Гонки с дьяволом

Глава V СРАЖЕНИЕ В ЛЕСУ

То, что наш противник действовал по заранее намеченному плану, не вызывало сомнений. Очевидно, кто-то из них знал о нашем стационаре и хотел использовать его как базу, где можно переждать эпидемию. Чувствовалось, что бандиты были хорошо осведомлены о наших хозяйственных запасах и о том, что в стационаре нет оружия. Словно монгольские захватчики они уничтожали мужчин и оставляли себе женщин, так как изгнание в лес безоружных ребят было равносильно убийству.

По всей вероятности, они рассчитывали обосноваться в нашем доме, если не навсегда, то надолго.

Конечно, применив бронетранспортеры, один из которых имел пушку, мы могли рассчитывать на победу, но нам пришлось бы стрелять по корпусам, где засядут бандиты, а там были наши девочки.

Необходимо было принудить противника выйти наружу и заманить его в засаду, использовав фактор неожиданности. Нас было восемь человек взрослых, включая шофера Василия, который только что вернулся из лесу, разыскав, наконец, своих детей. Жена его осталась в плену вместе с остальными женщинами. Кроме этих восьми человек было еще около сорока ребят из старших классов, которым можно было дать оружие. Их предстояло наскоро обучить владеть им, чем и занялся сейчас Николай. Обучение пока проводилось без выстрелов, чтобы не выдать себя противнику.

Кроме автоматов у нас было два тяжелых пулемета и три винтовки с оптическими прицелами. Именно на снайперские винтовки я и рассчитывал в первую очередь. Кроме Александра Ивановича, который, как я не раз мог убедиться, прекрасно стрелял, обнаружился еще один снайпер. Это был отец Алексея. По уверению сына, старик, коренной сибиряк-охотник, бил белку в глаз. Он переехал на жительство к сыну всего два года назад. Третью винтовку с оптическим прицелом я отдал Николаю, который стрелял тоже неплохо.

Мы решили обложить стационар с трех сторон и ждать, пока снайперы не вынудят противника выйти наружу под пулеметный и автоматный огонь. Противник наш был вооружен только автоматами, дальность прицельного огня которых значительно уступала винтовкам. Задача облегчалась тем, что подступы к колодцу во дворе и к озеру простреливались с трех сторон. Если бандиты пошлют за водой к колодцу женщин, то, подойдя к нему, те выйдут из зоны обстрела со стороны окон стационара, так как колодец закрыт невысокой стеной. Пригнувшись за ней, можно убежать в лес.

Через оптические прицелы винтовок, находясь в укрытии зарослей, мы могли наблюдать даже за тем, что происходит в комнатах стационара. На окнах не было занавесок. Если бандитам надоест быть под непрерывным обстрелом снайперов и они попытаются сделать вылазку, то нарвутся на прикрытие и будут скошены пулеметным огнем. Если они попытаются уйти на машинах, то на лесной дороге их встретит бронетранспортер и в упор расстреляет из пушки. Два десятка снарядов, которыми мы располагали, должно хватить на это.

— Ни один не должен уйти! — подвел я итог обсуждения плана.

— Так что, пленных не брать? — спросил Борис Иванович.

Я вспомнил, что он во время войны служил в полковой разведке и не раз доставал «языков».

— Судите сами, Борис Иванович! У нас нет тюрьмы, чтобы держать пленных, нет лишних людей, чтобы их охранять. Мы будем вынуждены отпустить их на волю или расстрелять. Есть вопросы?

Вопросов не было.

— Тогда приступаем.

Мы разбились на четыре отряда. Пять человек мы оставили в лагере с женщинами, машины и бронетранспортеры загнали в лес, тщательно замаскировали и отправились занимать намеченные позиции. В это время со стороны лесной дороги послышался гул грузовиков. А еще через три минуты на тропинке, идущей в зарослях вокруг озера, показался бегущий со всех ног мальчишка. Это был один из тех ребят, кого Борис Иванович оставил следить за противником. Он сообщил, что двадцать пять человек на двух грузовиках выехали из стационара и направились по лесной дороге к трассе. В стационаре осталось пять человек. Это в корне меняло дело.

Кратко посовещавшись, мы решили направить к стационару трех снайперов под прикрытием семи человек с автоматами. План их действий оставался без изменений. Остальных я повел назад.

Мы подошли к оставленным машинам.

— Итак! Ваше мнение? — обратился я к своему отряду.

— Можно мне?

— Пожалуйста, Борис Иванович.

— Я думаю, что они где-то имеют склады продовольствия. Вероятно большие, поскольку отправились почти все. Можно ожидать, что вернутся с грузом.

— Тогда есть смысл встретить их на обратном пути…

— Да, на узкой лесной дороге…

— И расстреливать в упор с двух сторон!

— Для гарантии поставить один бронетранспортер на дороге в лесу, чтобы не дать им прорваться к стационару, а другой спрятать неподалеку от выезда с трассы. Когда колонна пройдет мимо него, он закроет им дорогу назад.

— Вот видите! Мы не зря его сохранили! — заметил Алексей.

— Выходит, не зря!

Нам понадобилось немногим более часа, чтобы выполнить свой план и устроить засаду. В это время донеслись глухие звуки выстрелов со стороны стационара. Я подсчитал: выстрелов было четыре. Три прозвучали один за другим, а четвертый — секунд пять спустя. Если наши снайперы не промазали, то четверых бандитов уже нет.

Прошли два часа томительного ожидания. Я вдруг подумал, а что, если бандиты вернутся другой дорогой, через Грибовичи? Правда, дорога там была в отвратительном состоянии. Но чем черт не шутит! Если это так, то надо немедленно кончать с пятым бандитом и готовить стационар к обороне. Я уже хотел дать соответствующее распоряжение, как показались наши снайперы, а за ними — вооруженные автоматами школьники. Они вели незнакомого человека. Голова его была повязана окровавленной тряпкой, руки связаны сзади.

— Все о'кей, шеф! Враг уничтожен, стационар наш! — Александр Иванович сиял.

— Два твои? — спросил я.

— Естественно! Одного ухандокал Николай, а другого — Петр Тихонович, — указал он на отца Алексея. — Точно в лоб!

— А этого? — я показал на забинтованную голову бандита.

— А этого? — Сашка засмеялся, — Пушкин!

— Какой Пушкин?

— Чугунный!

Я вспомнил, что у меня в кабинете стоял на столе небольшой бюст Александра Сергеевича.

— И как это?

— Я ее не знаю. Она просила передать тебе, что ее зовут Светлана!

— Светка! — не поверил я своим ушам, переглянувшись с Борисом Ивановичем.

— А что! Она может!

— Ладно! Потом узнаем подробности. А сейчас вот что! Саша, тебе придется вернуться. Бери пулемет и установи его на крыше корпуса. С собой захвати человек пятнадцать. Это на тот случай, если бандиты вернутся через Грибовичи. Встретишь их! А этого давай сюда, — я указал на пленного.

Это был мужчина лет сорока. Его худая длинная шея была сплошь покрыта рыжей щетиной.

— Я не спрашиваю вас, кто вы. Это безразлично. В любом случае вы сегодня умрете, — предупредил я его. — Вы ответите на несколько моих вопросов и вас тут повесят.

Пленный побледнел:

— Зачем же мне тогда отвечать?

— Чтобы заслужить легкую смерть. Если вы будете молчать, вас зароют в муравейник. Через пару суток они очистят ваш скелет от мяса и внутренностей.

— Вы этого не сделаете! — вскричал несчастный.

— Почему? — искренне удивился я. — Кто нам помешает?

— Это бесчеловечно!

— Ага. Человечно было перебить автоматной очередью ноги восьмилетнему ребенку и оставить его умирать посреди двора?

— Он кидал в нас камни…

— Да? Вот вы и определили соразмерность поступка и наказания.

Пленник молчал.

Я подозвал троих ребят из тех, что были свидетелями расстрела своих товарищей.

— Снимите ему брюки и посадите на муравейник.

— Может, не надо? — Алексей смотрел на меня осуждающе.

— Надо!

Через десять минут со стороны поляны, где под большим дубом стоял огромный муравейник, раздались вопли. Спустя еще пять минут мне сообщили, что пленник согласился отвечать на вопросы.

— Так-то лучше! — встретил я его. — Итак, первый вопрос: куда направились ваши товарищи и зачем?

— За продуктами, пошарить на складах.

— Когда вернутся? С ними еще кто-нибудь приедет? — наугад спросил я и, заметив как он вздрогнул, добавил, — мы сохраним вам жизнь до их возвращения.

— Да! Еще наш начальник и с ним десять человек.

Выходит, бандитов было значительно больше.

— Кто же ваш начальник?

Он назвал имя, которое заставило вздрогнуть уже меня.

— Свяжите его покрепче и отнесите подальше в лес, — приказал я ребятам.

Теперь оставалось ждать. Сколько? День? Два?

Несколько человек отправились в лагерь за едой, а мы залегли на своих местах и приготовились к встрече.

Ждать пришлось трое суток. Спали по очереди. Костров разжигать было нельзя. Мы ели холодные консервы, большинство из которых оказались рыбными. В первую ночь пошел дождь, который лил весь следующий день. Ни обсушиться, ни согреться было негде. Хорошо еще, что песчаная почва быстро впитывала влагу. Опасаясь за здоровье детей, разве можно было иначе назвать пятнадцати- и шестнадцатилетних мальчиков, я разрешил, когда дождь кончился, разжечь в чаще леса небольшой костер, куда по очереди бегали ребята сушить промокшую одежду.

Если никто не заболел, то наверное из-за неимоверного нервного напряжения. Нас ожидала схватка с тридцатью шестью вооруженными до зубов бандитами, и единственно, что мы могли им противопоставить — это неожиданность. Поэтому приходилось быть начеку и ждать. Ждать, ждать и ждать!

Несмотря на запрет, в нашем расположении появились девочки и женщины из стационара. Они пробрались со стороны чащи и принесли термосы с горячим кофе. Таких термосов у нас в стационаре было много. Мне пришлось благодарить и ругать наших помощниц.

— Мы осторожно! — оправдывались они. Что и говорить, горячий кофе нас сильно поддержал, но девушки могли нас демаскировать и их пришлось немедленно удалить. Надо отдать им должное — ушли они совсем бесшумно.

Я с наслаждением отхлебывал горячий кофе и вдруг заметил, что рядом кто-то лежит. Это была Евгения.

Она затаилась за бугорком, выставив перед собой автомат.

— Ты что здесь делаешь? Почему не ушла с остальными? Где ты взяла автомат? — зашипел я на нее.

— Позвольте мне остаться!

— Уходи немедленно! Это не женское дело!

— Я умею стрелять и я еще не рассчиталась с ними за отца и мать!

— Это совсем другие.

— Нет, те самые! — упрямо возразила она. — Это те же самые и я хочу их убивать, убивать и убивать!

Я понял ее. Да, это были те же. Те, кто использовал людскую трагедию, чтобы дать волю своим животным инстинктам. Это они врывались в квартиры и насиловали жен на глазах мужей, дочерей на глазах отцов и, испохабив юное тело, вспарывали им животы. Я вспомнил омерзительные картины, которые видел по дороге и в городах.

Я подполз к ней ближе и, обняв за шею, поцеловал в затылок.

— Милая моя девочка, — как можно ласковее сказал я. — Ты права! Это те же. Но позволь нам самим рассчитаться с ними. Если тебя убьют, — добавил я, — я не переживу этого!

— Правда? — в ее голосе послышалось такое, что заставило сжаться мое сердце.

— Правда!

— Тогда я ухожу!

Я почувствовал прикосновение ее губ.

— Ты только береги себя… не лезь под пули… — она отползла в сторону и исчезла в зарослях.

Утром третьего дня со стороны магистрали послышался гул моторов. Я прислушался, гул шел с севера. Это возвращалась группа, которая направлялась в Белоруссию.

Гул сначала приближался, но потом вдруг затих. Колонна остановилась на шоссе. Через некоторое время прибежал парнишка, которого поставили наблюдать за дорогой.

— Что там? — нетерпеливо спросил я его.

— Стоят, ждут чего-то. Вышли из машин, курят.

— Сколько машин?

— Четырнадцать. Да, вот еще… там пушки!

— Какие пушки?!

— Небольшие. Две пушки. Прицеплены сзади к машинам. К первой и ко второй, — пояснил он.

— Ладно! Отправляйся назад. В случае чего — сразу сюда.

Тишина длилась недолго. Вскоре снова послышался шум моторов. На этот раз он шел с юга. Это возвращалась вторая группа. Соединившись, они двинулись дальше по лесной дороге.

Оставалось ждать сигнала. Когда колонна дойдет до стоящего на дороге бронетранспортера, тот откроет огонь и его поддержит оставшийся в тылу врага бронетранспортер Алексея. Там за пулеметом сидел его отец. В первом бронетранспортере за рычагами был Юра, а у пулемета — Николай.

Как только раздадутся первые пулеметные очереди, мы должны будем открыть огонь с обеих сторон дороги. Мы рассчитали сектора обстрела так, чтобы не перестрелять друг друга. Хотя и в таком расположении риск попасть в своих был велик.

— Бить по кабинам, — еще раз напомнил я своим ребятам. — Нельзя дать им возможность выскочить и залечь.

Гул моторов приближался. Я вздрогнул от неожиданности. Из-за поворота показался бронетранспортер. Он был немного меньше нашего, это была амфибия. К ней была прицеплена пушка. А следом шли крытые брезентом ЗИЛы и УРАЛы. Я насчитал их десяток. Затем показался автобус. Самый настоящий автобус. «Икарус».

— Это еще что такое? — пробормотал я про себя.

Вслед за автобусом показались еще ЗИЛы с пушками на прицепе. В это время подал голос пулемет Николая. Лес взорвался автоматными очередями. Я полоснул по кабине ближайшего ЗИЛа. Он вильнул в сторону и врезался в дерево.

Нападение было настолько неожиданным, что в ответ успели раздаться только две или три автоматные очереди. Сквозь треск выстрелов мне показалось, что я услышал пронзительный женский визг. Вскоре выстрелы по всей протяженности дороги почти прекратились. Однако в голове колонны бой продолжался. Я метнулся туда.

Башня вражеского бронетранспортера бешено вращалась, поливая лес вокруг свинцовым дождем. Наш бронетранспортер безуспешно вел огонь по вражескому. Пули отскакивали от брони, не причиняя ей вреда. На мою голову посыпались срезанные пулями ветки. Я упал на землю и стал подползать ближе.

Вдруг я заметил, что наш бронетранспортер начинает медленно пятиться назад. Отойдя метров на двадцать, он ринулся вперед, набирая скорость, и врезался во вражеский, тараня его корпусом. Тот содрогнулся и стал поперек дороги. Пулемет его замолчал, но ненадолго. Наш снова отъехал назад и на этот раз нанес удар в борт. Удар был настолько сильным, что амфибия подскочила на месте, но не перевернулась, на что, очевидно, рассчитывал Юрий. Пулемет однако заглох.

Я бросился к вражеской машине, но меня опередил Борис Иванович. С неожиданной для его возраста быстротой, он взобрался на броню и стал молотить неизвестно откуда добытой кувалдой по стволу пулемета и башне.

— Эй! Вылезай! Приехали!

Завхоз приостановил свою работу и приложил ухо к броне.

— Жив! — сообщил он.

Действительно, из амфибии донеслись шорохи и легкое позвякивание металла.

— Как его оттуда выкурить? — подумал я.

— Очень просто.

Я обернулся. Сзади с канистрой в руке стоял наш шофер Вася.

— Только не здесь! — предупредил вылезший из своего бронетранспортера Юрий. — Огонь может перекинуться на другие машины. Сейчас отбуксирую к концу дороги.

Он нырнул в люк и через минуту появился, держа в руке толстый стальной трос.

Я уже догадывался, кто сидит в амфибии. Мне не хотелось с ним встречаться. Поэтому, с одной стороны, я предпочел бы, чтоб он был убит. Но, с другой… Я не мог понять, как этот человек с его умом и характером мог связать себя с бандой насильников. И не только связать, но стать ее организатором и главою. Это не укладывалось в голове. Я чувствовал, что этот вопрос будет мучить меня всю оставшуюся жизнь, если не поговорю с ним лично. Но если мы встретимся с ним, смогу ли я отдать приказ расстрелять его? Не одержит ли тогда личное перед чувством долга? Но как я смогу смотреть в лицо товарищам, если отпущу его на волю? Да и послушаются ли они меня? Допустим, что послушаются. Но в нашей ситуации отдать неразумный и несправедливый приказ, значит сделать первый шаг к подрыву нашей организации, к ее будущему развалу. Я отдавал себе в этом отчет. Сохранить организацию в условиях общей деградации можно лишь в том случае, если все твои распоряжения будут продиктованы необходимостью и разумом, не вызывая протест, пусть даже скрытый, твоих товарищей. «В нынешних условиях, — думал я, — организация может сохраниться либо в условиях абсолютной демократии, либо при абсолютном терроре. Середины между этими крайними состояниями не может быть».

Обычно местные органы могут совершать ошибки и, несмотря на это, сохранять свою власть над «вверенным им населением», так как могут апеллировать к высшим органам власти и получить поддержку. Мне, если я совершу ошибку, апеллировать не к кому. В принципе, любая государственность содержит элементы скрытого террора. И именно этот скрытый, но реальный в потенции, террор удерживает людей в рамках государственной законности. В условиях погибшей государственной организации, люди, пытающиеся восстановить власть, построенную на привычных принципах, должны будут сконцентрировать в своей организации суть государственности и в этом случае скрытый террор неизбежно превратится в явный.

Я начал понимать своего противника…

Я шел вдоль колонны машин. Бойцы собирали оружие, оттаскивали трупы бандитов в сторону. Поодаль, под охраной трех автоматчиков, пятеро пленных рыли яму. Всем этим распоряжался Алексей.

Возле «Икаруса» толпились бойцы. Я подошел ближе.

— Что здесь происходит? — обратился я, к стоящему сзади пареньку.

— Черти-что, — скороговоркой проговорил он, — черти-что!

— А все-таки?

— А вы сами загляните туда!

Я растолкал бойцов и открыл дверцу автобуса. Меня встретили вопли и визг. На полу автобуса колыхалась какая-то бесформенная масса. Окна были зашторены и там царил полумрак. После яркого полуденного солнца глаза не сразу привыкли к слабому освещению, а когда я, наконец, понял, в чем дело, заорал что было сил:

— А ну, замолчать! Тихо! — и когда вопли стихли, добавил уже спокойно. — Все свободны! Выходите! Можете отправляться домой. Вас никто не обидит!

Я вышел из автобуса, оставив дверь открытой и дал знак ребятам, чтобы они посторонились. Некоторое время из автобуса доносились приглушенный разговор и возня, затем на выходе стали появляться девушки. Они прыгали на землю, пугливо озираясь по сторонам. Некоторые держали в руках небольшие узелки. Лица их были заплаканы, глаза наполнены страхом. Самой старшей из них, пожалуй, не было и двадцати.

Сзади кто-то выругался. Я обернулся. Это был Борис Иванович.

— Какие сволочи! Какие сволочи! — повторял он, имея в виду бандитов.

— Вы еще не видели того, что делалось в городах. Нам с вами придется нарастить толстую шкуру, Борис Иванович!

— Это же дети!

— Да… Позаботьтесь, чтобы их накормили.

Борис Иванович вышел вперед и приблизился к толпе дрожащих еще от страха бывших пленниц:

— А ну, девчата! Пошли со мною. Мы сейчас что-нибудь сообразим насчет еды!

Увидев перед собой пожилого человека с добродушной улыбкой, девочки немного успокоились.

Борис Иванович послал куда-то двоих ребят. Те бросились в лес и через минуту пришли, сгибаясь под тяжестью мешков.

— Пошли, пошли! Тут неподалеку поляна. Поедите и можете идти домой!

Он пошел в глубь леса, а они гуськом потянулись за ним.