Архимандрит Лазарь (Абашидзе)
Голос заботливого предостережения
Издано по благословению епископа Саратовского и Вольского Лонгина
Библиотека Золотой Корабль.RU 2014
Содержание
Предисловие
"Голос заботливого предостережения"
"Богословие непослушания"
"Человека-то днем с огнем не найдешь"
"Путь, свидетельствуемый святыми отцами"
"Вы моему прегрешению не последуйте"
Святитель Игнатий и Оптинские старцы
"Праведных души в руце Божией"
Смешение понятий
"Иди, продай волю твою"
"Чтобы не попасть вместо врача на больного"
"Слепец же слепца аще водит..."
"Зачинаху отцы по жезлом"
Неканоничная икона
"Злое дерево плоды злы творит"
Вода, которая не утоляет жажду
"Неискусный кормчий губит корабль"
"Благонадежнейший способ руководствования"
"Прямая истина о духовной жизни"
Слепое послушание
"Надо понимать дух времени"
"Не нарицайте себе отца на земли"
Заключение
Список использованной литературы
Предисловие
Среди книжных полок, которые занимают стену моей келии, одна полностью отдана творениям святителя Игнатия Ставропольского. Все чаще меня притягивает к себе именно эта полка. И время, и жизнь наша все убедительнее свидетельствуют, что именно в этих книгах можно обрести верное, самое обстоятельное разрешение многих смущающих нас сегодня вопросов. Труды святителя Игнатия я стал читать почти сразу же, как пришел в обитель двадцать пять лет тому назад, и сегодня даже представить не могу, что бы я делал и как видел окружающую меня реальность, если бы в свое время не открылся мне аскетический опыт духовной жизни святого епископа Игнатия. В то время имеющиеся в библиотеке обители книги святителя были ксероксными перепечатками, тяжелыми и громоздкими, так что при чтении занимали собой половину стола, но и это была тогда такая счастливая находка! Теперь уже труды этого святого отца стоят на полках, скорее всего, в каждой православной библиотечке, как монастырской, так и домашней, красивыми, стройными рядами. Конечно, для меня как для человека, который в 80-х годах XX века пришел в единственный в ту пору действующий в Грузии монастырь (притом только что открывшийся), особенно ценно было и остается «Приношение современному монашеству» святителя Игнатия. Эта книга стала для меня чудным откровением, мне казалось, что она написана прямо для меня, казалось, что один из последних великих отцов Церкви через пропасть забвения и расторжения духовной преемственности протягивает мне свою крепкую руку, желая поддержать и направить по безопасному пути.
В то время немного книг стояло в книжном шкафу нашей маленькой обители. Теперь же каждую новоприобретенную книгу едва удается втиснуть в плотно заставленные ряды полок. Вот уже одна полка до отказа заполнена житиями, поучениями, наставлениями о монашеской жизни подвижников афонских - отцов XX века, самых близких нам по времени. Это уже несколько иная школа, несколько иное понимание духовного делания, приличествующего монашеству нашего времени, чем у святителя Игнатия. К настоящему моменту и в Грузии, и в России открылось много обителей, да и сейчас мы часто узнаем, что там или здесь открывается новый монастырь. И все эти возродившиеся братства оказываются перед выбором: где брать образец монашеской жизни, на чей опыт ориентироваться? Сегодня многие внимательно смотрят на Святой Афон, заимствуют от духовной школы афонитов пример для своего монашеского жития. Увлекаясь всеобщим воодушевлением, энергичной деятельностью по возрождению забытых традиций, порой начинаешь сомневаться в объективности учения Игнатия (Брянчанинова), кажется, что оно чрезмерно осторожно в отношении большинства монашеских деланий, что многое в нем преувеличено и может иметь место только в некоторых частных обстоятельствах. Сегодня уже нередко ставится под сомнение и взгляд святителя на образ современного монашеского послушания. Вот на полке находится книжка, описывающая жизнь афонского подвижника Ефрема Катунакского (†1998)[1]. Основная тема этой книги - учение о послушании и понимание этого монашеского подвига, каким он может быть сегодня,- представлено здесь совершенно иначе, чем у святителя Игнатия. В житии описываются современные примеры крайне самоотверженного, даже «слепого» последования послушника воле своего наставника. Но, может быть, святитель Игнатий учил об осторожности в послушании, исходя лишь из духовного положения современного ему русского монашества, или, может быть, это его духовное «приношение» адресовано только современному ему самому монашеству, а нам при возрождении монашеской жизни мало чем может послужить, а то и вовсе навредит?
Вот здесь на полке в моей келии едва заметна небольшая брошюра, написанная совсем недавно на Святом Афоне русским иеромонахом Доримедонтом, которая называется «Учение святителя Игнатия Брянчанинова о послушании в свете Святоотеческого Предания»[2]. В этой книжечке находим такое суждение: «Сравнивая учение святителя о послушании с хранимым на Святой Горе святоотеческим опытом послушания, необходимо признать, что мнение святителя с этим опытом расходится. Беспристрастный анализ этого мнения в свете общего святоотеческого Предания приводит к выводу, что в православной аскетике мнение святителя является единичным…Из трудов святителя видно его опытное незнание аскетического делания послушания старцу. Об этом незнании свидетельствуют многочисленные несогласуемые противоречия по вопросу о послушании на страницах его сочинений»[3].
В своей брошюре отец Доримедонт как раз и старается выявить это «расхождение мнения» святителя Игнатия со святоотеческим Преданием и, в частности, с «хранимым на Святой Горе святоотеческим опытом послушания». Работа эта оканчивается рядом цитат из поучений о послушании старцев Афона: Иосифа Исихаста, Ефрема Катунакского и отца Паисия. Эти цитаты как бы противопоставляются учению о послушании святителя Игнатия, они как бы опровергают мнение святителя о том, что ныне подвиг послушания старцу не может осуществляться в том же виде, что и в древности. Автор брошюры, отец Доримедонт, делает однозначный вывод о том, что предпочтение необходимо отдать опыту отцов Афонских как верных последователей древним святым отцам.
Таким образом, у меня на полке невдалеке друг от друга стоят две книги, которые учат по-разному об одном и том же предмете, весьма и весьма важном не только для иноческих братств, но и для христиан, спасающихся посреди мира. Попытаемся же рассмотреть труд отца Доримедонта и сравнить его со святоотеческим Преданием, а также с аскетическим опытом отцов последней эпохи - как святителя Игнатия, так и некоторых старцев Афона (на которых ссылается отец Доримедонт) - и рассудить: отвечает ли он духу этого Предания и этого опыта.
Иосиф Ватопедский, монах. Блаженный послушник. Жизнеописание старца Ефрема Катунакского. М., 2004.
Далее примечания без подписи принадлежат автору книги - архимандриту Лазарю.- Ред.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия Брянчанинова о послушании в свете Святоотеческого Предания. М., 2002. 64 с.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 4.
"Голос заботливого предостережения"
В самом же начале «Приношения современному монашеству» святитель Игнатий говорит, что он желает этим трудом «подать голос отцам и братиям, голос заботливого предостережения. Так поступает путешественник, претерпевший страшные бедствия в многотрудном и продолжительном путешествии! Свои заметки, драгоценное сокровище, он передает тем, которые намерены предпринять подобное путешествие, или уже вступили в путь, не зная его или ознакомясь с ним лишь поверхностно по описаниям устаревшим. Здесь указаны изменения… не в сущности, а в обстановке, имеющей на сущность существенное влияние; здесь указано, каким образом должно пользоваться писаниями древних и применять их к современности, избегая того ложного положения с его последствиями, в которое поставляется всякий не понявший и не приметивший необходимости применения»[1].
«Приношение…» начинается с «Правил наружного поведения для новоначальных иноков». Уже во втором правиле говорится об иноческом послушании: «…всякий, вступивший в монастырь, обязывается упражняться не в тех подвигах и трудах, которые кажутся самому ему нужными и полезными, но в тех, которые будут ему указаны и назначены настоятелем лично или при посредстве других монастырских властей». «Все монастырские упражнения и должности называются послушаниями. Послушания должно проходить со всею тщательностию, с строгим хранением совести, веруя, что такое прохождение послушаний необходимо для нашего спасения. Монастырские занятия потому и называются послушаниями, что они соединены с отречением от своей воли и от своих разумений. По этой причине при исполнении послушаний совесть подвергается непрестанным опытам. Последствием упражнения в послушаниях бывают: истинное смирение и духовный разум. Произвольные труды, совершаемые по самомнению или прихоти, особенно с отвержением покорности, как бы ни были велики, не только не приносят никакого духовного плода, но, напротив того, будучи сами последствием самомнения и гордости, чрезвычайно усиливают эти страсти в иноке, совершенно отчуждают его от христианского благодатного образа мыслей, то есть от евангельского смиренномудрия. Преподобный Кассиан говорит: “Главнейшая забота старца, которому поручены новоначальные, состоит в том, чтоб новоначальный, во-первых, научился побеждать свои воли, посредством чего он, вводимый постепенно, мог бы взойти на верх высочайшего совершенства. Приобучая его к сему со всею тщательностию и прилежанием, старец намеренно старается всегда приказывать ему то, что противно его воле. Египетские великие отцы утверждают, будучи изучены многими опытами, что монах, в особенности юный, будет не в силах обуздать самых похотений вожделения, если прежде не обучится умерщвлению своих волей посредством послушания. Они решительно свидетельствуют, что тот, кто не научился прежде побеждать свои воли, никак не возможет погасить ни гнева, ни печали, ни духа любодеяния, не возможет стяжать ни истинного сердечного смирения, ни всегдашнего единения с братиями, ни даже пребыть долго в общежитии”»[2].
В письмах святителя мы также встречаем немало наставлений о необходимости послушания, отсечения своей воли, откровенности перед духовным наставником.
«Распнись на кресте послушания, творя единственно повелеваемое тебе, а отнюдь не увлекаясь твоими собственными ощущениями и рассуждениями, хотя бы они по видимому и казались бы добрыми и хорошими»[3]. «…Не смущайся действующими в тебе бранями, сопряженными с тягостию, омрачением и унынием. Таким браням обыкновенно подвергаются все пришедшие от долговременной самочинной жизни к послушанию. Понуждай себя к простоте и откровенности пред cтарицею… Понуждай себя и паки понуждай……Твое спасение единственно от твоей откровенности пред cтарицею. Без этого делания тебе не достигнуть ничего духовного и благодатного, а пребудешь плоть и кровь»[4]. «Как видно из жития святых отцов, подобным твоему искушению подвергаются те иноки, которые слабо противостоят брани самоволия и самосмышления, не исповедуя своих помышлений старцу и вверяясь бесу, показывающему ему в старце такие недостатки, коих в нем вовсе нет»[5]. «…По прочтении книги св «ятого» аввы Дорофея Вы увидели, сколько отклонились Вы от пути истиннаго. Но это бывает со всеми, кто переходит от жизни самочинной к Христоподражательному послушанию. Таковой, по словам св «ятого» Иоанна Лествичника, “слеп бе и прозре”»[6].
В статье «О существенном делании монаха» святитель говорит, что «приуготовительное обучение к непрестанной молитве совершается посредством послушания и упражнения в монастырских трудах, как сказал преподобный Филимон: “Бог хочет, чтоб мы являли наше тщание к Нему сперва в трудах, потом в любви и непрестанной молитве”. Ничто так не способствует молитве, как послушание, умерщвляющее нас для мира и для самих себя. “Великое благо молитвы проистекает из послушания”,- сказал преподобный Симеон Новый Богослов»[7]. В «Приношении современному монашеству» епископ Игнатий к первому образу борьбы с падшими ангелами относит «немедленное исповедание помыслов и мечтаний старцу»: «Исповедание своих помыслов и руководство советом духоносного старца древние иноки признавали необходимостию, без которой невозможно спастись. «…» Наставления духоносного старца постоянно ведут новоначального инока по пути евангельских заповедей, и ничто так не разобщает его с грехом и началом греха - демоном, как постоянное и усиленное исповедание греха в самых его началах. «…» Те иноки, которые не могли действовать против греха постоянною и учащенною исповедью греховных помыслов по неимению старца, действовали против него постоянною и учащенною молитвою…»[8]. В жизнеописании святителя Игнатия, составленном ближайшими его учениками и сподвижниками, рассказывается, что сам он «обладал в совершенстве» «способностью принимать исповедь помыслов», «многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение делали его искусным в целении душевных струпьев». «Несмотря на свою болезненность, он принимал на себя труд ежедневно выслушивать исповедь помыслов, у учеников его было даже обыкновение вести дневную запись их, и они открывали свои помыслы чистосердечно, с прямотой, потому что старец был способен принимать такую исповедь бесстрастно. Польза от исповеди помыслов была для всех очевидна»[9].
Итак, мы видим, что святитель Игнатий придает огромное значение подвигу монастырского послушания, отсечения своей воли, откровения помыслов духовному наставнику. Но в некоторых главах «Приношения…» раздается именно «голос заботливого предостережения». Так, в главе «О отшельнической жизни» святитель Игнатий предупреждает нас, что «возвышеннейшие роды иноческого жительства, как то: отшельничество в глубокой пустыне или безмолвие в затворе, также жительство при духоносном старце с безусловным послушанием ему - устроились не по случаю, не по произволу и разуму человеческому, но по особенному смотрению, определению, призванию и откровению Божиим»[10]. В следующей главе «О жительстве в послушании у старца» говорится: «То, что сказано об отшельничестве и затворе, должно сказать и о послушании старцам в том виде, в каком оно было у древнего монашества: такое послушание не дано нашему времени. Преподобный Кассиан Римлянин говорит, что египетские отцы, между которыми особенно процветало монашество и приносило изумительные духовные плоды, “утверждают, что хорошо управлять и быть управляемым свойственно мудрым, и определяют, что это - величайший дар и благодать Святаго Духа”. Необходимое условие такового повиновения - духоносный наставник, который бы волею Духа умерщвлял падшую волю подчинившегося ему о Господе, а в этой падшей воле умерщвлял и все страсти. Падшая и растленная воля человека заключает в себе стремление ко всем страстям. Очевидно, что умерщвление падшей воли, совершаемое так величественно и победоносно волею Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям. “Если ты хочешь отречься от мира,- говорил святой Симеон Новый Богослов современным ему инокам,- и научиться евангельскому житию, то не предай (не поручи) себя неискусному или страстному учителю, чтоб не научиться вместо евангельского жития - диавольскому житию: потому что благих учителей и учительство благое, а злых - злое; от лукавых семян непременно произрастают и лукавые плоды. Всякий, невидящий и обещающийся наставлять других, есть обманщик, и последующих ему ввергает в ров погибели, по слову Господа: Слепец же слепца аще водит, оба в яму впадут [ср.: Мф. 15, 14][11]”. При другом случае этот великий [угодник] Божий, советуя иноку действовать по указанию духовного отца, присовокупляет: “однако да поступает так только в таком случае, когда знает, что духовный отец его - причастник Духа, что он не будет говорить ему противуположного воле Божией, но по дарованию своему и по мере повинующегося возглаголет угодное Богу и полезное для души, чтоб не оказаться повинующимся человеку, а не Богу”. В этом смысле завещавает и Апостол: не будите раби человеком [1 Кор. 7, 23]. Он повелевает самое служение слуг господам совершать духовно, а не в характере человекоугодников, но в характере рабов Христовых, творя волю Божию в наружном служении человекам [ср.: Еф. 6, 6]. Ныне, говорит Апостол, человеки препираю или Бога? или ищу человеком угождати? Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был [Гал. 1, 10]. Не весте ли, яко емуже представляете себе рабы в послушание - человеку плотского мудрования или Богу - раби есте, егоже послушаете, или греха и плотского мудрования в смерть, или послушания в правду Божию и во спасение [ср.: Рим. 6, 16]. Послушание образует повинующегося по образу того, кому он повинуется: зачинаху овцы по жезлом, говорит Писание [Быт. 30, 39]. Те старцы, которые принимают на себя роль… - употребим это неприятное слово, принадлежащее языческому миру, чтоб точнее объяснить дело, которое, в сущности, не что иное, как душепагубное актерство и печальнейшая комедия,- старцы, которые принимают на себя роль древних святых старцев, не имея их духовных дарований, да ведают, что самое их намерение, самые мысли и понятия их о великом иноческом делании - послушании, суть ложные, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть, которая не может не дать соответствующего себе плода в наставляемом ими. Их неправильное и недостаточное настроение только в течение некоторого времени может оставаться незаметным руководимому ими неопытному новоначальному, если этот новоначальный сколько-нибудь умен и занимается святым чтением с прямым намерением спасения. В свое время оно должно непременно раскрыться и послужить поводом к неприятнейшей разлуке, к неприятнейшим отношениям старца с учеником, к душевному расстройству того и другого. Страшное дело - принять, по самомнению и самовольно, на себя обязанности, которые можно исполнять только по велению Святаго Духа и действием Духа; страшное дело - представлять себя сосудом Святаго Духа, между тем как общение с сатаною еще не расторгнуто и сосуд не престает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для себя и для ближнего, преступно пред Богом, богохульно. «…» Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит, по учению Апостола».
«В руководителя поведению нашему дан нам Самим Богом Закон Божий, то есть Священное Писание и писания отеческие. Апостол Павел решительно говорит: Повелеваем же вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякаго брата, безчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас [2 Фес. 3, 6]. Преданием здесь названо нравственное Предание Церкви. Оно изложено в Священном Писании и в писаниях святых отцов. Преподобный Пимен Великий повелел немедленно разлучаться со старцем, сожительство с которым оказывается душевредным, очевидно, по нарушению этим старцем нравственного Предания Церкви. Иное дело, когда нет душевного вреда, а только смущают помыслы: смущающие помыслы, очевидно, бесовские; не надо им повиноваться, как действующим именно там, где мы получаем душевную пользу, которую они хотят похитить у нас. Иноческое послушание, в том виде и характере, как оно проходилось в среде древнего монашества, есть высокое духовное таинство. Постижение его и полное подражание ему соделались для нас невозможными: возможно одно благоговейное благоразумное рассматривание его, возможно усвоение духа его. Тогда мы вступим на путь правильного суждения и душеспасительного благоразумия, когда, читая опыты и правила делания древних отцов - послушания их, равно дивного и в руководителях, и в руководимых,- увидим в современности общий упадок христианства, сознаемся, что мы неспособны наследовать делание отцов в полноте его и во всем обилии его. И то - великая милость Божия к нам, великое счастье для нас, что предоставлено нам питаться крупицами, падающими с духовной трапезы отцов. Эти крупицы не составляют собою удовлетворительнейшей пищи, но могут, хотя не без ощущения нужды и голода, предохранить от душевной смерти»[12].
В следующей главе «Приношения…», озаглавленной «О жительстве по совету», говорится: «Крупицами названо в предшествовавшей главе духовное жительство, предоставленное Промыслом Божиим нашему времени. Оно основывается на руководстве в деле спасения Священным Писанием и писаниями святых отцов, при совете и назидании, заимствуемых от современных отцов и братий. В собственном смысле, это - послушание древних иноков, в ином виде, приспособленном к нашей немощи, преимущественно душевной. Древним послушникам их духоносные наставники возвещали немедленно и прямо волю Божию; ныне иноки должны сами отыскивать волю Божию в Писании и потому подвергаться частым и продолжительным недоумениям и погрешностям. Тогда преуспеяние было быстрым по свойству делания; ныне оно косно опять по свойству делания. Таково благоволение о нас Бога нашего, мы обязаны покорствовать ему и с благодарением благоговеть пред ним. Наше современное иноческое жительство по Писанию и совету отцов и братий освящено примером главы монашества, преподобного Антония Великого. Он не был в послушании у старца, но в новоначалии своем жил отдельно и заимствовал наставления из Писания и от разных отцов и братий: у одного научался он воздержанию, у другого - кротости, терпению, смирению, у иного - строгой бдительности над собою, безмолвию, стараясь усвоить себе добродетель каждого добродетельного инока, всем оказывая по возможности послушание, смиряясь пред всеми и молясь Богу непрестанно. Поступай и ты, новоначальный, таким образом! Оказывай настоятелю и прочему монастырскому начальству нелицемерное и нечеловекоугодливое послушание, послушание, чуждое лести и ласкательства, послушание ради Бога. Оказывай послушание всем отцам и братиям в их приказаниях, не противных Закону Божию, уставу и порядку монастыря и распоряжению монастырского начальства. Но никак не будь послушен на зло, если б и случилось тебе потерпеть за нечеловекоугодие и твердость твои некоторую скорбь. Советуйся с добродетельными и разумными отцами и братиями; но усваивай себе советы их с крайнею осторожностию и осмотрительностию. Не увлекайся советом по первоначальному действию его на тебя! По страстности и слепоте твоей иной страстный и зловредный совет может понравиться тебе единственно по неведению и неопытности твоим или потому, что он угождает какой-либо сокровенной, неведомой тобою, живущей в тебе страсти. С плачем и сердечными воздыханиями умоляй Бога, чтоб Он не попустил тебе уклониться от Его всесвятой воли к последованию падшей человеческой воле, твоей или ближнего твоего, твоего советника. Как о своих помыслах, так и о помыслах ближнего, о его советах, советуйся с Евангелием».
«“Изучай Божественное Писание,- говорит Симеон Новый Богослов,- и писания святых отцов, особливо деятельные, чтоб с учением их сличив учение и поведение твоего учителя и [старца], ты мог их видеть (это учение и поведение), как в зеркале, и понимать; согласное с Писанием усваивать себе и содержать в мысли; ложное же и худое познавать и отвергать, чтоб не быть обманутым. Знай, что в наши дни появилось много обманщиков и лжеучителей”. Преподобный Симеон жил в десятом столетии по Рождестве Христовом, за девять веков до нашего времени: вот уже когда раздался голос праведника в Святой Христовой Церкви о недостатке истинных духоносных руководителей, о множестве лжеучителей. С течением времени более и более оскудевали удовлетворительные наставники монашества; тогда святые отцы начали более и более предлагать руководство Священным Писанием и писаниями отеческими. Преподобный Нил Сорский, ссылаясь на отцов, писавших прежде его, говорит: “Не малый подвиг, сказали они, найти непрелестного учителя сему чудному деланию (истинной иноческой сердечной и умной молитве). Они наименовали непрелестным того, кто имеет свидетельствованное Божественным Писанием делание и мудрование и стяжал духовное рассуждение. И то сказали святые отцы, что и тогда едва можно было найти непрелестного учителя таким предметам; ныне же, когда они оскудели до крайности, должно искать со всею тщательностию. Если же не найдется, то святые отцы повелели научаться из Божественного Писания, слыша Самого Господа, говорящего: Испытайте Писания, и в них найдете живот вечный [ср.: Ин. 5, 39]. Елика бо преднаписана быша в Святых Писаниях, в наше наказание (наставление) преднаписашася” [ср.: Рим. 15, 4]».
«Возлюбленные отцы! Будем произносить слово Божие братиям нашим со всевозможным смирением и благоговением, сознавая себя недостаточными для сего служения и охраняя самих себя от тщеславия, которое сильно стужает людям страстным, когда они поучают братию. Подумайте, что мы должны воздать ответ за каждое праздное слово [см.: Мф. 12, 36]! Тем тягостнее ответ за слово Божие, произнесенное с тщеславием и по побуждению тщеславия. «…» Действующий из себя - действует для тщеславия, приносит и себя, и послушающих его в жертву сатане; действующий из Господа - действует в славу Господа, совершает свое спасение и спасение ближних Господом, единым Спасителем человеков. Будем страшиться преподания [новоначальному] какого-либо необдуманного наставления, не основанного на слове Божием и на духовном разумении слова Божия. Лучше сознаться в неведении, нежели выказать ведение душевредное. Охранимся от великого бедствия - превратить легковерного новоначального из раба Божия в раба человеческого [см.: 1 Кор. 7, 23], привлекши его к творению падшей воли человеческой вместо всесвятой воли Божией[13]. Скромное отношение советника к наставляемому - совсем другое, нежели старца к безусловному послушнику, рабу о Господе. Совет не заключает в себе условия непременно исполнять его: он может быть исполнен и не исполнен. На советнике не лежит никакой ответственности за совет его, если он подал его со страхом Божиим и смиренномудрием, не самопроизвольно, а будучи спрошен и понужден. Также и получивший совет не связывается им, на произволе и рассуждении его остается исполнить или не исполнить полученный совет. Очевидно, как путь совета и последования Священному Писанию сообразен с нашим слабым временем. Заметим, что отцы воспрещают давать совет ближнему по собственному побуждению, без вопрошения ближнего: самовольное преподание совета есть признак сознания за собою ведения и достоинства духовных, в чем - явная гордость и самообольщение[14]. Это не относится к настоятелям и начальникам, которые обязаны во всякое время, при всякой встретившейся нужде и не будучи спрошены наставлять врученное им братство [см.: 2 Тим. 4, 2]»[15].
Тем наставникам, которые обращаются к святителю за советом, он часто повторяет, что необходима крайняя осторожность со стороны наставника при преподании руководства или совета, глубокое смирение, боязнь действовать по тщеславию, по самонадеянности: «Приходящих к Вам за советами,- пишет святитель Игнатий настоятельнице монастыря,- принимайте со страхом Божиим и при каждом приходе их моля Бога, чтоб Он давал Вам сказать ближнему слово полезное. Обращаясь с молитвою к Богу пред каждою беседою с ближним, Вы будете очищать Ваши беседы от тщеславия. Говорите с осторожностию, не вдаваясь в многословие. «…» Если же увлечетесь и скажете что-либо не по совести, то есть с нарушением написанных здесь правил, то мысленно укорите себя и раскайтесь пред Богом. «…» Хотя Вы и недостаточны для преподавания советов, как недостаточен и я, но по скудости нашего времени мы должны делиться с ближним нашим скудным знанием. Если будете совершать это дело со смирением, не попуская действовать своему “я”, то и за это дело, как оно ни недостаточно, Божия милость осенит Вас…»[16].
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Творения: [В 7 т.]. Т. 5: Приношение современному монашеству. М., 1993. С. IV-V.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 8-9.
Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского / Сост. игумен Марк (Лозинский). М.; СПб., 1995. Письмо 136. С. 238.
Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 143. С. 242.
Там же. Письмо 144. С. 242-243.
Там же. Письмо 84. С. 163.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Сочинения: [В 7 т.]. Т. 2: Аскетические опыты. М., 1989. С. 158.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 338-339.
Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова. М., 2002. (На обложке: «Полное жизнеописание святителя Игнатия, епископа Кавказского»). С. 157, 158.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 55.
Здесь и далее внутри цитат в квадратные скобки заключены вставки и пояснения автора или редактора.- Ред.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 71-75.
Здесь говорится не о наружном послушании монастырском, не о трудах и занятиях монастырских, назначаемых монастырским начальством, но о послушании нравственном, сокровенном, совершаемом в душе.- Примеч. источника.
Мнение священномученика Петра, митрополита Дамасского, и других отцов. Добротолюбие. Т. 3.- Примеч. источника.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 76-81.
Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 171. С. 336.
"Богословие непослушания"
Теперь рассмотрим, что в учении святителя Игнатия Кавказского о послушании представляется неверным современному афонскому иеромонаху. Отец Доримедонт пишет: «Из жития святителя известно, что он встал на благодатный путь послушания старцу в самом начале своего монашеского подвига, однако скоро сошел с этого легкого и быстрого пути и пошел к Богу путем иным - долгим, тернистым и опасным. «…» Итак, описанный в сочинениях святителя Игнатия опыт духовной жизни без послушания старцу - это его личный духовный опыт, в православной аскетике настолько же исключительный, как, например, опыт преподобной Марии Египетской. Такие примеры - исключения из правил. «…» Подавляющее большинство преподобных отцов достигло Бога, идя путем послушания старцу»[1]. Далее в брошюре говорится, что «многими современными духовными писателями путь духовной жизни без послушания старцу признается единственно верным…Гиперболизируя мнение и опыт святителя Игнатия и отвергая все противоречащие им мнения и опыт святых отцов, современные противники послушания создали доселе невиданное “богословие непослушания” - протестантское по своей духовной сути. Но в эпоху святителя Игнатия “богословие непослушания” было немыслимо. Ведь в те времена в русском монашестве опыт послушания старцу жил и плодоносил. Именно поэтому русские подвижники XIX и начала XX веков, не разделяя частное мнение современного им святого отца (мнение святителя Игнатия о послушании не подтверждает ни один из современных ему аскетических писателей), не пытались с ним полемизировать. «…» Само живое тогда монашеское Предание убедительно опровергало мнение святителя»[2]. Отец Доримедонт замечает, что в России в результате последовавших на монашество гонений был утерян этот опыт послушания старцу. И теперь, вместо того чтобы вернуться к святоотеческому опыту, некоторые лица пытаются «богословски» обосновать свое нежелание этого спасительного возвращения. Они выбирают «из всего благодатного наследия святителя Игнатия его частное мнение по отдельному вопросу», и, «умело спекулируя на нем, безответственно закрывая глаза на то, что во всей истории православной аскетики нет ничего, что подтверждало бы это мнение святого отца, противники послушания придают своему “крестовому походу” против Предания характер священной войны за восстановление поруганных святынь»[3]. Затем в брошюре уже конкретнее рассматривается учение епископа Игнатия: «Исходной точкой всех рассуждений святителя Игнатия о послушании является решительное утверждение о том, что в новую (современную святителю) эпоху отсутствуют духоносные старцы и наставники… Святитель утверждает это априори: “отсутствие духоносных мужей”, “духовное оскудение” являются для него данностью, как бы объективно лежащей за рамками его сочинений и не требующей доказательств ни для самого автора, ни для читателя…Можно сказать, что святитель учит не о послушании вообще, а о послушании в новые или последние времена. Краеугольным камнем собственно учения святителя Игнатия о послушании является следующее утверждение: по причине отсутствия духоносных старцев послушание в том виде, в каком оно было у древнего монашества, “не дано нашему времени”. Святитель по видимости не опровергает общих принципов послушания, но существенно корректирует их применительно к эпохе духовного оскудения. «…» Святитель советует новоначальным общежительным монахам оказывать послушание игумену и старшей братии, но категорически отвергает возможность глубокого послушания, отсечения мудрования, таинственного духовного союза “послушник - старец” для своей эпохи»[4]
Далее отец Доримедонт говорит, что послушание имеет различные формы и степени и что одним и тем же словом «послушание» могут выражаться явления различной формы и глубины: «Послушание внешнее, деятельное, отсечение воли должно, по святоотеческому учению, иметь в своей основе послушание внутреннее, духовное, послушание мудрования. «…» Самое результативное послушание - это именно послушание мудрования, а не одно лишь отсечение своей воли. Именно этим послушание и отличается от рабства, несмотря на то, что по внешней форме они могут быть и схожи. Заметим, что в сочинениях святителя Игнатия наблюдается смешение различных видов послушания. Святитель обычно не уточняет, какое послушание он имеет в виду в том или ином случае. «…» Итак, святитель признает послушание основной монашеской добродетелью. Он прекрасно пишет о плодах послушания в статье “О молитве Иисусовой”[5]. Но одновременно он ограничивает послушника лишь внешним, деятельным послушанием[6]. Послушание мудрования (святитель может называть его и другими именами, например, “послушание старцу”, “послушание в его древнем виде” и т. п.) им отвергается категорически»[7]. В брошюре поясняется, как святитель Игнатий понимает три вида подвига - телесный, душевный и духовный: «Телесный подвиг - это деятельные добродетели. Святитель говорит, что сами по себе, без душевного подвига, они остаются без плода. Подвиг душевный - это “хранение ума, трезвение, внимание, умное делание, умная молитва”[8]. Подвиг духовный есть, по святителю Игнатию, тот же душевный, но уже осененный Божественною благодатию. Святитель говорит, что душевный подвиг в современную ему эпоху находится в полном забвении и пренебрежении. Он утверждает, что делателей душевного подвига среди современного ему монашества нет. По этой причине он считает вверение послушника старцу в делании душевного подвига опасным и вредным[9]. Итак, по святителю Игнатию, слушаться (глубоко, или “душевно”) следует только духоносного наставника. К сожалению, точного определения слову “духоносный” святитель не дает. «…» Вероятнее всего, под выражением “духоносный наставник” святитель Игнатий имел в виду наставника, опытного в прохождении душевного (по терминологии самого святителя) подвига. Из этого следует, что святитель не признавал в современных ему наставниках иночества опытных духовных руководителей, несмотря на то, что со многими из современных ему подвижников (некоторые из них прославлены ныне в лике святых) святитель был лично знаком»[10]. Отец Доримедонт замечает также, что святитель Игнатий даже в Оптинских старцах не видел ни в одном «не только духовного, но даже и душевного делателя» и «характеризовал их как знакомых лишь с деятельным или телесным подвигом». Затем в брошюре говорится о силе послушания, о его значении для монаха, о том, что «самый легкий и безопасный путь в Небесное Царствие из всех избирает послушник - он въезжает в рай, сидя на плечах своего старца…»[11]. Говорится о том, что старец может преподавать послушнику высокие духовные учения не сразу или даже не преподавать их вовсе,- исходя из его духовного состояния. Делается вывод: «Таким образом, послушник не несет никакой ответственности за то, какой вид духовного учения будет ему преподаваться. Ища послушанием таинственной Божьей Премудрости, он в лице своего старца видит Христа и по Его неложному обетованию находит в своем поиске Благодать Духа Святаго. «…» Если же послушник подвизается в умном делании, то он обеспечивает свои безопасность и преуспеяние опять-таки послушанием. Причина этого кроется в благоугодном Христу подчинении нашей воли чьей-то еще»[12].
Далее отец Доримедонт упоминает преподобных Серафима Саровского и Зосиму (Верховского), безусловно духоносных мужей, которых можно без всякого сомнения признать «корифеями» двух современных святителю Игнатию ярких русских школ послушания: общежительной - Саровской и отшельнической - Брянско-Орловской. Далее в брошюре подчеркивается, что «признания Церковью плодотворности подвига послушания этих современных святителю Игнатию преподобных достаточно для того, чтобы поставить точку…»[13]. Но автор брошюры точку здесь не ставит… Однако мы пока поставим многоточие и попробуем подробно разобрать эти обвинения, направленные в адрес учения святителя Игнатия о послушании.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 4-5.
Там же. С. 5-6.
Там же. С. 6-7.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 9-10.
См.: Игнатий (Брянчанинов), святитель. О молитве Иисусовой. Беседа старца с учеником // Игнатий (Брянчанинов), святитель. Сочинения: [В 7 т.]. Т. 1: Аскетические опыты. М., 1993. С. 203-295.
См.: Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 76-77.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 11-13.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. О молитве Иисусовой… С. 205.
См.: Игнатий (Брянчанинов), святитель. О молитве Иисусовой… С. 206-207, 274, 285. Также см.: Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 228. С. 440; Письмо 290. С. 547.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 13, 16-17.
Там же. С. 19-20. См.: Паисий Святогорец, старец. Письма. ТСЛ, 2001. С. 46.
Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 20-21.
Там же. С. 21.
"Человека-то днем с огнем не найдешь"
Как видно из слов иеромонаха Доримедонта, более всего его настораживает в учении епископа Игнатия о послушании, во-первых, то, что мнение его не подтверждает ни один из современных ему аскетических писателей, и, во-вторых, что в его время обретаются духовные наставники, даже корифеи ярких русских школ послушания. Итак, начнем с той самой точки, которую отец Доримедонт считает возможным поставить в конце своего приговора учению о послушании епископа Игнатия, после того как были им помянуты имена святых Серафима Саровского и Зосимы (Верховского).
В книге «Оптина пустынь и ее время» находим рассказ наместника Троице-Сергиевой Лавры Антония (Медведева)[1], который был записан епископом Леонидом[2]: «О «тец» Антоний рассказывает, что когда постригся он в монахи, было у него пламенное желание того жития, образец которого встречал он в книгах отеческих, им прочитанных: ему хотелось, по примеру древних, начать с того, чтобы волю свою бросить в горн послушания, совершенно отречься от себя и предать волю свою в волю избранного старца. С этой мыслию пошел он к о «тцу» Серафиму (это было в Сарове). Выслушав его, о «тец» Серафим взял его за руку и вложил в руку старца, который случился в его келии. “Я так и обмер”,- говорит о «тец» наместник,- потому что, как нарочно, судьба свела его в келии о «тца» Серафима в такую важную минуту с человеком, которого слабости были ему известны и которого особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил о «тец» Серафим, ибо о «тец» Антоний решил во всем повиноваться его воле». Весьма тревожные мысли толпились в голове отца Антония, «но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: “Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь, поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать три земных поклона и скажи: Вот тебе наставник и покровитель; все, что Он скажет тебе, делай и спасешься. Так и к местному образу Божией Матери и скажи: Вот тебе наставница и покровительница - иных тебе не нужно”. После этого распоряжения он сделал о «тцу» Антонию как бы пояснение следующего содержания: “Ты хорошую взял мысль всецело подчинить свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу, поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра, и несли тебя бережно; или хочешь ты, чтобы через реку перевез тебя надежный челн?… Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламень; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку”. И указал только, кого можно выбрать в советники»[3].
Как же так? Неужели потому преподобный Серафим отклоняет желание молодого монаха быть в полном послушании у старца, что путь этот слишком легок, безопасен и безмятежен? Конечно же нет! Впоследствии святой Серафим предсказал отцу Антонию, что он будет наместником Лавры преподобного Сергия. Скорее всего, святой старец и тогда провидел, что отца Антония ждет обширное поприще духовного наставничества, знал и то, что личный аскетический опыт наставника всегда отражается в его руководстве братией. Почему же рекомендует ему избрать вместо безусловного послушания старцу - руководство советом? Почему как бы «пугает его» тем, что вот-вот отдаст его под водительство немощного наставника, а затем преподает ему урок самому биться с волнами, а не искать надежный челн? Нам кажется, что этим действием святой Серафим показал, что не то уже время, когда можно обрести ту безопасность от волн, огражденность от ветра, которую действительно способно давать всецелое подчинение воли своей истинному старцу. Также, скорее всего, преподобный Серафим прозревал, что отец Антоний в тайне души своей имел желание найти путь к Богу беструдный и покойный, при котором всю борьбу за спасение можно возложить на чужие плечи. Другого объяснения этим словам святого Серафима Саровского мы не находим.
Отец Серафим сам был духоносным старцем и как истинный старец окормлял сестер дивеевских. Но многие братья в Сарове соблазнялись его поведением. Немало горечи пришлось испить святому Серафиму за свой старческий подвиг, потерпел он гонение и от начальников обители, и от братии саровской. Преподобный Серафим, зная о своей скорой кончине, говорил одной дивеевской сестре: «Я силами ослабеваю; живите теперь одни, оставляю вас… Искал я вам матери (настоятельницы), искал… и не мог найти. После меня никто вам не заменит меня. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери». Сестра подумала про себя, что хотя батюшка вручает их Господу и Божией Матери, но нельзя же обители оставаться и без человека - духовного руководителя. На эти ее мысли старец Серафим отвечал: «Человека-то, матушка, днем с огнем не найдешь. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери»[4]. Другая дивеевская старица рассказывала, что батюшка Серафим, умирая, «вручил нас после себя только Господу и Его Пречистой Матери и всегда каждой из нас, да и всем вместе объяснял прямо: “Кроме убогого Серафима вам отца уже больше не будет!”». И еще святой старец говорил ей: «Вот, матушка, отец Иларион и старец, да за вас взяться не может; также вот и батюшка Исаия за вас не возьмется, а мог бы за вас взяться и быть всем отцом после меня о «тец» Савватий… но не хочет! Итак, скажу тебе, матушка, помни, что после меня у вас отца уже не будет!»[5]
Таким образом, пример святого Серафима Саровского служит доказательством того, что в то время опыт послушания старцу уже был редкостью в русском монашестве. Преподобный Серафим не оставил после себя преемника, который мог бы продолжить старческое руководство духовных его детей. Мы видим только одну фигуру, ревностно стремящуюся взяться за «окормление» духовных сирот отца Серафима,- притворяющегося учеником его Ивана Тихоновича Толстошеева, который по смерти святого старца произвел страшную смуту в обители Дивеевской. Так что говорить о какой-то Саровской школе послушания старцам в этот период, по меньшей мере, странно. Мы видим как раз оскудение такой школы, на фоне которого святой старец Серафим выглядит крайне одиноко! Еще раз убеждаемся и в том, что далеко не каждый даже опытный монах может понести подвиг духовного руководства. Серафим Саровский поучал некоторых настоятелей, обращавшихся к нему за советом: «Прежде рассуждения добра и зла человек не способен пасти словесных овец, но разве [что] - бессловесных, потому что без познания добра и зла мы действий лукавого постигать не можем. А потому настоятель, яко пастырь словесных овец, и должен иметь дар рассуждения, дабы во всяком случае мог подавать полезные советы каждому требующему его наставления; ибо, как говорит Петр Дамаскин[6]… “не всякий человек достаточен дать совет ищущим, но получивший от Бога дарование рассуждения и от долговременного пребывания в подвижничестве приобретший ум проницательный…”»[7].
Скажем несколько слов и о святом старце Зосиме (Верховском), о школе послушания Брянско-Орловской. Зосима (в миру Захария) родился в 1767 году в семье знатной и богатой (отец его был воеводой). В 19 лет он стал посещать пустынников в Брянских лесах, особенно полюбился ему старец Василиск. Но тот никого не принимал под свое руководство, решительно отказывал всем, говоря, что он невежда, непросвещенный и не может никого наставлять. Но юноша так полюбил старца, что неотступно и убедительно умолял его, пока тот не согласился наконец принять его к себе, но сначала посоветовал ему пожить в каком-нибудь общежительном монастыре. Захария начал свой монашеский путь в Коневской обители, где настоятелем тогда был отец Адриан, бывший до того наставником пустынников в Брянских лесах и старцем отца Василиска. Здесь Захария и был пострижен в иночество. В то время в этой обители жил уединенно иеромонах Сильвестр, пребывая в молчании и упражняясь в чтении Священного Писания. Отец Зосима стал ходить к нему для духовной беседы, и тот раскрыл перед ним учение о внимании сердечной молитвы. Зосима с усердием занялся этим деланием, стал читать святоотеческие книги, в которых описывался этот подвиг. Прожив в Коневском монастыре почти три года и прошедши все виды послушаний, он стал проситься у настоятеля в пустыню к отцу Василиску, но отец Адриан уговорил самого старца Василиска перебраться к ним в обитель. Игумен устроил для них в пустынном месте, в трех верстах от обители, две келии, недалеко одна от другой. И старец, и ученик были счастливы, и оба положили в душе своей до конца жизни не разлучаться друг от друга. Но, как говорится в житии отца Зосимы, «смиренный Василиск, хотя любил Зосиму, как душу свою, но не принимал его в сына и ученика себе, видя его весьма преуспевшим в жизни монастырской, а понятиями и рассуждениями духовными превышающего и его самого». Зосима открывает отцу Василиску «тайное монашеское сокровище, объяснив ему учение о молитве сердечной (отцу Василиску, при всей его подвижнической и богоугодной жизни, до того времени вовсе было неизвестно священное сие делание, и, узнав об оном от Зосимы, он вполне сим был вознагражден, что оставил для него пустыню и пустынников): тогда, употребив все усердие и старание свое в оном внутреннем духовном упражнении, Василиск весьма преуспел в благодатных утешениях, за что, хотя еще более умножилась любовь его к Зосиме, но никак уже не хотел согласиться иметь его на степени сына и ученика, а имел его как друга, и сотаинника, и брата возлюбленного»[8].
Таким образом, и здесь мы находим между подвижниками вовсе не те отношения (послушник - старец), какие, по убеждению отца Доримедонта, были не редкостью во времена епископа Игнатия. Во-первых, находим, что пустынники брянские вовсе не слыхали об умном делании, что само собой говорит о том, что подвиг их носил более наружный характер. Из жития старца Зосимы видно, что и в Коневской обители подвижничество было скорее внешнее. Так, находясь в послушании у отца Адриана, строгого подвижника, отец Зосима не ведал делания откровения помыслов. В житии говорится: «А когда нашел он в правилах св «ятого» Василия Великого, в поучениях св «ятого» Иоанна Лествичника и прочих св «ятых» отцов пустынножителей совет об откровении своих помыслов и искушений своим наставникам, то так был утешен и обрадован этим, как бы храбрый, но изнемогший воин, нашедший новое оружие», после чего он «с искренним чистосердечием и не щадя себя стал все о себе открывать о «тцу» Адриану»[9]. А ведь отец Адриан до того, как стал настоятелем обители, много лет был наставником брянских пустынных отцев, но вот он во все эти три года, в которые нес послушание в обители отец Зосима, не научил его ни деланию молитвы, ни откровению помыслов. Об этом юный монах узнает либо из книг, либо от благоговейного монаха, проживающего в обители уединенно, упражняющегося в молчании и чтении Священного Писания[10]. Сам ученик своему учителю - игумену обители - напоминает о важном для очищения души откровении помыслов, о котором вычитал у святых отцов, старца своего учит внутреннему духовному деланию, которое узнал от монаха, тщательно изучавшего писания отеческие.
Вот еще случаи из жизни упомянутых старцев, которые характеризуют их отношения: отец Зосима много читал святых отцов, старец же Василиск, «не весьма искусный в чтении, предавался более молитве сердечной». И вот возникает искушение: отец Зосима начинает соблазняться тем, что они слишком много занимаются рукоделиями и собиранием ягод вместо того, чтобы больше внимания уделять молитве, чтению и богомыслию. После этого, когда отец Василиск ходил собирать ягоды и грибы для братьев обители, отец Зосима осуждал его и даже укорял в лицо - зачем тот не безмолвствует. Отец Василиск много увещевал Зосиму, говорил, что тот «высоко мнит о своем преуспеянии», что пусть «надеется не на себя, но более на молитвы отца и братий», и т. п. Однако отец Зосима не согласился со старцем и продолжал, оставаясь один в келии, более поститься и продолжительнее молиться. Наконец он почувствовал охлаждение в молитве и осознал свое заблуждение[11]. Через много лет, когда эти святые старцы переселились на пустынножительство в леса сибирские и долгое время подвизались там в трудах духовных и телесных, искушение постигло уже старца Василиска. Ему пришло желание на непомерное воздержание, и он вознамерился положить себе неизменяемым правилом всю оставшуюся жизнь свою никогда не вкушать ни молочного, ни рыбного, даже и в Светлое Воскресение Христово. Отец Зосима не соглашался на это и старался удержать от сего предприятия и старца, «который вопреки своего естественного и благодатного смирения пришел в негодование и огорчение даже до того, что хотел было навсегда расстаться с о «тцом» Зосимою и удалиться в другую пустыню». Отец Зосима противопоставлял его доводам правила церковные и более 300 пунктов написал в доказательство старцу своему и все их основал на церковных преданиях. Наконец сими доказательствами убедил он старца своего оставить свое намерение. Старец Василиск «сознался в своем недоумении и опять обратился со всею любовью к единодушному житию с духовным другом своим»[12]
Читатель! Не к тому мы рассказываем эти случаи, чтобы показать, что между духовными и святыми людьми могут быть временные несогласия и недоразумения. Что в этом удивительного, когда и между святыми апостолами бывали подобные размолвки. Но мы хотим реально увидеть те действительные духовные отношения между монахами последнего времени - старшими и новоначальными,- которые на самом деле значительно отличаются от древнего взаимоотношения старцев и послушников. Вспомним критический отзыв иеромонаха Доримедонта о том, что святитель Игнатий «по видимости не опровергает общих принципов послушания, но существенно корректирует их применительно к эпохе духовного оскудения» и «категорически отвергает возможность глубокого послушания», «таинственного духовного союза послушник - старец для своей эпохи». Но вот мы все более убеждаемся, что не святитель Игнатий, а само время, сама эпоха настойчиво требуют этой коррекции! Видим из рассказанной здесь истории, что и старец, и ученик относятся друг ко другу скорее как духовные братья, как сподвижники, как воины, в сражении стоящие плечом к плечу. Ни один из них не находится в «слепом послушании» у другого, но в разумном, рассудительном. Они взаимно исправляют ошибки и поползновения один другого, советуются друг с другом. Как раз о таких взаимоотношениях между желающими спастись часто говорили отцы Церкви в последнее время. Житие старцев Василиска и Зосимы как бы свидетельствует собою правоту слов святителя Игнатия: «Скромное отношение советника к наставляемому - совсем другое, нежели старца к безусловному послушнику… «…» Очевидно, как путь совета и последования Священному Писанию сообразен с нашим слабым временем»[13].
Архимандрит Антоний (Медведев; 1792-1877) вступил в Саровский монастырь в 1818 г.; пострижен в монашество в 1822 г. В 1826 г. стал строителем Высокогорской пустыни. В 1831 г. митрополит Филарет назначил его наместником Троице-Сергиевой Лавры. На этом послушании преподобный Антоний пробыл 46 лет.
Леонид (Краснопевков; 1817-1876), епископ Дмитровский, викарий Московской епархии. В 1876 г. возведен в сан архиепископа Ярославского и Ростовского.- Ред.
Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. ТСЛ; Владимир, 1995. С. 149-151.
Серафим (Чичагов), митрополит. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря: В 2 ч. М., 1996. С. 441.
Там же. С. 453.
В «Летописи…» следующие слова даны по-старославянски, мы же приводим русский текст по изданию: Петр Дамаскин, преподобный. Творения. М., [1993]. С. 180 (мысль преподобного Максима Исповедника).
Цит. по: Серафим (Чичагов), митрополит. Летопись… С. 334-335.
Старец Зосима Верховский. Житие и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. М., 1994. С. 50-51.
Там же. С. 40-41.
См.: Там же. С. 43.
См.: Старец Зосима Верховский… С. 57-58.
Там же. С. 98-100.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 80.
"Путь, свидетельствуемый святыми отцами"
Уместно здесь напомнить нашим братьям фрагменты жития и некоторые наставления святого Паисия (Величковского), возобновителя старчества, великого наставника внутреннего делания, много претерпевшего скорбей и скитаний по причине духовной скудости нашей эпохи. Родился Петр (будущий старец Паисий) в 1722 году в Полтаве. В 1735 году родители, желая, чтобы он стал священником, послали его учиться в Киев в Духовную Академию. Но через три года учебы Петр почти перестал заниматься, поскольку, во-первых, у него созрело твердое намерение стать монахом, а во-вторых, от внешнего учения, как сам говорил о себе, он не видел никакой пользы, слышал только одни имена языческих богов и мудрецов и опасался, как бы самому не совратиться от слышания одной земной мудрости. Наконец, он покинул Киев и тайно от своей матери бежал в дальнюю обитель возле Любеча. Игумен принял его тепло, Петр стал проходить монастырские послушания, изучать писания святых отцов. Но через три месяца в обитель был назначен новый настоятель, весьма жестокий и властный. Он строго и несправедливо наказывал братию, и Петр, испугавшись гнева игуменского, тайно бежал из обители. После тяжких скитаний он обрел было духовного старца-пустынника, жившего на уединенном острове. Тот постоянно трудился в переписывании отеческих книг. Замечая высокое духовное настроение отшельника, Петр горячо желал остаться при нем. Однако, к величайшему огорчению, старец ни за что не хотел взять его к себе в ученики: «Чадо,- говорил он,- я человек грешный и недостойный и не в состоянии направить на путь Божий мою собственную бедную душу. Как же я осмелюсь принять тебя? Это дело не моей меры. Прошу тебя, не отягощай меня твоей просьбой!». И сколько ни плакал Петр, падая пред старцем на колени, тот оставался непреклонен, говоря ему: «Не скорби Господа ради о том, что я не принимаю тебя, ибо я это делаю, не презирая твое спасение, но ради немощи души моей. Возложи же свою надежду на Господа, Который не оставит тебя…»[1]. Петр опять отправился искать иноческое пристанище, где бы он мог научиться духовной науке, и был принят в монастырь Медведовский в области Киевского митрополита. Здесь вскоре же его постригли в рясофор с именем Платон. Восприемником его, то есть старцем, стал иеромонах Никодим. Но когда новопостриженный обратился к своему старцу с просьбой дать ему келейное правило, тот сказал ему: «Ты брат - ученый, поэтому я не определяю тебе правила, а как Бог тебя вразумит, так и содержи правило в келии твоей». Через неделю после этого разговора старец ушел из монастыря неизвестно куда. Сам старец Паисий говорил впоследствии: «Таким образом я остался, как овца заблудшая, без пастыря и наставника. И нигде не пришлось мне пожить в повиновении у какого-нибудь отца, хотя, как вижу, устроение моей души в юности было весьма удобопреклонно к повиновению, но не получил я такого Божественного дара за свое недостоинство»[2]. Из жития старца Паисия мы видим, что в Медведовской обители, хотя и был он в послушании, но некоторые подвиги избирал самостоятельно. Так, он «по своей охоте помогал повару, привозил ему воду, колол дрова и многое другое делал», стал приучать себя к малоспанию, как сам он рассказывал об этом периоде своей жизни: «…я решил в душе своей никогда не лежать, но весь день проводить на послушании, а ночи - на правиле и, стоя, принимать немного сна. Через некоторое время у меня разболелись ноги так, что я ходить не мог. Тогда я нашел лубяную коробку, вырезал с одной стороны часть ее и, сидя на ней, засыпал ненадолго. Когда же я засыпал крепко, коробка опрокидывалась и я с нею…»[3].
…И опять юный Платон недолго наслаждался монастырской безмятежностью. По причине насилия униатов медведовские монахи вынуждены были разбрестись в разные стороны. Вместе с несколькими другими братьями Платон отправился в Киево-Печерскую Лавру. Здесь будущий старец был принят с большой любовью, поскольку архимандрит Лавры Тимофей и покойный отец Платона были некогда близкими товарищами по Киевской братской школе и дали клятву друг другу сохранять взаимную любовь и верность до последнего вздоха. Теперь архимандрит почел долгом перенести любовь свою к почившему другу на его сына. Платон нес различные послушания в обители, многому учился. Здесь были замечательные подвижники, опытные духовники, даже прозорливые отцы, как видно из жития старца. Но юный монах так и не нашел никого, кто стал бы для него старцем в полном смысле этого слова. Платон встречает в обители близкого своего школьного друга, с которым они, будучи еще в училище, дали друг другу обет уйти из мира вместе, но не постригаться и не жить в богатых монастырях, а предаться странствию и жить в послушании у какого-нибудь старца в пустыне. Друг стал укорять Платона в нарушении клятвы, тот оправдывался тем, что, странствуя, «не нашел такого благоговейного старца», который согласился бы принять его к себе «во святое послушание». Наконец, он соглашается с другом вместе отправиться на поиски такого места[4]. И вот Платон тайно уходит из обители и переправляется со своим другом через польскую границу в Молдовлахию. Но обстоятельства разлучают его с товарищем, и он оказывается в скиту Трейстены. В скиту жило до двенадцати братий, и около пятнадцати жили отшельниками поблизости скита. Здесь также «было много замечательных подвижников»[5], как свидетельствует житие старца. Платона приняли в скит, и он стал проходить различные послушания. Над этим и соседними с ним скитами общим духовным наставником был старец Василий (Поляномерульский). Он собирался посетить Трейстены. В это время в обитель пришел монах Досифей, подвижник, проживавший в уединенном месте с одним братом; он был опытен в духовном рассуждении и толковании отеческих книг. Подозвав к себе Платона, он сказал, что хочет предупредить его: «У нашего общего духовного наставника схимонаха Василия был ученик по имени Паисий, умерший три года тому назад. Этот ученик с детства вырос при старце, и старец очень любил его и, нуждаясь в священнике, убедил его против воли принять священство раньше установленного для этого возраста. «…» Скоро старец Василий придет сюда для посещения братии. Когда он увидит тебя, то наверно захочет взять тебя к себе. Он будет уговаривать тебя идти к нему жить, а потом станет принуждать и к принятию священства. И если ты его послушаешь и сделаешься священником раньше установленного возраста, то ты потом во всю свою жизнь не найдешь покоя своей совести. Поэтому я советую тебе: если ты надеешься остаться верным правилам Церкви, то можешь переходить на жительство к святому нашему старцу, а если не надеешься, то тебе следует до установленного для священства срока пожить где-нибудь в другом месте…». Платон признался старцу Досифею, что он, сознавая свое недостоинство, хочет до самой смерти не принимать священства. Точно так, как предсказал отец Досифей, и произошло. Узнав, что Платон не желает принимать на себя столь страшного и ответственного служения, старец перестал настаивать на своем предложении. «Это обстоятельство и было причиною того, что Платону, как он сам об этом пишет, не пришлось пожить со старцем Василием в его скиту, хотя он очень этого хотел»[6].
Опять и опять находим примеры весьма осторожного отношения к всецелому послушанию старцу. Схимонах Василий (Поляномерульский) пользуется огромным почтением среди подвижников, отличается глубокими духовными знаниями, значительным опытом внутреннего делания[7], но некоторое его уклонение от Предания настораживает его учеников. Отец Досифей находится под руководством старца, но видит его ошибки и не закрывает на них глаза, считает, что в этом наставника лучше не слушаться: «…если ты надеешься остаться верным правилам Церкви, то можешь переходить на жительство к святому нашему старцу» - этим как бы говорит: если сможешь в этом не послушать старца, тогда можешь решиться пойти под его руководство. Отца Доримедонта должно крайне удивлять и другое: сколько рядом с Платоном за все время его скитаний оказывалось замечательных духовников, подвижников, даже известных старцев, но он так и не прилепился душою ни к одному из них, не решился отдаться в полное, «слепое» послушание, хотя, как видно, с самого начала своих поисков мечтал именно об этом. Иеромонах Доримедонт говорит, что святитель Игнатий встал было «на благодатный путь послушания старцу в самом начале своего монашеского подвига, однако скоро сошел с этого легкого и быстрого пути и пошел к Богу путем иным - долгим, тернистым и опасным», говорит, что «описанный в сочинениях святителя Игнатия опыт духовной жизни без послушания старцу - это его личный духовный опыт, в православной аскетике настолько же исключительный, как, например, опыт преподобной Марии Египетской». Но, как видим, такой же «личный духовный опыт», «опыт духовной жизни без послушания старцу», проходил и святой Паисий (Величковский).
Но продолжим рассмотрение жизнеописания святого Паисия. И в этом скиту Платон не остался, он еще побывал во многих местах (жил в скиту Кыркул, посещал обитель Рождества Богородицы в Молдавии, был в Нямецком монастыре). К 1746 году у него созрело твердое решение переселиться на Афон. Сам он объяснял это стремление своим опасением, как бы молдавские старцы не посвятили его против его воли в сан священника. Прибыв на Афон, Платон стал обходить «окрестных монахов и пустынников, желая найти себе духовного наставника, сведущего в отеческих писаниях и живущего в безмолвии и нищете. Но такого наставника он не мог найти, и Платону пришлось жить в одиночестве. «…» Платон проводил свое время в постоянном чтении и пении псалмов, в изучении Священного Писания, творений святых отцов и в сердечной молитве»[8]. В начале 1750 года на Афон прибыл старец схимонах Василий. Он объяснил Платону опасность его уединенного безмолвия и указал ему необходимость общежительного пути для новоначального подвижника. По просьбе Платона отец Василий постриг его в мантию с именем Паисий. Вскоре к Паисию пришел из Молдовлахии юный монах Виссарион и стал просить со слезами дать ему наставления и указать опытного в духовной жизни руководителя. Глубоко вздохнув, Паисий заплакал и сказал, немного помолчав: «Брат, ты вынуждаешь меня говорить о печальных вещах, ты причиняешь боль моему скорбному сердцу. Я сам, как и ты, с великим усердием искал себе наставника и не нашел. От этого я испытывал, да и теперь испытываю великую скорбь. «…» Спасение души, о котором ты меня спрашиваешь, не может быть достигнуто без помощи истинного духовного наставника, который и сам понуждает себя жить по заповедям Божиим, согласно слову Господа: иже сотворит и научит, сей велий наречется [Мф. 5, 19]. И действительно, как можно вести кого-нибудь по тому пути, по которому сам не ходил? Нужно самому до крови бороться против всех страстей душевных и телесных, победить при помощи Христа похоть и гнев, исцелить смиренномудрием и молитвой разумное начало души от безумия и гордости, покорить сластолюбие, славолюбие и сребролюбие и все прочие злые страсти, имея в этой борьбе своим вождем и начальником Господа нашего Иисуса Христа… И тот, кто во всем этом со смирением и любовию последует своему Господу и примет от Него служение врачевать и другие души и наставлять их на заповеди Божии, тот вместе с тем получит от Господа за свое смирение силу побеждать все вышеупомянутые страсти. И когда он достигнет этого, когда по благодати Христовой просияет в нем такое дарование Духа Божия, тогда он в состоянии будет и своему ученику показать на деле без обмана все заповеди Христовы и все добродетели… Такой истинный наставник научит и своего ученика за все заповеди Христовы полагать душу свою. И ученик, видя и слыша от своего наставника все вышесказанное и последуя ему верою и любовию, может при помощи Божией, исполняя советы наставника, преуспеть в заповедях Христовых и получить спасение. Вот какого, брат мой, следовало бы нам найти наставника. Но, увы, мы живем в бедственное время, и эту бедственность предвидели Духом Святым наши богоносные отцы и от жалости к нам для нашего утверждения предупредили нас о ней в своих писаниях. Так, божественный Симеон Новый Богослов говорит: “Мало таких, а особенно в наше время, которые бы могли хорошо пасти, а особенно врачевать разумные души. Соблюдать пост и бдение, сохранять внешний вид благочестия иные еще могут, могут многие и словами с успехом поучать, но достигнуть того, чтобы смиренномудрием и всегдашним плачем отсечь свои страсти и стяжать главнейшие добродетели, таких очень мало”. «…» Подобное же говорит и ближайший к нам отец… преподобный Нил Сорский, который, внимательно изучив Божественные Писания и замечая современное бедственное положение вещей и человеческое нерадение, дает… такой совет ревнителям: “Необходимо с величайшим трудом искать знающего наставника, если же такового не окажется, то святые отцы повелевают нам поучаться от Божественного Писания и от учения богоносных отец, по слову Самого Спасителя, сказавшего: Испытайте Писаний, яко в них обрящете живот вечный [ср.: Ин. 5, 39]”. И хотя преподобный Нил Сорский говорит это по отношению только к умной молитве, но нужда иметь искусного наставника не менее чувствуется и в деле борьбы со злыми страстями, и в исполнении заповедей Божиих. Итак, брат мой, из всего сказанного видно, что мы имеем крайнюю нужду со многою печалью и со многими слезами день и ночь поучаться в Божественных и отеческих писаниях и, советуясь с единомысленными ревнителями и старейшими отцами, учиться выполнять заповеди Божии и подражать примеру святых отцев наших, и только таким путем милостью Божией и собственными трудами мы можем достигнуть спасения»[9]. После этих слов Паисия Виссарион стал со слезами просить принять его в ученики. «Паисий был глубоко смущен этой просьбой. Он желал бы и сам сделаться учеником, если бы только мог найти для себя опытного руководителя. Три дня неотступно просил Виссарион Паисия позволить ему жить с ним. Тронутый, наконец, слезами и смирением Виссариона, Паисий уступил и согласился принять его к себе, но не как ученика, а как друга, чтобы вместе идти средним путем, открывая друг другу волю Божию, кому Бог подаст больше разумения в Священном Писании, побуждая друг друга к исполнению заповедей Божиих и на все доброе…»[10]. Сам святой Паисий говорит об этой перемене в своей жизни: «Не обретя, по многим причинам, места, где бы повиноваться, помыслил я царским путем свое житие проходить, с единым единомысленным и единодушным братом: вместо же отца - Бога иметь себе наставником и учение святых отцов, и повиноваться друг другу, и послужить, душу едину и сердце одно имея и все необходимое для жизни имея общим, находя сей путь монашества свидетельствуемым святыми отцами от Святого Писания»[11].
Итак, жизнеописание преподобного Паисия (Величковского) позволяет многое уяснить в отношении рассматриваемого нами вопроса. Все искания будущего старца, все его тяжкие приключения и скорби свидетельствуют о том, что мир человеческий, также и мир христианства вступил в иную эпоху - эпоху апостасии, эпоху духовного обнищания, почти повсеместного отступления христиан от горячности веры, от горения ревности и любви к Богу, уклонения в теплохладность, в миролюбие и себялюбие. Все понятнее становится предупреждение, со скорбью сказанное Самим Спасителем нашим: обаче Сын Человеческий, пришед убо, обрящет ли веру на земли? (Лк. 18, 8). О всеобщем охлаждении веры говорили и писали почти все отцы последнего времени, начиная с XVIII века. Об этом отступлении предсказано и Священным Писанием, и апостолами, и святыми отцами уже первых веков. Преподобный Паисий обошел многие земли в поисках школы истинного монашества, но все, что он видел, не могло удовлетворить его духовный голод. Сам он так рассказывал о своих скитаниях: «Когда я ушел из мира [имея целью] с горячею ревностью усердно работать Богу в монашестве, я не сподобился в начале моего монашества даже следа от кого-нибудь увидеть здравое и правильное рассуждение, наставление и совет, согласный с учением святых отцов о том, с чего и как мне, неопытному и новоначальному, начинать мое бедное монашество. Поселившись в одном пустынном монастыре, где по милости Божией я удостоился получить и начало монашеского звания, я не услышал там ни от кого должного разъяснения, что такое послушание, в каком смысле и с какой целью оно установлено и какую оно заключает в себе пользу для послушника. Ни начальник монастыря, ни мой восприемник и старец никакого мне по этому поводу не дали наставления. Постригши меня без всякого предварительного испытания, они предоставили мне жить без всякого духовного руководства. «…» Оставшись, как овца без пастыря, я начал скитаться там и сям, стремясь найти душе своей пользу, покой и вразумление, и не находил, за исключением блаженных старцев Василия и Михаила, от которых я получил и монашеское наставление, и великую духовную пользу, но с которыми не мог остаться, опасаясь рукоположения во священство. Так я достиг, наконец, тихого и небурного пристанища Святой Горы, надеясь хотя [бы] здесь получить некоторую отраду для души своей. Но и здесь я нашел не много братии нашего российского племени, знающих Священное Писание, т «о» е «сть» грамотных. Не отыскав желаемого душе моей руководства, я поселился на некоторое время в уединенной келии и, положившись на волю Божию, стал читать понемногу отеческие книги… с большим вниманием. Читая эти книги, я, как в зеркале, увидел, с чего именно мне надлежало начинать мое бедное монашество, я понял, какой великой благодати Божией я был лишен, не находясь в послушании у опытного духовного наставника и не слыша ни от кого наставления об этом предмете…»[12]. То же позднее говорил о себе и святой епископ Игнатий: «…в новоначалии моем я не мог найти монаха, который был бы живым изображением аскетического учения отцов Православной Церкви…»[13]; «…в нынешнем монашестве… знание святых отцов и образ мыслей, несколько запечатленный этим знанием, так редки, и тот, кто преподает слушающим его учение отцов, есть величайшая редкость»[14]. Также находим, что между отцом Паисием и обратившимся к нему за духовной помощью Виссарионом с самого начала отношения складываются отличные от отношений старца и ученика, и причина этого все та же: оскудение духовного опыта в среде монашества. Уже по этим фрагментам из житий трех преподобных отцов последнего периода - святых Серафима, Зосимы и Паисия - видно, что старческое руководство действительно становится редкостью. Видно, что под старческим руководством, всецелым послушанием старцу древними отцами понималось нечто гораздо большее, таинственное и глубокое, нежели только отсечение своей воли, отвержение мудрования и борьба с самостью. В противном случае было бы совершенно непонятно, почему многие опытные подвижники в последнее время всячески уклоняются от такого ответственного руководства, почему весьма благонамеренные послушники обходили многие славные обители в поисках духовного старца, но не обретали желаемого (чему немало примеров будет приведено нами далее). Наконец, показательно и то, что избранный святым Паисием царский путь, состоящий в жительстве с единомысленным братом, когда оба они имеют наставниками Бога и учение святых отцов, старец называет путем, свидетельствуемым святыми отцами от Святого Писания…
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество // Четвериков С., протоиерей. Правда христианства. М., 1998. С. 49.
Там же. С. 52.
Там же. Да не подумает читатель, что все эти истории мы приводим ради того, дабы обосновать «богословие непослушания», по выражению отца Доримедонта, будто мы усиленно ищем в житиях святых отцов примеры непослушания с целью оправдать собственное своеволие и самочиние. Нет! Прежде всего мы желаем реально представить проблему, связанную с послушанием и недостатком духовного руководства в период духовного обеднения, хотим доказать, что эта проблема действительно существовала и существует в последнее время, а не надумана святителем Игнатием.
См.: Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 59-60.
Там же. С. 65-66.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 67-68.
Василий (Поляномерульский) особенно известен своими духовными писаниями, поучениями о внутреннем делании Иисусовой молитвы. Желающего научиться молитве святитель Игнатий (Брянчанинов) нередко отсылает к этим поучениям старца Василия.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 81.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 82-84.
Там же. С. 84-85.
См.: Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского. Оптина пустынь, 2001. С. 250-251. (В книге писания старца приводятся на старославянском языке, мы же делаем русский перевод.)
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 97-98.
Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 49. С. 114.
Там же. Письмо 127. С. 224.
"Вы моему прегрешению не последуйте"
Проследим теперь, как же молодой монах Паисий становится известным духовным наставником, даже возобновителем старчества, сам не имея опыта послушания старцу, и постараемся уяснить: каким было, собственно, это наставничество и в чем заключалось духовное руководство братией преподобного Паисия.
Через четыре года после того, как Паисий обрел духовного сподвижника в лице юного инока Виссариона, к ним стали присоединяться другие монахи, желавшие жить под его руководством. Паисий долго отказывался, указывая на то, что руководить другими - это дело совершенных и бесстрастных, а он - немощен и страстен. Однако не смог противостоять их просьбам, особенно уговорам братолюбивого Виссариона, и вынужден был против своей воли принимать сожителей. Таким образом братство стало быстро разрастаться. Появилась насущная нужда в священнике, и братья стали принуждать отца Паисия принять рукоположение. Он долго противился, но опять вынужден был подчиниться и был рукоположен на тридцать шестом году своей жизни. После этого будущий старец с еще большим усердием начинает изучать святоотеческую письменность. В письме к одному настоятелю он писал об этом периоде своей жизни на Афоне: «Зная хорошо из учения и заповедей богоносных отцов наших, что руководителю братии не следует наставлять и учить по своему единоличному разуму и рассуждению, но нужно держаться истинного и правильного смысла Божественного Писания, как учат божественные отцы, вселенские учители, а также учители и наставники монашеской жизни, просвещенные благодатию Святаго Духа, зная притом и свое малоумие и боясь, как бы вследствие моего неискусства я и сам не упал, как слепец, в яму и других туда не ввергнул, я и решил принять за непоколебимое основание всякого истинного и правильного наставления Божественное Писание Ветхого и Нового Завета и его истинное толкование благодатию Святаго Духа, т «о» е «сть» учение богоносных отец наших, вселенских учителей и наставников монашеской жизни, и все Апостольские Соборные и святых отец Правила, каковые содержит Святая Соборная и Апостольская Восточная Церковь, а также и все заповеди и уставы ее. Все это я принял как руководство для себя и для братии, чтобы и я сам, и братия, живущие со мною, пользуясь всем этим при содействии и вразумлении Божественной благодати, не отступили ни в чем от здравого и чистого соборного разума Святой Православной Церкви. И прежде всего я начал прилежно с помощью Божией приобретать с большим трудом и издержками святоотеческие книги, учащие о послушании и трезвении, о внимании и молитве»[1]. Но при тщательном и постоянном изучении отеческих книг, ища в них не только назидания для себя, но и указания, как строить монашескую жизнь, преподобный Паисий заметил в славянских переводах многие погрешности, появившиеся в результате неверного перевода и по вине невнимательных переписчиков. Сравнивая славянские книги, он потерял было надежду найти в этих переводах правильный и истинный смысл. Тогда святой старец задался мыслью отыскать на Афоне отеческие книги в греческих списках и по ним произвести исправления. Но, как пишет сам преподобный Паисий, «я искал во многих местах, и неоднократно, и не мог найти. Я ходил в великий лаврский скит святой Анны и в Капсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия и другие Лавры и монастыри, повсюду расспрашивая знающих людей, опытных и престарелых духовников и благочестивых иноков, и нигде мне не удалось найти ни одной подобной книги, и от всех я получал один и тот же ответ, что они не только не знают этих книг, но даже и имен их составителей не слыхали. Слушая эти ответы, я впал в совершенное недоумение и изумлялся, как же это в таком святом месте, где жили многие и великие святые, я не только не могу найти желаемых мне отеческих книг, но даже и имен их писателей ни от кого не слышу. И от этого я впал в глубокую печаль»[2]. Однако после долгих поисков святому Паисию удалось найти греческие книги и начать благодатный труд по исправлению славянских переводов. Именно благодаря этому подвигу всей жизни своей святой старец сумел донести до своих братьев, открыть им и многим поколениям своих последователей духовную сокровищницу древних святых подвижников. Поучение в Святом Писании и писаниях святых отцов преподобный Паисий поставляет как фундамент для устроения своей киновии, как твердый камень, на котором только и может прочно удержаться истинно монашеское делание. В уставе братства, составленном старцем, подчеркивается необходимость и значимость подвига послушания: «Второй чин, на котором… все монашеское житие висит, состоит в том, чтобы стяжать послушание, т «о» е «сть» всякую свою волю, и рассуждение, и самочиние оплевавши и вне повергши, волю, и рассуждение, и заповеди отца своего, согласные со Священным Писанием, всеусердно стараться исполнять, и братии, как Самому Господу, а не людям, со страхом Божиим и со смирением до смерти послужить». Но тут же в уставе поясняется и то, каков должен быть сам настоятель: «Он должен изучить Священное Писание и учения духоносных отцов и кроме их свидетельств ничего от себя не приносить братии: ни учения, ни заповеди, но часто наставлять и открывать волю Божию. Руководствоваться Писанием в назначении послушаний, помня, что Слово Божие и ему, и братии есть наставник и путеводитель ко спасению. Должен быть примером смиренномудрия и во всем согласного и единомысленного союза любви духовной. Не сам собою всякую вещь без совета начинать и творить, но, собирая искуснейших в духовном рассуждении братий, с их советом, испытуя и Писание, начинать и творить»[3].
В письме к некоему иерею старец много восхваляет послушание и братское общежитие, пишет, что послушание есть «кратчайшая лестница к небу, одну ступень - отсечение своей воли имеющая, на которую вступив послушник скоро на небеса восходит»[4], что «общее житие есть небо, послушание же святое - небо небес, потому, кто от послушания отпадет, от Бога и от небес бывает извержен». Но вслед за этой хвалой послушанию святой Паисий замечает: «Такому общему житию и всеблаженному послушанию в древние времена были наставники великие - богоносные отцы, которые как сами ради чистоты душ своих и совершенного в заповедях Божиих благоугождения сподобившиеся быть жилищем Святому Духу и от Него, как солнца, просиявшие в дарованиях духовных, в крайнее бесстрастие пришедшие и в любовь Божию совершенную, Духом Святым окормляемые, так и Богособранному своему стаду словом, и делом, и образом своего богоугодного жития истинный путь показывали ко спасению, окормляя их к внимательному хранению Божиих заповедей. Оттого и ученики их, как на столп одушевленный и как на светозарное солнце, взирая на этих своих наставников, наставляемы были и просвещались сами во всех добродетелях светом учения и дел их добрых и приходили к крайнему богоугождению, и множество многое несчетное и бесчисленное из них спасалось. В нынешние же лютые времена, что многого плача и рыдания достойно, весьма такие наставники оскудели, и если какие ревнители из иноков возжелали бы таким житием общежительным Богу угождать, то Сам Бог и Божественное чтение писаний преподобных отцев тех, общежительных наставников, Божиим Промыслом даже и доныне сохраненное, есть учитель и наставник: через них же [через писания], как бы на тех самых [отцев] взирая внимательно, со страхом Божиим и разумом читающие могут отчасти, Богом споспешествуемые, житию их богоугодному быть подражателями, окормляемые и вразумляемые отцем своим, во имя Христово их собравшим или ими единомысленно избранным, который не от себя, но от Святого Писания и от того же учения святых отцев поучал бы чад своих духовных. В древние времена многие из святых отцев от просвещения благодати Божией учеников своих поучали[5], даже будучи не книжными [не учеными]. В нынешние же времена святые отцы не велят вовсе поучать кому-либо братию от себя, но от Писания Святого и от учения преподобных отцов, которые Духом Святым познавшие тайны и силу Святого Писания и благодатию его предузнавшие о немалом оскудении среди иночества в последние времена здравого учения и истинных наставников, побуждаемые к тому Духом Святым, написали свое святое и душеполезное учение для нашей вечной пользы и окормления… которого и в нынешние времена если будут держаться наставники монахов и их ученики со страхом и смиренномудрием, то не погрешат против своего спасения и сами, и слушающие их»[6].
Показательно, что, будучи уже известным старцем, святой Паисий был очень осторожен в преподании слова и, прежде чем отвечать на какой-либо важный духовный вопрос, всегда выверял ответ по книгам Священного Писания и творений святых отцов. Так, отвечая письменно на различные вопросы мирян, он приписывает в конце: «Получив мои ответы, читайте их со вниманием, и если найдете что-нибудь в них согласное со Священным Писанием и истинным церковным разумом, то последуйте тому. Если же я в своих ответах как человек погрешил в чем-нибудь, то вы моему погрешению не последуйте, но держитесь во всем здравого разума и рассуждения Святой Соборной Церкви, и таким образом никогда не погрешите»[7].
«…Вы моему погрешению не последуйте, но держитесь во всем здравого разума…» - эти слова великого старца, окормлявшего многочисленное иноческое братство, характеризуют его взгляд на истинное значение наставника и на пределы богоугодного послушания. Как ни странно, некоторые авторитетные на Святом Афоне старцы XX века проповедуют иное понятие: «Даже если повеление старца ошибочно, Бог ради послушания повеление это обратит в душевную пользу»[8]; «Часто и мы, старцы, может, и делаем какую ошибку; но если ты все исполнишь по послушанию, то для тебя это обернется к лучшему, а не к худшему»[9]. Причем, как мы увидим далее, эти наставники считают необходимым последовать старцу даже тогда, когда он ошибается в вопросах весьма значительных в деле спасения души.
Стоит также рассмотреть, чем же особенно отличалось братство преподобного Паисия от других обителей того времени, почему именно святой Паисий явился как бы обновителем монашеского духа, стал основоположником целой плеяды духовных старцев и в Молдавии, и в России? Что особенное находим в его руководстве и в жизни окормляемого им братства? Внешние послушания, труды, отсечение своей воли, подчинение, безропотное исполнение благословений игумена и поручений старших братьев, ревностное отношение к богослужениям - эти делания не новы для обителей того времени. Но старец Паисий требовал к тому же, чтобы братия в келиях читала писания святых отцов, творила умную молитву, по силе полагала частые поклоны со слезами. Каждый вечер братья, особенно новоначальные, исповедовали своим старцам помыслы. Исповедание помыслов преподобный Паисий считал основанием духовной жизни и видел в нем надежду спасения. Сам старец уделял много внимания братии, каждый мог всегда приходить к нему для разрешения своих недоумений. Но, как видно, главным для духовного роста братии были беседы самого старца, когда зимними вечерами они собирались в трапезной и преподобный Паисий читал монахам книги святых отцов. Он тотчас же объяснял читаемое, приводя места из Священного Писания и из отеческих творений. При этом старец Паисий со слезами убеждал братию исполнять заповеди Христовы, приобретать сердце сокрушенное и смиренное. Ежедневное чтение отцом Паисием святоотеческих книг и его беседы имели огромное воспитательное значение для братии. Показательно, что именно на этих же монашеских деланиях акцентирует внимание и святитель Игнатий: он считает важными и необходимыми в первую очередь - нелицемерное послушание игумену и братии, отсечение своей воли, самости, откровенное исповедание помыслов духовному отцу, частое и внимательное чтение Священного Писания и писаний святых отцов, недоверие себе во всем, молитву Иисусову и сердечный плач. Впоследствии, когда жизнь братства Паисиева стала приходить в упадок, монахи сами признавались, что одной из важных причин этого упадка было прекращение ежедневных бесед старца и прекращение чтения Божественных и отеческих писаний и оставление внимания к себе. Старец Паисий и сам считал одной из основных причин того, что с каждым годом жизнь в их обители (в Нямце) «идет ниже»,- «оставление соборного поучения» братии[10].
Как видно из дальнейшей истории русского монашества, это великое дело, исполненное святым Паисием и его продолжателями,- труд возрождения святоотеческого Предания, извлечение из-под спуда забвения и возвышение на подсвечнике светильника древнего подвижничества, хотя и осветило дорогу многим, ищущим спасения путникам, но не смогло, однако, вполне разрешить проблему общего духовного оскудения и отступления от прежней горячности веры. И те скорбные обстоятельства, которые встретил святой Паисий, когда отправился искать истинное монашество, так знакомы многим христианам, которые и в наши дни отправляются в то же странствие. Но теперь, благодаря святому Паисию и его сподвижникам и последователям, продолжившим дело, начатое старцем, у нас есть книги, много прекрасных книг, которые значительно могут облегчить этот поиск, становясь для нас как бы маяком, из среды бушующей стихии указывающим направление к спасительной гавани.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 99.
Там же. С. 100-101.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 108-109.
И это письмо написано по-старославянски; мы попытались пересказать его по-русски.
Вспомним, к примеру, слова из обращения святого Иоанна Лествичника к пастырю: «Учителям неприлично преподавать наставления, выписанные из сочинений других, так как и живописцам, когда они делают только списки с чужих рисунков» ( Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. СПб., 1995. Слово особенное к пастырю. Гл. 1:5. С. 254).
См.: Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского. С. 247-249.
Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 234.
Иосиф Ватопедский, монах. Блаженный послушник… С. 100.
Старец Ефрем Катунакский. М., 2002. С. 157.
См.: Четвериков С., протоиерей. Молдавский старец Паисий Величковский… С. 186.
Святитель Игнатий и Оптинские старцы
Иеромонах Доримедонт укоряет святителя Игнатия в том, что он не смог по достоинству оценить современных ему духовных наставников, не признавал духовного делания за Оптинскими старцами, будучи послушником старца Леонида, этого «благодатного основоположника Оптинского старчества»[1], отошел от него, что и определило его «личный духовный опыт», «опыт… жизни без послушания старцу». Но пересмотрим кратко житие самого старца Леонида, затем святителя Игнатия в период его послушничества, чтобы глубже проникнуть в суть духовных отношений старца и ученика и того, что могло стать причиной их разлучения. Старец Леонид (в миру Лев Данилович Наголкин) в начале своего монашеского пути вступил в Оптину пустынь (1797), но через два года перешел в обитель Белобережскую. Причина этого перехода, скорее всего, была в том, что в то время в Белых Берегах настоятельствовал иеромонах Василий (Кишкин), старец духовной жизни, подвизавшийся немалое время на Афоне. Здесь же Лев вскоре был пострижен в монашество и наречен Леонидом, а затем вскоре же был рукоположен в иеромонаха. Уже через пять лет по вступлении отца Леонида в Белобережскую обитель братия избрала его настоятелем. Показательно, что и эти пять лет он не находился здесь постоянно, но временно переселялся в Чолнский монастырь, где тогда подвизался его земляк - схимонах Феодор, ученик великого старца Паисия (Величковского). Именно под руководством этого наставника отец Леонид научился противоборству страстям и достиг духовного просвещения. Тогда же он имел и духовное общение с настоятелем Брянского Свенского монастыря[2]. С избранным наставником отец Леонид не имел возможности видеться часто, тем более после того, как сам стал игуменом. Но вскоре сам старец Феодор переселился в Белобережскую обитель. Через четыре года по избрании игуменом отец Леонид сложил с себя настоятельство и вместе со старцем Феодором и другим подвижником - иеросхимонахом Клеопою - поселился в безмолвном месте, в глуши леса недалеко от обители. Но и здесь недолго прожили отцы вместе. Уже через год после вселения в пустынь отца Леонида старец его переселился в Новоезерский монастырь, а затем перешел в Палеостровскую пустынь. Через два года после разлучения со старцем отцы Леонид и Клеопа перебрались на Валаам, куда на следующий год прибыл и сам старец Феодор. Причем во всех этих обителях против старцев возбуждалось недовольство, и они натерпелись немало притеснений и гонений от братии. Причиной этих гонений было то, что к отцам стекалось за советами много народу - не только монахов, но и мирян всех сословий. Такое руководство старцев-подвижников тогда еще было новостью во многих русских обителях, и не все могли понимать учение их. Некоторые, даже из благомыслящих подвижников валаамских, смотрели на жительство старцев с недоумением. Так что и с Валаама старцам Феодору и Леониду пришлось перебраться в Александро-Свирский монастырь[3].
Стоит нам обратить внимание на то, какие отношения были у отца Леонида со старцем Феодором: «Замечательно,- говорится в житии,- что отец Феодор, бывши старцем-наставником о «тца» Леонида, в то же время имел его своим духовником и другом духовным. Опасаясь, как бы о «тец» Леонид, как ученик, не стал действовать в отношении к своему старцу по пристрастию снисходительно, о «тец» Феодор, приступая к исповеди, скажет, бывало, иногда: “Ну, Леонид, смотри, чтобы не щадить”. И если о «тец» Леонид делает своему старцу какое-либо замечание, оно всегда принималось им с любовию и благодарностию»[4]. Через пять лет по переселении в обитель Александро-Свирскую отец Феодор окончил многотрудное поприще земной своей жизни, испустив дух на руках любимого своего ученика, «а вместе и духовного отца своего, о «тца» Леонида»,- говорится в житии. Перед смертью, получив дар прозорливости, старец отечески уговаривал своих сподвижников: «Отцы мои! Господа ради друг от друга не разлучайтесь, поелику в нынешнее пребедственное время мало найти можно, дабы с кем по совести и слово-то сказать. Да вы теперь сие и на опыте, яко в зерцале, видите. Но, к сожалению, за премногие грехи мои, в нашем союзе не находится ныне такого мужественного и достойного строителя, который бы мог содержать обитель и нас окормлять по преданию святых отец, и назидать благорассмотрительно… Но собраться воедино, кажется, полезно для подкрепления друг друга»[5].
По словам отца Доримедонта, «в те времена в русском монашестве опыт послушания старцу жил и плодоносил»! Но, как мы видим, именно то самое старчество, на которое неоднократно он указывает, не понималось в русских монастырях, считалось каким-то странным новшеством и подвергалось гонению. Находим, что самые старцы признавали духовную пребедственность времени, редкость духоносных отцов, свидетельствовали, что мало найти можно таких, с кем по совести и слово-то сказать. Опять находим, что и между этими отцами отношения были иными, чем у послушника со старцем в древнем монашестве: здесь также осуществляется принцип, о котором все чаще говорят отцы последнего времени: «два или три единомысленных пусть составят союз и друг друга руководят или друг друга вопрошают, ведя жизнь во взаимном послушании, со страхом Божиим и молитвою, в умеренной строгости аскетической»[6].
Проследим далее путь святого старца Льва. После смерти отца Феодора иеросхимонах Лев с близкими учениками вновь переселился в Оптину пустынь. Настоятель обители игумен отец Моисей поручил руководству старца всех жительствовавших в обители братий, да и сам подчинился его влиянию. «Старец о «тец» Леонид, как имевший дар прозорливости, вникал во все. В то время назначение послушаний, келий и т. п. - все делалось… по указанию старца. «…» Старец заправлял не только внутреннею, духовною, но и внешнею стороною братства обители»[7]. Но и здесь через некоторое время на старца Леонида было воздвигнуто гонение, как говорится в житии: «В числе прежних оптинских братий были благоговейные, добрые иноки; но каждый из них жил по своим понятиям и подвизался, как сам умел. Главное же их внимание обращалось на внешние труды и на деятельные добродетели… О старческом же пути они не имели никакого понятия. Потому, когда поселился в обители старец о «тец» Леонид со своими учениками, когда заговорили о старчестве и духовном окормлении, об очищении совести и откровении помыслов, об отсечении своих хотений и рассуждений, о внутреннем делании,- все это многим показалось каким-то новым непонятным учением, которое некоторые даже прямо стали называть новою ересью»[8]. Последовали жалобы епархиальному епископу, старцу неоднократно запрещали принимать народ для духовного окормления, переводили из келии в келию. Такое старческое руководство, как говорится в житии, «было тогда не только в Оптиной пустыни, но и во всей Калужской епархии, а может быть, и в целой России… еще новостию»[9]. Дело дошло даже до того, что поползли слухи, будто старца собираются сослать в Соловецкий монастырь. Ученики его, «страшась за старца… опасались и за себя: кто мог без него вести их по пути спасения? Пока жив был отец Леонид, никто для них не мог назваться старцем, ни к кому не было такой полной веры, ничье слово не имело такой великой силы. «…» С отнятием его все падало»[10]. Так что неверно будет утверждать, что в то время старчество в Оптиной было уже обычным деланием, скорее, оно только начинало насаждаться, и с немалыми трудностями.
Теперь кратко расскажем о самом святом Игнатии (Брянчанинове) и о том, как он пришел в монастырь и стал послушником старца Леонида. Родился Димитрий Александрович (таково было его мирское имя) в 1807 году в семье богатой и благочестивой, которая происходила от рода древних дворян и была весьма известной и чтимой фамилии. В шестнадцать лет он вступил в главное инженерное училище Санкт-Петербурга, которое было основано по настоянию его Высочества Николая Павловича Романова, в 1825 году ставшего Российским императором. На тот момент Николай Павлович являлся генерал-инспектором инженеров и сам ежегодно отбирал пансионеров, которых брал под свою опеку и на содержание. Вскоре же Великий князь обратил особенное внимание на благообразного, талантливого юношу Брянчанинова и вызвал его в Аничковский дворец, где представил своей супруге Великой княгине Александре Феодоровне, после чего тот был зачислен в ее пансионеры. Став императором, Николай Павлович и его супруга императрица Александра продолжали оказывать свое милостивое расположение Димитрию Александровичу. Когда же до отца его, Александра Семеновича Брянчанинова, стали доходить сообщения, что сын его Димитрий много уделяет внимания духовной жизни, часто посещает храмы и монастыри, то он крайне забеспокоился такой набожностью сына и стал всячески препятствовать ему в его желании избрать иноческий путь. Он привлек к этому своих влиятельных друзей и родственников в столице, от лица которых, наконец, была предъявлена жалоба митрополиту Петербургскому в том, что монахи и духовник Невской Лавры склоняют Димитрия Александровича, юношу весьма любимого императором, к монашеству. После этого митрополит запретил духовнику Лавры принимать Брянчанинова на исповедь. Димитрий Александрович был много наслышен от лаврских монахов о старце Леониде, и, наконец, представился ему случай видеться с самим старцем. Об этой встрече Димитрий говорил впоследствии своему искреннему другу: «Сердце вырвал у меня отец Леонид, теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему предамся всецело душею и буду искать единственно спасения души в уединении». Но долгое еще время Брянчанинову препятствовали во вступлении в монастырь и близкие родственники, и влиятельные знакомые, и даже сам император, к тому же прибавлялись затруднения со стороны физического его здоровья. Наконец, на двадцать первом году своей жизни, преодолев множество преград, он вступил в Александро-Свирский монастырь в послушание к старцу Леониду. Беспрекословное послушание и глубокое смирение отличали поведение послушника Брянчанинова. Он со всей душой предался старцу Леониду в духовное руководство, и отношения эти отличались всей искренностью и прямотой. Послушник во всем повиновался воле своего духовного отца, все вопросы и недоумения разрешались непосредственно старцем. Старец же не ленился делать замечания своему юному питомцу, вел его путем внешнего и внутреннего смирения. В отношении Димитрия им был предпринят крайне смиряющий образ руководства, скорее всего, для того, чтобы победить в молодом ученом офицере всякое высокоумие и самомнение, которые обыкновенно присущи каждому благородному и образованному человеку, вступающему в среду простецов. Старец постоянно подвергал своего ученика испытаниям, и такие опыты смирения нравились благородному послушнику. Димитрий Александрович с покорностью отправлял и низкие служения. Но, как говорится в жизнеописании святителя Игнатия, «испытаниям, хотя бы они совершались в духовном разуме, есть мера, свыше которой они утрачивают свою привлекательную духовную сторону, остаются при одной внешности. Усердие и ревность подвергаемого испытаниям начинают тогда ослабевать, когда не получают подкрепления в силе духовного разума, которым должны быть проникнуты такие испытания. Старец при таком образе действований должен обладать в достаточной степени этой силой, чтобы его действия были несоблазнительны и удобоприемлемы… Древние святые отцы в таких случаях действовали чудодейственной силой, и она удерживала при них послушников. Разум рождается от опытности, опытность приобретается от многих примеров; а этот пример обращения с благовоспитанным и умственно необыкновенно развитым послушником в духовной практике о «тца» Леонида едва ли был не первый. Тщательное воспитание при всем внимании к духовно-нравственной стороне требует сообразо[вы]ваться и с физическим состоянием воспитываемого, а умственное его развитие нуждается в соответственном себе упражнении. Трудно предположить, чтобы все это соблюдалось при помянутых испытаниях…»[11]. Сам святитель Игнатий замечает, что в древности, «когда старцы обиловали благодатными дарами, а новоначальные - усердием и силой произволения», уничижение часто употреблялось при воспитании монахов, при этом «вырабатывалось сердечное смирение». Однако, как подчеркивает далее святитель, «духовное врачевство это, сохраняя само по себе все достоинство свое, нуждается в наше время в особенном благоразумии при употреблении его. Благоразумие требует от современного старца, чтоб он, всматриваясь в собственное свое преуспеяние, не возлагал на ближнего таких бремен, каких сам не нес и не в силах понести. Жестокое уничижение в наше время может сокрушить новоначального, расстроить его навсегда»[12]. Иногда одолеваемый духом уныния послушник не только находится в опасности изнемочь от уничижений, но нуждается даже в похвале со стороны наставника. Как говорила игумения Арсения Себрякова (1833-1905), матушка весьма высокой духовной жизни, «похвала, иногда и просто по-человечески приятная и ласкающая самость, бывает полезна, как ободряющая унывающий дух. Бывало, при матушке [схимонахине Ардалионе, старице игумении Арсении] почувствуешь уныние духа от понятия и ощущения полной греховности и немощи своей и придешь к матушке с просьбой, чтоб она похвалила меня и уверила бы меня в моей способности к спасению. Матушка действительно начнет уверять, и так серьезно и сильно, что я поверю, и утешусь, и ободрюсь. И не боялась она поблажить самости, но и ее употребляла как орудие, спасающее против уныния, наносимого иногда силою вражиею. Так десными и шуиими соделывается наше спасение»[13]. По замечанию святых отцов, между иноками бывает много несходств и различий, и добрый наставник «должен ясно знать состояние и устроение каждого из подчиненных», при этом «часто немощнейший бывает смиреннее сердцем, а потому и судии духовные должны такого легче наказывать»[14]. Были ли все эти тонкости духовного руководства верно употреблены в отношении юного Димитрия старцем Леонидом? Это остается под вопросом.
Спустя год по вступлении Димитрия Брянчанинова под руководство отца Леонида первая горячность в послушании старцу начала остывать. У него стало появляться недовольство старцем: некоторые его поступки казались послушнику не согласными с учением святых отцов, также старец Леонид не мог удовлетворительно отвечать на все его вопросы, разрешать все его недоумения. Как говорится в жизнеописании, «вероятно, эти вопросы касались более возвышенных сторон жизни духовной, которая в высших своих проявлениях в каждом подвижнике представляет свои особенности, а потому неудивительно, что о «тец» Леонид, при всей своей мудрости духовной, не мог удовлетворительно разрешить такие вопросы»[15]. Димитрий Александрович не вскоре отошел от руководства старца Леонида, он еще следовал за ним при переселении старца с учениками в Площанскую пустынь. Здесь духовная неудовлетворенность, скорбь и томление еще более увеличились в душе послушника, но старец приписывал это неудовольствие то болезненному состоянию ученика, то внутреннему его превозношению против других, чего на самом деле Димитрий был вполне чужд. Он ощущал только свою немощь и опасался своего крушения, что ускользало, однако, от проницательного старца и приводило к ошибочности взгляда его на душевное состояние ученика. К отделению от старца располагало Брянчанинова и то обстоятельство, что на него и его искреннего товарища Михаила Чихачева (который к тому времени присоединился к Димитрию) оказывала душевредное влияние рассеянность и молва, имевшая место в среде весьма увеличившегося числа учеников старца. Димитрий Александрович и Михаил задумали отделиться от отца Леонида и по примеру святого Паисия (Величковского) устроиться уединенно в отведенной им в обители келии и жить на правилах скитской жизни, то есть жить вдвоем с общего совета и друг друга тяготы носить ради Христа. Старец Леонид поначалу не соглашался на такое их отделение. Димитрий видел, что его не понимают, превратно судят его намерение, он постоянно болезновал, изнывал душой, не переставая умолять Господа устроить судьбами Его их жизнь. Через некоторое время Димитрию Брянчанинову было благодатное видение, которое указывало предначертанный ему от Господа путь искреннего отречения от мира и удел страданий, в которых товарищ его должен стать участником. Видение было передано старцу Леониду, который увидел из него, что нет воли Божией удерживать этих послушников при себе. Он благословил их жить отдельно и избрать себе другого духовника - общего монастырского.
Святителю Игнатию часто ставят в вину то, что он не остался навсегда под духовным руководством старца Льва Оптинского. Но ведь и сам старец Леонид не сразу избрал себе духовного наставника, который бы мог удовлетворить его духовные нужды. Мы не находим, чтобы послушник Лев, недолго думая, в первой же обители, куда привел его Бог, сразу же с верой предался в полное руководство какому-либо опытному монаху и оставался в таком послушании до смерти, что, казалось бы (если встать на позицию отца Доримедонта), должно было быть самым предпочтительным для него, кратчайшим путем к небу. Однако отец Леонид вышел из обители, в которую вступил вначале, в поисках более духовного руководства. Вот, казалось бы, он находит старца духовной жизни, подвизавшегося немалое время на Афоне, настоятеля обители, однако опять не удовлетворен, обращается за руководством к подвижнику, живущему в другой обители, и ради этого по временам живет там.
При таком упрощении вопроса о выборе духовного руководителя и полного вверения в руки его своего спасения можно и святого Паисия (Величковского) винить в том, что он, так ревностно желая найти старца, проходил мимо многих подвижников, неоднократно находился в послушании у достаточно опытных духовников, однако не удовлетворялся их наставничеством, тайно убежал из обители, где обретались и прозорливые отцы, как видно из жития. Как понимать то, что и с теми старцами, от которых, по словам самого преподобного Паисия, он получил и монашеское наставление, и великую духовную пользу, он не мог остаться, опасаясь рукоположения во священство? Почему же он не посчитал возможным в этом вопросе отсечь свое мудрование и ради послушания духовному старцу целиком предоставить ему решение и этого вопроса? Как видим, преподобный Паисий многие годы находился в послушании у отцов то в одной обители, то в другой, но тем не менее утверждает, что за все это время не нашел желаемого душе его духовного (старческого) руководства, «не сподобился… даже следа от кого-нибудь увидеть здравое и правильное рассуждение, наставление и совет, согласный с учением святых отцов…». То же самое говорит о себе святитель Игнатий: «Я желал быть под руководством наставника, но не привелось мне найти наставника, который бы вполне удовлетворил меня, который был бы оживленным учением отцов. Впрочем, я слышал много полезного, много существенно нужного, обратившегося в основные начала моего душеназидания»[16]. «Когда я поступил в монастырь, ни от кого не слыхал ничего основательного, определительного. Бьюсь двадцать лет, как рыба об лед! Теперь вижу несколько делание иноческое, но со всех сторон меня удерживают, не впускают в него…»[17].
Примечательно, что и Оптинский старец Макарий не скоро нашел такого руководителя, который мог бы вполне удовлетворить его духовные нужды. В самом начале своего вступления в монастырь (Площанскую пустынь) он был поручен попечению братского духовника. Молодой послушник предал себя ему в полное повиновение. Однако внимание старца было обращено главным образом на внешнее делание, и душа юного подвижника не могла удовлетвориться этой одной внешней стороной иночества. Мысленная брань, бесовские приражения не давали покоя душе. «И чем более преуспевал он во внешнем делании,- говорится в жизнеописании старца,- тем более сознавал недостаток в руководстве с даром рассуждения помыслов для преуспеяния в делании внутреннем, без которого… нельзя достигнуть плода иноческой жизни, или преуспеяния»[18]. Тогда отец Мелхиседек (имя отца Макария по пострижении в рясофор) решил отправиться в Киев для поклонения мощам святых угодников, заходя по пути в разные пустынные обители. Здесь он разузнавал о старцах духовной жизни, вступал с ними в беседу, «имея в намерении отыскать бесценный бисер - Христа»[19]. По возвращении в свою обитель он вскоре был пострижен в мантию с именем Макарий. Тогда же в Площанскую пустынь пришел на жительство один из учеников старца Паисия (Величковского), схимонах Афанасий, старец духовной жизни. Отец Макарий вошел с ним в духовное общение и по благословению настоятеля перешел под его руководство, которое продолжалось почти десять лет. Старец Афанасий имел при себе много духовных книг и среди них - верные списки всех письменных трудов старца Паисия. Отец Макарий по благословению наставника с горячим рвением принялся утолять свою духовную алчбу и жажду внимательным чтением и списыванием этих рукописей. «Но чем более углублялся любомудрый инок в чтение святоотеческих писаний,- говорится в жизнеописании,- тем более возгоралась в нем ревность достигнуть желаний края - духовного делания, научиться умной Иисусовой молитве…»[20]. Но старец его не мог удовлетворить любознательность своего ученика с этой стороны, поскольку сам проходил лишь устную молитву, имея запрещение от старца Паисия касаться ему высокого молитвенного делания. Отец Макарий должен был ожидать благоприятного случая для сближения со старцами, которые стяжали сей дар по преемству от других опытных наставников. После того опять отец Макарий совершал паломничество к киевским святыням, опять встречался и общался со многими старцами, желая обрести наставника в молитве. Наконец он примкнул к сонму учеников старца Леонида, поселившись в Оптиной.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги