Глаз скорпиона

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Госпожа Карпатурия последнее время постоянно пребывала в плохом настроении. И виной этому были не внешние обстоятельства. С точки зрения людей одного с ней круга ее жизнь представлялась вполне благополучной, а для простолюдинов она вообще могла бы показаться сказкой. Нет, что касается богатства, положения в обществе, все у госпожи Карпатурии было прекрасно, ведь она была женой главного казначея двора, который считался третьим лицом в государстве после кинара и советника Марга.

Сама госпожа Карпатурия часто бывала во дворце, и особенно с тех пор, как рано лишившаяся матери кинна Ровена подросла и стала нуждаться в советах и надзоре опытной женщины. Пожалуй, никто, кроме нее, не мог рассказать Ровене о каждом, кто имел хоть какое-нибудь отношение к дворцовой жизни, так подробно. Госпожа Карпатурия знала все про всех и в этом была просто незаменима. Кроме того, она принимала живейшее участие во всем, что касалось лечения кинара Тибора. В течение многих месяцев, пока длилась его болезнь, придворная дама упорно искала новых врачевателей, новые снадобья и новые способы лечения, чтобы поставить кинара на ноги. К сожалению, все ее усилия ни к чему не приводили.

Однако удручала ее не столько болезнь кинара, сколько состояние собственного здоровья. Явных признаков недомогания госпожа Карпатурия не испытывала, но с некоторых пор стала катастрофически быстро дурнеть. Она уже смирилась с тем, что молодость прошла (ей недавно исполнилось тридцать шесть лет), но спокойно смотреть, как тает ее красота, никак не могла. Изменения в ее лице и фигуре начались очень быстро и неожиданно. Голубые глаза стали мутными, блестящие темно-каштановые волосы потускнели и вылезли так сильно, что вместо толстых кос остались жалкие крысиные хвосты, кожа увяла, сморщилась и покрылась на шее и груди маленькими желтовато-коричневыми бляшками. Она сильно похудела, грудь обвисла, руки и ноги стали жилистыми, как у какой-нибудь крестьянки, работавшей всю жизнь без отдыха. Все это произошло примерно за три года. Из красавицы, что вызывала трепет и желание у каждого мужчины, смотревшего на нее, госпожа Карпатурия превратилась в уродину, к которой можно было испытывать разве что жалость.

Разумеется, все лекари, которые пользовали кинара, пытались лечить и госпожу казначейшу, но все было напрасно. Каждый из них очень быстро признавался в своем бессилии, и все они сходились в одном: тут не обошлось без колдовства.

Впрочем, первой сказала об этом несчастной ее служанка, разбитная толстушка Клементия, которая обладала многими весьма полезными качествами: безграничным любопытством, желанием и умением добывать всевозможные сведения, а также незаурядным умом, который позволял ей из множества сплетен, полученных на базаре, от слуг, от любовников и просто от прохожих, составить ежедневный доклад для своей госпожи.

Вот и в это утро Клементия, пристраивая на макушке хозяйки накладку из каштановых волос, изложила ей все городские новости, а под конец заявила:

— Ради своей госпожи я готова пожертвовать всем, что у меня есть…

Озадаченная казначейша посмотрела в зеркало, перед которым сидела, и встретилась взглядом со служанкой, искусно переплетавшей пряди ее волос:

— Что же ты имеешь такое, чего у меня нет?

Клементия быстро отвернулась и не ответила. Но госпожа Карпатурия была достаточно умна. Она помрачнела и, сверкнув глазами, сказала:

— Что за манера у тебя, Клементия, начинать издалека. Ну, продолжай, тащи рыбку, раз уж закинула сеть.

— Прости, госпожа. Помнишь, я говорила, что сглазили тебя. Никак не обошлось без этого. Только не могу я взять в толк, кому это надо и для чего. — Она заколола накладку золотыми шпильками и принялась за локоны. — Вчера на базаре разговорилась я с одной женщиной. Если судить по ее одежде, приехала она с Востока, а говорит по-нашему, как будто здесь родилась. Она сама ко мне подошла и назвала меня по имени. Можешь представить мое удивление? Я всех в городе знаю, но не встречала еще таких, кто знает меня, а я о них ни сном ни духом.

Казначейша нетерпеливо повела худыми плечами:

— Ты скажешь наконец, в чем дело?

— Эта женщина, госпожа, не иначе как гадалка или пророчица, — затараторила Клементия. — Глазищи у нее темные, бездонные, так и сверкают. Ну, слово за слово, сказала я о твоей болезни, уж ты меня прости. Она сразу поняла, в чем дело. Говорит, сглаз это. И я так думаю. — Клементия поджала пухлые губы и со значением посмотрела в зеркало, где снова встретилась взглядом с хозяйкой. — Никакие лекари тебя не вылечат. Против сглаза может быть только заговор. Вот эта женщина и предложила сказать тебе, что она может помочь.

— Так что же ты молчала, дурища! — Госпожа Карпатурия в волнении вскочила со стула. — Где она?

— Она сказала, что остановилась на постоялом дворе у Хатани. Я знаю, где это. Мне ли не знать толстяка Хатани! Он не раз пытался за мной приударить тайком от жены, только я на таких уродов не смотрю, и вообще, я предпочитаю стройных мужчин…

— Не трещи, пожалуйста. Отправляйся к Хатани, найди эту женщину и приведи сюда как можно быстрей. — Казначейша стиснула руки у тощей груди, чувствуя, что не в силах справиться с охватившим ее нетерпением, — Скажи, что я озолочу ее, если она что-нибудь сумеет сделать. — Карпатурия подошла к служанке, умоляюще посмотрела на нее и добавила: — И тебя тоже, Клементия.

Кинна Ровена стояла у окна своей спальни. Начинало светать. На востоке появилась алая полоска, вокруг которой густая лиловая тьма постепенно превращалась в изумрудно-золотистое сияние, сменившееся затем лимонно-желтым ослепительным светом. Заря разгоралась, и, когда появились первые лучи солнца, Ровена вздохнула, с трудом оторвала взгляд от постоянно менявшейся на небе феерии красок, повернулась и подошла к постели. Было еще слишком рано, и она решила снова прилечь.

Но сон не шел к ней. Какое-то странное оцепенение охватило девушку. Мысли, воспоминания, мечты переплелись, перед глазами мелькали знакомые и незнакомые лица, в ушах звучали обрывки фраз, отдельные слова и звуки. Постепенно все исчезло, и перед глазами возникла густая пелена. Вдруг Ровена увидела перед собой бескрайнюю зеленую равнину, покрытую, словно островками, купами деревьев. На горизонте показались два всадника. Они быстро приближались, и вот можно уже различить, что один из них — молодой мужчина. Темные волосы, перехваченные на лбу ремешком, развеваются на ветру, серые со стальным отблеском глаза пристально смотрят прямо на нее. Рядом с ним едет светловолосый юноша, почти мальчик, и о чем-то оживленно говорит. Но вот он поворачивает голову… Это ее брат!

Кинна вздрогнула, открыла глаза и села. Что это было? Сон? Как явственно она видела Роба да и его спутника! Ее охватило страшное волнение. Вещие сны, которые она иногда видела, всегда сбывались. Способность видеть их появилась у нее с того дня, когда убили ее мать и похитили брата. Она никому не рассказывала, как время от времени ее посещают видения и все, что она в них видит, потом случается наяву. Так, она увидела во сне умирающего кинара Тибора, когда тот был еще здоров, полон сил, деятелен и жестоко расправлялся со своими врагами.

Двери спальни отворились, и четыре служанки вошли одна за другой. Первая несла кувшин с водой для умывания, вторая — зеркало и гребень, третья — платье, четвертая — поднос с завтраком. Когда обычная утренняя церемония одевания и причесывания закончилась, в спальне кинны появился советник Марг. Лицо его, как обычно, было суровым, взгляд маленьких холодных глаз бесстрастным, и весь вид его как будто говорил, что он делает одолжение тем, к кому обращается. Ровена боялась и не любила его, хотя понимала, что это единственный человек, которому она может доверять.

— Ты, как всегда, прекрасна, кинна, — сказал Марг почти искренне, низким поклоном приветствуя Ровену.

— Благодарю, советник. — Девушка невольно приняла его тон, при котором все слова, выражавшие какие-либо чувства, обесцвечивались и теряли значение, становясь пустым звуком.

— Кинар Тибор пожелал тебя видеть.

— Как его здоровье?

— По-прежнему. Ты можешь сейчас пройти к нему, госпожа. Он ждет тебя.

Ровена с радостью повернулась, чтобы не смотреть на Марга, и отправилась по длинным путаным коридорам дворца в спальню кинара.

В большой комнате с окнами, закрытыми тяжелыми занавесями, царил полумрак. Кинар Тибор полусидел-полулежал, прислонясь спиной к шелковой подушке. Его обритая голова блестела в свете двух оплывших свечей, горевших в канделябрах по обеим сторонам ложа. Глаза были закрыты. Ровена, подойдя к отцу, поцеловала его в лоб и сказала:

— Доброе утро, отец.

Кинар открыл глаза и улыбнулся:

— Доброе утро. Ты свежа, как роза, дитя мое, прекрасна, как утренняя заря.

Ровена еще раз поцеловала отца, на этот раз с благодарностью.

Тибор указал рукой на стул, стоявший рядом с ложем, предлагая ей сесть:

— Ровена, я пригласил тебя, чтобы поговорить. Я чувствую приближение смерти и должен успеть сказать тебе нечто важное.

Кинна знала, что отец умирает, но сознавать это было настолько мучительно, что она с трудом сдерживала слезы.

— Дочь моя, я не раз говорил тебе, что власть помимо благ и преимуществ, которые она дает, требует самопожертвования и накладывает определенные обязательства. — Кинар пристально посмотрел на Ровену. Лицо его помрачнело. — Мне очень жаль, дочь, но тебе придется выйти замуж за Ниттон-Тана. Я знаю, что для тебя это ужасно, но этого требуют государственные интересы. Илурат нуждается в защите. Такой защитой, возможно, станет твой брак с могущественным магом. Кроме того, нам необходим союз с Моруолом. Нерушимость его всегда обеспечивалась брачными узами. — Тибор замолчал, ожидая, что скажет дочь.

Девушка сидела опустив голову и в волнении теребила пояс платья. Наконец она выдавила:

— Я сделаю так, как ты желаешь, отец.

— Дитя мое, поверь, будь хоть малейшая возможность этого избежать, я никогда не согласился бы на подобный брак. Но у нас нет выхода. Итак, решено. — Тибор протянул руку. Ровена подала ему свою, и он сжал ее пальцы — Теперь о другом. Видишь ли, несмотря на то что власть кинара дана нам по праву рождения, за нее постоянно приходится бороться. Я не знаю такого правления ни до меня, ни при мне, когда не нужно было отстаивать свое право. Ты наследуешь престол, дитя мое, так знай, что всю жизнь тебе не будет покоя. Неважно, что по нашим законом правителем Илурата станет твой муж. Ты и твои дети разделите его участь, если он лишится трона. Запомни мои слова. Не доверяй никому. У правителей друзей нет, есть только подданные. Даже самые лучшие из них преданны до поры до времени, пока гладишь их по шерстке. Однако без верных людей не обойтись. Думаю, ты можешь положиться на советника Марга. Не пренебрегай его знаниями. Он не слишком приятный человек, но во всем, что касается государственных дел, нет ему равных. — Кинар замолчал и прикрыл глаза. Затем вновь взглянул на дочь и заговорил: — Ровена, поверь, мне очень тяжело оставлять тебя одну, такую юную, в этом жестоком мире. Я знаю, в моем государстве, как и в моем семействе, нет согласия. Многие будут завидовать тебе, возможно, ненавидеть. Опасайся заклятых врагов и мнимых друзей. Суди о людях не по словам, а по их поступкам. Приближай к себе только тех, кто делом доказал свою верность. Будь сильной, дитя мое. Странное пожелание юной девушке, но необходимое будущей кинаре. — Тибор усмехнулся и ласково посмотрел на дочь.

Ровена заставила себя улыбнуться и сказала то, что он ждал от нее, и то, чего она сама хотела:

— Я буду сильной, отец.

Мысли о власти посещали Ровену, когда она была еще ребенком. Но мечтала она, разумеется, не об управлении Илуратом, а о том времени, когда одного ее слова будет достаточно, чтобы избавиться от госпожи Карпатурии.

Наставления казначейши, ее бесконечные разглагольствования по поводу светских приличий, надоедливые напоминания об этикете, постоянное навязывание своего мнения делали ее совершенно невыносимой и вызывали у Ровены даже не злость, а самую настоящую ненависть. Когда казначейша стала быстро дурнеть, у кинны возникла злорадная мысль, что бог Сигурон покарал придворную даму за скверный нрав и острый язык. Ровена была совсем не злой девочкой. Просто казначейша до смерти замучила ее показным вниманием и преувеличенной заботливостью. И вот что было странно. Чем больше она их проявляла, тем некрасивее становилась, и маленькая Ровена со страхом думала: «Неужели Сигурон угадывает мои мысли и выполняет мою волю?».

С каждым днем госпожа Карпатурия старела, покрываясь морщинами и бородавками. Став немного старше, Ровена поняла, что бог тут ни при чем, а, скорее всего, казначейшу точит какая-нибудь болезнь, и даже иногда ей сочувствовала.

Каково же было ее удивление, когда однажды она заметила, что госпожа Карпатурия стала выглядеть немного лучше. Она пополнела, взгляд ее оживился, глаза приобрели прежний голубой цвет, кожа стала чище. Ровена так привыкла думать, что казначейша потеряла красоту из-за своего скверного нрава, что очень удивилась, заметив перемены в ее облике, но не в характере.

Заинтригованная, она все же не решалась спросить о причине столь разительных перемен. Госпожа Карпатурия заговорила об этом сама:

— Я не верила в чудеса, кинна. — Казначейша, приставив указательные пальцы к нижним векам, оттянула их и выкатила глаза. — Посмотри, они голубеют. Разве это не чудо?

Ровену очень позабавили гримасы придворной дамы, но, сдерживая улыбку, она лишь сказала:

— Да, действительно.

— Румелия вылечит меня, и я снова стану красивой.

— Кто эта Румелия? И почему ты прежде подумала о своей красоте, а не о здоровье кинара? — Девушка гневно сверкнула глазами. — Если тебе удалось найти хорошую знахарку, почему же ты молчала?

Госпожа Карпатурия вскинула редкие брови:

— Какое ты еще дитя, Ровена! Для женщины ее внешность важнее всего на свете! — Затем поспешно добавила: — Я сама не ожидала, что снадобья Румелии мне помогут. Это произошло на удивление быстро. Впрочем, ты права! Румелия может вылечить кинара. Если позволишь, я приведу ее во дворец.

— Да, и побыстрее.

В тот же день во дворце появилась женщина, закутанная в черное шелковое покрывало, с небольшим узелком в руках. Стоило Ровене взглянуть в ее темные глаза, как она сразу же прониклась к ней доверием. В этих глазах светились такое спокойствие и сила, что юная кинна, забыв сон, в котором видела умирающего отца, почти уверилась в том, что он выздоровеет.

Знахарка пожелала увидеть кинара, чтобы определить, чем он болен, и Ровена провела ее в опочивальню отца. Кинар Тибор лежал с закрытыми глазами. Возможно, он спал, возможно, находился в забытьи, что часто с ним бывало в последнее время. Как бы там ни было, тревожить его не осмелились. Румелия поговорила с лекарем, а затем попросила отвести ей комнату, где она смогла бы сварить снадобье, потребовала кувшин воды, большую сковороду, ступку с пестиком, а также цветок мака. Ей предоставили все необходимое, и она велела не беспокоить ее до утра, ибо приготовление лекарства займет много времени.

Как только закрылась дверь, Румелия принялась готовить отвар. Этому искусству она научилась в горах у матери Зейнада. Старая горянка знала о травах все: какими свойствами они обладают, когда их надо собирать и в каком сочетании готовить, чтобы вырвать человека из объятий смерти или же, наоборот, отправить его к предкам.

Румелия не собиралась убивать Тибора. Если бы кинар умер, ее месть потеряла бы всякий смысл. Она хотела, чтобы он, безгласный и недвижимый, походил на живой труп и мучился от сознания своего бессилия.

Молодая женщина развязала узел, достала из него мешочки с травами и приступила к самому важному: надо было подобрать растения и определить, сколько их нужно. Затем, бросив все необходимое в кувшин, она поставила его на жаровню и приготовилась ждать. Отвар кипел довольно долго, но Румелия не замечала времени: месть, о которой она так страстно мечтала, вот-вот должна была свершиться.

Наконец снадобье было готово. Румелия сняла с жаровни кувшин, поставила на его место сковороду и принялась понемногу наливать на нее густой отвар. Образовавшуюся после выпаривания сухую зеленоватую пленку она соскребала ножом и ссыпала в маленькую медную ступку. Когда сосуд наполнился на четверть, знахарка начала толочь его содержимое, превращая в мельчайший порошок. Она удовлетворенно улыбнулась, когда из наклоненной над ладонью ступки посыпалась темная пыль, и наполнила два кулечка из лоскутов тончайшей кожи. Остатки она вытряхнула на цветок и заткнула его за пояс платья. Все было готово.

Теперь оставалось самое сложное — незаметно проникнуть в спальню кинара. Румелия прекрасно запомнила дорогу. Днем там дежурил лекарь, а снаружи возле двери стояли два стражника. Вероятно, ночью в спальне тоже кто-то остается. На всякий случай молодая женщина прихватила с собой склянку с отваром, одной капли которого было достаточно, чтобы надолго усыпить человека, а также спрятала на груди маленький кинжал. Пользоваться им она не хотела, но если ее замысел провалится, собиралась убить себя.

Накинув черное покрывало, она выскользнула за дверь и бесшумной тенью устремилась в спальню Тибора. Стояла глубокая ночь. Во дворце царила тишина, толстые стены гасили все звуки извне, в коридорах не было ни души, и вскоре Румелия благополучно добралась до спальни.

Выглянув из-за угла, она, как и предполагала, увидела двух стражников, которые, положив руки на рукояти мечей, стояли по обеим сторонам двери и таращили глаза в темноту. Неровный свет факелов освещал небольшое пространство вокруг них, а дальше пляшущие тени сливались с непроглядной тьмой коридора. Румелия, в своем черном одеянии похожая на одну из теней, осторожно шагнула вперед и положила цветок мака на пол, затем бросила под ноги кинжал, звонко брякнувший о камень, и, быстро схватив его, метнулась за угол. Стражники посмотрели друг на друга и пошли на странный звук. Остановившись там, где явно что-то упало, они внимательно огляделись, и один из них, почувствовав под ногой что-то мягкое, наклонился.

— Цветок, — сказал стражник удивленно, поднял его и понюхал. — Как пахнет! Какому это дурню пришло в голову устраивать свидание у спальни кинара?

Второй стражник взял у него мак и тоже вдохнул нежный аромат.

— Хотел бы я увидеть красотку, которой он предназначался, — хмыкнул он.

Они повернулись, чтобы отправиться на свой пост, но, сделав несколько шагов, оба покачнулись, словно пьяные, и одновременно рухнули на пол. Румелия уже без опаски подошла к неподвижным телам, выхватила из ослабевших пальцев стражника цветок, сунула его за пазуху и проскользнула в спальню кинара.

Большая комната утопала в темноте. Возле ложа на небольшом столике горела свеча, вставленная в тяжелый подсвечник. Кинар лежал с закрытыми глазами. Возле двери, справа от входа, сидел запрокинув голову лысый старик. Это был лекарь. Он крепко спал, приоткрыв рот и сладко похрапывая. Румелия неслышно скользнула внутрь, подошла к старику и, достав склянку с отваром, капнула жидкость ему в рот. Лекарь глотнул, поднял голову и, открыв глаза, бессмысленно посмотрел перед собой, затем переменил позу и заснул еще крепче.

Румелия повернулась и неожиданно встретила пристальный взгляд кинара.

— Кто ты? — спросил он спокойно. — Что ты сделала со стариком?

— Он должен спать, пока мы с тобой говорим, властелин. — Румелия подошла к ложу, села на стул и расправила складки своего покрывала. — Ты меня не знаешь, кинар, хотя причинил мне много зла. Я дочь одного из тех сотников, которых ты приказал казнить после похищения твоего сына. Может быть, сами они и достойны были кары, но никак не их дети и жены. А ты велел продать семьи сотников в рабство. По твоей милости я лишилась отца и матери, братьев и сестер, стала рабыней, а потом и наложницей горца Ленда.

Румелия замолчала, переводя дух. Она говорила с трудом, волнение сжимало ей горло, хотя мысленно она сотни раз произносила эти слова перед грозным кинаром.

— Продолжай, — сказал Тибор.

— Я пришла к тебе по просьбе Асида. Но не только. Я и сама хотела отомстить.

— Где Асид?

— Он умер.

— Меня это радует.

— Погоди радоваться. Он умер, но перед смертью обратился ко мне с просьбой, и я выполняю ее. Асид просил сказать тебе, что это он убил твою жену, похитил сына и продал его купцам, караван которых шел на Восток. Для тебя он потерян навсегда!

Кинар закрыл глаза. Только желваки, перекатывавшиеся на скулах, и пот, выступивший на лбу, свидетельствовали о том, что происходило в его душе. Румелия продолжала:

— Я могла бы убить тебя, властелин, но не хочу этого. Ты должен страдать как можно дольше, чтобы своими муками искупить зло, которое принес множеству людей за время своего правления.

Тибор сделал движение рукой, показывая, чтобы она замолчала:

— Я не собираюсь оправдываться перед тобой, только хочу заметить, что нельзя управлять государством, не причиняя зла отдельным людям. Я скоро умру без твоих жалких усилий, глупая женщина. Я давно готов к смерти.

— Ты не умрешь, кинар Тибор. Я сделаю так, чтобы ты жил долго и каждое мгновение своей жизни мечтал о смерти. Ты не сможешь пошевелиться, не произнесешь ни слова. Отныне твой удел — лишь думать о наказании, которое все же настигло тебя за этими толстыми стенами в твоей собственной постели. Но я не остановлюсь на этом. Я уничтожу кинну Ровену, а затем и всю твою семью.

При этих словах лицо кинара исказилось и побагровело. Он попробовал сесть, но усилия его были напрасны. Он только беспомощно протягивал руки, пальцы его шевелились в бессильной попытке схватить и задушить ненавистную женщину. Наконец, зря потратив остатки сил, он снова откинулся на подушку и закрыл глаза. Тогда Румелия встала, вытащила из-за пазухи два кожаных кулечка, наклонилась над кинаром и быстро вставила их ему в ноздри. Тибор вздохнул, дернулся и словно окаменел.

Румелия вынула кулечки, метнулась к двери и бесшумно выскользнула из спальни. Она не видела, что кинар, глядевший ей вслед, недолго мучился. Вскоре его лицо стало мертвенно-бледным, а глаза остекленели. Сердце кинара Тибора не выдержало горя и остановилось.

Хатани никак не ожидал увидеть Клементию у себя На постоялом дворе и в первое мгновение даже не поверил своим глазам. Однако это была она. Разве могли быть у кого-нибудь еще такие искрящиеся весельем глаза, ямочки на щеках, сочные губы и пухлый подбородок? Сердце трактирщика сильно забилось, когда он зашагал через весь двор к своей старой приятельнице, которая остановилась в воротах и нерешительно оглядывалась по сторонам.

Хатани давно был к ней неравнодушен. Он любил, что называется, женщин в теле. В молодости его угораздило жениться на стройной и красивой дочке соседа — владельца шорной мастерской. Брак этот был удачен во всех отношениях, кроме одного: его жена из тоненькой девушки с годами, после рождения пятерых детей, превратилась в изможденную костлявую женщину с плоской грудью и узкими бедрами.

Идя навстречу Клементии, трактирщик буквально поедал глазами великолепную фигуру разбитной служанки казначейши. Все в ней было пухлым: шея, плечи, грудь, а при взгляде на необъятные бедра, которые плавно покачивались при ходьбе, у бедолаги захватывало дух. Хатани расплылся в улыбке:

— Кого я вижу? Клементия! Неужели ты решила навестить меня? Как я рад тебя видеть!

Клементия заулыбалась толстяку, играя ямочками на щеках.

— Считай, что я соскучилась по тебе, Хатани, — сказала она игриво. — Только у меня еще и дельце есть.

— Ради тебя, моя радость, я готов забросить все свои дела, чтобы заняться одним твоим дельцем.

— Ты, кажется, не так меня понял, баловник.

Клементия поплыла к дому в сопровождении хозяина постоялого двора, семенившего рядом с ней то с одного бока, то с другого. Он попытался на ходу приобнять ее, но кокетка недвусмысленно дала ему понять, что пришла не за этим.

Когда они зашли в дом и трактирщик предложил выпить по кружечке пива, служанка не отказалась. С удовольствием отпив чуть-чуть густого темного напитка, она начала с похвалы:

— Хороший ты хозяин, Хатани. Двор у тебя просто загляденье.

— Спасибо на добром слове. — Хатани осторожно протянул руку и коснулся пухлого плеча Клементии: — Не томи, скажи, зачем пришла?

Она улыбнулась и, отстранившись, весело сказала:

— Пришла к постояльцу твоему, Зейнаду.

Толстяк посмотрел на нее с удивлением:

— Зачем он тебе?

— Он нужен не мне, а Румелии. Теперь они оба будут жить во дворце.

— Вот те на!

От изумления Хатани не нашел слов. Маленькие его глазки, заплывшие жиром, заблестели. Он радостно потер руки, предвкушая интересную беседу, во время которой предполагал выведать у сведущей служанки все новости, чтобы потом доложить их настырному Артаверу. А Клементия рада была почесать языком за кружкой пива.

— Представь себе, Хатани, я знакомлюсь на базаре с неизвестной женщиной, а через какой-то месяц ее приглашают во дворец лечить кинара!

— Но ведь кинар Тибор умер!

— Да потому что поздно ее позвали! Она даже не успела дать ему лекарство. Но Румелия так приглянулась кинне, что та решила оставить ее во дворце. Ну а муженек должен быть при жене. Вот меня и послали за ним.

Хатани заволновался:

— Странно, странно все это. Они подозрительные люди. Я сразу это заметил. Ну посуди сама, какой он купец, если ни слова не говорит? А если не купец, то на что они живут? Деньги у них есть, это точно. Нутром чую.

Клементия беспечно пожала плечами:

— А нам какое дело? Господа всегда готовы приютить у себя в доме любого проходимца, лишь бы здоровье поправить. Но надо отдать должное этой Румелии. Мою хозяйку не узнать. Вернее, сейчас-то как раз и можно узнать в ней прежнюю госпожу казначейшу. Какая она была красотка!

— А по мне, так никто с тобой не сравнится, Клементия.

— Да будет тебе, Хатани. Лучше скажи, где твой постоялец?

Хатани встал:

— Пойдем, провожу тебя к нему. — На его лице отразилось такое разочарование, что кокетка даже пожалела толстяка.

Советник Марг внимательно выслушал Артавера. Была середина ночи, и во дворце царила тишина, нарушаемая лишь мерными шагами стражи и приглушенными голосами, называвшими пароль.

— Значит, ты считаешь, что они опасны? — Марг остановился перед своим помощником.

— Да, я слежу за ними с тех пор, как они появились в городе.

— Кинна Ровена приблизила к себе Румелию. Не понимаю, почему она прониклась к ней таким доверием. Чтобы устранить эту знахарку из ее окружения, придется приложить немало усилий. Ровена своенравна и простодушна, как дитя. Ее не насторожило, что кинар Тибор умер в тот день, когда Румелия вызвалась лечить его. Даже одного подозрения достаточно, чтобы подвергнуть пытке эту проходимку. Но кинна и слышать не хочет об ее виновности. Твердит, что Румелия не выходила из своей комнаты. Смерть кинара мне кажется очень странной. Почему стражники валялись в коридоре, а когда их растолкали, они заявили, что ничего не помнят? Даже пытки не заставили их сказать что-нибудь вразумительное. Почему они отошли от двери? Лекарь утверждает, что кинар умер во сне. Но на лице кинара было какое-то странное выражение. Что он увидел перед смертью? Или кого? Что за видение могло исказить такой ненавистью его черты?

— Неужели Румелия проникла в спальню кинара? — прерывающимся голосом спросил Артавер. — Надо ее допросить!

— Я хотел это сделать, но кинна встала на защиту знахарки, будто она ее родная сестра! А у меня не было никаких доказательств. Что нам известно о ней и ее муже? Откуда они прибыли? Зачем? Даже этого ты не смог выяснить! — Марг презрительно оттопырил нижнюю губу и с осуждением посмотрел на Артавера.

— Очень трудно было что-либо разузнать. Румелия хитра, ни с кем ни о чем не говорила, а ее муж вообще нем как рыба.

— Приложил бы каленый камень ему к заднице, вот и развязал бы ему язык, — огрызнулся Марг. — Но теперь уже поздно. Его взяли во дворец, и он состоит при Румелии в качестве ее личного стража. Кинна пожелала включить их в свою свиту.

Подойдя к жаровне, Марг протянул руки к теплу и, не мигая уставившись на голубоватое сияние над раскаленными углями, глубоко задумался.

Кинар Тибор, которому он верно служил так много лет, умер, оставив наследницей несмышленую девчонку. Что ж, он готов быть при ней регентом, но долго ведь это не продлится. Кинна выйдет замуж за правителя соседнего Моруола, а что ждет его после этого? Неизвестно. Захочет ли Ниттон-Тан сам править Илуратом или оставит Марга вместо себя? Где маг будет жить? Здесь или в своем замке, который, говорят, появился на скалистом острове посреди острова Мору за одну ночь. Хорошо бы так. Тогда он спокойно будет заниматься тем, чем занимался на протяжении последних десяти лет. Глупцы думают, что Илуратом правил Тибор. Если бы! Тибор умел только махать мечом! Это он, Марг, сын горшечника и кухарки, сделал Илурат процветающим городом. Благодаря его уму, чутью и хитрости слабое, разрушенное землетрясением кинарство стало сильным государством, с которым вынуждены считаться соседи, в том числе и Моруол. Не потому ли Ниттон-Тан стремится прибрать его к рукам, женившись на кинне?

Решение пришло само собой. Ровена должна поехать к магу, чтобы предупредить его приезд сюда, а Марг тем временем зашлет в Моруол своих людей и поднимет там восстание против мага, захватившего власть вопреки всем законам и обычаям этой страны. Даже если это ни к чему не приведет, Ниттон-Тан вынужден будет сидеть в Моруоле и заниматься своим кинарством, а не лезть в Илурат.

Артавер терпеливо ждал. Наконец советник поднял голову, повернулся к нему и сказал:

— За Румелией необходимо следить. При первой возможности от нее нужно избавиться. Кинну, разумеется, посвящать во все это не следует. В ближайшее время она отправится в Моруол, в замок Ниттон-Тана.

Артавер поклонился.