Голос любви

Глава 3

Симона смотрела на него, ругая себя за свой прошлый самоуверенный, но, как оказалось, ложный вывод. В самом деле, почему, собственно, из того, что Нолан — гомосексуалист, неизбежно должно следовать, что у его друга та же ориентация? Теперь Симона готова была дать голову на отсечение, что Блю — стопроцентный гетеросексуал. Ее собственная реакция на прикосновение его сильных, но нежных рук должна была безошибочно сказать ей об этом, но Симона так давно не испытывала подобных ощущений, что уже успела забыть…

И вдруг она почувствовала, как внутри поднимается глубокий женский инстинкт, который, как оказалось, не смогли убить ни неудачное замужество, ни годы одиночества… Но вместе с этим ее тут же обожгла новая мысль: Блю был воплощенной мечтой любой женщины. Джозефина не сможет не заметить этого. А какова будет ее реакция, догадаться несложно. Симона потерла лоб, словно пытаясь вернуться из хаотического мира эмоций в мир бизнеса, где правит бесстрастный расчет.

— Эй, с вами все в порядке? — раздался над ее ухом уже знакомый голос.

Симона очнулась. Блю пристально смотрел на нее, буравя насквозь своими проклятыми голубыми глазами.

— Со мной все в полном порядке, — произнесла она. — А что касается вашего вопроса насчет того, разочаровали ли вы меня, — нет, не разочаровали. Вы меня никогда и не очаровывали. Чем быстрее вы это поймете, тем лучше для вас. — Ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали резко, но она сама чувствовала, что тон ее был неуверенным, а голос на мгновение дрогнул.

Блю задумчиво посмотрел на нее:

— Что ж, откровенное признание…

Он, как был без носков, сунул ноги в мягкие кожаные туфли и последовал за ней.

— Вы, что, вообще не носите носков? — спросила она.

— Только если не могу себе позволить пойти без них. — Он усмехнулся. — Вообще, по мне, чем меньше одежды, тем лучше.

— Это я уже успела заметить, — сухо сказала она.

Когда в половине девятого Симона и Блю подъехали к «Клэриджу», их лимузин оказался одним из многих, стоявших у подъезда этого роскошного лондонского отеля, в котором, как правило, останавливались президенты и члены августейших фамилий иностранных держав.

Они направились прямо в частный кабинет, зарезервированный для ужина «Анджана энтерпрайзис». Присутствовало, по оценке Блю, человек восемьдесят. Судя по всему, они с Симоной были в числе последних, если не опоздавших.

Поведение мисс Дукет смущало Блю. В одну минуту она была чопорной светской леди, в другую казалась растерянным ребенком, потерявшимся в толпе. Временами она действовала Блю на нервы, но одновременно чем-то притягивала его, и это несколько пугало.

Ожидая ее около часа назад в библиотеке особняка, Блю с ужасом думал о предстоящем вечере. Но стоило ему взглянуть на появившуюся Симону, как этот ужас сразу же сменился сладкими предвкушениями. Симона не вошла, а вплыла в комнату в чем-то белом и полупрозрачном, открывавшем белоснежные плечи и обрисовывавшем соблазнительные округлости. Ниже пояса это «что-то» спадало воздушными, как пена прибоя, складками до самых щиколоток. В целом нельзя было не признать, что выглядит она потрясающе.

Руки Блю дрожали, а когда Симона попросила его помочь ей надеть вечерний пиджак, он почувствовал такую же дрожь во всем ее теле. Она явно нервничала по поводу предстоящего вечера не меньше — если не больше, — чем Блю. Позднее, в машине, он попытался задавать ей вопросы, желая побольше узнать о ее матери, но она коротко отвечала, что он вскоре увидит ее сам, и поспешила перевести разговор на другую тему — о предстоящей сделке с Хэлламом и о том, как она важна для «Анджаны».

Блю слушал, но не слова занимали его, а ее мягкий голос и полные, сочные, соблазнительные губы. Глядя на них, трудно было думать о бизнесе.

Сейчас Блю стоял в углу роскошного зала и смотрел, как Симона в противоположном конце разговаривает о чем-то с солидным мужчиной в смокинге, еле сходящемся на его необъятном животе. Этот толстяк сразу же набросился на Симону, едва та успела войти в зал. Оторвав глаза от своей спутницы, Блю присел за столик, который был заказан для них, и стал, потягивая вино, рассматривать публику в зале.

Окинув ее взглядом, он готов был восхищенно присвистнуть, если бы ситуация не запрещала ему это. Судя по всему, здесь собрались люди, капиталы которых в общей сумме с лихвой превысили бы годовой бюджет США. Блю не считал себя бедняком, но по сравнению с этими людьми был, конечно же, нищим. Впрочем, как поговаривал покойный Томас Блюделл-старший, «богат не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает того, что у него есть». Блю того, что у него было, вполне хватало.

Он улыбнулся с чуть заметной светлой грустью, вспомнив своего отца — аптекаря в маленьком городке и неисправимого филантропа, но с мудрой философией. Поставив свой бокал на стол и вращая его за ножку, Томас Блюделл-младший погрузился в воспоминания. Отец умер год назад, и Блю до боли не хватало кристально ясного взгляда его мудрых голубых глаз.

Неожиданно на его плечо легла чья-то рука. Он поднял глаза и встал из-за стола.

— Блю, я хочу представить вам Гаса Хэллама. — Симона указала на мужчину, стоявшего рядом с ней. — Мистер Хэллам, Блюделл на данный момент замещает Нолана, занимается финансовым анализом…

Блю подал руку новому знакомому. Хэллам был высоким, худощавым, безукоризненно одетым мужчиной лет, как казалось, сорока. Глубокие темно-серые глаза, чопорные манеры. Явно не из тех мужчин, что любят выпить с приятелями пива и пофилософствовать о жизни.

— Блю? Необычное имя, — сухо произнес Хэллам.

— Лучше, чем то, вместо которого оно используется, — произнес Блю, не удостоив, однако, собеседника дальнейшими разъяснениями — впрочем, не столько потому, что не хотел, сколько потому, что в этот момент к их компании присоединилась подвижная и непрестанно верещащая дамочка довольно пышных габаритов.

— Гас, котик, где наш столик? Я немедленно должна сесть, у меня просто ноги отваливаются — весь день по магазинам… — Она взяла Хэллама под руку. Волосы шумной дамочки были огненно-рыжего — явно ненатурального — цвета. Закат на островах Сан-Хуан, подумал Блю, и то не являл столь ярких красок.

— Мы, кажется, сидим здесь. — Хэллам кивнул на столик, из-за которого только что поднялся Блю. — Я не ошибаюсь, Симона?

— Нисколько, — откликнулась та. — Садитесь, пожалуйста, мисс… — обратилась она к рыжеволосой толстухе.

— Шандра. Шандра Маккуэйд.

— Мисс Шандра, садитесь, пожалуйста, если вы устали. Я знаю, как тяжело бывает порой ходить по магазинам. — Симона бросила многозначительный взгляд в сторону Блю. Он усмехнулся, но она не удостоила его ответной улыбкой. По сути, подумал Блю, она ни разу не улыбнулась ему с самого момента их встречи. Впрочем, его не оставляла надежда вскоре исправить это положение. Он предупредительно подставил стул уставшей от магазинов Шандре и заботливо усадил ее.

— Присядем, — предложил Хэллам. — Джозефина — и ужин — наверняка скоро будут.

Когда они расположились за столом, к ним присоединились толстяк в готовом лопнуть на нем смокинге, бывший, как оказалось, каким-то графом в одиннадцатом поколении и весьма крупным спонсором британского отделения «Анджаны», и его жена. Блю достаточно в свое время повращался в этих кругах, чтобы знать, как важны связи с подобным спонсором.

По залу вдруг пробежал ропот, и взгляды присутствующих устремились в одну точку.

— Кто это? — спросила Шандра, глядя в направлении двери.

Симона выпрямилась на своем стуле, как аршин проглотила.

— Это Джозефина Дукет, Шандра, — произнесла она.

— Ваша мама?

Блю заметил, как Симона вдруг скривилась, но затем сумела взять себя в руки и изобразить улыбку.

— Да. Моя мать.

Блю посмотрел в том направлении, куда были обращены все взгляды.

Джозефина и впрямь была заметной фигурой. Намного выше, чем дочь, и черты лица более резкие. Волосы, когда-то, без сомнения, такие же иссиня-черные, как и у Симоны, были сильно тронуты сединой. Как ни странно, это ее не старило. Блю знал, что Джозефине никак не меньше пятидесяти пяти, но выглядела она гораздо моложе. Не многие женщины в ее возрасте могли позволить себе появиться в таком открытом облегающем платье.

Джозефину сопровождал какой-то молодой человек, галантно снявший с ее плеч плащ при входе и протянувший его швейцару. На вид парень почти годился Джозефине во внуки.

— Вы удивлены? — Взгляд Симоны встретился со взглядом Блю.

— Что, это у меня на лице написано?

— Все бывают удивлены при первой встрече с Джозефиной. Почему вы должны быть исключением?

— Я ожидал, пожалуй, что она будет старше на вид, но подумал сейчас не об этом.

— О чем же?

Он наклонился к самому ее уху:

— Я подумал, — прошептал он, — что дочь гораздо красивее матери.

Она отстранилась от него.

— Не действуйте мне на нервы, Блю. — Это был не приказ, а скорее мольба.

— И не думаю, — произнес он, слегка понизив голос. — Это комплимент, совершенно искренний. Вы красивая женщина, а я… я мужчина, который умеет это ценить.

— Вы бы лучше ценили то, что в ближайшие три недели я — не красивая женщина, а ваш босс, и оставили бы ваши комплименты при себе. — Тем не менее Блю заметил, что от его слов Симона слегка зарделась, как юная барышня.

— А что, если женщина — мой босс, то она уже не может быть красивой?

— Если женщина — ваш начальник, то она может приказать вам не превышать ваших полномочий.

— А кто определяет границы моих полномочий?

— Я, — сурово произнесла Симона.

— Стало быть, — притворно вздохнул он, — есть надежда, что когда-нибудь вы их пересмотрите.

Симона лишь презрительно промолчала.

Блю отметил про себя странную вещь: чем больше действовала ему на нервы Симона Дукет — сверхделовая бизнес-леди, тем больше привлекала Симона-женщина. «Она пересмотрит „границы моих полномочий“, — решил Блю, — дайте только срок. Впрочем, — самоуверенно думал он, — срок будет небольшим».

— Что ж, — пожал он плечами, — если в «Анджане» существует правило, что подчиненный не имеет права говорить комплименты начальнику, то, видно, мне здесь не место. Я ухожу.

Блю не без наслаждения смотрел, как у Симоны широко раскрылись глаза и она непроизвольно откинулась на спинку стула. Быстро оглядевшись вокруг и стараясь, чтобы ее никто не слышал, она произнесла:

— Вы не можете уйти.

— Почему же?

— Вы знаете почему, — сказала она, по-прежнему оглядываясь по сторонам.

— Ах да, забыл: потому что тогда вы уволите Нолана. — Он помотал головой. — Извините, мисс, на этот трюк я больше не попадусь. Вы слишком привязаны к Нолану, к тому же для вас он идеальный деловой партнер: умный, хорошо знает свое дело, и — что важнее всего — безопасный сопровождающий.

Она угрожающе нахмурилась:

— Я не бросаю слов на ветер, мистер Блюделл. Вы недооцениваете меня.

На этот раз Блю действительно был задет.

— Рискую показаться грубым, мисс, — произнес он, — но считаю своим долгом предупредить вас: и я не бросаю слов на ветер, и меня тоже не стоит недооценивать.

Он начал подниматься из-за стола, хотя понимал, что это был уже перебор, ибо на самом деле он не хотел никуда уходить. Симона остановила его, дотронувшись до руки.

— Садитесь, — прошептала она. — Нашли время играть спектакли. К нам приближается Джозефина!

Он колебался. Ее рука сжалась вокруг его запястья. Она закрыла глаза.

— Сядьте, Блю. Прошу вас, сядьте!

Он повиновался.

Джозефина подплыла к их столику на всех парусах. Блю снова поднялся, на этот раз вместе со всеми мужчинами за столом.

Другая женщина на месте Джозефины, возможно, произнесла бы: «Садитесь, господа!» — но эта приветствовала каждого из присутствующих лично. До Блю она добралась в последнюю очередь.

— Симона, а кто этот симпатичный мужчина? — Голос Джозефины звучал вежливо, но взгляд, пронзивший Блю, был ледяным.

— Это Томас Блюделл, Джозефина. Друг Нолана. Впрочем, я, кажется, упомянула о нем, когда звонила тебе… — Симона явно чувствовала себя немного неловко.

— Да, припоминаю. — Взгляд Джозефины по-прежнему скользил по лицу Блю, и ему казалось, что до него дотрагиваются металлическими щупальцами. Однако, судя по его глазам, устремленным на Джозефину, он сам был не робкого десятка.

— Надеюсь, Томас, — произнесла она, — вы справитесь с тем, чтобы заменить нашего Нолана. Для нас он неоценимый работник.

— Постараюсь не разочаровать вас, миссис Дукет. Кстати, зовите меня просто Блю.

— Блю? Где-то я уже слышала это имя… — Джозефина задумалась, но не более чем на долю секунды. — «Аллмонд индастриз»?

— У вас отличная память!

— Блю ушел из «Аллмонд» пять лет назад, — поспешила уточнить Симона.

— Еще бы! Такое трудно забыть… — Глаза Джозефины сузились. — Помню, когда «Аллмонд» испытывал какие-то трудности, я предложила им купить их компанию. Но они предпочли нанять финансового эксперта, некоего Блю. — Она улыбнулась. — Так что из-за вас, молодой человек, я в свое время не смогла заключить весьма выгодную сделку.

— Поверьте, миссис Дукет, я не хотел вас обидеть, — вежливо произнес он.

— Ну что вы, — снова улыбнулась она, — я вовсе не обижаюсь. И зовите меня Джозефина. Все друзья зовут меня так. Враги, впрочем, тоже.

Блю нахмурился: он не совсем понял, что она хотела сказать этой своей репликой насчет врагов. Но Джозефина не дала ему времени обдумать это.

Она повернулась к мужчинам, по-прежнему стоявшим вокруг стола неподвижно, как языческие божки:

— Садитесь, джентльмены. Мы с Генри присоединимся к вам после того, как поздороваемся со всеми.

Она удалилась, даже не потрудившись представить своего юного спутника, который незамедлительно последовал за ней.

Когда они сели, Симона сразу же начала неожиданно оживленный разговор с мужчиной, сидевшим слева от нее. Она явно чувствовала себя неловко и, как казалось Блю, слишком часто отводила глаза. Блю сосредоточенно рассматривал свой бокал. Перспектива целый вечер провести за одним столиком с Джозефиной вовсе не казалась ему веселой. Не было сомнений, что она явно невзлюбила его с первого взгляда и не оказывала ему особого доверия. Впрочем, в этом она мало чем отличалась от своей дочери.

Когда они наконец вернулись домой, Симона искренне надеялась отложить разговор с Блю до завтра. Все, чего ей сейчас хотелось, — это как можно скорее добраться до постели. Но голос Джозефины в ее сознании звучал так ясно, будто она находилась рядом: «Никогда не откладывай неприятный разговор на завтра, Симона. Это — проявление слабости».

Вне сомнений, Блю сегодня вечером был в ударе — галантный, обходительный, остроумный. Не случайно эта Шандра весь вечер буквально пожирала его глазами! Как мало иногда требуется мужчине для того, чтобы очаровать женщину, — галантное обхождение плюс знание двух-трех анекдотов. Симона была не из тех, кто способен купиться на эту дешевую приманку. Но глупышек на свете, как известно, хватает — весь вечер к их столику слетались женщины, словно мухи на мед.

Она уже успела забыть, что он угрожал уйти, но Блю напомнил ей об этом в машине, по пути домой. Черт побери, и откуда вдруг такой подарочек на ее голову?!

Борясь с усталостью, Симона бросила пиджак и сумочку на роскошное кресло и поспешила в библиотеку.

Что ж, если он собирается уходить — скатертью дорога. Есть много людей, которые почли бы за честь занять это место. Ее мать всегда нанимала лишь самых лучших работников. Проблема была в том, что, поскольку их нанимала Джозефина, все они как один казались ее клонированной копией и с большинством из них Симоне трудно было находить общий язык. По крайней мере идея купить «Хэллам порклейн» была целиком и полностью ее собственной. Для Симоны это был шанс доказать, что и она тоже на что-то способна, и на деле, а не на бумаге взять управление «Анджаной» в свои руки. Она уже была сыта по горло тем, что каждый ее шаг контролировался матерью. В каждом своем решении она должна была отчитываться перед ее людьми, несмотря на то что формально они были ее подчиненными. Пожалуй, единственным исключением был Нолан. И вот теперь Блю. У него, может быть, и были свои странности, но по крайней мере этот человек не был похож на подчиненных Джозефины. К тому же отличный специалист. Нет, он не должен уходить!

Симона вдруг вспомнила, как сильные руки Блю массировали ее затекшую шею. В ту же секунду она почувствовала, как по телу снова разливается тепло…

Блю в библиотеке не оказалось. Симона налила себе бокал скотча и села, ожидая его.

Господи, ну и вечерок выдался! Симона ненавидела всяческого рода светские вечеринки, а теперь ей еще предстоит выяснение отношений с Блю… Мягкий шорох заставил Симону обернуться.

В дверях стоял он. Ворот накрахмаленной рубашки был расстегнут, на подбородке слегка проступала щетина. Блю выглядел усталым и, казалось, желал предстоящего разговора не больше, чем она.

Симона отпила глоток скотча.

— По-моему, пить для храбрости — не очень хорошая привычка, — заметил он.

— Если бы я интересовалась вашим мнением, я бы сама вас спросила. — Она отпила еще глоток. — А пока можете оставить его при себе.

На минуту воцарилось молчание.

— Ты действуешь мне на нервы, тигренок, — неожиданно произнес он.

— Послушайте, Блю, не стоит…

— Превышать своих полномочий? По-моему, тигренок, у нас уже был разговор на эту тему. Я, кажется, ясно сказал, что ухожу!

Она поставила бокал на столик и устало посмотрела на него. Разговор происходил совсем не так, как она планировала. Ей не хотелось, чтобы Блю уходил. Но если она не могла ему приказать, то как иначе этого добиться?

«Просто попроси, глупенькая. Другого способа нет…»

Она поднялась, стараясь хотя бы внешне выглядеть не потерявшей самообладания. Он с нескрываемым интересом посмотрел на нее и покачал головой.

— Послушайте, — начала она. — Я не знаю, как сказать… — Она перевела дыхание. — Я никогда не умела говорить… но я хотела бы, чтобы вы остались. Это очень важно для меня… — Она замолчала, ожидая его реакции.

Он молчал.

— Всего на три недели. Ни днем больше. Пожалуйста… — произнесла она, тщетно пытаясь справиться с дрожью в голосе. Иначе ее слова будут выглядеть как мольба.

Блю по-прежнему молчал. Он направился к ней. В полумраке библиотеки черты его лица казались еще более привлекательными. Он подошел к камину, где стояла Симона, взял бокал из ее руки и дотронулся до ее щеки — так легко, что она едва почувствовала это.

Он поставил бокал на столик.

— Это только считается, что рюмка виски придает мужества, — произнес он.

— Я просила вас воздержаться от коммента… — начала она, но оборвала себя на полуслове, понимая, что он прав. — На самом деле я не так уж много пью, — как бы оправдываясь, добавила она.

— Я знаю. За весь сегодняшний вечер вы почти не притронулись к спиртному. Хорошо, допустим… Ну а сейчас-то, со мной, чего вам бояться?

Она молчала. Он протянул руку, чтобы снова дотронуться до нее, но она отпрянула, словно некий инстинкт предупреждал ее об опасности. Опасности, которая за все эти годы, после того как ушел Харпер, казалось, ни разу ей не грозила.

Уже давно ни один мужчина не прикасался к ней — по крайней мере так…

Отойдя от Блю на несколько шагов, она повернулась и смерила его взглядом. Облокотившись на каминную полку, он, как всегда, невозмутимо разглядывал ее. Он уже смотрел сегодня так не один раз за ужином, и всякий раз она отводила глаза, мысленно ругая себя за это.

— Уж вас я, во всяком случае, не боюсь, — произнесла она.

— Вот и отлично. Я не кусаюсь. — Его лицо осветилось улыбкой. — Разве что если сами попросите…

— Я не мазохистка, — буркнула она.

— Как знать… — Он как ни в чем не бывало допил остатки скотча из ее бокала. — По-моему, у каждого из нас в глубине души живет мазохист.

— Вы не отвечаете на мой вопрос. — «И все время сам задаешь тон разговору, когда это должна бы делать я», — добавила она про себя. Впрочем, в глубине души она почему-то против этого не возражала…

Он пожал плечами.

— Насчет трех недель?

Она кивнула.

— Вообще-то у этой работы есть свои преимущества… Например, у вас отличные духи, и каждый день наслаждаться их ароматом было бы не так уж плохо. Но… — Он внимательно посмотрел на нее, стараясь заглянуть прямо в глаза.

— Продолжайте. Я слушаю.

— Но несколько лет назад я дал себе две клятвы. Первая — никогда не делать работу, которая мне не нравится. А заниматься финансовым анализом для воротил международного класса — работа, как раз подпадающая под эту категорию. — Он поморщился.

— А вторая?

— Никогда не работать с людьми, которые мне не нравятся.

— А я вам не нравлюсь. — Слова Блю задели ее до глубины души, но она постаралась, чтобы он ни в коем случае не заметил этого.

— Была, впрочем, и третья клятва, — произнес он.

— Какая же? Говорите.

— Никогда не работать на женщину, с которой я хотел бы провести ночь. А именно этого я и хотел бы, Симона. Очень хочу. — Его взгляд, устремленный на нее, убедительно говорил, что он не шутит.

Он не ударил ее, даже не дотронулся… Да и как он мог это сделать, стоя неподвижно в трех футах от нее? Почему же Симона почувствовала, что у нее все переворачивается внутри?

— Я вам не нравлюсь, но вы хотите со мной переспать? — спросила она.

Он молча пожал плечами. Чувствуя себя все более неловко под его взглядом, Симона потупилась.

— И это все ваши клятвы? — спросила она только для того, чтобы сказать хоть что-нибудь.

— Вроде бы все.

— Что ж, вы по крайней мере были честны со мной… — Симона отошла еще на шаг, но обернулась, желая посмотреть, какова будет реакция на ее слова. Однако на лице Блю она не смогла ничего прочесть. — И все же я хотела бы, чтобы вы остались, — тихо добавила она.

На этот раз Блю подошел и взял ее за руки.

— Я это знаю, — произнес он. — Мало того: я знаю, что вы попросили бы меня остаться, даже если бы я заявил, что на самом деле пришел в вашу компанию для того, чтобы разрушить ее до основания. Я не понимаю лишь одного: почему?

Дыхание перехватило от того, что Блю наклонился к ее лицу так близко, как только было возможно. Она чувствовала, как последние силы покидают ее уставшее, измученное тело.

— Почему, Симона? — проговорил он. — Почему вы не хотите, чтобы я уходил? Вы почти не знаете меня…