Но вот сам же отец Доримедонт говорит, что «святитель Василий Великий предписывает монахам беспрекословное послушание настоятелю - духовному отцу, приведенная характеристика которого отражает его несомненную духовную зрелость»[15]. Автор брошюры ссылается и на святых Каллиста и Игнатия, на их слова об избрании наставника[16]. И эти отцы, говоря об отречении и совершенном повиновении наставнику, полагают условие: «Для сего со всем усердием взыщи и постарайся найти себе руководителя и учителя непрелестного (непрелестность его да будет в представлении им в подтверждение того, что говорит, свидетельства из Божественного Писания), духоносного, сообразную с словами своими и жизнь ведущего, высокого в умозрении, смиренного в мудровании…» и т. д. И только затем: «Нашедши же такого… пребывай с того времени весь в его повелениях, и с ним во всем согласуйся, смотря на него, как на Самого Христа, а не как на человека, и всякое от себя отгоняя неверие и сомнение……Последуй за своим учителем, как зеркало какое…»[17]. После этого уже святые отцы описывают все блага, происходящие от послушания, но затем опять повторяют: «…так как причина всего для нас прискорбного в непокоривости и гордости… то возжелавшему жить без погрешений надобно побыть на послушании у отца, опытного и непрелестного, долговременными подвигами стяжавшего ведение вещей Божественных, и в жизни украшенного всеми добродетелями, всякое его повеление и всякий совет почитая гласом и советом Самого Бога»[18].


То же самое, как мы видели выше, пишет и святой Симеон Новый Богослов - первое является условием второго: опытность и духовность старца - условием крайнего внимания и благоугождения со стороны послушника. Так что не по послушнику вырастает старец, но по старцу - мера и степень допустимого к нему послушания, а также и преуспеяние послушника!


Необходимо учитывать и то, в какие отношения с учеником дерзает вступить наставник. Если учитель сознает, что не имеет в себе явного обитания Духа, то всякое затруднение, касающееся каких-либо тонкостей духовной жизни, должен он решать не своим разумом, а расследуя, как об этом вопросе учат Святое Писание и святые отцы. Мы уже отмечали, что так понимал современный подвиг наставничества не только святитель Игнатий, но и другие отцы, в том числе преподобный старец Паисий (Величковский)[19]. Так что такой наставник, когда ему приходится решать вопрос не рядовой, но требующий рассуждения, должен отвечать, ссылаясь на святых отцов Церкви. Иногда же, если ответ не найден, он должен признаваться в своем неведении, но не принимать вид, будто ему каким-то таинственным образом извещаются суды Божии. Он должен открывать перед послушником святоотеческое предание, направлять его мысль к Богу, подсказывать, советовать, предостерегать, наставлять, но в то же время не выдавать себя самого за духоносного старца, а и себя показывать всегда учащимся от писаний святых отцов, ищущим узнать в них волю Божию. В противном случае происходит обман, фальсификация духовности. Если наставник настроит ученика так верить ему и так смотреть на него, как будто ему открыты веления Духа, на самом же деле сам он еще находится в состоянии душевном и пытается решать возникающие духовные проблемы, основываясь на собственном рассуждении, то ученик попадает в ложное состояние. Он уверен, что ему таинственно открывается воля Божия, а по сути - это плод разума человеческого. Книги Ветхого и Нового Завета часто обличают тех пророков, которые изрекают суетное и человеческое, будто «глаголы Божии»: Якоже лисицы в пустыни, тако пророцы твои, Израилю! Видящии ложная и волхвующии суетная, глаголюще: «Тако глаголет Господь», Господь же не посла их… Глаголете: «Рече Господь»,- Аз же не глаголах…Простру руку Мою на пророки, видящия лжу и провещавающия суетная… Понеже прельстиша людий Моих, глаголюще: «Мир, мир» - и не бяше мира (Иез. 13, 4, 6-7, 9-10). Святитель Игнатий часто предостерегает наставников от подобной фальши: «Будем страшиться преподания новоначальному какого-либо необдуманного наставления, не основанного на слове Божием и на духовном разумении слова Божия. Лучше сознаться в неведении, нежели выказать ведение душевредное. Охранимся от великого бедствия - превратить легковерного новоначального из раба Божия в раба человеческого [см.: 1 Кор. 7, 23], привлекши его к творению падшей воли человеческой вместо всесвятой воли Божией»[20]. «Многие из святых называли чадами тех, которым они сообщали жизнь Духа. И то было истинно: потому что словам сопутствовало самое дело. Но мы, не имеющие в себе явного обитания Духа, можем ли сами присваивать себе то, что дает только Бог. Не страшное ли это святотатство? Не самообольщение ли это?…»[21].


Несомненно, что при полном доверии старцу, при послушании всецелом и слепом, когда старец видится ученику сосудом Духа Святаго, а каждое слово и действие его как бы святыми и непогрешимыми,- в таком случае духовное преуспеяние послушника находится в прямой зависимости от степени духовности его старца. Этой зависимости может не быть в том случае, когда послушник и старец не ставят себя в те возвышенные отношения, которые могут иметь место только тогда, когда наставник стоит уже на высокой степени духовности, когда духовные очи его уже очищены благодатью Духа Святаго, когда внутреннее состояние ученика он прозревает духовным разумом, видит то сокровенное в его душе, чего никак не способен обнаружить при самых мудрых своих просчетах один только человеческий рассудок, пусть и самый благонамеренный. При такой мерности отношений, сдержанности, между учеником и учителем благоразумно сохраняется определенная дистанция, оставляется некоторое пространство для поиска, для выверения направления пути. Так путники, поднимающиеся в гору один за другим, хранят некоторое расстояние между собой, чтобы впереди идущий, оступившись, не увлек за собой всех последующих ему. Послушнику оставляется некоторая свобода сличать учение отцов древних и духовное направление отцов современных с тем, чему учит его учитель и настоятель, дабы он мог, «как в зеркале, видеть, насколько они согласны между собою,- и затем согласное с писаниями усвоять и удерживать в мысли, а несогласное,- рассудив добре,- отлагать, чтоб не прельститься», по слову святого Симеона Нового Богослова. Примеров такого послушания мы приводили выше немало. Это и есть тот вид послушания, который видится святителю Игнатию наиболее уместным в наше время, весьма бедное истинно духоносными отцами.


Конечно, прав отец Доримедонт, что предметом веры послушника должен являться не старец, более или менее преуспевший, а Сам Христос. Но когда послушник верит, что наставник его духоносец, тогда он должен верить и в то, что устами старца говорит с ним Сам Христос, слова старца - слова Самого Господа. Вот и сам отец Доримедонт цитирует слова святителя Василия Великого, святых Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, преподобного Симеона Нового Богослова о том, что на наставника надо смотреть как на Самого Христа, а не как на человека, и слова афонского старца Ефрема Катунакского, что старец - это видимый Бог. К тому же за таким старцем, которого ученик считает духоносным, по святым Каллисту и Игнатию, необходимо следовать, как зеркало какое. У такого ученика появляется «забота быть, как учитель», опять по слову тех же отцов, и тогда ему «надлежит неуклонно со всем рвением душевным, как на пример и первообраз наилучший, смотреть на жизнь и дела руководителя своего и понуждать себя во всем всегда подражать ему»[22]. Но если применять это правило и в том случае, когда старец находится в душевном состоянии, а то и вовсе порабощен страстям, говорит от себя, да еще то, что вовсе может быть несогласно с волей Божией? Тогда ведь послушник находится в опасности усвоить о Боге неверные понятия! Ученик так видит своего старца, так преклоняется перед ним, будто имеет перед собой сосуд Духа Святаго, на самом же деле это может быть сосуд, который пока еще не перестал оскверняться действием сатаны, по слову святителя Игнатия. Святитель Василий Великий, отвечая на вопрос о том, каким должен быть настоятель (а отец Доримедонт замечает, что, «по уставу святителя Василия, настоятель является для братии духовным отцом и наставником»), говорит, что он, «как слуга Христов и строитель таин Божиих (ср.: 1 Кор. 4, 1), должен бояться, чтобы не сказать или не постановить чего-либо вопреки воле Божией, засвидетельствованной в Писаниях, и не оказаться лжесвидетелем по отношению к Богу или святотатцем, или введя что чуждое учению Господню, или оставить что угодное Богу»[23].


Итак, очевидно, что вера, составляющая сущность подвига послушания, вера послушника, видящая в старце своем как бы Самого Христа, слышащая в словах его глаголы не человеческие, но Божии, требует, чтоб предмет ее был истинный и духовный! Иначе здесь происходит подмена, фальсификация, нечто подобное поклонению лжемощам, происходит что-то коварное и святотатственное!


Напомним смысл этих слов: между святым праотцем Иаковом и Лаваном, тестем его, был договор, что при разделении скота все животные с пятнами и крапинками на шкуре достанутся Иакову. Для того чтобы больше скота рождалось с пятнами, Иаков, зная, что овцы спариваются после водопоя, клал в корыта с водой на вид животным пестро обструганные прутья ( жезлы). Насмотревшись на пестрый рисунок жезлов, они зачинали животных с пятнами и крапинками. Святой Игнатий находит в этом повествовании поучительный образ: так и духовные овцы, при духовном их напоении, какого рода находят руководство ( жезл), подобное тому и зачинают в себе духовное расположение.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 72, 73.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 228. С. 439.

Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 23-24.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 155. С. 258.

Там же. Письмо 231. С. 448.

Там же. Письмо 159. С. 303.

Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 1. Слово 11. С. 102-103.

Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 1. Слово 11. С. 102.

Там же.

Исидор Пелусиот, преподобный. Письма. Т. 1. М., 2000. Письмо 39. С. 20.

Под Церковью здесь надо понимать клириков и мирян, которые находятся под началом этого архиерея.

Исидор Пелусиот, преподобный. Письма. Т. 1. Письмо 149. С. 75.

Василий Великий, святитель. Творения. Ч. V. С. 41-42.

Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 14.

Там же.

Добротолюбие. Т. 5. С. 315.

Там же. С. 321.

См.: Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского. С. 247-249.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 79-80.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 155. С. 257.

Добротолюбие. Т. 5. С. 315, 316.

Василий Великий, святитель. Творения. Ч. V. С. 222.


Неканоничная икона


Иеромонах Доримедонт поясняет, что «старец есть образ (икона) Христа», ссылаясь на слова святых отцов. Затем он говорит, что «для того, чтобы лучше понять истину о том, что старец - это икона Христа, можно привести пример с почитанием обычных икон. Поклоняющийся иконе христианин поклоняется не произведению искусства, а Первообразу, то есть Самому Христу. «…» Первостепенное значение имеет вера. Это подтверждают и многочисленные случаи чудотворений, мироточений и т. п. от написанных недостаточно художественно или даже вовсе от неканонических икон. Дух Божий дышет идеже хощет [Ин. 3, 8], главной предпосылкой для Его пришествия является вера, а не законы человеческой логики и эстетики, пусть даже самые правильные. Аналогия с послушником и старцем самая прямая. Актом веры является поклонение иконе, подвигом веры является послушание старцу. Объект веры в обоих случаях один. Старец есть для послушника икона Христа, и эта икона тоже может быть “написана” более или менее талантливо. Если она “написана” более талантливо, то есть если старец более искусен, то это, вне всяких сомнений, способствует послушнику увидеть через него Первообраз - Христа. Но если эта икона “написана” менее талантливо, то есть если старец менее искусен, имеет человеческие немощи и несовершенства, то это совсем не исключает для послушника возможности увидеть через старца Христа»[1].


Поясним: не только старец, но и каждый ближний для нас является образом Христа (хотя и не всегда в равной степени), и все, что делается христианином своему ближнему - доброе или злое,- относится к Самому Господу. Сам Господь говорит про тех, которые ради исполнения заповеди Божией накормили голодного, напоили жаждущего, одели нагого и упокоили странного, посетили больного или находящегося в темнице, что все это Он принимает как сотворенное Ему Самому (см.: Мф. 25, 34-40). Святой апостол Иоанн говорит: Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть, ибо не любяй брата своего, егоже виде, Бога, Его же не виде, како может любити? (1 Ин. 4, 20). По слову святителя Игнатия, «Христос благоволил таинственно облечься в каждого ближнего нашего». Святитель утверждает, что «истинная любовь к ближнему основана на вере в Бога… «…» Воздавай почтение ближнему как образу Божию… «…» И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение как образу Божию. «…» В христианине воздай почтение Христу, Который сказал в наставление нам и еще скажет при решении нашей участи вечной: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе [Мф. 25, 40]»[2]. Даже когда люди делают нам зло, мы в этих их действиях должны усматривать наказующую или вразумляющую нас десницу Божию, а самих этих людей - орудием Промысла Божиего: «Все совершающееся совершается под недремлющими взорами Всеблагого и Всемогущего Бога, одно по воле Божией, другое по попущению Божию»[3],- говорит святитель Игнатий. Для каждого верующего всякий священнослужитель является образом Христа: когда он испрашивает благословение от иерея, то, целуя руку его, изображает этим целование десницы Божией, благословившей его. Итак, почти всегда и в отношениях со всеми людьми христианин должен видеть Бога, стоящего близ каждого из них, каждого из них почитать образом Божиим, через ближнего выверять свои отношения к Самому Богу. Конечно же, и духовный наставник в том же смысле является для послушника образом Христа. О том же пишет и святой Симеон Новый Богослов[4]. Хотя и каждый ближний для нас есть образ Христа, но отношение к ближнему, и через него взаимоотношение с Богом, бывает весьма различное. Когда мы подаем милостыню ради Христа какому-либо человеку, пусть даже самому грешному, даже вовсе неверующему,- эту нашу жертву Господь безусловно принимает как отнесенную к Нему Самому. Так же, независимо от духовного преуспеяния старца, ученик всегда может видеть стоящего рядом с ним Христа, то есть через отношение к старцу соотноситься к Самому Христу. И святой Акакий, находясь в послушании у страстного и неискусного старца, безусловно, так понимал свое послушание, как оказываемое Самому Господу. Старец гневный, жестокий, немилостивый (что жил близ Александрии, о котором шла речь выше) для своего ученика скорее походил не столько на икону Христа, сколько на икону Страшного Суда, жестокими побоями напоминая ему о будущих истязаниях, ждущих непокаявшихся грешников. Но иное видение образа Христова в старце, когда ученик находится в безусловном послушании к нему: здесь этот образ проступает как бы в больших подробностях, «тончайше выписанным», здесь уже в самих словах и действиях учителя необходимо подразумевается соответствие слову и воле Божественным. Но допустимо ли считать богоугодным то, чтобы старец, находящийся в плену страстей, сам часто идущий наперекор воле Божией, представлялся послушнику тонко прописанной иконой Христовой, чтобы слова и действия, совершаемые по какой-либо страсти (а иногда и явные грехи: вспомним того «старца», о котором говорил Иоанн Савваит послушнику, чтобы «не оставлять» его даже тогда, когда увидишь, «что он блуд творит»), воспринимались как слова и действия «видимого Бога»? Одно дело, когда мы чтим образ Христов в ближнем по какому-то определенному положению этого человека или его отношению к нам: например, когда этот человек нуждается в помощи, находится в беде либо же когда перед нами священник или наставник духовный. Здесь самое его внешнее положение, независимо от внутреннего состояния, призывает нас почтить в лице его Христа. Другое дело - в самих словах, учении, конкретных действиях человека как бы слышать и находить Самого Бога. Когда духовный наставник преподает конкретное наставление своему ученику как откровенную волю Божию, то эти слова и то, к чему они призывают слушающего, уже не «икона», не «образ», а либо действительно слово Божие и откровение Его воли, либо ложь. Когда учитель не претендует на то, чтобы ученик видел в нем духоносца, человека, которому безошибочно известна воля Божия, когда он преподает наставление не от себя, а опираясь на учение Священного Писания и писаний святых отцов, тогда видеть в нем как бы Самого Христа, принимать из его уст учение святоотеческое как учение Христово и возможно, и полезно, и необходимо. Но когда старец будет представляться духоносным, не будучи таковым, станет показывать себя знающим волю Божию по какому-то откровению свыше, на самом же деле он руководствуется собственным разумом, и когда ученик вынуждается верить при этом, что самые слова и веления старца исходят от Самого Христа, в таком случае - это есть подмена и фальшь.


Изобразим для уточнения этого вопроса такой пример: представим, что какой-либо человек имеет неотложное прошение к самому царю или какому-либо знатному лицу. Сам он не имеет возможности удостоиться встречи, но после долгих стараний, наконец, попадает в приемную этого большого начальника. Ожидая в приемной, всех находящихся там лиц он встречает с благоговением и страхом как ближайших к царю слуг, боясь, чтобы небрежное отношение к ним не было воспринято как неблагоговение перед самим их владыкою. Наконец, к нему подходит приближенный того правителя, и человек этот обращается к нему со слезной просьбой доложить царю о его прошении и затруднении, испросить благоволение царя. Затем он с нетерпением ждет, каково же будет слово правителя, какова будет воля его. Так и в нашем случае: каждый человек есть раб Божий, близко знаемый Им. Всякое недружелюбное или неблагоговейное отношение к этим рабам Божиим будет воспринято Господом как неблагоговение к Нему Самому, как пренебрежение Его любовью и милостью. Старец же, о котором у нас речь, это не только «образ», это не просто ближайшее напоминание послушнику о близости к нему Самого Христа, но это и ходатай, человек, могущий обратиться от лица его ко Христу, испросить ему милость, донести до ученика веления Божии. Но «надлежит тебе прежде самому просветиться истинным светом,- обращается к духовному наставнику святой Симеон Новый Богослов,- а после того вводить и других в сей свет; надлежит тебе прежде самому получить христианскую свободу, а потом берись руководить к ней и других; ибо совершенно бессмыслен и буй есть тот, кто, будучи сам рабом, берется освобождать сорабов своих, восхищая власть господина своего»[5]. «…Тот, кто сам еще не родился, или родился, но еще дитя есть, т «о» е «сть» не достиг еще совершенства, тому… как возможно быть отцом других? «…» И тому, кто не соделался сыном Света, с чувством и сознанием того, с опытным удостоверением и духовным созерцанием, тому как возможно знать и видеть Отца светов? И как возможно ему руководить других к Свету, или научить их, что есть Свет, который пришел в мир, чтоб просвещать сидящих во тьме? Сам он слеп и не видит, как же может он показать путь другим? Кто не видит света, тот всеконечно ходит во тьме, спотыкается непрестанно и имеет нужду в путеводителе: как же путеводить ему других? И если станет он путеводить их, то наверное будет для них виновником пагубы. Ибо Господь говорит: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15, 14)»[6]. Подобно этому, если какой человек, принимая на себя вид доверенного царю лица, на самом же деле не имея дерзновения предстать царю, обещался бы кому-либо ради суетной славы, что может исходатайствовать тому у царя милость или разрешение какого-либо трудного и важного для него дела, но, присвоив себе плату и честь за такое ходатайство, на самом деле вовсе и не мог, и не дерзал явиться пред лице царя, но делал только вид, что побывал у него; если бы при этом он еще и сообщил, что царь-де повелел тебе делать то и то и обещает тебе за это то и другое, хотя на самом деле ничего этого сказано царем не было,- вполне возможно, что и такой дерзновенный «ходатай», и послушавшийся его - оба ощутят на себе серьезные последствия и великий вред за ложь перед царем.


Очень много встречаем у святых отцов предостережений, относящихся и к таким ходатаям, и к тем, кто по неосторожности доверится им: «Скажи мне,- говорит святой Симеон Новый Богослов,- прошу тебя, если ты не сознаешь, чтоб был бесстрастен, и не чувствуешь, чтоб обитал в тебе бесстрастный Бог, то на что дерзая и полагаясь, взял ты на себя дела, свойственные бесстрастным, и служения, принадлежащие одним святым рабам Божиим? «…» Поостерегись браться пасти других прежде, чем стяжешь верным другом пастыря Христа, ибо ведай, что имеешь дать ответ не только за свое недостоинство, но и за разумных овец, которых погубишь по своей необученности и своей страстной жизни. Смотри, прошу тебя, не бери на себя чужих долгов, будучи сам должником, хотя бы то и небольшим долгом. Не дерзай давать кому-либо разрешение грехов его, если сам не стяжал еще внутрь сердца своего Вземлющего грех мира. Внимай, брате, чтоб не восхотел судить другого прежде, чем сделаешься верным судиею себя самого и исследователем собственных своих падений, и прежде, чем сам над собою произнесешь праведный приговор и воздашь должное правде слезами и плачем. И тогда уже, как освободишься от закона плоти и от смерти греховной и исполнишься Духа Святаго, тогда соглашайся на поставление себя благодатию Божиею в праведные судьи для суда над другими…»[7]. Блаженный Феофилакт писал: «…кому бы то ни было прежде нужно землю возделывать, а потом уже принимать в руки и пастырскую должность. Кто хорошо возделал свою плоть, как бы какую землю, тот достоин быть и для других пастырем. Ибо кто не умеет собственным домом управлять как следует, тот как будет пещись о Церкви (см.: 1 Тим. 3, 5)? Итак, прежде возделай самого себя и тогда уже других паси…»[8]; «…Ученики Иоанновы следуют за Христом и идут к Нему после того, как Он сошел с горы и вынес искушение. По моему мнению, такое сочетание событий показывает, что никому не нужно вступать в звание учителя прежде, чем он взойдет на высоту добродетели… победит всякое искушение и будет иметь знак торжества над искусителем»[9].


Но вернемся к иконам: действительно, человек, с верой молящийся перед иконой, написанной недостаточно художественно или даже вовсе неканоничной, может быть услышан. И через такую икону может произойти чудо по вере молящегося, как через разбойника Флавиана исцелилась слепая, уверовавшая, что перед ней святой старец[10], или как некая блудница воскресила молитвой умершего младенца, принужденная к этой дерзновенной молитве его матерью[11]. Но, по слову святителя Игнатия, «такие события - исключения. Созерцая их, мы поступим правильно, если будем удивляться смотрению и непостижимым судьбам Божиим, укрепляться в вере и надежде; поступим очень неправильно, если будем эти события принимать в образец подражания»[12]. Если же захотим обобщить подобные случаи (к примеру - случай с Флавианом), то должны будем сделать вывод, что выбор старца вообще не имеет никакого значения, что можно избрать в духовные наставники любого человека, пусть даже разбойника, все дело только в самоотвержении. Но ведь если и возможно преуспеяние и спасение при нерадивом и страстном наставнике, то лишь в том случае, когда послушник богат духовным рассуждением, знаком с опытом других духовных наставников, руководствуется писаниями святых подвижников, иногда общается с действительно духовными монахами, как мы видели это в житии святого Акакия и в других описанных выше случаях. Однако иной раз икона, написанная не в православной традиции, изображенная душевно, чувственно, может мешать молиться, создавая фальшивое настроение, навязывая предстоящему ложное понятие о Боге или о святых. Особенно такой вред способны производить картины, претендующие на наименование икон, написанные в стиле западной, весьма чувственной и страстной живописи (а такие изображения можно видеть и сегодня во многих православных храмах). В XIX веке для писания таких «икон» художники иногда приглашали даже натурщиков. Святитель Игнатий рассказывает, что один кучер, «видный, но очень ограниченного ума», признавался ему, что с него написано множество икон. «…Вот причина глупых глаз на иконе,- замечает святитель,- она - верный портрет статного кучера с глупыми глазами»[13]. Что-то подобное может происходить и тогда, когда душевный и чувственный человек примет на себя роль духовного старца, а несчастный ученик в лице его (на котором отражаются страсти не уврачеванной еще, не убеленной благодатью души) будет стараться усмотреть образ Самого Христа. Святитель Игнатий говорит далее: «Иконописец должен твердо знать догматы Православной Церкви и вести жизнь глубоко благочестивую, потому что назначение иконы - наставлять народ изображениями. Посему иконы должны сообщать понятия истинные, чувствования благоговейные, точно - благочестивые. В противном случае икона будет действовать так, как бы действовал с кафедры проповедник, зараженный лжеучением…»[14]. И как лжедуховный старец, добавим мы.


Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 24, 25, 26.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. Т. 1. С. 121, 124, 125-126.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 47. С. 112.

См.: Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 1. Слово 11. С. 102-103.

Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 2. Слово 87. С. 454-455.

Там же. С. 446.

Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 2. Слово 83. С. 393-394.

Феофилакт Болгарский, блаженный. Толкование на Лк. 17, 5-10 // Святое Евангелие от Луки с толкованием блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского. М., 1997. С. 422.

Он же. Толкование на Ин. 1, 38-39 // Святое Евангелие от Иоанна с толкованием блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского. М., 1996. С. 67-68.

См.: Алфавитный Патерик. «Ф».

См.: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству св. Димитрия Ростовского. Кн. одиннадцатая: [Месяц июль]. Оптина пустынь, 1992. День девятый. С. 229-230.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 74.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 304. С. 560.

Там же. С. 561.


"Злое дерево плоды злы творит"


Иеромонах Доримедонт пишет: «Если бы первостепенное значение имело духовное преуспеяние старца, то все ученики святых тоже становились бы святыми. Но для того, чтобы убедиться в том, что это было совсем не так, достаточно ознакомиться с житиями преподобных отцов как древней, так и новой эпохи. Всегда степень духовного преуспеяния послушника напрямую зависела от степени его веры Христу, которая проявлялась в его послушании живому образу Христа - старцу. Именно эта самоотверженная вера, а не святость наставника, была предпосылкой всякого чуда послушания, которое совершал Дух Святый…»[1].


Но кто утверждает, что духовное состояние послушника одинаково во всех случаях находится в прямой зависимости от духовного уровня наставника? Да, не все ученики святых старцев духовно преуспевали и становились святыми (конечно же, по причине своего нерадения). Однако это вовсе не говорит о том, что преуспеяние послушника нисколько не связано с духовным уровнем наставника. Если ни святость старца, ни его духовность не определяют успех ученика, то как тогда можно было бы говорить о каких-то конкретных школах монашества, о духовной наследственности, например, о школе Пахомия Великого, Саввы Освященного, Феодора Студита, о школе старца Паисия (Величковского), других отцов и целой плеяде их учеников и последователей? Или о «корифеях двух современных святителю Игнатию ярких школ послушания: общежительной Саровской и отшельнической Брянско-Орловской», как свидетельствует сам отец Доримедонт? Ведь созидались эти духовные собрания всегда вокруг духовно возвысившихся отцов, своими подвигами, самоотвержением, горящей любовью к Богу и ближнему проложивших как бы тропу к Небу или как бы прорубивших сквозь мрачный греховный покров мира, сквозь эту «медную стену», окно, открывшее доступ Божественному Свету. Отцы эти, стяжавшие в душах своих благодатный свет, освещали им дорогу многим братьям, озаряли их надеждой, вселяли в сердца их ревность и жажду поиска того же вечного блаженства, передавали им нажитое многими трудами и потами богатое духовное наследие. Когда отходили эти преподобные из сего мира, то возжженный ими яркий светильник, благодатный свет его долго еще сохранялся в душах их учеников, затем - их последователей и разгонял греховную тьму мира. Таким образом, старцы имели огромное влияние на своих учеников: все их поиски и находки, духовные битвы, поражения и победы, скорби и радости, испытанные ими на пути к Богу, то есть весь их духовный опыт, имели значение в воспитании тех, кто доверялся им. Иначе какой смысл имели бы слова святого аввы Исаии Отшельника, сказанные им о новоначальных монахах, предавших себя в послушание духовным отцам: «Краска, в которую первоначально выкрашена багряница, ничем не изглаживается с багряницы»? Это значит, по объяснению святителя Игнатия, то, что «первоначальное направление, которое получится иноком при вступлении в монастырь, остается в нем, в большей или меньшей степени, на всю жизнь»[2]. Как свидетельство близкой связи между духовным состоянием наставника и тем направлением, которое он задает своему ученику, можно понимать и слово Господне: Внемлите же от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. От плод их познаете их. Еда обемлют от терния грозды или от репия смоквы? Тако всяко древо доброе плоды добры творит, а злое древо плоды злы творит: не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити (Мф. 7, 15-18). Святой Иоанн Лествичник повествует, как один неразумный послушник, желая потщеславиться, начал хвалиться добродетелями своего старца. Отцы сказали ему: «Как же доброе дерево произвело бесплодную ветвь?»[3], указывая этим, что чаще всего по поведению ученика узнается и мудрость наставника его, как по плодам древо.


Если же, как утверждает иеромонах Доримедонт, в монашеской жизни почти весь успех зависит от самоотверженной веры послушника, а не от святости, не от степени духовного преуспеяния наставника, то никаких таких школ существовать не могло! Тогда все было бы иначе: то здесь, то там (иногда при духовных, но нередко и при самых нерадивых старцах) появлялись бы отдельные самоотверженные послушники, которые достигали бы высот духовных благодаря только высоте своего послушнического подвига. Тогда и духоносность старца, степень его духовного прозрения, должна была бы вполне зависеть от того, с каким учеником этому старцу случилось иметь дело. Обрелся послушник, вполне отсекающий свою волю, желающий видеть в лице старца духоносного отца,- и вот старец, которому выпала такая удача, весь преображается и, независимо от собственной духовной немощи, от неимения духовного рассуждения, вдруг, помимо собственной неискусности в решении духовных проблем, начинает изрекать духовные понятия, открывать волю Божию своему ученику, безукоризненно вести его по пути спасения и совершенства. Что именно так и считает отец Доримедонт, видно из следующего: он ссылается на мысль из Древнего Патерика о том, что «старцев не стало потому, что не стало послушников»[4]. Эти слова, понятые буквально, для иеромонаха «свидетельствуют о том, что предание послушания может быть восстановлено в любую, даже самую страшную эпоху… Для восстановления послушничества (а значит, и старчества) не нужно многого. «…» Нужно лишь одно: чтобы кто-то решился на смерть - смерть ради Христа, смерть, подающую умирающему о Господе вечную жизнь и блаженство»[5]. Но заметим, мысль, что «старцев не стало потому, что не стало послушников», взятая иеромонахом из Древнего Патерика, в оригинале имеет несколько иной смысл. Там повествуется о том, как братия пришли к авве Филиксу и просили его сказать им слово. Но старец молчал. Потом он сказал им: «Ныне нет слова! Когда братья спрашивали старцев и исполняли то, что старцы говорили им, тогда сам Бог наставлял их, как сказать слово, а ныне только спрашивают, но не делают того, что слышат. Потому Бог отнял у старцев благодать слова, и они не находят, что говорить…»[6]. Как видим, духовные старцы были, но поскольку именно эти вопрошавшие послушники, очевидно, страдали маловерием и неисполнительностью, то Господь не дает вопрошаемому ими старцу благодатного слова. Конечно, это не значит, что старец не мог преподать вопрошавшим общее монашеское наставление, но речь идет об особом слове, конкретном, относящемся именно к этим братьям и отвечающем на их сокровенные нужды, слове, которое требует наставления Божия. Слова аввы Филикса заключают в себе тот смысл, что Господь не открывает через отцов Свою волю тем, кто приходит спрашивать праздно, не давая цены сказанному через святых Его и не имея намерения приложить это слово к жизни. Если человек спрашивает, как ему поступить, у какого-либо отца с верой в то, что через него Сам Господь откроет ему Свою волю, но, услышав ответ, не исполняет сказанное ему, это вменяется ему в грех. «Если ты сам прибегаешь к отцу духовному, вопрошая его о чем-либо, не потому, чтобы желал получить заповедь, но для того, чтобы услышать от него лишь ответ по Богу, и он скажет, чтО следует тебе делать,- ты непременно должен исполнить сие»,- говорит святой Иоанн Пророк[7]. И святой Варсануфий говорит: «Кто вопрошает и ослушивается отцов, тот раздражает Бога»[8]. Выходит, что такой вопрошатель не Божию волю ищет, а лишь «искушает» Бога.


Еще одну историю, подобную повествованию об авве Филиксе, находим в Древнем Патерике в повести про авву Арию. Зная, что некоторый брат, который просил его наставлений, готов исполнить любое его благословение, этот старец налагал на него весьма суровые подвиги. Авва Авраам, увидев это, спросил Арию, почему тот другим братьям, вопрошавшим его, говорил о легком подвиге, а на этого наложил тяжкое бремя. Авва отвечал: «Братья как приходят спрашивать, так и уходят, а сей ради Бога приходит, он делатель, и что ты ему ни скажешь, делает рачительно. Потому-то я и говорю ему слово Божие»[9]. Опять находим здесь не то, чтобы неискусный старец превращался в орудие Духа ради веры послушника, но то, что духовный и опытный старец, применяясь к состоянию послушника, принимая во внимание его самоотверженность, открывает и указывает ему соответствующие его духовному уровню монашеские делания. Значит, не так, чтобы старцы исчезали, когда нет послушников, и вновь появлялись ниоткуда, когда обнаруживались ревностные ученики,- не так! Духовные и опытные в монашеском делании отцы не были тогда редкостью, но от веры и ревности учеников во многом зависели их взаимоотношения, от этого менялась сила и глубина духовного наставления, преподаваемого им отцами. Одного афонского подвижника спросили: почему не стало теперь старцев? Он отвечал: «Потому что не стало послушников. Хорошие старцы получаются из хороших послушников». Опять: не так, чтобы неопытные наставники превращались в старцев по вере послушников, но от самих старцев требуется то, чтобы они имели практический опыт всех ступеней иноческого делания, сами прошли все монашеские подвиги и самим делом испытали всю монашескую науку. В другом древнем патерике находим слово и о том, почему иногда старцев не слушают их ученики. Один великий старец сказал брату, просившему назидания и указания пути спасения: «Кто хочет спастись и вместе творить волю свою, тот походит на хотящего возлететь на высоту без крыльев и притом с тяжелым телом. Но скажу тебе, брат: в нынешние времена спасаяй да спасает душу свою, ибо ныне люди стали жестокосерды… Древние отцы, будучи благоуханием Христовым по великим своим добродетелям, облагоухали и тех, кои приходили к ним. А мы, озловоненные грехом, с лицемерною нашею жизнию, как можем врачевать приходящих к нам? И вот причина, почему нас не слушают и не исправляются»[10].


Но, кроме всего сказанного, важно сделать еще некоторое разъяснение: полное и совершенно самоотверженное доверие послушника старцу, всецелое вверение им в руки наставника своего спасения необходимо отличать от изыскания воли Божией в каком-либо затруднении и ради этого вопрошания старцев и отцев. Это далеко не одно и то же! В первом случае ученик входит в теснейшие отношения со своим духовным руководителем, при этом весь духовный опыт наставника, его монашеское направление, отношение к иноческим деланиям, рассудительность или ее недостаток, умение или неумение соотносить внешний подвиг с внутренним, внимание к сердечному деланию или отвержение этого делания и т. п. - все это не может не сказаться, не отпечатлеться на духовном складе руководимого. Во втором случае этих тесных отношений нет, ученик не вступает в полную зависимость от того, к кому он обращается за разъяснением, здесь выясняются только отдельные вопросы. Всегда и всем монахам, не только новоначальным, но и преуспевшим, святые отцы рекомендовали все делать, советуясь и вопрошая других, не доверяя самим себе ни в чем. Так, святой Иоанн Лествичник говорит: «Все, хотящие познать волю Господню, должны прежде умертвить в себе волю собственную, и, помолившись Богу, с верою и нелукавою простотою вопрошать отцов и братий, в смирении сердца и без всякого сомнения в помысле, и принимать совет их, как из уст Божиих, хотя бы оные и противны были собственному их разуму, и хотя бы вопрошаемые были не весьма духовны. Ибо не неправеден Бог и не попустит, чтобы прельстились те души, которые с верою и незлобием смиренно покорили себя совету и суду ближнего; потому, хотя бы вопрошаемые и не имели духовного разума, но есть глаголющий чрез них Невещественный и Невидимый»[11]. Первое впечатление, которое складывается от этих слов, что это и есть то самое послушание, о котором говорит отец Доримедонт, когда утверждает, что самоотверженная вера послушника, а не святость наставника, является предпосылкой всякого чуда послушания, и что для восстановления старчества не нужно многого. Но обратим внимание на то, что эти слова святой Лествичник помещает не в степени четвертой, где речь идет о послушании, а в степени двадцать шестой, где говорится о рассуждении. Здесь обращение ко всем, хотящим познать волю Господню, в то время как в степени четвертой святой Иоанн обращался к тем, кто желает «покорить себя ради Господа и без сомнения вверить спасение… иному»[12]. Потому и такое различие: здесь допустимо, чтобы вопрошаемые были не весьма духовны, а там - должно рассматривать, испытывать, искусить кормчего, чтобы не попасть вместо бесстрастного на человека, обладаемого страстями, чтобы не попасть вместо пристани - в пучину, чтобы не найти готовой погибели. Также в степени двадцать шестой далее говорится об иных способах постигать благую волю Божию: так некоторые ради испытания воли Божией «отрешали помысл свой от всякого пристрастия к тому или другому совету души своей… и ум свой, обнаженный от собственной воли, с горячею молитвою в продолжение предназначенных дней представляли Господу; и достигали познания воли Его…». «Другие по скорби и затруднениям, которые следовали за их начинанием, заключали, что дело их согласно с Божественною волею…»[13] и т. д. Отсюда видно, что и в предыдущем слове речь шла о том же испытании воли Божией, а не о всецелом и слепом послушании человеку, не имеющему духовного разума. Здесь речь о значении духовного совета ради изыскания воли Божией, о чем также часто говорит святитель Игнатий. Одна глава в «Приношении современному монашеству» так и названа: «О жительстве по совету». Святитель считает, что Промыслом Божиим нашему времени предоставлено именно такое жительство, которое «основывается на руководстве в деле спасения Священным Писанием и писаниями святых отцов, при совете и назидании, заимствуемых от современных отцов и братий»[14]. В письме некой инокине он говорит: «В особенности важен путь духовного совета, которым проходили святые иноки и достигали сперва очищения страстей, а потом и благодатных дарований. Горе же единому…»[15].


Бывали случаи, когда некоторые отцы, желая узнать, угодно ли Богу какое-либо из их начинаний, горячо помолившись, вопрошали встретившегося им несмышленого младенца с верой, что через его простоту Господь откроет Свою волю. Да, иногда и устами малого дитяти Господь возвещает веления Духа. Но если такое чудо и может происходить иногда по молитвам и вере вопрошающего, не допустимо, однако, требовать от Бога, чтобы чудо это происходило постоянно. Например, что вышло бы из того, если бы кто-нибудь, получивший откровение через такого дитятю, решился бы отдаться самоотверженному послушанию, подклониться под руководство этого младенца, ожидая, что за эту его самоотверженность, молитвы и веру каждое слово ребенка Господь исполнит духовного смысла, будет провещавать через него веления Духа? Впрочем, Бог иной раз отверзает уста и ослице, дабы вразумить пророка и явить ему Свою волю (см.: Чис. 2, 30-33)…


Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 26-27.

Отечник… С. 151. § 91.

Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. Слово 4:83. С. 58.

Иеромонах Доримедонт дает ссылку на издание: Древний Патерик. М., 1899. С. 39.- Ред.

Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 27-28.

См.: Древний Патерик. Гл. 3. § 35. С. 39.

Варсануфий Великий, Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни… Ответ 366. С. 253.

Там же. Ответ 155. С. 126.

Древний Патерик. Гл. 14. § 3. С. 255.

Палестинский патерик. Житие преподобного Саввы Освященного. ТСЛ, 1996. Гл. 5:43. С. 91-92.

Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. Слово 26:110. С. 199.

Там же. Слово 4:6. С. 34.

Там же. Слово 26:112, 113. С. 200.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 76.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 115. С. 202.


Вода, которая не утоляет жажду


Иеромонах Доримедонт отмечает, что, по учению святителя, слушаться глубоко следует только духоносного наставника, при этом, «к сожалению, точного определения слову “духоносный” святитель не дает. А этот вопрос является очень важным». Затем, анализируя те требования, которые святитель Игнатий предъявлял к таким наставникам, автор брошюры делает вывод, что, «вероятнее всего, под выражением “духоносный наставник” святитель Игнатий имел в виду наставника, опытного в прохождении душевного… подвига». А из сего для отца Доримедонта следует, «что святитель не признавал в современных ему наставниках иночества опытных духовных руководителей…»[1].


Попробуем и мы уяснить, чем именно должно быть обусловлено, по мысли святителя, глубокое и всецелое послушание старцам, в том виде, в каком оно было у древнего монашества. Действительно, святитель Игнатий неоднократно повторяет, что «необходимое условие такого повиновения - духоносный наставник, который бы волею Духа умерщвлял падшую волю подчинившегося ему о Господе, а в этой падшей воле умерщвлял и все страсти». Он утверждает, что такое «умерщвление падшей воли» может совершаться «величественно и победоносно волею Духа Божия», но «не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям»[2]. При этом святитель Игнатий кратко ссылается на слова преподобного Иоанна Кассиана Римлянина из «Послания Кастору, епископу Аптскому, о правилах общежительных монастырей». Мы процитируем эти слова полнее, чем это делает святитель Игнатий, что даст нам возможность лучше уяснить разбираемый вопрос.


В одной главе «Послания…» святой Кассиан говорит «об избрании начальников над братиями», какое было принято в Египте и Фиваиде: «Там избирают в начальники только того, кто научился сам делать то, что он будет приказывать подчиненным своим, и кто сам оказал старшим то послушание, которое будет требовать себе от младших. Правильное управление и правильное подчинение есть дело мудрого и высший дар Св «ятаго» Духа, потому что спасительные правила может постановлять только опытный в добродетели, и истинно покоряться старшему может только богобоязненный и смиренный»[3]. Святитель Игнатий часто подчеркивает эту мысль, что и правильно управлять, и правильно подчиняться свойственно мудрым и есть величайший дар Святаго Духа, что послушание в высшей своей форме, послушание безусловное, с полным вручением своего спасения в руки духоносного старца, есть особенное благодатное делание, которое не может совершаться по одному только человеческому измышлению, но и наставник, и послушник должны быть призваны к тому благодатию Божией. Он пишет: «…великие отцы признавали “послушание иноческое” особенным даром Святаго Духа… Послушание - “чудо веры”! Совершить его может один Бог. И совершили его те человеки, которым дан был Богом этот дар свыше. Но когда люди захотят собственными усилиями достичь того, что дается единственно Богом, тогда труды их суетны и тщетны…»[4]. Поэтому-то святитель и утверждает, что подвиг «жительства при духоносном старце с безусловным послушанием ему» возник «не по случаю, не по произволу и разуму человеческому, но по особенному смотрению, определению, призванию и откровению Божиим»[5], что «иноческое послушание, в том виде и характере, как оно проходилось в среде древнего монашества, есть высокое духовное таинство. Постижение его и полное подражание ему соделались для нас невозможными: возможно одно благоговейное благоразумное рассматривание его, возможно усвоение духа его»[6].


Обратим внимание: святитель Игнатий считает невозможным сегодня не «глубокое» послушание, или «послушание мудрования» (как это приписывает ему отец Доримедонт), но - при отсутствии Духоносного (святитель употребляет это слово с заглавной буквы) старца - он считает невозможным безусловное послушание старцам «в том виде, в каком оно было у древнего монашества». Он считает невозможным полное подражание «иноческому послушанию, в том виде и характере, как оно проходилось в среде древнего монашества», считает, что мы «неспособны наследовать делание отцов в полноте его и во всем обилии его». В то же время епископ Игнатий не отвергает усвоение духа его. Святитель утверждает, что главное бедствие для современного монашества «состоит преимущественно в недостатке духовного назидания», что «для иноческого преуспеяния необходимо духовное назидание», в то время как « душевное назидание, как бы оно ни было по наружности роскошно и великолепно, как бы ни прославлялось слепотствующим миром, пребывает во мраке, и последующих ему хранит во мраке, в области падших духов». Здесь же святитель Игнатий ссылается на слово преподобного Исаака Сирина, которое вполне уточняет различие духовного назидания от душевного: «Иное слово действенное, и иное слово красивое. И без познания вещей мудрость умеет украшать слова свои, говорить истину, не зная ее, и толковать о добродетели, хотя сам человек не изведал опытно дела ее. Но слово от деятельности - сокровищница надежды; а мудрость, не оправданная деятельностью, залог стыда. Что художник, который живописует на стенах воду, и не может тою водою утолить своей жажды, и что человек, который видит прекрасные сны,- то же и слово, не оправданное деятельностью. Кто говорит о добродетели, что сам испытал на деле, тот так же передает сие слушающему его, как иной отдает другому деньги, добытые трудом своим. И кто из собственного стяжания посевает учение в слух внемлющих ему, тот с дерзновением отверзает уста свои, говоря духовным своим чадам, как престарелый Иаков сказал целомудренному Иосифу: аз же даю ти единую часть свыше братии твоея, юже взях у амморреев мечем моим и луком моим (ср.: Быт. 48, 22)»[7]. «Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобою образа жизни, хотя он и очень мудр. Доверь помысл свой лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не испытав на деле. Что же такое опыт? Опыт состоит не в том, что человек подойдет только к каким-либо вещам и посмотрит на них, не прияв в себя ведения о них, но в том, что по долгом обращении с ними на деле испытает их пользу и вред. Ибо нередко вещь наружно кажется вредною, но все внутреннее содержание ее оказывается исполненным пользы. То же разумей и о противном сему, т «о» е «сть» нередко вещь кажется имеющею пользу, но внутренне исполнена вреда. Потому многие люди от выгодных по видимому вещей несут ущерб. И от сих [людей] свидетельство ведения неистинно. А потому пользуйся таким советником, который умеет с терпением обсудить, что требует рассуждения. Поэтому-то не всякий, подающий совет, достоин доверия, но только тот, кто прежде сам хорошо управил свободу свою…»[8]. Еще более слова и святителя Игнатия, и Исаака Сирина становятся понятными, когда сопоставим их с наставлениями других отцов Церкви. Так, святой Петр Дамаскин писал: «…не всякий человек достаточен дать совет ищущим, но получивший от Бога дарование рассуждения и от долговременного пребывания в подвижничестве приобретший ум проницательный…»[9]. Святой Григорий Синаит: «…не всем принадлежит руководить и других, но тем, коим дано Божественное рассуждение, по апостолу (см.: 1 Кор. 12, 10), именно рассуждение духовом, отличающее лучшее от худшего мечем слова. Каждый имеет свой разум и свое рассуждение естественное, деятельное или научное, но не все имеют рассуждение духовное»; «…слушаться надлежит тех, кои опытно изведали болезни и труды деятельной добродетели, и под их руководством проходить ее…»[10]. О том же пишут преподобный Иоанн Лествичник[11], святой Симеон Новый Богослов[12], преподобный Серафим Саровский[13] и другие отцы.


Как видим, все они единодушно считают необходимым для духовного наставника иметь деятельный опыт, при котором такой пастырь от долгого пребывания в подвижничестве приобретает ум проницательный, на деле познает пользу и вред, происходящие от той или иной вещи, знает все это по самой жизни, а не по одной только теории, от внешних знаний и мудрости. Он должен быть научен этому таинственно Самим Духом чрез деяние и опыт. Кроме того, духовный учитель должен иметь от Бога дарование рассуждения, то есть рассуждение духовное, отличающее лучшее от худшего. Лучше понять, о каком рассуждении идет здесь речь, поможет нам ответ святого Варсануфия Великого некоему брату, который задал ему вопрос о том, как различать помыслы: который из них от Бога, который от естества и который от демонов. Преподобный Варсануфий отвечал: «То, о чем ты спрашиваешь, относится к людям, достигшим великой меры (духовного возраста). Если внутреннее око не будет очищено многими врачеваниями, то оно не может избавиться от терний и волчцев и собрать гроздь винограда, укрепляющего и веселящего сердце. Если человек не достигнет сей меры, то не может различать (оных помыслов), но будет поруган демонами и впадет в обольщение, поверив им: потому что они изменяют вещи, как хотят, особенно для тех, которые не знают козней их»[14]. Отвечая другому брату, тот же святой отец говорит: «Без болезни сердечной никто не получает дарования различать помыслы. «…» Когда Бог, по молитвам святых и за болезнование твоего сердца, даст тебе сие дарование, то всегда уже будешь в состоянии различать помыслы Духом Его»[15]. Так что не будем думать, что дар рассуждения добра, и среднего, и зла есть нечто обычное или маловажное. Оказывается, различать помыслы может только человек, достигший высокой меры духовного возраста, и только Духом Божиим, а не одной своей опытностью и знанием (душевным разумом). Именно потому святой Иоанн Пророк говорит, что о помыслах «надобно вопрошать того, к кому имеешь веру, и знаешь, что он может понести помыслы, и веруешь ему как Богу…»[16]. Очевидно, что человек, который еще не достиг в сию меру духовного возраста и не стяжал благодатный дар различать помыслы, легко может быть поруган демонами, то есть бесы легко могут его обольстить, представляя вредное полезным и полезное вредным. Пока человек, пусть даже самый благочестивый, находится в таком состоянии, он не способен совершать свой путь непреткновенно, не может вполне ясно видеть, что в нем самом право, а что лукаво,- тем более он не способен еще вести прямой и безопасной стезей других. Часто свидетельствует это непреложное правило духовной жизни и святитель Игнатий: «…брани душевной невозможно обнять и объяснить естественным разумом: потому что все естество наше - в падении. Для этого нужен разум духовный, т «о» е «сть» явившийся в человеке от действия Духа. И потому только духовный способен выслушать брань ближнего и преподать ему спасительный совет; а держимый во мраке страстей еще не способен к этому»[17].


Отец Доримедонт, желая показать, что именно имеют в виду святые отцы, говоря о духоносности наставника, цитирует слова святых Каллиста и Игнатия: «…со всем усердием взыщи и постарайся найти себе руководителя и учителя непрелестного (непрелестность его да будет в представлении им в подтверждение того, что говорит, свидетельства из Божественного Писания), духоносного, сообразную со словами своими и жизнь ведущего, высокого в умозрении, смиренного в мудровании, во всем добронравного…»[18] и т. д. Из этих слов святых отцов автор брошюры делает вывод, что «духоносность», «наряду с другими характеристиками, относится святыми Каллистом и Игнатием к состоянию духовной зрелости наставника, его способности к духовному руководству». Какое исчерпывающее разъяснение вопроса! Поскольку, мол, святые отцы духоносность причисляют к качествам наставника, необходимым для его способности руководить, стало быть, духоносность и есть та самая способность к духовному руководству, духовная зрелость наставника! Конечно же, при такой «логике» смысл, который вкладывал святитель Игнатий в выражение «духовный наставник», покажется отцу Доримедонту «несколько отличным от вышеприведенных святоотеческих определений». Но вот немного далее святые Каллист и Игнатий говорят: «…потщися, как указано пред сим, найти себе учителя незаблудного и совершенного. Совершенных же есть, по Христоносному Павлу, твердая пища, имущих чувствия обучена долгим учением в рассуждение добра же и зла (Евр. 5, 14). Ища сим образом, т «о» е «сть» притрудно и с верою, ты непогрешительно достигнешь предположенной цели. «…» И он (обретенный учитель) по порядку и чину научит тебя всему подобающему и боголюбезному»[19]. Как видим, точно в согласии со святым апостолом и святыми отцами преподобные Каллист и Игнатий опять же указывают на необходимость для наставника иметь стяжанное долгим учением рассуждение духовное, отличающее лучшее от худшего.


Из писем святителя вполне уясняется, как он понимал слово «духовность»: «…под одним и тем же словом ты разумеешь одно, я другое. Например, под словом: “духовный, духовность” ты разумеешь то, что все ныне приняли разуметь,- таким разумением удаляешься от смысла, соединенного с этим словом в Священном Писании и писаниях святых отцов. «…»…Человек может быть в трех состояниях: в естественном, нижеестественном, или чрезъестественном, и вышеестественном. Эти состояния иначе называются: душевное, плотское, духовное. «…» Естественный, душевный, пристрастный - есть живущий для вечности, упражняющийся в добродетелях, борющийся со страстями, но еще не получивший свободы, не видящий ясно ни себя, ни ближних, а только гадательствующий, как слепец, ощупью. Вышестоящий, духовный, бесстрастный есть тот, кого осенил Дух Святый, кто, будучи исполнен Им, действует, говорит под влиянием Его, возносится превыше страстей, превыше естества своего. Такие - точно: свет миру и соль земли [ср.: Мф. 5, 14, 13] - видят себя, видят и ближних, а их увидеть может только подобный им духовный»[20]. Из иных писем святителя также можем уяснить, какими он видел духовных старцев, способных наставлять других истинно духовному деланию. Обращаясь к афонскому монаху Серафиму, святитель Игнатий просит указать ему опытного старца в обителях Святой Горы, на духовный разум которого тот мог бы положиться. При этом он поясняет: «Слово “духовный” употреблено мною здесь не слегка, как оно употребляется в новейших писателях, но в том смысле, как оно употреблялось святым апостолом Павлом, а за ним и всеми аскетическими писателями нашей Церкви…[21] «…» Хотя мы и крайне омрачены по причине нашего слабого жительства, но признаем и исповедуем, что ни естественное, ни деятельное, ни художественное рассуждение не могут поднять выше чина душевного разума, как бы они ни были сильны и блестящи, даже благонамеренны и благочестивы…»[22]. В других письмах читаем: «Умерщвление разума и воли не может быть совершаемо человеком душевным, хотя бы и добрым и благочестивым. Для этого необходим духоносный отец: только перед духоносцем может быть явна душа ученика; только он может усмотреть, откуда и куда направляются душевные движения наставляемого им. Ученик для чистоты своей совести должен с точностию и подробностию исповедывать свои помышления; но наставник не должен руководствоваться этою исповедью в суждении о душевном состоянии ученика; он должен духовным ощущением проникать, измерять его и поведать ему незримое им состояние души его»[23]. «…Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым; надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание. Таково об этом предмете учение Писания и отцов. Советник благочестивый, но неопытный скорее может смутить, нежели принести пользу. Не только из среды мирян - из среды монашествующих крайне трудно найти советника, который бы, так сказать, измерил и взвесил душу, с ним советующуюся, из нее, из ее достояния [состояния], преподал бы ей совет. Ныне советники и руководители больше преподают совет из себя и из книги. «…» Св «ятой» Исаак сказал: “ничего нет каждому полезнее, как совет свой”. И совет чуждый, хотя по видимому состоящий из благих и разумных слов, приносит душе лишь мучение, расстройство»[24]. Как видим, всюду у святителя Игнатия точное следование учению святых отцов Церкви - Григория Синаита, Исаака Сирина, Варсануфия Великого, Симеона Нового Богослова и других.


Святой Иоанн Пророк говорил некоему брату: «Постарайся сохранить слова и заповеди старца [преподобного Варсануфия] и спасешься. Довольно пустословил и я тебе, брат, но не от делания и не от Духа. Верую же, что все, что говорил и говорит тебе старец, говорит он от прежнего своего делания и по внушению Духа Святаго. Впрочем, совесть свидетельствует мне, что я не хочу обманывать тебя ни в чем, а посему верую, что ни слова мои, ни советы не вредят тебе; совесть моя знает, что я не хочу сего, но так как ты спрашиваешь меня и желаешь спастись, то я готов служить тебе вместо души твоей»[25]. Из этих слов следует, что истинный старец должен основывать свое руководство на деятельном опыте и будучи просвещаем Духом Божиим. Конечно же, святой Иоанн также имел и делание, и Духа, говорит же так уничиженно о себе по смирению. Однако этим он указывает, что тот, кто не имеет вышеназванных качеств, не должен желать браться за учительство, но разве что по необходимости, и то - со страхом, осторожностью, помня, что может от такого учительства произойти и вред. Святой Варсануфий говорит другому брату, что он «должен слушать касательно всякого… помысла» авву Иоанна Пророка, «ибо он говорит… не от себя, но произносит то, что Бог дает ему для пользы каждого»[26]. Вот необходимое условие для всецелого послушания!


Святой Симеон Новый Богослов утверждает, что тот, кто ищет духовного отца (поскольку всякий ученик есть духовное чадо учителя своего), должен «искать человека, который родился духовно, и сознательно знает Бога и Отца своего, чтоб он родил духовно и его, и сделал воистину сыном Божиим…Ибо, как говорит Писание, добрых учителей - добры и учения, от злых же семян злые бывают и порождения…». Далее он замечает, что подле добрых и истинно духовных учителей есть «и такие, которые еще не родились свыше и еще не познали себя самих, а не только Бога; которые, однако ж, сами себя выставили учителями и отцами других и всякими способами стараются привлечь к себе всякого, отрекшегося от мира… и ищущего духовного себе отца… «…»…От рук их взыщется кровь соблазненных ими… Они, будучи обладаемы тщеславием и гордостию и думая о себе, что суть великие некие, хотя ничто суть, делаются отцами, учителями и апостолами, сами себя рукоположив; между тем, как ни благодати Святаго Духа не получили как апостолы, ни светом ведения не просветились, ни Бога, Коего проповедуют, не видели, чтоб Он открылся им…». «…Тому, кто не соделался сыном Света, с чувством и сознанием того, с опытным удостоверением и духовным созерцанием, тому как возможно знать и видеть Отца светов? И как возможно ему руководить других к Свету, или научить их, что есть Свет, который пришел в мир, чтоб просвещать сидящих во тьме? Сам он слеп и не видит, как же может он показать путь другим? «…» И если станет он путеводить других, то наверное будет для них виновником пагубы»[27]. Строгий суд, по слову святого Симеона, ожидает тех, которые, сами будучи еще страстны, берутся руководить братьев ко спасению. Он утверждает, что страстные и других судят по себе. Тому, который сам не сделался еще учеником Христовым, а «между тем восхищает достоинство учителей, тому следует наказание в тысячу раз большее, чем разбойникам и убийцам. Эти тело только убивают, а он убивает души». Если по нерадению какого-либо из таких наставников, или «по необдуманности, или по неведению и невежеству повредятся мысли какого-либо брата, или развратятся дела и мудрования… то таковой явно не награду получит за труд свой, но муку и наказание за тех, которых сделал непотребными учением своим». Поэтому, «если кто прежде получения Духа Истины… дерзнет и покусится, еще будучи от мира, в мире взять на себя степень и достоинство учителя и стать духовным отцом и ходатаем за других пред Богом, то не достоин ли он несметного числа молнийных ударов и мук?». Когда же «получат они Духа Святаго и станут Христовыми,- верным и несбивчивым признаком того будет для них то, что сказал божественный апостол: идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17),- где под свободою разумеет он совершенное освобождение от всех страстей и похотей мирских и плотских». «Итак, кто не сознает, что сие и то, что сказано выше, бывает в нем явно, тот пусть сидит один и плачет о себе, что еще не сделался рабом Христовым……Пусть наипаче печется о себе самом, до других же да не будет ему дела, потому что страстный не может рассуждать дел братий бесстрастно, как слепой не может видеть чувственных вещей, хотя бы держал их в руках своих»[28].


Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 13, 16-17.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 71.

Иоанн Кассиан Римлянин, преподобный. Писания. ТСЛ, 1993. С. 14.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 229. С. 442.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 55.

Там же. С. 75.

Исаак Сирин, авва, святой. Слова подвижнические. Слово 1. С. 7-8.

Там же. Слово 78. С. 386-387.

Петр Дамаскин, преподобный. Творения. С. 180.

Добротолюбие. Т. 5. С. 224-225, 237.

См.: Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. Слово особенное к пастырю. Гл. 2:12. С. 256.

См.: Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 1. Слово 11. С. 98.

См.: Серафим (Чичагов), митрополит. Летопись… С. 334.

Варсануфий Великий, Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни… Ответ 59. С. 61-62.

Там же. Ответ 262. С. 207.

Варсануфий Великий, Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни… Ответ 358. С. 249.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 157. С. 282. См. также: Там же. Письмо 186. С. 358-359.

Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 14.

Добротолюбие. Т. 5. С. 323.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 158. С. 288.

Далее ссылка на слова преподобного Григория Синаита.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 25. С. 87.

Там же. Письмо 229. С. 441-442.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 193. С. 368-369.

Варсануфий Великий, Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни… Ответ 459. С. 302.

Там же. Ответ 262. С. 207-208.

Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 2. Слово 87. С. 447, 448, 446.

Там же. С. 453, 456, 457.


"Неискусный кормчий губит корабль"


Святые отцы, когда писали и говорили о послушании, не всегда имели в виду послушание безусловное и слепое. Так, святитель Василий Великий говорит, что если настоятель общины и всеми распоряжающийся говорит что или исполняет согласно заповеди Господней, то «тому надобно повиноваться, хотя бы угрожало смертию; а если что против заповеди, или нарушает заповедь, то хотя бы Ангел с неба, или кто из апостолов повелевал, хотя бы сопровождалось обетованием жизни или угрозою смерти, никак не должно повиноваться сему»[1]. Отвечая на вопрос, «должно ли оказывать послушание всякому, и приказывающему что бы то ни было», святитель Василий еще пространнее излагает ту же мысль: «Различие между теми, которые дают приказание, не должно препятствовать послушанию тех, кому дается приказание, потому что Моисей не преслушал Иофора, посоветовавшего ему доброе. Но поскольку есть не малая разность в самих приказаниях (потому что иные противны заповеди Господней, или нарушают ее, или разным образом искажают примесью запрещенного; а другие согласны с заповедью; иные же, хотя по видимому и не согласны, но содействуют ей и служат как бы пособием для заповеди), то необходимо помнить сказанное апостолом: Пророчествия не уничижайте. Вся же искушающе, добрая держите. От всякия вещи злыя отгребайтеся (1 Фес. 5, 20-22). «…» Итак, если нам приказывают что-либо согласное с заповедию Господнею, или содействующее ей, то надобно принимать сие усерднее и тщательнее, как волю Божию… Когда же приказывает нам кто-нибудь нечто противное Господней заповеди, нарушающее или искажающее оную; тогда благовременно сказать: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. 5, 29), помня Господа, Который говорит: по чуждем же не идут, но бежат от него, яко не знают чуждаго гласа (Ин. 10, 5); и апостола, который для нашей безопасности осмелился коснуться и самых Ангелов, сказав: и аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1, 8). Из сего научаемся, что хотя бы и весьма был известен или чрезмерно славен препятствующий исполнять заповеданное Господом, или советующий делать запрещенное Им, всякий любящий Господа должен такового бегать и гнушаться им»[2].


Отец Доримедонт свидетельствует, что святой Симеон Новый Богослов, ссылаясь на выше процитированные нами слова святителя Василия, советует братьям: если игумен говорит и делает что-либо такое, что даже противоречит мнению святых отцов, то не принимайте это враждебно, «но в настоящий момент склоните пред ним головы. Потом же тем из вас, которые превосходят остальных возрастом, образом жизни или образом мыслей, следует сообщить ему мнение того, кто с ним не согласен…»[3]. Но мы делаем вывод из этих слов, что ни преподобный Симеон, ни святитель Василий не одобряли слепое послушание настоятелю, не возводили его на пьедестал непогрешимости. Так, Василий Великий говорит, что братья должны «делать напоминания настоятелю, если когда подозревается в нем какая-либо погрешность… «…» Поэтому, если что требует исправления, то и брату, а через него и самим себе принесем пользу, когда возвратим на правый путь того, кто служит как бы правилом для нашей жизни… Если же некоторые напрасно смутятся касательно настоятеля, то, удостоверившись обнаружением того, что несправедливо подозревали, освободятся от осуждения настоятеля»[4]. При этом святитель Василий, как и преподобный Симеон, советует: ради того, чтобы не нарушилось благочиние, такие напоминания настоятелю делать старшим братьям - преимуществующим и по возрасту, и по благоразумию. Далее святитель Василий дает совет тому, кто считает какое-либо распоряжение настоятеля неправильным и не желает его принять: в таком случае он «должен наедине прямо высказать ему свое возражение, если имеет какое крепкое основание, сообразное с намерением Писания, или молча исполнить, что приказано. Если же сам постыдится [сказать], то пусть употребит на сие посредниками других, чтобы ему, когда распоряжение противно Писанию, и себя самого, и братию избавить от вреда, а если оно окажется имеющим надлежащее основание, как себя освободить от напрасного и опасного сомнения; ибо сказано: сомняяйся, аще яст, осуждается, зане не от веры (Рим. 14, 23), так в других простодушных не произвести поползновения к непокорности…». Здесь же святитель Василий рекомендует и самому настоятелю допускать некоторых рассудительных братий «к совещанию и рассуждению о делах общих, повинуясь наставлению сказанного: все делай с совета (см.: Сир. 32, 21)»[5].


Но отец Доримедонт считает, что подобными исключениями из правила всецелого послушания и полного доверия слову наставника без малейшего сомнения могут быть только такие случаи, когда, к примеру, «пастырь учит пасомого о том, что заповедь о целомудрии требуется “откорректировать” применительно к Новой эпохе» или «велит послушнику облить бензином и поджечь келию недруга-соседа» или «игумен монастыря принуждает братию к принятию числа антихриста» и т. п. Только такого рода указания можно отвергать «сразу, как противные евангельской Истине»[6]. Но неужели серьезное духовное повреждение могут доставить только самые крайние действия духовника, заключающие в себе противление Истине евангельской? Вспомним историю из патерика, когда старец поручал послушнику не сжечь келию соседа, а только выпроводить из собственной же его келии задержавшегося гостя. Послушник нашел это приказание противоречащим заповеди Божией о любви к ближнему, счел, что это будет весьма вредно и старцу, и ему самому, и сделал все наоборот. За это, наконец, и сам старец был ему благодарен, и мы сегодня восхищаемся духовной мудростью этого послушника. Кроме того, если отношение к старцу у послушника самое искреннее, доверительное, то старец не только поручает ему сделать то и то, кушать в такую-то меру или спать столько-то,- но и направляет всю его внутреннюю жизнь. Он передает ему свой опыт подвижничества, свое понимание монашества и цели духовной жизни. Именно наставник закладывает в душе ученика духовное основание, составляемое из множества тончайших и едва ли прослеживаемых рассудком деталей и особенностей, фундамент, на котором затем строится все здание его духовной жизни. И часто можно получить неисцельный вред по причине невинного, незначительного, на первый взгляд, но ошибочного указания или наставления.


Чтобы показать, как на деле может происходить вред от незначительного как будто слова наставника, когда тот не имеет достаточного опыта духовного руководства, приведем несколько характерных историй.


Когда преподобный Силуан Афонский (тогда еще 26-летний Симеон) прибыл на Святую Гору и вступил в русский монастырь великомученика Пантелеимона, после первой же основательной исповеди услышал от старца-духовника такие слова: «Ты исповедал грехи свои перед Богом и знай, что они тебе все прощены… Отныне положим начало новой жизни… Иди с миром и радуйся, что Господь привел тебя в эту пристань спасения». Старец не предупредил неопытного еще Симеона о том, что радоваться по-настоящему пока рано и что хотя грехи, совершенные делом, прощены ему в Таинстве Покаяния, самые корни этих грехов живы и не замедлят пустить новые и свежие произрастания. «Простая и верная душа брата Симеона,- как повествует его жизнеописатель иеромонах Софроний,- услышав от старца-духовника, что грехи ему все прощены, по слову его - “иди с миром и радуйся” - отдалась радости. Неопытный и наивный, он не знал еще, что подвижнику нужно воздержание и в радости, и потому сразу потерял то напряжение, в котором пребывала душа его… В последовавшем расслаблении он подвергся нападению блудной похоти и остановился на соблазнительных образах, которые рисовала ему страсть. Помысл говорил ему: “Иди в мир и женись”». Святой Силуан победил эту брань и не вернулся в мир. Он начал усиленно подвизаться и старательно изучать делание внутренней молитвы. Вскоре он начал ощущать особенные действия ее, молитва вошла в сердце и стала сама совершаться там день и ночь. От многой и усердной молитвы душа его по временам испытывала некоторый покой, но начали смущать разного рода помыслы. Иногда они говорили ему: «Ты молишься и, может быть, спасешься; но если ты в раю не найдешь ни отца, ни матери… то и там не будет тебе никакой радости». Как говорит об этом искушении иеромонах Софроний, «ум послушника колебался при этих помыслах, и тревога проникала в сердце, но по неопытности своей он не понимал, что же собственно с ним происходит». Другой раз «келия его наполнилась странным светом, который пронизал даже и тело его так, что он увидел свои внутренности. Помысл говорил ему: “Прими - это благодать”, однако душа послушника смутилась при этом, и он остался в большом недоумении…Дух сокрушения отступил настолько, что смех пришел к нему во время молитвы…». После этого видения начали ему являться бесы… «Проходили месяц за месяцем, а мучительность демонических нападений все возрастала. Душевные силы молодого послушника стали падать, и мужество его изнемогало; страх гибели и отчаяние росли…», наконец он надорвался, «дошел до последнего отчаяния и, сидя у себя в келии, в предвечернее время, подумал: “Бога умолить невозможно”». Господь не оставил Симеона и, непостижимо явившись ему, исполнил душу его огнем благодати. Однако характерно положение новоначального инока в прославленной обители Афонской: сколько опасных поисков, искушений, падений и восстаний преодолевает он в начале же своей монашеской жизни, но отнюдь не видно поблизости опытного наставника, который проконтролировал бы все эти духовные искания неопытного юноши, предостерег от прелести и коварства бесовского. Большая часть жизнеописания изображает нам преподобного Силуана вполне единоборствующим с духами тьмы, самостоятельно познающим коварство тайных, глубоко гнездящихся в сердце душевных недугов. Отец Доримедонт свидетельствует, что святой Силуан не имел старца своим руководителем, но окормлялся у обычных монастырских духовников. Спрашивается: почему же так? Ведь, как убеждает нас отец иеромонах, на Святой Горе живое монашеское Предание никогда не приходило в такой упадок, как в России? Да и в русском монашестве в те времена, по отцу Доримедонту, «опыт послушания старцу жил и плодоносил. «…» Русские послушники той эпохи оказывали послушание своим старцам, получали в этом подвиге благодать Духа Святого… Так жило и плодоносило русское монашество и во времена святителя Игнатия и после него»[7]. Но не свидетельствует ли жизнь преподобного Силуана о том, что ситуация в отношении истинно духовного окормления в те времена была далеко не такой идеальной, как пытается нам это изобразить отец иеромонах?


Однако продолжим повествование. У Симеона накопилось множество недоумений, которые не находили разрешения, несмотря на то, что он искал ответ на них в советах духовника и в творениях святых отцов. Он отправился в Старый Руссик за советом к старцу Анатолию. Тот преподал ему наставление о молитве и в конце поучительной своей беседы добавил: «Если ты теперь такой, то что же ты будешь под старость?». После этих слов «у молодого и еще неопытного монаха Симеона началась самая трудная, самая сложная, самая тонкая брань с тщеславием». Как свидетельствует жизнеописатель святого Силуана, «ошибка старца Анатолия была не только педагогической, но и против благодати. Благодать Божия не допускает подлинного подвижника говорить своему собрату похвалу, которую даже совершенные нередко не могут понести без вреда». Но опять находим Симеона самостоятельно преодолевающим и эту брань[8]. В главе «О послушании» книги о старце Силуане говорится, что он «с первых дней своего монашества был… совершенным послушником», что «для него каждый духовник был добрым наставником», что «путь старца был такой, что идущий этим путем скоро и легко получает дар великой милости Божией», в то время как «своевольные и своеумные, как бы ни были они учены и остроумны», как бы ни убивали «себя самыми суровыми подвигами», лишь едва могут найти крохи, падающие от Престола Милосердия Божия[9], и т. д. Однако описанный в житии путь духовного становления этого подвижника явно свидетельствует, во-первых, о его одиночестве в духовной брани и, во-вторых, о том, что путь этот не был скорым и легким. Находим из жития, что и он многие суровые подвиги принимал на себя самостоятельно, да и самые последствия этих самоотверженных трудов оставались для него часто неразъясненными. Не случайно выдающийся духовный пастырь XX века игумен Никон (Воробьев), делая примечания к этой книге о старце Силуане (как раз к этой главе), пишет: «Вся статья “О послушании” написана [отцом Софронием] от “ума”, а не из опыта и знания современного состояния Церкви. Жизнь самого старца Силуана показывает, что у него не было опытных руководителей, и вследствие этого он шел неверным путем и мог бы погибнуть в “прелести”, если бы не особая милость Божия»[10]. Об этом находим убедительное свидетельство в записях самого старца: «Дважды я был в прелести. Первый раз, в самом начале, по неопытности, когда я был молодым послушником, и тогда Господь скоро помиловал меня. Второй раз уже от гордости, и тогда долго я помучился, прежде чем Господь исцелил меня за молитвы духовника. Случилось это после того, как я принял некое видение. Четырем духовным мужам я открыл об этом видении, и ни один из них не сказал мне, что оно от врага… Но потом я и сам понял свою ошибку, потому что снова стали мне являться бесы… И так много лет страдал я от них; и если бы Господь не дал мне познать Себя Духом Святым, и если бы не помощь Пресвятой и Благой Владычицы, то отчаялся бы я в своем спасении…»[11]. В другом месте преподобный Силуан еще подробнее рассказывает о своих ошибках: «Один раз враг мне показал свет, и помысл говорил мне: прими, это благодать. Другой раз я принял одно видение и много пострадал за это. Однажды в конце бдения, когда запели “Всякое дыхание да хвалит Господа”, я услышал, как царь Давид в небе поет славословие Богу. «…» Я говорил об этом четырем духовным мужам, но никто мне не сказал, что враг посмеялся надо мною, а я сам думал, что бесы не могут славословить Бога, и что, значит, это видение не от врага»[12]. Преподобный Силуан сам свидетельствовал, что «ныне мало старцев, которые знают любовь Господа к нам и знают борьбу с врагами, и что побеждать их должно Христовым смирением»[13]. Стало быть, вред от наставления может сказываться не только в том случае, когда какой-либо старец повелит послушнику облить бензином и поджечь келию недруга-соседа. Есть множество видов неверного руководства, при котором, если довериться ему вполне, можно получить непоправимый духовный вред. Обращает на себя внимание то, что святой Силуан, хотя и пользовался советом современных ему подвижников, однако сам выбирал,- какой совет ему ближе и приемлемее. Например, один подвижник спросил его: плачет ли он о грехах своих? Святой Силуан отвечал: «Как-то мало, но за умерших много рыдаю». Тогда тот монах сказал ему: «Ты плачь о себе, а других Господь помилует». Силуан послушался, перестал плакать об умерших, но тогда вдруг прекратились у него слезы и за себя. Он спросил об этом другого подвижника, который имел дар слез: молиться ли ему об умерших? Тот сказал: «Я, если бы было можно, всех вывел бы из ада…». После этого не стал он больше останавливать молитвы за умерших, и слезы вернулись, и он много рыдал, молясь за них[14].


Святитель Феофан в письмах к афонскому иноку пишет о неверных советах старцев, к которым тот обращался в отношении молитвенного делания: «Ответьте [на их письмо] так: так как ваш прием молитвенный вы не могли оправдать отеческими указаниями, то я отказываюсь следовать вам, боясь попасть на ложный путь - новшества пагубны. Ими враг роет нам яму»[15]. Очевидно, что неправильное руководство в молитве или другом каком-либо сокровенном духовном делании может доставить немалый вред наставляемому. Трудно представить себе, чтобы старец, который сам имеет неверное понятие о молитвенном делании, послушнику преподавал учение о молитве верное и безопасное или иное, чем проходит он сам. Эту реальность духовной жизни признает и отец Доримедонт, когда утверждает, что «все аскетические творения святых отцов - это результат их личного аскетического опыта». Святой Григорий Синаит ставит вопрос: «Откуда то различие, что одни учат петь [псалмы] много, другие - мало, прочие - совершенно не петь, но выполнять только какое-либо рукоделие, [умную] молитву, коленопреклонение или другой некоторый болезненный труд?» - и отвечает: «Снискавшие благодать деятельной жизнью, многими трудами и годами как научились [приобретать благодать], так и прочих наставляют»[16]. Конечно же, и самое направление монашеского подвига, и особенности его, и тем более - ошибочные понятия учителя вполне скажутся на духовном делании ученика, когда тот вполне доверяет руководство своей внутренней жизнью наставнику. Иногда наставник, находясь сам в высоком духовном состоянии, не умеет, однако, распознать духовную немощность ученика и неготовность его к воспользованию тем высоким деланием, которое самому наставнику доставляет пользу. Так, в повествовании о Пимене Великом рассказывается такой случай: «Однажды брат пришел к авве Пимену и говорит ему: “Что мне делать, отец? Меня мучит блудный помысл. Ходил я к авве Ивистиону; он сказал мне: не позволяй этому помыслу долго оставаться в тебе”. Авва Пимен отвечал брату: “Авва Ивистион - дела его высоки,- он с Ангелами и не знает, что у нас с тобою есть блудные помыслы. Если монах будет воздерживать свое чрево и язык и будет жить как странник, то, поверь, он не умрет”»[17]. Святитель Игнатий говорит: «Из опытов я мог убедиться, что получившие благодатную молитву по особенному смотрению Божию, скоро и не общим путем, поспешают, соответственно совершившемуся с ними, сообщать новоначальным такие сведения о молитве, которые новоначальными никак не могут быть поняты правильно, понимаются ими превратно и повреждают их»[18]. Далее он пишет, что преподобный Паисий (Величковский), «получивший сердечную благодатную молитву по особенному смотрению Божию, а не общим порядком, по этой самой причине не доверял себе преподавание ее братиям: он поручал это преподавание другим старцам, стяжавшим дар молитвы общим порядком». Святитель Игнатий указывает на Макария Великого, который говорит о том, что «по неизреченной благости Божией, снисходящей немощи человеческой, встречаются души, соделавшиеся причастницами Божественной благодати, преисполненные небесного утешения и наслаждающиеся действием в них Святаго Духа,- вместе с тем, по недостатку деятельной опытности пребывающие как бы в детстве, в состоянии очень неудовлетворительном в отношении к тому состоянию, которое требуется и доставляется истинным подвижничеством»[19]. Святой Игнатий говорит, что ему приходилось видеть «такое дитя-старца, осененного обильно Божественной благодатию», и описывает, как с этим старцем познакомилась одна известная светская дама, цветущих лет и здоровья. Она оказала старцу некоторые услуги, и тот, желая вознаградить свою благодетельницу, преподал ей упражнение умно-сердечной Иисусовой молитвой с пособием тех механизмов, которые предлагаются святыми отцами безмолвникам. Старец не понял, что этой светской особе прежде всего надо было бы оставить чтение романов и жизнь по романам. Дама послушалась старца и пришла в очень опасное состояние и повредилась бы окончательно, если бы другие не догадались, что дитя-старец преподал ей несообразное наставление, и не отговорили бы ее пользоваться им[20].


Подобные же истории случаются и в наше время: в 50-60-х годах XX века в горах Абхазии, выше города Сухуми, подвизались многие монахи и отшельники, скрываясь от коммунистических гонений. Среди них был и опытный старец схииеродиакон Исаакий, преклонный летами, много лет подвизавшийся в безмолвии. Одно время он проживал возле горной речки, ниже по течению которой, на высоком берегу, жили общиной несколько монахинь; иногда они приходили к старцу за советом. Но вот отец Исаакий тяжело заболел, так что не мог уже и подниматься с лежанки. Тогда сестры прислали одну послушницу ухаживать за старцем, и та не оставляла его до тех пор, пока он окончательно не поправился. В благодарность за заботу подвижник решил ознакомить сестру с особым способом молитвенного делания, который практиковал сам. Он указал послушнице, что внимание при молитве надо устремлять на верхушку сердца, что при этом слова необходимо соизмерять с тактами биения сердца так, чтобы восемь ее слов уместились между шестью его ударами, и т. д. Сестра ушла очень обрадованная, под большим впечатлением от услышанного. Прошло около года, пока монахини вновь посетили старца. Они рассказали о том, что произошло с послушницей после ее возвращения от него. Прежде всего она начала сильно поститься. Сестры пытались отвлечь ее от крайнего подвига, указывая на то, что все крайности от диавола. Но сестра украдкой соблюдала строгий пост, очень похудела, однако продолжала неутомимо исполнять послушания по монастырю. Однажды с ней случилось что-то странное: она проспала двое суток, так что сестры не могли привести ее в чувство, после чего сестра рассказала видение, которое грезилось ей в течение полутора суток. Она видела, будто Ангел вознес ее на неведомую высоту, показал ей многие райские обители, в том числе и ту, в которой она будет находиться после смерти. Затем послушница стала дерзновенно, без малейшей запинки, рассуждать о каких-то возвышенных и неслыханных вещах, словно кто-то научил ее всему этому и заставил запомнить наизусть. Сестры были крайне изумлены, недоумевая,- откуда, из какого источника у этой бестолковой послушницы появилась такая премудрость и утонченно-изысканная речь? Они никогда не слыхали ничего подобного и слушали сестру с разинутыми ртами, пока та не умолкла. После этого послушница, как и прежде, выполняла назначенные ей послушания, не совершая никаких странных поступков. Как-то одна сестра заметила, что на молитвенном правиле та едва заметно покачивается. Сестра сделала замечание, но послушница объяснила, что это происходит с ней от действия внутренней сердечной молитвы. Вскоре у нее открылся источник слез, как бы явный признак умиления. Заметив недоумение сестер, она пояснила: «Важно отыскать в себе канальчик, по которому истекает слеза…». Вскоре в ее поведении начали появляться чрезвычайные странности. Она стала очень мало спать - не более трех часов в сутки, но при этом не было никаких признаков усталости и недомогания. Затем у нее вовсе пропал сон. На пятый день зрачки ее сошлись к переносице, появилось заикание, так что она едва могла выговаривать слова. Все это продолжалось до тринадцати дней, и она ни разу не сомкнула глаз. Наконец, сестры решили отправить больную на родину в сопровождении одной сестры. Они наняли в ближайшем селении машину, добрались до аэродрома и улетели в Россию к ее родителям. На борту самолета послушница сразу погрузилась в глубокий сон и проспала до самой посадки самолета. За эти часы произошло ее чудесное исцеление: глаза приняли обычное положение, почти прекратилось заикание. О ее дальнейшей судьбе сестры ничего не знали. Поведав братьям этот свой горький опыт, схииеродиакон Исаакий добавил: «Вот что случилось из-за моей неосмотрительности, ее неподготовленности, а также слишком поспешного продвижения вперед. Слава Тебе, Господи, что она еще не повредилась рассудком. Недаром писал Василий Великий, что всякому деланию должно предшествовать рассуждение, а без рассуждения и благое дело обратится в злое по безвременности и неумеренности»[21].


Святитель Игнатий замечает, что о преуспевших, но не имеющих дара рассуждения старцах в монастырях употребляется изречение: «свят, но не искусен», и отмечает, что необходимо «наблюдать осторожность в совещаниях с ними, в совещаниях, которые иногда могут быть очень полезными». При этом осторожность должна заключаться в том, «чтоб не вверяться поспешно и легкомысленно наставлениям таких старцев, чтоб поверять их наставления Священным Писанием и писаниями отцов, также беседою с другими преуспевшими и благонамеренными иноками, если окажется возможность найти их»[22]. Святителю Игнатию, как видно из его писем, не раз приходилось сталкиваться с такими неискусными подвижниками. Так, он пишет о некоем новоезерском духовном наставнике: «Беседовал я несколько раз со старцем: он прямо отвергал душевное делание, как очень удобное к переходу в прелесть, и высказал очень малую начитанность. Проводил он жизнь постную, к службам ходил неупустительно, вставал до утрени за час и вычитывал в келии правило… Сообразно собственному направлению он руководил и других: как Новоезерское братство, так и Горицкие чужды духовного делания, все их внимание устремлено на благовидность наружного поведения и на телесный подвиг»[23]. Иногда наставник может привести наставляемого в тяжелое и опасное духовное состояние даже не ошибочными указаниями, а недостатком верного руководства, оставив его в неведении относительно внутреннего делания, не открыв ему особенности духовной брани и, таким образом, оставляя его стоять безоружным против натиска сокровенного в душе его греха и нашествия злобных духов. Такая история встречается в жизнеописании Оптинского старца Леонида. Когда старец и его сподвижники, отцы Феодор и Клеопа, поселились в валаамском скиту, там в то время подвизался некий отец Евдоким, келлиарх и духовник валаамский. До прибытия в обитель вышеупомянутых старцев он проходил монашескую жизнь, уповая достигнуть духовного преуспеяния одними внешними подвигами и совершенною покорностью настоятелю, которого он считался присным учеником. Но, как говорится в житии старца Льва, «ни послушание, изъявляемое готовностию умереть во исполнение заповеди настоятеля, ни внешние подвиги его не приносили существенных плодов монашеской жизни. О «тец» Евдоким не замечал в себе ни кротости, ни смирения, ни слез, ни любви. Напротив - сухость, жестокость души, зазрение всех и другие, хотя и скрываемые страсти томили подвижника. Он не находил себе покоя, хотя исполнял все, по его мнению, должное, и по книгам, и по опыту. О «тец» Евдоким доходил до отчаяния, и лукавые помыслы склоняли его к самоубийству, советуя броситься со скалы в залив»[24]. Но Господь положил ему на сердце обратиться за советом к отцам Феодору и Леониду. Старцы открыли отцу Евдокиму святоотеческое учение о том, что одно внешнее делание и телесные подвиги не ведут инока к преуспеянию, поскольку они могут влечь его к тщеславию и гордости, что без внутреннего, смиренного, неявленного делания молитвы и без совершенной невменяемости[25] нельзя смягчиться, смириться и испытывать евангельскую радость. Старцы как бы передали отцу Евдокиму ключ к отверзению сердца, и тот вскоре понял смиренную науку отцев, начал возрождаться, смиряться и постепенно успокоился. Однако после того как отец Евдоким, а за ним и другие братия стали обращаться к старцам за наставлениями, отец игумен увидел себя как бы оставленным и презираемым от братьев; он начал преследовать старцев, жаловаться на них архиерею как на нарушителей мира обители валаамской.


Возникает недоумение: как же так? Видим послушника, самоотверженного ученика, готового умереть во исполнение заповеди настоятеля, пребывающим в сильнейшем духовном расстройстве, на грани отчаяния, готового убить себя и вечно погибнуть? И все это только по причине того, что ему не было преподано верное понятие о внутреннем делании? Хотя, по понятиям отца Доримедонта, здесь непременно должно совершаться «чудо послушания», при котором Сам Господь через наставника, даже неискусного, руководит и ведет послушника ко спасению кратчайшим путем. Но вспомним предупреждение врачу духовному святителя Василия Великого о том, с какой осторожностью нужно решаться на врачевание словом, «где, если и самая малость опущена из виду, приносит сие весьма великий вред»[26]. Святой Феофан Затворник, современник епископа Игнатия, тоже предостерегал от опасности попасть под ложное руководство: «…Не подлежит никакому сомнению, что очень часто те лица [так называемые духовные наставники] носят только имена своего звания, а не и силу его; часто пастырь - тать есть прелазяй инуде [ср.: Ин. 10, 1] или волк в овечьей одежде [ср.: Мф. 7, 15]; часто настоятель - простой корабельник, вместо кормчего, и старец - старец только по сединам. И это бывает или очевидно для всех, или очень невидно, глубоко скрыто под благовидною наружностию. Потому всегда есть опасность попасть вместо истинного руководителя на ложного и потерпеть потом вместо пользы - вред, вместо спасения - гибель. Неискусный кормчий губит корабль. Много потерпел я,- говорит Петр Дамаскин,- вреда от тех, к кому прибегал. Многие из старцев,- говорит Кассиан,- вместо окормления в отчаяние ввергали обращавшихся к ним - и приводит на то примеры. Такие жалобы во всякое время можно слышать и встречать. Одно слово: “живи, как живешь”, или “что много затевать” - сильно погасить все усердие и, следовательно, опять вринуть бедного, лишь опомнившегося, в то же»[27].


Василий Великий, святитель. Творения. Ч. V. С. 311.

Там же. С. 227-228.

Цит. по: Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 41.

Василий Великий, святитель. Творения. Ч. V. С. 132.

Там же. С. 164-165.

Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 42.

См.: Доримедонт [Сухинин], иеромонах. Учение святителя Игнатия… С. 30, 3, 6.

См.: Старец Силуан / [Сост.] иером. Софроний (Сахаров). М., 1994. С. 22-23, 36-37.

Старец Силуан. С. 84.

Там же. С. 256. Примеч. 26.

Там же. С. 405-406.

Там же. С. 408.

Там же. С. 291.

См.: Старец Силуан. С. 437-438.

Феофан Затворник, святитель. Творения. Собрание писем. Вып. V-VI. Письмо 899. С. 170.

Григорий Синаит, преподобный. Творения. М., 1999. С. 99.

Достопамятные сказания… С. 143. § 62.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. Т. 1. С. 283-284.

Цит. по: Там же. С. 282. (См.: Макарий Египетский, преподобный. Духовные беседы. Клин, 2001. Слово 7:14. С. 426).

См.: Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. Т. 1. С. 282.

См.: Меркурий, монах. В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя. М., 1996. С. 36-42.

Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. Т. 1. С. 283.

Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 45. С. 109-110.

Житие Оптинского старца иеромонаха Леонида… С. 17-18.

См. выше, примеч. 154 на с. 119.- Ред.

Василий Великий, святитель. Творения. Ч. V. С. 163.

Феофан Затворник, святитель. Внутренняя жизнь. Избранные поучения. М., 2001. С. 108-109.


"Благонадежнейший способ руководствования"


Святитель Феофан Затворник после предостережений в отношении вреда от неискусного руководства (процитированных нами в предыдущей главе) предвидит постановку такого вопроса: «Спрашивается, как же поступить в таком случае человеку, который сознает нужду в руководстве и опасность крайнюю оставаться без него, знает также обязанность обращаться именно к тому и тому, а между тем не без основания может страшиться: не потерпеть бы вреда, не быть бы столкнуту опять в пропасть прежнюю? С другой стороны,- продолжает святитель,- нередко, а то и часто и те, кои стоят на чреде руководителей, вполне сознают свое значение, всю силу обязательства и великость лежащей на них ответственности, имеют усердие, горят ревностью быть тем, чем должны быть, а между тем, по своему духовному возрасту, видят, что еще далеко отстоят от того, чтобы могли безошибочно, как надлежит, руководить других. По неопытности же и безвестности пути, коим должны вести других, справедливо могут опасаться, не сгубить бы других из ревности к их спасению и вместо управления не ввесть их в заблуждение. Спрашивается: как поступить ему в таком случае? Как руководить, сознавая себя неспособным к тому, не достигшим в ту меру? Очевидно,- продолжает святитель Феофан,- что тот и другой вопрос прямо касается настоящего порядка вещей. Без руководства нельзя. Но в истинном виде оно очень возвышенно и оскудевает в настоящее время. Спрашивается: как быть именно нам? Куда обратиться - и ищущему руководства, и нареченному быть руководителем?». Далее святой отец на эти вопросы дает ответ самый основательный, подробно освещающий все стороны разбираемой нами проблемы, поэтому приведем это его слово почти полностью:


«Что касается до первого вопроса, то в отношении к нему можно приложить мудрое правило святых отец: все делать с пожданием, в богопреданности. Не должно уклоняться, как прежде видели, от нареченных руководителей, но можно не вдаваться им всецело, тотчас, а ждать особенного в этом случае устроения Божия, особенного мановения, сердечного склонения, состоя между тем в преданности в волю Божию, в молитвенном, болезненном взывании к Нему, чтобы Он Сам указал нам путь. Итак, опасаясь прельщения, взывай с болезнию к Богу, да скажет Он путь, воньже пойдеши, всецело предаваясь, в крепком уповании, Его промыслительному попечению,- и Господь никогда не оставит. Священник или настоятель иногда ни для кого не полезен, а для иного единственно он и полезен. Сам изменяется при нем, откуда мудрость берется - и устрояется спасение от Господа и там, где не чается. Вся сила здесь в решительной преданности в волю Бога, всем хотящего спастися. Святой Дорофей решает этот вопрос именно таким образом. Если, говорит, кто не имеет человека, у которого бы спросить мог совета, то что в таком случае делать? Если кто истинно, всем сердцем взыщет воли Божией, то Бог никогда не оставит его, но всяким образом будет руководить его по воле Своей. Если же кто не будет искренно искать воли Божией, то, хотя бы он пошел и к пророку,- и самому пророку внушит Бог отвечать ему по желанию развращенного его сердца, как говорит Писание… Так говорит и Лествичник. Но и тогда, когда ясно видишь, что нареченный не полезен тебе, не решает сомнений, не дает совета, вообще не созидает по неопытности или по невниманию,- не спеши оставлять его или переменять. Ибо на кого переменишь? Около тебя все так же безвестны, как и этот, а этого Бог дал. Он Богом тебе указан, ибо все наше от Бога; а другой что нам! Но как же быть тут? Нужда. Чувствуй ее, боли, сильно вопи к Богу, прося Его не оставить в опасности и не предать прелести: или сего настави, или укажи иного,- а сам все будь под ним, с пожданием, терпением, вопиянием. Что же делать под ним? Ведь надо же действовать во спасение? Надо. Но порядок благочестной жизни известен; ходи в нем и будь покоен. Этого на первый раз предостаточно. У покаявшегося все покрыто мраком безвестности, неопределенности. Пусть не выдвигается из своего, промыслом устроенного, порядка. Это смиреннее, безопаснее, прочнее. Кто во мраке, тот лучше делает, оставаясь на одном месте, нежели перебегая с места на место, ибо может статься, что в яму упадет. Предпринимать что-нибудь особенное, отличное, великое очень опасно; оставайся смиренно в простоте. Начнешь с самого начала переменять,- уж и не остановишься. В мыслях можно, положим, прилепиться к другому, но опять к тому, кого Бог пошлет; можно даже искать его деятельно, особенно молитвенно, да укажет Сам Господь, но все же ждать и терпеть, пока придет указание решительное. Богом дан - не противься, не суди, не пренебрегай. От Бога жди иного. Не оставит Господь, а даст, если нужно. Это должно принять законом во избежание самочиния, невнимания к Промыслу Божию, опасности быть запутанным от врага. Но вот еще что: время от времени мрак начнет редеть, более и более разоблачаться строй жизни, яснеть видение опасений и уклонений; множатся потребности, недоумения, сомнения. Все это требует разъяснения, вразумлений, умирения духа. Нареченный наставник не решает, не внушает доверия, не располагает к откровенности. Что же делать в таком случае? Некоторые советуют, оставаясь под данным руководителем относительно общего порядка, в частных, собственно нас касающихся случаях все делать с рассуждением - рассуждение определит, что полезно и что вредно,- и приводят на это слова апостола: вся… искушающе, добрая держите (1 Фес. 5, 21) и особенно общее мнение всех святых отцов, что высшая из всех добродетелей есть добродетель рассуждения. Но это мнение святых отцов не должно брать без ограничений, какие они же полагают. Притом святые отцы утверждают, что рассуждение есть дар, стяжаваемый долгим трудом, смиренномудрием и прилежным молением. Кто приобрел дар сей - храни его и употребляй во благо свое и других. Кто же не приял, да не дерзает ни в каком случае составлять своего разумения, или слова, или дела. Его дело вопрошать искусных и опытных. В отношении к начавшему должно положить такое правило: все твори с рассуждением, но все твое рассуждение должно состоять в одном правиле - ничего не творить по своему рассуждению, а обо всем спрашивать, хорошо ли то, и идет ли то, и идет ли к тебе,- ибо не все всем хорошо, но, как указывает Петр Дамаскин, время, начало, состояние, возраст, сила, здравие, воспитание и прочее делают многое в этом различие. Почему знать, что ты все это решишь как должно, незаблудно? Рассуждение должно поставить целию, нужно искать его, а для того и опытно упражняться в нем, но не самим собою, а по тому, как рассуждают другие, надо обучаться рассуждению. Итак, рассуждение хорошо и велико, упражняйся в нем, но никогда ему не доверяй, пока опытом и советами других не укрепишься в нем.


Другие говорят: внимай Божественному Писанию и учению отеческому - и всему научишься. Нет сомнения, что и чтение поставляется между первейшими средствами образования христианского духа и столько же нужно, сколько для тела глаз, для мира свет. Святой Нил Сорский учит: ныне один указатель - Писание Божественное и отеческое. Паисий старец так же учил и действовал. И точно: оскудели зрители пути спасенного, но, по смотрению Божию, оставили нам описания этого пути. Придерживайся их. Движимые Духом Святым, они написали законы окормления и на путь спасения руковождение. Если не можно найти наставника, говорит старец Серафим, могущего руководить к умозрительной жизни, то в таком случае должно руководствоваться Священным Писанием, ибо Сам Господь повелевает нам учиться от Священного Писания, глаголя: испытайте… Должно также тщательно прочитывать отеческие писания и стараться, сколько можно, по силе исполнять то, чему научают они, и таким образом мало-помалу восходить к совершенству. Но опять: что, кому и как читать? И потом: что из прочитанного и узнанного взять себе в правило и чего не брать? Кто скажет неискусному и неопытному? Правило само по себе хорошо, но не для меня; будет оно идти ко мне, но не теперь. Сколько гибнущих именно оттого, что они все вычитываемое хотят взять на себя! Есть, говорят, люди такого сложения, что о какой бы болезни ни услышали, тотчас переводят ее на себя и начинают болеть. То же может быть и с чтением, которое не управляется советом. Итак, читай, вникай, исследуй, обогащайся духовною мудростию, но что именно исполнить самому, что поставить себе в правило, это решай не сам собою; иначе: все твори с совета, а не по своему разумению. Вычитал - поди, спроси, как оно есть, идет ли к тебе и как можешь ты исполнить то. Но спрашивается: кого же спросить? Нареченный молчит, потерял доверие - боишься открыться ему. Оставаться в нерешительности опасно: это застой, пустое медление. Что же делать? Тут одно: все твори с совета, с пожданием. Никогда ни на что не решайся вдруг - сам ли рассудил что или вычитал,- но жди, пока установится, а между тем ищи совета и решения. Во всякое время и во всяком месте можно найти людей, упражняющихся в благочестии, ревнующих, ищущих Господа и всегда более или менее опытных. Надлежит войти с ними в сношение братское и сообращение сердечное и потом всякое недоумение и сомнение поверять им. Один, другой, третий как-нибудь разберут, поодиночке или все вместе, и решат. Как решат, так и поступи,- и ты поступишь не по своей воле и разуму. Все сделанное в предании себя Богу не по своему разумению есть богоугодно и спасительно. Потому, когда нареченный не решает, а другого, кому предаться, не указал еще Господь, мудрые люди советуют поступать так: если есть что сомнительное и не имеем, кто бы решил, воззови к Богу о нужде своей и иди к тому или другому благоговейному и уважаемому и будь уверен, что Бог, все блюдущий и все содержащий, не оставит тебя без истинного решения, не пустит в прелесть, только бы была болезненна нужда и крепко упование. Это касается частных случаев, но и вообще можно оставаться при этом законе, ибо и вся наша жизнь сложена из частных случаев. И составится таким образом особенная жизнь: по совету. Это новый, преимущественно приличный настоящему времени образ руководства. Человек, в предании себя Богу, вразумляется Писанием Божественным и отеческим, употребляет и свое рассуждение, но ничего не решает сам, а творит все с совета и вопрошения. Здесь руководитель - Бог и Писание; отречение воли и разума - в совете; сила же исходная - богопреданность с болезненным, опасливым взыванием об избавлении от прелести, заблуждения и ошибок. Такая жизнь бесхитростна и смиренна, а для смиренных Господь открывает тайны и уповающего не постыждает. Младенца научит сказать, что тебе нужно, говорит святой Дорофей, а если не веришь, то и пророк не упользует. Когда, напротив, кто спрашивает и наперед уже желает и чает определенного решения, то это уже прелестное правило действования. В таком случае лучше не вопрошать. Когда же спрашиваешь, пусть весы сердца стоят ровно, не склоняясь ни на десно, ни на шуе,- и Господь управит. Безвестен путь истинно христианской жизни, и нельзя идти по нему с собственным усмотрением. Сокровенно водительство Божие - иди, как во мраке, только руки своей не отрывай от руки Божией. Из жития старца Паисия видно, что он образовался именно этим путем. Он встречал множество советников и по советам всех слагал себя, и хотя не имел одного окормителя, чем нанес себе, как сам сознается, большой вред, но образовался в одном духе и созрел в мужа совершенна. Исходным его началом во всю жизнь было болезненное припадание к Богу. Оно и наставляло его, и единило дух его при всем разнообразии. Наученный опытами целой жизни, он наконец вот до какого дошел закона и начала руководствования. Выяснив всю нужду в руководителе, изобразив, каков он должен быть, с плачем помянув, что ныне негде обрести такого, он выводит: “Отсюду убо крайняя нам, брате, ныне нужда Божественным и отеческим Писанием со многою печалию и со многими слезами день и нощь поучатися и, с тождемыслящими ревнители, старейшими отцы советующеся, наставлятися на заповеди Божии и на делания святых отец наших. И тако, милостию Христовою и понуждением нашим, можем спасение получити”. Так советуют все отцы; так советовал и делал святой Нил Сорский: “Прежде духовные отцы всех наставляли; в нынешния же притрудныя времена, еже многому плачу и рыданию достойно, до зела таким оскудевшим ревнителем, Сам Бог и Божественное учение преподобных отец есть учитель и наставник”.


Так вот какой ныне лучший, благонадежнейший способ руководствования или воспитания в жизни христианской! Жизнь в преданности в волю Божию, по Божественным и отеческим Писаниям, с совета и вопрошения единомысленных. По милости Божией, она может и должна быть благоуспешна, ибо содержит все условия усовершенствования, отсечения своей воли и разумения. Но очевидно, что она далеко стоит ниже личного, деятельного руководства и воспитания. В нем нет всезрящего, а только как бы гадающие; нет решительно действующего, а движущиеся с робостью. Нельзя так решительно и скоро врачеваться и совершаться, так успешно поддерживать дух ревности, так безопасно входить в созерцание. Оттого так мало ныне успевающих и совершенных. Правда, они суть Божии, но кого Бог совершит, того не станет держать под спудом. То только надобно прибавить, что способ этот является гораздо плодовитейшим, если кто стяжет одного советника и, соединясь сердечно, будет жить с ним во взаимном откровении и вразумлении, или духовном дружестве. Один другого видит и знает и, таким образом, скорее и благонадежнее может советовать. Писание в богопреданности - свет для них. Умудряясь взаимно, они взаимно и руководят друг друга в предании себя Богу и Господу, Который обещался быть посреде двоих, собранных во имя Его. При этом, однако ж, должно не отделяться от нареченного Богом, но всякое взаимное решение и определение хорошо, если можно поверять ему и с его разрешения исполнять. Взаимный любовный союз даст крепость, а прибегание к духовному отцу - Божие благословение. Такого рода совещание, или взаимно руковождение,- опять-таки, если подается, ибо Бог дает друга,- очень плодно. Припомните двух монахов, живших во времена Макария Великого во взаимном союзе и взаимном руководствовании и укреплении,- до какой они достигли меры совершенства! Старец Паисий рассказывает о себе, что он, с самого начала прилежно искав окормителя с болезненною молитвою к Богу, скитался там и сям: и у нас, и в Молдавии, и Валахии, и на Афоне - и все не находил. Нашел только, говорит, обратившись к чтению писаний отеческих, что очень много я потерял оттого, что сначала жил без деятельного руководства. Чем же он кончил? “Не обретши,- говорит,- где бы повинутися, умыслих царским путем житие свое проходити, с единым, единодушным и единомысленным братом, вместо отца; Бога имети себе наставника и учение святых отец и повинутися друг другу и послужити”, не отделяясь, однако ж, от своего духовного отца, как он в другом месте говорит. Такой путь, говорит он, благословен всеми отцами. Он был монах, и такое правило более идет к монашеской жизни. Но оно не невыполнимо и в жизни общественной и, сколько видеть можно по настоящему ходу дела и состоянию нашему, должно быть признано единственно верным. Единодушно ревнующие, наставляемые писаниями отеческими в предании Богу, мирно и безбедно оставаясь в том же порядке, шествуют прямым путем к христианскому преспеянию. Сюда можно отнести великую похвалу дружеству, воспетую Сирахом, которая здесь только вполне и приложима. Друг верен - кров крепок… Боящийся Бога обрящет его (ср.: Сир. 6, 14, 16). Итак, касательно руководства можно положить такие правила: бойся оставаться без всякого руководства; взыщи его как первого блага. На первый раз ходи в определенном порядке благочестном, под нареченным отцом. Когда назнаменует Господь пользою от него очевидною, великою, испытанною, что это есть твой окормитель,- предайся ему. Скажется противное - желай иного, но ищи его с опасением, терпением, пожданием, чая указания Божия или сретения кого Бог пошлет, оставаясь все в том же порядке благочестной жизни и под тем же отцом, в неотделении от него. Между тем вступи в союз откровенный с единомысленными и с их совета по Богу под отцом духовным ходи, уповая. Сретишь единого единомысленного, приобщись к нему искреннее, не оставляя других, и живи с ним душа в душу, Господа ради, во спасение. Только главное держи - решительную богопреданность с болезненным взыванием об избавлении от прелести, и ни в чем никогда не следуй своему разуму и воле, а все, что ни делаешь, делай с совета - и Бог устроит путь невидимо, незримо, неосязаемо, безвестно для тебя.

Загрузка...