Симона, не отводя глаз, смотрела на Блю, ожидая ответа. Но тот молчал, вальяжно развалившись в кресле, почти касаясь ногами без носков ее итальянских туфель на высоких каблуках, как будто роскошный лимузин принадлежал ему. Чем-то самоуверенность этого нахала напоминала Симоне самоуверенность Джозефины, которая всегда учила ее: «Веди себя так, будто весь мир принадлежит тебе, и когда-нибудь он действительно будет твоим».
Для Джозефины так вести себя было естественно. Для Блюделла, по-видимому, тоже. Симоне же это давалось с большим трудом. Ни Джозефину, ни Блю, казалось, не мучил вопрос: «Ну хорошо, допустим, завтра действительно весь мир будет принадлежать тебе. И что потом?»
Блю лишь по-прежнему ухмылялся и рассматривал ее сквозь свои очки, словно у нее было три головы и ни одна из них ему не нравилась. Что ж, придется многое прощать человеку только потому, что он друг Нолана.
— Что же случилось? — повторила она. — Почему вы вдруг отошли от дел?
— А почему вы решили, что что-то произошло?
— У каждого следствия должна быть причина. С чего бы вдруг преуспевающий бизнесмен все бросил? Или просто работать надоело?
— Я решил осуществить одну давнюю мечту, пока я еще не слишком стар, чтобы отказаться от нее.
— Сколько вам лет?
— Тридцать восемь. А вам? — безапелляционно спросил он.
Она опешила. Обычно лишь она задавала подобные вопросы. Не то чтобы она желала скрыть свои годы, она еще, в конце концов, не в том возрасте…
— Откровенность за откровенность, — улыбнулся он.
— Это не одно и то же.
Он ждал.
— Тридцать два.
— Да? — с невинным, почти ангельским, видом улыбнулся он. — А вы неплохо сохранились! — Он отвернулся к окну. Машина шла мимо Букингемского дворца.
Симона готова была убить его и, должно быть, сделала бы это, если бы в этот момент из динамика не послышался голос Нэнса.
— Мы приехали, мисс Дукет, — объявил он, останавливая лимузин у особняка на Итон-сквер — в одном из самых престижных районов Лондона.
— Нэнс, — произнесла Симона, нажав на кнопку переговорника, — после того как мы устроимся, я и… — она сделала паузу, покосилась на своего спутника, — мистер Блюделл хотели бы пробежаться по магазинам.
— По магазинам? — Голос Блю звучал удивленно, но на лице не дрогнул ни один мускул.
— По магазинам, — повторила она. — Если только в вашем мешке не найдется вдруг подходящего костюма для званого вечера.
Блю неохотно помотал головой.
— Я так и думала. Вечером нам предстоит ужин, который дает Джозефина, и я хотела бы, — она бросила недвусмысленный взгляд на его видавшие виды сандалии, — чтобы вы хотя бы выглядели прилично. Для этого есть лишь один способ — купить вам что-нибудь. Вы не возражаете, если я сама подберу для вас одежду? — Голос ее был приторно-сладким, почти медовым, однако капельки яда настойчиво сочились сквозь каждое слово.
Из-за очков Блю она не могла видеть его реакцию. Заметила лишь, как он слегка потянул себя за серьгу.
— Нет проблем, — произнес Блю через мгновение. — Я люблю слоняться по магазинам.
— Вот и отлично. — Симона старалась говорить спокойно, даже равнодушно, хотя на самом деле его энтузиазм разочаровывал ее. Неужели он не устал? Будь ее воля, она бы провела все это время в постели, а не в походах по магазинам, так как чувствовала себя совершенно разбитой.
— Отлично, — тем не менее повторила она. — Встретимся через час в библиотеке.
Нэнс открыл для нее дверцу, и Симона, не оглядываясь, вышла из машины.
Блю откинулся на спинку сиденья. Знала бы эта красотка, что хождение по магазинам он на самом деле ненавидит больше всего на свете! Не говоря уже о том, что сейчас ему не хотелось ничего, кроме как отдохнуть после полета, продлившегося, как ему казалось, целую вечность, да еще с долгой остановкой в Чикаго. Ему удалось, правда, немного поспать в самолете, но все равно этого было недостаточно. В былые дни ему довольно много пришлось поколесить по миру, но он никогда не тратил время на такую ерунду, как магазины.
Однако Симона была права: одежды, подходящей к столь торжественному случаю, у него действительно не было. По крайней мере с собой. После звонка Нолана он едва успел загнать яхту в гавань и сесть в вертолет. Как ни нравилось ему подшучивать над Симоной, идти с ней на ужин, где соберется едва ли не самый высший свет, в драных джинсах — это все-таки слишком.
Блю вышел из машины и хотел последовать за Симоной, но та уже успела скрыться из виду. У двери его приветствовал человек с бульдожьим лицом — очевидно, дворецкий, — представившийся как Драйзер.
— Следуйте, пожалуйста, за мной, сэр, — произнес он голосом распорядителя похорон. — Я покажу вам вашу комнату.
«Можно подумать, — усмехнулся про себя Блю, — что все, кто работает на Симону, подписывают контракт, запрещающий им улыбаться на работе!»
Нэнс, впрочем, был довольно-таки дружелюбен на вид, но тоже вел себя сухо в присутствии Симоны. Неужели такому неистощимому весельчаку, как Нолан, не душно в этой атмосфере?
Заметив в прихожей свой мешок, небрежно брошенный к стене, Блю подхватил его и последовал за Драйзером. Комната, в которой ему предстояло прожить эти злосчастные две недели, находилась на третьем этаже. Блю огляделся вокруг, не скрывая восхищения. Комната оказалась как раз такой, как он ее себе и представлял: темно-розовые шелковые обои; паркет с причудливой мозаикой из редких пород дерева, отполированный до блеска от бесконечных хождений по нему за многие годы; огромные, стоившие, должно быть, целое состояние гобелены, лишь слегка тронутые временем; обилие бронзовых скульптур, тоже начищенных до блеска. Казалось, обстановка комнаты очень мало поменялась с самого начала девятнадцатого века.
Он вожделенно посмотрел на роскошную кровать и хотел уже было лечь, как взгляд его упал на телефон, стоявший на тумбочке рядом с изголовьем.
Он позвонил Джилли в гавань. По его расчетам, на острове теперь пять утра, и ранние рыбаки уже начали выходить в море. Джилли наверняка уже не спит.
— Гавань Джиллифиш. Доброе утро, — раздалось в трубке.
Острова Сан-Хуан давно уже стали вторым домом для Блю и для его единственной любви — пятидесятитрехфутовой яхты с огромным салоном, современнейшим электронным оборудованием и мотором, мощности которого хватило бы, чтобы дотянуть хоть до самого края света. Он назвал ее «Три желания», хотя она была всего лишь одним из его сокровенных желаний, которое пока сбылось.
Вторым желанием было приобрести наконец Лунный остров в полную и безраздельную собственность. Ну а третье? Об этом Блю в свои тридцать восемь уже перестал и мечтать. Приобрести яхту или остров гораздо проще, чем жену, которая действительно окажется для него подходящей. На данный момент красавица яхта была для него единственной «женщиной».
Последняя его связь с женщиной из плоти и крови закончилась три года назад. Он чуть было не женился тогда на Бриджет, но, слава Богу, успел вовремя спохватиться. Бриджет была умной и красивой, только в последнее время Блю все больше начинало казаться, что их связывает лишь привычка друг к другу. А жениться потому, что вы привыкли друг к другу, — большая ошибка, и Блю знал это.
— Привет, Джилли. Есть новости от Сэма Пирсона?
— Привет, Блю. Куда это ты вдруг сбежал?
— В Лондон.
— Куда? — переспросил Джилли, что-то жуя. Он все время что-то жевал.
— В Лондон, дружище, в добрый старый Лондон, черт бы его подрал. Ты скажешь мне о Пирсоне или нет?
— В Лондон? Что ты там забыл?
«Пошли мне, Господи, терпения!» — раздраженно подумал Блю.
— Вызвался оказать одну услугу одному приятелю, — произнес он вслух.
«Пирсон, Джилли, ты скажешь мне о Пирсоне?!» Но торопить Джилли было бесполезно — он все равно ответит на вопрос не раньше, чем сам захочет.
Прожевав наконец как следует, Джилли произнес:
— Старина Пирсон был здесь вчера. Я видел его в пивной с Джеком Ротом.
Блю яростно потер висок, как будто его мучила головная боль. Джек Рот давно уже облизывался на Лунный остров, хотя и по другим причинам, чем он. Черт побери, сейчас надо быть там, а не здесь, помогая этой дамочке совершать сделку, без которой она в любом случае не обеднела бы.
— И к чему в конечном счете они пришли? — спросил он.
— Сэм говорит, что этот Рот ему вообще-то не очень приглянулся.
Блю готов был праздновать победу, но из слов Джилли понял, что поспешил.
— Впрочем, — произнес тот, — это, может, его и не остановит. Ты же знаешь, как этот старый пень жаден до денежек. Короче, старик сказал, что сейчас он уезжает, а когда вернется, тогда все обмозгует.
— И надолго он уезжает?
— Примерно на месяц. Он поедет навестить детей и наверняка будет гостить у них, пока они его не выгонят.
Ура! Удача, кажется, с ним. Скорее всего он вернется на остров раньше Сэма, но на всякий случай все равно должен себя обезопасить.
— Джилли, — произнес он, — запиши, пожалуйста, номер. — Он продиктовал ряд цифр, написанных на карточке, вставленной в телефон. — Если Сэм вернется раньше, звони мне немедленно, в любой час дня и ночи. Ты понял? Я не желаю уступать Лунный остров ни Джеку Роту, ни кому бы то ни было.
— Хорошо, Блю, но ты ведь знаешь Сэма. Он уже который год твердит, что собирается продать остров, а воз и ныне там.
— Но на этот раз продаст. Я это чувствую.
— Что ж, может, тебе и виднее, — философски произнес Джилли. — Что-нибудь еще?
— Да. Наведывайся, пожалуйста, время от времени на мою яхту. Вряд ли с ней может что-то случиться, но береженого Бог бережет. Хорошо? Я вернусь ровно через две недели. Заранее благодарен, Джилли.
Лунный остров, самый большой в архипелаге Сан-Хуан, лежал к северу от Сиэтла и к югу от канадской границы. В течение двух последних лет этот райский уголок был для Блю родным домом, который он покидал лишь тогда, когда этого требовали обстоятельства. Хотя в последнее время по делам Блю приходилось чаще бывать в Голливуде, чем в Нью-Йорке.
Повесив трубку, Блю провел рукой по своему колючему подбородку и поспешил в душ.
Минут через двадцать он вышел с полотенцем вокруг пояса наподобие набедренной повязки. Приняв душ и побрившись, он чувствовал себя если не новым, то, во всяком случае, обновленным человеком. В тот момент, когда Блю сосредоточенно пытался найти в своей поклаже чистое белье, дверь его комнаты неожиданно открылась. Он вскочил.
Симона шла прямо на него, ничего не замечая перед собой, ибо взгляд ее был прикован к каким-то бумагам, которые она держала в руке. Лишь почти уткнувшись в обнаженную грудь Блю, она наконец заметила его. Симона застыла в оцепенении.
— Что вы здесь делаете? — наконец спросила она, оглядываясь вокруг, словно желая удостовериться, действительно ли она попала в ту комнату.
— Этот же самый вопрос я собирался задать вам.
— Но это комната, смежная с моей спальней. Я обычно использую ее как кабинет.
— Эту комнату указал мне дворецкий, — сухо произнес он.
— Дворецкий? А, вы имеете в виду Драйзера! — Симона быстро прошла к телефону. Она была в одних чулках. Ногти на ногах были накрашены в такой же коралловый цвет, как и ее губы. Блю еще никогда не приходилось видеть таких маленьких, изящных ножек. Волосы ее были распущены и так черны, что отливали синим. Блю поймал себя на том, что невольно любовался ею. Он стал прислушиваться к тому, что она говорила по телефону.
— Драйзер? Почему вы поместили мистера Блюделла в розовую комнату? Вы же знаете, что мистер Смит всегда останавливается в этой комнате на втором этаже… Ах да, я и забыла… Да, да, разумеется… Извините, Драйзер. — Она повесила трубку и рассеянно потерла висок.
«Она выглядит усталой, — отметил про себя Блю. — Сейчас бы ей помог массаж… и хороший секс. Откуда у меня вдруг такая мысль? Секс в программу не входит. Хотя это было бы, пожалуй, не так уж плохо…»
Поскольку она молчала, заговорить пришлось ему:
— Так что? Мне уйти или остаться?
— Оставайтесь, Блю. Прошу прощения. Я и забыла, что на втором этаже сейчас ремонт… — Она оборвала себя на полуслове. — Но надеюсь, вам здесь будет неплохо.
Она устало запрокинула голову, медленно свела лопатки и поморщилась. Блю хорошо представлял, что значит затекшие мускулы, и знал, как этому помочь.
— Подойдите сюда, — произнес он. — Я могу вам помочь.
Симона явно колебалась, но в конце концов, видимо, решила, что он предлагает ей массаж без всякой задней мысли. Она подошла.
— Повернитесь ко мне спиной, — приказал он, — и поднимите волосы.
Она послушно подняла руки вверх, захватив при этом шелковые пряди.
Блю сплел пальцы в замок.
«Осторожно, Томас Блюделл! Ты играешь с огнем!»
— Расстегните ворот, — попросил он.
Расстегнув несколько верхних пуговиц, она молча приспустила блузку с плеч. Блю поразила белизна и гладкость ее кожи.
Он начал массаж. Его большие пальцы уверенно делали свою работу — сначала едва касаясь, затем постепенно все сильнее, впиваясь в мягкий бархат ее шеи. Блю чувствовал сам, как расслабляются ее усталые мускулы, как разливается по ним блаженное тепло… Ему казалось, что еще ни одна женщина не чувствовала себя так хорошо в его руках.
С губ Симоны вдруг сорвался тихий стон. Блю почти не уловил его, однако другая часть тела среагировала мгновенно. Словно обжегшись, он отдернул руки.
С минуту Симона стояла неподвижно. Затем отпустила волосы, и те рассыпались по плечам великолепным каскадом. Она повернулась к нему, застегивая блузку.
— Большое спасибо, Блю. Теперь мне действительно легче. Оказывается, у вас есть кое-что общее с Ноланом — он тоже потрясающе делает массаж.
— Я рад, что смог вам помочь, — произнес он, чувствуя себя змеем-искусителем перед Евой.
Она направилась к двери, но на пороге остановилась.
— Увидимся в библиотеке, Блю. Нам еще предстоит поход по магазинам. Вы выглядите потрясающе в этом полотенце, но, боюсь, на сегодняшний вечер у меня другие планы. — Она вышла, закрыв за собой дверь.
Блю стоял, пригвожденный к месту, надеясь, что «набедренная повязка» оказалась все-таки достаточно толстой, чтобы не выдать его неожиданной реакции — неожиданной в первую очередь для него самого. Казалось бы, от ледяной глыбы и то скорее можно было бы возбудиться, чем от такой женщины, как Симона Дукет. Да, она сама покорно подставила плечи под его руки, но Блю не питал иллюзий на этот счет. Она сделала это лишь потому, что составила неверное заключение о его сексуальной ориентации.
— Черт бы тебя побрал, Нолан Смит! — проворчал Блю.
Симона прислонилась к дверному косяку. Голова у нее кружилась. Да что с ней такое?! Она застонала! Она никогда не стонала, даже… Она попыталась убедить себя, что это произошло лишь от физического удовольствия, не имеющего в себе ничего сексуального. К тому же этот Блю — скорее всего голубой…
Симона закрыла глаза, тщетно пытаясь успокоиться. С тех пор как Томас Блюделл вошел на борт ее самолета, у нее, казалось, началась непрерывная череда проблем, и чем дальше, тем больше. Она не могла понять, с чего это вдруг Нолан решил, что Блюделл будет ему достойной заменой. Менее подходящего человека на эту роль трудно было себе представить. Джозефина требовала самой строгой формальности, и Нолан знал это. Блю с его развязностью не продержался бы в обществе Джозефины и дня. По ее мнению, все сотрудники «Анджаны» должны быть безупречно отутюжены, накрахмалены и подчеркнуто строги. Ничего общего с той дружеской обстановкой, что царила на «Бьютифул вуд», которую Симона возглавляла шесть лет, до того как стала президентом «Анджаны». Там она не только знала всех своих сорок пять подчиненных лично, но и помнила имена всех их жен и детей. Еще бы, ведь вместе они превратили скромную мебельную фабрику в компанию, дважды получавшую призы за качество и дизайн на международных выставках.
Но Джозефина сразу же дала понять, что у себя она не потерпит и тени такой фамильярности.
— Я возглавляю серьезный бизнес, Симона, — говорила она, — а не играю в бирюльки. Устраивать перекуры и болтать о ерунде можешь в другом месте.
Симона сразу же почувствовала это. Здесь ее подчиненные держались от нового босса на таком же почтительном расстоянии, как привыкли держаться от Джозефины, и Симона понимала: изменить что-либо будет сложно.
— Ты скоро привыкнешь к этому, — убеждала Джозефина. То, как сложно было Симоне теперь общаться с Блю, говорило ей, что она действительно начинает привыкать. Пора бы всерьез задуматься…
Но не сейчас. Сейчас ей нужно подумать о Гэбриеле. Немного успокоившись, Симона прошла к письменному столу в викторианском стиле и вынула из дипломата письмо. Склонившись над столом, она разгладила измятый лист бумаги, который сначала было выбросила в мусорную корзину. Может быть, ее первая реакция была правильной — письмо действительно нужно было выбросить. Но в конце концов Симона настолько изменила свое решение, что даже запланировала визит и внесла его в повестку нынешней поездки в Европу, хотя отлично понимала, что Гэбриелу от нее нужны только деньги.
Она снова пробежала глазами по строчкам, смахнув ладонью непрошеную слезу, застывшую на густых темных ресницах.
«Симона!
Я знаю, что прошло уже много времени, но я сейчас нуждаюсь в некоторой финансовой поддержке и не настолько горд, чтобы отказаться от твоей помощи. Свяжись со мной, пожалуйста, по вышеуказанному адресу.
Гэб».
Симона посмотрела на адрес. Бельгия, Брюгге. Так близко от того места, где она сейчас находится, — стоит лишь перелететь Ла-Манш… Когда-то она так любила Гэбриела… Теперь от этой любви осталась одна лишь боль…
Она ни разу не видела брата, не разговаривала по телефону, не получала от него писем, с тех пор как он ушел из дома семнадцать лет назад. Ей тогда было пятнадцать, ему восемнадцать. Нет, она не ответит на это письмо, никуда не поедет, хотя ей и хотелось бы посмотреть ему в глаза, чтобы он почувствовал ту же боль, что и она после его ухода. Он обещал вернуться, написать… Но Джозефина оказалась права, когда объявила Гэба таким же подлецом, как и его отца, а заодно всех мужчин в целом.
Однако Симоне потребовался еще один жизненный урок — жестокий урок, — чтобы понять, насколько была права ее мать. Побывав замужем за Харпером Макмилланом, она смогла убедиться в том, что в конце концов мужчины уходят, каковы бы ни были их цели и интересы. Все это рано или поздно оказывается для них важнее, чем женщина. Джозефина говорила, что пытаться здесь что-либо менять бесполезно — это у мужчин в крови. Во всяком случае, как бы то ни было, урок оказался слишком жестоким, и у Симоны не было ни малейшего желания входить в одну и ту же реку дважды.
Она сложила письмо и спрятала его в ящик стола, решив не говорить о нем Джозефине. У нее и без того по горло хватало проблем.
Подумав о своей матери, Симона решила, что надо бы ей позвонить. Она обещала сделать это, как только прибудет в Лондон. А Джозефина не любила ждать. Симона потянулась к телефону.
«Харродс», один из главных магазинов Лондона, высотой в пять этажей и площадью в четырнадцать акров, был переполнен. Стоял июль, самый пик сезона, и туристы все как один были одержимы идеей если не купить, то хотя бы посмотреть все, что только можно. Блюделл уже готов был растеряться в этой суете, но тут к ним подошел услужливый продавец и сразу же проводил в отдел мужской одежды, который, как ни странно, был совершенно свободен. Драйзер, как оказалось, заранее позвонил в магазин, оповестив об их прибытии.
Симона начала что-то говорить продавцу, и маленький подвижный человечек лет пятидесяти в безупречно накрахмаленной рубашке и с такими же безупречными манерами что-то очень быстро записывал в блокнот. Только когда Симона замолчала, он повернулся к Блю.
— Хорошо, мисс Дукет, я думаю, смокинг джентльмену не очень пойдет. Лучше обычный строгий пиджак.
Блю готов уже был согласиться с продавцом, но тот опять повернулся к Симоне — решающим для него было явно мнение дамы, а не мнение мужчины. Она кивнула.
— Сюда, пожалуйста, сэр, — человек наконец заговорил с Блю.
Тот послушно последовал за ним в огромную примерочную. Оставшись с продавцом наедине, он сразу же обратился к нему:
— Как вас зовут?
— Коллинз, сэр.
— Вот что, Коллинз, давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Покупаю я, а не леди. Если мне что-то не понравится — значит, я не беру, и точка. Понятно?
Коллинз нахмурился, но затем кивнул.
— Отлично, — оживился Блю. — Покажите-ка, что вы там написали?
Коллинз колебался, но клиент так пристально смотрел на него, что в конце концов он протянул ему свой список.
Блю быстро пробежал его глазами. Да что она, с ума сошла? Сколько же, по ее мнению, нужно мужчине одежды на три недели? Он протянул список обратно Коллинзу:
— Принесите половину этого. За час, я думаю, управимся. Фигура у меня стандартная, так что с размером проблем не будет.
Ни один мускул не дрогнул на лице Коллинза. Еще бы, ведь если ему удастся продать хотя бы половину всего того, что надиктовала ему леди, это уже можно будет считать большой удачей.
— Как скажете, сэр, — произнес он. — Снимите, пожалуйста, ваши… э-э… джинсы, и мы начнем, пожалуй, с вечернего костюма. Не возражаете?
— Ничуть. Кстати, Коллинз…
— Да, сэр?
— Счет, пожалуйста, принесите мне. — Блю ни в коем случае не хотел допускать, чтобы Симона Дукет платила за него. Он же ей не любовник, в конце концов!
— Хорошо, сэр.
Коллинз удалился. Блю посмотрел на часы.
Симона нервно ходила взад и вперед, почти поминутно глядя на часы. Уже почти час Коллинз, не теряя, однако, своей безупречной выдержки, сновал в примерочную и обратно с роскошными мужскими костюмами. Каждый раз, когда он направлялся туда, она обращалась к нему с одними и теми же словами:
— Коллинз, попросите, пожалуйста, мистера Блюделла выйти. Я хотела бы посмотреть, что покупаю.
— Хорошо, мисс Дукет, — отвечал Коллинз, но Блю так и не появлялся.
Наконец терпение Симоны лопнуло, и она послала Нэнса. Но и тот вышел обратно один. На его скуластом, широком лице играла улыбка, что было странно — Нэнс редко улыбался, во всяком случае, в присутствии Симоны.
— Ну? — спросила она.
Нэнс улыбнулся еще шире:
— Он не хочет выходить, мисс.
— Почему, черт побери?! — Нога Симоны против воли начала отбивать дробь по полу.
— Говорит, стесняется.
— Стесняется, тоже мне! — фыркнула Симона. — Нэнс, скажите этому шуту, чтобы выходил немедленно!
— Слушаюсь, мисс. — Нэнс снова направился в примерочную.
— Нет, подождите. Я сама позову его!
Она решительным шагом направилась к примерочной и отдернула тяжелую занавеску с такой силой, что чуть не оторвала ее.
Блю застегивал молнию на темно-малиновых шелковых брюках, которые смотрелись на нем потрясающе. Он остановился, оставив верхнюю пуговицу незастегнутой. Белая рубашка была также расстегнута, ноги босые. Внезапное вторжение Симоны, казалось, ничуть не смутило его, равно как и неизменно невозмутимого Коллинза. Они лишь внимательно посмотрели на нее: Коллинз с вежливо-вопросительной улыбкой, Блю с невинно-довольным видом. Оба молчали.
— Вы закончили? — произнесла Симона, едва удерживая гнев и в то же время стараясь не смотреть на широкую загорелую грудь Блю, видневшуюся в вороте расстегнутой рубашки.
— Вполне, — все так же невозмутимо заметил тот и фамильярно похлопал Коллинза по спине. — Этот парень — просто клад. Мы с ним тут за час успели подобрать мне такой гардероб, что ты, увидев меня в нем, закачаешься.
— Да? — с сарказмом произнесла она. — А я думала, мне так и не будет позволено на это посмотреть!
Он лукаво подмигнул ей:
— Не беспокойся, крошка. Ты еще успеешь увидеть меня во всем этом, а можно и без всего этого, если захочешь.
После этих слов даже вечно невозмутимый Коллинз покраснел и закашлялся.
— Выходите! — почти выкрикнула Симона и сама удивилась, каким чужим стал ее собственный голос.
Блю покорно вышел. Она резко повернулась к нему.
— Вы не гомик, — сказала Симона. Теперь она знала это безошибочно, и, как ни странно, где-то в глубине души ей это даже нравилось. К тому же этот странный незнакомый голос постепенно становился близким и привычным.
Блю улыбнулся и начал застегивать рубашку.
— Как вы вычислили? — спросил он.
— Немного дедукции, — мрачно ответила она.
— Поздравляю, мисс Дукет! — улыбнулся он. — Из вас вышел бы хороший сыщик! — Он расстегнул молнию и заправил рубашку в брюки.
— Вы должны были предупредить меня, — заявила она, отводя глаза в сторону и подумав вдруг о том, как глупо, должно быть, выглядит со стороны, вперив взгляд в почти незнакомого мужчину, невозмутимо застегивающего штаны прямо у нее перед носом.
— Я полагал, у вас был шанс это заметить, — произнес он.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Значит, полотенце оказалось толще, чем я думал, — произнес он.
— Ничего не понимаю! Какое полотенце… — Она вдруг покраснела до корней волос.
Он усмехнулся и продолжал одеваться.
Симона молча смотрела, как он деловито застегнул верхнюю пуговицу брюк и начал продевать в них блестящий черный ремень. Блю опустил голову, и его длинные, выгоревшие на солнце волосы упали на лицо. Это почему-то напомнило Симоне о спящей ночной земле, о мягком лунном свете…
Блю поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Надеюсь, я не разочаровал тебя, крошка? — произнес он.