считал, что ввиду ответственности, которую он несет за жизнь 10 000 человек, времени терять нельзя. Видя и понимая ситуацию такой, какой она была вблизи, непосредственно там, где протекали события, он считал оправданным поступить вразрез с приказом командующего. Граф понимал, что рискует собственной головой. Он знал суровые законы военной дисциплины, но также осознавал моральную обязанность командира выбирать между обоснованным и формальным приказом в пользу первого. Ему не удалось избежать трагической дилеммы, которая возникает в тех случаях, когда обязанность человека выполнять распоряжения входит в столкновение с личными представлениями об оперативной необходимости.

В 08.00 29 декабря граф Шпонек приказал 46-й пехотной дивизии выйти из боевого соприкосновения с неприятелем под Керчью, форсированным маршем выступать к Парпачскому перешейку, "атаковать противника в Феодосии и сбросить его в море". Он послал в штаб армии сообщение о предпринятом шаге и тут же распорядился демонтировать рацию.

Довольно о стратегических и тактических соображениях графа Шпонека. Они были разумными, трезвыми и смелыми. В них нет ни тени трусости, нерешительности - совесть графа чиста.

При температуре минус 40 градусов, в ледяную метель батальоны 46-й пехотной дивизии, части ПВО, саперы и артиллеристы выступили в поход. Им предстояло покрыть расстояние в 120 километров. Только раз, и то случайно, объявили пятнадцатиминутную остановку, чтобы дать солдатам по кружке горячего кофе. Они шли маршем сорок шесть часов. Люди обмораживали носы и пальцы рук и ног. Большинство коней не имело зимних подков и выбивалось из сил. Они падали от изнеможения. Артиллеристам приходилось бросать орудия на обледеневшей дороге.

В то время как полки 46-й пехотной дивизии отходили в чрезвычайно трудных условиях, но тем не менее в порядке, Манштейн привел в действие план овладения фортом Сталина у Севастополя, а затем оказания помощи графу Шпонеку. Роты 16-го пехотного полка изготовились для решающего штурма. Укрепления форта зловеще высились над заграждениями из колючей проволоки и окопами, преграждавшими подступы к нему. Немецкие штурмовые подразделения бесшумно прокладывали себе путь через проволоку. Взлетела в воздух красная ракета. Немецкая артиллерия открыла огонь дымовыми зарядами, чтобы ослепить русских в форте.

Вот уже немцы прорываются через первые рубежи, захватывают первые галереи, берут первых пленных. Они были измучены до крайности, совершенно вымотаны и безучастны. Но численность личного состава батальонов 16-го пехотного полка сократилась до шестидесяти-восьмидесяти человек.

Следовало ли продолжать кровопролитное сражение в свете ситуации на Парпачском перешейке? Манштейн пришел к выводу, что не следовало. Учитывая обстановку вокруг Феодосии, он больше не хотел рисковать и отдал приказ о прекращении штурма. Шел последний день 1941 г.

Полковник фон Хольтиц со своим 16-м пехотным полком покинул кровью добытые укрепления форта и, в соответствии с инструкциями, отошел на исходную позицию в Бельбекской долине. 24-я пехотная дивизия могла удержать свои позиции, но для нее, также как и для всех прочих частей и соединений 11-й армии на подступах к Севастополю, приказ был один: ждать.

Прошло еще пять месяцев, прежде чем возобновилась битва за наиболее мощную крепость времен Второй мировой войны, и пять с половиной месяцев, прежде чем 16-й полк вновь оказался в форте Сталина. Утром 31 декабря 1941 г. передовые батальоны 46-й пехотной дивизии вышли к Парпачскому перешейку. Но головные части советской 63-й стрелковой дивизии оказались там раньше их и овладели Владиславовкой, что к северу от Феодосии. Так что же, выходит, дивизия напрасно осуществила свой маневр, чтобы отрваться от противника?

– Атаковать, прорваться и взять Владиславовку! - приказал генерал Гимер 46-й пехотной дивизии. Войска быстро построились для атаки на ровном заснеженном плато. Ледяной ветер, дувший с Кавказа, пронизывал их тоненькие шинельки и заставлял кровь стыть в жилах. Слезы слабости и беспомощности стекали по небритым щекам.

Измотанные полки продвинулись еще на шесть с половиной километров. Потом остановились. Солдаты просто рушились в снег.

Под прикрытием темноты батальоны в конце концов обошли расположения русских по правому краю и, устремившись через все еще открытую часть перешейка, "заняли позиции" на промерзшей земле, развернувшись к югу и востоку. Последние арьергардные части подтягивались к рубежу обороны, наскоро созданному 1-й ротой 88-го инженерного батальона.

Русские атаковали на следующий день в полдень. Немцы смогли сдержать натиск. К западу от Феодосии на пути советской 157-й дивизии тоже возник прозрачный заслон, образованный подтянувшимися в последний момент 213-м пехотным полком 73-й пехотной дивизии и румынскими частями из состава горного корпуса.

Когда русские бросили вперед танки, три уцелевших самоходных орудия из "Львиной бригады" спасли положение. Капитан Пайтц перебросил их на фронт от Бахчисарая, где они обеспечивали прикрытие от действий партизан. Лейтенант Дамманн, командир батареи, сумел подобраться к вражеским танкам по холмистой местности к юго-западу от Владиславовки на расстояние 600 метров и только тогда открыл огонь. Завязалась ожесточенная дуэль. Шестнадцать советских T-26 остались на поле битвы сгоревшими или потерявшими ход. Острие танкового наступления советской 44-й армии было сломлено. Опасность русского броска в глубокий тыл действовавшим под Севастополем частям удалось предотвратить. Противник был остановлен.

Если судить по результатам, граф Шпонек принял верное решение. Или же все-таки есть сомнения? Сам Манштейн в своих мемуарах не дает однозначного ответа - ни положительного, ни отрицательного. Он порицает графа Шпонека за то, что тот поставил армию перед fait accompli1, сделав невозможными испробовать любые другие варианты.

Манштейн говорит: "Столь поспешный отход 46-й пехотной дивизии не являлся средством сохранения ее боевого состава. Если бы под Феодосией противник действовал правильно, дивизия, принимая во внимание состояние, в котором она достигла Парпачского перешейка, едва ли смогла бы проложить себе путь на запад". Если бы! Но противник действовал неверно, а считают по результатам. Как бы кто ни оценивал шаг Шпонека, решение свое генерал принимал не под влиянием бесчестных мотивов и трусости. Его отстранение от командования Манштейном можно оправдать принципиальными соображениями Шпонек не подчинился приказу. Но это не все. Военный трибунал ставки фюрера, проводившийся под председательством рейхсмаршала Геринга, приговорил генерал-лейтенанта графа фон Шпонека, представшего перед этим высоким собранием, к лишению всех званий, орденов и наград и смертной казни.

Гитлер сам, похоже, имел все же сомнения в отношении справедливости этого варварского приговора, поскольку по ходатайству командующего 11-й армией заменил смертную казнь семью годами заключения. На фоне будущих приговоров это примечательное решение можно считать почти что оправданием.

Но два с половиной года спустя, после 20 июля 1944 г., одна из расстрельных команд Гиммлера исправила последствия проявленного Гитлером милосердия. Графа фон Шпонека расстреляли без всякого обвинения и приговора суда.

Безжалостность, с которой трибунал судил графа Шпонека, не миновала и 46-й пехотной дивизии. То, что сделал принявший под свое начало группу армий "Юг" генерал-фельдмаршал фон Райхенау с военнослужащими дивизии, было столь же жестоком, сколь и приговор, вынесенный командиру корпуса. В начале января 1942 г. командиров четырех ее полков вызвали в штаб дивизии. Бледный командир дивизии генерал-лейтенант Гимер дрожащим от негодования голосом зачитал им телетайпное сообщение, полученное из группы армий. Там говорилось следующее: "Ввиду вялой реакции на высадку русских на Керченском полуострове, а также преждевременного отступления с полуострова, я объявляю 46-ю дивизию лишенной солдатской чести. Награждения и повышения в звании под запретом до поступления отменяющего приказа. Подпись: генерал-фельдмаршал фон Райхенау".

Мертвой тишиной встретила несправедливый приговор храбрая дивизия. В чем же состояла ее вина? Она выполнила приказ своего командира. Она перенесла ужасные лишения, прошла через ад и после этого, отважно сражаясь, предотвратила прорыв неприятеля в Крым. И вот награда. Жестокое унижение за несовершенные преступления, непомерная ноша, которую взвалили на солдатские плечи, прикрыв это раздутыми и не подходящими ни под какие рамки понятиями о воинской чести и доблести.

Но приговор целой дивизии отважных смельчаков не менял сути проблемы - частям по-прежнему ставились задачи, которые те не могли решить в силу своей недостаточной численности. Этот факт, высвеченный печальным светом "дела Шпонека" и унижением 46-й пехотной дивизии, вскоре явил себя во всей уничтожающей мощи не только в Крыму. Тут, как и повсюду, скоро стало очевидно, что Сталин ни в коем случае не разгромлен, не побежден, напротив, он мобилизует людские ресурсы громадной империи, чтобы обратить себе на пользу поражения прошедшего лета. И ему удавалось это, потому что фатальная слабость немцев проявлялась со все большей очевидностью - слишком мало солдат для ведения тяжелых боев на огромных просторах России.

Сегодня в эпоху технологических войн, когда на первый план вышли механизация и автоматизация, наличие оружия массового поражения может свести на нет численное превосходство противника в живой силе. Но во времена, когда Гитлер пришел в Россию, его еще не существовало. Количество солдат, численность дивизий - все это продолжало играть огромную роль. Учитывая поставки вооружений, которые текли в Советский Союз из экономически сильнейшего союзника, Америки, живая сила становилась решающим фактором. В этом заключалась причина превосходства русских. После шести месяцев сокрушительных немецких побед враг, хотя и жестоко битый, потрясенный и, казалось, уже находившийся на грани катастрофы, сумел оправиться и добиться успеха, ставшего предвестником поворота в войне. Изменение баланса сил проиллюстрировали бои, которые вела группа армий "Юг" на материке и на которые мы теперь обратим наше внимание. Мы не можем, однако, оставить Крымский ТВД с его духом героизма, трагедии и мрачной символики, не сказав ни слова о коррективе, внесенной в анналы военной истории в отношении храброй 46-й пехотной дивизии. В конце января 1942 г. преемник Райхенау, генерал-фельдмаршал фон Бок, велел зачитать дивизии следующий приказ: "За исключительные качества, проявленные в обороне перешейка с начала января, я выражаю 46-й дивизии мою особую благодарность и с нетерпением жду представлений на награждения и повышения в званиях". 46-я пехотная дивизия вернула себе честь и доброе имя. 3. Промышленный регион Советского Союза Танковая армия Клейста захватывает Сталинo - 6-я армия берет Харьков - Первый раунд в битве за Ростов - Оберштурмфюрер Ольбётер и тридцать солдат - Рундштедт отстранен - Первый тревожный сигнал.

Как обстояли дела на других фронтах, где сражались войска группы армий "Юг"? Когда Манштейн ворвался в Крым, другие армии группы армий "Юг", действовавшие на материке, продвигались дальше на восток между реками Днепр и Донец.

Танковая группа Клейста, переименованная теперь в 1-ю танковую армию, преследовала разгромленного врага и изготавливалась для удара на Ростов. Между 12 и 17 октября после ожесточенных боев немцы овладели портом Таганрог на Азовском море. Цена этой победы продемонстрирована тем фактом, что от 3-й роты пехотного полка "Лейбштандарт Адольф Гитлер" к завершению операции осталось всего семь человек. Все остальные погибли, но Миус был успешно форсирован. 20 октября 1941 г. немецкая 1-я горнострелковая дивизия захватила Сталинo, выбив оттуда советскую 12-ю армию. Таким образом, главный центр производства вооружений в районе Донца, наиболее важный индустриальный регион Советского Союза, находился в руках немцев. Согласно концепции Гитлера - теории, которую он противопоставлял генштабу и Главному командованию, - исход войны решался захватом промышленных центров, значит, теперь поражение Сталина должно было быть предрешено.

28 октября все части 1-й танковой армии генерал-полковника фон Клейста вышли к Миусу, а 17-я армия генерала фон Штюльпнагеля - к Донцу. За четыре дня до этого 6-я армия Райхенау на северном фланге наступления группы армий овладела индустриальным центром городом Харьковом.

Но затем, как и повсюду на Восточном фронте, период осенней распутицы остановил боевые операции. Армии увязли в грязи. Только 17 ноября, когда основательно подморозило, Клейст на правом фланге смог возобновить продвижение. За сорок восемь часов до этого на Центральном фронте генерал-фельдмаршал фон Бок дал старт "атаке на Москву".

Но Советы употребили себе на пользу период вынужденной остановки противника. На Кавказе маршал Тимошенко собирал новые дивизии, корпуса и армии. Среди членов военного совета Юго-Западного фронта находился один в ту пору малоизвестный человек, с огромной энергией занимавшийся созданием новых частей и организацией партизанского движения. Звали его Никита Сергеевич Хрущев.

В то время как советское Верховное Главнокомандование мобилизовало все новые и новые армии, у немцев острее и острее ощущалась всеобщая нехватка ресурсов. Резервов не хватало - их просто не было ни у кого. Если где-нибудь русские осуществляли прорыв, чтобы залатать брешь, приходилось перебрасывать туда части с другого участка. Становилось совершенно очевидным, что на Восточном фронте немцам не хватало как минимум трех армий - по одной на каждую группу армий. Зловещим примером постоянного дефицита войск стала ситуация, сложившаяся в сражении, которое вела групп армий "Юг" за Ростов.

17 ноября 3-й танковый корпус генерала фон Макензена начал штурм этих ворот Кавказа силами 13 и 14-й танковых, 60-й моторизованной дивизии и "Лейбштандарта". Полк "Лейбштандарт", усиленный 4-м танковым полком 13-й танковой дивизии, вышел на внешние укрепления Султан-Салы. Левее нее 14-я танковая дивизия ударила на Большие Салы. Генерал Ремизов, оборонявший Ростов своей 56-й армией, ответил сильной атакой против фланга 14-й танковой дивизии. Тогда Макензен направил 60-ю моторизованную дивизию во фланговый бросок на восток, чтобы прикрыть свой фланг.

20 ноября три мобильные дивизии пробились в город, население которого насчитывало 500 000 жителей, и продолжили продвижение прямо к Дону. 1-й батальон "Лейбштандарт" ударил через ростовский железнодорожный мост и захватил его в целости и сохранности. Тем временем 60-я моторизованная пехотная дивизия обеспечила открытый фланг корпуса за счет смелого броска на восток и юго-восток и овладела Аксайской, в то время как 13-я танковая дивизия по пятам преследовала отступавшего противника с запада. Ростов, ворота в советский нефтяной рай, находился в руках немцев.

Решительная победа. Мосты через Дон в Ростове представляли собой не просто переправу через реку: эти мосты вели на Кавказ и дальше в Персию. Не зря же Британия и Советский Союз вошли в Персию в конце августа 1941 г. и построили дорогу от Персидского залива через Тебриз к советскому фронту на Кавказе. Таким образом Советский Союз получил прямой сухопутный путь единственный, - связывавший его с богатыми западными союзниками. Старая Военная грузинская дорога, ведущая от долины Терека через перевалы в горах к Тифлису, завоеванному русскими примерно в середине девятнадцатого столетия, приобретала новое значение.

В результате Ростов превратился в своего рода центр коммуникаций, перевалочную станцию между Советским Союзом и Британией для поставок вооружения и разного рода грузов через Персидский залив. Естественно, советский Генеральный штаб попытался сделать все возможное и невозможное для того, чтобы отбить Ростов у немцев и преградить танковой армии Клейста доступ на Кавказ.

Используя 37 и 9-ю армии генералов Лопатина и Харитонова, Тимошенко проводил весьма искусную операцию. В результате поворота Макензена на юг между 17-й армией и 1-й танковой армией образовалась брешь - "окно", которое из-за нехватки войск трудно было закрыть немедленно. Здесь возникала возможность для Тимошенко. Он двинул свои войска в брешь и ударил в тыл 3-му корпусу. Сложилась опасная ситуация.

Чтобы спасти положение, Макензену пришлось снять с фронта сначала 13-ю, а потом и 14-ю танковые дивизии и развернуть их в районе Генеральского моста и моста Буденного на угрожаемом Тусловском участке. Но не успел Макензен более или менее разрядить обстановку в тылу, как Тимошенко атаковал восточный и южный фланги ослабленного немецкого корпуса. Основной удар приняли на себя 60-я моторизованная дивизия и "Лейбштандарт".

Было 25 ноября 1941 г. Мотоциклисты моторизованного разведывательного батальона из состава "Лейбштандарт" удерживали восьмикилометровый участок вдоль южной оконечности Ростова, непосредственно на берегу Дона, ширина которого в том месте доходила до километра. Но огромная река перестала быть препятствием - она замерзла. Погода была отвратительная - пронизывающий холод. Солдаты же не имели подходящего обмундирования.

Тревога прозвучала в 05.20. Советские полки - части 343-й и 31-й стрелковых дивизий, а также 70-й кавалерийской дивизии - атаковали позиции немцев по всей их ширине. На самом переднем крае залегли триста гренадеров - всего только триста. А на них шли три советские дивизии. Первый приступ сделала 343-я стрелковая дивизия. На какой-то момент шок парализовал немцев: сцепив руки, с песней и криками "Ура!" советские батальоны надвигались на них широким фронтом из холода ледяного рассвета. Штыки казались остриями копий, торчавшими из живой стены. Стена приближалась ко льду Дона. По команде русские перешли на бег. Все так же сцепив руки, они волной катились по льду.

Оберштурмфюрер1 Ольбётер, командир 2-й роты, находился впереди со станковым пулеметом 3-го отделения.

– Надо выждать, - произнес он.

Проделав бреши в шеренгах атакующих, взорвались первые мины из тех, что поставили накануне немецкие саперы на льду. Но людская масса продолжала накатываться.

– Огонь! - скомандовал Ольбётер. Застрекотал пулемет. Спустя долю мгновения к нему присоединились и другие.

Точно гигантская невидимая коса скосила первую волну атакующих, бросая тела на лед. Та же участь постигла и вторую. Чтобы представить себе, как могла атаковать и умирать советская пехота, надо было побывать на берегу Дона в Ростове.

Перешагивая через раненых и мертвых, вперед шли следующие волны. И каждая из них подходила ближе, чем предыдущая, прежде чем пасть от мановения невидимой косы.

Дрожащими пальцами заправлял новую ленту в пулемет Хорст Шрадер, девятнадцатилетний второй номер пулеметного расчета. Глаза парня расширились от страха. Ствол дымился. Точно откуда-то с другой планеты Шпадер услышал голос командира расчета:

– Меняй ствол! Ствол меняй!

На участке 2-й роты советский 1151-й стрелковый полк атаковал силами двух батальонов. Три волны атакующих уже лежали на льду. Последняя - по численности равная батальону - надвигалась на оборонявшихся.

Русские ворвались на позиции и бросились на пулеметчиков. Рассыпавшись, они кололи штыками гренадеров в их окопчиках. Затем вновь сосредоточились. Если бы противника не удалось немедленно отбросить отчаянной контратакой, дела мотоциклистов из разведывательного подразделения "Лейбштандарт" были бы совсем плохи. Южные подступы к Ростову находились в опасности.

На участке 1-й роты денек выдался особенно жаркий. Здесь атаковали два советских стрелковых полка - 177 и 248-й. Передовая шеренга оказалась всего в 20 метров от немецких позиций. Как раз в тот момент три немецких штурмовых орудия с гренадерами на броне прибыли на участок 2-й роты для контратаки и сумели отрезать прорвавшихся русских. Шесть офицеров и 390 сержантов и рядовых оказались в окружении. Многие из них страдали от ран. Свыше 300 красноармейцев лежали убитыми перед немецкими позициями.

Ожесточенный бой не прекращался целый день. На следующий день русские появились снова. И днем позже тоже.

28 ноября русские ворвались на позиции 1-й роты. Это были части советской 128-й стрелковой дивизии, сформированной в июле и переброшенной из Краснодара под Ростов, где они и приняли свой первый бой. Оберштурмфюрер Ольбётер решил немедленно контратаковать, но на сей раз всего с тридцатью солдатами и двумя самоходными орудиями. Первым делом, конечно, предстояло срезать сапоги с обмороженных ног. Он обернул ноги бинтами, кусками фланели и двумя попонами, стянув все это веревками. Затем он взобрался на броню самоходного орудия.

– Пошли! - только и сказал он. - Пошли!

Ольбётер был опытным тактиком. Одной самоходкой он атаковал на левом фланге, а вторую послал в обходной маневр, с тем чтобы ударить русским в правый фланг. Держась САУ и ведя огонь на бегу, группа Ольбётера врубилась в порядки противника. Несмотря на отмороженные и завернутые в попоны ноги, оберштурмфюрер появлялся то слева, то справа от штурмового орудия, направляя действия солдат, раздавая распоряжения и команды и стреляя из автомата.

Бой продолжался два часа. По завершении его Ольбётер привел три дюжины пленных. Ему удалось смять позиции противника. Застигнутые врасплох, измотанные боем, красноармейцы бежали через Дон. Вновь проявилась типичная слабость русских: на нижнем уровне командованию их не хватало гибкости, поэтому оно часто оказывалось неспособно развить успех. 300 тел убитых советских солдат осталось лежать на отбитых немцами позициях. Но среди них лежало также и большинство солдат и офицеров-мотоциклистов из 1-й роты разведывательного батальона оберштурмбанфюрера1 Майера.

Но что толку в локальных успехах? Русские вернулись. Они упорно атаковали вновь и вновь и в конечном итоге прорвали тонкую линию немецкой обороны. Самый величайший героизм и самопожертвование не спасали ситуацию. Факт оставался фактом - немецким войскам под Ростовом не хватало численности. Три сильно потрепанные дивизии, в ротах которых не набиралось иногда и трети от нормального личного состава, просто не могли долго сдерживать бесконечный натиск пятнадцати советских стрелковых и кавалерийских дивизий, а также нескольких танковых бригад.

Вновь проявилась основополагающая слабость немцев - нехватка ресурсов. Фронт 3-го корпуса растянулся на 110 км. Удерживать его с имевшимися в наличии войсками не представлялось возможным. Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт осознавал это, бомбардируя звонками начальника генерального штаба сухопутных войск и ставку фюрера, он просил разрешения оставить Ростов.

Но Гитлер и слышать не хотел об отступлении. Он отказывался верить в то, что русские могли оказаться сильнее. Он настаивал на твердости, тогда как для исправления ситуации требовался здравый смысл. Итак, Рундштедт получил приказ держаться.

Но на сей раз Гитлер ошибся. Генерал-фельдмаршал отказался подчиняться приказу. Гитлер в свою очередь освободил его от командования. Генерал-фельдмаршал фон Райхенау, до того командующий 6-й армией, приняв группу армий "Юг", немедленно остановил отступление, старт которому весьма благоразумно уже дал Рундштедт.

Но даже и Райхенау не мог закрыть глаза на неумолимую реальность. Через двадцать четыре часа после вступления в должность командующего группой армий, в 15.30 1 декабря 1941 г., он позвонил в ставку фюрера:

– Русские прорывают растянутую и слишком тонкую линию немецких позиций. Чтобы предотвратить катастрофу, надо сделать фронт короче - иными словами, отойти за Миус. Другого выхода нет, мой фюрер!

То, в чем Гитлер отказал Рундштедту двадцать четыре часа назад, пришлось разрешить Райхенау - сдать Ростов.

Отступление хотя и не являлось катастрофой, стало все же первым откатом с начала войны. Это был искусный "гибкий отход". Большая часть важного Донецкого бассейна осталась в руках немцев.

Но ничего не могло прикрыть того факта, что немецкая армия на Востоке понесла первое крупное поражение. В своей армейской штаб-квартире под Москвой, в имении Толстого Ясная Поляна, Гудериан мрачно заметил:

– Это первый тревожный сигнал.

Он не знал, что через два дня другой тревожный сигнал раздастся на его собственном участке. И не только на его, но и по всему Восточному фронту. Удар, нанесенный войскам Рундштедта на юге, являлся только эпизодом, всего лишь малозначительным событием по сравнению с ураганом, обрушившимся на группу армий "Центр" под Москвой шесть дней спустя.