Путевой дневник сына старосты

Ребята, вы, конечно, знаете, что на польском языке наша редакция издает журнал для ваших сверстников — «Калейдоскоп техники». Вскоре этот журнал отметит свой юбилей — выпуск 200-го номера, и поэтому мы решили юбилейный номер журнала «посвятить» цифре 200. Наш автор, Ганна Кораб, заинтересовалась, что происходило в технике 200 лет тому назад — и для этого «отправила» в путешествие по Европе сына польского старосты.



Январь 1773 г.

Я как раз кончал урок с моим учителем паном Смулкой, когда лакей позвал меня к отцу, недавно вернувшемуся из Варшавы. Здесь к моему немалому удивлению и огорчению, которое пытался скрыть, я узнал, что родители решили отправить меня в путешествие по Европе для пополнения образования. Пан Смулка будет сопровождать меня. Итак, прощай бал в Модлибожицах, прощай катанье на санях, охота и все прочие удовольствия. Придется мне теперь скитаться по чужим странам, ночевать на постоялых дворах, где, верно, полно черни.

Отец велел мне вести путевой дневник и записывать все, достойное внимания, все, что я хотел бы видеть и в Польше. Разве можно встретить там что-то особенное?


Март 1773

Итак, после долгих странствий мы прибыли в Париж, о котором вес столько толкуют. Мы пробыли здесь всего два дня, так что я еще не успел хорошенько осмотреться. Могу лишь сказать, что пища здесь никудышная, о борще и зразах с кашей — понятия не имеют. Ну что ж поделаешь!

Занятную вещь рассказал нам сегодня за обедом наш трактирщик. Живет в Париже человек, который хочет построить повозку, передвигающуюся без лошадей. Зовут его Николь Коньо, он служит капитаном в королевской армии.

Этот Коньо велел сделать арочную раму из деревянных брусьев, сзади прикрепил к ней ось с двумя колесами, а спереди — под рамой поместил только одно колесо. Здесь сидел водитель и при помощи специального рычага управлял передним колесом, поворачивая повозку в нужном направлении. А перед повозкой на специальных приспособлениях подвешен закрытый котел с водой, под которым устроена топка. Вода в котле нагревается, образуя пар, который по трубам попадает в особое устройство, находящееся в повозке. Пар приводит в движение какие-то поршни, а поршни толкают колеса, и повозка едет. Водитель же только поворачивает рычаг вправо и влево, в зависимости от того, куда хочет ехать.

Наш трактирщик сказал, что даже сам военный министр покровительствовал этому капитану, надеясь, что чудесная машина сможет потянуть за собой пушки. Говорят, что действительно она тащила эту тяжесть со скоростью полмили польской[1] в час. И надо же случиться, что во время генеральной репетиции — а было это три года назад — испортилось рулевое управление, капитан Коньо не мог повернуть и врезался в стену, снеся ее начисто. Самое удивительное, что повозка оказалась прочнее стены и могла двигаться дальше Но никто уже не хотел и слышать о ней, да министр к тому времени попал в опалу, дело с изобретением заглохло.

Когда мы вернемся в Польшу, наверняка, никто не поверит, что в этом просвещенном Париже, кто-то мог выдумать столь невероятную вещь, как повозка без лошадей. А может во Франции лошади стали выводиться?



Апрель 1773

Мы уже покинули Париж и по морю добрались до Лондона. Погода здесь такая, что хуже не придумаешь: дожди и дожди. Говорят, что они идут здесь круглый год.

Мы привезли из Парижа рекомендательные письма к разным важным персонам. Одно из них — к сэру Генри Кавендишу — человеку знатному, но со странностями. Оказывается все, что о нем говорят, правда. Человек знатный и богатый, он принял нас в салоне, хоть и красивом, но заставленном великим множеством непонятных сосудов и приборов. Сам он без смущения признается, что увлекается химией и все время копается в равных ингридиентах, производя опыты. Такова английская шляхта: куда ей до польской! Ведь известно, что польская шляхта от самого Юлия Цезаря выводится, а как с остальной обстоит — это дело темное.

Сэр Кавендиш показал нам даже один опыт, похожий на магический. Он налил на металлическую пластинку какую-то кислоту, а выделяющийся при этом газ собрал в закрытый стеклянным сосуд. Потом, выпуская понемногу этот газ, показал, что его можно поджечь. Он сказал, что открыл этот «горючий воздух» в 1767 году. Но больше всего мы удивились, когда сэр Кавендиш накачал в стеклянный сосуд с «горючим воздухом» комнатный воздух и потом поджег эту смесь. Газ сгорел мгновенно, а при этом раздался такой взрыв, словно гром грянул.

Пока мой воспитатель беседовал с сэром Кавендишом об этом взрыве, я внимательно рассматривал стеклянный сосуд и заметил, что он внутри как будто росой покрыт, а ведь до этого был совсем сухой. Я видел, что сэр Кавендиш был доволен моей наблюдательностью, слова же его привели меня в изумление: «Юноша, произнес он с полной серьезностью, — ты внимателен и наблюдателен, в тебе есть задатки ученого. Заметь, что всегда, когда я сжигаю мой газ в смеси с обычным воздухом, сначала происходит взрыв, а потом в сосуде появляемся роса. Не знаю, как это объяснить, но я думаю, что наука когда-нибудь разгадает эту загадку»[2].



Август 1773

С тех пор, как мы начали наше путешествие, я многое узнал. И слепец бы заметил, что здесь, на Западе, больше образованных людей и изобретателей, чем в Польше. Я не знаю, чем это объясняется. Однако и тут встречаются люди темные. Один случай очень меня взволновал.

Живет сейчас в Англии некий изобретатель, Джемс Харгривс. Был он сначала простым ремесленником, занимался всем по-немногу: и ткачеством, и плотничеством, и кузнечным делом. Жена его умерла. Старшая дочь Дженни помогала отцу содержать большую семью, занимаясь прядением шерсти. Отец, видя как Дженни с утра до ночи сидит у прялки, долго мастерил разные приспособления, пока, наконец, не сделал прядильную машину на полтора десятка веретен, обслуживаемую одним человеком. Свою машину он назвал в честь люби мой дочери «прядущей Дженни». Это было очень нужное изобретение, поскольку ручное прядение шерсти было делом кропотливым и ткацким фабрикам иногда приходилось простаивать из-за нехватки пряжи… Харгривс полагал, что его машина будет встречена с радостью. Но, увы, прядильщики испугались, что пряжа будет производиться очень быстро и некоторые из них потеряют заработок. Они ворвались в дом Харгривса, сломали «прядущую Дженни», а изобретателя вместе с семьей изгнали из города. Теперь он вот уже 5 лет живет в Ноттингеме, по-прежнему делает свои машины, неустанно совершенствуя их. Я убедился, что и среди простых людей встречаются личности незаурядные.



Сентябрь 1773 г.

Сегодняшний день — один из самых счастливых в моей жизни. Я познакомился с величайшим человеком. Это Джемс Уатт.

Ему 37 лет, он совладелец завода в Сохо и изобретатель паровой машины. И перед этим были изобретатели, которые хотели заставить пар работать. Ведь и французский капитан Коньо приспособил паровую машину к своей повозке, о чем я в свое время слушал с недоверием. Но это были машины несовершенные, неэкономные, они требовали большого количества угля. Я видел паровую машину Уатта и говорил с ее изобретателем. Действие машины заключается в том, что пар, поступающий в цилиндр снизу, толкает поршень вверх, а поступающий сверху — опускает вниз. Движение поршня передается насосу, который откачивает воду. Сейчас я понимаю это устройство и восхищаюсь им.

Эта машина может служить для многих целей, а не только для откачки воды из шахт. Есть и такие смельчаки, которые поговаривают, что прямолинейное движение поршня можно превратить во вращательное, т. е. что можно создать машину, которая будет двигаться благодаря пару.

Мистер Уатт, скромный и застенчивый человек, целиком и полностью погруженный в усовершенствование своего изобретения. Счастье, что у него есть энергичный компаньон мистер Волтон, который помогает ему в устройстве всех дел, связанных с получением патентов на усовершенствование изобретения.

Почему в Польше нет таких изобретателей? Пан Смулка считает, что по двум причинам: во-первых, потому что молодежь мало обучают в школе математике, и почти совсем не учат физике и химии; а во-вторых, нет у нас уважения к науке и людям, ею занимающимся, если это не представители шляхты, что случается очень редко.


Октябрь 1773 г.

Мы получили письма из дому. Отец велит нам возвращаться. В Польше создано якобы какое-то управление, которое займется улучшением школ. Отец, наверно, пошлет меня в такую школу. Управление это названо Эдукационной комиссией.


Ноябрь 1773 г.

За день до пересечения польской границы мы остановились ночевать на постоялом дворе. Здесь была у нас очень странная встреча. Мы сидели за ужином, когда за окном раздался стук подъезжавшего экипажа, а вскоре с дверях появился застывший от холода молодой человек. Поскольку мы сидели около печки, пан Смулка пригласил его к нашему столу. Оказалось, это был русский, который ехал на Запад учиться. Поскольку мы как раз возвращались из Англии, то стали рассказывать ему об увиденном там. Особенно подробно я описал ему паровую машину Уатта. Услышав мои слова, русский вдруг закрыл лицо руками, словно от отчаяния. Я, удивленный, замолк.

— Это я, я должен рассказывать вам об изобретателе паровой машины! Но его уже нет и живых! — воскликнул он со слезами в голосе.

Постепенно, слушая его рассказ, мы поняли, что означают эти слова. Этот русский, имени которого я не помню с волнением рассказывал о своем начальнике, учителе и друге Иване Ползунове. Ползунов жил в далеком сибирском городе Барнауле, где изобрел паровую машину, которая должна бы обслуживать завод, приводя в движение меха, качавшие воздух в металлургические печи. Но его изобретение не нашло поддержки и понимания. Когда, наконец, ему разрешили построить эту машину, он был уже тяжело болен. Тем не менее, он довел свое дело до конца. Однако за несколько дней до пуска «огнедышащей» машины как он ее называл, Ползунов умер, а его изобретение было забыто.

Я слушал эти слова с болью в сердце. Ползунов умер в 1766 году. Повсюду в мире происходит развитие науки, множатся изобретения. А у нас?..



Декабрь 1773 г.

Вот мы и дома после почти годичного отсутствия. Отец велел мне рассказать, чему я научился и что увидел во время путешествия. Он признал, что я поумнел. Когда я ему сказал о своем дневнике, который вел по его желанию, он велел принести его.

Я просмотрел эти записи, перед тем, как отдать их отцу. Каким же несмышленым я был год назад. На чужбине меня интересовало только то, что люди едят и какая там погода. Наверно, поэтому, выезжая из Польши, я не знал, что у нас кое-что происходит. Ведь пан подскарбий Тизенгауз с 1765 года покровительствовал развитию промышленности в Польше, основал разные мануфактуры, где делают сукно, полотно, муслин, кружева, шляпы, ковры, экипажи, иголки, напильники, игральные карты. Есть у нас пивоваренные заводы, мельницы, дубильные заводы. Производится стекло, фарфор, все вообще, что до сих пор мы привозили из заграницы.

Я правильно предполагал, что отец пошлет меня в одну из новых школ, которые открывает Эдукационная комиссия. Говорят, что там будут учить физике, химии, естествознанию, математике, а преподавать будут светские учителя, причем не на латинском языке, а по-польски. Когда все молодые поляки пройдут через эти школы, может тогда и у нас появятся люди, способные на большие дела.

Пойду отнесу мои дневник отцу.

Загрузка...