Гомо акватикус

История трагического рекорда

В декабре 1962 года близ островка Санта-Каталина, у тихоокеанского побережья США, погиб английский журналист Петер Смолл. Его спутник Ганс Келлер отделался травмой. При попытке помочь им погиб еще один аквалангист — двадцатидвухлетний студент Крис Уитеккер. Когда случилась беда, он спустился по трапу в море, нырнул навстречу Келлеру и Смоллу и не вернулся…

А через несколько дней покончила с собой безутешная вдова Петера Смолла. Супружество их было коротким. Еще два месяца назад счастливые молодожены принимали поздравления от родных и друзей…

Что же произошло в то роковое утро в окрестностях Санта-Каталины и какие события предшествовали этому?

Личность швейцарца Ганса Келлера по сей день окружена покровом таинственности.

Профессор математики Цюрихского университета Келлер увлекся подводным плаванием лет десять назад. Он стал одним из самых опытных и отважных аквалангистов в своей стране. Вскоре его имя сделалось известным специалистам-подводникам всего мира, а затем и всей читающей публике. С опытами Келлера, столь неожиданными и необычными, с интересом знакомились люди, даже очень далекие от подводных исследований.

Усомнившись в классическом тезисе об азотном опьянении, Келлер составил газовую смесь, содержащую пять процентов кислорода и… девяносто пять процентов азота, и начал готовиться к погружению. Сколько-нибудь смыслящие в водолазном деле специалисты назвали бы это самоубийством. Однако сам экспериментатор был спокоен и верил в успех.

— Причиной глубоководного опьянения является не азот, как это принято считать, а наркотическое действие углекислого газа. Он скапливается из-за нарушения газового обмена при повышенном давлении, — заявляли Ганс Келлер и его консультант, профессор физиологии Альберт Бюльман.

Холодным ноябрьским утром 1958 года Келлер спускает на воды Цюрихского озера сколоченный из бревен плот и в обществе Альберта Бюльмана и нескольких друзей выплывает на середину озера — туда, где поглубже. Сопровождающие, за исключением Бюльмана, очень встревожены и напоследок еще раз пытаются отговорить Ганса, уверенные в печальном исходе рискованного эксперимента. Но решение Келлера твердо.

Заканчиваются последние приготовления, и Ганс Келлер скрывается под водой. Проходит минута, другая…

— Все в порядке! — доносится его голос.

Глубина погружения возрастает. Келлер по телефону переговаривается с Бюльманом, с друзьями. Говорит, что чувствует себя хорошо, жалоб нет… А вот и дно. Глубина девяносто шесть метров! Достигнув цели, Келлер отправляется в обратный путь. И через каких-нибудь тридцать минут он, живой и невредимый, уже сидит на плоту и принимает поздравления друзей.

Весь эксперимент занял меньше часа.

Однако это погружение не принесло ни славы, ни денег, столь необходимых для продолжения исследований. Келлера продолжают обвинять в шарлатанстве, отказывая в какой-либо поддержке и помощи. Еще бы! Признание Келлера, опровергающего классические каноны о причинах и сроках декомпрессии, означало бы переворот в водолазном деле. Поверить в это было трудно. И над ним только посмеивались.

Погружения Келлера невозможны в обычных аквалангах. С изменением глубины погружения варьируется и состав коктейля для дыхания, приготовляемого им самим. Система подачи газовой смеси очень сложна. Поэтому свои спуски Келлер проводит в специальном лифте, окруженный паутиной шлангов, баллонами сжатого газа и различными приборами. Из-за скудости средств под первый свой лифт Келлер приспособил… железный мусорный бак, похожий на обыкновенную бочку.

На следующий год Келлер опустился на глубину ста двадцати метров. Как и при первом погружении, он не испытывал ни малейших признаков азотного наркоза.

Свидетелями этого события стали несколько журналистов. Когда Келлер достиг дна, состоялась единственная в своем роде пресс-конференция. Келлер по телефону ответил на вопросы журналистов.

Новый эксперимент, официально подтвержденный очевидцами, наконец-то заинтересовал знатоков водолазного дела. Однако многие из них, не принимая всерьез газетные сенсации, по-прежнему относились с недоверием к опытам математика.

Летом шестидесятого года Келлера едва не постигла участь Заттерстрёма.

Когда замолк телефон, помощники Келлера не сразу поняли, что это авария. Они спохватились, когда кислород у Келлера уже был на исходе. Келлер помнит, как внезапно закололо щеки, сжало грудь. Он в страхе закричал в телефон, но ответа не последовало.

Надо всплывать!

Но быстрый подъем без всякой декомпрессии — смертельно опасен! И оставаться здесь — тоже смерть.

Он медленно плывет к поверхности, теряя сознание и усилием воли возвращая его. На глубине тридцати метров дорогу преграждают какие-то тросы, свисающие сверху. Келлер из последних сил пытается перерубить их и освободиться от пут. Вдруг один из тросов начинает двигаться вверх. Келлер судорожно вцепился в трос. В нем спасение, только бы не выпустить из рук…

Друзья с перепугу, еще не поняв, в чем дело, тянут быстрее, чем надо. Но выбора нет. Поднявшись из воды, Келлер тотчас хватается за кислородную маску и несколько минут, забыв про все на свете, жадно вдыхает газ. Он был на волосок от гибели. Однако это происшествие не сломило духа экспериментатора.

Чтобы раз и навсегда покончить с пересудами и насмешками, двадцатишестилетний Келлер в то же лето предпринимает еще одно погружение в глубины озера Лаго-Маджоре в Швейцарии. Помимо корреспондентов, на сей раз присутствуют и специалисты по глубоководным погружениям.

Келлер занимает место в своем лифте, рядом — баллоны с засекреченным коктейлем. Отдает команду. Спуск начался.

Снова авария с телефоном. Но Келлер сигнализирует, подергивая буйреп.

Погружение продолжается: 70… 100… 150 метров!..

На глубине 156 метров из-под воды следует новый сигнал Келлера:

— Стоп!

Вскоре Келлер подает команду начать подъем. А спустя сорок пять минут, довольный и улыбающийся, он предстал перед корреспондентами.

По существующим правилам возвращение с этой глубины должно длиться семь часов. Теоретики водолазного дела были в смятении. Стало очевидным: Келлер разом победил и глубинное опьянение и кессонную болезнь.

Осенью того же года Келлер в барокамере имитировал погружение на двести пятьдесят метров! И снова все прошло благополучно.

Ободренные успехом, Келлер и Бюльман ставят новые эксперименты. Изучают, как ведут себя живые ткани и газы под высоким давлением.

В портфеле Келлера — объемистая кипа таблиц — графики погружений. Они отражают взаимосвязь между глубиной, скоростью, продолжительностью погружений и составом коктейля.

Так, при возвращении с глубины трехсот метров состав смеси для дыхания, по расчетам Келлера, меняется… двести пятьдесят тысяч раз! Это-то и сводит на нет опасность глубинного опьянения и кессонной болезни. По способу Келлера декомпрессия вдесятеро убыстряется.

Составление таблиц заняло не один год. В этой работе Келлеру помогала электронно-вычислительная машина. В результате Келлер составил рецепты газовых смесей для погружений на глубину до четырехсот метров.

Опыты швейцарца, конечно, не могли не заинтересовать французских океанологов. Весной 1961 года Келлер приезжает в Тулон, в лабораторию подводных исследований французского военно-морского флота, возглавляемую Кусто. Келлер наотрез отказывается раскрыть свои секреты. Несмотря на это, Кусто делает все возможное, чтобы помочь коллеге в его работе.

О такой лаборатории Келлер мог пока только мечтать. Не теряя времени, он приступил к проведению новой серии экспериментов.

— В конце апреля последовали опыты в барокамере, соответствующей погружению на глубину двести двадцать и триста метров. Я был уверен в своем методе. И действительно, все опыты прошли превосходно. На «глубине» двести двадцать метров я сто раз поднял тридцатикилограммовый груз на высоту шестьдесят сантиметров, — говорит Келлер.

Один из этих опытов контролировал сам Кусто.

25 апреля Келлер, не покидая барокамеры, «погрузился» на триста метров! Имитация погружения заняла всего сорок восемь минут вместо пятнадцати часов, полагающихся по норме.

Келлер пообещал повторить то же самое в естественных условиях — побывать на глубине 250, а затем и на глубине 300–350 метров!

После этого заколебались даже самые упрямые скептики из числа подводных специалистов.

— Да, тут что-то есть… — растерянно отвечали они в ответ на просьбу корреспондентов прокомментировать последние достижения швейцарца.

Слава Келлера шагнула через океан. Им заинтересовались и в главном штабе американских ВМС. Келлер получает приглашение посетить США, продемонстрировать свои достижения. Наконец-то начали раскрываться кошельки нефтяных магнатов, чего так давно жаждал Келлер.

В июне 1961 года Келлер совершает новое погружение, на этот раз в озере Лаго-Маджоре возле Бризаго, на глубину двухсот двадцати метров. Келлера сопровождает подводник-любитель, корреспондент журнала «Лайф» Кеннет Маклиш. В его активе значилось испытательное погружение в специальном аппарате «Андреа-Дория» на глубину шестидесяти пяти метров.

— Несомненно, это был отважный человек, — отзывался Келлер о своем спутнике в глубоководном путешествии.

Вначале Келлер и Маклиш поочередно один за другим погружались на глубину тридцати, восьмидесяти и ста метров. Эти подготовительные погружения заняли два дня. Для спуска и подъема, как обычно, использовался лифт. На его площадке стояло шесть баллонов с сорока тысячами литров газовой смеси. Они предназначались для дыхания на глубине свыше пятнадцати метров. Воздух для дыхания на меньшей глубине подавался с поверхности по шлангу.

Наконец подводники приступили к основному погружению. Удача и тут сопутствовала им. И вот наступил волнующий момент: взята глубина двести двадцать метров!

Перед погружением Келлер волей-неволей вынужден был поделиться кое-какими секретами со своим спутником. Ну что ж, реклама — а именно ее и добивался Келлер — требует жертв.

Но предоставим слово самому Кеннету Маклишу. Корреспондент «Лайф» начинает свой рассказ после одного из тренировочных погружений у Бризаго:

«Мы стащили кислородные маски и поднялись наверх в маленькое кафе. Я попросил Келлера еще раз повторить мне то, что я мог и должен был знать о его методе.

— Я сказал вам почти все, — ответил Келлер, — кроме состава смесей и того, как мы их рассчитываем.

Он колебался минуту.

— Но даже если я скажу, какими газами мы будем пользоваться и на каких уровнях, вы не откроете секрета. Вы сможете точно повторить данное погружение, но вы не сумеете сделать расчет для другого. Весь секрет в методе расчета. И мы должны сохранить его, так как иначе не получим денег для дальнейшей работы. А нам нужна куча денег.

Он откинулся и стал сосать кофе через соломинку… Наконец он вернулся к делу:

— Вы знаете, что мы пользуемся разными смесями и что мы начинаем и кончаем вдыханием чистого кислорода. Это облегчает начало спуска и уменьшает время декомпрессии. Но ниже пятидесяти футов мы вдыхаем три различные газовые смеси. Во всех есть кислород, но мы уменьшаем его количество с глубиной. Чем больше давление, тем меньше кислорода… Между прочим, я думаю, что мне нужно взять с вас бумагу, перед тем как мы нырнем.

— Отпущение на случай неудачи?

— Да. Но в конце концов это не имеет значения. Если вы не подниметесь, то же случится и со мной.

Перед началом спуска приехал из Цюриха доктор Бюльман. Он сидел на плоту мрачный и сосредоточенный…

Но вот погружение началось.

В наушниках я слышу голос сверху: „Один метр, три метра, девять, переходите с кислорода на первый газ, двадцать метров, тридцать, отлично…“

Мы спускаемся из сумерек верхнего слоя в безлунную ночь глубоководья. Я энергично выдыхаю носом, чтобы уменьшить боль в ушах. Дышать легко. Келлер подбадривает меня условленным жестом.

„Сорок пять метров, — звучит голос, — пятьдесят пять, смените газ!“

Келлер присоединяет свободный конец своей дыхательной трубки к одному из баллонов. Убедившись, что газ идет, он отключает трубку, по которой подавалась предыдущая смесь. Затем он делает то же со мной. Я ощупываю свои трубки. Все на месте.

Голос сверху продолжает отсчитывать метры: „Семьдесят, семьдесят пять…“ Слышно, как кто-то наверху кричит: „Быстрее, быстрее! Девяносто, девяносто пять, сто. Приготовиться, сто метров, смените газ!“

Снова Келлер переключает трубки. Перед тем как переключить мои, он пристально смотрит на меня. Вскоре я узнаю почему. На этот раз газ подается „на пределе“. Дышать почти нечем, причем „воздух“ очень холоден, холоднее воды вокруг нас. Зубы ноют. Пытаюсь сказать „о’кэй“, но не удается. Все же оказывается, что можно продержаться на этом рационе. Пальцем показываю Келлеру вниз: давай дальше. Келлер снова возится с трубками. Ага, он подключает еще один баллон. Стало заметно лучше. Спуск продолжается. „Сто шестьдесят… сто семьдесят… Двести… Двести десять метров!..“ Спуск занял 7 минут 30 секунд.

Я оглядываюсь. Слабый свет наших фонариков сразу же тонет в темноте. Вокруг нас черная пустота.

Келлер пишет на специальной дощечке: „Холодно, но ого!“ Я царапаю в ответ: „Поздравляю!“

Начинается подъем. Мы поднимаемся с той же скоростью, что и пузырьки газа, который мы выдыхаем. Их так много, что я не вижу Келлера. Я наклоняюсь, чтобы разглядеть его. Он, видимо, делает тоже, и наши маски сталкиваются. Мы на глубине ста десяти метров.

Бюльман предупреждает Келлера по телефону, что последние двадцать метров надо подниматься двадцать шесть минут. Его строгий голос напоминает мне, что если мы схватим кессонную болезнь, то это произойдет скорее всего в ближайшие минуты. Но пока никаких симптомов. Нам предлагают переключиться на кислород. Слышно, как на плоту кто-то смеется. К нам с аквалангом ныряет помощник Келлера Штирнеманн. Он жестами спрашивает, все ли в порядке. Мы киваем в ответ, хотя я вижу, что у Келлера внутри маски кровь и пена. Потом выяснилось, что кровоточил нос. Штирнеманн вопросительно показывает Келлеру на маску. Тот отмахивается. Штирнеманн пожимает нам руки и поднимается наверх. Его сменяют два фотографа.

Сейчас впервые мы ощущаем холод воды. Хотя здесь, у поверхности, она значительно теплее, чем в глубине. Чтобы согреться, обхватываем друг друга и начинаем танцевать какой-то дикий танец. Сверху нам транслируют джазовую мелодию. Когда она кончается, начинаем орать в телефон что-то такое, что нам кажется очень остроумным. Через некоторое время неуверенный голос сверху спрашивает: „Мистер Маклиш, как у вас дела? Все в порядке?“

Мы выбрались на поверхность через час после начала погружения. По показаниям приборов мы спустились на глубину двухсот двадцати двух метров. Я подошел к Келлеру, чтобы поздравить его еще раз и спросить, что же произошло на глубине.

— У меня одно время не хватало воздуха, — сказал я.

— У меня тоже, — ответил Келлер. — Что-то разладилось. Но мы исправим. В следующий раз будет лучше…»

— Трудности появились на стовосьмидесятиметровой глубине, — вспоминал об этом погружении сам Ганс Келлер.

Неожиданно стало все труднее дышать через вентиль. Я наблюдал за Маклишем. Он, очевидно, также испытывал трудности. Но он хотел продолжать. Мы все еще погружались. Дышать становилось все труднее. Создавалось впечатление, что мы дышим через соломинку. Я судорожно размышлял, какая авария могла произойти. В барокамере ничего подобного ни разу не происходило. Мы достигли глубины двухсот двадцати метров. Я дал сейчас же сигнал к возвращению. Мои друзья на поверхности взялись за дело горячо и быстро, подняли нас кабелем на сто метров. На стосорокаметровой глубине вновь возобновилось безупречное дыхание. На пятидесятиметровой глубине показались проблески света, мы услышали музыку по телефону. Дальше все было совсем просто.

Я думаю, что трудности с дыханием возникли из-за обледенения резиновой мембраны, пропускающей воздух. На глубине двухсот метров мы ежеминутно потребляли пятьсот литров газа. Смесь при вдыхании сильно разрежалась и охлаждалась до минус двадцати градусов, хотя вода вокруг имела температуру плюс четыре градуса.

Проблема границы абсолютной глубины погружений для человека должна быть настоятельно поставлена перед наукой. До сих пор речь шла о том, чтобы достигать глубины 200–300 метров с легкостью, гарантирующей практически допустимые нагрузки. Эта цель, которая теперь фактически достигнута, делает возможным практическое освоение континентального плато.

— Но можно ли погружаться еще глубже? На 500, 1000, 4000 метров? Где лежит предел? — спрашивает Келлер.

Новейшие исследования свидетельствуют о том, что уже глубина в 3000 метров для человека недостижима. Трудности вопреки распространенному мнению оказываются косвенного порядка.

Само по себе действие давления окружающей среды не является проблемой.

Амеба, например, рассуждает Келлер, может погружаться на глубину 10 тысяч метров, если температура ее тела постепенно изменяется. Но для высших животных, а тем более для человека, такие метаморфозы температуры тела практически невозможны.

— Видимо, — считает Келлер, — при попытках проникнуть на очень большую глубину нам придется пережить нечто подобное сильной лихорадке. Очевидно, — рассуждает он далее, — на такой глубине можно было бы жить, пользуясь особыми медицинскими препаратами. Но пока что это утопия, потому что мы не знаем, какие реакции организма будут нарушены. Как показывают лабораторные исследования, необратимые реакции в живых тканях наступают при погружении на глубину более трех тысяч метров.

Отсюда Ганс Келлер делает вывод, что эта глубина является пределом досягаемости для человека, снабженного аквалангом, и пассажиров глубоководных лифтов. Конечно, подходить к трехкилометровой отметке люди будут постепенно, шаг за шагом.

— Моя ближайшая цель — достичь тысячеметровой глубины, — говорит Келлер.

Вскоре после этого Келлер приступает к очередной серии экспериментов в барокамере — испытывает различные газовые смеси на глубинах до трехсот метров.

— В другой раз в моей маленькой лаборатории в одноместной барокамере я подвергался избыточному давлению, равному всего двум десятым атмосферы, что соответствовало погружению на два метра. Но после этого я «нырнул» на «глубину» пятидесяти двух метров, а затем за тридцать одну минуту поднялся на «высоту» двенадцати километров. Это изменение окружающего давления как раз соответствовало погружению на глубину трехсот метров. Но ничего опасного не случилось.

За неделю до этого я при тех же условиях провел в покое двадцать минут на «глубине» двести двадцать метров. Однако в этот раз по ошибке меня подвергли слишком высокому давлению. Опыт временами соответствовал погружению на глубину двухсот шестидесяти пяти метров. В результате появилась боль в суставах колена. Лечение оказалось фантастически простым. Открыли камеру, восстановилось нормальное давление, и боли исчезли…

Потом Келлер продолжает свои опыты на четырехсотметровой «глубине». На очереди — штурм пятисотметровой. Чтобы достигнуть этого порога, потребовалась специальная барокамера. Она была создана итальянским конструктором-глубоководником Галеацци и установлена в Генуе. Однако в это время Келлер покидает Европу и по приглашению американских ВМС отправляется за океан, чтобы лично продемонстрировать свои достижения.

— Едва приехав в США, мы стали прокладывать кабели, монтировать в барокамере микрофоны и репродукторы нашей сложной командной сети, — рассказывал исследователь. — Американцы, со своей стороны, поместили одну стационарную телеустановку внутри барокамеры и другую снаружи, возле одного из окон. Таким образом, эксперты могли наблюдать за мной в течение всего опыта. Техническая организация эксперимента была совершенна, но у наших хозяев оставалось сомнение в пригодности нашего хваленого «чудо-метода» глубинного погружения. Кроме того, появились подозрения, что я до сих пор был подопытным кроликом и, возможно, обладаю какими-нибудь отклонениями от нормы. Чтобы выяснить этот вопрос, в Вашингтоне меня подвергли глубокому обследованию. Я с трудом сдерживал смех, когда исследовавшие меня врачи бормотали: «нормальный», «абсолютно нормальный».

Самым важным, конечно, было определение моей подверженности несчастным случаям при декомпрессии. Эта восприимчивость определялась тем, что меня вместе с моряком-подводником заставили в течение десяти минут поднимать тяжести на «глубине» сорока метров. Затем мы должны были подняться и провести сорок пять минут вне барокамеры, делая гимнастику. Под конец подводник и я, каждый со своим врачом, были подняты на «высоту» четырех километров. Держа в руках секундомеры, мы ожидали первых симптомов кессонной болезни: конечно, я не был вполне уверен в себе. Кроме того, я, естественно, не знал, как долго надо ожидать появления симптомов болезни и не знал всей организации этого опыта. Так что я не имел возможности симулировать несчастный случай, как могли бы предполагать мои строгие судьи.

Спустя двадцать минут я мог вздохнуть с облегчением: забегали мурашки слева под мышкой. После того как «несчастный случай» так успешно начался, я хотел бы знать, как дело будет развиваться дальше. Американцы, однако, нашли это очень тревожным и подняли давление, так что я мог уже через минуту выйти из камеры. Щекотка под мышкой мгновенно прекратилась, как это и должно было быть.

Опять начались недоверчивые переглядывания специалистов: мое недомогание в точности соответствовало норме. Пришлось-таки им признать, что я вполне нормален.

Наконец Келлер решает переступить порог лаборатории и провести новое погружение в открытом море. Надеясь на свой метод и секретные смеси, Келлер пообещал проникнуть на глубину 1000 футов — несколько больше трехсот метров! Это была настоящая сенсация!

День погружения назначили на 4 декабря 1962 года. Сначала все шло хорошо. Причин для беспокойства не было. Но вот оператор гидротелевизора заметил что-то неладное. Рядом с ним с нескрываемым страхом всматривалась в экран жена Петера Смолла. Сыграли тревогу. И пятитонный «Атлантис» — лифт, построенный специально для этого погружения, не отзываясь на сигналы с корабля, медленно двинулся в обратный путь.

Капсулу с двумя пассажирами подняли на борт. Но внутри лифта по-прежнему царило гробовое молчание. Что произошло и живы ли оба путника?

Бесконечно долгое и тягостное ожидание неожиданно прерывает телефонный звонок. Это незадолго до окончания декомпрессии пришел в себя Ганс Келлер. Спустя несколько минут люк «Атлантиса» тяжело раскрылся, и Келлер, отказываясь от помощи, сам выбирается из лифта.

Безжизненное тело Смолла выносят на руках. На его губах запеклась кровавая пена. Все попытки врачей спасти журналиста ни к чему не привели, Петер Смолл умер, не приходя в сознание, еще задолго до того, как корабль «Юрика», на котором они плыли, ошвартовался в ближайшем порту Лонг-Бич.

У тела Смолла склонилась на коленях его жена Мэри и сквозь рыдания, негромко, как молитву, читала стихи Шекспира;

— Мы не верим в бога и договорились с Петером, что в такой ситуации, случись она, мы будем читать Шекспира, — сказала она товарищам своего покойного мужа…

Незадолго до этих событий, в октябре 1962 года, состоялся Второй конгресс Всемирной федерации подводной деятельности. На этом съезде Смолл впервые встретился с Келлером. Оба они вместе с Кусто, Дж. Бондом, Линком, Жаком Пиккаром и другими выдающимися исследователями морских глубин являлись почетными делегатами форума.

Английский журналист не случайно попал в компанию океанавтов. Смолл заведовал научным отделом журнала «Топик» и являлся основателем первого в Англии клуба аквалангистов. Он путешествовал в глубинах чуть ли не всех морей мира. Еще до встречи с Келлером Смолл немало слышал о его опытах и был весьма заинтересован ими. Журналист и подводник договариваются о совместном погружении.

Хорошо осведомленный о желании США купить его секреты, Келлер, как опытный бизнесмен, старается не продешевить. Новое погружение, словно спектакль, разыгрывается прямо на глазах у покупателей, в Калифорнийском заливе, неподалеку от Лонг-Бича.

Ранним утром 4 декабря 1962 года экипаж «Атлантиса» занимает свои места. Накануне, при контрольных погружениях, Смолл испытал сильный приступ кессонной болезни. Но от спуска с Келлером решает не отказываться — слишком уж велик соблазн. Помимо спортивного интереса подводника, в Смолле заговорил азарт журналиста: он непременно напишет репортаж об этом замечательном погружении. К тому же все должно быть в полном порядке. Газовый коктейль Келлера, по утверждению Маклиша, — «великолепная штука».

По программе следовало достичь глубины 1000 футов, открыть нижний люк «Атлантиса» и в аквалангах выйти на дно. Здесь океанавты должны водрузить два флага — швейцарский и американский, поплавать минут пять, возвратиться в лифт и дать сигнал к подъему.

Наблюдатель у экрана телевизионного монитора увидел, как из «Атлантиса» вышел один человек и вопреки намеченной программе тотчас же возвратился в лифт.

Что-то случилось!.. Но телефон бездействовал. Последовал приказ немедленно поднять капсулу. Включили лебедку.

Через семнадцать минут грохот подъемника прекратился. Стальная капсула остановилась на глубине шестидесяти метров. Теперь уже было отчетливо видно, как из неплотно закрытого люка вырывались клубы сжатого воздуха. Изображения их заполнили весь экран телевизора. Падение давления внутри лифта нарушало все графики и расчеты Келлера.

Два человека надели акваланги и, сойдя по трапу корабля, бросились в воду. Это были Дик Андерсен и Крис Уитеккер, друг Петера Смолла. Вскоре они появляются на поверхности. В маске Уитеккера была кровь. Он повис на веревке, не имея сил подняться по трапу. Но там, внизу, гибнут люди. Спасатели, немного отдышавшись, вновь скрываются под водой.

Так вот в чем причина утечки! В створке люка застрял кончик ласта. Андерсен ножом вталкивает его внутрь. Цепочка пузырьков сразу же прерывается. Уитеккер подает рукой сигнал: можно возвращаться! Дик Андерсен убирает нож и, не теряя времени, всплывает. Вот он уже поднимается по трапу. Но почему медлит Уитеккер? Андерсен останавливается, надевает маску и снова ныряет в море. Уитеккер бесследно исчез. Спасая товарища, он погиб сам, и его тело погребло море…

Придя в себя, Келлер рассказывает о том, что произошло в «Атлантисе». Неожиданно нарушилась подача газа… Но на этот раз авария оказалась серьезнее, чем при погружении с Маклишем.

Однако Келлер и Смолл все еще надеялись на благополучный исход, и «Атлантис», не сворачивая с курса, медленно проходит весь намеченный путь — 1000 футов. Не изменяя первоначальному замыслу, Келлер ненадолго покидает лифт, чтобы оставить на дне оба вымпела. Борясь с удушьем, в полуобморочном состоянии возвращается он в «Атлантис». Едва захлопнув крышку люка, из последних сил стаскивает маску и открывает вентиль баллона с простым сжатым воздухом. Смолл уже давно без сознания. Силы окончательно оставляют и самого Келлера. Он падает без чувств. В это время на корабле бьют тревогу и включают лебедку…

Едва очнувшись, Келлер, несмотря на протесты, первым делом открыл баллоны и выпустил на воздух остатки своих секретных коктейлей, чтобы в суматохе кто-нибудь не попытался раскрыть еще не проданную тайну. Этот поступок изумил и на какое-то время поверг в растерянность даже видавших виды американских репортеров.

— Я очень сожалею о гибели Смолла. Но в делах подобного рода всегда есть известный риск. Его смерть, однако, никоим образом не может преуменьшить значение установленного мною рекорда, — объявил Келлер корреспондентам.

Эксперты по расследованию несчастного случая единодушно заявили, что Келлер виновен в нарушении целого ряда технических правил безопасности. Однако метод швейцарского изобретателя не вызывал сомнений. Келлер, хоть и недолго, но побывал на глубине трехсот пяти метров. Но аппаратура его оказалась несовершенной, требовала конструктивного улучшения. А море не прощает малейших небрежностей, просчетов и жестоко за них карает. Надо признать, что оба пассажира «Атлантиса» действительно вели равную игру со смертью. Едва не поплатился жизнью и сам Келлер.

Историей трагического рекорда назвал один из корреспондентов цепь этих волнующих и тревожных событий, связанных с именем Келлера.

Вскоре Ганс Келлер и профессор Бюльман возвратились в Европу и надолго исчезли из поля зрения журналистов.

Недавно появилось сообщение, что изобретатель и его консультант Альберт Бюльман приглашены на службу в Королевскую нефтяную компанию в Голландию. Голландские нефтепромышленники открыли физиологическую лабораторию, где специально изучают условия подводных работ на дне моря.

А вот другая новость. Келлер основал акционерное общество по производству легководолазных костюмов и прочего снаряжения, необходимого для аквалангистов. Средства, которые удастся выручить, Келлер намерен истратить на продолжение экспериментов и усовершенствование своей теории.

Костюмы со специальным жестким шлемом, предложенные Келлером, скорее напоминают одеяние космонавтов. В лицевую часть шлема — она имеет и гибкие детали — вмонтирована мембрана для телефонных переговоров. Загубника нет. Костюм дополняют обувь с металлическими носками и рифлеными подошвами и ласты, тоже сконструированные самим Келлером.

Пять видов глубоководного костюма Ганс Келлер разработал специально для болгарских аквалангистов.