Гонцы весны

ОТ РАЗЛИВА — К РАЗЛИВУ Пьеса в одном действии

Л е н и н В л а д и м и р И л ь и ч.

К р у п с к а я Н а д е ж д а К о н с т а н т и н о в н а.

Е м е л ь я н о в Н и к о л а й А л е к с а н д р о в и ч, рабочий Сестрорецкого завода.

К о л я, его сын.

Э й н о Р а х ь я, финский большевик.

Ш о т м а н А л е к с а н д р В а с и л ь е в и ч, связной ЦК.

П а в е л, рабочий.

В е р а, его жена.

К а л ь с к е Э м и л ь, рабочий завода «Айваз».

С о ф ь я Г у с т а в о в н а, его жена.

Р а у х а, их дочь.

Я л а в а Г у б о, машинист паровоза.

Д м и т р и е в с к и й, помощник начальника Сестрорецкого завода.

Г р е ч, поручик.

У б о р щ и ц а.

Х о з я й к а к в а р т и р ы.

В а с и л и й, гармонист.

В а х т е р.

Н а ч а л ь н и к С е с т р о р е ц к о й м и л и ц и о н н о й к о м и с с и и.

Ф е л ь д ф е б е л ь.

Август — сентябрь 1917 года.

1917 год… Уже скоро месяц, как Владимир Ильич Ленин, преследуемый Временным правительством, скрывается в подполье. Под видом наемного финского косаря он живет на станции Разлив, неподалеку от Петрограда, — в шалаше, построенном сестрорецким рабочим-большевиком Николаем Александровичем Емельяновым. Здесь же, у шалаша, неотлучно находится дозорный — один из сыновей Емельянова — К о л я.

И л ь и ч. Ну-с, мой юный друг, задание выполнил?

К о л я. Выполнил, Константин Петрович.

И л ь и ч. Тогда начнем.

К о л я (торжественно). Николай Алексеевич Некрасов, «Несжатая полоса».

И л ь и ч (задумчиво). Да, конец августа. Приближается осень. Сентябрь. По древнеславянскому календарю «вересень», месяц первого инея. Жить в шалаше дальше невозможно.

…Итак, жаркие июльские дни позади. Шестой съезд показал, что со времени Апрельской конференции партия выросла втрое и сплотилась. Попытка кадетов, эсеров, меньшевиков заманить меня в ловушку — явиться на суд — провалилась. Страна катится в бездну окончательного экономического распада и гибели… Что же дальше?

Коля дочитывает стихи и вдруг кричит кукушкой.

Тихо, тихо, Коля! Разве ты слышал, чтобы в конце лета куковала кукушка?

К о л я. Я… вы задумались, а я хотел предупредить. Видите, на озере — лодка…

И л ь и ч (тихо). Вижу, вижу… За стихи ставлю пятерку. Выучил отлично… А кто это плывет?

К о л я (тихо). Не видно пока… Гребет сильно… Да это же батя!

На берег выходит Е м е л ь я н о в.

Е м е л ь я н о в. Здравствуйте, Константин Петрович!

И л ь и ч. Здравствуйте, Николай Александрович. Мы с Колей вас заждались. Газеты привезли?

Е м е л ь я н о в. Вот, целая пачка.

И л ь и ч. Так, так. Спасибо. Посмотрим…

Е м е л ь я н о в (тихо). Как вы тут, Колюнька?

К о л я. Дожди мочат. Шалаш стал протекать. Да и костер плохо горит.

Е м е л ь я н о в. Вижу, что промокли, как курицы. Ну ничего, что-нибудь придумаем. А сейчас, сынок, пойди-ка посиди вон там, в стогу.

К о л я. Хорошо, папа.

И л ь и ч (шурша газетами). Так… интересно, очень интересно… Ну вот, товарищ Емельянов, обстановка прояснилась полностью. Корниловский мятеж, поднятый якобы против Временного правительства, провалился. Рабочие распознали суть соглашателей. Крестьяне поняли, что за спиной генералов стоят помещики, которые не хотят отдать свою землю.

Е м е л ь я н о в. Вот-вот. Я в вагоне разговаривал с одним солдатиком. Спрашивает: что же это, выходит, нам четвертую зиму сидеть в окопах?

И л ь и ч. Да, народ многое понял. И мы знаем, где выход из сложившегося положения.

Е м е л ь я н о в. Временных надо скинуть?

И л ь и ч. Верно! Выход — в свержении Временного правительства путем вооруженного восстания и в установлении диктатуры пролетариата.

Е м е л ь я н о в. Владимир Ильич, Центральный Комитет принял решение — переправить вас в Финляндию.

И л ь и ч. Выборг?

Е м е л ь я н о в. Пока не известно. Организация этого дела поручена Шотману, Эйно Рахье и мне.

И л ь и ч (задумчиво). Да-а, жить в шалаше…

Е м е л ь я н о в. Неуютно, Владимир Ильич.

И л ь и ч. Бог с ним — с уютом. Как-нибудь перебьемся. Главное, Николай Александрович, мне надо быть ближе к центру. Да и Коле пора готовиться в школу… Но как достать документ для перехода через границу?

Е м е л ь я н о в. Я уже думал, Владимир Ильич. У нас, на Сестрорецком, много рабочих, которые живут в Финляндии.

И л ь и ч. Так… И как их пропускают через границу?

Е м е л ь я н о в. По заводским пропускам. И такой пропуск я вам достану.

И л ь и ч. Каким образом?

Е м е л ь я н о в. Пропуска уволенных рабочих хранятся у помощника начальника завода Дмитриевского. А я к нему ключик подберу.

И л ь и ч. Значит, подберете?

Е м е л ь я н о в. Подберу, Владимир Ильич. Понадобится только фотографическая карточка. Мы вас прямо здесь перегримируем — другой парик, другая кепка — и сфотографируем.

И л ь и ч. Ну что ж, действуйте!

Е м е л ь я н о в. Через несколько деньков мы отсюда уйдем. И прости-прощай, озеро Разлив!

И л ь и ч (подхватывая). И здравствуй, разлив революции!

Е м е л ь я н о в. Так, Владимир Ильич.

И л ь и ч. Вот мои письма… Передайте, пожалуйста, по назначению. (После паузы.) Николай Александрович, в одном из писем прошу — если меня укокошат…

Е м е л ь я н о в. Да что вы такое говорите, Владимир Ильич!

И л ь и ч. Ничего, ничего… со всяким революционером это может случиться. Ищейки Керенского… А потом — эсеры. Они же становятся заговорщиками. Помяните мое слово — они еще стрелять в нас начнут… Так вот… моя тетрадка… Синяя обложка, название «Марксизм о государстве». Это надо издать. Собраны цитаты из Маркса и Энгельса. Есть ряд замечаний, заметок и формулировок. Думаю, что издать можно быстро, за неделю. Считаю важным, ибо не только Плеханов, но и Каутский по этому вопросу изрядно понапутали…

Е м е л ь я н о в. Все передам, Владимир Ильич, не беспокойтесь. Ну, всего хорошего.

И л ь и ч. Счастливого пути и скорейшего возвращения!

Кабинет Дмитриевского.

Заводской шум — далекие гудки паровозов, шипение пара, лязг железа, шум станков.

Стук в дверь.

Д м и т р и е в с к и й. Войдите!

Г р е ч. Здравствуйте, господин генерал.

Д м и т р и е в с к и й. О, кого вижу — поручик Греч! Милости прошу. Садитесь.

Г р е ч. Благодарю.

Д м и т р и е в с к и й. Приятно, очень приятно — всего только семь часов, а вы уже на ногах.

Г р е ч. Ничего не поделаешь — служба.

Д м и т р и е в с к и й. В вашем тоне слышится усталость.

Г р е ч. Да, не скрою — мы все изрядно устали… Простите, господин генерал, куда ведет эта дверь?

Д м и т р и е в с к и й. Обыск? В кабинете помощника начальника завода?

Г р е ч. Ну что вы, дорогой Афанасий Петрович. Просто… я беспокоюсь о вашей безопасности.

Д м и т р и е в с к и й. Да, Временное правительство не оставляет нас своей заботой. Поставки, слава богу, увеличились. Сейчас бы работать и работать. Но… Сестрорецк окружен отрядом юнкеров и казаков. Броневики и пулеметы… И ваш капитан Гвоздев…

Г р е ч (перебивая). О, мой капитан человек решительный…

Д м и т р и е в с к и й. Но не перегибаете ли вы палку? Эти повальные обыски, аресты…

Г р е ч. Мы арестовываем только большевиков…

Д м и т р и е в с к и й. А разгром отдельных помещений — это к чему?

Г р е ч. Это гнезда партийных организаций… Простите, генерал, вы не одобряете действий Керенского?

Д м и т р и е в с к и й. Я, дорогой поручик, прежде всего заводчик. А вы злите рабочих, вместо строгого выполнения графика у меня на заводе — митинги.

Г р е ч. Скоро это прекратится. Красивых фраз больше не будет. Керенский ввел в действующей армии смертную казнь.

Д м и т р и е в с к и й. Слышал и в общем… одобряю… Ну, а не скажете ли вы — где этот неуловимый Ленин? Как я полагаю — главная ваша задача поймать именно его?

Г р е ч. И поймаем! Будьте уверены. Многие уже за решеткой.

Д м и т р и е в с к и й. Да, да, они — за решеткой. Но где Ленин? На его поимку мобилизована контрразведка и уголовные сыщики Керенского. Недавно прочел в газете, что по его следам пущена знаменитая собака-ищейка Треф. (Смеется.) А пятьдесят офицеров «Ударного батальона» поклялись или найти Ленина, или умереть! Как это романтично!

Г р е ч. И опять, господин генерал, я не понимаю вашего смеха.

Д м и т р и е в с к и й. Очень сожалею… Ленин! Вот кого вы должны прежде всего обезвредить. А вы… вернее, ваш господин Керенский все еще кормит нас обещаниями… Говорите начистоту, зачем вы пришли?

Г р е ч. Нам стало известно, что Ленин скрывается у вас на заводе под видом простого рабочего.

Д м и т р и е в с к и й (смеется). Да неужели? Не представляю, чтоб Ленин был у меня каким-нибудь стропалем. Забавно!

Г р е ч. Афанасий Петрович, мне необходимо осмотреть ваше помещение. Я должен побывать в каждой комнате. Понимаете? В каждой.

Д м и т р и е в с к и й. Понимаю… Так вот почему вас так интересует эта дверь! Что ж, извольте. Там мастерская, работают три отличных, я бы сказал, уникальных мастера.

Г р е ч. Рядом с вашим кабинетом? Странно.

Д м и т р и е в с к и й. Видите ли, я уже сказал — я прежде всего заводчик. Рабочий с золотыми руками для меня клад. А потом… все они депутаты Совета, старосты групп, и почему бы мне не опереться на их авторитет?!

Г р е ч. А шум станков вам не мешает?

Д м и т р и е в с к и й. Заводской шум — моя стихия. И разве что-нибудь слышно? Прислушайтесь… Мастера вытачивают крохотные детали.

Г р е ч. И дверь на запоре?

Д м и т р и е в с к и й. Конечно. Видите — тут два замка, верхний — английский. И потом… скажите, поручик, что делать Ленину в моем кабинете? Рыться в накладных, в нарядах, проверять расценки?.. Нет, дорогой, вы не тут его ищете. Он укрылся на одном из военных кораблей Кронштадта. Вот этой версии я верю.

Г р е ч. Что ж, наши люди действуют и там… Итак, вы согласитесь сопровождать меня?

Д м и т р и е в с к и й. Ну, если это так необходимо — извольте… (Зовет.) Уборщица!

Г о л о с у б о р щ и ц ы. Тута я, Афанасий Петрович!

У б о р щ и ц а (входит). Так вы ж, Афанасий Петрович, заняты. С гостем сидите. Думала — вот уйдете в цеха, тогда и приберусь…

Д м и т р и е в с к и й. Вернусь, чтоб все кругом блестело. Понятно?

У б о р щ и ц а. Да что ж тут понимать, Афанасий Петрович, сделаю все как надо.

Д м и т р и е в с к и й. Из-за твоей неповоротливости перед гостем стыдно… Прошу, дорогой поручик…

Дмитриевский и Греч уходят. Уборщица, гремя ведром с водой, принимается за работу.

У б о р щ и ц а. Расхорохорился… Ишь ты — чтоб все блестело. Попробуй сам блеск навести. Это тебе не сапог почистить. Тут пыль-то годами понакоплена. В кожу въелась…

Слышен звук открываемых замков.

Никак, дверь открывают? Кто же это?

Входит Е м е л ь я н о в.

Батюшки, Емельянов? Да ты зачем сюда пожаловал?

Е м е л ь я н о в. Тихо, Марковна… Дмитриевский давно ушел?

У б о р щ и ц а. Только что. С офицером. С братом нашего заводского врача.

Е м е л ь я н о в. Постой у двери, Марковна.

У б о р щ и ц а. Это еще зачем? Да ты, никак, что-то надумал?

Е м е л ь я н о в. Ничего не надумал. Велено замки проверить.

У б о р щ и ц а. Так я тебе и поверила — замки…

Е м е л ь я н о в. Тихо… Идут… Эх, куда спрятаться!

У б о р щ и ц а. Сюда, к шкафу, за портьеру встань. Да поживее ты!

Входит Д м и т р и е в с к и й.

Д м и т р и е в с к и й. Ты с кем тут разговариваешь?

У б о р щ и ц а. С кем говорю-то? (Смеется.) Эх, Афанасий Петрович, с умным человеком разговариваю.

Д м и т р и е в с к и й. Что еще за человек?

У б о р щ и ц а. А вот он — я! Что, разве не человек? Сама с собой разговариваю. Привычка такая. Аль помешала вам?

Дмитриевский открывает ящики стола.

Д м и т р и е в с к и й. Кажется, я клал их сюда… Черт побери, бумажного хламу в столе, как у министра… Ага, нашел. (Закрывает ящики.)

У б о р щ и ц а. А мне, может, уборку-то прекратить?

Д м и т р и е в с к и й. Это еще почему?

У б о р щ и ц а. Да, видать, обыск у нас будет. Теперь везде шарют.

Д м и т р и е в с к и й. Какой еще обыск, старая! Ты свое дело знай. Понятно? (Уходит.)

Е м е л ь я н о в. Фу-у, пронесло. Ну, спасибо тебе, Марковна.

У б о р щ и ц а. За что же это?

Е м е л ь я н о в. Сама знаешь… Только ты на меня так не гляди, не гляди, Марковна. Не баловство у меня, а дело важное. Для рабочих нужное… (Подходит к столу, выдвигает ящик.) Так… вот они — старые пропуска. Целая пачка.

У б о р щ и ц а. Да ты бы поспешил, парень…

Е м е л ь я н о в. Сейчас, сейчас, Марковна… (Читает.) «Константин Петрович Иванов». Марковна, гляди-ка, старые пропуска своих дружков нашел. Возьму пяток на всякий случай.

У б о р щ и ц а. Что еще за дружки? Я будто всех твоих дружков знаю…

Е м е л ь я н о в. Еще какие дружки, Марковна! Только… слышишь, Анна Марковна, я к тебе по душевности хочу… Ты мать троих токарей. Теперь мы с тобой одной ниточкой связаны. Не проболтаешься?

У б о р щ и ц а. А что я — болтало? Да ты сам — болтало. Иди уж скорее. А то, не дай бог, опять вернутся.

Е м е л ь я н о в. Спасибо, Марковна.

Дверь закрывается, щелкают замки.

У б о р щ и ц а. Ну, слава богу, обошлось… Что это он про моих токарей сказал? У меня их не трое, а пятеро… Да вот где только они — двое первеньких? Такое время идет — сыновей родных и то растеряла…

Квартира рабочего Павла. П а в е л лежит. Жена Павла — В е р а поет колыбельную песню. Иногда пение прерывается надрывным кашлем.

В е р а (поет).

Стук в дверь.

Павлуша, никак, к нам стучат… Павлуша, слышишь?

П а в е л (сонно). Что-о?

В е р а. Стучатся. Слышишь?

Стук настойчивее.

Только сразу не открывай. А то бог знает что за люди.

П а в е л (громко). Кто?

Г о л о с Е м е л ь я н о в а. Открой, Павлуша, это я — Емельянов.

В е р а. Господи, опять этот пришел. Опять начнет подбивать на что-нибудь… Не открывай, Павел.

П а в е л (тихо). Что это ты говоришь, Вера… (Громко.) Сейчас, Николай Александрович, открою.

В е р а. Бога побойся, Павел. Сынок третью ночь не спит. У меня опять кашель открылся. А ведь он тебя куда-нибудь уведет, чует мое сердце.

П а в е л (тихо). Никуда я не пойду, глупая. Думаешь, не понимаю? (Открывает дверь.)

Входит Е м е л ь я н о в.

Е м е л ь я н о в. Здравствуйте, хозяева…

В е р а (сухо). Здравствуйте…

Е м е л ь я н о в. Что это ты, Вера, будто с лица спала?

П а в е л. Хворает она. Да и малец занемог. Ну, да всех бед не переговоришь. С чем пришел?

В е р а. Хоть бы раз вы к нам с добром пришли, Николай Александрович.

Е м е л ь я н о в. А я, Вера, всегда с добром хожу. Только… время нынче, сама знаешь, тяжелое. Не вы одни маетесь. Вот получи.

В е р а. Деньги? Да кто же это дал?

Е м е л ь я н о в. Партия. Трудно вам живется. Вот и решили помочь.

В е р а (растроганно). Спасибо. Да вы садитесь, садитесь, Николай Александрович.

Е м е л ь я н о в. Взгляни-ка, Павел, на этот документ.

П а в е л (читает). «Константин Петрович Иванов».

Е м е л ь я н о в. Знаешь такого?

П а в е л. Н-нет… ни разу не видел.

Е м е л ь я н о в. Вот и хорошо. А в документе что-нибудь заметил?

П а в е л. Н-нет… (Читает.) «Сестрорецкий оружейный завод. Предъявителю сего Константину Петровичу Иванову разрешается вход в магазинную мастерскую завода до 1 января 1918 года». Постой, постой, на карточке половинки печати нет. Значит, липа…

Е м е л ь я н о в. Вот и то-то — липа… А ты должен эту липу… Понял?

П а в е л (опешил). Да как же это? Тут же настоящая печать нужна!

Е м е л ь я н о в. Верно. Нужна печать Сестрорецкой милиционной комиссии. Ты там работаешь. Вот и поставь.

В е р а. Да как же он поставит! Печать же у начальства!

Е м е л ь я н о в. Это, Павлуша, поручение Центрального Комитета партии. Документ необходим человеку… ну, в общем, очень нужному товарищу. Понял? К граверам обращаться нельзя — они все на учете. Вот и выходит — вся надежда на тебя.

В е р а. Нет, нет, ничего этого он делать не станет. Вам надо, вы и делайте. А я… я ни за что не отпущу его. Ни за что! (Плачет.)

П а в е л. Успокойся, Вера… Ну что ты — сразу и в слезы. Давайте все вместе подумаем. Так… Поручение ЦК… Слышишь, Вера? Да и дело-то пустяковое. Тут и надо-то всего половинку печати!

В е р а. Хоть половинку, хоть целую, а риск какой! Поймают — каторга.

П а в е л. Сразу уж и поймают… А шиша на постном масле они не видели?..

Е м е л ь я н о в. У кого хранится печать?

П а в е л. В столе у начальника.

Е м е л ь я н о в. Ты слесарь — золотые руки. Неужели не откроешь замка ящика стола?

В е р а. Господи, да что вы такое говорите!

П а в е л. Открыть не штука. Главное, как его, гада, отвлечь?

В е р а (тихо). Воры вы… Господи, и с кем я только связалась?!

П а в е л. Не обижай меня, Вера. Я человек рабочий. Воровством никогда не занимался.

В е р а. А сейчас на что хочешь идти?

П а в е л. Надо. Понимаешь, надо.

Е м е л ь я н о в. Необходимо, милая. От этого документа очень многое зависит. Пойми!

Заплакал ребенок.

В е р а. Да ну вас, делайте что хотите!

Плач усиливается. Вера сквозь слезы снова запевает колыбельную.

П а в е л (тихо). Эх, Александрыч, лучше бы я сам болел, чем они…

Е м е л ь я н о в. Понимаю… (Пауза.) Так что же ты решишь?

П а в е л. Решать тут нечего. Раз Центральный Комитет доверил — выполню. В доску расшибусь, а сделаю…

В кабинете начальника Сестрорецкой милиционной комиссии — шумная гулянка, песни, играет гармошка, звон бокалов.

П а в е л. За нашего начальника, Лазаря Силантьевича! Ура-а!

Н а ч а л ь н и к. Спасибо, Павел, угодил ты мне сегодня. Только, шельма, никак не могу понять — с чего ты мне лазаря решил петь?

П а в е л. А как же, Лазарь Силантьевич, пять лет у тебя работаю — ни одного худого слова не слыхал.

Н а ч а л ь н и к. Ой, врешь! Да я тебя вот на той неделе костерил. Или забыл?

П а в е л. А нас не костерить, так и добра не видать. А вы, Лазарь Силантьевич, по-отечески. Наливай, Вася. Да играй потише. А то шуму много.

Н а ч а л ь н и к. А что мне шум, что? Я в своем кабинете сижу, после работы, с друзьями. Никаких там безобразий, мамзелей разных не допускаю. Так что все в ажуре. Играй, Васька, не бойся — плясать хочу.

Пляска. Затем она резко обрывается.

Ой, ребятушки, пить я много стал. И ничего с собой поделать не могу. Ты скажи мне, Паша, куда наша Расея катится? Народ стал совсем зверем глядеть. Боюсь, рухнет все и нас раздавит… А мне до пенсии всего годок остался.

П а в е л. Выпьем за вашу пенсию! Не возражаете, Лазарь Силантьевич?

Н а ч а л ь н и к. Я, Паша… я тебе, только тебе скажу. Ух, я и хитер, парень. Деньгу сколотил, домик на заливе присмотрел, теперь бы только с богом на покой уйти. Да боюсь — ой, боюсь я вас, шельмецов!

П а в е л. Да что вы, Лазарь Силантьевич! Мы для тебя овечки.

Н а ч а л ь н и к. Наливай, друг! А ты, Вася, играй, да повеселее, рви меха, так чтоб душа вон рвалась!

Заливается гармошка.

П а в е л (тихо). Пора… Окосел наш благодетель. Василий, встань к двери… Печать у него в этом ящике. (Открывает замок в ящике стола.) Готово… Вот она. Загороди меня, парень, чтоб приложить ровненько.

Начальник вдруг начинает орать песню.

Ори, ори, отводи душеньку… (Закрывает ящик стола.)

В а с и л и й. Вахтер идет.

В а х т е р. Лазарь Силантьевич, пора бы уж и домой…

П а в е л. Охмелел он немного.

В а х т е р. А вы тоже хороши, ребята. Нашли место, где начальника поить.

П а в е л. Сам захотел. Да ты не шуми, мы его сейчас на извозчике домой доставим. (Будит начальника.) Лазарь Силантьевич, а Лазарь Силантьевич, домой пора.

Н а ч а л ь н и к. М-м-м… что? Ты как это тут оказался, сукин сын?

В а х т е р. Ребята вас домой отвезут, Лазарь Силантьевич. Хозяйка ждет.

Н а ч а л ь н и к. Домой? Это, пожалуй, резон… Стой! Вахтер, проверь все замки, ну-у!

В а х т е р. Все замкнуто, Лазарь Силантьевич.

Н а ч а л ь н и к. А стол?

В а х т е р. И стол в порядке.

Н а ч а л ь н и к. А ключи у тебя?

В а х т е р. Так точно. Вы изволили мне их передать.

Н а ч а л ь н и к. Вот так-то… У меня чтоб все было в ажуре… Пошли! (Запевает пьяным голосом. Песня удаляется.)

Разлив. Шумят на ветру ветви кустов.

Ш о т м а н. Итак, Владимир Ильич, отныне вы на законном основании являетесь Константином Петровичем Ивановым. Вот ваши документы.

И л ь и ч (рассматривает документ). Так… все сделано тонко, вполне законная печать и подпись. Но это лишь пропуск, а где удостоверение? Без него я юридически незаконен.

Р а х ь я. И это предусмотрено. Пожалуйста…

И л ь и ч (читает). «Сие удостоверение дано от Сестрорецкого революционного комиссариата К. П. Иванову в том, что он действительно то лицо, каким себя именует, т. е. гражданин Сестрорецкого общества, проживающий в Сестрорецке по Разливному переулку в доме Рабиновича, что подлинно с приложением печати удостоверяется». (Смеясь.) Вот это настоящий документ! Тут и «сие», и «лицо, каковым себя именует», и даже — «приложение печати»!

Ш о т м а н. И подлинные подписи председателя и секретаря.

И л ь и ч. Что ж, Николай Александрович, да и все вы потрудились на славу. А знаете, как пришлось меня фотографировать? (Смеется.) Представьте, товарищи, чтоб навести фокус, проделали… Что бы вы думали?

Р а х ь я. Интересно!

И л ь и ч. Маленький фокус!

Ш о т м а н. Какой же, Владимир Ильич?

И л ь и ч. Мне пришлось встать перед фотографом на колени.

Все смеются.

Ш о т м а н. План переезда в Финляндию, Владимир Ильич, таков.

Р а х ь я. Сначала деревня Ялкала. Будете жить в домике у родителей моей жены. Они сдадут вам комнатку как писателю. Комнатка в пристройке, низенькая, но зато рядом озеро с чудесным названием — Красавица. А потом — в Гельсингфорс.

И л ь и ч. Гельсингфорс? А почему не Выборг?

Ш о т м а н. Там пока очень опасно. Шпики так и снуют. Но в дальнейшем мы переправим вас туда.

И л ь и ч. Вот это было бы очень хорошо. Итак, слушаю…

Ш о т м а н. Паровозный машинист Ялава — большевик. Он водит поезда на Петроград до станции Райвола. Вы станете кочегаром Ялавы.

И л ь и ч. Что ж, был финским косарем, почему же не стать кочегаром? Товарищ Емельянов, думаю, меня отпустит в кочегары?

Е м е л ь я н о в. Что ж поделать — отпускаю…

Р а х ь я. Сначала мы пройдем сюда… посмотрите по карте…

И л ь и ч (читает). Станция Левашево. Сколько идти?

Е м е л ь я н о в. Чуть больше десяти верст.

Р а х ь я. Потом сядем в поезд, идущий в столицу.

И л ь и ч. Понимаю… Это будет, пожалуй, самый опасный участок дороги.

Е м е л ь я н о в. Да, Владимир Ильич, на станции можно нарваться на казачий патруль.

И л ь и ч. Патруль… Но иного выхода нет.

Р а х ь я. Зато в Гельсингфорсе вы будете жить как у Христа за пазухой.

И л ь и ч. У кого же?

Ш о т м а н. У гельсингфорского полицмейстера.

И л ь и ч. Да неужели?

Все смеются.

Ш о т м а н. Видите, токарь Густав Семенович Ровио выбран рабочими организациями начальником милиции Гельсингфорса. Генерал-губернатор октябрист Стахович утвердил его старшим помощником полицмейстера. Но так как полицмейстер поручик фон Шрадер удрал, Ровио исполняет его обязанности.

И л ь и ч (смеясь). И по долгу службы имеет отношения с контрразведкой Керенского?

Ш о т м а н. Совершенно верно! Квартира его — комната и кухня — находятся на Хагнесской площади. Здесь вы проживете в совершенной безопасности недели полторы. На всякий случай приготовлены квартиры у товарища Усениуса и у машиниста Артура Блюмквиста. А в Выборге будете жить у финского журналиста Юкки Карловича Латукки в рабочем квартале Таликкала.

И л ь и ч. Да, переездов хоть отбавляй. Но… ничего не поделаешь. Итак, кто знает дорогу в Левашево?

Е м е л ь я н о в. Я, Владимир Ильич.

И л ь и ч. Идти придется в темноте. Вы точно знаете дорогу, Николай Александрович?

Е м е л ь я н о в. Как свои пять пальцев.

И л ь и ч. Гм… Ну раз вы так уверены… Тогда будем собираться в дорогу.

Как раздумье — тихо звучат слова Ильича на фоне музыки.

…Прощай, озеро Разлив, прощайте, емельяновские ребятишки и мой верный дозорный Коля… Не впустую прошло здесь время — написаны тезисы о политическом положении, брошюра «К лозунгам», письма в «Новую жизнь» и «Пролетарий», составлен план книги о государстве и революции… А дальше?

…Марксизм и восстание — вот главная тема дальнейшей работы. Необходимо растолковать товарищам, что сейчас надо все внимание отдать военной подготовке финских войск и флота для предстоящего свержения Керенского. У многих товарищей сомнения — сможем ли мы, большевики, удержать власть… Да, найти верную дорогу не так просто. Как по-новому переткать всю старую общественную «ткань»? Как перестроить весь государственный аппарат? Как по-новому организовать массы? Вот в чем главные вопросы дня…

И снова раздумья Ильича.

(Чуть иронически.) Прожито, в общем-то, не так уж много, а сколько исхожено дорог — «кругосветка» по Волге, сибирская тайга, Швейцарские Альпы и тот страшный лед Финского залива. Ну, а теперь? Опять эмиграция? Нет! Третьей эмиграции не будет!

Люди идут по топким местам.

Ш о т м а н (тихо). Николай Александрович, туда ли мы идем? Брели вдоль залива, продирались сквозь кустарники. Где дорога?

Е м е л ь я н о в (радостно). Да вот же, вот она — проселочная. Теперь до станции рукой подать.

И л ь и ч. К поезду успеем?

Е м е л ь я н о в. Обязательно успеем.

И л ь и ч. Ну тогда — вперед!

Е м е л ь я н о в. Слева тропинка. Думаю — пора повернуть.

Р а х ь я. Что-то не нравится мне эта тропинка.

Е м е л ь я н о в. Нет, тут как раз должен быть поворот. Пошли…

Ш о т м а н. Но впереди речка… И пахнет гарью.

Е м е л ь я н о в. Это горят торфяники. А речку перейдем вброд. Я с палкой — пойду первым, потом вы, Эйно, Владимир Ильич пойдет за вами.

Шум шагов по воде.

Ш о т м а н (тихо). Эйно, что делать? Мы в торфяном болоте.

Р а х ь я. Да… (Кашляет.) Тлеющий кустарник, едкий дым и болото.

И л ь и ч (грозно). Николай Александрович, куда вы нас завели? Почему вы молчите?

Е м е л ь я н о в. Мы, кажется, заблудились… Левашево прошли…

И л ь и ч. Так почему же вы молчали! Понадеялись на пять пальцев!

Е м е л ь я н о в. Темень, Владимир Ильич. Не туда завел — каюсь.

И л ь и ч. Что же теперь делать?

Е м е л ь я н о в. Не знаю… Может, назад вернуться.

И л ь и ч. Назад? Ни в коем случае! Мы свернули не на ту тропинку и прошли к границе. Какая ближайшая станция от границы?

Р а х ь я. Станция Дибуны. От границы верст семь.

Ш о т м а н. В кустах можно нарваться на пограничный патруль.

И л ь и ч. Спокойствие и еще раз спокойствие. Мы пойдем в этом направлении. Согласны?

Ш о т м а н. Да, там, кажется, станционные огни.

Р а х ь я. Я пойду вперед.

Снова чавканье трясины.

Впереди опять речка…

И л ь и ч. Да, да…

Р а х ь я. Значит, мы окончательно заблудились.

И л ь и ч. Нет. Мы наконец вышли. Видите станционные огни?

Р а х ь я. Вижу… А речка?

И л ь и ч. Это та же речка, она петлей встала на пути. Сюда! Сюда!

Все переходят речку вброд.

Е м е л ь я н о в. Ну все, Владимир Ильич. Теперь земля твердая. И до станции добрались…

Ш о т м а н. Теперь главное — сесть в поезд.

Станционные звуки.

Е м е л ь я н о в. Вот тут, думаю, с краю, на скамейке и пристроимся. Поезд должен вот-вот прийти.

И л ь и ч. Нет, нам лучше переждать в кустах.

Р а х ь я. Правильно, так будет безопасней.

Е м е л ь я н о в. Эх, опростоволосился я… ну, Владимир Ильич, вы с Эйно тут переждите, а мы с Александром Васильевичем в разведку, в конец платформы.

Слышны шаги по платформе.

Ш о т м а н. Бывает же такое… Но главное — мы не пропустили поезд. Теперь только бы на патруль не нарваться.

Е м е л ь я н о в. Никогда себе не прощу. Заставил вас в грязи да в тине выкупаться…

Р а х ь я. Тихо… кажется, идет патруль.

Подходит патруль.

Г р е ч. Кто такие? Документы!

Ш о т м а н. Извольте.

Г р е ч. Так… финский паспорт. Александр Васильевич Шотман. Так. Ну, а ты кто такой?

Е м е л ь я н о в. Емельянов я… с завода.

Г р е ч. С какого?

Е м е л ь я н о в. Известно — с Сестрорецкого.

Г р е ч. Удостоверение.

Е м е л ь я н о в. Нету.

Г р е ч. Вот как! Значит, врешь? Может, переодетый большевик?

Е м е л ь я н о в. Какой еще большевик? Во, возьмите…

Г р е ч. Ты что мне суешь — рабочий номер? Взять его!

Шум борьбы. Емельянова ведут в помещение.

Г о л о с а. Господа, красного поймали!

— Где?

— На платформе!

— К стенке его, гада!

Г р е ч. Говори — кто ты?

Е м е л ь я н о в. Я говорил. Рабочий Сестрорецкого завода.

Г р е ч. Давно работаешь?

Е м е л ь я н о в. Годков тридцать.

Г р е ч. Кого знаешь из начальства?

Е м е л ь я н о в. Да всех. И меня все знают. Вы у господина Дмитриевского спросите…

Г р е ч. Ну, а кто старший врач завода?

Е м е л ь я н о в. Да кто же его не знает — Гречка!

Г р е ч. Что-о?

Е м е л ь я н о в. Греч у него фамилия. А ребята его… (смеется) грешной кашей зовут. Взяточник — самый безбожный. Прохиндей, одним словом.

Г р е ч. Да как ты смеешь так говорить о моем родном брате! (Бьет Емельянова.) Поднять его… Зачем ночью торчишь на станции?

Е м е л ь я н о в. Попить пришел.

Г о л о с а. А почему весь в грязи и в тине? Шел откуда?

Е м е л ь я н о в. Тут недалеко мой покос. Ну, заночевал. Перед сном хлебнул малость. С час тому проснулся — горит глотка, а воды нет, кругом болото. Вот и пришел того… попить.

Г р е ч. Ловко врешь! Обыскать его!

Слышен шум подходящего поезда.

Ф е л ь д ф е б е л ь. Ваше благородие, поезд подходит.

Г р е ч. Слышу. Ну, что там у него, живей!

Г о л о с а. Оружия нет… Постой, постой, у него в заднем кармане документ.

Г р е ч. Та-ак… Депутатский билет господина Ломова. Так вот ты кто такой — большевик?

Поезд подошел.

Ф е л ь д ф е б е л ь. Ваше благородие, поезд подошел. Стоянка полторы минуты.

Г р е ч. Немедленно телеграфируйте капитану Гвоздеву: на станции Дибуны мною задержан большевик с депутатским документом на имя Ломова.

Ф е л ь д ф е б е л ь. Слушаюсь!

Г р е ч. Ну, сукин сын, скоро ты у меня заговоришь… В окно смотришь? Бежать думаешь? Нет, большевисткая мразь, от меня не уйдешь. Ты еще запомнишь поручика Греча!

Слышны сигналы отправления. Паровоз дает гудок и, разводя пары, трогается.

Ф е л ь д ф е б е л ь. Ваше благородие, капитан Гвоздев телеграфирует: задержанного под строгой охраной срочно направить на станцию Белоостров.

Г р е ч. На станцию Белоостров? Но поезд только что ушел!

Е м е л ь я н о в. Ушел, ваше благородие! На всех парах ушел. С ветерком! Теперь попробуй догони!

Музыка.

Приглушенный лай собак.

Р а х ь я. Выборгская сторона… Узнаете, Константин Петрович?

И л ь и ч. Да. Но там, по-моему, станционные огни.

Р а х ь я. Станция Удельная. Она совсем рядом. А в этом доме живет мой друг Эмиль Кальске. (Стучит в дверь.)

К а л ь с к е. Кто там?

Р а х ь я. Принимай гостей, Эмиль.

К а л ь с к е. А-а, Эйно… входи…

Скрип открываемых дверей.

Р а х ь я. Узнаешь, Эмиль?

К а л ь с к е. Что-то не разгляжу… Проходите сюда, поближе к свету. (Тихо.) Послушай, Рахья, я этого человека не знаю.

Р а х ь я. Тогда знакомься. Это Ленин.

К а л ь с к е. Ленин? Что такое?.. Ничего не понимаю. Вот фотокарточка. Тут Ленин совсем другой.

И л ь и ч. Откуда у вас эта карточка?

К а л ь с к е. Юнкера раздают всему населению. Говорят — если встретите этого человека, сразу хватайте.

И л ь и ч. Да-а, Керенский проявляет к моей особе трогательное внимание.

К а л ь с к е. Но в этом парике и в наряде вас не узнать, товарищ Ленин.

И л ь и ч. Вот и отлично. Знаете, скажу вам по секрету, — я даже сам себя перестал узнавать.

Входит С о ф ь я Г у с т а в о в н а.

К а л ь с к е. Знакомьтесь — моя жена Софья Густавовна.

И л ь и ч. Очень приятно. Здравствуйте, Софья Густавовна. Кто еще в доме?

К а л ь с к е. Дочка, но она спит.

Р а х ь я. И нам пора спать.

И л ь и ч. Да, да, спать, спать, спать.

С о ф ь я. В этой комнате вам будет удобно?

И л ь и ч. Конечно! И пожалуйста, поменьше беспокойства обо мне. Спокойной ночи.

Дверь закрывается.

Хозяин — рабочий завода «Айваз»?

Р а х ь я. Да. Очень хороший человек.

И л ь и ч. Мне придется пробыть здесь всю ночь и весь день. Завтра надо как-то купить газеты. Много газет. Все, какие окажутся в продаже.

Р а х ь я. Это сделает Софья.

И л ь и ч. Отлично… И вот что — узнайте, что с Емельяновым. Там, на станции, он нас здорово выручил. Как же он теперь?

Р а х ь я. За него я спокоен. Подержат сутки и выпустят. На заводе его все знают.

И л ь и ч. Все равно прошу ему помочь. Завтра же чуть свет. А сейчас… Спокойной ночи.

Р а х ь я. Спокойной ночи, Владимир Ильич.

Тиканье часов.

И л ь и ч (в раздумье). …Я на Выборгской стороне. Надя где-то здесь, совсем рядом, но увидеть ее невозможно. Сколько раз так бывало. Я сидел в предварилке, а она ходила по Шпалерной, стояла на углу, была совсем рядом, и мы не могли увидеться. Завтра надо ей написать. Завтра, завтра…

Где-то далеко кричат петухи. Тоненький детский голосок поет финскую песенку.

И л ь и ч (просыпается, встает, открывает дверь). Кто здесь? А, здравствуй, девочка.

Пение оборвалось.

Что же ты молчишь? Какая ты пугливая! Ты, наверное, подумала, что твоя песенка меня разбудила?

Р а у х а. Да… Прошу прощения.

И л ь и ч. Ничего, ничего, твоя песня мне очень нравится. О, какая у тебя красивая кукла!

Р а у х а. Это я сама сшила.

И л ь и ч. Сама?

Р а у х а. Мама немножко помогала, но совсем немножко.

И л ь и ч. Значит, ты пела песенку своей кукле, чтобы ее усыпить? Но ведь сейчас утро.

Р а у х а. Она любит, когда я ей пою.

И л ь и ч. Знаешь, и мне понравилась твоя песенка. Может быть, ты и мне споешь?

Р а у х а. Я не знаю… Мама не велела вас беспокоить.

И л ь и ч. А где она?

Р а у х а. Папа ушел на завод. А мама — в магазин. И еще она хочет купить газеты.

И л ь и ч. Вот это великолепно! А как тебя зовут?

Р а у х а. Рауха…

И л ь и ч. Рауха?.. Постой, постой… Девочка, у тебя замечательное имя. Ведь по-фински Рауха означает мир. Ну, спой мне песенку, Рауха…

Песня микшируется. Опять станционные звуки.

Р а х ь я. Эй, приятель, где стоит паровоз Гуго Ялавы?

Г о л о с. Во-он на тех путях!

Шипение пара.

Р а х ь я. Здравствуй, Гуго! Наконец-то мы тебя разыскали. Принимай своего кочегара.

Я л а в а. Так это вы… Здравствуйте…

И л ь и ч (подсказывая). Константин Петрович.

Я л а в а. Константин Петрович. Через полчаса берем состав. А сейчас — за дело. Надо запастись водой и расшуровать топку.

И л ь и ч. Есть шуровать топку! (Тихо.) До свидания, товарищ Рахья. Всем привет. А вот это… Надежде Константиновне передайте.

Р а х ь я. Обязательно передам. Не беспокойтесь. Ну, счастливой дороги! А ты, Гуго, смотри не очень-то покрикивай на своего кочегара.

Я л а в а (смеясь). Постараюсь.

Гудок. Звуки отходящего паровоза.

Музыка.

Стук в дверь.

К р у п с к а я. Кто там?

Е м е л ь я н о в. От Константина Петровича.

К р у п с к а я. Николай Александрович, наконец-то… Садитесь. Хотите чаю?

Е м е л ь я н о в. Пожалуй, не откажусь. В горле, признаться, пересохло.

К р у п с к а я. Вот… горяченький. Не обожгитесь. Возьмите блюдце. Да, пожалуйста, не церемоньтесь! Что с Ильичем? Я получила маленькую записку. Ее передал Рахья. И больше ни строчки… Как вам удалось вырваться от юнкеров?

Е м е л ь я н о в. Увезли на станцию Белоостров в товарном вагоне. Промерз изрядно. А утром дружок выручил — открыл дверь. Ну я и дал тягу!

К р у п с к а я. Где Ильич?

Е м е л ь я н о в. Из косаря превратился в кочегара.

К р у п с к а я. Знаю, знаю.

Е м е л ь я н о в. В деревне Ялкала, что на Карельском перешейке, его укрыли в доме рабочего Первиайнена.

К р у п с к а я. И это знаю. Семь его статей, посланных оттуда, уже напечатаны, письмо в ЦК обсуждено. Основные положения тактики партии в борьбе против контрреволюции полностью одобрены. Но где он сейчас?

Е м е л ь я н о в. В Гельсингфорсе.

К р у п с к а я. Но ведь это же далеко от Питера!

Е м е л ь я н о в. Зато надежно. И еще, Надежда Константиновна, — вот. Вам письмо.

К р у п с к а я. От Ильича? Что же вы молчали! «Химическое»… Сейчас я зажгу лампу. (Зажигает лампу.)… Так… сейчас проявится.

Е м е л ь я н о в. Давайте лучше я… Вы так волнуетесь…

К р у п с к а я. Ну, что вы! Я сама… так… появились буквы. Здесь какой-то план…

Е м е л ь я н о в. Осторожно, край начинает тлеть.

К р у п с к а я. Ах, растяпа, подпалила самый краешек, а тут как раз план… Ну да ничего… Что же он пишет?

Пауза.

Е м е л ь я н о в. Довольны, Надежда Константиновна?

К р у п с к а я. Очень! Зовет меня к себе. Сообщил адрес и даже нарисовал план, как пройти к дому. Только вот край немного обгорел… Николай Александрович, как мне повидаться с Ильичем? Он так просит… Поможете?

Е м е л ь я н о в. А как же! Затем и приехал… Вот… получите.

К р у п с к а я. Паспорт? Сестрорецкая работница, уроженка Райволы Агафья Атаманова. Но по годам, да и по снимку она… старуха.

Е м е л ь я н о в (смеется). Это ничего. Из молодой старуху сделать легче, а вот из старухи молодку — потрудней. Повяжитесь платочком, старушечьей шалюшкой серенькой, сгорбитесь, в руки корзинку… Я переведу вас через границу, а там верст пять лесом до небольшой станции Олпилла.

К р у п с к а я. А потом?

Е м е л ь я н о в. Сядете в солдатский поезд. Несколько часов — и Гельсингфорс. Подходит такой план?

К р у п с к а я (после паузы). Подходит… Итак — Гельсингфорс.

Продолжительный настойчивый стук.

Ж е н с к и й г о л о с (по-фински). Сейчас, сейчас…

Открывается дверь.

Кто вы? Простите… но мы не подаем.

К р у п с к а я. Мне нужен Константин Петрович.

Ж е н с к и й г о л о с (с акцентом). Господин Иванов?

К р у п с к а я. Да. Господин Иванов должен был предупредить, что к нему приедут.

Г о л о с И л ь и ч а (издалека). Надя! Впустите, скорее впустите.

Ж е н с к и й г о л о с. Но-о… извините, я ничего не могла понять. Извините.

И л ь и ч. Входи, Надя, сюда, сюда… Боже, как ты выглядишь — настоящей старухой! (Смеется.)

К р у п с к а я. Здравствуй, старик! «Жил старик со своею старухой у самого синего моря…»

И л ь и ч. «Они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года».

К р у п с к а я. «Старик ловил неводом рыбу».

И л ь и ч. «Старуха пряла свою пряжу».

Смеются.

К р у п с к а я. Как ты похудел, Володя… И потом этот парик, он совсем изменил тебя.

И л ь и ч. К черту парики! К дьяволу твой старушечий платок! Пора, пора выходить из подполья! Ну рассказывай, что у вас происходит?

К р у п с к а я. Ехала в вагоне с солдатами и матросами. Теснотища была ужасная. Всю дорогу стояла. Солдаты открыто говорят о восстании. Это был не мирный вагон, а настоящий возбужденный митинг. Вошел какой-то штатский, но послушал солдата, который рассказывал, как они в Выборге бросали в воду офицеров, на первой же станции смылся.

Смеются.

И л ь и ч. Так… очень хорошо. Вот мои два письма. Прочти.

К р у п с к а я (листая страницы). «Марксизм и восстание» и «Большевики должны взять власть».

И л ь и ч. Да, да, так и озаглавил: «Большевики должны взять власть». И мы возьмем! Читай…

К р у п с к а я (читает). «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет». Как это верно сказано, Володя!

И л ь и ч. Эти письма я адресую Центральному, Петроградскому и Московскому Комитетам партии. Надо добиться, чтобы после обсуждения в ЦК они были разосланы всем местным партийным организациям для практического руководства и исполнения.

К р у п с к а я. А что дальше, Володя?

И л ь и ч. Ах, вот как! (Со смехом.) «Еще пуще старуха бранится, не дает старику мне покою…» Ну, так слушай. Нет, не корыто, не избу и не дворянские хоромы мы будем требовать у золотой рыбки. Да и вообще она нам ни к чему. Мы сами создадим первое в мире социалистическое государство… Тут я пишу, что к восстанию нужно относиться как к искусству и выдвигаю конкретные меры, которые необходимо будет осуществить партии в ходе восстания.

К р у п с к а я. Значит, ты считаешь, что восстание надо начинать немедленно?

И л ь и ч. Конечно! Взять власть нужно прежде, чем Керенский и компания сдадут Питер немцам… Но мне нужно покинуть Гельсингфорс.

К р у п с к а я. Сейчас это опасно, Володя.

И л ь и ч. Конечно, опасно… Но я должен, понимаешь, должен быть в Питере.

К р у п с к а я. Нет, нет, сейчас этого делать еще нельзя.

И л ь и ч. Тогда — Выборг… Но и там я не могу оставаться долго. Пойми — нельзя терять время. Необходимо провести заседание ЦК и принять решение о вооруженном восстании. Не присутствовать на таком заседании я не могу, не имею права. Каменев, Зиновьев, да и Троцкий… Ты понимаешь, что они могут натворить? Потом нужно провести расширенное заседание ЦК с участием представителей местных партийных организаций, потом надо встретиться с представителями Военной организации при ЦК, разъяснить им план восстания, технику его проведения, добиться, чтоб план был изучен детально и выполнен точно и неукоснительно.

К р у п с к а я. Да… приходится рисковать.

И л ь и ч. Приходится, Надя. Мы — революционеры, а революцию без риска не совершишь.

К р у п с к а я. В Петрограде ты можешь жить у Фофановой, на Сердобольской улице. Это окраина, рядом с домиком питомник лесничества, а еще дальше свалка, заболоченные пустыри… Но никаких заседаний на этой квартире ты проводить не будешь. И ни с кем не встречаться. Даешь слово?

И л ь и ч (с улыбкой). Слово твердокаменного большевика! А сейчас, Надюша, тебе надо отдохнуть. Вечером я провожу тебя до вокзала.

К р у п с к а я. Ни в коем случае. Это же опасно, Володя!

И л ь и ч. Опять опасно… Ну, хоть до последнего поворота. Хорошо?

К р у п с к а я. Хорошо…

И л ь и ч. Оттуда я посмотрю в сторону Питера. Будет алеть вечерняя заря, алеть, как знамя, которое мы поднимем, непременно поднимем над Россией!

Музыка.