- Гребанный стыд…. - выругался я себе под нос, соскакивая с постели Рози, и пытаясь придумать, что же теперь делать. Спрятаться под кроватью и слиться с пылью, чтобы приехавшие полицейские стали заиками от хохота, когда найдут меня здесь? Или проделать тот же трюк со шкафом, запутавшись в милых платьях Рози?
Ромео с меня был, прямо скажем, никудышный, потому что, мельком выглянув из окна, и посмотрев, сколько предстоит лететь до земли в случае побега, я решил, что отсутствие двух конечностей для меня вполне достаточно, чтобы потерять еще несколько при неудачном полете с подоконника.
Тем временем бабушка начала движение по направлению на второй этаж, громко стуча каблуками по каждой ступеньке и продолжая грозно и твердо говорить:
- Последняя возможность!
- Кто не спрятался, я не виновата, - хмуро хмыкнул я себе под нос, разворачиваясь к приоткрытой двери и пряча руки за спиной, понимая, что у меня нет другого выбора, как притвориться Ричардом.
Снова.
Да, не самая была удачная идея, и предстояло придумать правдоподобную и душещипательную историю о том, как Рич мог оказаться у Рози в спальне в закрытом доме, а главное для чего, только времени для размышлений уже не было, потому что седые, тщательно уложенные в аккуратный пучок у основания шеи, волосы уже показались в поле зрения.
Серые глаза тетушки Сид округлились так, что вокруг глаз пропали мелкие морщинки, когда она уставилась на меня сквозь приоткрытую дверь, по инерции выставив длинный кухонный нож вперед, словно обороняясь.
- Добрый вечер, тетушка Сид, - натянул я на своё напряженное лицо улыбку, чуть кивнув, - прошу прощения за вторжение.
Женщина дрогнула всем телом, чуть прищурившись и глядя на меня так, словно не могла поверить своим глазам в том, что я живой и настоящий. Вероятно, бабушка Рози неплохо знала семью отца, и могла знать и о проблемах Ричарда, а также слышать о том, что эти самые проблемы снова вернулись, потому что только этим я мог объяснить, отчего тонкие изящные руки женщины неожиданно задрожали так, что она выронила нож, который с тупым звоном повалился на пол. Вслед за телефон. И она кинулась ко мне со слезами на глазах.
- я в порядке… - пробормотал я, склоняясь к ней осторожно, и давая ее рукам обхватить меня за шею, когда тетушка Сид, всхлипнула мне в плечо, потянувшись вверх, чтобы ее дрожащие прохладные ладони легли на мою лицо, опуская к себе:
- Мальчик мой! Неужели это действительно ты, Рэдмонд?
Я шарахнулся от женщины, на секунду решив, что у меня у самого уже явные проблемы с рассудком и восприятием действительности, ведь она не могла знать моего имени! И уж тем более понимать, что перед ней стоит не Ричард…ведь не могла же?!
В этих серых глазах было столько тоски, радости и боли, что я задрожал сам, пытаясь вытолкнуть из себя лишние эмоции и оставить лишь здравый смысл. Только мог ли он помочь в эту секунду?
Прохладные ладони снова притянули меня к себе, и серые глаза словно заглядывали в самую душу сквозь пелену этих искренних горьких слез:
- Когда вы вернулись, мальчик мой? Почему Шанина не позвонила мне? О Господи, с ней все в порядке?!
Голова шла кругом оттого, что женщина говорила о моей маме, не пытаясь перепутать меня с Ричардом. Сердце колотилось в груди слишком громко и истерично, что я едва ли я смог услышать собственный неуверенный шепот:
-…откуда вы?
Тетушка Сид улыбнулась так широко и с такой нежностью, что мне захотелось все-таки спрятаться под кроватью и сделать вид, что ничего этого просто не было в реальности. А я всего лишь уснул под кроватью, чтобы проснуться удивленным и только.
- Вместе с Шаниной и Деборой мы были на родах Бренды…
Начала говорить тётушка Сид, но неожиданно осеклась, испуганно заглянув мне в глаза:
- О Господи! Возможно, ты не знаешь….
-…что моя биологическая мать отказалась от меня сразу после рождения, увидев моё уродство? – сипло выдохнул я, стараясь в очередной раз отгородиться от собственной боли, и непонимания того, как такое возможно. Я жил с этим много лет, утопая в любви моей истинной мамы и отца, только эта заноза в моем сердце была слишком глубоко, чтобы была возможность ее убрать. Я забывал про нее, живя спокойной размеренной жизнью любимого сына, но каждый раз она больно колола меня, если я только начинал думать.
- Мальчик мой. Сыночек, - умоляюще изогнув брови тетушка Сид, гладила меня по щекам, отчего то качая головой, - ты такой красивый!
Я криво усмехнулся, позволив себе наконец показать свои руки:
- Почти как настоящий…и даже похож на моего брата, если бы не эти перчатки…
- Нет, не похож, - тепло улыбалась женщина, продолжая тихо плакать, когда крупные слезы катились из ее счастливых глаз двумя дорожками по утонченному лицу, - в твоих глазах любовь твоей матери. Твоей истинной матери! А в Ричарде…ошибки ее молодости и нежелания дать тепла своему ребенку. Идем, мой дорогой, я хочу, чтобы ты поел и рассказал мне все, что только сможешь вспомнить с момента вашего отъезда из города 34 года назад!
Я послушно шел за маленькой хрупкой женщиной на знакомую кухню, пребывая в полном шоке оттого, что меня раскрыли и встретили со слезами и такой теплотой.