Гнев Мегрэ

Глава 5

Можно было подумать, что Мегрэ разыгрывает роль владельца ночных кабаре и, несмотря на различие в ширине плеч и в весе, старается вообразить себя Эмилем Буле. Неторопливо прохаживался он по нескольким улочкам, составлявшим мир бывшего помощника метрдотеля Трансатлантической компании, и по мере того, как шли часы, улочки эти меняли свой облик. Одна за другой зажигались неоновые вывески, на порогах ночных заведений появлялись швейцары в расшитой галуном форме.

Не только звуки джаза, доносившиеся из кабаре, уже по-иному сотрясали воздух, но и прохожие стали иные. Ночные такси начинали высаживать своих клиентов, и какая-то новая девица уже вышагивала из темноты в свет вывесок и обратно.

Женщины окликали его. Он шел, заложив руки за спину. Мсье Эмиль тоже ходил, заложив руки за спину? Но уж, во всяком случае, он не дымил трубкой. Он сосал мятные конфетки.

Мегрэ спустился по улице Нотр-Дам-де-Лоретт до «Сен-Троп». Некогда он знавал здесь заведение под другой вывеской, и тогда оно было любимым местом встреч «дам в смокингах».

Так ли уж изменился Монмартр? Да, ритмы оркестров были иные. Больше появилось неоновых вывесок и реклам, но люди напоминали тех, прежних. Лишь некоторые изменили амплуа, как, например, швейцар «Сен-Троп», который дружески поздоровался с Мегрэ.

Это был великан с белой бородой, русский эмигрант, который много лет в другом кабаре квартала красивым басом пел старинные романсы своей родины, аккомпанируя себе на балалайке.

— Вы помните вечер последнего вторника?

— Я помню все вечера, которые даровал мне господь! — выспренне ответил старый вояка.

— В тот вечер ваш хозяин приходил сюда?

— В половине десятого, с красивой барышней.

— Вы хотите сказать — с Адой? А потом он не возвращался один?

— Клянусь святым Георгием!

Почему святым Георгием? Мегрэ вошел, окинул взглядом бар, круглые столики на одной ножке, за которыми, окутанные оранжевым светом, сидели первые посетители. Похоже, о его приходе уже предупредили, потому что персонал — метрдотель, музыканты и танцовщицы — следили за ним глазами, в которых читалось любопытство и тревога одновременно.

Пробыл ли Буле здесь дольше? Мегрэ пошел обратно, у двери «Лотоса» снова кивнул Микею, затем девушке-гардеробщице и попросил у нее жетон.

В застекленной кабине он еще раз — и опять безуспешно! — попытался дозвониться на улицу Ла Брюйер.

Потом он заглянул в «Голубой экспресс», внутреннее убранство которого напоминало пульмановский вагон. Оркестр там играл так оглушительно, что он тут же поспешил уйти и, погрузившись в спокойствие и темноту другого конца улицы Виктор-Массе, дошел до сквера Анвер, где были открыты всего два кафе.

То, что находилось под вывеской «Кружка пива из Антверпена», напоминало старую провинциальную пивнушку. У окон завсегдатаи играли в карты, в глубине можно было увидеть бильярд, вокруг которого не спеша, почти торжественным шагом ходили двое мужчин.

Один из них был мсье Резон. Без пиджака. Его толстопузый партнер — с сигарой в зубах и в зеленых подтяжках.

Мегрэ не вошел, он остановился на пороге, словно это зрелище заворожило его, на самом же деле он думал о другом и вздрогнул, когда чей-то голос произнес рядом:

— Добрый вечер, патрон…

Это был Лапуэнт, получивший задание заняться счетоводом. Он проговорил:

— А я как раз собирался домой… Я выяснил, что он делал во вторник вечером… Из кафе ушел в четверть двенадцатого… Позже половины двенадцатого он никогда не задерживается… Меньше чем через десять минут был уже дома… Консьержка убеждена… Именно в этот вечер она долго не ложилась спать, поджидала из кино мужа и дочь… Она видела, как мсье Резон вернулся, и уверена, что больше он не выходил…

Юный Лапуэнт был сбит с толку, потому что Мегрэ, казалось, не слушал его.

— У вас есть новости? — рискнул спросить он. — Хотите, чтобы я остался с вами?

— Нет. Иди спать…

Он предпочел снова начать свой обход в одиночестве, вскоре опять вошел в «Голубой экспресс», как раз в тот момент, когда там открывали занавес, и бросил взгляд в глубь зала, как некоторые посетители, которые прежде чем войти, хотят убедиться, что они найдут здесь то, что ищут.

Потом — снова «Лотос». Снова Микей, занятый таинственным разговором с двумя американцами, — должно быть, сулил им запрещенные развлечения, — подмигнул ему.

Теперь Мегрэ не нужно было просить жетон для телефона, и звонок — уже не в первый раз! — опять зазвучал в доме, который внешне отныне был знаком Мегрэ и в котором, он был убежден, тогда колыхнулась занавеска.

Он даже растерялся немного, когда ему ответил мужской голос:

— Я слушаю…

Он уже не надеялся больше на это.

— Мэтр Жан-Шарль Гайар?

— Да, это я… Кто со мной говорит?..

— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции…

Молчание. Потом несколько нетерпеливым голосом:

— Так… Да, я слушаю…

— Простите, что беспокою вас в такое время…

— Вы чудом застали меня… Я только сейчас вернулся машиной из Пуатье и перед сном просматривал корреспонденцию…

— Могли бы вы принять меня на несколько минут?

— Вы звоните с набережной Орфевр?

— Нет, я в двух шагах от вас…

— Я вас жду…

Все тот же Микей у двери, еще более оживленная улица, женщина, которая вынырнула из какого-то закоулка и положила ладонь, на руку комиссара, но внезапно отпрянула, узнав его.

— Я не хотела оскорбить вас… — пробормотала она.

Наконец, словно оазис, он нашел тишину и покой на улице Ла Брюйер, где перед домом адвоката стояла длинная американская машина нежно-голубого цвета. Над дверью горела лампочка. Мегрэ одолел три ступеньки, ведущие к двери, и, прежде чем он успел нажать на кнопку звонка, она отворилась, и он увидел холл, выстланный белыми плитами.

Жан-Шарль Гайар был такой же высокий, такой же широкоплечий, как и русский швейцар в «Сен-Троп». Лет сорока пяти, розовощекий, крепкий, словно игрок в регби, он, должно быть, прежде состоял из одних мускулов и лишь недавно начал обрастать жирком.

— Входите, комиссар…

Он закрыл дверь, через коридор провел гостя в свой кабинет — довольно просторную комнату, обставленную комфортабельно, но без кричащей роскоши, освещенную только лампой под зеленым абажуром, которая стояла на столе, частью заваленном только что распечатанными письмами.

— Садитесь, прошу вас… У меня был утомительный день, к тому же в дороге я попал в сильную грозу, и это задержало меня…

Мегрэ завороженно смотрел на левую руку своего собеседника: на ней не хватало четырех пальцев. Остался только большой.

— Я хотел бы задать вам два-три вопроса по поводу одного из ваших клиентов…

Адвокат проявил беспокойство? Или просто интерес? Трудно сказать. У него были голубые глаза и светлые волосы, стриженные ежиком.

— Если это не профессиональная тайна… — проговорил он.

Он сел против комиссара, правой рукой поигрывая пресс-папье из слоновой кости.

— Сегодня утром обнаружили тело Буле…

— Буле? — переспросил адвокат, словно отыскивая это имя в недрах своей памяти.

— Хозяин «Лотоса» и других кабаре…

— А-а… Да-да… знаю…

— Он недавно приходил к вам, не так ли?

— Смотря по тому, что вы называете недавно…

— Во вторник, например…

— Во вторник на этой неделе?

— Да…

Жан-Шарль Гайар покачал головой.

— Если он и приходил, то в мое отсутствие… Возможно, он был, когда я еще не вернулся из Дворца правосудия… Надо спросить завтра у моей секретарши.

И, глядя Мегрэ прямо в глаза, он, в свою очередь, задал вопрос:

— Вы говорите, обнаружили его тело… Сам факт вашего появления здесь свидетельствует о том, что делом занимается полиция… В таком случае, речь, по-видимому, идет о насильственной смерти?..

— Он задушен…

— Странно…

— Почему?

— Потому что, несмотря на свое ремесло, он был славный человек и я не думал, что у него имелись враги… Правда, он был всего лишь одним из моих многочисленных клиентов…

— Когда вы видели его в последний раз?

— Я должен ответить вам точно… Минутку…

Он встал, прошел в соседний кабинет, зажег там свет, покопался в каком-то ящике и вернулся с красным блокнотом в руке.

— Моя секретарша записывает все мои встречи… Подождите…

Он листал блокнот с конца, шепча про себя имена. Пролистал таким образом страниц двадцать.

— Вот!.. Двадцать второго мая, в пять часов… Еще я вижу пометку о другом визите — восемнадцатого мая в одиннадцать часов утра…

— Вы не виделись с ним с двадцать второго мая?

— Что-то не припомню…

— И он не звонил вам?

— Если он звонил сюда, то с ним могла разговаривать только моя секретарша, и только она сможет ответить вам на этот вопрос. Она будет здесь завтра в девять…

— Вы вели все дела Буле?

— Смотря что вы называете «всеми делами»? — и добавил, улыбаясь: — Коварный вопрос… Я отнюдь не посвящен во всю его деятельность…

— Но, кажется, именно вы составляли его декларации о доходах…

— Вот на этот вопрос я не вижу причины не ответить вам… Да, верно… Буле был не очень-то образован и не мог делать это сам… — Гайар снова помолчал, затем уточнил: — Добавлю: он никогда не просил меня жульничать… Конечно, как и все налогоплательщики, он старался платить как можно меньше, но не преступая закона… Иначе я не стал бы вести его дела…

— Вы упомянули о визите, который он нанес вам восемнадцатого мая… А накануне ночью неподалеку от «Лотоса» был убит некий Мазотти…

Гайар невозмутимо закурил сигарету, протянул Мегрэ серебряный портсигар, но, увидев, что тот достал трубку, отвел руку.

— Я не вижу никакой причины скрывать от вас, что заставило его прийти. Мазотти пытался шантажировать Буле, и тот, дабы отвязаться от него, заручился поддержкой трех или четырех здоровяков из своего родного Гавра…

— Да, я знаю…

— Узнав о смерти Мазотти, он понял что полиция будет его допрашивать… Ему нечего было скрывать, но он боялся, как бы его имя не попало в газеты…

— И он просил у вас совета?

— Совершенно верно. Я сказал ему, чтобы он отвечал со всей искренностью… Причем, убежден, он так и поступил… Если я не ошибаюсь, вторично он был вызван на набережную Орфевр двадцать второго или двадцать третьего мая, и он снова пришел посоветоваться со мной перед этим визитом… Надеюсь, его не подозревали?.. На мой взгляд, это было бы ложным шагом…

— Вы уверены, что он снова не приходил к вам на этой неделе, во вторник, например?

— Абсолютно уверен и еще раз повторяю, если бы эта встреча имела место, она была бы записана в блокноте секретарши… Вот, взгляните сами…

Он протянул блокнот комиссару, но тот не коснулся его.

— Вы были дома во вторник вечером?

Теперь уже адвокат нахмурился.

— Это начинает напоминать допрос, — заметил он, — и, признаюсь, я уже думаю, что у вас на уме…

Пожав плечами, он тем не менее улыбнулся.

— Покопавшись в памяти, я, разумеется, мог бы вспомнить, чем занимался во вторник… Большинство вечеров я провожу здесь, в своем кабинете, ведь это — единственное время, когда я могу спокойно поработать… По утрам один за другим идут клиенты… После обеда я зачастую во Дворце правосудия…

— Вы не обедаете в городе?

— Почти никогда… Видите ли, я не светский адвокат…

— И все-таки во вторник вечером?..

— Сегодня пятница, не так ли?.. Вернее суббота, поскольку уже перевалило за полночь… Сегодня на рассвете я уехал в Пуатье…

— Один?

Похоже, вопрос его удивил.

— Один, разумеется, ведь я ездил туда на защиту… Вчера я не покидал своего кабинета весь вечер… Насколько я понимаю, вам нужно мое алиби?..

Он сохранял легкий, иронический тон.

— Мне любопытно другое: почему алиби нужно на вечер вторника, в то время как смерть настигла моего клиента, если я правильно вас понял, этой ночью… Ну ладно… Я, как и бедный Буле, в делах педантичен… Четверг — не выходил… В среду вечером… Посмотрим!.. В среду я работал до десяти часов, а потом пошел прогуляться около дома, так как у меня немного разболелась голова… Что же касается вторника… После полудня я защищал в гражданском суде… Путаное дело, которое тянется уже три года, и конца ему не видно… Потом вернулся домой пообедать…

— Вы обедали с женой?

Гайар остановил на комиссаре тяжелый взгляд и четко проговорил:

— Да, с женой…

— Она дома?

— Наверху…

— Она уходила сегодня вечером?

— Практически она не выходит никогда, по здоровью… Моя жена уже много лет больна и очень страдает…

— Простите…

— Ничего… Итак, мы пообедали… Я, как обычно, спустился сюда, в кабинет… Так! Я здесь… Я устал на защите… Я сел в машину, решил часок-другой посидеть за рулем, развеяться, это со мной бывает иногда… Когда-то я много занимался спортом, и мне не хватает вольного воздуха… Проезжая по Елисейским полям, я увидел, что там идет один русский фильм, который мне хвалили…

— Короче, вы пошли в кино…

— Совершенно верно… Вы видите, никакой тайны… После кино я зашел к Фуке пропустить стаканчик, прежде чем вернуться…

— Никто вас не ждал?

— Никто…

— Никто не звонил вам по телефону?

Казалось, он снова роется в своей памяти.

— Нет… Нет… Мне пришлось выкурить перед сном одну или две сигареты, иначе я с трудом засыпаю… А теперь позвольте сказать вам, что я весьма удивлен…

Наступила очередь Мегрэ разыгрывать чистосердечие.

— Чем?

— Я ожидал, что вы будете расспрашивать меня о моем клиенте… Вы же расспрашиваете обо мне, о том, как я провожу время… Я мог бы счесть себя оскорбленным…

— А на самом деле я пытаюсь восстановить, где и как провел свой последний вечер Эмиль Буле…

— Не понимаю…

— Он был убит не этой ночью, а в ночь со вторника на среду…

— Но вы же сказали…

— Я сказал, что тело обнаружили сегодня утром…

— Выходит, со вторника оно…

С видом послушного ребенка Мегрэ согласно кивал головой. Казалось, он олицетворял самое откровенность.

— Почти наверняка установлено, что во вторник вечером у Буле была назначена встреча… Возможно, встреча в этом же квартале…

— И вы вообразили, что он приходил ко мне?

Комиссар рассмеялся.

— Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы удушили своего клиента…

— Он удушен?

— Таково медицинское заключение… Было бы слишком долго перечислять вам все признаки, подтверждающие это… Он имел обыкновение приходить к вам за советом…

— Я не принял бы его в полночь…

— Он мог находиться в затруднительном положении… Ну, к примеру, кто-нибудь шантажировал его…

Гайар закурил новую сигарету и медленно выпустил перед собой дым.

— Если судить по его чековой книжке, совсем недавно он снял со счета в банке весьма солидную сумму…

— Могу я узнать сколько?

— Полмиллиона старых франков… А это не в его правилах… Обычно в случае надобности он брал наличными в кассе одного из кабаре…

— А это — единственный раз?

— Насколько нам известно, да… Точно я буду знать завтра, когда проверят его счет в банке…

— И все-таки я не понимаю, какова в этом деле моя роль…

— Сейчас… Предположим, он однажды уступил, и его снова решили шантажировать, назначили ему встречу в ночь со вторника на среду… Ему могла прийти в голову мысль посоветоваться с вами… Возможно, он много раз звонил вам в течение вечера, пока вы были в кино… Кто подходит к телефону, когда вас нет дома?

— Никто…

И так как Мегрэ казался удивленным, добавил:

— Моя жена, как я уже сказал вам, больна… Нервная депрессия, которая продолжает прогрессировать… Кроме того, она страдает полиневритом, и врачи бессильны помочь ей… Она почти не спускается со второго этажа, и при ней всегда под видом горничной находится медицинская сестра… Жена не знает об этом… Телефон наверху я снял…

— А прислуга?

— Их две, и они спят на третьем этаже… Что же касается вашего вопроса, который теперь мне понятнее, то лично я не представляю себе, объектом какого шантажа мог бы стать мой клиент… больше того, сам факт шантажа меня удивил бы, ибо, зная его дела, я не вижу, на какой почве его могли бы шантажировать. Итак, он не приходил ко мне за советом во вторник вечером… И — заявляю априори! — я не знаю, что делал он в ту ночь… Когда вы сказали мне, что он убит, я не очень поразился, ведь в его положении на Монмартре не обойтись без ярых врагов… Гораздо больше меня удивило то, что он задушен, и еще больше — что тело его обнаружили лишь сегодня утром… Но где его нашли?.. Вероятно, вытащили из Сены?

— Он лежал на тротуаре возле кладбища Пер-Лашез…

— Как восприняла весть его жена?

— Вы знакомы с ней?

— Видел ее один-единственный раз… Буле был от нее без ума… Он очень хотел представить мне жену и детей… Пригласил как-то к себе на улицу Виктор-Массе, на обед, и там я познакомился со всей семьей…

— И с Антонио?

— И с Антонио и с его женой… Воистину тесный семейный круг… По натуре своей Буле был типичный мелкий буржуа, и тому, кто видел его дома, никогда бы и в голову не пришло, что источником его доходов является женская нагота…

— Вы бывали в его кабаре?

— Два или три раза — это уже не меньше года назад — был в «Лотосе»… Еще я присутствовал на торжественном открытии кабаре на улице Берри…

В голове Мегрэ крутилась куча вопросов, но он не отваживался произнести их вслух. Например, при болезни жены не искал ли адвокат в другом месте удовольствий, которых не находил больше у себя дома?

— А с Адой вы познакомились?

— С младшей сестрой? Разумеется! Она была на обеде… Очаровательная девушка, такая же красивая, как и Марина, но умнее…

— Как вы думаете, она была любовницей своего зятя?

— Я пытаюсь поставить себя на ваше место, комиссар… Я понимаю, вы обязаны искать во всех направлениях… И все же некоторые из ваших гипотез довольно ошеломляющи… Если бы вы знали Буле, вы не задали бы мне такого вопроса… Он испытывал ужас перед сложностями… Интрижка с Адой восстановила бы против него Антонио, ведь Антонио, как каждый добрый итальянец, строгий семьянин… Извините меня, если я позевываю, но я сегодня встал еще до рассвета, чтобы успеть в Пуатье к началу процесса…

— Вы обычно оставляете свою машину у подъезда?

— Чаще всего да, лень заводить ее в гараж… Здесь почти всегда находится местечко…

— Не гневайтесь на меня, что я докучаю вам… Последний вопрос… Буле оставил завещание?

— Насколько я знаю — нет… Да и чего ради он стал бы делать это? У него двое детей… Помимо того, его брачный контракт предусматривает общность имущества… С наследством не может возникнуть никаких осложнений…

— Благодарю вас…

— Завтра утром я зайду к вдове выразить свое соболезнование и предоставить себя в ее распоряжение… Бедная женщина!..

Сколько еще вопросов Мегрэ с удовольствием задал бы ему!.. Как он потерял четыре пальца на левой руке?.. В котором часу он покинул сегодня утром улицу Ла Брюйер?.. И, наконец, памятуя о фразе, брошенной Микеем, комиссар с интересом взглянул бы на список клиентов адвоката…

Спустя несколько минут Мегрэ взял такси на площади Сен-Жорж и поехал домой спать.

И все же в восемь часов он поднялся и в половине десятого уже выходил из кабинета шефа уголовной полиции, где просидел на летучке, ни разу не раскрыв рта.

Вернувшись к себе, он первым делом распахнул окно, снял пиджак и тут же позвонил метру Шаванону, с которым уже разговаривал накануне.

— Это снова я… Мегрэ… Я оторвал вас от дел?..

— Я сейчас в кабинете не один…

— Единственный вопрос… Знаете ли вы, кто из ваших коллег достаточно близок с Жан-Шарлем Гайаром?..

— Опять! Можно подумать, будто вы что-то имеете против него…

— Я ничего против него не имею, но хотел бы кое-что узнать о нем…

— Почему бы вам не спросить у него самого?.. Встретьтесь с ним, наконец…

— Я с ним встретился…

— И что? Он не пожелал отвечать?

— Напротив! И тем не менее вопросы слишком деликатны, чтобы так вот вдруг задавать их кому бы то ни было…

Шаванон не проявил большого энтузиазма. Впрочем, Мегрэ этого ожидал. Почти во всех профессиях существует кастовость… В своем кругу можно свободно говорить о ком-то из коллег, но посторонние вмешиваться не должны… Особенно полиция…

— Послушайте… Я уже сказал вам все, что мне известно… Я не знаю, с кем Гайар близок сейчас, но несколько лет назад он был очень дружен с Рамюэлем…

— Это тот, что защищал мясника с улицы Коленкур?

— Да, тот самый… Я также хотел бы, чтобы вы не упоминали обо мне, если встретитесь с Рамюэлем… Тем более что он недавно выиграл подряд два процесса и это вскружило ему голову… Желаю удачи!..

Метр Рамюэль жил на улице Бак. Минуту спустя Мегрэ разговаривал по телефону с его секретаршей.

— Встреча почти невозможна… У него расписано все утро… Минутку… Если вы придете без десяти минут одиннадцать, а он быстро закончит разговор с клиентом, которому назначено на половину одиннадцатого…

К нему, по-видимому, очередь, как к зубному врачу. Следующий!

Мегрэ отправился на улицу Бак и, добравшись туда раньше назначенного срока, заглянул в бистро выпить бокал белого вина.

В приемной метра Рамюэля стены были увешаны картинами с автографами художников. Три посетителя терпеливо ожидали своей очереди, и среди них пожилая дама, судя по всему, богатая фермерша из провинции.

И тем не менее без пяти минут одиннадцать секретарша открыла дверь и сделала комиссару незаметный знак следовать за ней.

Еще молодой, с румяным лицом, метр Рамюэль был уже лыс. С протянутой рукой он радушно шагнул навстречу комиссару.

— Чему я обязан такой чести?

Кабинет был огромный, стены отделаны деревянными панелями, мебель в стиле Ренессанс, и ступали здесь по настоящим восточным коврам…

— Садитесь… Сигару?.. Ах, нет… Действительно… Курите вашу трубку, прошу вас…

Чувствовалось, что метр Рамюэль весь проникнулся собственным могуществом, он сел за свой письменный стол, словно заместитель прокурора в прокурорское кресло.

— Среди тех дел, которые я веду, я не вижу ни одного…

— Речь пойдет не о ваших клиентах, метр… Впрочем, я в некотором смятении… Мне хотелось бы, чтобы вы рассматривали мой визит как приватный…

Рамюэль настолько привык к судебным заседаниям, что он и в жизни продолжал вести себя так же, как в зале суда, — та же мимика, те же размашистые жесты руками, на которых не хватало только широких рукавов черной мантии.

Сначала он с комическим видом вытаращил глаза, потом раскинул руки, как бы выражая тем самым изумление.

— Позвольте, комиссар, уж не собираетесь ли вы поведать мне, что находитесь в затруднительном положении?.. Защищать комиссара Мегрэ…

— Нет, мне лишь необходимы кое-какие сведения о…

— Об одном из моих клиентов?

Он изобразил на своем лице смущение.

— Надеюсь, мне не надо напоминать вам…

— Не беспокойтесь. Я не прошу вас выдать профессиональную тайну… Долго объяснять, для чего, но мне необходимо узнать кое-что об одном из ваших коллег…

Брови нахмурились, как и следовало ожидать, преувеличенно, словно адвокат разыгрывал привычную комедию перед присяжными.

— Тем более что это вопрос, которым вы не предадите дружбы…

— Говорите. Но, само собой разумеется, я ничего не обещаю вам…

В его голосе прозвучало раздражение, но у комиссара не было выбора.

— Я полагаю, вы прекрасно знаете вашего коллегу Жан-Шарля Гайара…

Деланное замешательство на лице.

— В свое время мы часто встречались…

— Вы поссорились?

— Скажем так… мы просто стали встречаться реже…

— Вы знакомы с его женой?

— С Жанин?.. Впервые я увидел ее, когда она еще танцевала в «Казино де Пари»… Сразу же после войны… В то время она была очаровательной девочкой… И красивой!.. Ее называли красотка Лара, и прохожие оглядывались ей вслед…

— Лара ее фамилия?

— Нет… Настоящая ее фамилия Дюпен, но танцевала она под именем Жанин де Лара… Возможно, она сделала бы блестящую карьеру…

— Она отказалась от карьеры ради Гайара?

— Он женился на ней, дав обещание не требовать, чтобы она оставила подмостки…

— И не сдержал слова?

Теперь метр Рамюэль играл самое скромность. Казалось, он взвешивал все «за» и «против», вздыхал, как бы раздираемый противоречивыми чувствами.

— В конце концов это знает весь Париж…

— Пальцы он потерял на войне?

— Да… Участвовал в Африканской кампании… Потом, если не ошибаюсь, воевал в Сирии… Был лейтенантом десантно-диверсионной группы… Надо признать, он никогда об этом не говорит… Он не из тех, кто находит удовольствие в рассказах о своих военных похождениях… Однажды ночью, выполняя задание захватить вражеский патруль, он сам попал в западню, и, чтобы спастись, ему пришлось голой рукой схватить нож, который приставили ему к груди… Он силач… В Жанин он влюбился безумно и решил жениться на ней… В то время он был стажером у метра Жуана, специалиста по гражданским делам, и зарабатывал не много… Терзаемый ревностью, он все вечера проводил за кулисами «Казино де Пари»… Вы догадываетесь о дальнейшем… Мало-помалу он добился своего, и Жанин перестала танцевать… Он начал очень много работать, чтобы прокормиться… Мне частенько доводилось посылать ему клиентов…

— Он так и продолжает заниматься гражданскими делами?

На этот раз Рамюэль изобразил из себя человека, который в замешательстве задает себе вопрос, способен ли собеседник понять его.

— Это довольно сложно… Есть адвокаты, которых редко можно увидеть во Дворце правосудия, но они тем не менее имеют солидную клиентуру… Они-то и зарабатывают больше всех… Я говорю о юрисконсультах крупных фирм… Эти метры досконально, до мельчайших тонкостей знают все законы, касающиеся частного предпринимательства…

— К ним и принадлежит Гайар?

— И да и нет… Заметьте, я почти не вижусь с ним уже многие годы… Защищает он сравнительно мало… Что же касается его клиентуры, то я затруднился бы определить ее… В сфере деятельности Гайара нет, как у его бывшего патрона, крупных банков и больших промышленных предприятий…

Мегрэ терпеливо слушал, пытаясь догадаться, что кроется за словами.

— При современной налоговой системе многие предприниматели вынуждены обращаться за советом к какому-нибудь сведущему лицу. Одним нужно быть уверенным, что в своей деятельности они не преступают закона…

— К примеру, владельцу нескольких кабаре?..

Рамюэль изобразил на лице удивление.

— Не ожидал, что вы настолько осведомлены… Заметьте, я не знаю, кого вы имеете в виду…

В памяти Мегрэ всплыл его вчерашний разговор с Луи Бубе. Они вспоминали о «Триполи» и Тетун, о тех временах, когда у нее встречались не только крупные заправилы Монмартра, но и их адвокаты и кое-кто из политиканов.

— Буле убит, — сказал он внезапно.

— Буле?..

— Мсье Эмиль… Владелец «Лотоса», «Голубого экспресса» и двух других кабаре…

— Я не успел сегодня утром прочесть газеты… Он был клиентом Гайара?

Рамюэль выглядел обезоруживающе наивным.

— По-видимому, это как раз тот случай, который я имел в виду… Да, в некоторых профессиях не так-то легко избежать неприятностей… Так что же случилось с этим Буле?

— Его задушили…

— Ужасно!

— Вы сейчас говорили о мадам Гайар…

— С тех пор, как я виделся с ней в последний раз, ее состояние, говорят, ухудшилось… Это началось еще тогда, когда я частенько бывал у них, началось с нервной депрессии, приступы которой становились все чаще и чаще… Мне кажется, она не смогла свыкнуться с жизнью буржуа… Постойте… Сколько ей сейчас лет?.. Сорок, если не ошибаюсь… Она на четыре или пять лет моложе его… И совсем уже развалина… Очень рано она состарилась… Хоть я и не врач, комиссар, но заметил, что некоторые женщины, особенно женщины незаурядные, весьма тяжело переносят подобные перемены в жизни… Я слышал, она почти безумная и, случается, неделями не выходит из затемненной комнаты… Мне жаль Гайара… Он толковый малый, один из самых толковых, кого я знаю… Чтобы утвердиться, работал как вол… Сделал все, чтобы обеспечить Жанин роскошную жизнь… Одно время они жили на широкую ногу… Выходит, этого недостаточно… И теперь…

Если лицо метра Рамюэля выражало сочувствие, то его маленькие глазки светились веселой насмешкой.

— Вы это хотели узнать?.. Заметьте, я не открыл вам никакой тайны… Вы могли бы расспросить кого угодно в кулуарах Дворца правосудия…

— Я надеюсь, Жан-Шарль Гайар никогда не имел неприятностей с правовым советом адвокатов?

На этот раз метр Рамюэль с оскорбленным видом раскинул руки:

— Позвольте!.. Позвольте!.. С какой целью вы пришли сюда?

Он встал, бросил взгляд на часы, стоявшие на камине.

— Прошу извинить, но вы и сами могли заметить, что в приемной ждут несколько клиентов… В два часа у меня защита… Я полагаю, никто не знает о вашем визите ко мне и все, о чем мы с вами говорили, останется между нами…

И, направляясь подпрыгивающей походкой к двери, он театрально вздохнул:

— Бедная Жанин!..