Базарная площадь Аграпутара шумела и бурлила с самого раннего утра. Солнце ослепительно сверкало в ярко-голубом небе, воздух был свеж и прозрачен, и яркие краски восточного базара переливались в нем всеми цветами радуги.
Город стоял на пересечении караванных путей, и торговля в нем процветала с давних времен. Жители близлежащих мест привозили для продажи прекрасно выделанные кожи, великолепный овечий сыр, чудесный горный мед, шерстяные ткани. С плодородных равнин сюда доставляли заботливо выращенные фрукты и овощи, а также превосходные виноградные вина. Караванщики везли предметы роскоши: шелка, благовония, пряности, — приобретая взамен искусно выделанное дорогое оружие, украшения из самоцветов и знаменитые туранийские ковры. Кроме того, на огромной базарной площади города в специально отведенных местах издавна торговали рабами и лошадьми. Для лошадей были устроены загоны, а для рабов — загородки, каждая из которых принадлежала кому-нибудь из торговцев.
Толпа рабов состояла из мужчин, женщин и детей всех оттенков кожи — от белого до почти черного, их одежда пестрела лохмотьями всевозможных цветов (впрочем, молодых девушек, которых содержали отдельно, одевали очень красиво), но объединяло их одинаково тупое выражение лиц. Равнодушный, безжизненный взгляд отличал тех, кто волей судьбы потерял свободу, а главное — надежду обрести ее вновь.
Среди них выделялся один юноша лет пятнадцати, не столько своим внешним видом, хотя, если приглядеться, он был весьма хорош собой, а тем, что взгляд его темно-серых глаз был живым и дерзким, а сосредоточенное выражение лица указывало на то, что он о чем-то постоянно размышляет.
Он был худощав, но ловок, подвижен и очень хорошо сложен. Как в жеребенке опытный глаз может увидеть стать чистокровного скакуна, так и в мальчике угадывалась хорошая порода. Темно-коричневый загар покрывал его тело, но это был именно загар, а не смуглость, свойственная многим южным и восточным народам, — полоски светлой кожи виднелись под живописными лохмотьями. Черты его лица были правильными, но заостренными от постоянного недоедания. Выгоревшие на солнце светлые волосы волнистыми неровными прядями падали на прямые плечи. Этот юный раб, дерзко, в упор смотревший на каждого, кто обращался к нему, будь то хозяин или товарищ по несчастью, день и ночь думал только об одном — о побеге.
Он не хотел мириться со своей участью, решив для себя уже давно: либо он сумеет удрать, либо вообще не будет жить.
На другой стороне базарной площади, где торговали лошадьми, в середине дня появился человек, который выглядел настолько необычно, что привлек внимание всех, кто находился поблизости. Это был молодой мужчина высокого роста и крепкого телосложения. Накинутый на одно плечо плащ не скрывал смуглого мускулистого тела. Женщины, мимо которых он проходил, опускали глаза, но нет-нет да и поглядывали из-под длинных ресниц на перекатывавшиеся под гладкой кожей мускулы.
Все в нем изобличало чужестранца: серые, со стальным отблеском узкие глаза, смотревшие из-под густых бровей прямо и жестко, темные волосы до плеч, перехваченные ремешком, который, словно обруч, стягивал высокий лоб. На широком кожаном поясе висел тяжелый меч в ножнах. Запыленные сапоги со стоптанными каблуками свидетельствовали о том, что их владелец исходил немало дорог.
Чужеземец подошел к загону, где на привязи стояли в ряд кони и кобылы различных пород и мастей, и медленно двинулся вдоль него, внимательно оглядывая каждую лошадь и не обращая внимания на вьющихся возле него продавцов, которые на все лады расхваливали свой товар. Судя по всему, он прекрасно мог обойтись без советчиков. Наконец, остановившись возле вороного коня, который бешено грыз удила и дико косил налитым кровью глазом, он хлопнул его по крупу так, что тот присел на задние ноги и напрягся, готовый, если бы не короткий повод, взвиться на дыбы. Владелец коня, угодливо улыбаясь, обратился к возможному покупателю:
— Сразу видно знатока. Ты сделал прекрасный выбор, чужестранец. Великолепный конь! Будет хорошо тебе служить.
— Надеюсь, — коротко сказал тот и достал из-за пояса кожаный кошель, не слишком туго набитый монетами. — Сколько ты за него просишь?
Продавец прищурил глаз, соображая, из какой страны прибыл этот молодец. Говорил он с каким-то необычным акцентом, какого торговец никогда не слышал, хотя немало поездил по свету. Он медленно провел ладонью по спине коня от холки до хвоста и назвал цену вдвое больше той, за которую намеревался продать вороного.
Высокий мужчина, откинув голову назад, разразился громким смехом.
— Ты, я вижу, принял меня за дурака, купец, — сказал он, успокоившись. — Я бывал во многих странах, но о таких ценах и не слышал. Может быть, у твоего коня золотые зубы?
Торговец понял, что попал впросак, но, поскольку первое правило торга, которому он всегда следовал, состояло в том, чтобы заговорить покупателя, заулыбался и щелкнул языком:
— Это редкий конь. Сильный, быстрый — тебе под стать! Сдается мне, ты знаешь толк в лошадях.
— Да, я из Атлантиды и хорошо разбираюсь в лошадях. И в ценах на них тоже.
Торговец закивал, соображая тем временем, как обвести вокруг пальца северянина, который непонятно зачем забрел в их края.
— Только ради тебя и в ущерб себе я готов уменьшить цену на четверть. Что скажешь?
— На две четверти. Итого, половина той цены, которую ты назвал, — твердо сказал атлант. — По рукам? — И протянул широкую ладонь.
Торговец замялся. Здравый смысл говорил, что надо продавать, жадность заставляла медлить. Он попробовал продолжить торг:
— Нигде ты не найдешь такого коня, чужеземец. Правду тебе говорю…
Атлант круто развернулся, собираясь уйти.
— Согласен, согласен, по рукам! — крикнул купец и схватил великана за край плаща.
— Давно бы так, — добродушно сказал тот и подошел к коню.
Вскоре он уже шел по базару, ведя вороного под уздцы. Поглядывая по сторонам и не обращая внимания на любопытные взгляды, молодой атлант пробирался сквозь толпу, высматривая оружейный ряд. Неожиданно он остановился и пристально посмотрел туда, где, по всей видимости, продавали рабов. Оттуда доносились громкие ругательства и свист кнута, который резко опускался на спину ребенка, и без того уже покрытую кровавыми полосами. Не рассуждая, атлант сунул повод первому попавшемуся прохожему и бросился к торговцу, который орудовал кнутом так, будто вознамерился убить своего раба.
Рука негодяя словно попала в клещи, стиснутая железными пальцами невесть откуда взявшегося незнакомца. Изумление его было столь велико, что несколько мгновений он стоял неподвижно с открытым ртом, выпученными глазами и поднятой рукой, из которой вывалилась плеть.
— Ты убьешь его, клянусь Валкой, — сказал сероглазый гигант и разжал пальцы.
Работорговец опустил руку, потряс ею и злобно взглянул на непрошеного защитника.
— Этот раб мой, и я могу делать с ним все, что захочу, — прошипел он.
Вокруг них уже собралась большая толпа. Одни молча с любопытством смотрели на необычное зрелище, другие оживленно обсуждали странный поступок чужеземца, третьи, а их было немало, выкрикивали угрозы. Не было никакого сомнения, что они собирались проучить чужака, дерзнувшего напасть на представителя их клана.
Работорговец, почувствовав поддержку, нагло посмотрел на чужеземца и сказал не столько ему, сколько окружающим:
— Этот мальчишка хотел сбежать. Причем делает это не в первый раз. Я его предупредил, что забью до смерти, если он сделает еще одну попытку.
— Неужели ты так на него зол, что готов понести убыток? — спросил атлант.
Торговец наклонился над мальчиком, схватил за волосы и поднял его голову. Увидев, что тот без сознания, он ткнул его лицом в пыль.
— Этот шакалий ублюдок ни на что не годен. Зачем только я его купил?
— Теперь уже действительно ни на что не годен, — зло улыбнулся атлант.
Он с презрением посмотрел на подступавших к нему людей, положил руку на рукоять меча, сделал шаг вперед, встал над мальчиком и громко сказал:
— Только суньтесь, уроды, я выпущу вам кишки, клянусь Валкой!
Но живое кольцо продолжало сужаться. Оно состояло, по крайней мере, из семи человек, в руках которых уже сверкали ножи.
Еще мгновение, и все семеро бросились вперед. Молодой гигант молниеносным движением выхватил меч из ножен, слегка наклонился и, быстро повернувшись на пятке вокруг себя, сделал им круговое движение. Несколько нападавших, получив резаные раны кто по груди, кто по шее, повалились на землю, но двоим удалось избежать удара: они отпрыгнули назад, когда он завершал круг. С яростными криками они снова бросились на северянина, но тот с ловкостью ягуара отпрянул в сторону, и ножи его противников пронзили воздух. Один, потеряв равновесие, упал, другой, не сумев остановиться, пролетел несколько шагов.
Атлант выпрямился, спокойно оглядел столпившихся людей и вложил меч в ножны. Подойдя к распростертому на земле рабу, он легко, словно пушинку, поднял его на руки и направился к человеку, который держал его коня. Не обращая внимания на глухой ропот толпы, он положил безжизненное тело поперек спины вороного.
— Это мой раб! — Послышался голос за его спиной.
Северянин с удивлением оглянулся, посмотрел на торговца и сказал с презрением:
— Ведь ты, отродье Тога, хотел его убить! Тогда он тебе был не нужен.
— Это мой раб, — твердил тот, размахивая руками и обращаясь к толпе. — Он украл у меня раба!
Атлант вытащил из-за пояса кошель и, достав из него несколько золотых монет, бросил их торговцу под ноги:
— Подавись, ослиная задница. Я покупаю его, — И тронул коня.
В полутемной комнате было прохладно. Тонкие лучи заходящего солнца пробивались сквозь задернутые занавески. На широком, покрытом ковром ложе лежал ничком выкупленный атлантом раб, а сам он сидел рядом и задумчиво глядел на истерзанную спину юноши.
Послышались тихие шаги, заскрипела открываемая дверь, и в комнату вошла молоденькая служанка, неся глиняную плошку с водой. Атлант вытащил из-за пояса кинжал и наклонился над мальчиком, чтобы срезать присохшие к спине окровавленные лохмотья. От этого прикосновения мальчик очнулся. Открыв глаза, он приподнялся на руках, обернулся, увидел склонившегося над ним огромного полуголого человека с кинжалом, дико закричал, спрыгнул с ложа и метнулся в сторону.
— Не бойся, — послышался низкий голос. — А ты живучий, парень!
— Кто ты? — спросил юноша, прижимаясь спиной к стене. Он так был изумлен, что забыл о боли.
— Не бойся, — повторил незнакомец. Затем посмотрел на кинжал и широко улыбнулся, сверкнув в полумраке белыми зубами. — Ты подумал, что я буду тебя свежевать, как барашка? Я — Кулл. А тебя как зовут?
Мальчик не ответил. Удивленно оглядывая комнату, он поинтересовался:
— Где я?
— Мы на постоялом дворе. Я тут остановился ненадолго. Этот ублюдок Тога, твой хозяин, чуть не забил тебя до смерти. Уж мне-то очень хорошо известно, каково это, когда плетка гуляет по спине. Я два года был рабом на галере. Ну вот, пришлось вмешаться. Как тебя зовут, поросенок?
— Ахсур. Значит, ты мой новый хозяин?
— Нет. Я тебя купил, но ты свободен. Мне раб не нужен. Ложись-ка, нужно промыть твои раны.
Кулл взял мальчика за руку и указал на постель. Тот покорно лег на живот, подставляя спину, и атлант срезал окровавленные лохмотья. Девушка поставила плошку с теплой водой на ложе и, намочив лоскут белой ткани, стала осторожно смывать запекшуюся кровь.
— Тебе не больно? — спросила она, удивляясь тому, что Ахсур не издал ни звука, хотя она проводила тряпицей по открытой ране.
Тот не ответил, хотя Кулл видел его зажмуренные глаза, пальцы, впившиеся в ворс ковра, на котором он лежал, и невольно проникся уважением. У этого мальчишки был характер!
Атлант задумчиво смотрел на спину, исполосованную плетью, худые руки и ноги, кудлатую голову и размышлял, куда его пристроить. Взять мальчика с собой он не мог. Не в его привычках обременять себя спутниками, а тем более такими. Может быть, оставить его здесь, на постоялом дворе? Но ведь парень может снова попасть в лапы какого-нибудь негодяя.
Так ничего и не решив, он встал и направился к двери.
Через несколько дней, когда полосы на спине Ахсура затянулись, Кулл решил покинуть Аграпутар и сказал об этом юноше.
— Возьми меня с собой, Кулл, — попросил Ахсур, — Я не буду для тебя обузой.
— Нет, ты останешься здесь. Я отправляюсь в Зарфхаану. Путь туда неблизкий и опасный. Я не могу тебя взять…
— А как же я?
— Я договорился с хозяином постоялого двора. Он берет тебя в услужение.
— В услужение? Я никому не собираюсь служить! — воскликнул Ахсур, сверкнув глазами.
Атлант посмотрел на него с нескрываемым интересом. За эти дни парнишка словно преобразился. Это был уже не грязный заморыш в лохмотьях. В новой, купленной специально для него одежде он выглядел совсем другим человеком. На нем была длинная, доходившая почти до колен желтая рубаха, подпоясанная красным кушаком, темно-синие штаны заправлены в красные сапоги с загнутыми носами, светлые, чисто вымытые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. Взгляд серых глаз из-под темных, сросшихся на переносице бровей был тверд и решителен.
— Я уверен, Ахсур, ты не был рожден рабом. Скажи, как ты влип в это дерьмо? — спросил Кулл.
Мальчик пожал плечами и опустил голову:
— Не знаю. Я несколько лет жил у купца Зерхана. Он любил меня и заботился обо мне, но я слышал, что он меня купил. Не от него слышал, от других купцов. Когда Зерхан умер, они сказали, что я раб, и снова меня продали. Караванщики присвоили имущество Зерхана, хотя перед смертью он все завещал мне.
— Разрази их Валка! А ты не помнишь своих родителей?
— Нет. В караване говорили, что я два года был немым. Ничего не говорил, ни слова. — Ахсур поднял голову и с гордостью сказал: — Я побывал во многих странах. Наш караван дошел до самого Восточного океана! Я вырос на верблюде. Мне часто снится, что я качаюсь, как будто на волнах. Никакой путь мне не страшен. Возьми меня с собой, Кулл!
Северянин посмотрел на него с сомнением. «Дернул меня Тог с ним связаться», — подумал он, но, встретив серьезный недетский взгляд, неожиданно для себя сказал:
— Ладно! Моя охромевшая лошадь снова на четырех копытах. Ты поедешь на ней. Завтра тронемся в путь.