Гладиатор нового времени (СИ)

Леший… хоть он и был худощавее и ниже Дога, компенсировал это мастерством. Дружелюбный на грани навязчивости, в ближнем бою рыжеволосый добряк со шрамами от ожогов — из-за которых и получил свое прозвище — становился другим человеком. Наблюдательным, спокойным и оттого опасным.

Ну а про Дога и его любимую цепь можно было написать целую оду. Он имел привычку наматывать цепь на кулак, как длинные волосы красавицы перед поцелуем. Ну, или в более пикантном контексте.

Кстати о красавицах… Кое-кому наверняка было страшно. И черт знает, что могла натворить испуганная сумасбродка. Хватаясь за стену, Берт приподнялся, уцепившись за выпирающий кирпич, подтянулся. И закашлялся.

Медленно хромая к машине, он прикрыл рот и нос локтевым сгибом, чтобы хоть немного уберечь легкие от пылевой взвеси. На лбу выступила испарина.

«Если Корделия сбежала, — думал Берт, — ирония ситуации перейдет все мыслимые и немыслимые границы. Выиграть бой, но потерять трофей».

Из-за пули в бедре каждый шаг давался все с большим трудом, а Корделия становилась все значимее.

Берт дорого заплатил за ответы. И будь он проклят, если она их ему не даст.

Глава 7. Не люди

Если тебе легко убивать, ты перестаешь считаться человеком.

Тиша никогда не причисляла себя к людям, но ей нравилось верить, что у них есть душа, и сердце — не просто орган.

Приземлившись, она чуть не застонала от боли в пятках и ладонях. Желудок тоже не поблагодарил ее за прыжок с пятого этажа. Сжался так сильно и резко, что Тишу чуть не вывернуло. Сразу после межреберье пронзило острой болью, отдало в позвоночник.

Тиша несколько раз глубоко вдохнула, справляясь с болезненным спазмом.

Пару дней назад она помогла своим хозяевам схватить парнишку. И с того момента оказалась между двух огней. По приказу Ника, который, догадываясь о планах Грина, решил вмешаться и удержать свою ненаглядную сестрицу, Тиша отсиживалась возле города в ожидании возвращения Берта.

В это же время, вынужденная оставаться тут, она при всякой возможности подсматривала за оружейниками. Ей было интересно наблюдать за ними, за тем, как они размышляли: выдвигали теории, опровергали их, находили новые. Вне всяких сомнений, ребята были отлично организованы. Хоть и беспечны.

В частности, Тише нравилось, как мыслил Игнат. Искал факты, сопоставлял их. Он был очень умен. Изуродованный шрамами мужчина прогибал своей волей даже самых суровых солдат.

Однако куда больше Тиша симпатизировала Берту. Отчаянному, смелому и прямолинейному. Ей было жаль стрелять в него, даже несмотря на то, что она не стремилась убить.

Видимо, предупредительный выстрел по обуви не был для него аргументом. Что ж, пришлось пустить пулю ему в ногу — опасное и болезненное ранение, но не смертельное. Пожелай Тиша, он был бы уже мертв. Тем более, Берт не числился в списке оружейников, которых настрого запретили трогать как ей, так и головорезам на службе у Карла с его сынком.

Взрывчатка и обрушение? Мелочи.

«Конечно, это ведь было так неожиданно», — фыркнула Тиша.

Разыгравшееся сражение было неплохим объяснением ее побега. Карл не желал, чтобы кто-либо из его подручных угодил в плен, особенно Тиша или прочие образцы проекта «Перерождение». Даже понимая, что гнева Ника не избежать, Тиша куда больше не хотела переходить дорогу его отцу, поэтому ухватилась пусть за жалкое, но хоть какое-то оправдание своего отступления. А что еще ей оставалось с двумя-то хозяевами, отдававшими противоречивые приказы?

За своих сопровождающих она не волновалась. У них не было ни единого шанса победить вооруженных, обученных и организованных солдат.

По правде говоря, Тишу уже тошнило отправляться на миссии со смертниками. Но таков был их собственный выбор. Они имели право верить, и никто не мог запретить им рисковать ради удовольствий, выпивки, женщин и прочих благ. Не сказать, что она кого-то из них оплакивала. Погибшие не были хорошими людьми. Отнюдь.

Тиша осталась бы и еще немного посмотрела на Дога, если бы не клубы пыли. Сквозь них ничего не было видно, иначе она бы точно не устояла.

Наблюдать за ним в действии было непередаваемо. От этого зрелища у Тиши с детства замирало сердце, а теперь еще и разгорался жар в чреве. Мощь и ярость Дога уводили ее мысли совершенно не туда, куда надо бы… Ей до дрожи хотелось залезть на это большое тело, потереться об него, облизать. Рот Тиши наполнился слюной.

«Хватит, — одернула она себя. — Твоя одержимость до добра не доведет. Господи, самой не смешно? Ты помешалась на мужчине, который не просто не вспоминает о тебе, он вообще забыл о твоем существовании. Оставь его в покое!»

Она сглотнула.

Тряхнув головой, Тиша на секунду зажмурилась, а, едва открыв глаза, сорвалась с места, пока мысли не завели ее в опасные дали. Пока тот самый орган, что гонит кровь по венам, и душа — если таковая существовала — не перечеркнули инстинкт выживания.

****

Корделия округлившимися глазами смотрела, как к ней приближался Берт. Он вышел из-за угла, словно герой военной байки. Взъерошенный, хромающий, весь в пыли.

У нее по-прежнему звенело в ушах, и судорожные попытки совладать с собой не давали результата. Все происходящее: побег, стрельба и мужчина, оказавшийся на удивление находчивым и раздражающим — навалилось на нее немыслимой тяжестью.

Кроме этого, безусловно, на самочувствии Корделии также сказывались яркие краски, калейдоскопом закрутившиеся вокруг нее с того самого момента, как она покинула место, ставшее ей домом. Она смотрела, пытаясь принять то новое, что появилось в ее жизни. Зеленые деревья, голубое небо. И солнце — яркое, теплое, слепящее.

Корделия жадно впитывала в себя каждую деталь новой для нее обстановки. Радовалась каждому солнечному лучу, хоть глаза и слезились от непривычного естественного света. Ей совершенно не нравилось, как через стекло припекало щеку, но она почему-то уже обожала этот слепящий шар высоко над головой. Он волшебным образом преображал мир.

И мир этот был прекрасен.

Потом новый город, толпа вооруженных людей… И снова Корделию переполнял ужас.

Стоило прогреметь выстрелам, как измученный ее разум разломился надвое — одна часть перенеслась на семнадцать лет назад, когда другой разрушенный город сотрясался от грохота. Вторая же часть убеждала, что нужно попытаться спастись.

Грин всегда говорил ей: «Слышишь выстрелы — беги». Но с того дня, что пронесся у нее теперь перед глазами, Корделия их ни разу не слышала. Минувшие годы при этом ничуть не притупили воспоминания, скорее наоборот. На миг ей показалось, словно мама погибла только вчера, и детская паника никогда и никуда не исчезала.

Борясь с охватившим ее страхом, Корделия снова принялась ощупывать и царапать дверцу.

«Должна же она как-то открываться! Ну же, давай! Рычаг? Кнопка? Открывайся же!»

Тело уже цепенело от страха.

А потом — будто было мало стрельбы, — раздался оглушительный грохот, и земля задрожала. От ужаса Корделия замерла, затихла. Она чувствовала себя в машине абсолютно незащищенной. Обрушься теперь любое из зданий неподалеку, и обломки сомнут и машину, и ее саму в мгновение ока.

Однако этого не произошло. Вскоре шум начал стихать, и она набралась смелости осмотреться. Справа ничего не было видно. В буквальном смысле. Казалось, сама земля поднялась в воздух, скрывая половину города и воздвигая грязную пыльную стену.

Именно тогда и появился Берт. Как бы он ни выглядел, при виде него Корделия почему-то начала успокаиваться — его лицо было единственным знакомым ей здесь, в неизведанном мире чужих людей. Осознав это, она усмехнулась — все познается в сравнении, верно?

Подковыляв к машине, Берт одной рукой оперся на пыльный капот, оставляя разводы. Второй потянулся к затвору и открыл дверь.

— Выходи, — проскрипел он, но Корделия лишь сильнее вжалась в спинку сиденья, намертво вцепившись пальцами в полы халата, хоть и понимала, что представляла собой жалкое зрелище. — Давай уже, — исподлобья посмотрел на нее Берт, однако выражение его лица немного смягчилось. — Все закончилось, можешь не бояться.

Она не пошевелилась.

— Куколка, выходи, — повторил он, всем своим видом демонстрируя, что начинает терять терпение.

Перед лицом неизвестности машина, прежде воспринимавшаяся жалкой скорлупкой, внезапно показалась Корделии хоть и хлипким, но убежищем. Тонкие металлические стенки не могли уберечь от боевых действий, а вот спрятать от страшного нового мира — вполне. Однако Корделия не позволила себе проявить слабость, поэтому, призвав на помощь всю оставшуюся силу воли, заставила себя двинуться с места. По одному разжав пальцы, она осторожно соскользнула на землю. Щебень под босыми ногами ощущался неприятно, даже болезненно. Острые камни впились в пятки, и Корделия как можно незаметнее потерла одну ногу о другую, посетовав мысленно на то, что не успела обуться прежде, чем этот придурок ее похитил.

— Пуля в тебя не прилетит, — усмехнулся Берт. — Хотя, судя по ощущениям, это не так уж больно, — она посмотрела вниз и заметила, что черная ткань его штанов в районе бедра стала на пару оттенков темнее от расплывавшегося на ней пятна. Корделия вскинула взгляд. — Не лей слезы, куколка, я выживу. Зато теперь мы можем поехать домой. Я красавчик, правда?

— Ты идиот, — буркнула она, но ее слова прозвучали куда менее враждебно, чем планировалось.

— Только не пытайся бежать, очень тебя прошу. Поверь, никому не хочется тебя вылавливать. Если же не выловим, тебе не понравится ночевать здесь. Стаи диких собак, холод, голод. А кто мог тебе помочь… с ними сейчас заканчивают мои ребята.

Корделия гадала, была ли знакома с людьми своего отца, устроившими здесь засаду и сейчас погибавшими в пыли. Ей стало немного стыдно за то, что их судьба обеспокоила ее не так сильно, как следовало бы. Желание жить преобладало, поэтому она пресекла поползновения совести и сосредоточилась на происходящем.

Внезапно из клубов пыли появился огромный силуэт и послышался лязг металла. Приблизившийся мужчина остановился на краю грязного облака, помахал ладонью перед лицом и сплюнул на землю.

— Уже все? — спросил Берт.

— Игнат хотел поймать парочку, но ни хрена не вышло.

— Проблем не возникло?

— Да ну, — пробасил мужчина. — Ты — кретин.

— Да брось, здоровяк, зато сработало, — отмахнулся Берт.

— Игнат начнет орать.

— Он всегда орет. У меня иммунитет. Всего-то царапина, уже почти не больно. Слушай, можешь сделать доброе дело?

— Чего еще?

— Это Корделия. Знакомься.

— Ну и?

— Мне нужно, чтобы ты за ней присмотрел. Видишь ли, она немного не в себе, — мстительно ухмыльнулся Берт. — У девочки стресс на фоне психологической травмы, и я боюсь, как бы ее душевное здоровье не ухудшилось. Я сейчас не бегун. Последишь за ней до моего дома? Я буду рядом, но от греха подальше, как говорится.

— Да не вопрос, — пожала плечами большая фигура и наконец-то полностью вышла на свет.

Корделия разглядела незнакомца.

Ростом он был не ниже двух метров, с широкими плечами и огромными руками. Черные волосы спутанными прядями ниспадали почти до талии. Спутанными настолько, словно ни разу не видели расчески. Густые брови, черные мертвые глаза, в которых не было ни проблеска сострадания или доброты. Только пустота и нездоровая одержимость. Лицо пересекали два тонких шрама — по одному на каждой щеке. Корделия знала, — видела в бумагах, которые Грин однажды неосторожно оставил на столе, — что еще несколько шрамов уродуют спину, и сзади, на шее, есть широкий рубец от зашитого надреза.

Она сразу поняла, кто перед ней.

Этот мужчина не был столь же высок и широкоплеч, как его брат, но в остальном являл собой почти точную его копию. Перед мысленным взором Корделии замелькали ретроспективные кадры, и, словно наяву, в ушах раздался треск костей, слышанный ею, когда отец попросил своего охранника обучить ее некоторым приемам. Ее собственных костей. Она тогда пятилась — испуганный пятнадцатилетний подросток, столкнувшийся с человеком, крупнее нее раз в пять.

Шакал — так звали ее тогдашнего соперника — напоминал машину, бездумно выполнявшую заданную программу. Корделия не была готова к такому яростному механическому напору. Она растерялась и потому через мгновение уже летела через всю комнату. Пролетела и ударилась о стену.

Дальнейшие события она помнила смутно, словно происходили они вовсе не с ней. Помнила, как Грин буквально оттащил от нее Шакала, почему-то послушно попятившегося. Как подхватил ее на руки. Прежде чем Корделия потеряла сознание, до нее, словно издалека, донеслись крики ее опекуна и его гневная речь.

Потом доктор долго спорил с ее отцом, когда она лежала в лазарете. Грин говорил громко и сердито, настаивая, что нельзя подпускать чудовище к ребенку. Отец просто выслушал и ушел. Почему-то ей тогда показалось, что на самом деле уроки самообороны служили наказанием. Только вот неизвестно за что.

Пока Корделия восстанавливалась в лазарете, Грин вел себя так, будто повинен в ее травмах. Он смотрел на нее с тоской в глазах и при каждой возможности прикасался к ней — гладил либо по волосам, либо по плечу. Не привыкшая к ласке, она смущалась, терялась и делала вид, что ничего не происходит. О чем горько сожалела потом, в уединении своей комнаты. Сожалела о своей неспособности ответить на любовь и получить взамен еще больше.

Но как-то раз Грин разговорился. Он приоткрыл завесу тайны, о которой Корделия прежде не подозревала. За мягкостью его слов — это стало ясно практически сразу — крылось нечто чудовищное. Было видно, что Грин хотел сохранить секреты, особенно от нее, но ему пришлось посвятить ее в некоторые детали своих исследований, чтобы в следующий раз она знала, как не допустить переломов. Позже в ярости был уже отец, а Грин отмалчивался.

И вот теперь посреди разрушенного города к ней шел мужчина из ее ночных кошмаров.

Вернее, его уменьшенная копия. Незначительная разница в размерах ничуть не умаляла страх. Не все ли равно, на сорок сантиметров противник выше или на пятьдесят?

Все образцы проекта «Перерождение» были сильными. В той или иной степени. Но эти двое… Они изменились не только физически. Грин говорил, что из всех испытуемых близнецы были самыми неконтролируемыми и опасными, поэтому обучать их пришлось с помощью физической силы. Что именно подразумевалось под физической силой, Корделия не хотела даже представлять.

Однажды она пролистала документы проекта. Наряду с портретами, обведенными траурной черной линией, там была фотография мальчика, перечеркнутая красным крестом и с подписью «пропал без вести».

Очевидно, не пропал. Мальчик нашелся, но за это время превратился в…

Корделия дернулась, попыталась попятиться, но не смогла — за ее спиной была машина. Осмотревшись, она поняла, что бежать некуда. С одной стороны пути отхода перекрывала распахнутая автомобильная дверца, с другой — Берт. Вооруженный, раненый, раздраженный. Корделия оказалась загнана в угол.

Между тем страшный человек продолжал наступать. Охватившая ее паника напоминала обжигающую волну, зародившуюся в копчике и разлившуюся по всему телу. Зверь смотрел на Корделию так, словно хотел разорвать на части.

Они ведь раньше не встречались, верно? Она его никогда прежде не видела. Тогда откуда такая ненависть? Лишь несколько шагов теперь отделяло ее от человека-зверя.

Корделия не знала, поможет ли ей старая уловка. У нее перед глазами вспышками промелькнули воспоминания детства, мешавшие здраво мыслить. В точности как выстрелы, они перенесли ее на несколько лет назад.

Она набрала в легкие воздух.

— Код два-семь, — выдавила Корделия.

Страшный мужчина замер и пошатнулся, словно его ударили в живот. Открыл рот и закрыл, пытаясь вдохнуть. Цепь с лязгом упала на землю.

Когда он рухнул на четвереньки, Корделия вжалась, сотрясаясь от страха, в боковину стоявшего за ней автомобиля. При звуке щелчка ее взгляд заметался.

— Корделия, — прорычал Берт.

В одном слове — ее имени — крылось слишком многое, но кое-что особенно выделялось. Предупреждение и приговор.

Мир замер.

Даже клубы пыли зависли в воздухе, словно кто-то поставил их на паузу.

Двигался лишь зверь.

Не поднимая головы, он оттолкнулся руками от земли.

Поднял ногу, встал на одно колено.

И вскинул взгляд.

На его лице Корделия увидела свою смерть. Искаженные яростью черты, мертвые глаза.

Мужчина гадюкой бросился вперед. В ту же секунду тело Корделии пронзило болью от сильнейшего столкновения с боковиной автомобиля. Огромная ладонь сжала ее горло, почти полностью обвив его пальцами.

Почувствовав, как ноги оторвались от земли, она заскользила ноющей спиной вверх по металлу.

— А теперь, сука, ты умрешь, — прогремел дребезжащий голос, означавший для Корделии начало конца.

Глава 8. Братья

Берт моргнул. Что там пикнула эта чертова кукла? Что она сделала?

Нет, невозможно. Происходящее казалось нереальным.

Пытаясь сфокусировать зрение, Берт моргнул еще раз. Потом еще. Наконец, картинка обрела резкость. И он увидел, как ступни Корделии отрываются от земли.

— Дог! — резко окликнул Берт.

Безрезультатно.

Ноги Корделии начали подергиваться. Твою мать!

Порой Игнату удавалось в подобных случаях взять под контроль своего стража, вот только Игната здесь не было.

— Игнат! — закричал Берт, понимая, что брату в любом случае не подоспеть.

Нужно было срочно что-то сделать. Превозмогая боль в ноге, Берт так быстро, как только мог, приблизился к Догу, схватил его за предплечье и попытался оттащить назад.

То ли ранение оказалось слишком тяжелым, то ли Дог — слишком сильным, но Берту не только не удалось оторвать его от Корделии, но вообще хоть сколько-нибудь отвлечь от творимого. Проще было бы пальцами отковырнуть кусок скалы от массива.

Корделия захрипела, и Берт испугался. Ему стало все равно, кем она была и откуда. Поражала сама суть ситуации: огромный мужчина у него на глазах душил маленькую женщину.

Контекст потерял значение, и в Берте проснулись ранее спавшие, но от того не менее сильные защитные инстинкты.

— Дог! — в последний раз окликнул он, подняв пистолет и приставив дуло к виску Дога. Естественно, Берт не собирался стрелять, лишь припугнуть.

Но результат снова оказался нулевым.

Тьфу ты. У Берта зазвенело в ушах, когда он увидел, что Корделия, еще недавно сопротивлявшаяся, поникла бессильно в руках Дога. Заметив, что она уже, похоже, теряла сознание, Берт опустил пистолет и нажал на курок, отправив пулю Догу в бедро.

От отдачи Берт покачнулся на слабеющих ногах.

Выстрел оглушил. Содрогнулась даже повисшая в воздухе пыль.

Огромное тело дернулось, пальцы на горле Корделии разжались. Маленьким комком плоти она упала на землю. Изрыгнув трехэтажное ругательство, Дог обеими руками вцепился в свою ногу и резко развернулся. У него раздувались ноздри, верхняя губа приподнялась, изо рта вырвалось низкое рычание.

Все происходящее, выглядевшее так нелепо и сюрреалистично, неожиданно развеселило Берта. Не сдержавшись, он раскатисто расхохотался.

Да, давно ему не было так смешно. Он смеялся и смеялся, пока на глазах не выступили слезы. Просто не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Сквозь пелену влаги он видел замершего Дога и приподнявшуюся Корделию, хватавшую ртом воздух.

Почему-то от смеха закружилась голова. Затем Берт ощутил странный холод в конечностях. Мир завращался. Видение запятналось, и смех сменился сдавленными хрипами.

Холод перешел в онемение, и Берт запоздало понял, что ноги больше не держат его. Сквозь сполохи перед глазами он наблюдал, как приближалась земля, но боли от удара не было.

Последнее, что увидел Берт — облака на поразительно ярком, прекрасном небе.

****

Не иначе как сон. Очередной лихорадочный бред после недели бессонницы.

Вот только боль в горле, коленях, спине — черт, во всем теле! — была самой что ни на есть настоящей. Каждый вдох давался с трудом. Голова кружилась, перед глазами плясали черные точки — сказывались последствия нехватки кислорода. Тем не менее, Корделия, хоть и смутно, но осознавала происходящее.

Человек-зверь больше не смотрел на нее. Сосредоточив взгляд на Берте, он обеими руками пережимал свою ногу, пачкая пальцы кровью.

Корделия инстинктивно бросилась на четвереньках вперед, сдирая кожу на голых коленях, путаясь в полах халата и едва не падая. Добравшись до Берта, она плюхнулась возле него и вцепилась в его куртку. Принялась озираться, и увиденная картина стократ усилила ее страх.

В облаках пыли вырисовались силуэты. Сначала едва различимые, они становились все четче и больше. Наконец, появилось несколько мужчин. Шедший первым резко затормозил и, сорвав шарф с лица, осмотрелся.

Напавший на нее — тот самый образец проекта «Перерождение», что столько лет являлся ей в ночных кошмарах, — тоже заметил пришедших. Продолжая держаться за ногу, он обернулся и зарычал, напоминая огромное животное. Первый мужчина из группы тут же повернулся к нему.

— Какого черта?

Взгляд ледяных глаз остановился на Берте и вцепившейся в него Корделии. Потом — на крови, мочившей раскрошившийся асфальт. Бесценная жидкость покидала раненое тело и заливалась в трещины на дороге.

Но Корделия не видела этого, последнего. В тот момент она могла смотреть лишь на отталкивающие черты лица незнакомца. Кожу его покрывали шрамы, каких она еще ни разу не видела. Они были едва заметными, однако все равно меняли лицо, разделяя его на фрагменты, будто кожу сначала разрезали, затем состыковав и склеив. Если в мозаике или на ткани подобное несовпадение рисунка было бы незаметным, то на человеке оно смотрелось пугающе.

Бросившись вперед, мужчина рухнул на колени рядом с Бертом. Он бесцеремонно отшвырнул Корделию и цепкими пальцами обвил его горло.

— Берт! — окликнул он и второй рукой потряс его за плечо.

Разлепив веки, Берт повернул голову на звук. Он попытался поднять руку, но она, едва оторвавшись от земли, тут же безвольно упала вдоль тела. Разомкнув губы, Берт силился заговорить, однако изо рта вырвался лишь едва слышимый шепот.

— Берт! — повторил грозного вида мужчина. — Что ты хочешь сказать? — он наклонился к самому лицу Берта.

Берт снова приоткрыл рот и выдохнул нечто, лишь отдаленно напоминавшее слова. Затем его веки опустились, разомкнутые губы застыли, голова безвольно завалилась набок. Руки мужчины со шрамами замерли. Корделии показалось, что одновременно с этим он даже перестал на время дышать. Потом очнулся, задвигался, ожил.

— По машинам! — закричал он. — Леший, помоги Догу. Трис, Ланс, вы сюда!

— Пошли нахрен, — отмахнулся раненый зверь и сам похромал к автобусу.

На следующие несколько минут — или секунд — все закрутилось.

Корделия не успевала следить за происходящим. Люди в черной униформе и шарфах казались мелькавшими тенями.

Раз — к ней подбежало два черных силуэта.

Два — незнакомец со шрамами вскочил на ноги и что-то выкрикнул.

Три — мужчины окружили Берта и подняли с земли, один за ноги, двое за плечи.

Четыре — его куда-то понесли.

Пять — Корделию схватили подмышки и поставили на ноги.

Шесть — ее подвели к автобусу и, придержав за талию, подсадили.

Семь — за ней захлопнулась дверь.

Восемь — Корделию подтолкнули вглубь салона между редкими сидениями.

Девять — пошатнувшись от очередного толчка в спину, она упала на свой многострадальный зад.

Десять — затарахтел двигатель.

Корделия оказалась в машине с Бертом, пугающим незнакомцем и человеком-зверем.

— Тебя как зовут? — резко бросил мужчина со шрамами.

— Корделия, — выдавила она, прижала руку к саднящему горлу.

— Меня Игнат, — быстро ответил он. — Ползи сюда и навались на стену. Голову Берта положи к себе на колени и помоги мне его устроить.

Она не спорила. Корделия подползла ближе к кабине, села на пол и пододвинулась под предусмотрительно приподнятую голову Берта.

Он так сильно побледнел, что неестественный тон его кожи был заметен даже под слоем грязи.

Пока Игнат точными движениями разрезал штанину Берта маленьким ножом, автобус качнулся и помчался вперед. Быстро.

Корделия прекрасно понимала всю серьезность ситуации. Помогая Грину в лазарете, она повидала на своем веку достаточно покалеченных людей и могла оценить тяжесть ранения.

Корделия всмотрелась в лицо Берта. Как ни удивительно, в тот миг она отчаянно пожелала, чтобы он выжил. Берт защитил ее, выстрелил в своего друга.

Она подняла глаза на человека-зверя. Он сидел недалеко нее и взрезал на себе пропитавшиеся кровью брюки. Корделия знала, что материал военной формы очень плотный, почти как брезент, поэтому она едва удержалась от изумленного восклицания, когда гигант, проделав с помощью ножа небольшую дыру в штанине и ухватившись пальцами за ее края, одним движением разорвал ткань.

Почувствовав на себе взгляд, он вскинул голову. Спутанные черные волосы почти полностью закрывали чумазое пыльное лицо, но даже издалека Корделия безошибочно прочла то, что оно выражало: «Попробуй только открыть рот, и я убью тебя быстрее, чем ты произнесешь слово «труп».

Она и не собиралась говорить.

Корделия знала, что слово «труп» очень короткое.

Зверь склонился к своей ноге, частично прикрытой лохмотьями штанов. Полностью сконцентрировавшись на задаче, он поджал губы и принялся кончиком ножа ковырять рану, извлекая пулю.

Почувствовав дурноту, Корделия отвернулась. Она перевела взгляд на Игната, доставшего жгут из полевой аптечки и перевязавшего ногу Берта, что отняло у него не больше минуты. Закончив, он позволил себе пару секунд перевести дыхание, прежде чем снова засуетился. Выхватив рацию, Игнат с такой силой ударил по кнопке, что чуть не вдавил ее в корпус.

Тут же по всему салону разнесся громкий мужской голос.

— На связи.

— Игнат. Мы на подходе. Готовьте операционную.

— Принято, — ни вопросов, ни комментариев. Видимо, оружейники неплохо муштровали своих солдат.

— Отбой, — скомандовал Игнат. Рация издала пронзительное шипение, и связь прервалась. — Теперь остается лишь молиться, — сказал он словно самому себе, прежде чем обратить леденящий взгляд к Корделии. — И откуда же ты знаешь Берта? — с недоброй заинтересованностью спросил Игнат, поражая способностью брать эмоции под контроль.

Как же быть? Вопрос был вполне ожидаемым, просто раньше Корделия не задумывалась, что ей говорить или делать, когда его зададут. Да и не до того было. Все решал Берт, и вот теперь его не… Она оборвала себя на середине мысли.

У нее задрожали руки, и ей пришлось сжать кулаки.

Главное — уходить от прямых ответов.

— Оказались в одном месте в одно время, — повела Корделия плечом, не придумав объяснения лучше.

Фыркнув, Игнат скептически выгнул бровь. Судя по выражению сурового лица, он сделал какие-то выводы.

Корделия боялась даже подумать, какие именно.

****

Игнат не припоминал, когда в последний раз был так напряжен. Он уже сталкивался со смертью, но сейчас на полу истекал кровью его брат. Как бы Игнат к нему ни относился, каким бы неразумным ни считал, однако нес за него ответственность, возложенную общей ДНК и детством под одной крышей.

Он окинул крошечную незнакомку оценивающим взглядом.

«Присмотри за ней», — последние слова Берта. Если он на пороге смерти нашел в себе крохи сил на просьбу, значит, женщина для него важна. Вот только Игнат не знал, как трактовать его слова.

Присмотри за ней. Не дать в обиду? Или не дать сбежать? Неоднозначная ситуация.

И неоднозначная женщина.

При разговоре она старательно отводила глаза. Навыки ведения допроса подсказывали Игнату, что здесь что-то нечисто. Но сейчас было не место и не время для разборок.

— Держись, братец, — он сжал плечо Берта.

— Братец? — выпалила Корделия.

— Берт — мой брат, — прищурился Игнат.

Она хотела что-то сказать, но не успела, когда внезапно Берт дернулся всем телом, выгнулся, захрипел и снова затих. Вскинув руку, Корделия прижала пальцы к его шее, и по ее тихому выдоху стало ясно, что пульс есть.

Несколько последующих минут прошли в тягостном молчании. Наконец машина, подпрыгнув на кочке, влетела в очередной, последний на их пути поворот. Вдалеке послышался рокочущий скрип петель — открывающихся ворот. Очевидно, постовые заметили приближение поисковой группы и начали действовать. Почти сразу же Леший сбавил скорость, машина покатила по асфальтированной дороге в периметре локации и уже через минуту-другую остановилась у госпиталя.

Распахнулись двери — как боковые, так и задние, — и все ринулись со своих мест, выскочили наружу. Все, кроме Корделии, продолжавшей сидеть на полу автобуса и придерживать голову Берта на своих коленях.

Спрыгнув на землю, Игнат метнулся в сторону, чтобы не мешать врачам. Вскоре из автобуса на носилках вынесли обмякшее тело Берта, с ноги которого текла кровь, несмотря на жгут.

В считанные секунды процессия скрылась из виду. Наверное, стоило пойти следом, но какой был в этом смысл? Игнат понимал, что от него ничего не зависит. К тому же его заждалось одно дело. И это дело никак не желало выходить из машины.

Игнат заглянул внутрь. Женщина так и осталась сидеть у стены, настороженно наблюдая за происходящим.

— Тебя действительно зовут Корделией? — вздохнул Игнат.

— Да, — опасливо ответила она.

— И что мне с тобой делать, Корделия? — она казалась маленькой и жалкой, совершенно безобидной, но Игнат как никто другой знал, насколько обманчивой бывает внешность.

— А какие варианты? — женщина нервно потерла горло и болезненно поморщилась.

— Что тебе говорил Берт?

— Сказал, что везет меня домой.

— Даже так, — прищурился Игнат. — Знаешь, это ему несвойственно.

— Нет, не знаю.

— Тогда почему он так сказал?

— И снова не знаю, — тоже вздохнула Корделия, явно не желая отвечать.

«А заодно и сотрудничать со следствием», — мысленно хмыкнул Игнат.

Покачал головой недоверчиво, когда Корделия продолжила:

— Он просто сбежал и взял меня с собой.

— Что-то беседа у нас не клеится. Наверное, мне стоит посадить тебя в изолятор, пока не очнется Берт…

«Если выживет…» — подумал.

Игнат еще раз оценил ее. Потрепанная, грязная, взъерошенная и явно уставшая. Она неосознанно массировала висок, что — Игнат знал на основании опыта — очевидно свидетельствовало об отхлынувшей панике. Вполне объяснимая реакция на перестрелку и ранение Берта, если, конечно, речь о невинной гражданской. С другой стороны, она могла паниковать из-за возможного разоблачения.

— Вставай. Идем, — поманил ее Игнат.

— Куда? — пискнула Корделия. — В изолятор?

— Для начала — из машины.

Поднявшись, она подошла к распахнутой задней двери автобуса и опасливо посмотрела на землю, до которой было не меньше метра. Игнат взглянул туда же, и его осенило. Корделия хотела спуститься, но боялась прыгать на асфальт босыми ногами. Словно ребенок. Недолго думая, Игнат схватил ее за талию и быстро поставил на землю.

К его изумлению, ее реакция была бурной и стремительной. За долю секунды Корделия извернулась и отскочила в сторону.

Игнат стиснул зубы. Он и сам прекрасно знал, как выглядел, но не переносил открытых проявлений отвращения. Если не имеешь вежливости, компенсируй ее выдержкой. Хотела Корделия или нет, но напомнила ему, кем он был на самом деле.

Не нянькой. Не джентльменом. Не братом солдата, за чью жизнь сейчас боролись врачи. В первую очередь Игнат был главным дознавателем оружейной локации.

А поскольку упомянутый солдат сейчас не мог дать ответы, нужно было получить их другим путем. Корделия явно не была настроена на откровенность. Может, пара часов изоляции и демонстрация орудий для допросов развяжут ей язык? Обычно этого хватало невинным гражданским, чтобы выложить все как на духу. Если же заключенный демонстрировал выдающуюся выдержку и продолжал упорствовать, значит, невинным не был. Игнат вполне мог бы…

Внезапно он понял, что за ними все наблюдали. В частности, несколько медицинских сотрудников, настороженный Леший и близнецы, готовые встать на защиту спутницы своего любимого капитана.

Значит, подоспели следом. Обернувшись, Игнат увидел машину, на которой приехал Берт, и поставил себе галочку в ближайшее время обыскать ее.

Но это все проза. А сейчас все наблюдали за ним и Корделией. В том числе и…

Игнат взглянул и чуть не скривился. Рядом с ним, подбоченившись и сдвинув брови, стояла дородная женщина преклонных лет.

С возрастом ее рыжие волосы практически не изменились: не поредели, не посеребрились сединой, остались такими же густыми, какими Игнат их помнил с детства. Разве что за последние десятилетия она набрала килограммов сорок, что, впрочем, лишь сделало ее аргументы… весомее.

— Игнат! — сверкнула Роза зелеными глазами из-за очков в роговой оправе.

— Да, это я, — тяжело вздохнул он.

— Не паясничай!

Игнат снова вздохнул. Вот чего ему не хватало для полного счастья.

Роза — именно так звали разъяренного ястреба — обладала удивительным даром: она умела отчитать самого сурового мужчину, словно маленького мальчика. Втайне Игнат даже восхищался ее талантом напрочь игнорировать субординацию. На самом же деле она заботилась обо всех и каждом, благодаря чему ее прозвали Маменькой.

Много лет назад Роза приехала по назначению из медицинской локации и со временем стала неотъемлемой частью своего нового дома. Поначалу она работала хирургом и акушеркой, затем уже — главным врачом.

Помимо прочего, Роза носила гордое звание серого кардинала больничного комплекса и — что скрывать — в какой-то мере и всей локации.

И вот теперь «кардинал» был в ярости, тыкая пухлым указательным пальцем в Игната.

— И не стыдно тебе, молодой человек?

Он промолчал, понимая, что Роза продолжит обличительную речь вне зависимости от его ответа. Протесты никогда ничего не меняли, так зачем впустую тратить на них силы?

— Серьезно? — она всплеснула руками. — Ты посмотри на бедную девочку! Или ты думаешь, что у нее в лифчике бомбы? Господи, да на ней и лифчика-то нет!

Игнат опять тяжело вздохнул.

— Я обязан учитывать все возможные угрозы… — снисходительно начал он.

— Ты обязан быть человеком! — безапелляционно перебила Роза. — И мужчиной, между прочим. Игнат, я знаю тебя с самого твоего рождения. У тебя же на лбу написано, о чем ты подумал! Честно говоря, я не понимаю, в чем проблема. Девочка истощена, и я бы предпочла сначала ее осмотреть, но сейчас мне нужно ухаживать за твоим братом. Нет, ты взгляни на нее! Видишь? — Игнат уже едва улавливал суть тирады, произносимой со скоростью тысячу слов в минуту. — …Поэтому ты немедленно обустроишь ее у нас. И нет, я не имею в виду твой любимый изолятор. Пусть ребенок помоется и поспит. А потом можешь тешить свою паранойю, сколько твоей душеньке угодно.

Игнат мог поступать, как считал нужным. Обладая практически неограниченными полномочиями, имел полное право. Однако он понимал, насколько недальновидно со стороны будущего лидера будет ссориться с «серым кардиналом». Игнат знал Розу всю свою жизнь и понимал, когда из противостояния с ней не выйти без скандала, допустить который было никак нельзя, особенно на глазах у солдат, готовых встать за нее горой.

Да и к тому же… Возможно, Роза права.

Возможно, он перегибал палку.

Возможно, маленькая женщина и правда не представляла собой угрозы.

Возможно, «присмотри за ней» означало именно «позаботься».

Закатив глаза, Игнат поднял руки и попятился.

— Ладно, — нехотя согласился он, и Роза медленно удовлетворенно кивнула. — Леший, — щелкнул пальцами Игнат. — Найди Феликса, и вместе явитесь к дому Берта. — Пойдем, — прошипел он Корделии.

— Куда? — настороженно уточнила она.

— Куда и обещал Берт.

Глава 9. В плену обстоятельств

Босые ноги болели, и изнеженные стопы наверняка покрылись царапинами. Но Корделия изо всех сил старалась не подавать виду. Вела себя так, словно отсутствие обуви ничуть ее не волновало.

В стремлении разглядеть как можно больше на своем пути она отчаянно вертела головой. И то, что видела, — потрясало. В отличие от ее представлений, военный городок оказался отнюдь не бастионом с башнями и узкими бойницами.

С широкой заасфальтированной дороги Игнат свернул на узкую мощеную улочку, по обеим сторонам которой росли деревья и стояли небольшие одноэтажные домики. Встречались и двухэтажные, но были скорее редкостью, чем закономерностью. Они выглядели заметно древнее, видимо, построенные еще в те времена, когда люди жили на широкую ногу. Обочины устилала сочная трава, которая вся была усыпана желтыми цветами, названия которых Корделия не знала. И теперь она едва удержалась от того, чтобы наклониться и вдохнуть их аромата. Почему-то ей показалось, что запах должен быть пряным и чуть сладковатым.

Спутник Корделии, которого она воспринимала скорее как надзирателя, безмолвно шел рядом и, нависая над ней угнетающей тенью, не упускал из виду ни единого ее движения.

— Идти недалеко, — наконец сказал Игнат. — Мы почти на месте.

Очевидно, сначала они были в центре города, и по мере отдаления от него застройка становилась не такой плотной. Здесь дома были огорожены невысокими заборчиками, позади которых росли разнообразные фруктовые деревья с созревающими уже на них плодами.

Где-то вдалеке женщина зычным голосом окликнула своих домашних, зазывая их ужинать. Словно вторя ей, с другой стороны поселения донесся грохот и забористое мужское ругательство, за которым последовал смех шумной компании. Здесь кипела жизнь — повседневная, обычная. Простая.

Периодически мимо Игната и Корделии пробегали шумные стайки детей. Одну из них Игнат перехватил и, поманив мальчика лет десяти, наклонился к нему.

— Привет, — обратился он к ребенку. — Ты знаешь, где сейчас Виктор?

— Нет, — нарочито небрежно пожал мальчонка плечами, но было заметно, что он лишь хотел казаться смелым. На деле же ребенок порывался отвести взгляд, да и вообще отойти от Игната подальше. — Наверное, у Филиппа, — он помялся с ноги на ногу.

— Найди его и попроси подойти к дому Берта, хорошо? — натянуто улыбнулся Игнат, наверняка тоже заметив беспокойство своего маленького собеседника.

Активно закивав, ребенок унесся прочь, как ураган.

Меж тем начало смеркаться, и в некоторых окнах зажегся теплый приглушенный свет, потоками изливавшийся сквозь занавески. Было легко вообразить, как в этих домах семьи садятся ужинать, обсуждая свои достижения за день, а одиночки устраиваются в кресле с теплым — непременно клетчатым — пледом и книгой. Корделия не знала причин, но почему-то она всегда представляла себе военный городок именно… военным и уж точно не таким домашним и уютным.

Потерявшись в мыслях, Корделия простояла на месте чуть дольше необходимого.

Игнат к тому времени уже пошел дальше, и она поспешила за ним, дабы не привлекать к себе излишнего внимания.

Вскоре он остановился возле одного из домов. Взявшись рукой за забор, отворил калитку.

Кирпичный дом за ней был скромным, но аккуратным, с раскидистой яблоней посреди двора. Игнат направился к двери по дорожке, небрежно мощеной булыжником. Корделия не отставала, на каждом шагу проклиная крупные выпуклые шероховатые камни, хранившие накопленное за день тепло.

Словно не заметив ее затруднений, Игнат толкнул массивную дверь. Когда он вошел в дом, Корделия последовала за ним.

На стенах не было облицовки — тот же красный кирпич, что и снаружи, только чище. Посреди просторного полупустого помещения стоял диван, если можно так назвать две большие подушки на темном каркасе — одна вместо сидения, вторая вместо спинки. Напротив дивана располагалось два кресла в том же стиле, и между ними бревенчатый столик.

К величайшему облегчению Корделии, деревянный пол был отлично отполирован. Ей совершенно не хотелось занозить пятку.

Обстановка была крайне простой, за исключением камина с вязанкой дров справа от него и висевшего над ним знака — кованой композиции из двух полуавтоматов на большом щите с надписью «Semper fidelis» снизу.

— Добро пожаловать в дом моего брата, — проговорил Игнат. — Ты ведь сюда так рвалась?

Корделия не удостоила его ответом. Этот мужчина ей не нравился. По многим причинам. Но важнее всего было то, что он видел в Корделии врага. Да кого она обманывала? Она и была врагом для всех этих людей. Но не собиралась кричать об этом на каждом углу.

Корделия прошлась по комнате, наслаждаясь прохладой дерева под воспаленными ступнями. Остановившись возле дивана, она пробежалась пальцами по полированной спинке. Однако стоило опустить взгляд, и стало видно кое-что, не заметное с порога — возле дивана лежал большой черный… ковер? Корделия видела ковры и знала, что они плоские. Этот же больше напоминал гору шерсти. Длинной шерсти. Не ворса.

Склонив голову набок, Корделия прищурилась, рассматривая предмет декора.

Внезапно вышеупомянутый предмет пошевелился и начал подниматься.

Проглотив писк, она отскочила на два шага и неосознанно вцепилась в ворот халата, крепче стягивая полы.

Гора шерсти поднималась и поднималась, медленно и неуклонно. Потом вскинула голову, и Корделия встретилась взглядом с парой желтых блестящих глаз.

— Это Паштет, — сообщил из-за ее спины Игнат, успев неслышно подойти ближе.

— Прошу прощения? — выдавила она.

— Паштет. Так зовут пса. И советую отойти от него подальше. Также настоятельно рекомендую не пытаться бежать, — злорадно продолжил он.

Корделия попятилась еще на шаг. Огромный пес в холке доставал ей практически до талии. Настоящий гигант с густой и длинной угольно-черной шерстью.

Он тряхнул косматой головой, шумно фыркнул и тихонько заскулил. Медленно переставляя огромные лапы, зверь начал красться вперед, цокая когтями по паркету.

— Паштет, фу! — приказал Игнат.

Но пес плевать хотел на его команды.

Корделия отступала, пока не уперлась спиной в стену.

— Фу, я сказал! — оглушительно рявкнул Игнат.

Снова фыркнув, пес потянулся к ней. Сердце чуть не выскочило у нее из груди, когда массивная голова с громким сопением уткнулась ей в живот.

Корделия подняла беспомощный взгляд. Игнат подскочил к ней и, схватив пса за ошейник, потянул назад. Огромный зверь дернулся, извернулся всем телом, и в тишине комнаты пророкотало рычание — тихое, но такое грозное, что волоски у Корделии на руках встали дыбом. Игнат благоразумно попятился.

Моментально успокоившись, пес, казалось, сразу забыл о его присутствии. Он снова уткнулся носом ей в живот и тихо заскулил. Тоскливый звук развеял страх, и Корделия несмело положила руку псу на затылок, потрепав шерсть, оказавшуюся на удивление мягкой и гладкой.

Паштет подался навстречу ладони, и из меха выскользнул розовый язык.

— Гм, — откашлялся Игнат. — Паштет учуял на тебе запах Берта.

Казалось, симпатия пса к Корделии его отнюдь не порадовала, более того, даже вызвала раздражение.

— И что это значит? — глянула на него Корделия.

— Он скучает по хозяину. Говорят, животные все чувствуют, как люди, — Игнат пожал плечами. — Я в это не верю. Но факт остается фактом: ты пахнешь Бертом.

— Это… собака Берта? — завести собаку казалось таким… человеческим поступком. Очевидно, пес любил своего хозяина, раз ухватился за крупицы его запаха.

— Ты по-прежнему хочешь остаться здесь? — холодно спросил Игнат, испытующе глядя на нее.

— Да, — не то чтобы Корделия хотела жить в доме Берта. Она вообще не желала находиться в локации, но не стоило искушать судьбу. Дом был хоть каким-то укрытием. Неизвестно, что могло ждать за его пределами. Корделия привыкла к замкнутым небольшим пространствам, поэтому чувствовала себя здесь спокойнее. Да и разумно ли роптать на крышу над головой?

— Ладно, — равнодушно согласился Игнат. — Ты останешься здесь до выяснения обстоятельств. Но я хочу сказать тебе… Я даже не знаю, что не люблю больше: когда врут в глаза или уходят от ответа. Люди отмалчиваются, если их тайны настолько грязны, что их не замаскируешь ложью. Поэтому, Корделия, мы будем пристально за тобой следить. Один неверный шаг… — Игнат многозначительно замолчал.

Почувствовав угрозу, пес развернулся и оскалился, приняв стойку. Огромное тело завибрировало от рычания — гораздо более громкого и опасного, нежели предыдущее.

— Какого черта? — возмутился Игнат. — Паштет, фу!

Пес в ответ лишь огрызнулся.

— Твою мать. Ладно, скотина ты мохнатая, я тебе еще припомню, — прошипел Игнат и снова посмотрел на Корделию. — Можешь спать в одной из спален. Не знаю, какая из них принадлежит Берту, но их здесь должно быть две. Дверь напротив — душевая. Остальные удобства на улице.

— Удобства? — нахмурилась Корделия, подумав при этом: «Что за человек? Как можно не знать дом своего брата!»

— Сортир. Уборная. Клозет. Туалет. Так понятно?

— Более чем, — в тон ему ответила Корделия.

В плену или нет, она не желала показывать слабость, которую потом могли использовать против нее. Игнат не верил, что собаки все чувствуют точно так же, как люди. Но никто не говорил, что не бывает наоборот — некоторые люди, как собаки, ощущают чужой страх, отчего становятся агрессивнее, опаснее. Корделия была уверена, что Игнат — из таких.

Взглянула на него вызывающе. Тот дернул плечом:

— Ну и прекрасно! — развернувшись, Игнат пошел прочь, чеканя шаг. На пороге он остановился. — Не прощаюсь. Почему-то мне кажется, что мы очень скоро увидимся.

За ним громко хлопнула дверь.

Пес тут же успокоился и, повернувшись к Корделии, сел перед ней, лениво метя хвостом пол.

— Значит, Паштет? — вздохнула она и, отодвинув со лба собаки лохмы, посмотрела в янтарные глаза. — И кто же тебя так назвал? Твой дурной хозяин, да?

Разумеется, ответа не последовало.

Корделия выпрямилась и решила осмотреться. Паштет остался сидеть на месте и наблюдать. Она неспешно обошла комнату по периметру. Окна за простыми белыми занавесками были наглухо закрыты. Все, кроме одного, расположенного возле самой входной двери. Осторожно выглянув из-за лоскута ткани, Корделия увидела у калитки Игната, разговаривавшего с худощавым темноволосым мужчиной.

Незнакомец имел полное право называться красавцем. Его темные волосы были зачесаны назад и почти достигали плеч, но несколько прядей выбивались и падали на лоб. Наипримечательнейшей деталью был хлыст на поясе.

— Что за срочность? — недовольно спросил незнакомец. — Я почти дошел до больницы, когда меня нашел мальчишка.

Без малейшего зазрения совести Корделия решила подслушать разговор.

— Есть дела поважнее, — грубовато ответил ему Игнат. — Нам нужно решить, что делать с этой женщиной.

— Она ведь не была связана и пошла добровольно, да? Думается мне, раз Берт привез с собой гостью, нам стоит позаботиться о ней до его пробуждения. А там уже видно будет. Арестовать ее всегда успеем, — вздохнул его собеседник.

— Если он вообще выживет, — мрачно поправил Игнат.

— Не спорю, ситуация серьезная. И, к сожалению, ожидаемая. Рано или поздно трюки Берта должны были закончиться чем-то вроде этого. Но ты перешагиваешь даже свой собственный порог… цинизма.

— Берт сам виноват.

— Знаю.

— Откуда?

— Я знаю обо всем, что происходит в локации.

— То есть тебе уже доложили. Мне же лучше. Женщина должна круглосуточно находиться под охраной. Следи, чтобы за ней всегда наблюдало как минимум двое.

— Ты у нас параноик, вот сам и следи. В отличие от тебя, я собираюсь быть в больнице, с нашей семьей, пока врачи борются за жизнь Берта.

— В операционной ты ничем не поможешь. У нас есть и другие проблемы, поэтому возьми женщину на себя, пока я не закончу с делами и не вернусь к ней.

«Просто отлично», — подумала Корделия, чувствуя себя эстафетной палочкой.

— Ты ведь в курсе, что не можешь мне приказывать? — вздохнул красивый парень, словно они вели эту беседу уже добрую сотню раз. — Я тебе не подчиняюсь. Кроме того, как же презумпция невиновности? Ты ничего не знаешь об этой женщине и все-таки сходу рассматриваешь ее как военную преступницу?

— Она привезена оттуда, где нашего брата держали в плену, — возразил Игнат. — До выяснения обстоятельств ни о какой презумпции не может быть и речи.

— Вот сам и выясняй эти обстоятельства. А мне пора.

— Лучше прислушайся ко мне. Не игнорируй меня. Просто если я окажусь прав…

Похоже, он ощутил на себе взгляд.

Но едва Игнат обернулся, как Корделия отшатнулась от окна и, выждав несколько секунд, продолжила свою экскурсию по дому.

Насчитав три межкомнатных двери, она по очереди их открыла. За двумя — обнаружились скудно обставленные спальни, в каждой из которых стояло по двуспальной кровати и по комоду. Различало комнаты лишь наличие постельного белья в одной из них.

Похоже, здесь Берт и спал.

Недолго поразмыслив, Корделия таки решила переночевать в его постели. Ей не особо хотелось ложиться на его простыни, но они были лучше голого матраса по соседству, выглядевшего так, словно по нему топтались ногами. Обутыми. Не исключено, впрочем, что так оно и было.

Душевая и вовсе оказалась крохотным — площадью не больше одного квадратного метра — помещением с кирпичными стенами. Из нее несло сыростью, и Корделия спешно закрыла дверь, не желая наблюдать последствия холостяцкой неаккуратности.

Похоже, в доме оказалось относительно прибрано лишь потому, что раскидывать было попросту нечего. Диванные подушки при ближайшем рассмотрении поведали о некоторых предпочтениях Берта. Например, о его любви к жирной пище и томатам. О происхождении прочих пятен Корделия думать не решилась.

Затемненная кухня показалась ей крошечным закутком. Маленький холодильник, столик, два стула, пара полупустых шкафов и обычная раковина из нержавеющей стали. Вместо крана — небрежно загнутая книзу труба. При виде нее Корделия почувствовала жажду, которую прежде не замечала в круговерти событий.

Вернулось болезненное ощущение пыли на слизистых, травмированных удушающим захватом. Также давали о себе знать последствия долгого пребывания в машине на жаре. Несмотря на мучительную жажду, Корделия на протяжении всей поездки не попросила ни глотка воды и даже не знала, были ли у Берта с собой припасы.

Она подошла к крану и крутанула вентиль. По крайней мере, в отличие от душевой, раковина не пахла сыростью.

Раздалось бульканье, и из крана полилась прозрачная струйка. Наклонившись, Корделия подставила ладонь и начала жадно глотать воду, показавшуюся ей самой вкусной на свете. Прохладная, прозрачная, живительная. Совсем иная, нежели была у нее дома. В ее прежнем жилище — в тоннелях метро — вода всегда имела привкус железа и чего-то еще, что Корделия не умела определить.

Напившись вдоволь, она задумалась, насколько уместно мыть ноги в кухонной раковине. Однако снова заглядывать в душевую совершенно не хотелось, поэтому Корделия, наплевав на условности, с удовольствием по одной ополоснула стопы. Прохлада на изодранной коже показалась райской.

Приведя себя в порядок, Корделия почувствовала навалившуюся усталость.

Уже темнело. Дом неуклонно погружался во мрак, и она направилась в комнату Берта. Проходя мимо огромного черного пса, Корделия как-то буднично потрепала его по голове и скрылась в спальне.

Ей ничуть не хотелось находиться здесь голой, и она легла на смятые простыни не раздеваясь.

Корделия укладывалась спать в чужом жилище, в чужой кровати. Грязный халат, который она решила не снимать, добавлял дискомфорта. Еще вчера Корделия точно так же устраивалась в своей собственной уютной и привычной постели. Как же все переменилось буквально за несколько часов!

Последние годы она постоянно сетовала на то, что ее будни были похожи один на другой, ничем не примечательные и… пустые. Что ж, не зря советуют быть осторожнее со своими желаниями. Она получила разнообразие, вот только совсем не то, о котором мечтала. Хотя… кое-что осталось неизменным — ее одиночество.

Чтобы укрыться, спрятаться от мира — если бы только можно было скрыться и от своих мыслей! — Корделия потянула на себя одеяло. От него исходил едва уловимый запах табака, алкоголя и мужского пота. Почему-то аромат не был отталкивающим, скорее наоборот. Он окутывал и успокаивал. Внушал пусть слабое, но ощущение присутствия другого человека.

Тот, кто мог так пахнуть, представлялся Корделии большим, сильным и непременно теплым. Каков был на самом деле обладатель этого запаха, она старалась не думать — ни о нем самом, ни о его судьбе. Во всяком случае, изо всех сил гнала эти мысли.

Шли минуты, она начала согреваться. В тепле и тишине напряжение постепенно пошло на убыль, и хоть Корделия проспала почти весь день, в итоге, сама того не заметив, соскользнула в беспокойную полудрему.

****

Корделию разбудил топот за окном. Просыпаясь, она повернулась на другой бок, открыла глаза. И почти сразу зажмурилась — яркая луна, висевшая в ясном ночном небе, заливала ее подушку белыми полосками света, прорвавшегося сквозь занавески. Но даже он, приглушенный стеклом и тканью, резанул по глазам. Прожившая почти всю жизнь под землей, Корделия не привыкла к ярким лучам и краскам, отчего теперь казалось, словно ей под веки насыпали песка.

Топот между тем стал отдаляться и вскоре вовсе стих.

Тогда стали слышны другие звуки — кто-то скребся за дверью. По спине Корделии пробежал холодок. Что за чертовщина?

Она снова прислушалась. Последовало тихое скуление.

Точно. Паштет. Как вообще этот огромный зверь может издавать такие высокие звуки?

Перевернувшись на другой бок, Корделия попыталась не обращать внимания на жалобный писк. Но тот не замолкал.

Не выдержав и нескольких минут, она встала и открыла дверь. Похоже, пес только и ждал приглашения, поскольку без промедления влетел в спальню.

Стоило Корделии улечься, как он опустил голову на постель. В лунном свете его влажные глаза поблескивали, отчего казались наполненными слезами. Снова заскулив, Паштет положил огромную лапу на кровать рядом со своей массивной челюстью. И опять заскулил.

Да что ж такое! В конце концов, ему ведь тоже было одиноко, верно? Возможно, потеряв хозяина, собаки чувствуют себя брошенными на произвол судьбы.

Когда Паштет в очередной раз заныл, Корделия похлопала по простыне рядом с собой. Он тут же вскарабкался на кровать и растянулся. В постели стало гораздо теснее. Положив голову на передние лапы, Паштет вперил взгляд в Корделию. Когда она умиленно посмотрела в ответ, он заерзал, пытаясь подобраться ближе к ней.

— Дружок, ты же меня раздавишь! — улыбнулась она, однако запустила пальцы в черную шерсть между мягкими ушами.

Паштет одобрительно засопел.

Устроившись удобней, Корделия потянулась и обеими руками обняла пса размером с нее саму. Мягкость густого меха успокаивала, мокрый холодный нос щекотал кожу теплыми выдохами.

Увы, даже отогнав одиночество, Корделия знала, что ей не уснуть. А вот Паштет за свой сон совершенно не беспокоился. Едва оказавшись в постели, он довольно вздохнул. Огромное тело расслабилось под ее ласкающими пальцами, шумное дыхание сделалось размеренным.

Что ж, пускай хоть кто-то отдохнет. Почему-то рядом с мохнатой скотиной, как назвал его Игнат, перспективы не казались ей столь мрачными. Просто нужно было тщательно все обдумать.

Первым на ум пришел Грин. Действительно ли он заключил сделку? Но зачем? Корделия отказывалась верить, что любимый старик не желал ей добра. Как и отказывалась верить, что отец поставил ее в потенциально опасную ситуацию.

В любом случае Корделию наверняка уже хватились. Она не представляла, реально ли вытащить ее из самого сердца оружейной локации, но не могла не надеяться на помощь семьи.

Вот только голос разума подсказывал, что Корделия что-то упускала из виду. Нечто неуловимое, мельтешившее смутными догадками на краю сознания.

****

Спешившись, Тиша слегка покачнулась, как это обычно бывает после долгой поездки. Она устала, это правда. Но усталость ее могла быть еще больше, если бы не электромотоцикл — одна из немногих ее личных вещей, — который был быстрее любой машины и не требовал частой дозаправки. Именно поэтому дорога до убежища, несмотря на свою протяженность, заняла всего шесть часов. Сейчас железный зверь напоминал породистого вороного после скачки — пышущая жаром холка, слой дорожной пыли на крупе.

К сожалению, быстрая езда также посадила аккумулятор, и Тише следовало поспешить, если она хотела успеть его зарядить. Где-где, а в метрополитене электросеть была мощной и надежной. Кто знает, будет ли таковая в следующем укрытии. Наверняка эвакуация была в самом разгаре, как и всегда, когда раскрывалось месторасположение очередного убежища.

— Как вернусь, сразу же помою тебя и покормлю, — пообещала Тиша, погладив руль мотоцикла и постаравшись не думать о том, какими жалкими выглядят ее беседы с собственным транспортом. За неимением друзей или даже просто товарищей ей больше и поговорить-то было не с кем.

Пройдя под искореженной покосившейся вывеской, Тиша сбежала по ступеням и направилась прямиком к Карлу, более чем уверенная, что он окажется на месте. Немудрено после маленького бунта, случившегося в его «королевстве».

Остановившись на повороте, она потерла живот, так и не прекративший болеть.

Из-за нужной ей двери доносились крики. Словно не выдержав накала страстей, лампочка в коридоре мигнула и погасла, впрочем, тут же загоревшись снова.

В кабинет — если можно так назвать переоборудованное помещение дежурного по станции — Тиша вошла без стука. Трое мужчин сразу же повернулись к ней. Она едва не выругалась. Из всех возможных раскладов ей выпал наихудший — разбираться с Карлом и его сынком одновременно.

Конечно, в иное время она могла бы дождаться, когда Карл останется один. Но не сегодня. Сегодня она не могла ждать. Сразу после этого бурного разговора, участницей которого должна была теперь стать и она, Карл наверняка уедет. А ей жизненно необходимо было как можно скорее получить то, в чем она так отчаянно нуждалась.

Разумеется, Шакал тоже присутствовал, куда же без него. Бессменный телохранитель.

Тиша давно научилась не вздрагивать при виде копии Дога. Ей всегда нравились большие мужчины, но, в то время как Дог был просто крупным, его близнец — огромным. Чудовищно, противоестественно высоким и широкоплечим. Хотя, если задуматься, она бы в любом случае не боялась Дога. Он никогда не пугал ее, даже когда был еще диким пареньком двенадцати лет отроду.

А вот Шакал… Какое же подходящее имя! После исчезновения Дога Тиша инстинктивно потянулась к нему, но очень быстро поняла, насколько близнецы не похожи друг на друга. За одинаковым фасадом крылся совершенно разный интерьер. Шакал с детства был таким — отбирал у младших братьев еду и скудные их пожитки. Любил демонстрировать силу, особенно когда противник был явно слабее. Просто Тиша, в те времена еще маленькая девочка, этого не замечала — для нее существовал только Дог. Пока он не пропал. Сперва проявивший показную теплоту Шакал затем начал использовать Тишу, чтобы понравиться хозяевам, получить дополнительные пайки или избежать наказаний, перекладывая вину на хрупкие девичьи плечи. Вскоре она уже избегала его, как чумы. С годами его интеллект угасал, а злоба возрастала, превосходя повышенную агрессивность, свойственную всем самцам проекта.

У каждого из братьев мутации пошли по своему пути. Насколько знала Тиша, Грин так и не нашел причину этого. Путем проб и ошибок старик выяснил, какие люди легко поддавались необходимым генетическим изменениям, инициированным его вакцинами, а какие — мутировали безобразно, болезненно, теряя разум и человеческий облик. Проблема состояла в том, что, будучи запущенным, процесс становился неконтролируем и непредсказуем. По задумке безумного ученого Дог должен был стать мощнейшей боевой машиной, самым сильным из одиннадцати сыновей одной матери, однако все пошло не по плану…

— Тиша, милая моя, где же ты была? — воскликнул Карл. — Мы тебя заждались!

— Я только приехала, — ответила она, внутренне содрогнувшись. Рано или поздно ей все равно пришлось бы сообщить о результатах перестрелки, но сейчас обстоятельства были наименее благоприятными. — Мне ведь приказали вернуть Корделию.

— И как? Вернула? — заботливо осведомился Карл, ничуть не удивленный. Видимо, он был уже в курсе.

— Нет, — стиснула зубы Тиша.

— Где она? — шагнул вперед блондин, встав рядом с ней. — Поганец мертв?

— Ранен. Возможно, смертельно, — добавила она, хоть и знала, что при должной медицинской помощи шансы Берта на выживание были высоки.

— Выходит, он жив? Тогда какого черта ты здесь? — практически набросился на нее Ник. — У тебя пули кончились? Винтовку заклинило? Объясни мне, Тиша, потому что я не понимаю!

— Оружейники устроили обрушение. Мне пришлось уйти, чтобы не угодить в плен, — выпалила она заготовленное оправдание, которое теперь даже ей самой показалось жалким и неубедительным.

— Где остальные, которых я отправил с тобой? — дребезжащим голосом потребовал ответа Ник.

— Мертвы, — вздохнула Тиша.

— Ах ты!.. — шагнув вперед, он замахнулся, но Карл перехватил его руку.

— Николай, — обманчиво ласково урезонил он, с вялым интересом наблюдая за их разговором. — Ты совсем позабыл о манерах.

— К дьяволу манеры! — вспылил Ник. — Ты позволил гребаному старику отпустить этого сукиного сына. Теперь Корделия у них. Мы должны вернуть ее!

— Грин уже получил по заслугам, — отозвался Карл, и у Тиши екнуло сердце. Выжил ли старик? Только он знал состав препарата, стабилизировавшего ее мутогены и тем самым продлевавшего ей жизнь. Словно в ответ на страхи Тиши, у нее опять свело живот, и она неосознанно прижала к нему руку, чем выдала себя. — Не бойся, милая, — обратился Карл уже к ней. — У меня в запасе достаточно лекарства для тебя, — разумеется, он не пытался утешить ее, скорее, напоминал о том, почему она не могла от него уйти.

— Я вообще-то с тобой разговариваю! Мы должны ее вернуть! — повысил голос Ник.

Тиша оторопела от его дерзости, хотя сам Карл лишь выгнул бровь. Ник считался принцем, но раньше ему хватало ума не перечить королю. С чего вдруг он начал сейчас? Тем более, не стесняясь посторонних глаз.

Тиша присмотрелась к нему внимательней. Ник был растрепан, словно только что встал с постели, да и лицо его выглядело помятым, как бывает с похмелья. Скорее всего, накануне он перебрал алкоголя. Или употребил что-нибудь еще. В последнее время Ник все чаще отдавал предпочтение «тяжелой артиллерии».

Таковой была вся его жизнь — вечная гонка за удовольствиями. Чем более изощренными и жестокими, тем лучше. В противовес моральным качествам, внешность его была идеальна — светлая кожа, голубые глаза, платиновые волосы, точеные черты. Скорее всего, Ник, как и его сестра, пошел в мать, потому что он определенно ничем не напоминал своего темноволосого отца.

Оно и к лучшему. В чем мир точно не нуждался, так это еще в одном властолюбивом садисте и манипуляторе. Ник очень старался подражать отцу, однако ему недоставало интеллекта, выдержки, самообладания и изящества.

— Николай, ты забываешься, — укоризненно покачал головой Карл, все-таки соизволив ответить. — Ситуация уже под контролем. Тиша, милая, скажи, пожалуйста, из оружейников кто-нибудь еще пострадал?

— Нет, больше никто, — хотя она не знала наверняка. Если же кто-то из них и погиб, Тиша не хотела усугублять свое и без того зыбкое положение плохими вестями.

— Игнат? — склонил Карл голову набок, с прищуром посмотрев на Тишу.

— Жив и даже не ранен, — отозвалась она.

По крайней мере, был целехонек, когда она покидала город.

— Превосходно, — он заметно повеселел.

И с чего такой интерес к главному дознавателю во вражеском стане? Ладно бы Игнат был генералом или хотя бы капитаном отряда… Но Тише сейчас хватало собственных проблем, чтобы разгадывать подоплеку интереса своего хозяина.

— Ну конечно, кто бы меня слушал! — встрял Ник. — Все ясно, отец. Тебя куда больше волнует, чтобы не пострадал твой драгоценный…

Договорить ему не дали. С быстротой, неожиданной для мужчины преклонных лет, Карл вскинул руку и отвесил Нику такую сильную пощечину, что послышалось клацанье зубов. Тиша сглотнула, прекрасно помня, какая тяжелая у Карла рука. Ника ей было совсем не жаль — ни чуточки! — зато она знала, что после своего сынка Карл примется за нее.

— Николай! — одернул он. — О таких вещах не говорят при всех. Очень тебя прошу, следи за языком. В последнее время ты слишком часто выходишь за рамки. Это недопустимо. Не забывай, что ты всего лишь наследник, и пока что, к моему величайшему сожалению, не демонстрируешь качеств, необходимых для лидера, — моментально успокоившись, Карл задумчиво посмотрел на Ника, словно принимал какое-то решение. — А знаешь, у тебя еще будет возможность вернуть свою сестру.

— Когда? — оживился Ник, облизнув окровавленные губы. Видимо, при ударе он рассек щеку о чуть выпирающий клык.

— Наберись терпения, сначала она должна сыграть свою роль. Сейчас займись делом, — Карл небрежным взмахом руки указал на дверь. — Проследи, чтобы отсюда вывезли оставшиеся вещи, пока я беседую с нашей милой Тишей.

— Просто учти, отец, долго ждать я не собираюсь, — решив, что за ним осталось последнее слово, Ник глянул на нее с мстительной радостью и, ухмыльнувшись, вышел, прикрыв за собой дверь.

Карл лишь снисходительно посмотрел ему вслед. Когда он обратил свое внимание на Тишу, у нее по спине стекла одинокая капля холодного пота. Страха как такового не было, нет. Скорее обреченность. Тиша снова неосознанно потерла живот.

В то же время Карл подошел к столу и, достав из ящика шприц с красноватой жидкостью, покрутил его в пальцах.

— Тиша-Тиша, — пожурил он, обернувшись к ней. — Как жаль, что мой редчайший цветок нуждается в постоянном уходе и не выживет в дикой природе. Будь я на твоем месте, вел бы себя куда осмотрительней. Только взгляни, что ты вынуждаешь меня делать, — подняв свободную руку, он щелкнул пальцами, призывая своего телохранителя, и указал ему на Тишу.

Она даже не отшатнулась и не попыталась увернуться. Какой смысл? От такой махины не спрячешься в помещении, показавшемся сейчас особенно тесным, а жалкие попытки бороться лишь позабавят Карла.

От удара огромным кулаком в живот Тиша отлетела к стене, впечатавшись в нее спиной. Но боль в позвоночнике показалась ей едва ощутимой в сравнении с адской резью в животе. Перед глазами заплясали черные точки, перехватило дыхание. Хватая ртом воздух, Тиша попыталась устоять на ногах, и ей каким-то чудом это удалось. Увы, ненадолго.

Шагнув вперед, Шакал снова замахнулся и ударил Тишу в бок. Ей даже показалось, что она услышала хруст собственных ребер. О попытках устоять больше не могло быть и речи. Так она и сползла по стене, плюхнувшись на задницу и обеими руками схватившись за живот — если не для того, чтобы унять боль, так хотя бы прикрыть его от последующих ударов, коль скоро они последуют.

Шакал уже замахнулся снова, но его остановил окрик.

— Хватит! — приказал Карл. — Мы ведь не убить ее хотим, в конце-то концов. Отойди.

Как выдрессированная собака, гигант попятился и вернулся на свое место у стены. Марево перед глазами Тиши начало рассеиваться, и она отстраненно отметила, что на лице Шакала так и не промелькнуло ни единой эмоции. Впрочем, как и у Карла, приблизившегося к ней и присевшего на корточки.

— Тиша, как же я не хочу тебя наказывать, — его слова доносились до нее будто издалека. — Понимаю, ты боишься Ника и только поэтому выполняешь его приказы. Но если ты усвоишь, кто твой настоящий хозяин, если поймешь, что такое настоящая верность, нам с тобой будет гораздо проще сотрудничать.

Нет, не будет. Не исполни она приказ Ника, сейчас оказалась бы в том же положении, только Карл наказывал бы ее за то, что осмелилась ослушаться его наследника. Так было всегда. Практически любое решение вело к наказанию. Правильного варианта не существовало.

— На этот раз я снова тебя прощаю, — продолжил Карл, не ждавший от нее ответа. — Но, Тиша, ты злоупотребляешь моей добротой. Еще немного, и у меня иссякнет терпение, понимаешь? Оно ведь не бесконечно, — он взял ее руку и, отведя от живота, распрямил.

Догадываясь, что задумал Карл, Тиша не вырывалась, хоть ей и были противны его прикосновения. Большим пальцем пережав ее вену над локтевым сгибом, он выждал несколько секунд и вонзил в нее иглу, не потрудившись обработать место укола антисептиком. Впрочем, последнее Тишу совсем не беспокоило. Пыль и грязь на коже были сейчас наименьшей из ее проблем.

Введя препарат, Карл педантично закрыл иглу колпачком и, поднявшись, выбросил шприц в мусорное ведро неподалеку. Сверху вниз он посмотрел на Тишу тем же взглядом, каким только что смотрел на мусор, — разницы для него между нею и содержимым урны не было никакой.

— Мы уезжаем, — в конце концов, сообщил Карл то, что Тиша уже знала. — Советую тебе не разлеживаться, если не хочешь, чтобы я по-настоящему рассердился. Меня ждут неотложные дела, но Ник скажет тебе, куда ехать, — с этими словами он взмахом руки позвал за собой Шакала, и вместе они ушли.

Слушая их удалявшиеся шаги, эхом разносившиеся по опустевшему тоннелю, Тиша попыталась приподняться. Не с первой попытки, но ей это удалось. Препарат постепенно начал действовать. Регенерация возвращалась, и резь в животе пошла на убыль, но из-за ушибленных ребер каждое движение все равно было сущим мучением.

Тиша выпрямилась. Вдохнула-выдохнула раз, потом другой. Ей давно сделалось наплевать на то, как к ней относился Карл. Она не ждала больше от него ни уважения, ни хотя бы внешнего его проявления. Раненая гордость, когда-то мучившая ее, отошла на второй… на третий план. Сейчас важным стало совсем другое — ее зависимость от препарата.

Чем старше становилась Тиша, тем чаще ей требовались инъекции. Теперь, когда возраст ее приближался к тридцати годам, она нуждалась в них едва ли не каждый месяц. И вот Грин — единственный человек, способный изготовить спасительный препарат, — пожертвовал собой ради своей любимицы. Так что отныне не было никакой гарантии, что в тот очередной раз, когда ей, Тише, потребуется порция препарата, она сумеет его добыть. По словам Карла, у него были запасы, вот только Тиша сомневалась, что доз хватит хотя бы на год — Грин не стал бы готовить больше. Старик делал все возможное, чтобы в нем нуждались.

Держась за стену, Тиша поплелась к выходу из метрополитена, стараясь не думать о том, что впереди ее ждала лестница, представлявшаяся теперь самой настоящей преградой на пути к свежему воздуху. Проходя мимо открытой двери, Тиша мимоходом заглянула в каморку за ней — в рабочий кабинет Грина.

Внутри все было перевернуто вверх дном, как после тщательного обыска. Наверняка Ник со своими подручными выгреб отсюда все, что могло пригодиться — остатки медикаментов, древнее оборудование. Только мебель не тронули, в том числе и пару столов, заваленных осколками колб и погнутыми пластиковыми трубками. Дверцы настенных шкафов были распахнуты настежь, полки пусты. Даже мусорное ведро лежало опрокинутым, и использованные ампулы из него рассыпались по полу.

«Почему, Грин? — с горечью подумала Тиша. — Хотя чему я удивляюсь… Избрал своей любимицей дочь нашего великого лидера. У нее-то, поди, теперь будет все, чего не добыть в этой дыре. А мы кто? Ты никогда не считал нас людьми. Да что там говорить, даже животными не считал. С лабораторными крысами и теми лучше обходился, чем с нами. А ведь мы тоже заслуживаем спасения!»

Вот только спасения не предвиделось. На смену обреченности постепенно начало приходить смирение. Прежде Тиша не была заинтересована в том, чтобы пострадали Карл, Ник и их сообщники в локациях, ведь тогда она лишилась бы лекарства. Но теперь, даже если Грин выжил, у Карла не осталось рычагов давления на него.

Никогда еще завтрашний день не казался ей таким зыбким. Сейчас Тиша сильнее, чем когда-либо прежде, захотела, чтобы ее хозяева получили по заслугам, но что она могла сделать? Хотя, если подумать… ее взгляд остановился на ампулах, рассыпанных по полу… кое-что Тиша сделать все-таки могла.

Она не собиралась жертвовать собой, лишь бы насолить Карлу, но дать оружейникам подсказку, оставить те или иные зацепки было ей вполне по силам. Глупый план лучше, чем вообще никакого.

И Тиша знала, к кому обратиться за помощью. Она не видела Динго пару недель, однако не сомневалась, что он по обыкновению бродил неподалеку. Дело осталось за малым — добраться до рации.

Глава 10. Семейные ценности

С фонариком в руке Игнат стоял возле машины, на которой приехал Берт. Салон и багажник дали не слишком-то много подсказок, за исключением карты. Игнату до зубовного скрежета хотелось вломиться в дом брата, вытащить оттуда чужачку и допросить по всем правилам. Или без них. Что ему мешало? Да пресловутое данное слово! Будущий лидер не мог позволить себе менять решение по сто раз на дню.

Как любая женщина, локация нуждалась в мужчине, держащем обещание, даже если дано оно было в минуту слабости. Слабости, которую он также, черт возьми, не мог себе позволить.

С размаху впечатав карту в металлический пыльный капот, Игнат потер ладонью лицо. Стоило ему глубоко вдохнуть, как в нос ударил характерный запах бензина и машинного масла, исходивший от пальцев.

— Привет, дружище, — раздался поблизости бархатистый голос.

Игнат обернулся, прекрасно зная, кого увидит. Даже при тусклом освещении сложно было не заметить неординарную внешность гостя. Светлые вьющиеся волосы, голубые глаза и идеальное лицо — воплощение девичьей мечты о рыцаре… потрепанном и немолодом.

— Привет! — шагнув к Тесле, Игнат похлопал его по плечу, как в далекие времена. — Берт нашелся, так что зря ты спешил.

Тесла подошел к машине и осмотрел карту на капоте. Склонив голову набок, он задумчиво провел пальцем по начерченной линии.

— Неплохо, — удовлетворенно кивнул Тесла. — И даже маршрут есть. Хотя сомневаюсь, что он нам пригодится.

— Никто не мешает проверить, верно?

— Верно-то оно верно. Но логичнее дождаться пробуждения Берта.

— Мы потеряем драгоценные дни, — отмахнулся Игнат. — Я хочу поехать сейчас.

— Плохая идея. Опасное дело. Ты и сам знаешь, что окажешься на чужой территории, в разрушенном городе. Вероятно, потеряешь людей. Вас просто превзойдут численностью. Не факт, но… — покачал головой Тесла. — Филипп в жизни не выделит тебе отряд. Да ты и не солдат, не имеешь опыта командования. Или у вас военная полиция начала выезжать на разведывательные операции? — он даже не скрывал своего сарказма.

— Я уже все решил, — отрезал Игнат, проигнорировав аргументы и шпильку своего приятеля. В такие моменты он особенно жалел, что Филипп до сих пор оставался у власти. Имей Игнат его полномочия, сейчас мог бы приказать любому отряду, да хоть всем подразделениям разом. — Поеду один, — вслух подытожил он.

— Филипп не позволит, — покачал Тесла головой.

— Не позволит, если узнает сейчас.

«Конечно, рано или поздно отец все равно поймет. Разозлится. Выдумает какое-нибудь символическое наказание. Ну, отстранит на пару дней. И что с того? Мелочи жизни. Мне как раз не помешает выспаться и разобрать отчеты», — решил Игнат.

— Ты точно спятил. Я тебя понимаю, но не превращайся в ищейку, бездумно несущуюся на запах крови.

— Я главный дознаватель. Та же ищейка, — равнодушно отмахнулся он.

— Тебе жить надоело? И что же ты надеешься там найти? Бесполезное дело. Сам знаешь, что к нашему приезду убежища всегда бывают пусты, зато взрывчатка порой там попадается.

— Тесла, ты сам себе противоречишь, — начал раздражаться Игнат. — Так дело бесполезное или опасное? Ты уж определись.

— Как и любая война, — Тесла пожал плечами. — Опасное и бесполезное. Значит, у меня нет шансов тебя переубедить?

Игнат выразительно посмотрел на друга детства, без слов сообщив об окончательности своего решения.

— Ясно, — удрученно вздохнул Тесла. — Но сначала давай зайдем к твоим родителям, я обещал им. Иначе София к нашему приезду закипит. Не хочу еще раз увидеть ее разозленной. По дороге сюда я пересекся с Филиппом. Говорит, скоро она сменит его в больнице, но пока еще дома. Хотя бы отметимся перед отъездом, — он поправил на плече дорожную сумку.

— Постой-ка, — озадачился Игнат. — Ты будто бы собрался со мной.

— Ну да. Почему нет? Не зря же спешил. А так хоть что-то интересное. С корабля на бал и обратно на корабль. Конечно, я предпочел бы отдохнуть перед дорогой, но поскольку за рулем будешь ты, заодно и отосплюсь.

— Тесла, — предостерег Игнат, — не стоит тебе лезть в разведку. Серьезно. Ты же понимаешь, что может начаться…

— Да брось, — отмахнулся тот. — Я уже большой мальчик. К тому же прихватил с собой игрушки, — он с кривой ухмылкой похлопал по своей сумке. — Или ты в процессе так называемой разведывательной операции собрался все замки сносить гранатой? Как раз протестирую новенькое оборудование в полевых условиях. Мечта изобретателя, иначе не назвать! — с театральным восторгом добавил Тесла.

Игнат сжал пальцами переносицу.

Он признавал правоту Теслы и хотел поехать с тем, на кого можно положиться. Брать с собой Дога он не мог. Игнат прекрасно понимал, что здоровяк разозлится и обидится, но с учетом его ранения и странного поведения… в последнее время и без того нервный парень то и дело становился буквально неуправляемым… что было неплохо, на самом деле просто отлично, но лишь в бою — никак не в разведке, где важнее всего скрытность и самообладание, когда нельзя выдавать себя, что бы ты ни увидел.

Говоря откровенно, Игнат боялся, что рано или поздно Дога все-таки переклинит. Угрозу в нем видели практически все. Он давно балансировал на грани между здравомыслием и сумасшествием. Игнат понимал: одно неверное движение, шарики заедут за ролики, и начнется кровавый ад.

Хотя именно Дога Игнат ценил как никого другого.

У него было мало настоящих друзей. Особенно после взрыва, оставившего на нем шрамы и парализовавшего на долгие годы. После трагедии и последовавших за ней лет Игнат разучился подпускать к себе людей, возведя ожесточенность и отстраненность в ранг искусства.

В итоге из друзей осталось лишь двое. И у каждого была своя собственная история.

«Разные события, — думал Игнат, — привели их к одному результату — ущербности, которую ни один из них не желает признавать».

К сожалению, Дога не могло исцелить ни время, ни лекарства, ни что-либо другое во всем мире. Игнат подозревал, что тому не поможет даже лоботомия.

А Тесла… лежал на соседней койке. Пускай его не парализовало, но он лишился руки и повредил несколько позвонков. Тряхнув головой, Игнат отогнал угнетающие мысли и вернулся к предложению Теслы.

С одной стороны, этот гениальный блондин творил чудеса с электроникой и мог взломать любой замок. С другой — был единственным наследником своей семьи и технической локации. В случае его гибели прервется линия как в наследовании, так и в политике. Но имел ли Игнат право мешать взрослому разумному мужчине самостоятельно принимать решения? Особенно если эти самые решения были выгодны самому Игнату.

— Ладно, — вздохнул он. — Так и быть, давай зайдем к родителям и поедем.

— Я знал, что ты согласишься, — ухмыльнулся Тесла.

Погруженный в раздумья, Игнат не заметил, как они дошли до родительского дома — двухэтажного здания с белыми кирпичными стенами и большими деревянными ставнями. Дом отличался от большинства строений городка размахом и красотой, как и подобает жилищу лидера. До Третьей мировой здесь было шикарное поселение для богатых любителей лыжного спорта. Их виллы восемьдесят лет назад занял высший офицерский состав со своими семьями. И уже затем, по мере того как подрастали дети, а численность вооруженных сил росла — часть жителей ближайшего поселения то и дело изъявляла желание присоединиться к защитникам нового мира, — в военном городке пришлось возвести множество зданий, но уже попроще — зачастую одноэтажных, из обычного кирпича.

Памятуя, что мать до ночи не запирала замок — что немудрено с таким количеством детей, — Игнат просто повернул ручку и толкнул дверь. Тесла последовал за ним. Они прошли через гостиную в просторную кухню на звонкий стук поварешек о стенки кастрюль.

При виде изящного силуэта у плиты Игнат немного расслабился.

Даже за готовкой София была изысканна и напоминала статуэтку, отлитую из стали с примесью платины — несгибаемый стержень, ювелирная скань. С течением лет ее золотистые волосы так и не тронула седина, и сейчас они ниспадали до пояса в наскоро заплетенной косе. Льняное платье на тонких бретелях было простым, лишь добавляя образу легкости. Игнат подозревал, что, надень София холщевый мешок, она все равно будет выглядеть королевой. Возраст отполировал ее красоту и придал ей царственности.

Обернувшись, София одарила нежданных гостей улыбкой и подошла ближе, чтобы по очереди обнять обоих.

Вот только Игната было не обмануть. Он знал, что в ее материнском сердце сейчас полыхал страх за младшего сына, нестерпимое желание броситься к нему и забрать себе его боль. Но языки пламени лишь на миг блеснули в ее глазах, тут же сменившись привычной кристальной голубизной. Самообладание, достойное пьедестала.

Вряд ли их вообще кто-нибудь заметил бы, кроме главного дознавателя. То есть Игната.

— Тесла! — воскликнула София. — Где ты пропадал, негодник? — наигранно возмутилась она. — Неужели тебе нужен повод, чтобы приехать нас навестить? Я приготовила кое-что особенное.

— Ох, София. Не стоило, — неискренне возразил Тесла.

— Конечно, стоило. Присаживайтесь, будет готово через десять минут, только зелени наберу, — прихватив со столика в прихожей маленькую корзинку, она выскользнула из дома.

Тесла с Игнатом прошли обратно в гостиную, где на диване растянулся Дог. Он успел переодеться, но было видно, что рана на бедре еще не затянулась окончательно. Ожесточенное выражение лица предупреждало, что с вопросами лучше повременить.

Дог молчал, Тесла тоже. Игнат давно подметил, что эти двое не особо ладили, просто никогда не интересовался подробностями. Какое ему было до них дело?

Чтобы как-то занять себя в ожидании ужина, он вышел на улицу. Остановившись в дверях, Игнат вдохнул вечерний воздух, устало потер виски.

В нем спиралями скручивалась агрессия, требовавшая выхода. Регулярные свидания с бутылкой помогали все меньше, да и в свете последних событий ему нужно было что-нибудь покрепче. А к чему-нибудь покрепче Игнат предпочитал не прибегать без крайней необходимости.

Внезапно его уединение прервали голоса. Сначала доносившиеся издалека, они с каждой секундой звучали все громче.

Игнат повернул голову на звук и нахмурился.

Виола — младшая его сестра, за которую он, как и все братья, нес ответственность, — шла между двумя бездельниками, Трисом и Лансом, держа их под руки. Они что-то возбужденно ей втолковывали, она же покровительственно кивала им.

Взор Игната заволокла алая пелена, которую он тут же усилием воли загнал обратно во тьму подсознания. Виола даже не замечала, что оба парня с высоты своего роста недвусмысленно заглядывали в вырез ее майки.

Хотя кого он обманывал? Все она замечала. И наверняка наслаждалась вниманием.

— Ну что, мальчики, — тряхнув светлыми волосами, она глянула сначала на одного своего спутника, затем на второго. — Тогда сейчас я попрощаюсь с мамой и захвачу куртку. Ночью будет холодно.

Откашлявшись, Игнат вышел из полумрака дверного проема и с удовлетворением заметил, как при виде него стушевались близнецы.

— Виола, — натянуто улыбнулся он.

— Игнат, — тон ее голоса был еще холоднее, чем у него.

— Куда-то собираетесь? — как можно небрежнее спросил Игнат.

— В городе начинается подготовка к фестивалю. Мы решили тоже поучаствовать, — высоко подняла голову Виола. — А почему спрашиваешь? Хочешь присоединиться? — она выгнула бровь.

— Виола, — обманчиво ласково сказал Игнат. На самом же деле он начал закипать. Неужели она не понимала, что рискует испортить репутацию всей семьи? — Проходи в дом.

Судя по выражению ее лица, назревал бунт.

Игнат мог поспорить, что светлые волосы его сестры того и гляди встанут дыбом, и глаза начнут метать молнии. Виоле следовало поучиться самообладанию. Вспыльчивость еще никого не доводила до добра.

По мнению Игната, импульсивность говорила о незрелости личности, что стало для него дополнительным пунктом в списке причин, почему нельзя отпускать Виолу с близнецами. Да ее вообще ни с кем никуда нельзя было отпускать.

— Что же до вас двоих… — искушение воспользоваться должностными полномочиями в личных интересах было велико.

— Игнат? — прошипела Виола.

— Вы двое можете убираться на все четыре стороны. Надеюсь, вы не вынудите меня идти на крайние меры, — добавил Игнат, стиснув зубы.

От гнева лицо Виолы залило румянцем, но близнецам, в отличие от нее, было что терять. Наверняка они помнили, что там, в разрушенном городе, исполнили приказ Берта и ослушались Игната. Не стоило им сейчас усугублять свое положение. Разумеется, юные снайперы понимали, насколько чревато ссориться с главным дознавателем, который, помимо прочего, откровенно не ладил с их капитаном. Пожелай Игнат разрушить их карьеры, Берт не смог бы замолвить за них словечко, особенно теперь, когда его жизнь висела на волоске. Виола, в свою очередь, не обязана была подчиняться Игнату и, несмотря на все их разногласия — порой доводившие обоих до кипения — знала, что он никогда не причинит ей реального вреда. Что ж, раз он не мог повлиять на нее напрямую, был вынужден действовать через ее окружение. Причем весьма успешно.

Близнецы осторожно высвободили руки из-под ее ладоней и переглянулись.

— Ладно, Виола… — замялся Ланс. — Мы, пожалуй, пойдем.

И не успела она возразить, как они попятились и спешно ретировались.

Виола перевела убийственный взгляд на Игната, вернувшегося в дом с равнодушным видом и чувством выполненного долга.

— Какого хрена, Игнат? — послышалось позади него рычание. Женское, но притом низкое и угрожающее.

— Что за выражения? — он со вздохом обернулся. — Следи за языком. Мало того что ты девушка, так еще и из уважаемой семьи, — хотя Игнат догадывался, от кого Виола нахваталась всех этих словечек, и мысленно отвесил Догу подзатыльник.

— Кто дал тебе право лезть в мою жизнь? Я буду выражаться, как пожелаю! Мне осточертели твои командирские замашки!

— Не смей повышать на меня голос, — холодно осадил Игнат. Со временем сестра поймет его правоту. К тому же раз парни быстро ретировались, значит, не стоили ее сил и времени. — Развлекаешься, пока твой брат на волоске от смерти? Красота.

— Берта стабилизировали. И если бы ты соизволил поинтересоваться, тоже был бы в курсе, — хлестнула Виола в ответ. — Мы как раз шли из больницы, и что-то я тебя там не видела.

Значит, Берта спасли. Ситуация мгновенно полегчала на тонну.

— У меня были срочные дела. Он пришел в себя? — заинтересовался Игнат. — Может разговаривать? Вспомнил что-нибудь?

— Больше тебя ничего не волнует? — отшатнулась Виола. — Какого черта ты пришел сюда? Вот и занимался бы дальше своими срочными делами.

— Я буду приходить, куда и когда пожелаю, — фыркнул Игнат. — Ты еще совсем молодая, и я за тебя в ответе. Поверь, я знаю парней из отряда Берта. У них на уме лишь одно.

— И что же такого интересного у них на уме? — поддела Виола.

— Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в постели с одним из них или с обоими сразу, — Игнат намеренно говорил грубо и прямо, зато доходчиво. И когда только его белокурый ангел успел превратиться в гарпию?

— А если я этого и хочу? — ядовито улыбнулась Виола.

Дог в гостиной зарычал. Либо потому что на его драгоценную девочку повысили голос, либо из-за заявлений этой самой драгоценной девочки.

Но никто не обратил на него внимания.

— Виола, — предостерег Игнат.

— Что? — ничуть не испугалась она. — Уж кто бы говорил! Думаешь, до меня не доходили слухи? Хочешь послушать?

Он напрягся, смутно догадываясь, к чему вела сестра.

Тогда Игнат и услышал приближавшиеся шаги. Размеренная легкая поступь. Тесла. Только его не хватало для полноты картины. Теперь уж точно не было надежды на мирное разрешение конфликта.

— А я бы послушал, — протянул Тесла, прекрасно понимая суть вопроса и желая смутить Виолу.

— Я не с тобой разговариваю, — бросила она ему.

— Значит, вот как ты меня приветствуешь? Не рада меня видеть? — Тесла с Виолой недолюбливали друг друга с тех пор, как ей исполнилось лет четырнадцать.

Игнат не знал, что послужило причиной неприязни, ведь когда-то эти двое неплохо ладили. Опыт дознавателя говорил, что он что-то упустил из виду. И тот же опыт подсказывал, что дело не только в разнице характеров. Нет, здесь крылось что-то более серьезное. Интересно — что? Игнат скользнул взглядом по раздраженной сестре. Та всем своим видом выражала снисходительное безразличие к присоединившемуся собеседнику.

— Не рада, — утомленно бросила она. — Тесла, ты что-то хотел?

— Да. Например, послушать, как ты ругаешься. Смотрю, подросли не только… — он выразительно окинул ее взглядом, — …но и твой длинный острый язык. Впрочем, он тебя не красит.

— Тесла! — прорычал Игнат на этот раз одновременно с Догом.

— Твой брат прав, — наплевал на их предостережения Тесла.

— Неужели? — проворковала Виола, встав с ним лицом к лицу.

— Конечно. Тебе нужно поработать над характером. Иначе замуж никто не возьмет.

Игнат заметил не только излишнее ехидство, с которым Тесла произнес последние слова, но и то, что Виолу начало ощутимо потряхивать. Не могло быть никаких сомнений: сейчас между этими двумя возобновился какой-то давний конфликт.

Игнат внимательно посмотрел на Теслу. Снова перевел взгляд на сестру.

Возможно, он и вправду погорячился.

Когда она родилась, ему уже исполнилось восемнадцать. Игнат помнил, как держал ее на руках. Помнил, как Виола гладила крошечными пальчиками его изуродованное лицо и целовала шрамы на щеках, широко открыв рот и оставляя на них слюнявый след детской безусловной любви.

Тяжело видеть, как начинает ходить на свидания девочка со светлыми кудряшками, привязывавшая ленточки к инвалидной коляске.

Наверное, стоило быть с ней мягче. Игнату не хотелось признавать, но Берт был любимым братом Виолы. Конечно, она перенервничала сначала из-за его исчезновения, потом ранения. Запреты и морали были для нее сейчас подобны воде, брызнувшей на раскаленную металлическую плиту. С запозданием Игнат подметил, что Виола была бледнее обычного. Да и пальцы руки, которой она заправила волосы за ухо, пусть немного, но подрагивали.

— Виола, — тихо позвал он.

Нулевой результат. Механизм был уже запущен.

— Да поможет Господь тому несчастному, который тебя полюбит, — ухмыльнулся Тесла, не догадываясь, что своими словами вполне мог вырыть себе могилу. — Хотя, пожалуй, ему не поможет даже сам Господь.

Виола медленно вдохнула и выдохнула, то ли пытаясь успокоиться, то ли…

— Нет! — увы, Игнат опоздал.

Она быстро отвела ногу и ударила Теслу коленом в пах.

— Твою мать! — прохрипел тот, ухватившись за косяк.

— Теперь я буду делать так всякий раз, когда подойдешь ко мне, — прорычала Виола. — А ты… — она обернулась к Игнату. — Диана правильно сделала, что бросила тебя! — она развернулась и с громким топотом побежала вверх по лестнице.

Игнат закрыл глаза. Виола невольно напомнила о том, что он уже десять лет пытался забыть. Не Диану и их разрыв. Другую женщину, другую потерю, другую тоску. Нет, к черту мысли о ней! Сейчас ему нужна была сосредоточенность вместо воспоминаний и навязчивых идей.

К счастью, от раздумий его отвлек Тесла.

— Вот же мелкая грубиянка! Кто так дерется? Я думал, вы тренируете молодняк по правилам, — он постарался принять расслабленную позу, но его голос оставался сдавленным.

— Моя работа, — прогрохотал с дивана Дог.

— За что? — страдальчески воззвал Тесла.

— Зато постоит за себя. И никакой козел ее не обидит, — безразлично ответил тот. — Ты — наглядный пример.

— Где твоя мужская солидарность?

— Меня-то Виола по яйцам не бьет, — прорычал Дог.

Скрипнул диван. Обернувшись, Игнат наблюдал, как здоровяк встал и похромал к лестнице следом за Виолой. Он поднялся по ступенькам и скрылся из виду. Следом громко хлопнула дверь.

— Что случилось? — забежала в дом София. — Где Виола?

— Виола наверху, — Игнат раздосадованно провел ладонью по затылку, потер шею.

София быстро оценила ситуацию: уход Дога и стоявшего в недвусмысленной позе Теслу. Да и Игнат с Виолой далеко не впервые устраивали громкие словесные спарринги, поэтому вычислить корень всех бед не составило труда, тем более для проницательной первой леди локации.

— Игнат, — тихо начала она, подбоченившись. — Тебе тридцать шесть. Может, пора уже поучиться на своих ошибках?

— Близнецы — отличные снайперы, прекрасные солдаты, но не с ними должна проводить время молодая девушка из приличной семьи.

— Это ты так решил? — столь же тихо продолжила София.

— Да.

— И твое мнение важнее мнения сестры?

— Ей всего восемнадцать. Она ничего не знает о жизни…

— Как думаешь, а я о жизни что-нибудь знаю?

В голове Игната взвыли сирены.

— Да, — осторожно ответил он.

— Тогда почему ты считаешь, что я не в состоянии решить, как будет лучше для моей дочери? Если я воспитала тебя, такого опытного и мудрого, почему не смогу воспитать и Виолу?

Оно настало — время начинать тактическое отступление во избежание конфликта с матерью. Она была тем вторым человеком, кроме Розы, кому Игнат никогда не хотел причинять боли. Им двоим и своему ангелу, хоть тот и превратился в настоящую фурию.

— Ладно, — Игнат поднял руки в знак капитуляции. — Я все понимаю, просто…

— Игнат, я тоже понимаю. Твои попытки контролировать всех вокруг причиняют нам боль. Я твержу тебе снова и снова, но ты не слышишь, — покачала головой София.

— Иначе ты отпустила бы ее в город! — все-таки не выдержал Игнат.

— И это было бы моим решением! Или ты хочешь поучить меня воспитывать детей? — вопрос с подвохом. — Ох, Игнат… — вздохнула София. — Ты всегда соглашаешься, но… — она снова покачала головой. — Тесла, и ты туда же? Нет ничего плохого в ребячестве, но во всем нужно знать меру.

— Вам помочь накрыть на стол? — примирительно улыбнулся Тесла.

И Игнат был ему признателен за смену темы.

Глава 11. Вниз по кроличьей норе

Игнат покосился на пассажирское сиденье. Тесла только проснулся и теперь тряс головой, отгоняя остатки сна.

На протяжении всего пути Игнат не решался включать фары дальнего света, чтобы не выдать своего присутствия, и ему осточертело щуриться, дабы не угодить колесом в яму или — еще хуже — на неожиданном повороте не слететь в кювет.

На горизонте уже виднелась тонкая полоска света, разгонявшего темноту. Ту самую темноту, которая до сих пор, как бы Игнат на нее ни роптал, успешно укрывала их от врагов. Было очевидно: через полчаса рассветет настолько, что машину придется оставить. И дальше двигаться пешком. Это безусловно делало их «путешествие» более длительным. Но только таким образом они могли избежать риска быть обнаруженными. Пару раз они останавливались, чтобы залить в бак топлива. Для этого им пришлось прихватить из локации несколько больших канистр, занявших почти весь багажник. Вот он — минус длительных поездок.

Игнат представить себе не мог, что меньше века назад автозаправочные станции стояли на каждом углу, и люди обходились без всех этих емкостей, содержимым которых пропах теперь весь салон. Не помогали даже открытые настежь окна и прохладный ночной воздух.

Игнат пообещал себе в следующий раз отправить на разведку Берта, который и заварил эту кашу. Хотя младший брат, вероятно, пошлет его куда подальше, не стесняясь в выражениях. Звездоносный капитан не соизволит поднять свой холеный зад без особого приказа от главы локации, коим Игнат не являлся. Пока что.

Тесла лениво потянулся, как большой кот, но в его движениях оставалась едва уловимая скованность с правой стороны тела.

— Как твоя рука? — с напускной небрежностью спросил Игнат.

— Ничего нового, — покосился на него Тесла. — Сейчас работаю над чертежами и пытаюсь изменить крепеж. Понятия не имею, как дед вообще умудрился спроектировать нечто подобное. Гениальный человек.

— Совсем никакого прогресса? — вежливо посочувствовал Игнат, прекрасно зная, каково быть обездвиженным.

Некоторое время назад он даже завидовал своему другу. Семь долгих лет. Если точнее, семь лет, пять месяцев и четыре дня. Еще бы! Ведь Тесла мог вставать на ноги, ходить и не был вынужден сносить унижение из-за невозможности самому выполнить простейшие действия по уходу за собой и удовлетворению базовых потребностей организма. Обездвиженный ниже пояса, Игнат отсчитывал каждый день, проведенный в инвалидной коляске. Еще тогда он пообещал матери, Розе и в первую очередь самому себе однажды все-таки подняться и больше никогда ни от кого не зависеть. В итоге Игнат смог, он справился. У Теслы же не было такой возможности — отрастить новые позвонки и руку не под силу ни одному человеку.

— Знаешь, я подумываю оставить эту затею, — пожал плечами Тесла. — Надо радоваться тому, что есть. Технарю ни к чему красота и физическая подготовка. Зато представь, какая прелесть — когда вы станете стариками с артритом, мне будет достаточно смазать суставы машинным маслом.

— Главное, чтобы оно у тебя не подтекало, — съязвил Игнат.

— Один — один. Как я посмотрю, характер у тебя с возрастом не улучшается, — фыркнул со смеху Тесла. — Видимо, гены. У вас в семье они как-то неравномерно распределились. Берт и Виктор — милейшие товарищи. Но стоит взять тебя или ту же Виолу…

— Тесла, — предостерег Игнат, — ты сейчас ступаешь на скользкую дорожку. Не забывай, что говоришь о моей сестре.

— Двойные стандарты. Тебе намекнуть, как со стороны выглядят твои претензии к ней?

— Я ее брат. Мне можно.

— Да ни черта. Что за отношение такое, когда не даешь в обиду, но обижаешь сам?

— Отношение… называется семейными ценностями, — прочистил горло Игнат.

— У всего в нашем мире есть два имени. Одно красивое, второе настоящее.

— Ты и сам хорош. Я не понимаю, почему ты так взъелся на Виолу, — ненавязчиво попытался он подобраться к интересующему его вопросу.

— Слишком рано она начала показывать зубки, вот только они у нее еще молочные, — отозвался Тесла, избегая прямого ответа. — То ли вседозволенность сказывается, то ли влияние Дога с Бертом.

— Просто Виола… еще молодая. Ты ее провоцируешь, — даже понимая иррациональность своего порыва, Игнат ничего не мог с собой поделать. Потребность защитить Виолу от всего и вся была слишком сильна — от обвинений, от мужчин. Если бы еще можно было защитить ее от взросления…

— Я всех провоцирую, — снова фыркнул Тесла, — но остальные не заводятся с полуоборота, поэтому злить их не так весело.

А вот и чистосердечное признание подоспело на пару с саморефлексией. Игнат знал, что Тесла с его идеальными манерами позволял себе изъясняться открыто только с близкими людьми. В ином окружении галантный блондин был непроницаем, спокоен и вежлив до тошноты, тем не менее, умудряясь выводить людей из себя и, кажется, наслаждаясь этим.

Честно говоря, Игната не особо радовало входить в круг чьих-либо приближенных. Ему не нравилось и не требовалось ни говорить по душам, ни получать оценку своих действий.

Заметив воцарившуюся тишину, Игнат не спешил продолжить разговор. Он предпочитал молчание пустой болтовне.

В детстве они с Теслой дружили, затем их объединила трагедия. Но детство прошло, раны затянулись, оставив после себя лишь горечь. Порой бывает, что с годами судьба разносит друзей на разные полюса. И тогда проще найти тему для беседы с незнакомцем, чем искать утерянные точки соприкосновения и огибать знакомые острые углы, о которые в далеком прошлом было набито немало шишек.

Ровно через полчаса Игнат снова взглянул на карту и перед следующим перекрестком свернул в лес. Машину затрясло на ухабах. Несколько раз еще она подпрыгнула на заросших травой кочках и вскоре, выбравшись из чащи, остановилась на небольшой прогалине.

Заглушив двигатель, Игнат выбрался из салона, натянул перчатки и подошел к капоту. Он поднял крышку и, повозившись под ней, достал маленькую деталь, которую спрятал в карман.

— Предусмотрительно, — хмыкнул Тесла.

— Когда у нас в прошлый раз угнали машину, я поумнел. Очень удобно. Без реле не уедешь, и мы сразу услышим, если кто-нибудь попытается завести двигатель.

— Неплохо, — потер подбородок Тесла и, присев, открыл свою сумку. — Теперь мой выход, — он достал тепловизор. — И что бы ты без меня делал?

— Забрал бы твои приборы и взял с собой Дога. А теперь пошли.

****

Выйдя из леса и остановившись на возвышении, Игнат с Теслой увидели метрах в ста перед собой ворота. В былые времена они наверняка были достопримечательностью, настоящей гордостью города — высокая арка, изящный изгиб, искусная ковка. Сейчас ворота имели вид довольно плачевный. Створки давно отвалились. По пилонам поднималась растительность, словно утягивая вниз всю конструкцию. Арка тоже оказалась повреждена временем. Игнат рассеянно задался вопросом, сколько лет потребуется, чтобы вся она последовала за створками и рухнула на землю.

Жалкое эхо былого процветания человечества. За аркой простирался город, подсвеченный лучами солнца, желтый краешек которого выглядывал из-за горизонта. Рассвет посреди разрухи. Противоречивая метафора в исполнении матери-природы. Как ни удивительно, большинство зданий устояли в схватке со временем — просели, начали крошиться, но еще держались.

Также с опушки было видно, как город расчерчивали дороги: главная магистраль делила его пополам, и от нее в обе стороны расходились улочки, исчезая из поля зрения. Интересно, которая из них вела к убежищу?

Выставив перед собой тепловизор, Тесла поводил им из стороны в сторону.

— Ни черта не видно, — проворчал он. — Здания не пропускают сигнал.

— Какой радиус? — уточнил Игнат, ничуть не удивленный результатом. Бетон и железо блокировали инфракрасный луч.

— Километров шесть вперед и около полутора — по бокам, местами меньше, — судя по тону голоса, Тесла был расстроен, если не сказать раздосадован. А чего он, собственно, ожидал? Приветственной делегации и баннера с указательной стрелкой?

Насмешливо покачав головой, Игнат достал из кобуры один из двух своих девятикалиберных «Вальтеров», потер большим пальцем шероховатые октагоны на рукоятке. Он еще раз прикинул, достаточно ли у него патронов. Полная обойма, плюс полностью заряженный запасной пистолет и шесть магазинов, приятно оттягивавших карманы. Хватит на сто сорок четыре выстрела, да и Тесла не был безоружен. Ну а в случае столкновения с многочисленной или же тяжело вооруженной группировкой уже ничего не поможет.

Больше не медля, Игнат спустился с возвышения и прошел под огромной аркой.

— Смотри в оба, — на всякий случай велел он. — Не забывай сканировать крыши.

Тесла не ответил, сосредоточившись на экране тепловизора. Интеллигентный ученый не привык к боевой обстановке и теперь ощутимо нервничал. Одно дело — уметь стрелять и обращаться с оружием. Совсем другое — применять его в полевых условиях с риском для жизни. Игнат допускал, что его друг не до конца понимал, на что подписался, вызвавшись сопровождающим, поэтому он и ставил перед Теслой теперь единственную задачу — внимательно следить за окружающей обстановкой. В остальном Игнат предпочитал рассчитывать на себя.

Они медленно пошли по тротуару, держась в тени домов.

В то время как Тесла сканировал окружение, Игнат оценивал ближайшие здания на случай, если начнется стрельба и потребуется укрытие. Возле тротуара то и дело попадались брошенные машины — покосившиеся, изъеденные коррозией и с резиновыми лохмотьями вместо покрышек. Большинство из них просели и покрылись растительностью. Как правило, универсалы или минивэны, на каких в былые времена ездили семейные люди.

Хлипкое укрытие, однако в случае реальной угрозы сойдет и оно.

Минуты шли.

Тишину нарушало лишь редкое чириканье птиц, начавших просыпаться с рассветом. За восемьдесят лет птахи навили гнезд на крышах, чердаках, даже в квартирах, прилетев на смену прежним владельцам, которые если и пережили войну, то давно уже умерли от старости.

Перед каждым поворотом Тесла останавливался, чтобы из-за угла просканировать очередной проулок. Игнат же высматривал признаки пребывания людей — на крошеве асфальта, на стенах домов.

— Глухой номер, — покачал головой Тесла возле следующего переулка. — Мы так ничего не найдем. Похоже, наша операция закончилась, не успев толком начаться.

— Ты сейчас о чем вообще? — повернулся к нему Игнат.

— Никаких следов.

— Следы остаются всегда, — озвучил он свою излюбленную истину. — Просто нужно уметь их искать.

— О, и как же ты будешь это делать? Понюхаешь землю? Я бы на это посмотрел, — усмехнулся Тесла. — Дознаватель — та же ищейка, говоришь?

— Уж я-то понюхаю, если потребуется, — оскалился Игнат, дав понять, что шутка не удалась. — В случае необходимости мы обойдем весь проклятый город. Или ты хотел просто прокатиться на большой быстрой машинке? — не сдержал он ядовитой ухмылки. — Как в шесть лет, да? — припомнил Игнат случай из их детства.

Договорил и тут же замолчал, уловив в переулке тихий звук, напоминавший прерывистое многоголосое урчание.

— Ой, вот только не надо сейчас…

— Тсс! — шикнул он, подняв руку и призвав к тишине.

Пару секунд спустя Игнат уверился, что ему не послышалось. Едва уловимое урчание не прекращалось. Кивком он велел Тесле просканировать переулок. Насторожившись, блондин перенаправил тепловизор и резко выдохнул.

— Что там? — нетерпеливо потребовал Игнат.

— Сигнатур десять. Судя по очертаниям, собаки. Целая стая! — прошипел Тесла.

— Что они делают?

— Да какая, к черту, разница? — шепотом возмутился он.

Не получив ответа столь скоро, как хотел, Игнат сам осторожно выглянул из-за угла. Посреди дороги метрах в пятидесяти от него пировала свора. Навскидку — особей десять. Собаки ели, то и дело огрызаясь на псов помельче, пытавшихся протиснуться между собратьями, чтобы тоже отхватить кусочек. Из-за чего такой ажиотаж?

Прищурившись, Игнат оттолкнул Теслу, попытавшегося оттащить его от угла, и присмотрелся внимательней. Тогда и стала видна рука, выглядывавшая между лап пары псов, отрывавших куски от… человеческого лица.

Злобные твари довольно порыкивали, наслаждаясь царской трапезой, — судя по размеру руки, покойник был великаном. Может, даже успеют насытиться до того, как придут хищники покрупнее, водившиеся в городах, что превратились теперь в настоящие джунгли.

Игната подмывало расстрелять их всех. Он бы управился меньше чем за минуту, но не мог позволить себе так шуметь. Меж кирпичных стен выстрелы разнесутся эхом и будут отчетливо слышны. Хотя в случае необходимости Игнат спустил бы курок не только с легким сердцем, но еще и с удовольствием.

Черт с ними, пусть живут. Тем более, они дали ему долгожданную зацепку. Запах разложения чувствовался, но не бил в нос, значит, тело было относительно свежим.

Игнат брезгливо скривился. Незавидная участь. Он уж точно не хотел после смерти стать закуской для грязной своры. Не выдержав ожидания, Тесла тоже выглянул из-за угла и, громко сглотнув, быстро вернулся на прежнее место.

— Мы уже близко, — прошептал Игнат, подтолкнув его вперед. Нечего болтать рядом с голодными псами. Как известно, у собак отменный слух.

— С чего ты так решил? — Тесла охотно отошел, спеша оказаться подальше от псов.

Но Игнат только толкнул его снова в спину, заставляя двигаться. Оба быстрым шагом пересекли переулок, к счастью, оставшись незамеченными — свора была слишком занята пиршеством, чтобы обратить внимание на две тени, мелькнувшие в стороне. Так же быстро они дошли до очередного угла дома и остановились там. Лишь тогда Игнат ответил:

— С того, что собаки не станут волочь покойничка по городу. Где нашли, там и сожрут, — принялся он рассуждать вслух. — Зуб даю, убит он недавно, иначе вонял бы за версту. Если бы его прикончили собаки, к данному моменту от него остались бы жалкие объедки. Больше похоже на то, что тело выбросили люди. Едва ли они тащили его несколько кварталов, так что мы уже близко, — Игнат приободрился. — Смотрим еще внимательней!