Горизонты техники для детей, 1974 №1

Встреча со старым другом

— Привет, Каль, как дела? Усаживайся поудобнее. Пат Кальсон достаточно хорошо знал своего начальника, и был уверен, что такая сердечная встреча не предвещает ничего хорошего. Впрочем, разве он мог ожидать чего-нибудь другого? Со вчерашнего дня он был в отпуске, сегодня вечером собирался полететь ночным стратостатом в Грецию…

Нечего делать, он уселся, но сразу же заявил: «Сегодня вечером я вылетаю, у меня уже есть билет…»

— Неважно, редакция возместит твои расходы. У меня есть для тебя кое-что интересное.

Он включил микрофон

— Люси? Принеси мне папку, которую сегодня оставил тот тип…

Он снова обратился к Нату. — Я слышал, что директор Общего центра изобретений и открытий — твой знакомый.

Кальсон пожал плечами. — Вы прекрасно осведомлены, шеф. Однако имеющиеся у вас сведения не совсем точны. Трудно назвать Лаварского моим знакомым. Мы просто учились вместе в начальной школе. Но с тех пор прошло уже лет тридцать.

— Великолепно складывается, — обрадовался главный редактор. — Нет ничего лучше, как встретиться снова со старым приятелем. Ничего не связывает людей так, как воспоминания юности.

— Но я вовсе не собираюсь встречаться с ним!

— Ты сделаешь это, сделаешь не ради моего каприза, а ради читателей рубрики «XXI век». Это твои читатели, не забывай! Они хотят и имеют право знать, что произошло с учреждением, на которое весь мир возлагал столь больше надежды. Центр должен был ускорить обмен научно-технической информацией, предотвратить дублирование работ, пустую трату средств. А он пятнадцать лет тормозит в столь важном деле. Его персонал увеличили в пять раз, а патенты лежат годами, дожидаясь разрешения на внедрение…

Дверь бесшумно отворилась, вошла Люси и, мило улыбнувшись, положила перед главным редактором кожаную папку.

— Возьми это? — сказал главный редактор, — обращаясь к Нату, — и познакомься с ее содержанием. Ты найдешь здесь описание поразительного изобретения, которое уже три года маринуется где-то в шкафах Центра. Иди и постарайся узнать, что кроется за этим.

— А в чем тут дело? — спросил репортер.

— Когда ты познакомишься с этой папкой, то узнаешь. Теперь я тебе ничего не скажу, тороплюсь на стратостат.

Расстроенный Кальсон взял папку, зная по собственному опыту, что ничего ему уже не поможет.

Проходя через секретариат, он остановился и спросил:

— Куда, собственно говоря, так спешит шеф?

— Как это куда? Конечно в отпуск, — сказала секретарша. — Быть может, ты считаешь, что только тебе положено отдыхать?

«Погоди, уж я тебе покажу!» — подумал Кальсон. А думал он о Лаварском.

* * *

— Ты выдвинулся, — сказал Кальсон своему бывшему однокласснику, — однако, скажу тебе откровенно — а ты ведь знаешь, что я сталкиваюсь с разными людьми, — о тебе не все хорошо отзываются.

— Еще не родился человек, который угодил бы всем, — процитировал Лаварский известкую пословицу.

— Всем? Да, ведь, никто из людей, сталкивающихся с тобой, не уходит удовлетворенный. Говорят, что ты держишь изобретения под сукном, приостанавливаешь их внедрение. Не обижайся, рассматривай эти слова, как предупреждение: измени что-то в работе Центра, иначе вас разгонят на все четыре стороны, а тебя — выгонят в первую очередь.

— Мне кажется, что ты говоришь искренне и желаешь мне добра, но ты не знаком с фактами,

— Фактами? — журналист сорвался с места. — У меня есть конкретный пример.

Директор, однако, продолжал говорить, погруженный в свои мысли.

— … а факты таковы: ежедневно со всего мира поступает в Центр около 200 тысяч предложений, причем число их неустанно растет. Надо оценить пригодность этих предложений, чтобы не вносить в запоминающие устройства нужные вещи вместе с чепухой. Ну, скажи мне, пожалуйста, кому нужен стойкий ароматический препарат для пропитки пальмовых листьев? А ведь и такие заявки приходится рассматривать, сортировать и хранить. Каждый, даже самый идиотский на первый взгляд замысел, может оказаться ключом к решению серьезных проблем.

— Что ж, это верно — нетерпеливо прервал его журналист. — нельзя отрицать — бывают изобретения, ценность которых очевидна для всех. Но и они гибнут в твоем спокойном, как стоячее болото, учреждении. Есть такой химик, по фамилии Цетрик…

— Он внес к нам какую-то заявку? — быстро спросил Лаварский.

— Да.

Лаварский включил микрофон и нажал соответствующую кнопку.

— Четверка, принесите мне материалы заявки некоего Цетрика. Нет, имени не знаю…

— Дарий, — подсказал Кальсон

— Дарий Цетрик… Что-то, связанное с химией.

— Он сделал поразительное открытие, это говорю тебе я, человек не занимающийся наукой! — сказал журналист.

— Поразительное? Возможно. Но какова оборотная сторона этой медали? У нас есть здесь полная документация на таблетки мудрости. Не смейся: таблетки, после принятия которых без обучения получаешь соответствующий объем знаний по определенному предмету, например, по географии, геологии, физике. Как будто кто-то наполнил твою голову всеми этими премудростями. Ничего не знаешь, проглатываешь перед сном таблетку, и на следующий день никто не сможет тягаться с тобой, например, в области истории географических открытий.

— Ты, конечно, выдал разрешение на их производство?

— Ничего подобного. Таблетки так прочно закрепляют знания, что не допускают никаких изменений, или дополнений. Человек, который принял их, уже не способен к творческой работе. Хуже того: он вообще не сможет усвоить какие-либо новые сведении. Из образованного он превратится в неуча.

Итак, мы не можем допустить распространения таблеток. Но изобретение, само по себе, настолько поразительно, что мы создали в нашей лаборатории специальный отдел, который старается усовершенствовать эти таблетки.

Он задумался.

— Или возьмем другое: летающее кресло. Радиус полета невелик — 50 километров, но это не имеет значения. Усаживаешься поудобнее в кресле, пристегиваешь ремни, запускаешь мотор и… летишь на высоте нескольких или нескольких десятков метров, между домами или над домами. Не страшны тебе пробки, которых так много на шоссе. Подлетаешь к террасе дома, приземляешься в саду или даже на балконе у приятеля. Здорово, правда? Здорово, пока такое летающее кресло будет только у тебя. Однако, как только начнется массовое производство таких кресел, как только миллионы жителей твоего города захотят передвигаться таким образом, в небе настанет такая толчея, которую трудно себе представить, а еще труднее будет навести там порядок.

И поэтому, прежде чем мы дадим разрешение на производство летающих кресел, нам надо изучить, можно ли разработать такие правила движения в воздухе, которые предотвратят столкновения, катастрофы и такие же «пробки», как на автодорогах. Ну, убедил я тебя или нет?

Вместо ответа Кальсон открыл цапку и вынул из нее платок.

— Посмотри, вот изобретение Цетрика. Этот платок сделан из минерального полотна…

Раздалось приглушенное гудение, и из стены выдвинулось что-то вроде ящика, откуда Лаварский вынул скоросшиватель с документами.

— … из мягкого полотна, приятного наощупь, очень прочного, очень гигиеничного, как отметили врачи, а прежде; всего — дешевого. Цетрик утверждает — а у меня есть основание верить ему — что белье из такого материала будет в десять раз дешевле…

Журналист замолчал, поскольку Лаварский погрузился в изучение документов, находившихся в скоросшивателе.

— Я тебя слушаю, — сказал, наконец, Лаварский и Кальсон продолжал:

— … чем же объяснить эту проволочку? Почему столько лет вы не даете разрешение на производство этого полотна?

Кальсон говорил сначала спокойно, однако постепенно, вопреки своим привычкам, стал горячиться:

— Пора с этим покончить! Из ученых и инженеров вы превратились в чиновников! Я подниму шум на весь мир! К счастью, у меня есть неопровержимое доказательство!.. — он размахивал платком из минерального полотна, словно боевым знаменем.

А Лаварский, раскачиваясь вместе с креслом то взад, то вперед, сначала молчал, а потом рассмеялся громко и искренне. Он смеялся до слез.

— Доказательство! — с трудом выговорил он сквозь смех. — Нечего себе доказательство! Ну-ка, дай его сюда! Он вырвал платок из рук ничего не подозревавшего Кальсона и бросил его в горящие в камине дрова.

— Нет! Нет! — крикнул журналист, пытаясь воспрепятствовать этому.

— Не огорчайся… Получишь свое сокровище, целое и невредимое. Ну, посмотри… произошло что-нибудь?

Лаварский вытащил щипцами платок из камина. Кальсон же смотрел на него в явном замешательстве.

— Ну и что, посмотри-ка! — приговаривал Лаварский — не горит… не обугливается… не плавится… причем не только в этом огне, но и при высоких температурах. Можешь мне поверить, мы провели очень тщательные испытания. Вот их результаты! — он похлопал рукой по скоросшивателю. — Можешь убедиться, что на эту чертовскую штуку не действует ни серная, ни азотная кислота, она не разлагается, не гниет, с ней вообще ничего не происходит. Ты можешь себе представить что будет, если мы позволим производить такой материал? Что будет с сотнями миллионов рубашек, которые, ведь, через какое-то время станут малы, узки или просто-напросто выйдут из моды? А ведь из него стали бы делать не только рубашки. Минеральное полотно — материал почти совершенный. Я знаю, что говорю. Можешь мне верить. Оно годится для производства технических тканей, тары и многих других вещей. Оно может найти широчайшее применение. А знаешь ли ты, чем это грозит? Чем это грозит не только нам, чиновникам, как ты нас назвал, но и тебе, всем работникам твоей редакции и вообще всем людям на земле? Это грозит погибнуть от отходов, потому что через несколько десятков лет исчезнут некоторые горы, а вся наша земля будет покрыта толстым слоем изготовленного из них полотна.

— И ничего с этим не поделаешь? — удивился Кальсон.

— Что ж, можно было бы отправлять его за пределы земли. Однако для этого потребовалось бы на долгое время подчинить все космические полеты одной цели — вывозу мусора. Впрочем, превращение космоса в помойку могло бы оказаться пагубным для человечества. Есть, правда, способ уничтожения минерального полотна, однако, такой дорогостоящий и сложный, что применение его в массовом порядке обошлось бы слишком дорого.

После минутного молчания Кальсон спросил:

— Почему же вы не дали Петрику отрицательный ответ? Почему не объяснили ему в чем дело? Почему тешите его надеждой на успех изобретения?

— Вот в том-то и дело, — сказал Лаварский, подавшись в своем кресле вперед. — Ты понимаешь, сколь ценным был бы для людей этот материал, если можно было бы легко и просто уничтожать его, ликвидировать продукты распада. Именно поэтому несколько наших самых способных «чиновников», работают уже долгое время над этим вопросом и, как мне кажется, кое-что им уже удалось сделать. Ну и что, ты доволен, мой петушок?

Петушком приятели дразнили когда-то Пата Кальсона. Надо сказать, что это прозвище никогда ему не нравилось. И на этот раз он буквально позеленел от злости. «Погоди, уж я тебе покажу!» — решил он про себя.

На этот раз он имел в виду своего главного редактора.

С.В.