Годзилла на краю света

Глава — 2 ВОЗРОЖДЕНИЕ АМЕРИКИ

Суббота, 11 ноября 2000 г., 20:17, телеканал «Независимая Новостная Сеть» (INN), офис генерального директора, 92-й этаж, башня Всемирного торгового центра, Нью-Йорк.

Закончив просмотр предварительного чернового монтажа воскресного шоу, пожилой лысеющий мужчина в безупречно скроенном костюме от «Брук Бразерс» подался вперед в своем кожаном директорском кресле и выключил монитор. Как только экран погас, устройство молча опустило монитор на свое место внутрь элегантного, из полированного ореха рабочего стола.

Во время демонстрации передачи освещение в офисе было настолько затемнено, что сквозь окна были отчетливо видны мерцающие огни горизонта Манхэттена. Но теперь в помещении постепенно становилось все ярче. В затемненном углу показался силуэт второго человека.

Вздохнув, Майкрофт Э. Эндикотт — основной владелец, генеральный директор и президент телеканала «Независимая Новостная Сеть» — повернулся к своему юному гостю. Тот, сидевший в мягком кожаном кресле, одет был также безупречно. Но в отличие от благодушного, почти скучающего вида пожилого гендиректора, выражение лица у этого человека было возмущенным и негодующим, смешанным с нескрываемым ужасом.

«Вы просто обязаны знать точку зрения администрации в этом вопросе, мистер Эндикотт», настойчиво говорил молодой человек. «Вам… вам нельзя выпускать в эфир завтра это шоу. Оно окажет негативное воздействие на зрителей. Оно исказит их представление о том, чего пытается достичь правительство».

Говоря это, он вытянул вперед свою правую руку, прижав большой палец к другим. Глаза его расширились, словно он отчаянно пытался продемонстрировать честность и искренность.

«Разве вы не видите, что эта программа опасна и может оказать деморализующий эффект на американский народ сейчас, во время чрезвычайного положения?», продолжал молодой человек, помогая себе ладонью с сомкнутыми пальцами и акцентируя тем самым свои слова.

«Правда всегда была опасна, сынок», спокойно ответил пожилой человек.

«Правда! вы называете это правдой? Для меня совершенно ясно, мистер Эндикотт», возбужденно продолжал молодой человек, «что это шоу — нагромождение сплошной лжи и необоснованных скоропалительных инсинуаций. Позвольте, там так много ошибок и неточностей, что я потерял им счет…, и это заставляет меня задаться вопросом, действительно ли этот специальный воскресный выпуск „Подросткового ритма“ соответствует журналистским стандартам, которым ранее придерживалась ваша „Независимая Новостная Сеть“».

Молодой человек замолчал, словно бросив вызов пожилому своим взглядом. Но Майкрофт Э. Эндикотт ничего ему не ответил.

«Вы действительно считаете, что это шоу, которое вы намереваетесь завтра выпустить в эфир, является беспристрастным и сбалансированным?», попытался подсказать ему молодой человек. «Позвольте мне отметить, что ваша ведущая этой программы совсем еще молоденькая и...»

Пока человек из правительства это говорил, Майкрофт Э. Эндикотт еще раз оглядел своего гостя, который сам был «совсем еще молоденьким». Эндикотт про себя отметил, что, хотя голос и поведение юноши были полны просчитанной искренности, они вместе с тем несли с собой заметный отпечаток высокомерия — характерную черту, присущую сотрудникам нынешней администрации Белого дома.

«Равно как и самой администрации», понял Майкрофт Э. Эндикотт, хотя он придержал именно это конкретное наблюдение при себе. Вместо этого он решил просто и спокойно ответить на обвинения этого человека.

«Да», ответил он. «Если честно, я бы действительно назвал завтрашний выпуск „Подросткового ритма“ беспристрастным и сбалансированным. Робин Холлидей действительно очень молода, однако она также является одной из моих лучших тележурналисток. Я плачу ей большие деньги, и у меня большие планы в отношении нее в будущем».

Гендиректор подался вперед в своем кресле, пока не стало казаться, что он склонился над своим столом.

«Но даже если бы она была самой последней составительницей рекламы на дальних задворках нашего метеорологического отдела, то и в этом случае это не имело бы ни малейшего значения!»

Голос Эндикотта возвысился на децибел, и он стал говорить чуть быстрее. Как опытному и искушенному бизнесмену ему не хотелось раскрывать карты, внешне выказывая свои эмоции. Но у него сложилась какая-то глубокая неприязнь к этому молодому человеку, сидевшему напротив него, и он не был в состоянии это скрыть.

«Мне хотелось бы, чтобы и ты, сынок, и твой президент, понимали одно: все мои информационщики беспристрастны и сбалансированы, и я защищаю все их мнения и выводы без исключения, на все сто процентов!», заключил Эндикотт.

«Но сюжеты миз Холлидей о проектах реконструкции в Гэри, штат Индиана, и в Сиракьюз, штат Нью-Йорк, столь негативны и настолько полны неподтвержденных и безосновательных слухов, сплетен и не соответствующих действительности сведений, что это почти клевета!», стал оспаривать его молодой человек.

«Прости, сынок», ответил Майкрофт Э. Эндикотт. Опытный руководитель СМИ был большим и представительным мужчиной, и природная сила его характера, казалось, заполняла собой весь его огромный офис. «Ты, должно быть, не юрист, в противном случае тебе следовало бы знать, что новость не является клеветой, если это правда», заявил Эндикотт. «Как я понимаю, репортаж г-жи Халлидей попал в самую точку. Ее источники твердые и убедительные и непробиваемы как скала, и юридический отдел INN одобрил этот репортаж».

Эндикотт стал тыкать в воздух указательным пальцем, усиливая и подчеркивая свою мысль.

«Президент — а это ваш босс — потратил миллиарды долларов налогоплательщиков. Не один раз, а дважды. Сначала на восстановление промышленных объектов, слишком поспешное. Затем — по наущению своего некомпетентного, одержимого экологией вице-президента — приняв законы экологического контроля за окружающей средой, из-за которых эти же самые совершенно новые, только что введенные в строй заводы не могут работать… если, конечно, новые миллиарды долларов налогоплательщиков не будут потрачены на новую, дальнейшую их реконструкцию и модернизацию…»

Майкрофт Э. Эндикотт снова вздохнул и откинулся на спинку кресла.

«То, как поступила администрация, это безумие», сказал Эндикотт несколько тише и мягче, но с не меньшим волнением. «И я чертовски горжусь тем, что у одного из моих журналистов хватило смелости все-таки рассказать американскому народу правду!»

Несмотря на то, что он уже высказал свое мнение, Майкрофт Э. Эндикотт все еще был охвачен гневом, хотя он и пытался сделать все возможное, чтобы держать себя в руках перед этим чиновником из правительства. Эмоции, которые он испытывал по этому поводу, были вполне естественны, учитывая события последних месяцев. И его чувства разделяли миллионы американцев.

Почти через год после того, как Годзилла практически пересек всю Америку через самое ее сердце, основные объекты, обслуживавшие нужды населения в районах, пострадавших от бесчинств этого чудовища, до сих пор так и не были восстановлены. Заводы и предприятия от Калифорнии до штата Индиана и Нью-Йорка до сих пор еще не были запущены заново. Не хватало электричества, воды, телефонной связи и надежного распределения сырья, промышленных товаров и жизненно важных услуг.

Но что еще хуже, разрушения, причиненные Годзиллой, подействовали, как раковая опухоль. Они стали распространяться. И теперь многие другие регионы, которых вторжение Годзиллы, Кинга Гидоры или Родана непосредственно не коснулось, также стали страдать от сбоев в электросистемах и связи.

Еще более шокирующим фактом стало то, что США вынуждены были импортировать основные продукты питания впервые за всю свою историю. Плодородные земли и фермерские хозяйства Среднего Запада еще не оправились от разрушительного нашествия камакурас. Проблемы в сельском хозяйстве также, кажется, стали распространяться, и чем сильнее правительство пыталось помочь, тем больше погибало жизненно важного урожая, и тем большее число фермеров лишалось своей земли и средств к существованию.

За последние несколько лет своего второго срока действующий президент использовал свою власть для того, чтобы заставить американцев принять новые ужесточающие нормы и правила, которые затронули почти все аспекты их повседневной жизни. Бензин и электричество распределялись нормированно, по талонам. Импорт был ограничен. Следующим вполне могло стать нормированным и продовольствие. Цены на топливо и продовольствие были так высоки, что большинство людей порой больше не могли себе позволить даже самое основное.

Кроме того, росли цены на нефть, так как напряжение, которое возрастало на Ближнем Востоке на протяжении целых десятилетий, наконец, окончательно прорвалось.

Вновь стали воевать друг с другом Иран и Ирак. Египет и Ливия также оказались втянуты в эту конфронтацию. Иракцы использовали свой крошечный флот для блокады нефтяных портов Персидского залива.

Экспорт нефти из этого региона был фактически остановлен, и вслед за этим вскоре последовал экономический спад во всем мире. Фондовый рынок США падал по нисходящей спирали, а промышленный индекс Доу-Джонса снизился настолько, что на прошлой неделе пробил дно, оказавшись ниже 4000 пунктов.

Президент США, вместо того, чтобы заниматься международными экономическими угрозами, объявил о введении ряда крупных внутренних правительственных социальных программ. Они должны были стать краеугольным камнем и основополагающим элементом политики этой весьма посредственной администрации — ее «мудрой» и «стратегически задуманной» программы «Возрождения Америки».

Президент пообещал, что положит конец зависимости Америки от импорта нефти, а его вице-президент в то же самое время пообещал, что во имя обеспечения экологической безопасности и предотвращения глобального потепления никаких новых АЭС в Америке строиться не будет.

Но погнаться за двумя несовместимыми зайцами было невозможно.

Без импорта нефти и ядерной энергетики, способных удовлетворить энергетические потребности Америки, частный сектор работать был не в состоянии. Да и с самим правительством дело обстояло не намного лучше, несмотря на то, что всю энергетику оно подгребло под себя.

И эта зима в США должна была стать холодной, так как запасы топочного мазута истощались и больше не пополнялись за счет импорта.

Администрация продолжила свои ошибочные социальные программы масштабным повышением налогов, призванным оплатить их реализацию. Президент пообещал использовать эти деньги на «общее благо». Вместо этого оказались разбазаренными миллиарды долларов, из-за ненужных и неэкономных бюрократических расходов, коррупции в профсоюзах и преступной халатности многочисленных мелких «слуг народа» на всех уровнях власти.

Да и Конгресс был не лучше. Отдельные его представители изо всех сил пытались вцепиться и утащить как можно больше долларов налогоплательщиков для нужд своих регионов — независимо от того, пострадали ли их штаты от прохождения Годзиллы или нет.

Не было восстановлено почти ничего из того, что было уничтожено монстрами — за исключением Окленда, в штате Калифорния, проект его восстановления был начат одним из первых и контролировался наиболее тщательно. И теперь Америка пребывала чуть ли не в полном упадке, безработица была выше двадцати процентов, а система социальной защиты была напряжена до предела.

Лозунг «Возьмемся все вместе и восстановим Америку!» — продукт какого-то рекламного агентства с Мэдисон-авеню — с каждым днем звучал все фальшивее и фальшивее.

Американцы действительно объединились и налегли, но ничего не было доведено до конца. Боевой дух в народе упал и был хуже, чем во времена Великой депрессии 1930-х годов, и казалось, что никакого выхода из этого экономического и социального упадка не будет.

Военные, которые по идее должны были готовиться к войне, были мобилизованы на внутреннем фронте, в надежде справиться с продолжающимся кризисом. Солдаты теперь управляли метро и железными дорогами, доставляли почту, строили плотины, электростанции и высоковольтные линии, однако они уже не совершенствовали свои навыки в военном искусстве. Эндикотт сомневался в том, что объединенная мощь всех вооруженных сил сегодняшней Америки способна будет справиться с реальной военной угрозой, если она откуда-то появится.

Космическая программа также пребывала в самом ужасном состоянии, и не только из-за разрушения космической станции «Мир» и шаттла «Атлантис» (их обеих) Кингом Гидорой. Лишившись адекватного обстоятельствам управления, развалилось НАСА — Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства. В течение уже девяти месяцев не был запущен ни один шаттл, а следующий запланированный запуск было отложен уже в пятый раз.

Система спутников, жизненно важных для связи и метеопрогнозирования, быстро ветшала, а на замену тем из них, кто угасал от старости на орбите, было запущено лишь несколько новых спутников. Майкрофт Э. Эндикотт выяснил, что если только он не решится ждать очень и очень долго, ему придется заплатить правительству Франции за запуск его нового спутника связи на базе ракеты «Ариан». НАСА так сильно отставало, что это агентство не могло вписать этот спутник в расписание своих шаттлов вплоть до 2015 года!

Но самым худшим стало объявленное стране решение, потрясшее ее две недели назад. В пятницу вечером, уже после закрытия фондовых рынков и после того, как большинство репортеров разъехались по домам на выходные, президент подписал распоряжение, которым объявлялось бессрочное чрезвычайное положение, и в стране фактически вводилось военное положение. Он даже приостановил подготовку к предстоящим президентским выборам, которые должны были состояться в ноябре 2000 года, на «как минимум» три месяца.

Конгресс, контролируемый оппозиционной партией, стал возмущаться и по-прежнему продолжал выражать недовольство. Но президент оказался достаточно осторожным, чтобы замутить воду, напустив туман с помощью целой армии юристов по конституционному праву — и к тому же он ведь был главнокомандующим армии. Пока что все это казалось более или менее законным.

Однако американцы роптали. И вскоре они могли решиться на нечто большее, чем просто роптание…

«Если бы только правительство оставило в покое частный сектор и дало бы простым людям самим справляться с проблемами», горько подумал Эндикотт. «Люди сами знают, что для них лучше — а власть не знает. Вместо этого администрация постаралась захватить в свои руки как можно больше власти, чем она того заслуживает, и гораздо больше того, с чем она вообще способна справиться… И вот посмотрите на результат!»

Таким бизнесменам, как Майкрофт Э. Эндикотт, в эти дни приходилось действовать осторожно. Пока что власти оставляли его в покое — равно как и само представление о свободе слова — предоставив их самим себе. По крайней мере, они так поступали до этого небольшого визита зануды-аппаратчика, засланного к нему казачка президента.

«Вы, без сомнений, понимаете точку зрения президента, г-н Эндикотт», сказал молодой человек, прервав тяжелые раздумья Эндикотта. «Президент искренне стремится учитывать интересы всех людей нашей страны. И ему лишь хочется заверить американский народ, что двадцать первое столетие станет временем мира и процветания».

«Я не вижу нынче никакого особого процветания», ответил Эндикотт. «А лишь огромное число надломленных людей, обремененных всякими налогами и пытающихся свести концы с концами… И покой будет у вас только до тех пор, пока одно из этих чудовищ не появится снова и не причинит массу новых проблем».

«Не беспокойтесь насчет чудовищ», настаивал на своем молодой человек. «Наш флот и береговая охрана следят за Годзиллой. Относительно Варана кайдзюологи предполагают, что он, вероятно, мертв, Кинг Гидора вышвырнут с планеты, а Родан гнездится где-то в районе Северного полюса».

«И все равно это не объясняет отсутствие процветания», заметил Эндикотт, но молодой человек проигнорировал его замечание.

«Так каков же ваш ответ?», потребовал он, и в голосе его вновь послышалось высокомерие.

Майкрофт Э. Эндикотт в ответ на пристальный взгляд молодого человека столь же пристально взглянул на него — тем взглядом, который вскоре заставил взор юноши сильно поблекнуть.

«Мой ответ таков», сказал Эндикотт, выпрямившись в кресле. «Соединенные Штаты Америки по-прежнему все еще свободная страна, с Биллем о правах, который гарантирует свободу слова. Иными словами, это означает, что то самое спорное шоу, о котором идет речь, выйдет в эфир завтра — без изменений — нравится ли это президенту или нет».

«Если таково ваше окончательное решение…», сказал молодой человек, бросив на него беглый раздраженный косой взгляд, сопроводив им напряженное выражение его глубоко разочарованного лица.

«Да, окончательное», холодно ответил Эндикотт.

Молодой человек кивнул и поднялся с кресла. Он взял свой дипломат, стоявший у него в ногах и, не говоря ни слова, направился к двери. Но когда его рука коснулась дверной ручки, он остановился и снова повернулся к пожилому человеку.

«Благосостояние наступит», безапелляционно заявил молодой человек. «Президент, которого вы так готовы критиковать, только что заключил договоренности с Южной Америкой, что удвоит количество нефти, которую страна сможет импортировать — и с лихвой компенсирует недостаток ближневосточной нефти».

Молодой человек с важностью и самомнением кивнул, прежде чем продолжить. «И пока нефть будет поступать, реализация проекта „Возрождение Америке“ будет продолжена».

Он повернул дверную ручку, затем вновь остановился и надменно улыбнулся. «И мы не позволим на этот раз никаким монстрам нас остановить, мистер Эндикотт!»

Суббота, 11 ноября 2000 г., 20:37, Мемориальный ангар INN имени Максвелла Халса, Научный комплекс имени Халса, Лейкхерст, штат Нью-Джерси.

В любом случае Шелли Таунсенд не смогла бы услышать, что у них зазвонил телефон, из-за оглушительного воя ничем не прикрытого турбореактивного двигателя.

Механизм был установлен на огромном металлическом каркасе в одном из углов этого огромного ангара. Его оглушительный рев заполнял все это замкнутое, похожее на пещеру строение. К счастью, Шелли заметила, что на телефоне за спиной отца замигала лампочка. Она тронула его за плечо и показала на аппарат.

Ее отец вытер руки о свой белый халат и выругался. Шелли это не услышала, но она довольно хорошо умела читать по губам и поняла, что он сказал.

Саймон Таунсенд поднялся со стула, не отрывая глаз от пульсирующего двигателя. Несмотря на сильнейшее давление и тряску, им производимые, турбодвигатель по-прежнему надежно крепился на каркасной конструкции, примерно в пятидесяти футах от них. Стены ангара содрогались от грубой и мощной силы, которую он генерировал.

Наконец, мужчина оторвал взгляд от двигателя и подал сигнал дочери, подняв правую руку и показав ей четыре пальца.

«Еще четыре минуты», беззвучно произнес он губами.

Шелли кивнула, и авиаинженер исчез в шумозащитной кабинке, чтобы ответить на звонок своего спонсора.

Девочка-подросток тем временем взглянула на пульт управления, находившийся перед ней, а затем на сам двигатель. Пока что испытание двигателя проходило нормально, но Шелли понимала, что в любой момент что-нибудь может пойти не так.

Она также знала по прошлому опыту, что двигатель номер шесть был очень капризным. Он несколько раз глох в ходе летных испытаний, а вчера он уже в третий раз перегревался, без всяких видимых на то причин.

Этот инцидент и стал причиной проведения в последнюю минуту испытания этого двигателя, что предусматривало снятие двигателя с воздушного корабля, закрепление его на каркасе и оставление его в рабочем состоянии до тех пор, пока он снова не перегреется. Бригада техобслуживания, конечно, начала ворчать, но благодаря казавшемуся бездонным кладезю изобилия, исходившему от «Независимой Новостной сети», всем им будут оплачены сверхурочные.

Всем, кроме Шелли Таунсенд и ее отца.

Они работали потому, что верили в свою работу, а не потому, что хотели денег.

Когда оставалась примерно минута, показания на датчике температуры на панели управления Шелли начали ползти вверх. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы заставить ее внимательно следить за мигающим цифровым дисплеем.

За тридцать секунд до конца температура двигателя вновь стала подниматься — по крайней мере, судя по внутренним датчикам турбодвигателя. Шелли проверила показания расхода топлива. В двигателе еще оставалось много газа. Она протянула руку и перенастроила таймер, продлив испытание двигателя еще на пять минут.

А затем она уселась обратно на место контролировать температуру.

Хотя ей было всего семнадцать лет, Шелли Таунсенд знала аэростат, носивший название «Дестини Эксплорер» («Искатель Судьбы»), полностью, от носа до кормы — почти так же хорошо, как и ее отец, человек, который спроектировал и построил его. Несмотря на то, что у нее еще даже не было диплома об окончании средней школы — эта ситуация, впрочем, вскоре, в июне, будет исправлена — Шелли вполне была способна провести тест этого двигателя не хуже лучших авиатехников своего отца.

И она, к тому же, обходилась дешевле.

В любом случае, техники были заняты другими проблемами, и Шелли была рада помочь. А время уже поджимало. Через неделю дирижабль официально должен быть введен в эксплуатацию и подняться в воздух, а нужно было найти и ликвидировать еще сотни разного рода недоделок. Весь персонал в этом огромном ангаре в Лейкхерсте напряженно над этим работал, не покладая рук.

Шелли заметила, что температура двигателя вдруг начала расти очень быстро. Она проверила вторую линию температурных датчиков, размещенных внутри и вокруг жизненно важных точек двигателя специально для проведения данного испытания.

Но все эти показания оказались нормальными.

Ее отец оказался прав. С двигателем все было в порядке. А вот тепловые датчики внутри него нет. Их нужно было заменить — а это означало, что двигатель номер шесть нужно разобрать и отремонтировать. А затем вновь установить его на «Дестини Эксплорер».

Работы дней на десять… если по всем правилам. Но она была уверена, что они смогут это сделать и за пять дней. Шелли знала, что люди, работавшие над «Эксплорером», были вполне способны это сделать.

«Ну», подумала она, вздохнув, «по крайней мере, проблема не в самом двигателе. Чтобы собрать и испытать еще один, понадобится несколько недель».

Когда часы отсчитали пятнадцать минут, шестой двигатель автоматически отключился. Когда пронзительный его вой медленно затих, он эхом прокатился по огромному сооружению. Через несколько секунд в ангаре стало совершенно тихо. Шелли сняла свои защитные наушники, волосы ее рассыпались по плечам, и в этот момент распахнулась дверь звуконепроницаемой кабинки.

К ней подошел ее отец. Он снял шлем и защитные наушники, и его седые волосы хвостиком упали ему на спину.

«Ну, как прошло?», спросил он, показывая на двигатель.

Шелли откинула с лица пшеничного цвета волосы. «Ты был прав, папа», ответила она. «Неисправны тепловые датчики внутри двигателя, а не сам двигатель».

«Прекрасно», вздохнул ее отец. «Это означает, что мне придется работать лишь сорок часов вместо ста…»

Шелли показалось, что отец был чем-то взволнован. Но с другой стороны, он почти всегда был взволнован после разговора по телефону с Майкрофтом Э. Эндикоттом.

«Неприятности?», осторожно прозондировала она почву.

Отец покачал головой. «Майкрофт Эндикотт озабочен тем, чтобы все шло в точности по расписанию. Он слышал о сегодняшнем испытании двигателя и...»

«Откуда он узнал об испытании двигателя?», прервала его Шелли.

«Об этом упомянул в разговоре с ним капитан Долан», ответил Саймон Таунсенд. «Майкрофт звонил ему домой час назад и… ну, ты понимаешь…» Инженер умолк, обернувшись и посмотрев внутрь ангара, во мраке которого скрывался гигантский аэростат. «Дестини Эксплорер» был настолько огромным, что даже когда он был невидим, Таунсенд все равно явственно ощущал его присутствие здесь.

«Ничего удивительного», подумала она. «Он жил и думал об этом воздушном корабле гораздо дольше всех других, всех нас…»

Затем Саймон Таунсенд пожал своими узкими плечами. «Думаю, проблема заключается в том, что мне хотелось сделать что-нибудь хорошее для мира, чем-то помочь.

Я попытался создать передвижную научно-исследовательскую платформу, которая была бы способна доставить все блага и преимущества современного мира в самые отдаленные уголки мира».

Шелли внимательно смотрела на отца. Когда он это говорил, его взгляд, казалось, уносился куда-то в будущее, он видел нечто такое, что мог видеть только он один.

«Только представь себе, что полностью оборудованную больницу или научно-исследовательскую лабораторию по изучению болезней можно будет доставить в самый центр Экваториальной Африки за несколько дней, а не месяцев или даже недель. Представь себе, что лаборатория с самым современным оборудованием прилетает к ученому, ведущему исследования на местности, в полевых условиях».

Саймон Таунсенд нахмурился и провел руками по длинным своим волосам, распустив «конский хвостик», который он носил еще до того, как родилась Шелли. «К сожалению, человек, который дал деньги, чтобы реализовать эту мою мечту, смотрит на весь этот проект несколько… по-иному».

«Что ты имеешь в виду, папа?», спросила Шелли, заведомо зная, к чему эти уже знакомые разговоры в конечном итоге вели.

«Майкрофта Эндикотта не интересуют научные исследования или помощь кому-нибудь. Он хочет превратить первый полет „Дестини Эксплорер“ в гигантский рекламный трюк», нахмурившись, ответил ее отец. «Он хочет что-то доказать… и он вложил в этот корабль двадцать миллионов долларов и целый груз определенных эмоций».

«А ты — разве не вложил?», лукаво добавила Шелли.

«Согласен с тобой, детка», ответил ее отец. «Меня беспокоят судьба „Дестини Эксплорер“ и его миссия. Но думаю, что Майкрофт Эндикотт участвует в этом ради денег, а не ради блага человечества!»

«Ты так уверен в этом, папа?», возразила Шелли.

Ее отец вздохнул. «Майкрофт Э. Эндикотт родился богатым и стал еще богаче. Люди, у которых есть все, думают о всякой ерунде».

Некоторое время Шелли молчала, обдумывая слова своего отца. Но чем больше она об этом думала, тем больше ей казалось, что папа ее ошибался насчет мотивов, двигавших Эндикоттом при создании «Эксплорера».

Шелли видела мистера Эндикотта лишь один раз, но какая-то интуиция подсказывала ей, что Майкрофт Э. Эндикотт был необычным бизнесменом.

«А может, ты несправедлив, отец», заявила, наконец, Шелли. «А может, Эндикотт тоже хочет сделать что-то хорошее. Может, он хочет показать всем в Америке, что будущее еще может быть светлым, несмотря на все беды нашего современного мира».

Шелли подняла глаза и увидела, что папа улыбается, глядя на нее сверху вниз.

«Ты такая наивная, дочка», пошутил он, ласково разглаживая дочери волосы. «Совсем как твоя мама», сказал он, наблюдая за ней краешком глаза. «Она тоже видела во всех лишь лучшее, и посмотри, что у нее получилось».

«Она нашла тебя, не так ли?», со смехом парировала Шелли.

Отец тоже рассмеялся. «Тогда я был лузером, Шелли — безумным чудаком, который хотел создать такой летательный аппарат, проект которого никому другому и не снился, не говоря уже о попытках когда-либо его построить». Саймон Таунсенд покачал головой, вспоминая те времена.

«Черт», усмехнулся он, мысленно вернувшись в прошлое. «Все считали, что я просто чокнулся на этом — все, кроме, может быть, Джека Долана. Только такая замечательная женщина, как твоя мама, могла в те дни меня полюбить».

«Ну что ты, а смотри, какой ты теперь, папа», ответила Шелли. «Мама не ошибалась. Посмотри, чего ты сумел достичь с тех пор, как ты ушел из „Верджин Лайтшипс компани“ и стал работать самостоятельно. Ты ведь создал нечто невероятное — новое чудо света — и это тоже начало чего-то хорошего, лучшего. Ты знаешь, что так оно и есть».

Шелли замолчала.

«И я просто уверена, что только хорошего хочется и мистеру Эндикотту», заключила она. «Я имею в виду, создать что-то хорошее».

Сердце Саймона Таунсенда наполнилось гордостью и любовью к дочери. Но ему также вдруг стало и грустно, потому что дочка так напоминала ему ее мать.

«Мне только хочется, чтобы люди всегда были такими же хорошими и добрыми, как ты думаешь, Шелли», ответил ее отец. «Весь мир от этого, безусловно, стал бы лучше».