Голем, русская версия

На следующий день

Был предпоследний день августа, а я решил посидеть на аллее. Немного думал о разном, немного ждал, когда начнется представление, обещанное Башиловым. Поодаль старушки кормили голубей, по всей видимости, имея в мыслях употребить голубков как посредников по части связи с небом, то есть — с тем светом. И это они вели себя правильно. А ведь бывают и другие старушки, которые бегают по кварталам и, наверное, рассыпают всюду яд для других, делая вид, что расклеивают разные объявления. Вот как эти двое (похоже, мать и дочка, обе уже пожилые), которые, воровато озираясь, шлепали на столбы, подъезды и водосточные трубы сообщение о какой-то офисной должности за 500 долларов.

Наконец исполнились и слова Башилова. Моя задумчивость была прервана пением и маршировкой двух лиц, и песня их замечательно отвечала моим мыслям. Два, а точнее — три человека шли в ногу и пели, отчеканивая шаг и как бы добавляя слова в песню своей обувью:

Как следует из ритма, передвижение их было почти балетным, ну а впереди них шел — разумеется, весь в белом — Башилов, торжественно держа в вытянутой руке маленький алый флажок, из былых первомайских. "Стой!" (после "судьбы") скомандовал именно он.

Дойдя докуда дошли, они развернулись и пошли по аллее обратно, повторив номер.

В объяснениях, данных Башиловым, подсевшим вместе с остальными на мою лавку, сообщалось, что это была репетиция художественной акции "В поисках Софии", то есть— Божественного присутствия в мире. Героев же звали Вовочка и Тархун.

— Помнишь ту историю, как у м-м-меня в стене нашелся типографский агрегат со страницей текста? Это же было очевидное послание. Неважно, что дур-р-рное и пустое, главное, что оно появилось тут, возникнув не здесь, — прояснял идею Башилов. — В другом времени все было по-другому, то есть оно не принадлежит жестко к нашей сущности жизни. Соответственно, мы должны отвечать своими посланиями туда. То есть обнаружение посланий и есть послание, суть которого в том, что послания по-прежнему происходят.

Герои представились: Вовочка был очень высок, метра два с чем-то, с большим коком на голове, крайне тощ, рукава ослепительно белой рубахи до запястий дотянуться и не пытались. Тархун же был человек совсем юный, но с внятными чертами порока на лице, слишком полный и обладавший странной улыбкой, которую можно было счесть искусственной или даже глумливой, хотя, наверное, такова была его анатомическая особенность.

— Т-т-то есть, Тарх-х-хун, ты же понимаешь, это в переводе Эстрагон, то есть как в "Годо", которого ждали в Западной Европе,[3] — уточнил Башилов. — А эти — совсем настоящие Вова и Тархун. Причем здесь и, в общем, сейчас.

— Что, по паспорту Тархун? — не понял я. — Чечен что ли?

— Да нет, — оживился тот, — по паспорту я Димыч… У меня в молодости история была. Иду однажды после сильной пьянки поправиться, я в молодости очень употреблял. Башка в угаре, даже вижу окрестности с трудом. Только бы пива. А шагах в ста от ларька столбенею: там стоят мужики, а в кружках — пиво зеленого цвета! Даже изумрудного. Смотрю на рубашку: коричневая, — на небо: голубое, облачка по нему белые, — пожарная машина проехала— красная. А пиво — изумрудное… Ну, думаю, допился, вот она белочка… Но иду к ларьку, весь на измене. Мужики, как мое лицо увидели, хохочут, поняли проблему. Не волнуйся, говорят, это тархун привезли, пива нет. Ну вот, у меня даже голова прошла. Попил тархуна и пошел дальше. Пиво там было, а кличка так и приклеилась.

— Не верю, — сказал я. — Придумал. Кто кличку-то приклеил? Мужики у ларька?

— Мда, — согласился он грустно, — сочинил. То есть в интернете украл. Но красиво.

— Н-н-но ты пойми главное, — встрепенулся Башилов. — История не в том, что он Т-т-трахун, то есть Т-т-тархун, а н-н-не какой-то там Эстрагон, а в-в-в том, что они не ждут этого несчастного Годо, а сами ищут проявления Софии. План такой: мы осуществляем акцию выявления проявлений в течение учебного года, а перед следующими летними каникулами а) делаем выставку и б) выпускаем книгу с моментами выявленного и зафиксированного присутствия Софии в мире. С фотографиями и всяким таким. Софиологи — красивое же слово. Круче, чем венерологи.

— Когда в пространстве заводятся такие гады, наше дело непременно вмешаться в окрестности, — неопределенно, но энергично заявил Вовочка.

— Ты это о ком? — не понял я.

— Да я и сам не знаю, — вздохнул тот. — Только мы чувствуем, что что-то не так началось в нашем пространстве. А раз не так, то кто-то же должен этому противостоять.

— То есть, по-твоему, кругом нас — заговор?

— Да не заговор никакой, — пояснил Димыч-Тархун, — но гадости, хотя они и следуют неопределенной чередой, всякий раз делает кто-то конкретный, так что противопоставить этому можно только Божественное присутствие, потому что иначе у нас сил не хватит.

— Сильная акция, — не мог не согласиться я. — Немного традиционная, но как-то вещественней, чем принято. Если получится, конечно.

— П-п-получится, — заверил Башилов. — Отыщется, в смысле, чье-нибудь присутствие.