Гладиатор нового времени (СИ)

— Слушай, я очень сомневаюсь, что… — неодобрительно начал Тесла, видимо, заметив его возросший азарт.

— Если ты забоялся за свою красивую шкурку, предлагаю тебе вернуться и подождать меня в машине, — резко повернувшись к своему другу, Игнат прервал его на полуслове.

— Да не в шкурке дело, — удрученно вздохнул Тесла. — Просто кто-то должен быть голосом разума и…

Поняв, что ничего полезного тот не скажет, Игнат просто перестал слушать, медленно пойдя вдоль здания. Оно было совершенно обычным и выглядело крепким, но вряд ли кто-то стал бы в нем обустраиваться — больше половины окон выбиты, да и стены не выдержат попадания крупнокалиберного снаряда.

«Где бы скрылся я, если бы прятался от группы подготовленных солдат?» — дойдя до конца дома, Игнат остановился.

По-летнему теплый ветерок пронесся по городу, приятно обдувая лицо. Да, Игнат и сам знал, что ему не мешало остыть. Он уже вошел в раж, почуяв близкую разгадку. Глубоко вдохнув, Игнат выдохнул. Потом снова, почувствовав на лице новый порыв ветра, но вместе с ним и кое-что еще.

Запах газового конденсата — зловоние, присущее самодельному разбавленному топливу. Игнату захотелось прикрыть нос рукавом, но он сдержался, продолжив принюхиваться. Ха! Кто бы мог подумать, что колкость Теслы про ищейку окажется пророческой.

Пахло — совершенно точно! — из-за угла.

Жестом подозвав Теслу, Игнат указал ему направление для сканирования.

— Чисто, — очень скоро ответил тот.

Лишь тогда Игнат вышел из-за угла и осмотрелся. Перед ним возвышалось трехэтажное здание, похожее на торговый центр. Вот только разрушен он был не временем, а человеческими руками — на стенах под слоем растительности и пыли виднелись полоски краски, несколько рам французских окон на первом этаже просто вырвали из стены. На втором — лишь разбили стекла.

Хотя мародерство не обязательно было делом рук отщепенцев. Начало нынешней разрухе вполне могли положить и горожане, восемьдесят лет назад почувствовавшие себя безнаказанными в хаосе Третьей мировой.

Игнат огляделся. Прямо перед торговым центром был небольшой вестибюль метрополитена с покосившейся вывеской.

Стиснув зубы, Игнат приблизился к нему.

Да, вот где поселился бы он сам, чтобы избежать обнаружения.

Слой почвы, бетон и железо не пропустят инфракрасный луч. Интерьер не подвержен воздействию сил природы. Но что еще практичнее — линия метрополитена позволяла перемещаться по всему городу и оставаться незамеченным, в то время как противнику придется нести караул у каждого выхода, скорее всего, разбившись на небольшие группы. Или же спуститься вниз, в темный лабиринт, где местный житель получит неоспоримое преимущество, прекрасно ориентируясь внутри.

Интуитивно догадываясь, что не ошибся, Игнат целеустремленно пошел вперед. Довольно скоро его теория подтвердилась. Уже через минуту-другую у самого входа они обнаружили множество разбросанных вещей: какие-то тряпки, битую посуду и несколько гаечных ключей, погнутых и оттого пришедших в негодность ножовочных полотен и еще россыпь каких-то мелких металлических деталей, поблескивавших в лучах восходящего солнца.

— Вот теперь я действительно забоялся за свою красивую шкурку, — передразнил Тесла, скривив губы в усмешке. После — произнес резко: — Только не говори, что мы пойдем внутрь.

— Пока просто осмотримся, — покачал Игнат головой.

Несмотря на непреодолимое желание докопаться до правды, он прекрасно понимал, как опасно спускаться в темный бетонный мешок с десятками закоулков. Поэтому Игнат лишь приблизился к дверям, осматривая открывшуюся картину и стараясь не упустить ни единой детали.

Запах газоконденсата уже едва не разъедал ноздри и вызывал рвотный позыв, однако сейчас Игната больше волновало кое-что другое. А именно — огромное темное пятно, испачкавшее траву и проглядывавшие между ней плитки перед входом на станцию. Он много раз видел кровь в разных ее формах и теперь сразу узнал. Игнат присел перед пятном на корточки, но не коснулся его, лишь рассмотрел вблизи. На одной из плиток остался четкий след мужского ботинка — видимо, кровь уже загустевала в тот момент, когда в нее наступили.

С такой кровопотерей у человека практически нет шансов выжить.

— Смотри, что нашел, — Тесла подошел ближе, и Игнат поднялся, повернувшись к нему. Тот протягивал ему на раскрытой ладони гильзу. — Там еще много таких.

— Много, говоришь… — нахмурился Игнат и, взяв находку двумя пальцами, поднес к глазам. Такие гильзы оставались от патронов, которыми обычно заряжали древние АК.

«По крайней мере, теперь мы знаем, от чего умрем, если нас обнаружат здесь», — подумал он, зажав гильзу в кулаке и снова осмотрев двери станции. Вероятно, Берт бежал из метрополитена. И похоже, что тогда или позже здесь случилась перестрелка. Отсюда и кровь на плитках. И остальное…

Он раскрыл ладонь и еще раз взглянул на подобранную гильзу.

Внезапно издалека донесся собачий вой. В ответ раздался еще один, прозвучавший с другой стороны. Вторая стая? Или отбившиеся особи из первой? В любом случае получалось больше десятка.

— Твою мать! — выругался Игнат.

Собаки почуяли чужаков на своей территории. Взяли след? Именно так, судя по тому, что следующее завывание прозвучало уже ближе.

На принятие решения было всего несколько секунд.

Нельзя недооценивать противника с четырьмя быстрыми лапами, клыкастыми челюстями, острым слухом и животным нюхом. От собак не спрятаться. Не сбежать.

Перестрелять? Заманчиво, но громко. Если в тоннелях остались люди, они услышат пальбу и выбегут на поверхность.

Торговый центр с разбитыми панорамными окнами — худшее укрытие. До другого здания Игнат с Теслой добежать физически не успевали.

Они оказались в ловушке. Можно ли спастись от группировки вооруженных людей и своры псов, спешивших растерзать чужаков? Можно, но только от кого-то одного — или псов, или людей.

Разумней всего будет столкнуться лишь с одним из врагов. И раз от псов не убежать, оставался единственный выход — спуститься в метро. Если там кто-то скрывался, против него должен был сыграть эффект неожиданности.

Очередное завывание раздалось буквально за углом, не оставив Игнату более ни секунды на раздумья.

— Спускаемся! — приказал он, швырнув гильзу на землю и достав второй пистолет.

С неожиданной прытью Тесла впихнул тепловизор в поясной чехол, выхватил из кобуры оружие и привел его в боевую готовность, отточенным движением опустив флажок предохранителя. Подскочив к единственной двери из ряда, ручка которой не была покрыта толстым слоем пыли, он распахнул ее перед Игнатом как раз в тот момент, когда тот включил фонарь на одном из своих «Вальтеров». К счастью, затворившись за ними, она не качнулась вовнутрь, замерла на линии дверного проема. Значит, кто-то позаботился, поставил стопор, не позволяющий двери открываться в обе стороны. Наверняка для того, чтобы в убежище случайно не забрел дикий зверь. И теперь это было Игнату с Теслой на руку. Если только кто-то намеренно, по злому умыслу не впустит свору в вестибюль метро. Но сейчас Игнату было не до расчета вероятностей.

Вместе они сделали еще один шаг вперед. И… замерли.

Внутри горел свет.

Они изумленно переглянулись. Игнат отключил фонарь на пистолете за ненадобностью и бегло осмотрел вестибюль.

Ни души. Из звуков — лишь рычание и скулеж собак, царапавших дверь с той стороны. Хоть бесновавшиеся твари и не могли ее открыть, он не хотел задерживаться на месте и начал медленно спускаться по ступеням, держась возле одной из стен, чтобы в случае нападения не стать легкой мишенью.

Тесла спускался вместе с ним — у другой стены. Игнат не мог не отметить, что его друг действовал на удивление хладнокровно, умело и тихо. Да, не стоило его недооценивать.

Не теряя осторожности, они добрались до ближайшего коридора. К счастью, здесь газоконденсатом уже почти не пахло. Крепкая дверь защищала станцию не только от диких животных, но еще и от зловония. Тогда и раздался еще один звук.

Скрип.

Подняв руку, Игнат жестом велел Тесле остановиться и обратился в слух. Ни звука. Если замереть, можно было вообразить, что мир умер.

Скрип повторился.

Едва слышимый, но на этот раз Игнат четко его уловил.

Твою мать. В отличие от своего бешеного брата, он терпеть не мог такие моменты. Берт говорил, что они разгоняют кровь, но Игнат не соглашался с ним.

Судя по напряженности, Тесла тоже все слышал. Обменявшись кивками, они направились в тоннель, из которого доносился звук.

Чем дальше они забирались, тем меньше горело ламп. Каждый шаг казался грохотом.

Игнат буквально чувствовал, как в теле натягиваются жилы, и волосы на загривке встают дыбом. Похоже, Тесла не ошибся. Приходить сюда было плохой идеей. Вооруженные отряды, ранее приезжавшие в раскрытые убежища, не находили ничего, кроме пустующих помещений. Ни души. Но вдруг сейчас все будет иначе?

Медленно продвинувшись вглубь адской бездны, Игнат оказался на перепутье.

Встав у самой развилки, он прижался спиной к стене. Тесла последовал его примеру и, сжав механическую руку в кулак, перехватил пистолет удобнее. Тоннель был идеальным местом для ловушки. Кровь стыла в жилах, но Игнат быстро одернул себя.

Он посмотрел на Теслу, который пожал плечами, тоже не зная, куда идти. Затем они снова услышали скрип. Потом еще и еще. Словно кто-то специально издавал звук.

Как всегда в таких случаях, встал вопрос, идти или нет?

Шансы обнаружить что-то стоящее возрастали, но вместе с ними росли и риски. От любопытства кошка сдохла. К сожалению, никто не пояснил деталей. Она сдохла от того, что удовлетворила свой интерес? Или же от того, что не удовлетворила?

Да или нет? Однако все решили за них.

— Не стесняйтесь, проходите. А то стоите на пороге, как не родные, — разнесся эхом по тоннелю низкий голос.

Игнат с Теслой уставились друг на друга.

— Что за перестраховщики пошли, — снова раздался голос. — Как надумаете, первая дверь справа.

Сбегать было бы глупо, особенно на территории, которую незнакомец явно знал лучше них. Логичнее уж встретиться с ним на своих условиях.

Игнат пошел первым, Тесла — в шаге от него. Медленно и осторожно они добрались до упомянутой двери. Игнат заглянул в комнату. Открывшаяся картина изумляла.

Помещение было чистым, что бросалось в глаза на фоне разрухи и беспорядка в тоннеле. Здесь стояла пара столов, заваленных осколками стекла и пластиковыми трубками. Плюс шкафы с распахнутыми дверцами и пустыми полками.

Но поражало другое. Посреди комнаты на стуле сидел мужчина. Большой мужчина. Лицом к двери. Ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Черные, по-военному короткие волосы, смуглая кожа, карие прищуренные глаза. Несмотря на ухмылку, выражение его лица было серьезным.

Уже через секунду стало ясно почему. Он медленно поднял руки. В одной была папироса, в другой — граната. И указательный палец лежал на чеке.

Незнакомец с ухмылочкой поднес папиросу к губам, смачно затянулся и выдохнул дым, заклубившийся в маленьком пространстве.

— Не советую стрелять. И я не шучу. Палец на чеке дернется, мало ли.

При мысли о возможном взрыве у Игната на спине выступил холодный пот. Меньше чем за пять секунд он просчитал возможные исходы. Граната в метрополитене — серьезное оружие при условии, что ты готов умереть вместе со своим противником либо под завалами, либо от осколочных ранений, когда некому прийти на помощь. Незнакомец не казался смертником, однако если он пришел сюда умереть, ему ничто не могло помешать.

К черту! Чему быть, того не миновать.

Расправив плечи, Игнат спокойно вышел вперед и встал в дверном проеме, опустив пистолеты дулами в пол. Всем своим видом он демонстрировал беззаботность, словно был хозяином положения, хоть и не чувствовал себя таковым.

— А ты еще кто такой? — дерзко спросил он.

— Друг. Как минимум добрый вестник, — подмигнул мужчина.

— И что же добрый вестник делает в такой дыре?

Склонив голову набок, незнакомец насмешливо посмотрел Игнату в глаза, словно что-то в них искал.

— Заигрываешь? — мужчина покачал головой. — Не стоит. Меня просто попросили вам помочь.

— С чего ты взял, что нам нужна помощь? — холодно уточнил Игнат.

— Вы все равно ничего не найдете. Конечно, если пришли не за металлоломом.

— И как мне называть своего нового друга? — он даже не пытался скрыть сарказм.

— Динго, — мужчина привстал и, отведя руку с гранатой, отвесил шутовской поклон. Поразительная беспечность. Точно такую же Игнат недавно наблюдал на поле боя в исполнении своего братца, и закончилась она совсем не хорошо.

— Динго? — выгнул он бровь.

— Запомни имя человека, которому будешь должен, — с внезапной серьезностью отозвался его собеседник.

— Неужели? — именно тогда Игнат особо остро почувствовал угрозу. Было в Динго нечто настораживающее и куда более опасное, нежели граната. Чужое и чуждое на уровне ощущений, инстинктов.

— Да, — кивнул Динго.

— Как ты узнал, что мы придем сюда? — вмешался практичный Тесла.

— Птичка на хвостике принесла, — усмехнулся Динго. — Хорошенькая птичка. А какой у нее хвостик… — он цокнул языком.

— Какой-то бред, — подытожил Тесла.

— Это ты еще продолжения не слышал. Расклад такой. Вам нужны зацепки, не так ли? А поскольку ситуация у вас дерьмовая… Тут вы можете поверить мне на слово, потому что… Впрочем, — махнул он рукой, и огонек его папиросы мелькнул в полутьме, — думаю, вы и сами это понимаете, м? У вас крадут оборудование и похищают людей, которых, как я посмотрю, не хватает даже на нормальную разведывательную операцию.

Он не таил насмешки.

— Так вот… Я помогу вам, потому что без меня вы все равно самое ценное упустите из виду. То, что вам нужно, лежит вон там, — Динго указал на угол комнаты. — Спорим, без меня вы бы туда даже не заглянули?

Посмотрев в указанном направлении, Игнат не увидел ничего, кроме большого потрепанного пакета.

— Все верно, — радостно кивнул Динго. — Он ваш целиком и полностью. Если не побоитесь испачкать руки… — он встал и направился к двери. Остановившись перед Игнатом и Теслой, Динго осмотрел сначала одного, затем другого. — Будут вам зацепки.

— А почему нельзя сказать прямо? — процедил Игнат, поигрывая пистолетом в правой руке. — Я не намерен возиться с тобой.

Динго посмотрел ему в глаза, и на миг его зрачки расширились, практически перекрыв собой радужки, но тут же сузились до прежнего размера.

Игнат моргнул. Наверняка показалось.

— Ты намерен, — с поразительной уверенностью и внезапной жесткостью заявил Динго. — И пушечку-то опусти. Иначе вы с другом окажетесь в эпицентре взрыва. Снова, — последнее слово он сказал едва слышно, угрожающе. — А теперь дайте пройти.

Динго протиснулся в двери и направился по тоннелю в противоположную сторону от выхода. Игнат и Тесла безмолвно смотрели ему вслед, наблюдая в основном за рукой с гранатой. Они приготовились в любую секунду прыгнуть в комнату и молиться.

На повороте Динго остановился.

— И вот еще что… Потравите дома паразитов. А то пригрели на груди крысу, — с этими словами он подскочил так высоко, как, казалось, невозможно было подпрыгнуть, и словно растворился в воздухе.

Тесла шагнул вперед, но Игнат быстро вытянул руку и преградил ему путь.

— Нет, — покачал он головой.

— Мы позволим ему уйти? — прошипел Тесла.

— У него граната, — напомнил Игнат.

— Аргумент, — вздохнул Тесла. — А если…

— Стоп, — интуиция подсказывала, что идти следом — плохая идея. Незнакомец с экстраординарными физическими способностями и именем, больше напоминавшим кличку, был непредсказуемым противником… или союзником. Одного такого Игнат знал, причем очень давно. Они дружили лет двадцать, но за все эти годы Дог так и не рассказал о своем прошлом. Избегал любых деталей. Лишь однажды он упомянул тех, с кем вырос, вот только вместо того, чтобы использовать слово «дети», назвал их щенками. Поняв, что сболтнул лишнее, Дог быстро сменил тему. В тот раз Игнат не стал настаивать на продолжении, прекрасно понимая, какими болезненными бывают воспоминания, однако теперь вопрос встал ребром, так что Догу предстояло многое разъяснить, хотел он того или нет. — Давай осмотримся. И начнем отсюда.

Динго не внушал доверия, но Игнат не мог не посмотреть, что ему предложили в качестве великой находки. Приближаясь к указанному углу, он продвигался медленно, осторожно. Дело было не только в его природной подозрительности. Казалось, Динго намеренно напомнил о том, что Игнат с Теслой много лет назад пережили взрыв, и осведомленность незнакомца сама по себе была тревожным звоночком, не говоря уже о механизмах в воображении, запущенных угрозой. Инстинкты — животное начало, доставшееся людям от первобытных предков, — кричали Игнату спасаться, бежать, но он безжалостно заткнул их, как часто делал.

Возле своей цели он немного наклонился и, дулом пистолета отодвинув край полиэтилена, вытянул шею, чтобы заглянуть в пакет. Игнат сам не знал, что ожидал увидеть, но точно не кучку использованных ампул вперемешку с салфетками, несколькими шприцами без игл и парой пластиковых трубок. Стандартное содержимое мусорной корзины медицинского кабинета в конце насыщенного рабочего дня.

— Что там? — нетерпеливо спросил с порога Тесла.

— Медицинские отходы, — задумчиво ответил Игнат, не зная, как воспринимать «помощь» Динго — всерьез или в качестве розыгрыша. Если тот шутил, то зачем? — Ладно, пройдем дальше и затем уже решим, что нам делать с ними.

— Какой-то бред, — повторил Тесла. — Такое чувство, что мы падаем в постапокалиптическую бетонную кроличью нору. Прощай, Канзас.

— Вообще-то это разные книги, — заметил Игнат. — Если уж взялся цитировать, изволь быть точным.

— Зануда, — пробурчал Тесла себе под нос.

****

К сожалению, дальнейший путь прошел отнюдь не так гладко. Больше половины светильников не горело. А с фонариками осмотреть удалось совсем немного.

Однако даже это «немного» дурно пахло — в прямом и переносном смысле.

Закутки с койками и раскладушками были вполне ожидаемой находкой. Да и просторный «кабинет» с несколькими стеллажами и роскошным рабочим столом по центру — скорее всего, позаимствованным из офиса директора торгового центра, — воображения не поражал.

Куда больше Игната заинтриговали другие три помещения.

Первое — жилая комната. Наверное, прежде она была весьма неплохо обставлена — по меркам заброшенного метрополитена, конечно, — но сейчас в ней творился хаос, словно кто-то разгромил ее в порыве гнева. Матрас лежал на полу, рассеченный ножом, и из надреза торчала пружина. Совсем рядом — разорванное одеяло и распоротая подушка в осевшем облаке перьев. Ящики накренившегося комода выдвинуты и пусты. Через распахнутую межкомнатную дверь виднелась маленькая ванная комната, куда Игнат тоже заглянул. Раковину пересекала трещина, сквозь которую на пол сочилась вода, тонкой струйкой бежавшая из крана. Зеркало над тумбой было разбито, и на фаянс упало несколько осколков. В крошечном помещении витал нежный аромат цветочных отдушек от куска мыла, расплывавшегося в луже на полу рядом с пилкой для ногтей.

Игнат нахмурился. Проживая в тоннелях метрополитена, даже дикий суровый мужчина помоется с любым имеющимся мылом, наплевав на цветочный запах. Но делать маникюр?.. Или же… Здесь раньше жила женщина? Кстати, одну такую Берт как раз привез с собой…

Совсем неподалеку, буквально за следующим поворотом, располагался крошечный закуток с решеткой вместо двери, очень напоминавший тюремную камеру. У стены стояла койка, на полу — миска с остатками склизкого варева. В нескольких местах, на уровне груди, по стенам расползлась паутина тонких трещин, словно от ударов. Здесь явно держали не животных, это уж точно. Но кого? Каких пленников? Или… Пленника?

Игнат еще раз оглядел камеру и направился в соседнее помещение — просторную бетонную голую коробку. Там обнаружилось что-то вроде ринга — огражденный квадрат, весь внутри перепачканный кровью разной степени давности. Вкупе с клеткой картинка складывалась весьма занятная.

Тем не менее, несмотря на все свои догадки, ничего полезного Игнат не нашел. Динго не соврал. Только металлолом, мусор, тошнотворное зловоние — смесь запахов мочи, крови и рвоты. Свежей. Повсюду валялись клочки ткани и даже пара ботинок.

Не выдержав, Игнат сплюнул на пол.

На обратном пути они с Теслой остановились у комнатушки, где недавно разговаривали с Динго.

— Что думаешь? — с сомнением спросил Тесла.

— Я в процессе, — ответил Игнат, но затем все же решился и кивком указал на пакет. — Бери его.

— Почему я? — запротестовал Тесла. — Меня и так сейчас стошнит. Ну и душок.

— Тебе сколько лет? Пять или тридцать пять? — утомленно вздохнул Игнат. — У меня обе руки заняты оружием.

— Ладно, можешь считать, что отмазался, — проворчал Тесла и, подойдя к пакету, брезгливо взял его двумя пальцами. — Пойдем уже. У меня от этого места мурашки, — скривился он.

— Да, пора, — Игнат кивком указал на выход.

Возвращаться тем же путем они не решились. Игнату не хотелось проверять, ушли ли собаки. Да если и ушли, наверняка бродили поблизости, оставаясь настороже. Может, на вой даже прибежала еще одна стая.

По рельсам Игнат с Теслой прошли на следующую станцию. Там свет уже не горел, поэтому Игнату пришлось включить фонари на обоих своих «Вальтерах» — один направить под ноги, вторым освещать путь впереди. К счастью, станции в городишке были отстроены по одному образцу, поэтому выйти на поверхность не составило труда. Игнат с радостью осмотрел бы всю подземную сеть, но много ли увидишь с двумя маленькими фонариками? К тому же время близилось к полудню. Не стоило тянуть с возвращением домой.

К машине они шли по дворам, в обход главной магистрали. На протяжении всего пути Игнат прокручивал в голове неутешительный итог — сожженные литры топлива, бессонная ночь, нулевой результат. Вернее, почти нулевой. Глядя на сомнительное их «достижение», Игнат не мог отвязаться от мысли, что в нем может таиться какая-нибудь зараза.

Так что когда они добрались до машины, он достал из багажника пакет, чтобы упаковать пакет. Затем, потакая своей паранойе, Игнат достал еще один пакет и упаковал в него пакет с пакетом. На всякий случай. А то мало ли. Всякое в жизни бывает. Будь его воля, он бы облил бесценную находку антисептиком.

Закончив сборы, Игнат поставил реле на место. Теперь можно было ехать домой. Тесла без слов занял место водителя — на обратном пути настала его очередь рулить, что было просто замечательно.

Игнат невыносимо устал. Он не спал уже… сколько? Пару суток? Да, около того. Ему хотелось одного — поскорее добраться до бутылки в своем шкафу. И выпить два стакана. Или четыре.

— Хорошо, что ты поехал со мной, — внезапно для самого себя признался Игнат.

— Можешь не благодарить, — отмахнулся Тесла. — Я не одобряю твои методы, но изначально был уверен, что ты сработаешь ювелирно. А Филипп в любом случае не выделил бы отряд и ресурсы для масштабной поездки. Тебе вообще повезло, что он на тот момент был в больнице.

Игнат промолчал, хотя был согласен с рассуждениями Теслы. Зная своего отца, он морально готовился к войне. Впрочем, все будет как обычно. Он выслушает претензии и будет кивать, в обратном порядке отсчитывая минуты. Игнат не соглашался с политикой нынешнего лидера локации и ждал часа, когда займет его место. Нужно было проявить жесткость и покончить с угрозой раз и навсегда. К сожалению, Филипп не понимал, что любая победа требует жертв. Или же просто не был готов их приносить. В отличие от Игната.

— Как же мне все это надоело, — вздохнул он.

Тесла открыл рот, но не нашел слов и решил сменить тему.

— Слушай, ты понял что-нибудь про крысу? — спросил он, нажав на педаль и тронувшись с места. — Или мне послышалось?

— Тогда послышалось не тебе одному. Если я правильно понял…

— …у нас большие проблемы, — закончил Тесла. — Опять же, мы не знаем, можно ли верить этому Динго. Без него у нас ничего бы не было. А теперь у нас есть что? — бодро пропел он, выруливая на заросшую магистраль. — Мешок с дерьмом!

— Езжай уже, — проворчал Игнат и, устроившись удобнее, закрыл глаза.

Когда машина начала монотонно покачиваться на ухабистой дороге, он задремал, несмотря на светившие в лицо солнечные лучи.

Глава 12. Трофей

Корделия так и не заснула, что с ее регулярной бессонницей не стало сюрпризом. Навалившаяся усталость удвоилась. Когда в окно ворвались — не пролились, а именно ворвались — первые солнечные лучи, Корделия решила, что пришло время встретиться с реальностью лицом к лицу.

За ночь она уже успела обдумать и взвесить все имевшиеся варианты.

Корделия помнила слова Игната. Допрос с пристрастием был для нее вполне реальной угрозой. Собственно, любое взаимодействие с противником вроде Игната, безусловно, тревожило бы ее. Но сейчас, при мысли о возможном насилии, она холодела от страха. Думала, что любого человека можно сломить. Любого. У каждого терпения есть свой предел. Вопрос в том, сколько мучений способен вынести пленник, прежде чем перестанет быть собой, согласится на что угодно, расскажет все, что от него захотят услышать. А еще… Сколько мучений способна вынести она сама?

При попытке припомнить всю известную информацию, Корделия открыла радостную и одновременно печальную истину — ей нечего рассказать. Совершенно нечего.

Что обычно хотят вызнать у военнопленных?

Численность противника? Вооружение? Иерархию? Месторасположения убежищ? Корделия ничегошеньки не знала ни об одном пункте из списка. Всю жизнь ее держали в неведении, да она и не задавала вопросов. Разве что пару раз поинтересовалась мимоходом, но отец с братом неизменно улыбались и обещали просветить ее потом. Могли ли они предвидеть такой исход?

Нет, невозможно. Корделия безжалостно отогнала крамольную мысль. Никому и в голову не приходило, что Грин предпримет нечто подобное. Она старалась не думать о том, какое наказание ждало его. Карл — ее отец — был отличным лидером, но также и суровым человеком, который не терпел измен. Хотя сама Корделия наотрез отказывалась верить, что любимый опекун стал предателем.

«Помни, девочка, я люблю тебя больше всего на свете и желаю тебе только счастья. Я бы никогда не сделал ничего тебе во вред!»

Выходит, Грин уже тогда все распланировал. Надеялся ли он, что впоследствии она — измученная, запутавшаяся, испуганная — вспомнит его слова? Даже если так, разве они несли утешение? Разве хоть что-нибудь объясняли?

Корделия горько фыркнула. От ее легкого содрогания Паштет поднял голову и зевнул, демонстрируя огромный розовый язык.

— Дружок, у тебя дурно пахнет изо рта, — помахала ладонью перед лицом Корделия.

В ответ на оскорбительное заявление пес потянулся, чуть не спихнув ее на пол. Едва ли не кубарем скатившись с кровати, он засуетился, просясь наружу.

Корделия встала следом за ним и, скривившись при виде длинной черной шерсти на своем пыльном потрепанном халате, выпустила Паштета из спальни. Вместе они прошли к двери в дальнем конце кухни.

Природа звала, физиология требовала своего. Стоило Корделии выйти на улицу, как ей в лицо хлынул поток холодного свежего воздуха. Он был немного влажным, пах травами и мокрой древесиной.

Глубоко вдохнув, Корделия ощутила восторг, удививший ее саму. Воздух оживил ее, вдохнул в нее силы. Впрочем, утренний холод заставил ее с еще большим рвением искать то, ради чего она вообще покинула дом.

Корделия осмотрела открывшийся ей заросший двор. Похоже, когда-то здесь была беседка, ныне обросшая плющом и превратившаяся в зеленый кокон. В дальнем углу «джунглей» маячила крыша маленького деревянного домика, в котором Корделия опознала туалет. Сортир. Уборную. Клозет. Ведь так сказал Игнат? Блестящая демонстрация словарного запаса, ничего не скажешь. Корделия и сама могла дополнить список: нужник, отхожее место… Стоит ли продолжать?

Выбравшись из «джунглей» через несколько минут, Корделия неспешно прошла на середину заднего двора. Остановилась, обняла… обхватила себя обеими руками и глубоко вдохнула, сощурившись от удовольствия. Мокрая холодная трава была настоящим благословением для натертых босых ног. Казалось, даже свежий воздух помогал, изгоняя последние крупицы пыли из легких.

Внезапно послышался шорох.

Перепугавшись, Корделия быстро опустила руки и сжала кулаки. Из зарослей показалось улыбающееся мужское лицо. Странное, ассиметричное, словно перекошенное.

Несмотря на явное благодушие гостя, Корделия поспешила прочь, стараясь максимально сохранить достоинство и не сорваться на бег. Она не хотела выглядеть испуганной и жалкой.

Корделия взлетела на заднее крыльцо, скользнула в дом. Оказавшись в большой комнате, игравшей роль гостиной и огромной прихожей одновременно, уже готова была облегченно выдохнуть, как распахнулась парадная дверь и на пороге показался тот самый улыбчивый парень. Корделия запоздало вспомнила, что уже видела его в заброшенном городе после перестрелки. Именно он был за рулем автобуса, когда они направлялись в локацию.

Тогда Корделия была не в состоянии разглядеть его как следует, зато сейчас ей представилась такая возможность. Рыжеволосый, широкоплечий и высокий. Возможно, лет двадцати пяти. Однако больше всего привлекал внимание его левый глаз, практически не открывавшийся из-за огромного шрама, расползавшегося на половину лица.

— Привет, — пробасил незваный гость.

— Привет, — настороженно ответила Корделия.

— Я зайду?

Вот так вопрос! Можно подумать, она имела право отказать.

— Конечно, — кивнула Корделия, отойдя подальше. К сожалению, Паштет еще не вернулся. Ей было бы спокойнее рядом с ним. Видимо, придется спасаться самой.

Парень протопал в дом. Прошел к дивану и положил на него стопку вещей.

Вытянув шею, Корделия попыталась рассмотреть их. Среди принесенного были свертки и коробочки, пакет, из которого выглядывала какая-то одежда, и сверху… Корделия вглядывалась изо всех сил. Сверху лежало что-то плоское, очень похожее на… планшет? Приблизиться Корделия не решилась, предпочла стоять за креслом, как за баррикадой. В конце концов, она имела дело с незнакомцем и не хотела рисковать.

Заметив ее напряженную позу, незваный гость шутливо насупился, но тут же опять расплылся в улыбке.

— Да не бойся ты. Я не кусаюсь. Если, конечно, сама не попросишь, — подмигнул он здоровым глазом. — Значит, Корделия?

— Да, — опасливо отозвалась она.

— Ты уже стала у нас звездой сплетен, — заявил он. — Меня как раз просили присмотреть за тобой, вот я и решил быть джентльменом, — парень подошел к дивану и с размаху плюхнулся на него. — Кстати, меня Леший зовут.

— Леший? — изумилась Корделия.

— Да. Прозвище у меня такое. Имя тебе лучше не слышать. Ай, я бы и сам не слышал его вовек, — загоготал он. — Если не знаешь, пару десятилетий назад началась мода на глупые забытые имена. Думается мне, большинству лучше бы и дальше оставаться забытыми. Мамочки с ума посходили. Нет, увольте. Мне такого счастья не надо. Девушкам еще можно, но парням? Вот у тебя странное имя, но тебе идет.

Корделия решила промолчать. К тому же ее участия, похоже, не требовалось. Рыжий и сам прекрасно справлялся с ведением беседы. Наверное, собеседник ему бы только мешал. Леший тараторил без умолка. И одновременно выставлял на стол принесенные коробочки, из которых, едва он открыл их, умопомрачительно запахло чем-то печеным и пряным.

— …хотя попадаются парни со стальными яйцами. Кстати, о яйцах. Видела наших близнецов? Так они, как яйца. Одинаковые. Поняла шутку? Вот у них яйца стальные. Мать назвала их Тристан и Ланселот. Нет, можешь себе представить? Ужас. И они оставили имена! Сократили, конечно, но лучше бы придумали себе прозвища, — внезапно Леший замолчал и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на Корделию. — Ай, тебе, наверное, не до того? Ты же была с Бертом в плену? — когда она ничего не ответила, он цокнул языком. — Я тоже как-то попадался. Пробыл там всего ничего, но… ай, вспоминать не хочу. В общем, еда на столе. Смотри, что у меня для тебя есть! — схватив планшет, — это был все-таки он! — Леший улыбнулся и помахал им в воздухе. — Тут стандартный набор книг, но и их тебе хватит до конца жизни. Есть даже истории для девочек. Сейчас покажу.

— Я разберусь, — выпалила Корделия. Наверное, следовало промолчать, но она не выдержала безумного марафона болтовни. К чему пустые разговоры? Корделия терпеть их не могла. Хотя теперь, похоже, придется привыкать и к этому. Судя по длинному языку Берта, здесь все были такими.

— Тогда пардон, — рассмеялся Леший, вставая с дивана. — Ты это… приходи в себя. Потихонечку. А то Берт расстроится.

— Как он? — не преминула спросить Корделия о человеке, от которого тем или иным образом зависела ее дальнейшая судьба.

— Берт-то? Ай, да что ему сделается. Говорят, приходил в себя. Сейчас, скорее всего, спит. Но ты не бойся, знаю я его, скоро прибежит домой. Как же, тут его такая красавица ждет, он ни за что не упустит своего. Мы с ним это… в одном отряде. Он прибьет меня, если не позабочусь о тебе, — подмигнул Леший. — Но вдруг обидит, ты сразу скажи, уж я-то разберусь с ним!

— Обязательно, — равнодушно согласилась Корделия. Знай Леший ситуацию, уж точно не предлагал бы помощь.

— Что ж, тогда мой долг порядочного мужчины выполнен, — он отсалютовал и направился к двери. — Пока-пока!

— Ага, — только и сумела выдавить она, так и не успев толком вникнуть в поток сознания, лившийся с уст Лешего.

Зажмурившись, Корделия запрокинула голову. Услышав, как за ним закрылась дверь, открыла глаза и еще пару секунд смотрела в потолок.

Потом, выйдя наконец из-за кресла, Корделия подошла к вещам, сложенным на диване. С удовольствием проведя пальцем по гладкому экрану планшета, она обрисовала контур трех круглых кнопок внизу. Пусть маленькая, но радость.

Книга — лучший вариант, чтобы отвлечься. Погрузиться в чужие проблемы, не варясь в собственном соку. Особенно когда ничего не можешь изменить. Но сначала…

Она развернула одежду, принесенную Лешим. Простые черные брюки, две футболки — голубая и серая. Корделия с восхищением погладила их. Мягчайшая новая ткань.

Да, маленькая радость.

****

Берт то приходил в сознание, то проваливался в беспамятство.

Он сотрясался всем телом, его морозило. Перед мысленным взором мелькали обрывки образов — то ли воспоминания, то ли игры воспаленного разума. Даже в бреду Берт точно знал, что прохладные тонкие пальцы у него на шее принадлежали Корделии. Сквозь туман он различил ореол светлых волос и — поразительно четко — большие голубые глаза на бледном лице. Они словно лучились.

Временами Берту казалось, что он встретил свой конец. Что часы для него остановили свой бег.

Как ни странно, страха не было. Ни капли. Только невнятное сожаление о том, чего не случилось. Берт смутно понимал, что что-то упустил в своей жизни. Нечто очень важное и одновременно неуловимое. Какой-то особый смысл, особую цель. Якорь. Упустил и… где теперь его искать? Да и стоит ли?

Окончательно обессилев, Берт закрыл глаза и позволил темноте укачивать его на своих волнах. Она окутывала и утягивала к себе.

Открылась парадная дверь, и в дом вошел отец. Вскочив на ноги, Берт бросился к нему и обнял, прижавшись щекой к его твердому животу.

— Привет, сорванец, — потрепал его по голове Филипп. — Ты почему еще не спишь?

— Тебя ждал, — гордо заявил Берт. — Ты обещал посидеть со мной.

— Да, точно, — отец потер переносицу и отстранился. — Прости, сегодня не получится.

— Пап, ты же обещал! — обида, разочарование.

— Знаю, но я очень занят. Сейчас мне нужно позаниматься с Игнатом и Виктором. Давай в следующий раз, — примирительно улыбнулся Филипп. — Например, завтра? Что скажешь?

— Ты всегда так говоришь! — неверие, грусть. — Но каждый день у тебя опять нет времени!

— Берт, Игнат с Виктором заждались, я и так задержался, — отец развел руками.

— Тогда возьми меня заниматься с вами! — надежда. — Я справлюсь не хуже них.

— Нет, прости. У нас дела, и нужно многое успеть. Ты уже большой и должен понимать, что такое обязанности. Беги, поиграй, а там и мама освободится.

— Пожалуйста! Я буду помогать с твоими делами! Правда-правда!

— К сожалению, не выйдет, — Филипп снова потрепал Берта по волосам. — Но я придумаю, в какое полезное русло направить твою энергию.

— Вот так всегда! Ты никогда не соглашаешься! Игнат, Виктор! — Берт состроил рожицу. — А я?

— У каждого свои обязанности. И каждый из нас должен делать свое дело, — твердо заявил отец.

— Должен, должен, должен. Ты и мой тоже, папа!

— Берт, — в голосе отца сложно было не заметить суровость и укор.

— Тогда я хочу другого папу, который будет только моим!

— Тебе уже шесть лет. Пора усвоить важность чувства долга. Ни один человек не может быть твоим и только твоим. У всех есть своя жизнь, которая не крутится вокруг тебя.

Головокружение. Берт словно летел, то накреняясь, то ухая вниз. Похоже, его несли. По вене заструилось нечто холодное, и его охватил озноб. Но дрожи не было. Лишь лед, поднимавшийся от руки к плечам, пока не дошел до головы, отправив Берта обратно в небытие.

— Мама! — позвал он.

— Тише, Берт, — шикнула София. — Виола только уснула. У нее опять колики.

— Колики? Это как гвоздики? — удивился он.

— Нет, — улыбнулась мать. — У нее болел животик.

— Значит, теперь ты освободилась? Я ждал, — Берт подпрыгнул на месте. — Ты обещала, что мы пойдем собирать яблоки, и я даже корзинку приготовил!

— Нет, милый, для яблок уже поздно. Виола долго засыпала, и очень скоро стемнеет, поэтому отложим прогулки на другой день.

— Может, тогда ты мне почитаешь? — с надеждой спросил Берт, соскучившись по тому, как мать своим мелодичным голосом читала ему истории о приключениях, отважных мужчинах и их подвигах.

— Ох, родной, извини, но я засиделась с Виолой, и сейчас мне нужно помочь Игнату с его ногами. Ты же знаешь, как важно каждый день делать ему массаж. Давай в другой раз, хорошо? — София нежно улыбнулась.

— Хорошо, конечно, — поник Берт, уже усвоив урок.

— Не обижайся, солнышко. Я очень рада, что ты у меня такой взрослый и понимающий, — она погладила его по голове. — Беги, поиграй с ребятами на улице, только не очень долго, — София снова улыбнулась ему и, отвернувшись, поспешила по коридору к спальне Игната.

Как всегда. Ничего нового. Берт чувствовал, словно застрял между старшими братьями и Виолой. Так уж сложилось, что им нужнее, чем ему. Виола совсем маленькая, Игнат… Как там его называли? Инбалит? Нет, инвалид. Виктор учится. Обижаться глупо, эгоистично и неправильно. Что сказал папа?

«Ни один человек не может быть твоим и только твоим. У всех есть своя жизнь, которая не крутится вокруг тебя»

Раз любимые люди не могут быть твоими, тогда зачем нужна семья? Возможно, чтобы радоваться, стоит выстроить жизнь, которая будет крутиться только вокруг тебя? В тот день Берт пришел к выводу, что быть взрослым и понимающим — плохо.

Отец. Мать. Братья и сестра. Друзья. Работа. Красавицы.

Воспоминания не вызвали ничего, кроме сочувствия к тем, кому предстоит оплакивать потерю. Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Они справятся. Им будет, на кого опереться, кем заменить его.

В отличие от Корделии. Берт забрал ее из дома и стал единственным, кого она здесь знала.

«Если хоть волосок упадет с ее головы, я вырвусь из самого ада, чтобы убивать тебя долго и мучительно».

Судя по ощущениям, именно в ад Берт теперь и спускался, где для него уже разогрели именной котел. Если преисподняя существовала, стоило заранее придумать объяснение для сатаны, почему Корделия осталась одна в стае волков. Как ни странно, Берту стало до невозможности тоскливо и жалко ее.

Постойте-ка.

Раз она полностью зависела от него, значит, и принадлежала ему. Выстраданный военный трофей, оплаченный кровью. Берт победил на арене, выжил. Всем известно, что лучшим гладиаторам полагаются призы и женщины. В полубреду вывод показался ему более чем логичным. Эгоистичный зверь в его душе радостно заурчал.

Мысль начала укореняться, пуская корни в затуманенном сознании.

Неизвестно, до чего еще дошел бы Берт, если бы снова не провалился во тьму.

****

Прошло много времени. По крайней мере, так показалось Берту. Вновь очнувшись, он понял, что не может пошевелиться. Зато теперь ему удалось разлепить веки. Видение было расплывчатым. Почувствовав ладони на лбу, Берт потянулся к ним. Но они были неправильными и теплыми, когда он жаждал прохлады.

Наконец-то зрение немного сфокусировалось, и Берт увидел то, чего так хотел — ореол светлых волос.

— Корделия, — слабо простонал он.

— Корделия? — раздался знакомый голос, но не тот. Другой.

Присмотревшись внимательней, Берт понял, что волосы были золотистыми, длинными.

— Мама… — понял он.

— Мальчик мой, — на этот раз к его лбу прикоснулись мягкие губы. — Я так испугалась, — выдохнула она, и Берт почувствовал аромат мелиссы, такой знакомый и родной. Успокаивающий. Убаюкивающий.

Однако что-то мешало Берту продолжить сюрреалистичное путешествие по волнам беспамятства. Что-то было не так. Какая-то мысль пыталась достучаться до сознания и билась, словно жилка на виске, никак не дававшая покоя. Нервный тик разума.

— Куколка? — снова попробовал Берт.

— Да что ж такое, — со смехом вздохнула София. — Отдыхай, Берт. Все будет хорошо, — прошептала она и принялась гладить его по волосам.

— Что со мной? — выдавил он.

— Все будет хорошо, — повторила мать и ненадолго замолкла. — Тебе поставили заплатку.

Берт снова застонал. Заплатка — как простыми словами называли медицинский сшиватель — спасала людей, но также калечила их, поэтому применяли ее только в полевых условиях или в экстренных случаях, когда счет шел на минуты.

Люди — поразительные существа. В начале Третьей мировой вместо того, чтобы придумать лечение своего синдрома скорпиона, они изобретали новые и новые средства, помогавшие солдатам воевать дольше, быть сильнее и скорее возвращаться в строй после ранений. Вот только недоработали. Не успели. Подобие медицинского клея стягивало края раны, надорванные вены, мышцы, связки — что угодно — затем навсегда оставаясь в плоти инородным предметом, удерживавшим ее, но также и деформировавшим. Все знали, что шансы полностью восстановиться после столь кардинальных мер были практически нулевыми.

— Поспи, милый, — увещевала София.

На этот раз Берт не мог противиться. Ему казалось, что его уносит прибоем.

— Как он? — издалека донесся голос отца, искаженный ускользающим сознанием.

— Дай ему время. Через несколько часов придет в себя. Филипп, иди домой. Тоже поспи, — прошептала мать.

— Но я должен… — начал спорить отец.

— Потом, — стальным тоном возразила она.

— Я здесь подо…

Берт провалился в темноту.

Глава 13. Последствия решений

— Ты не имел никакого права заключать сделки, — Филипп устало потер виски.

— А как еще мне было выбраться оттуда? Ты видишь другие варианты? Я вот нет, — выгнул брови Берт. — Как погляжу, ты не особо рад, что я спасся.

— Прости. Конечно, я рад, — Филипп ободряюще потрепал его по плечу. — Просто думаю о том, что теперь делать.

— Для начала я предлагаю разузнать все у Корделии…

— Ты уже и планы в отношении нее строишь? Тебе же тяжелее будет, когда она окажется в тюрьме. Я ничего не предпринимал, ожидая твоего пробуждения, чтобы прояснить ситуацию. Прояснил. Дальше тянуть нет смысла.

— То есть как в тюрьме? Но мы со стариком…

— Сынок, нет никаких вас. Что я и имел в виду, говоря о сделках. Никаких. Мать. Их. Договоренностей. Ты сделал то, что должен был. Советую воспринимать свои слова как меры, необходимые для выживания.

— И как ты себе это представляешь? — саркастично рассмеялся Берт. — Придешь в мой дом, заломишь женщине руки, отведешь ее в тюрьму, бросишь за решетку?

Филипп снова потер виски и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди.

— Не совсем, но в целом… да.

— Конвой не забудь. Да ты ее хоть видел?

— Берт, речь не о том. Нельзя просто так взять и привезти домой черт-те кого.

— Ладно, предположим. И что ты предлагаешь?

— Ситуация беспрецедентна. Думаю, Игнат…

— К черту Игната! — взвился Берт, прекрасно зная о методах своего брата и его предпочтениях. Дело было уже не в личной неприязни. Он просто не мог отдать женщину на растерзание главному дознавателю, чья кровожадность успела стать легендарной. — Ты ведь в курсе, что мой дражайший братец делает с заключенными в своем изоляторе? Виновна Корделия или нет, она просто не переживет его допроса. Игнат-то не дрогнет, ну а ты? — прищурился Берт.

— Безопасность превыше всего, — стиснул зубы великий лидер. — Протоколы существуют не просто так. Мы поступим согласно ним.

Годами Филипп вместе со всей локацией закрывал глаза на то, как именно Игнат добывал информацию. Да и Берт, что греха таить, никогда не интересовался деталями. Отщепенцы сами выбрали свой путь, и он не жалел врагов, чья жизнь оборвалась в лапах главного дознавателя. Так что же изменилось теперь? Берт не только дал слово Грину, но еще и не мог представить Корделию — куколку — в крови и слезах, изувеченную или даже… мертвую.

— Не позволю! — выпалил он в продолжение своих мыслей. — Только через мой труп. Отец, ты меня знаешь… — Берт угрожающе недоговорил.

— Стоп. Не заводись, — примирительно поднял Филипп руки, прочитав в глазах сына назревающий бунт, необузданный и беспощадный. — Мы во всем разберемся.

— Старик говорил…

— Берт, Берт, Берт, — спешно перебил отец. — Включи голову. Почему ты веришь ему?

— Я считаю, что он был искренен, — пожал Берт плечами.

— Но почему? Потому что тебе так кажется? — вздохнул Филипп. — Приведи мне весомые аргументы.

— Он погиб во имя своей цели.

— Господи… как? Как я умудрился вырастить такого наивного ребенка? Подумай еще раз. Неужели тебе не приходило в голову, что перед тобой просто разыграли спектакль? И сейчас этот старик попивает виски и смеется над тем, как ловко тебя обдурил?

— Но Корделия…

— Хватит! — начал раздражаться Филипп. — Хватит, — уже тише повторил он. — Прекрати делать выводы, основываясь на словах и поведении этих людей. Мысли масштабнее. Может, поэтому тебя и схватили? Потому что ты самый младший, импульсивный и наивный, уж прости. И ты — мой сын. Тебе проще других повлиять на меня. Но я не позволю.

— Просто ты не видел, как Корделия разозлилась, обнаружив, что я выволок ее из той дыры, — ухмыльнулся Берт.

— Женщины — хорошие актрисы. Если бы ты потрудился поближе узнать хоть одну из них, понял бы сам, — покачал головой Филипп. — У них нет больших кулаков, зато есть слезы и прочие прелести.

— А мама в курсе? — язвительно поинтересовался Берт. — Она бы стукнула тебя и поплакала, залечивая твои синяки. Так что я не согласен.

— Не согласен с чем? — нахмурился Филипп.

— Корделия на самом деле разозлилась.

— Я вижу, к чему ты клонишь. Но мы не в том положении, чтобы брать на себя риски. Ты — мой сын, и я очень хочу поверить твоим суждениям, но именно поэтому не стану. Я отвечаю за всю локацию, за нашу семью, несу ответственность перед советом. Я должен действовать наверняка.

— Гм, — Берт задумался. — Слушай. Я понимаю, что ты не можешь принимать сомнительные решения и рисковать. Но меня-то ничего не держит.

— Поясни, — подался вперед Филипп, нахмурив брови.

— Мы можем притвориться, что ни о чем таком не говорили. И что Корделия — просто женщина, которая…

— Все секреты имеют свойство раскрываться. Мы не можем врать. Ты хоть представляешь, что начнется, когда правда выйдет наружу? Бардак. Хаос в наших рядах. Я не намерен брать на себя такую ответственность, поэтому женщина отправится в тюрьму.

— Под юрисдикцию Игната? Нет!

— Берт… — предостерегающе начал Филипп. — Не надо.

— Надо.

— Прости, — пробормотал он в усы. — Но на этот раз ты подчинишься.

— Вдруг старик не соврал? Что если действительно назревает буря? — начал заводиться Берт. — Мне не дает покоя мутант. Я чудом выстоял. Откуда-то же он взялся. Как знать, сколько еще таких? Управляемы ли они? Их отлавливают и дрессируют? Или даже создают?

— Это невозможно, — прервал Филипп. — А если и возможно, женщина все расскажет Игнату. Не сомневайся.

Теперь стало ясно, что отец не отступится и не перестанет видеть в Корделии врага. Верный своему решению, Берт не собирался отдавать ее Игнату. Но что он мог? Здесь и сейчас был только один выход — сделать ее ценной свидетельницей в глазах как лидера локации, так и прочих членов совета.

— Дай мне пару недель, и если я не найду выхода, тогда и будем решать, — черт, ему оставалось лишь молиться, чтобы эта малявка и впрямь располагала какой-нибудь полезной информацией.

— Нет, Берт. Прости. Двух недель у нас нет. До начала фестиваля — три дня.

Берт мысленно застонал. Проклятый фестиваль, черт бы его подрал.

Берт любил праздники, просто обожал, но этот конкретный — путал все карты. Вот-вот должен был явиться совет в полном составе. Дружба локаций, все дела… Как правило, тогда же их лидеры выделяли несколько дней на решение насущных проблем. Все бы ничего, но если впоследствии выяснят, что в то же время здесь разгуливала преступница… Бомба. Взрыв. Тогда под раздачу в первую очередь попадет тот, кто стоял во главе принимающей стороны. А кто у нас во главе? Правильно. Берт очень не хотел ставить под удар отца.

— Папа? — спокойно выдохнул он.

— Да? — с надеждой спросил Филипп. Видимо, он решил, что непутевый сын одумался.

Наивно. Порой Берт напоминал таран, крушивший как неприступные каменные стены, так и изящные кованые ворота на пути к своей цели. Разве иначе он стал бы самым молодым капитаном третьего ранга в истории локации? Тем более со своим собственным пусть маленьким, но умелым отрядом.

— Дай мне эти три дня.

— Три дня на что? — судя по виду, Филипп прекрасно понял, о чем речь, просто не хотел признавать.

— Три дня никому ничего не говори. Сделаем вид, что этого разговора не было. Я поклянусь, что ты был не в курсе.

— Нет, — затряс головой Филипп.

— Ты в выигрыше. Если я что-нибудь узнаю, нам же лучше. И в глазах совета ты будешь молодцом. В ином случае скажешь, что ни о чем не подозревал, — пожал плечами Берт. — Зная меня, никто не удивится.

— Нет. Ни за что.

— Никто не догадается, — надавил Берт.

— Да пойми ты! Дело не во мне! — Филипп вскочил на ноги. — Не бывать этому.

— Ты меня знаешь, — прозвучало как угроза.

— Проблема как раз в том, что ты прав, знаю. И все равно нет.

— Я уже взрослый, — процедил Берт, — и имею право сам принимать решения. Признай, мои аргументы не лишены смысла.

— Тебе всего двадцать четыре, — стальным тоном напомнил Филипп. — В твоем возрасте немудрено ошибиться.

— Так позволь мне самому совершать ошибки. Ты вечно твердишь об ответственности. Вот она! Я хочу ее нести, но мне не дают, зато попрекают ею. Я прошу, нет, требую дать мне шанс. Я умею настаивать на своем. Мне надо-то всего три дня.

— За что мне все это? — удрученно вздохнул Филипп, но тут же посуровел. — А знаешь что? Ты прав. Кто я такой, чтобы запрещать тебе жрать свои иллюзии? На здоровье, только не подавись. Настал день, когда пришла пора позволить тебе самому ответить за свои решения. Три дня? Отлично. Только смотри… не дай бог, девица выйдет из твоего дома… Если хочешь затолкать свою жизнь псу под хвост — твой выбор. Я уже не смогу тебя защитить. Да и не стану. Ты мой сын и навсегда им останешься. Но поскольку я возглавляю нашу армию, в случае ошибки, не смогу быть для тебя добрым папочкой, — Филипп направился к двери и остановился на пороге. — Считай, ты получил последнюю поблажку. Думаешь, победителей не судят? Даже если совет оправдает тебя, тебе не удастся выйти сухим из воды. Я все еще главнокомандующий и не намерен создавать подобный прецедент. Иначе каждый сопляк решит, что может идти против правил. Через три дня ты лишишься погон, сдашь оружие и в любом случае пойдешь под трибунал.

Когда за Филиппом закрылась дверь, Берт поморщился. По правде говоря, он очень сомневался, что готов на такие жертвы. Но отступать было поздно, да и не в его правилах.

Берту очень хотелось вернуться домой. Он ненавидел больницы, вынуждавшие его лежать смирно и бездействовать. Покосившись на прикроватную тумбочку, Берт поморщился при виде судна. Ну уж нет!

Перегнувшись через край койки, он заглянул под нее и ожидаемо обнаружил там костыли. Прекрасно. Это было ровно то, что ему надо!

Но прежде чем вопиюще пренебречь здоровьем, нужно было связаться со своим отрядом и предпринять кое-какие меры.

Едва Берт извлек костыли и сел на краю койки, как на пороге палаты вырисовалась знакомая фигура. Роза. Пожалуй, проще было победить мутанта, чем прорваться через нее.

Берт зло ухмыльнулся. Он знал, что все равно выиграет этот спор.

****

Затаив дыхание, Берт остановился на пороге. Он не привык возвращаться к кому-то.

Было непросто потянуть на себя дверь, опираясь на костыли, но Берт справился и шагнул в дом.

Первым же делом на него налетела огромная груда черной шерсти и чуть не повалила на пол.

— Паштет, фу! — одернул Берт, зашипев от острой боли в бедре. — Место!

Пес обиженно фыркнул и повернулся к хозяину задом. Проследив за своим любимцем, Берт заметил сиротливо примостившуюся на диване блондинку. Паштет дошел до нее и забрался к ней. Она безмолвно смотрела на Берта, едва скрывая удивление, но оно было слишком сильным и проявлялось в каждой черте лица.

Оценив открывшуюся картину, он отметил, что Корделия успела переодеться и где-то раздобыть планшет. Берту стало крайне любопытно, кто же этот благодетель. Проще говоря, кому намылить шею.

Паштет довольно фыркнул, устраиваясь удобнее.

— При… — Берт откашлялся, — …привет, — выдавил он с нехарактерной для него растерянностью. И все же он дал себе скидку. Ситуация и впрямь была такой, что с наскока не решишь. — Вообще-то ему нельзя лежать на диване и портить обивку, — кивком указал Берт на пса.

— Эту обивку уже ничто не испортит… — выгнула бровь Корделия, поднявшись с дивана и направившись в гостевую спальню, — …и не спасет.

Паштет — вот же предатель! — с поистине щенячьей преданностью попытался следовать за ней, но под тяжелым осуждающим взглядом хозяина капитулировал на кухню.

Доковыляв до кресла, Берт рухнул в него. От резкого движения костыли со стуком упали на пол и бедро свело так сильно, что потемнело в глазах. Тряхнув головой, Берт тихо зарычал от осознания собственной уязвимости.

— Постой-постой! — опомнился он, когда Корделия уже дошла до спальни.

— Что? — она со вздохом обернулась.

— Давай обратно, — указал Берт на диван. — Ну же, садись.

— Спасибо, я постою, — опасливо отказалась Корделия.

Нет, так дело не пойдет.

Вот только Берт не знал, с чего начать. На секунду ему захотелось сбежать. Куда-нибудь в параллельный мир, в другую галактику. Воевать с марсианскими чудищами и бороздить просторы космоса на боевом крейсере, да так, чтобы на борту не было ни одной женщины. Но реальность не отпускала его из своих когтей. Как там отец говорил? Ответственность?

Да. Берт нес ответственность за Корделию. Но ведь с Паштетом он как-то справлялся? Пес был здоровым и довольным. Разве с женщиной сложнее? Возможно, не сложнее, если эту женщину не зовут Корделией. С ней нужно было разговаривать, и она даже отвечала. Вот только не то, что хотелось Берту.

Черт возьми. Он тяжело вздохнул, решив говорить прямо и резать многострадальную правду-матку.

— Корделия, заставлять тебя я не стану. Знаю, ты меня ненавидишь, хотя искренне не понимаю причин. Ты тоже не вызываешь у меня особой симпатии, но мы с тобой ютимся в одной лодке. Веришь ты мне или нет, но Грин на самом деле заключил со мной сделку. Я не в курсе, почему и зачем, но он посчитал, что тебя нужно защитить.

— О, и от кого же?

Очень интересный вопрос. Кто может быть опаснее гарнизона вооруженных солдат?

— Да если б я знал. Но он верил в свои слова. Я пообещал ему. Что бы ты обо мне ни думала, для меня обещание — не пустой звук. Сейчас я устал, и у меня нет ни сил, ни желания с тобой препираться. Я не меньше тебя хочу покончить со всем этим и зажить прежней жизнью, — Берт говорил о той самой жизни, на которой не далее чем час назад собственноручно поставил крест.

— Что же мне, по-твоему, нужно сделать?

— Если начать с малого, на данный момент тебе стоит притвориться, что мы с тобой в дружеских отношениях и ты поехала со мной по доброй воле.

— Это что-то изменит? — Корделия говорила лаконично, словно экономила слова.

— Я не хочу поднимать панику среди своих людей. Если расскажем, кто ты на самом деле, начнутся пересуды, которые ни к чему хорошему не приведут. Не все здесь толерантны. Таковы уж люди, мы не вправе им что-либо запретить, можем лишь не провоцировать. Рассказать о твоем происхождении — все равно что повесить тебе на грудь мишень. Мы оба проиграем.

— Ты предлагаешь притвориться друзьями? Но разве это поможет мне вернуться домой? Скажи, что для меня изменится?

— Врать не стану, — Берт почесал затылок. — Я не знаю. Но высока вероятность, что, если ты пойдешь на компромисс, нам удастся найти какой-нибудь выход.

— Очень странный выбор. Никогда не думала, что он встанет, — горько рассмеялась Корделия. — Измена или смерть. Даже не знаю, что лучше, — если бы слова могли сочиться кислотой, у нее под ногами задымился бы деревянный настил.

— Хотел бы я, чтобы все сложилось иначе, честно. Но порой жизнь вносит свои коррективы, — тихо посетовал Берт. — Для начала расскажи мне все, что знаешь.

— Даже если так, рассказывать нечего, — все-таки вернувшись к дивану, Корделия со вздохом опустилась на него. — Можешь, конечно, задать свои вопросы, но ответов у меня нет.

— Давай начнем с простого. Почему ты жила в тоннелях метрополитена? Как встретилась с Грином? Чем так взбесила Дога? — последний вопрос был уже интересен Берту лично.

— Грин — врач, которому поручили обо мне заботиться. Он раньше занимался делами гораздо более серьезными. Но потом… я не знаю, что случилось. Мне сказали, что он допустил какую-то ошибку, и его назначили… В общем, с тех пор ему позволялось только лечить простуду и проводить простые операции. Но я не верю… Почему-то не верю, что он мог ошибиться. Грин исключительно умный и предусмотрительный.

«Исключительно предусмотрительный, ага», — уныло подумал Берт.

— Ладно, — вздохнул. — А что же он делал раньше?

— Я знаю лишь в общих чертах, — повела Корделия плечом. — Он и еще несколько человек пытались создать кого-то вроде непобедимого солдата. Эксперимент провалился. Что-то случилось с испытуемыми, и твой друг — один из них. Грин упоминал, что в какой-то момент образцы стали психически нестабильными, поэтому их научили выполнять некоторые команды, которым они подчиняются беспрекословно.

— Негусто, — подвел итог Берт. И все же кусочек информации был лакомым. Очень лакомым. — Теперь тот самый вопрос, терзавший меня с незабываемого мгновения нашей встречи. С чего у тебя возник такой интерес к моей скромной персоне? Только не говори, что ты просто любишь поболтать с пленниками.

— С того.

— И все же?

— Берт, — предупреждающе нахмурилась Корделия.

— Я имею право знать.

— Да? И какое же?

— А такое, что я тебя спасаю.

— Поэтому я должна раскрывать тебе душу? Я и так уже многое рассказала, — она скрестила руки на груди, будто отгораживаясь от него.

— И снова здравствуйте! Мы же договорились сотрудничать. Я как бы подставляю из-за тебя свою шею. Если через три дня… — он замолк.

— Если через три дня?.. — Корделия поднесла кулак к горлу, наверняка нарисовав в своем воображении с десяток пугающих исходов.

— Именно. Ты могла быть в тюрьме. Причем уже сейчас. И тебе бы там не понравилось. Несравнимо с твоей милой норой в метро. У нас нечасто бывают заключенные, поэтому за помещениями особо не следят и даже крыс не травят, — завелся Берт. — Если бы не я, ты бы сидела за решеткой. Теперь у меня есть три дня, после чего я в любом случае пойду под трибунал. Поэтому будь добра, сделай одолжение и скажи хотя бы за что! Сделай мою жертву стоящей!

— А ты отмотай назад в своей безупречной логике, — тоже начала раздражаться Корделия. — Не укради ты меня, тебе бы не пришлось ничем жертвовать.

— Хорошо. Ладно. Отматываем назад. Если бы меня не похитили среди бела дня, мне бы не пришлось тебя красть. И опять мы возвращаемся к тому же самому вопросу. Почему я?

Корделия лишь высоко подняла голову и отвела взгляд.

— Знаешь что? — Берт потянулся за костылем. — Можешь молчать и дальше. Дело твое. А я что? Я ничего. Но потом не зови на помощь, когда те же вопросы задаст тебе мой брат. Видела Игната? Страшный, да? Новость дня — внутри он еще страшнее, чем снаружи.

— У меня была мама, — тихо произнесла Корделия, и Берт замер. — Она была замечательной. Но ее больше нет. Вы напали на нас и убили ее. Застрелили, понимаешь?

— Когда это случилось? — он просто не знал, что еще сказать.

— Семнадцать лет назад.

— Мне очень жаль. Понимаю, тебе больно, но это не повод…

— Нет, Берт, извини, но ты не понимаешь.

— Корделия, мы не стреляем в женщин. Возможно, твоя мама просто не оставила нам выбора. Мы сталкивались с подобным. Женщины порой бывают отчаянными.

— Мама даже нож в руки брала, только чтобы приготовить еду. Она никому не сделала ничего плохого. В тот день погибло много женщин и несколько детей.

— Корделия, речь ведь о твоей маме, ты видела ее с лучшей стороны и не можешь знать наверняка…

— Не смей так говорить!

— Значит, ты хотела отомстить за мать? И каким же образом? Бросив всех оружейников в клетки по одному? Если дашь мне подробное описание, я узнаю, кто участвовал в той перестрелке и назову тебе точное имя.

— Такова твоя цена?

— А тебя она устроит?

— Видишь ли, я уже знаю, кто убил маму. Поэтому напрягаться нет нужды.

— И кто же?

— Все очень просто, Берт. Мою маму убил твой отец.

Глава 14. Оттепель

— Быть такого не может, — Берт был уверен на сто процентов.

Пускай его отец производил впечатление твердолобого одержимого лидера, но, будучи благородным до мозга костей, скорее отрезал бы себе руку, чем выстрелил в безоружную женщину. Филипп придерживался моральных принципов и требовал того же от своих людей.

— Я была там, Берт, в тот момент. И видела все собственными глазами. Мне до сих пор снятся кошмары о том дне.

— Я уверен, что смерть твоей мамы всего лишь недоразумение, — как только слова вылетели изо рта, Берт пожалел о них. Каким же козлом надо быть, чтобы гибель матери назвать недоразумением?

Молчание затянулось, в то время как мысли в голове Берта носились кругами, не желая выбрать конкретное направление.

— Получается, меня похитили только потому, что мой отец якобы убил твою мать?

— Нет, — Корделия смотрела ему в глаза и говорила прямо, чем невольно вызывала восхищение. — Тебя похитили еще и из-за его статуса. Будь ты рядовым солдатом, тебя убили бы на месте. Хотя предполагалось, что ты в конечном итоге все равно умрешь…

— С ума сойти! — искренне изумился Берт. — Значит, мне еще и повезло, — но уместен ли был сарказм? Ведь Берту на самом деле улыбнулась удача. — И ловушку расставили именно на меня.

— Да.

— Разве не проще было схватить и убить моего брата? Будущего лидера, а не рядового капитана. Игната с пеленок растили для этой роли.

— Тогда его место мог занять ты, верно?

Неверно. Но Берт не стал уточнять. Случись что с Игнатом, его место занял бы Виктор. Берт был последним, кому доверили бы локацию. Подумав об этом, он совершенно неуместно и горько ухмыльнулся.

— Раз все равно нужно ликвидировать детей Филиппа, есть ли разница, в каком порядке? — тем временем продолжила Корделия, не заметив его реакции. — Отрубить гидре головы. Когда не останется наследников…

— …придется сменить власть, — логично и куда более масштабно, чем казалось изначально. Пророчество Грина сбывалось. Значит, речь шла не о единичном похищении высокопоставленного офицера, а о смене власти. Уже третье поколение семья Берта вела локацию вперед и вершила закон. Если династия прервется, дееспособность оружейников будет ограничена. Пускай лишь на несколько дней, но воцарится маленький коллапс. — Тебе-то это зачем? Только не говори, что в твоих издевках не было ничего личного.

— Зачем мне это? Наверное, чтобы причинить боль твоему отцу, — пожала плечами Корделия. — Плюс я ненавижу то, что одни люди имеют все, другие — ничего.

— То есть, борьба за власть?

— Если тебе так угодно. На самом деле борьба за медикаменты, удобство, еду, безопасность. Ведь власть дает их? Мы бы с радостью и сами все производили, но у нас нет ни оборудования, ни умений… — красивые оправдания, красивые причины. Даже пьяные драки в баре всегда имеют под собой красивые основания, не говоря уже о войне.

— Если бы это было правдой, твои люди могли заключить с нами союз, прийти к нам с желанием научиться.

— Много лет назад мы приходили. И знаешь что? Нам сказали убираться и не трогать замечательных чистых людей. Жить хотят все. А вот страдать не хочет никто. Раз сами не умеем, а поделиться не хотят… — Корделия говорила тихо, но твердо, склонив голову набок в ожидании вызова.

— Мы бы никогда никого не прогнали, — возмутился Берт. — Нам всегда нужны были люди, помощь.

— Да ты идеалист, — хмыкнула она.

— Могу сказать то же самое о тебе, — он видел, что Корделия говорила правду, и ее искренняя вера даже умиляла. Но тогда он вспомнил камеру, и умиление исчезло без следа. Глупо было воспринимать Корделию как милую малышку. Снова всколыхнулась злость. — Если все так радужно, и бедные работяги всего лишь хотят аспирина, то у меня к ним немало вопросов. Садистские бои без правил, воровство, убийства. К чему все это?

Корделия просто смотрела на Берта и не говорила ни слова.

Он ждал, но лишь изогнутая бровь была ему ответом, приумножившим его злость.

— Давай я расскажу тебе пару историй, — скрипнул зубами Берт. — Исключительно в качестве иллюстративного материала. Все происходило у меня на глазах, — холодная ярость заставляла его чеканить слова. — Ты видела моего брата? Игната. Невозможно не заметить, что у него с лицом. Вряд ли ты в курсе, но наша локация тесно сотрудничает с технической. Игнат дружил с единственным наследником правящей династии. Парня зовут Тесла. Однажды, когда Игнату было почти четырнадцать, техники возвращались домой после традиционных августовских гуляний, и он поехал на неделю к ним в гости. В автобусе было двадцать человек, десять из которых — дети. Так вот… Автобус просто взорвали. Моего брата изуродовало шрапнелью, также пострадал его позвоночник. Игнат несколько лет провел в инвалидной коляске. Тесла лишился большего. Руки и родителей. Он остался одноруким сиротой, представляешь себе картину? Почти все остальные погибли. И что же такого было в автобусе, чтобы его взрывать? Нет, Корделия, его не ограбили, даже не остановили. Просто взорвали. Я искренне не понимаю, за что пострадали все эти люди. Особенно дети, — заметив ошеломленное выражение лица Корделии, он сделал паузу. — Мне продолжать?

Несколько секунд она молчала. Берт тоже, ожидая хоть какой-нибудь реакции. В конце концов, к его величайшему изумлению, она кивнула. Вот уж чего Берт не ожидал. Либо Корделия не верила, либо у нее хватало смелости выслушать до конца.

— Второй случай. Через некоторое время наши солдаты нашли убежище. Конечно, по ним сразу открыли огонь. В итоге на заднем дворе обнаружился вольер. С большой будкой. И что ты думаешь? Там был мальчик. Его, конечно, выпустили на свободу. И… Прежде чем солдатам удалось с ним справиться, он сломал нескольким кости, а одного чуть не задушил. Он говорил всего несколько слов, ел руками, был немытым, диким. И очень сильным. Тем не менее, несмотря на одичалость, он поверил нам и начал жизнь с чистого листа. Его зовут Дог. С ним ты тоже знакома. Ты любила Грина? Ты сама призналась, что он работал над проектом, где испытуемых дрессировали. Когда Дога уговорили на медицинский осмотр, рентген выявил около сотни переломов. Примерно столько же шрамов. К слову, Дог так и не оправился до конца, хотя прошло уже больше двадцати лет. Он до сих пор с трудом держит себя в руках. Мало говорит. Он просто не умеет иначе, понимаешь?

Лед тронулся. Как собака, чующая страх, он чувствовал сомнения Корделии, поэтому решил еще немного надавить.

— Ты хотела убить меня из мести. Причем даже не мне. Только за то, что я — враг. Верно?

— По большей части, — выдавила она.

— Тогда, получается, если мы убиваем врагов, я сейчас должен убить тебя? Мне есть за что мстить. И ты враг. Скажи Корделия, я должен тебя убить?

— Да, — голос ее был пустым, отстраненным, будто она говорила и не о себе вовсе.

— У меня есть другой вариант. И я очень надеюсь, что он нам подойдет. Хочешь услышать?

— Да, — тот же самый пустой голос.

— Мы вместе во всем разберемся. Узнаем, почему так сложилось. Правда ради правды, — наконец-то успокоившись, Берт говорил с ней осторожно, как с озлобленным котенком.

Корделия ослабела, словно ее покинули силы.

— Разумно, — кивнула она. — Не ожидала от тебя.

— Да я сам в шоке, — ухмыльнулся Берт. — Значит, попробуем установить перемирие? — он сжал все пальцы, кроме мизинца, который протянул Корделии.

Она посмотрела на его руку, на лицо и снова на руку, но ничего не предприняла.

— Ой, да брось. Давай же. Оттопырь мизинец…

Прошло несколько секунд. Берт продолжал протягивать палец, хотя для себя уже решил, что вздорная блондинка не пойдет навстречу. Однако она его удивила. Тяжело вздохнув, Корделия скривила губы и подцепила его мизинец своим. Берт несколько раз встряхнул их сцепленные пальцы в подобии рукопожатия.

— А теперь давай пообещаем друг другу не врать. Иначе у нас ничего не получится, — серьезно кивнул он.

— И как мы можем быть уверены друг в друге?

— Мы поклянемся на мизинчиках, — ослепительно улыбнулся Берт.

— О, в таком случае я спокойна.

И тогда она улыбнулась в ответ. По-настоящему. Берт обмер. Он впервые видел ее улыбку, сразившую его, как выстрел в упор. Ослепительная. Изящная. Женственная. Милая. Манящая. Радостная. Черт! Берт и не подозревал, что знает столько прилагательных. Но даже их было мало. Будто раньше он смотрел на Корделию, не видя ее.

Встретившись с ним взглядом, она оцепенела на мгновение. Потом вскинула свободную руку, словно заслоняясь от него и его реакции. Закрыла рот.

Наваждение пропало. Что сейчас было? Господи, Берт совершенно не хотел любоваться чьими-то губами, да и вообще обращать на них внимания. Чем вообще одни губы отличаются от других? Да ничем.

— Ты не соврал про трибунал? — продолжила Корделия, вернув себе былую холодность.

— Нет, не соврал.

— И чем он грозит?

— Совет решит. Одно могу сказать наверняка — меня не убьют, — Берт небрежно пожал плечами. — Скорее всего, просто с позором выгонят.

— Как легко ты об этом говоришь. Ты или дурак, или врешь.

— Уж не вру это точно.

— Значит, дурак, — Корделия снова улыбнулась, но на этот раз без сияния. Лишь изгиб губ, никаких искр, никакой магии.

— Тоже мне новость, — фыркнул Берт. — Думаю, отец сейчас называет меня словами и похуже.

Запоздало поняв, что именно сказал, он мысленно обругал себя. Обязательно нужно было напоминать об отце? Корделия не ответила, лишь стиснула зубы и отвернулась.

Повисло неловкое молчание.

Надвигалась ночь, и дневной свет начал меркнуть. Из окна уже почти не пробивались солнечные лучи.

Берт посмотрел на профиль Корделии. Бледная кожа и белые волосы почти светились в полумраке. Маленькая, болезненно худая. Берт скользнул взглядом по ее ключицам, тонким и хрупким, выпиравшим под тканью голубой футболки. Он обожал женские ключицы.

Очнувшись, Берт глянул вниз и понял, что до сих пор держал Корделию за палец. Она посмотрела туда же. Неловко и медленно Корделия потянула руку на себя и освободилась от захвата.

Берт вздохнул. Он изначально был уставшим, а после напряженного разговора буквально обессилел. Вздохнув еще тяжелее, Берт посмотрел на костыли. Взять их с пола казалось непосильной задачей.

— Не могла бы ты…? — откашлявшись, попросил он.

— Ах да, — отстраненно ответила Корделия, поспешив на помощь.

Она протянула костыли, и Берт начал подниматься.

Однако стоило ему встать, как бедро прострелило болью, голова пошла кругом. К горлу подкатила тошнота, перед глазами заплясали пятна. Он пошатнулся, и все его попытки устоять потерпели крах.

Берт чувствовал, что падает, слышал возглас Корделии, ощущал прикосновение маленьких рук. Но куда там — она бы в жизни его не удержала. Спасибо, помогла ему не рухнуть срубленным деревом и немного затормозила падение. Он с грохотом свалился прямо на нее.

Парадная дверь распахнулась, и раздался стук обутых ног по паркету.

— Какого хрена? — прогрохотал хриплый баритон. — Что ты с ним сделала?

Панически вздрогнув, Корделия попыталась выбраться из-под Берта. Безуспешно. Пускай не сразу, но он таки сумел поднять голову и немного сфокусировать взгляд.

Ага, все ясно. Феликс испугает любого.

— Стоять, — прохрипел Берт.

Корделия и Феликс — оба — восприняли приказ на свой счет. Они замерли, что более чем устраивало Берта.

Она сопела, силясь дышать под навалившимся на нее телом, Феликс же наблюдал за происходящим, как сделавший стойку бойцовский пес.

— Привет, Корделия, — раздался из-за его плеча голос Лешего.

Вот значит как. На некоторые вопросы нашлись ответы, которые, впрочем, Берту ни капли не понравились.

Приподнявшись на локтях, он посмотрел на нее сверху вниз и отметил, какой маленькой она казалась под его тушей. Беззащитной. Хрупкой. При желании он мог полностью закрыть ее собой. И почему-то Берту весьма пришлась по душе эта идея.

Отогнав неуместные мысли, он приподнялся еще немного и перекатился на спину. В тот же миг Корделия вскочила на ноги и отпрыгнула за диван, подальше от троих мужчин посреди гостиной.

Она переводила взгляд с Феликса на Берта и обратно.

Феликс же смотрел исключительно на нее.

— Берт? — натянуто спросила Корделия.

Он раскинул руки в стороны и глянул на нее, прищурив один глаз.

— Мадам, я у ваших ног, — торжественно признался Берт.

— Берт, кончай придуриваться, — упрекнула она.

— Он просто возвращается в свое нормальное состояние, — пожал плечами Леший.

— Печально, — вздохнула Корделия.

И в этом с ней, похоже, согласился даже Феликс.

****

Мышцы ломило, и Берт был рад растянуться на постели. На своей родной постели, которую уже и не чаял когда-нибудь увидеть.

Во всем доме горел приглушенный свет. Феликс осторожно поставил костыли возле тумбочки и покосился на стену, разделявшую две спальни. Леший бодро вызвался помочь Корделии застелить кровать, а Берт слишком устал, чтобы спорить. Паштет, нагло этим воспользовавшись, занял прежнее место на диване.

— Она неплохо держится, — сухо заметил Феликс.

— Да, более чем, — кивнул Берт с какой-то неуместной гордостью.

— Может, нам остаться в доме?

— Нет, мамочка, не нужно сидеть у моей кроватки и держать меня за ручку.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — раздраженно процедил Феликс. — Ты сейчас слаб. Убить тебя во сне не составит труда даже девчонке, — он скрестил руки на груди и поставил ноги на ширину плеч. Типичный страж.

— Неужели Игнат все-таки покусал тебя и заразил своей паранойей? — притворно испугался Берт, но тут же расхохотался. Увы, его шутка не возымела эффекта. Разве что при упоминании Игната у Феликса на щеке дрогнул мускул. — Ты Корделию видел? Ее даром что ветром не сдувает.

— Зарезать спящего человека, в особенности раненого, сможет и ребенок, — не сдался Феликс.

— Ну тогда забери на ночь из дома все колюще-режущие предметы, — закатил Берт глаза. — Слушай, завязывай уже. Она меня не тронет.

— Откуда такая уверенность? — скептически выгнул брови Феликс.

— Мы поклялись на мизинчиках, — с предельной серьезностью ответил Берт, но его плечи дрогнули от сдерживаемого смеха.

— Ты можешь хотя бы минуту не быть ослом?

— Даже я, зная его всего пару дней, понимаю, что не может, — раздался с порога тихий ровный голос Корделии. — И мы поклялись не врать, а вот про убийство не было ни слова, — она остановила пронизывающий взгляд на Феликсе.

Видимо, за прошедшие десять минут она успела снова облачиться в свою броню.

Но, однажды понаблюдав за Корделией в критической ситуации, Берт многое понял.

Потом, увидев ее улыбку и беззащитность, понял еще больше.

— Спроси меня, хочу ли я убить Берта, — Корделия напрямую обратилась к Феликсу.

— Ладно, — отозвался тот с каменным лицом. — Ты хочешь убить Берта?

— Нет, — она ни на миг не отвела взгляда. — По-твоему, я похожа на дуру?

Секунды тикали. В конце концов, не удостоив ее ответом, Феликс кивнул, словно сделал для себя какие-то выводы. Корделия тоже кивнула, ставя точку. Берт снова восхитился ею. Она испугалась Феликса, куда уж яснее, но не забилась в угол.

— Значит, ты не запер дверь, — Корделия посмотрела на Берта.

— Не запер, — он понимал ее скрытый посыл, однако она не обвиняла, лишь подмечала факты. — Также я поставил возле дома двоих парней из своей команды посменно нести караул.

— Логично, — хмыкнула Корделия. — Чтобы даже при отпертой двери никто не вышел.

— Нет, куколка. Чтобы никто не вошел. Нам не нужны гости. Мало ли… вдруг какой-нибудь энтузиаст решит лично убедиться, что ты… гм, у нас все в порядке, — Берт и сам не знал, зачем что-то поясняет, но не мог ведь он прямо сказать, что ей настрого запретили выходить из дома. Такое признание могло пошатнуть их хрупкое и выстраданное перемирие. Тем не менее, он не имел права выпускать ее, пока главный дознаватель не подпишет соответствующие бумаги. О том, что Игнат не станет этого делать, Берт сейчас думать не хотел. — А теперь брысь, — он помахал руками, велев всем уходить. — Дайте больному человеку немного покоя.

Все ушли. Когда послышался стук парадной двери, Берт сложил руки на животе и зажмурился. Стоило ему сомкнуть веки, как его замутило. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался заснуть.

Берт вышел из машины, и солнечные лучи ударили по глазам. Зажмурившись, он хлопнул автомобильной дверцей и быстро пошел к зданию школы.

Как же Берт ненавидел все эти традиции. Если бы спросили его, он бы сказал, что они давно устарели и более неактуальны. Тем не менее, военные из года в год ездили в другие локации, чтобы обучить молодняк самообороне, медики — оказанию первой помощи… и так далее. А между тем научить молодежь управляться с оружием вполне могли те, кто нес службу в медицинской локации. Зато Берт понимал, что важно научить парней постоять за себя.

Как и большинство военных, он бы предпочел, чтобы война шла открыто, чтобы была передовая, где ты можешь сражаться или умереть, но не жить в постоянном ожидании атаки из-за угла. Регулярные нападения на машины с провиантом, медикаментами и одеждой, гораздо более редкие, но от этого не менее чудовищные взрывы… Зачастую не спасали и конвои — лишь еще больше людей оказывались под угрозой.

Войдя в класс, Берт осмотрел молодых парней возрастом не старше двадцати. И остался недоволен. Ни один из них не производил впечатления бойца и однозначно не имел инстинкта убийцы. Берт понятия не имел, как за пару часов научить их пользоваться оружием. Да они скорее отстрелят себе пальцы, чем попадут в мишень.

«Собственно, затем и требуются оружейники», — напомнил себе Берт.

Такова уж политика — локации должны дружить и в знак уважения периодически посылать специалистов для проведения кратких курсов.

Вот и он теперь прибыл в локацию медиков с той же миссией. В двадцать один год Берт прекрасно ладил с молодежью, парни принимали «учителя», который являлся почти их ровесником, за своего, поэтому Филипп на этот раз и принял решение отправить сюда именно его. Обычно ездил Виктор, и Берт теперь захотел, чтобы так оставалось и впредь. Он воспринимал свое задание в качестве наказания. Однако во всем были плюсы. Например, Берт с нетерпением ожидал вечернего банкета и надеялся превратить скучный ужин в пирушку. Или же в закрытую вечеринку, если найдется одна, а лучше две смазливые мордашки. Но сначала …

Берт повернулся лицом к классу и, сцепив руки за спиной, поставил ноги на ширину плеч.

— Привет, бойцы! — гаркнул он и выдал одну из своих фирменных ухмылок.

Парни вразнобой пробурчали приветствия.

— Итак, сегодня мы научимся обращаться с пистолетом. Как мужчины, вы должны уметь виртуозно управляться со своими стволами, — он пошевелил бровями, и все в классе хохотнули.

Дело в шляпе, Берт зацепил их и привлек к себе внимание. Он уныло поставил в уме плюсик. В их возрасте пошлые намеки и бородатые шутки всегда производили нужный эффект. Теперь пошла рутинная работа — затвор, дуло, обойма, курок.

— Кто-нибудь из вас когда-нибудь стрелял? — спросил Берт.

— Пару раз было, — с гордостью ответил рыжеволосый парень со второго ряда.

— Значит, ты и станешь моим помощником на сегодняшнем занятии, — махнул ему Берт. Да, все как по маслу. Найти себе помощника из членов группы, чтобы остальные чувствовали себя раскованнее.

— А пистолет поможет против мутанта? — продолжил рыжеволосый парень.

Берт нахмурился. Разговор принимал странный оборот.

— Зависит от того, какой у тебя калибр, — решил отшутиться Берт.

— А какой поможет? — осклабился парень.

Напрягшись, Берт посмотрел на него и оторопел. Веснушчатое лицо начало изменяться. Оно трансформировалось наряду со всем остальным телом. Берт отшатнулся и попытался нащупать на поясе кобуру, но она куда-то исчезла, словно ее и не было.

Класс растворился в воздухе. Свет стал тусклым. Парень обнажил в улыбке пожелтевшие зубы, пока его глаз заплывал, и на нем исчезали веки.

Сглотнув, Берт быстро сделал глубокий вдох, попытался взять себя в руки и осмотрелся, оценивая ситуацию. Увидев оружие, разложенное на учительском столе, он хотел броситься к нему, но внезапно бедро прострелило болью.

От нее на спине выступил холодный пот, и Берт скрипнул зубами. В глазах начало темнеть, и он тяжело задышал, пытаясь втянуть в легкие воздух.

Берт проснулся со сдавленным стоном. Задыхаясь от дикой боли в бедре, он корчился на влажных простынях. Ногу распирало изнутри. Завалившись на бок, Берт замер и попытался успокоиться. Естественно, злоключения последних дней давали о себе знать, но того, что взбудораженный разум заменит воспоминания кошмарами… такого Берт уж точно не ожидал от своего подлого подсознания.

Стоп. Воспоминания.

Превозмогая боль, он сел и потянулся к прикроватной тумбочке за планшетом. Берту показалось, что прибор вместо пары минут загружался час. Вскоре экран засветился. Введя пароль, Берт открыл раздел с базами данных.

Список убитых людей был огромным — еще бы, за восемьдесят лет погибло множество жителей локаций. Такую кипу досье не пролистать и за год. К счастью, Берту и не требовалось этого делать. Достаточно было просмотреть перечень пропавших без вести, являвшийся куда более коротким. Раз мутант на арене был живее всех живых, значит, искать его следовало среди исчезнувших. Что Берт и сделал.

Лица на экране сменяли друг друга, но ни одно из них не было знакомым. Он мог потратить часы, разглядывая пропавших без вести людей, и ничего не найти.

Так дело не пойдет. Одна голова хорошо, а две лучше. В конце концов, прелесть партнерства как раз в том, что не нужно страдать в одиночку.

Осторожно свесив ноги с кровати, Берт взял костыли и поковылял прочь из комнаты. Судя по легким шагам за стеной, Корделия не спала, и он с чистой совестью постучал костылем в дверь.

— Корделия, — позвал Берт.

Ответа не последовало, и он для верности стукнул еще раз.

В тот же миг дверь распахнулась, и на него снизу вверх уставились большие голубые глаза.

— Ты что-то хотел? — нахмурилась Корделия.

— Кажется, я придумал, с чего начать. Посмотрим фотографии?

Глава 15. Валькирия

Обхватив себя руками, Тиша снова глянула на воду. В последний месяц лета ночи становились прохладными. Она в очередной раз осмотрелась и прислушалась. Почему он задерживался? Прошел уже час. Тиша не хотела волноваться, но тревога все равно просачивалась в сердце. Динго всегда бы слишком легкомысленным.

Оружейники могли без разговоров пустить ему пулю в лоб, однако он наотрез отказался оставлять какие-либо знаки или записки, настаивая на личной встрече с теми, кто приедет в брошенное убежище.

Мотивов этого мужчины Тиша никогда не понимала и сомневалась, что когда-нибудь поймет. Он играл в свои игры, где сам придумывал правила и просчитывал ходы.

Весь день она была на взводе, поэтому, едва стемнело, на свой страх и риск ускользнула из-под носа у Ника — снова набравшегося чего покрепче, — запрыгнула на мотоцикл и помчалась к назначенному месту в надежде, что там ее уже ждал Динго.

Но его не было. До сих пор.

Помявшись с ноги на ногу, Тиша снова прислушалась.

У нее дрогнули уголки губ. Издалека доносилось тихое тарахтенье мотора. Вскоре звук стих, и за ее спиной раздались шаги.

Тиша обернулась.

В лунном свете от зарослей отделился большой силуэт, который она узнала бы где угодно.

Он распахнул объятия. Сорвавшись с места, Тиша бросилась к Динго и, запрыгнув ему на руки, впилась в его губы поцелуем. Как всегда, он тут же ответил, обняв ее и позволив ей обвить ногами его талию. Он проник в рот Тиши языком, делясь с ней вкусом табака и яблок. Она упивалась теплом, близостью и мимолетной защищенностью. Нужностью. Привязанностью.

Они оторвались друг от друга, и Динго поставил ее на ноги.

— Привет, — едва слышно сказала Тиша.

— Привет, валькирия, — улыбнулся он и, взяв ее за руку, повел к реке. Усевшись у кромки воды, Динго устроил Тишу у себя на коленях, чтобы она могла прижаться к нему и расслабиться.

У нее до сих пор ломило ребра. Препарат, безусловно, облегчал мучения, струясь по венам и нормализуя мутогены. Но, к несчастью, травмы бывают настолько тяжелыми, что и за неделю не вылечишь — даже с ускоренной регенерацией.

Время. На все требовалось время. Тиша, как никто другой, знала ему цену.

— Как все прошло? — с надеждой спросила она.

— Хорошо, — бодро доложил Динго.

— То есть теперь им все известно?

— Почти.

Тиша спиной почувствовала, как Динго пожал плечами.

— В смысле? — она попыталась развернуться, но скривилась от боли в боку и откинулась обратно на широкую твердую грудь.

— Я положил ампулы в пакет и накидал туда всякого мусора. Благо на станции его было предостаточно…

— Динго, — укоризненно перебила Тиша, — вот спасибо тебе огромное! Зачем? Ну зачем? Теперь все зря, — она попыталась встать, но он обхватил ее огромной рукой и не позволил отстраниться.

— Затем, что я эгоист. Я думаю о последствиях и о своих любимых, — Динго примирительно поцеловал ее в висок.

— Последствия таковы, что теперь шанс донести информацию ничтожен. Такую головоломку разгадать не смог бы даже ты, — Тиша барахталась, но ее жалкие потуги были равны попыткам выбраться из-под танка.

Вспомнив о силе Динго, она лихо выругалась.

— Какой грязный ротик! А последствия таковы, моя валькирия, что, если бы мы сказали прямо, ты бы пострадала. Я просто просчитываю на шаг вперед, — спокойно пояснил Динго. — Сама подумай. Сейчас среди оружейников разгуливает предатель. Они еще не знают даже о его присутствии, не говоря уже об имени. И представь, что этот чудесный человек узнает историю из первых рук. Какими будут его дальнейшие действия?

Тиша замерла.

— Правильно. Он доложит Карлу. И кого в первую очередь заподозрят? — Динго посмотрел на нее. — Если хоть один факт будет против тебя… — он многозначительно замолчал.

— …меня убьют. В лучшем случае, — закончила за него она.

— Ты рискуешь даже сейчас, сбежав на пару часов ко мне, — он не казался довольным. — А если кто-нибудь заметит? Не за себя боюсь, за тебя.

— Брось, мы оба знаем, что я все равно не жилец, — чтобы протянуть еще немного, Тише нужно было ощутить вкус жизни. Забыться хотя бы на пару часов. Потому-то она и согласилась на эту встречу. — Это лишь вопрос времени. Знаешь, я уже начала смиряться, — заверила, чтобы успокоить Динго, вполне способного натворить глупостей в очередном порыве ненужного героизма. Увы, даже понимая, что проще принять свою судьбу, Тиша не могла подавить инстинкт выживания, порой сменявшийся блаженной апатией, но лишь затем, чтобы вспыхнуть вновь.

— Тогда поехали со мной, — Динго сжал ее еще крепче.

Она покачала головой:

— Не могу, ты же знаешь. Если я смирилась, это не означает, что не буду бороться за каждый прожитый день. Без очередной инъекции я не протяну и года. Мы уже пробовали, помнишь?

— Помню, — печально вздохнул он. — Но я по-прежнему думаю, что можно рискнуть и пойти прямиком к оружейникам.

— Ладно, — горько рассмеялась Тиша. — Предположим, по нам не откроют огонь на поражение. Допустим, в обмен на информацию не казнят и дадут свободу. Но кто захочет вкладывать море сил и времени в изобретение лекарства? Никто. Ладно, скажем, случится чудо. Кто-нибудь возьмется за дело. Часики тикают. Состав препарата неизвестен, и разработка займет месяцы, даже годы. Если лекарство все-таки произведут, я к тому времени буду уже мертва, — фыркнула Тиша, ставя точку в своей горячей речи. — Поэтому меня и злит твой поступок. Я хочу успеть как можно больше.

— Тиша, — тон Динго стал убийственно серьезным. Обвив Тишу обеими руками, он поднял ее, как пушинку, и перевернул, усадив на себя верхом.

— Да? — затаила она дыхание. Взгляд глаза в глаза всегда придавал интимности, а серьезное выражение лица Динго — обычно веселого и саркастичного — вызывало трепет.

— Не теряй надежду. Не теряй силу. Я сейчас кое над чем работаю, и, если все сложится, твои мечты осуществятся. Я не дам тебе зачахнуть и уж тем более умереть. Если кто-то сможет, так это я.

«О! — Тиша едва не заскрипела зубами от раздражения. — Эта самонадеянность рано или поздно тебя погубит. К тому же, откуда тебе знать, о чем я мечтаю?»

Это же самое раздражение заставило ее произнести:

— Но спасти Риту и своего сына ты не смог.

Тиша пожалела о своих словах сразу же, как произнесла их. Вздрогнув, она прикрыла рот ладонью.

— Прости, — прошептала.

— Да ничего, — Динго опустил руки, чтобы не прикасаться к ней, и его лицо потеряло всякое выражение, превратившись в маску безучастности. — Ты права. Именно поэтому я хочу помочь тебе. Так уж вышло.

— Прости, пожалуйста, прости, — повторила Тиша и, обхватив ладонями его щеки, поцеловала в уголок губ. — Прости меня, я не должна была так говорить, — опять извинилась она и соприкоснулась с Динго лбами.

— Все в порядке, — вздохнул он, снова обняв ее. — Ты имеешь право злиться. Именно ты спасла мне жизнь, поэтому я знаю, что на самом деле не хотела меня задеть.

— Не хотела. Но ты спас себя сам, — Тиша прильнула к его груди и шумно выдохнула.

— Как ни крути, если бы не ты, я был бы мертв. Помнишь, как ты вдохнула в меня силы? — Динго провел кончиками пальцев по ее спине. — Показала, что жизнь не кончена, — спустившись ниже, он ухватился пальцами за край футболки, потянул вверх, и Тиша подняла руки, помогая ему.

Динго осторожно стянул с нее футболку и, отложив в сторону, откинулся на песок. Он осматривал Тишу так пристально, что она чуть не поежилась под его взглядом.

— Если хочешь, я больше не буду ничего говорить, — предложил Динго и поднял руки, обхватил ладонями ее груди. — Если тебя это расстраивает…

Тиша чувствовала тепло его кожи, твердость тела и то, как отступает мучительное одиночество. На смену ему приходили тепло и истома. Колючий холодный ком в горле подтаял, позволив вновь начать дышать. Соски напряглись, и жар спустился по животу, скапливаясь между ног. Пустота требовала наполнения. Пустота в теле и душе. Соединение с другим человеком, которому не все равно.

Умелые пальцы Динго замерли.

Опустив глаза, Тиша сразу поняла, что он увидел. Лунный свет отбеливал ее кожу и подчеркивал огромный фиолетовый синяк у нее на боку.

Динго посмотрел ей в лицо с невысказанным вопросом. Чуть вздрогнув, Тиша дернула губами. У него желваки заходили ходуном. Он знал ее много лет, и порой они могли общаться без слов. Вопрос и ответ.

— Я убью его, — процедил Динго сквозь стиснутые зубы.

Тиша лишь пожала плечами и отвела взгляд.

— Я хочу убить обоих близнецов, — когда она дернулась, он сжал ее груди почти до боли, привлекая к себе внимание. — Один искалечил твою душу, второй — тело. О, Дог, мой непогрешимый братец. Я не понимаю. Правда, Тиша, не понимаю тебя. А знаешь, за что я его ненавижу?

— Нет, — она склонила голову набок, и несколько светлых прядей упали на лицо.

— Ведь если бы не он, все могло сложиться иначе. Ни твое сердце не пострадало бы, ни мое. И Рита была бы жива.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Зато могу предположить. Просчитать вероятности. Таков мой дар. Из-за Дога ни у тебя, ни у меня изначально не было шанса на нормальную жизнь. Я бы сберег тебя, а ты бы не позволила мне совершить столько ошибок.

— Я б не зарекалась, — Тиша попыталась обратить все в шутку. — С совершением ошибок ты и сейчас прекрасно справляешься, с моей помощью или без нее.

— Когда тебя привели, ты могла выбрать любого из нас. Почему именно его?

— Я была еще ребенком и не знаю…

— Знаешь. Почему?

— Динго, — устало начала Тиша, — я уже сто раз отвечала на твой вопрос. Грин сказал…

— Чушь собачья, — отрезал Динго. Верный своему слову, он не пытался проникнуть в ее мысли, как и обещал много лет назад. — Только не говори, что веришь сумасшедшему старику. Да он натурально слетел с катушек, причем, думается мне, задолго до того, как начал работать с нами.

— Возможно.

На самом деле Тиша прекрасно знала ответ. Она помнила Динго еще мальчишкой, и в те времена он был совсем другим. Только годы и потери сделали его человеком, которого несколько лет назад ей захотелось спасти. Но даже сейчас они не могли быть вместе. Дружба? Близость? Как ни удивительно, порой готовность умереть друг за друга не имеет ничего общего с любовью между мужчиной и женщиной.

До смерти его жены, Риты, они едва замечали друг друга, не говоря уже о притяжении или симпатии. Да и сейчас Тиша и подумать не могла о том, чтобы связать с ним жизнь. Динго был привлекательным, умным, веселым, саркастичным, превосходным бойцом, но ведь этого мало. Его свободолюбие губило женщин. Самым стойким — как минимум разбивало сердца.

Уловив перемены в настроении Тиши, Динго приподнялся и притянул ее к себе. Ему тоже было одиноко. Оба хотели выкроить свой клочок счастья, и Тиша ответила на поцелуй, погружаясь в него с головой.

Она сняла с Динго сначала куртку, потом футболку, упиваясь его обнажавшимся телом. Лунный свет обрисовывал рельефы мышц и шрамы, лишь подчеркивавшие мужественность и животное начало. Превратиться на несколько часов в животных было блестящей идеей. Из года в год каждая их близость становилась маленькой радостью и способом получить столь редкое удовольствие.

Поглощенная поцелуем, Тиша едва заметила, как Динго стянул с нее брюки. Только когда он перевернул ее на спину и подмял под себя, она осознала свою наготу. Приподнявшись, Динго посмотрел на нее хищным голодным взглядом, заставлявшим ее чувствовать себя единственной женщиной на земле, особенной и нужной.

До наступления утра Тиша была не одна, и Динго своим телом укрывал ее от всего мира.

Глава 16. Конфуз

— Твою ж мать! — Берт взъерошил волосы и искоса глянул на Корделию. — Это точно был он! Но если бы парень пропал, его бы сразу занесли в базу, — он зарычал от разочарования.

— Ты уверен? — спросила Корделия.

— Я же сказал!

— Тише, — урезонила она. — Память могла тебя подвести.

— Смотри-ка какая спокойная! А ты ничего от меня не скрываешь? — прищурился Берт.

— В сотый раз отвечу, что нет, — Корделия погрустнела. — Мне тоже хочется понять. Если людей превращают в мутантов… Не знаю. Честно говоря, я в это не верю.

— Почему?

— Ну, сам посуди. Эти мутанты… То, что сделало их такими, не может начаться внезапно. Для серьезных изменений у человека уже при рождении должны быть какие-то значительные генетические отклонения, причем не в первом поколении. Или чудовищно неблагоприятные условия роста. Такое не может случиться вдруг, — выложила она как нечто само собой разумеющееся и сочувственно посмотрела на Берта.

Уже два часа он, словно одержимый, листал базу данных в поисках парня, который — предположительно — превратился в мутанта. Корделия же считала затею с поиском бредовой. Подсказки от подсознания? Нет, она в них не верила, в отличие от Берта.

Как бы то ни было, Корделия искренне захотела помочь. После разговора с ним она чувствовала себя еще более потерянной. Корделия видела Дога, видела Игната, и, если Берт не соврал, ее мир рисковал перевернуться с ног на голову. Ей хотелось упираться и спорить, отстаивать свою правоту, но аргументы исчерпали себя.

— Какие мы умные, — огрызнулся Берт.

Когда он позвал ее двумя часами ранее, она, по обыкновению, не могла заснуть и была только рада найти себе занятие. Особенно если заодно удастся что-нибудь выяснить.

Корделия снова осмотрела Берта. Он не надел рубашку и сидел в одних черных армейских брюках, вытянув перед собой раненую ногу. Корделия не могла не разглядывать татуировки, покрывавшие его плечи, руки, половину груди. Здесь и сейчас Берт производил впечатление зверя на своей территории. Однако под вальяжностью крылась хватка охотника и инстинкт убийцы.

Корделия не забыла, как отступил Феликс, стоило Берту приказать. Через тонкую стену она слышала их разговор и знала, что ситуацию контролировал именно он — этот холеный, уверенный в себе мужчина. Он ухмыльнулся, и Корделия покраснела, поняв, что попалась с поличным.

— Что тебя интересует? — неожиданно спросил Берт.

— Я… — она снова осмотрела его и сглотнула. — Гм…

— Я задал тебе много вопросов. Будет справедливо, если ты тоже о чем-нибудь спросишь.

— Сколько тебе лет? — выпалила Корделия и тут же отругала себя. Слишком глупый вопрос, бесполезный и выдающий личную заинтересованность.

— Двадцать четыре, — спокойно и без намека на насмешку ответил Берт. — А тебе?

— Двадцать три. Скоро исполнится двадцать четыре. Наверное.

— Наверное? — он удивленно выгнул брови.

— Уж прости, у меня не было календаря. Обычно Грин помнил… — Корделия замолкла.

— Ну а дата-то хоть какая?

— Двадцать второе октября.

— Точно. Скоро исполнится. Меньше чем через три месяца.

— Буду знать, — она отвела взгляд.

— Значит, ты всю жизнь прожила под землей?

— Почему же. Нет. То есть… почти, — Корделия повела плечом, чувствуя себя в сравнении с ним необразованной простушкой. — Отец говорил, что снаружи опасно.

— В городах лишь две угрозы — обрушения и дикие звери. Всё. Больше бояться нечего. Разве что людей, как выяснилось, — Берт выразительно посмотрел на нее. Потом поморщился, скривился и сглотнул так, что у него дернулся кадык.

И тогда Корделию осенило. Она поняла, почему Берт то и дело выглядит таким нервным. Он периодически напрягался и ерзал на месте — явные признаки боли. Сильной боли. Ну конечно, ранение.

— Швы болят? — поинтересовалась она.

— Заплатка, — пробурчал Берт. — Действие обезболивающего не бесконечно.

— Почему ты не попросишь в госпитале еще одну дозу? — изумилась Корделия.

— Потому что я и так оттуда едва ноги унес. В прямом и переносном смысле, — хохотнул Берт. — Появись я на пороге посреди ночи, и Роза меня обратно не выпустит, а у нас с тобой еще много дел. Не развалюсь, — он небрежно отмахнулся. — Завтра все равно на осмотр, там мне и вколют что-нибудь.

Корделия понятия не имела, кто такая Роза, но уточнять не стала. Однако Берта пожалела. Несколько дней после установки заплатка расширялась, что сопровождалось мучениями. Обычно человека старались держать без сознания до завершения процесса. Так что Берт должен был сейчас блаженно спать на койке в больнице. Однако он был здесь, сидел напротив и пытался что-то сделать — для себя, безусловно. Но и для нее.

— Давай помогу, — предложила Корделия, потворствуя приливу благодарности. — Хотя бы отдохнешь немного.

— Вырубишь меня? — мрачно процедил Берт. — Сомнительная помощь.

— Я серьезно. Легче станет, — заверила она.

— Куколка, я ценю твой энтузиазм, но все же откажусь, — грустно усмехнулся Берт. — Подождем, пока я не отключусь самостоятельно.

— Препаратов у нас не хватало, — столь же грустно усмехнулась она, — зато заплатки периодически ставили. И существуют альтернативные методы облегчения боли.

— Заварить ромашку?

— Нет, Берт. У тебя есть бинты, чтобы потом повторно сделать перевязку? — поднявшись, Корделия потерла ладони о штаны.

— В тумбочке. У кровати. Средний ящик, — пожал плечами Берт.

В спальне она почувствовала, что здесь с прошлой ночи усилился аромат Берта, но теперь к нему примешались ноты антисептика — запах больницы. Обшарив прикроватную тумбочку, Корделия нашла погнутую жестяную коробку, в которой обнаружилось все необходимое. С ней она вернулась к Берту.

Тогда на нее и снизошло понимание, чем именно ей придется заняться. Предлагая помощь, Корделия не учла месторасположения раны. Вот черт. Она почувствовала жар на щеках. Увы, отступать было поздно. Да и учти Корделия нюансы оказания помощи, все равно предложила бы ее.

— Берт, — прочистив горло, она встала перед ним. — Тебе нужно снять штаны. Я… они мне помешают.

— О, куколка, если тебе хотелось меня раздеть, достаточно было просто попросить, незачем выдумывать предлоги, — ухмыльнулся Берт.

— Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить, твое де…

— Стоять! — поморщившись, он поерзал на диване и, расстегнув ширинку, начал неловко снимать с себя штаны.

Вздохнув, Корделия наклонилась и потянула сначала за одну его штанину, потом — за другую.

— Положи больную ногу на журнальный столик, — смущенно кашлянув раз-другой, она встала перед ним, не поднимая глаз.

— Сделано, — бодро ответил Берт после нескольких секунд пыхтения.

Набравшись смелости, Корделия подняла взгляд.

Берт смотрел на нее выжидающе — с ухмылкой и вызовом. Явно поняв, что именно ее смутило, он даже больной и раненый умудрялся наслаждаться своим положением.

Почему она вообще так реагировала? Ничего особенного не происходило. Чем один полуголый мужчина отличается от другого? Да ничем. Просто ей нужно было чаще напоминать себе об этом.

Опустившись перед Бертом на колени, Корделия начала осторожно снимать с его бедра повязку, влажную от пота и с розоватыми разводами от небольшого количества выступившей ранее крови. Он морщился, однако стоически молчал, пока она возилась с марлей. Но Корделия чувствовала, как сильно он напряжен. Наконец, она сделала последний оборот бинта, и ее взору открылся уродливый рубец. Края раны были склеены. Выпуклый шрам, образованный на месте раны, — уродливый, желтоватый, широкий, — казался инородным предметом. Впрочем, им он и являлся.

Достав из аптечки белый рулон, Корделия покрутила его в руках. Для перевязки ноги больше подходили широкие бинты, но она вполне могла обойтись и имеющимися. Отмотав отрез марли длиной в четыре локтя, Корделия оторвала его от рулона и аккуратно свернула.

— Держи, — она протянула его Берту. — Когда скажу, подашь.

Отчаянно стараясь не смотреть вниз, Корделия принялась пальцами ощупывать кожу вокруг рубца, медленно продвигаясь в сторону паха и ища точки наибольшего напряжения. Нулевой результат. Как назло. Значит, нужно было попробовать чуть выше.

Тихо вздохнув, Корделия замерла и сосчитала до пяти. Успокоенная молчанием Берта, она осмелела и запустила пальцы под ткань. Совсем чуть-чуть, самые кончики.

— Ты там скоро? — проворчал он. — Вообще-то очень больно.

— Скоро, — соврала. — Сначала будет немного больнее, но затем станет легче. Основную боль тебе причиняет натяжение в мышцах, — пустилась Корделия в объяснения, чтобы немного отвлечь его. — Из-за него возникает нечто вроде судороги. Сейчас я разомну мышцу, найду точку наибольшего напряжения и немного подавлю на нее, хорошо? — спросила она и продолжила, не дожидаясь ответа, только бы что-то говорить. — Разомну и потом крепко перевяжу тебе ногу. Под землей заняться было особо нечем, и я частенько помогала Грину в лазарете. Ну, если можно назвать лазаретом каморку с тремя койками и минимумом медикаментов. Иногда приходилось накладывать заплатки. Двоим из наших пациентов я помогла так же, как сейчас тебе. С подсказками Грина, разумеется, — Корделия говорила тихо и ровно, как с диким животным, которому важнее тон голоса, нежели смысл сказанного. — Один раз парень поймал пулю в плечо. Во второй раз… два мужчины что-то не поделили, подрались. В результате — ножевое ранение, — надавив сильнее, она старалась действовать максимально осторожно, зная, что нельзя понапрасну бередить плоть слишком близко к ране.

Берт шумно выдохнул, и она наконец-то взглянула ему в лицо. У него на лбу и над верхней губой выступили мелкие капли пота. От сочувствия у Корделии дрогнуло сердце. Однако постепенно — секунда за секундой — он расслаблялся все больше.

— Еще больно, но уже полегче, — Берт даже сощурился с блаженной улыбкой.

Корделия распознала его состояние — небольшое головокружение, какое бывает при ослаблении судороги. Корделия почувствовала удовлетворение, что попыталась скрыть за приказным тоном.

— А теперь давай сюда бинт, — велела она Берту.

Он послушался. Их пальцы соприкоснулись. И замерли на секунду дольше необходимого — миг молчания и тишины. Он бы продлился дольше, если бы Корделия не заставила себя отмереть, чтобы закрепить марлю.

Стоило ей опустить взгляд, как кое-что тут же привлекло ее внимание.

Поначалу она решила, что ей показалось.

Но затем Корделия чуть не выронила бинт. Выпуклость под тканью белья явно стала чуть больше, чем была прежде. Учитывая, что боль не могла уйти полностью, проснувшийся орган возвышался отнюдь не горделиво, но точно заинтересовался… и совсем не перевязкой.

Изумление Корделии было секундным, но, даже столь краткое, оно не осталось незамеченным.

— Нравится? — дерзко спросил Берт.

Она ненавидела себя за несвоевременный румянец, заливший лицо.

— Нашел чем гордиться, — хмыкнула Корделия и с подчеркнутым безразличием вернулась к своему занятию. — Хоть бы прикрылся.

— Эй, не обижай его, — оскорбленно надулся Берт, однако накрыл взбунтовавшийся орган ладонью.

— Я бы сказала, ты вдвойне оконфузился. Судя по вялости, твоя мужская гордость в плачевном состоянии. Зато теперь мы оба знаем, что не так уж я тебе и не нравлюсь. Поздравляю, тебя подставил собственный член.

— Что я могу сказать? — ничуть не смутился Берт. — Он непривередлив.

Она рванула конец бинта сильнее, чем того заслуживала несчастная марля, громко затрещавшая в ответ на неоправданную жестокость.

— Готово! — с наигранным восторгом заявила Корделия, завязав последний узелок и поднявшись с колен.

Лишь тогда она решилась посмотреть Берту в лицо. Он выглядел расслабленным, щурился и опьяненно улыбался. Да ведь Берт засыпал! Немудрено. Боль отнимает уйму сил, а если прибавить все испытания, выпавшие на его долю за последние дни…

Корделия тяжело сглотнула. Какого черта она его оправдывала?

— Баиньки? — спросил Берт заплетающимся языком, словно прочитав ее мысли.

— Вам с конфузом пора спать, — не удержалась Корделия.

— Ну почему сразу с конфузом? — лениво возмутился он. — Я предпочитаю для него другие имена.

— Осмелюсь спросить, какие именно? — едва слова слетели с языка, как ей захотелось отвесить себе подзатыльник. Она буквально провоцировала Берта.

— Крейсер, например. Или истребитель, — пожал он плечами.

— Истребитель? — хмыкнула Корделия. — Истребитель чего? Удовольствия?