Город

Очнувшись, Пантокрин с тихой радостью подумал: "Вот это женщина! Как она меня! Огонь девка!" И ещё больше заволновалось старое сердце правителя от великой любви.

Он встал, отряхнулся, подобрал с пола букет, несколько конфузливо улыбнулся.

- Ну и приемчики у вас, Таня! Здравствуйте! Как поживаете?

И только тут она заметила, что он во фраке и поняла что к чему. Правитель пришел свататься! Ой, мамочки, держите меня! Да и весь его парадно-торжественный и несколько сконфуженный вид говорил именно за это. Перед ней был жених. Умора! Она всю жизнь о таком мечтала. Но что же делать? Этот мерзкий старикашка не любит проигрывать. А гнев его и месть могут быть ужасны. Уж ей-то это доподлинно известно. Прикинуться наивной дурочкой? Может это охладит его пыл? Гриша, Гришенька, любимый мой! Подскажи, что мне делать? Татьяна сделала вид, что смутилась.

- Здравствуйте, Наисветлейший! Извините, я не хотела. Но вы так незаметно подошли, так меня напугали.

- Ничего-ничего, бывает. А это вот вам, - он протянул ей букет.

- Спасибо. - Она взяла розы, поставила их в большую хрустальную вазу на столе. - Какие красивые!

Пантокрину доставляло истинное удовольствие наблюдать за девушкой, как ходит, как говорит, как поворачивает голову. Боже! Какая девушка! Как все же он гениально придумал, что отравил эту старую клячу... Ну как ее?... Он опять забыл имя своей убиенной супруги. Ну и шут с ней и с её именем. Главное - все очень удачно получилось. Имя этой вот девушки он никогда не забудет. Нет. В мечтах он уже видел ту минуту, когда заключит это божественное тело в объятия, когда насладится её белой упругой кожей, утолит терзавшую его любовную жажду её поцелуем. И хоть старый опытный разум его советовал не торопить события, колотившееся в груди сердце ждать не желало.

- Что цветы, Таня. Все цветы мира не смогут затмить твою красоту! проговорил Патнокрин с предыханием, приближаясь к девушке.

- Вы мне льстите, Правитель! - воскликнула Татьяна и глупо захихикала. Она решила разыграть из себя глупышку, полагая, что это отпугнет Пантокрина.

Но получилось все совсем наоборот. Он решил, что она с ним кокетничает. Значит, испытывает тоже, что и он сам. Он обхватил её талию цепкими руками, прижал к себе.

- Что вы делаете?! Как вам не стыдно! Отпустите меня сейчас же!

Она попыталась высвободиться из его объятий. Но это было сделать совсем не просто. Вспыхнувшая в правителе страсть, удесятеряла его силы.

- Танечка, будьте моей женой! Прошу вас! - горячо говорил правитель, целуя её в шею.

- Как вам не стыдно! - возмутилась она. - Ведь вы лишь позавчера похоронили свою жену.

- Я это сделал исключительно для того, чтобы быть с тобой, любовь моя!

- Что вы такое говорите?!

- Чтобы она нам не мешала, я её отравил! - радостно объявил Пантокрин, полагая. что девушка по достоинству оценит его поступок. Он нетерпеливо подталкивал её к дивану.

Но вопреки его ожиданиям, лицо девушки выразило брезгливость и гнев.

- Вы маньяк! - закричала она. - Вы не правитель! Вы сумасшедший! А ну отпусти меня, дурак!

И она влепила ему пощечину. Та была настолько сильной, что буквально потрясла Пантокрина. Оглоушенный, он выпустил девушку и упал на колени, трудно соображая что же произошло. Чтобы его, Пантокрина Великого, унизили пощечиной?! Нет, он отказывался в это верить! Как она могла?! Девчонка! Но ничего, он заставит себя уважать. Она ещё будет валяться у него в ногах и просить о пощаде. Пантокрин своих слов на ветер не бросает. Нет.

Правитель встал и вышел из комнаты. В холле его ждал Поперечный, делая вид, что ничего не видел и ничего не слышал.

- В тюрягу её на хлеб и воду! - в бешенстве сказал Пантокрин. - И не миндальничать!

- Слушаюсь.

- Да, срочно вызови ко мне этого... Ну как его?... Нашего главного ученого?

- Хворостинского?

- Вот именно. Срочно.

Через полчаса в кабинете правителя появился запыхавшийся Адам Хворостинский, бывший ассистент Березина, а ныне главный ученый города.

- Слушаю, Наисветлейший! - раболепно поклонившись, проговорил чуть слышно Хворостинский помертвевшими губами. Он всегда очень робел перед правителем.

- Ты что сипишь там у порога?! - закричал правитель. - Голос что ли со своими куклявками совсем пропил? Бардаки там, понимаете ли, устраиваете, совсем работать не хотите. Проходи, садись вот, - он указал рукой на кресло за приставным столом.

Шатаясь от страха, Хворостинский доплелся до стола, сел, сказал, чуть не плача:

- Пошто обижаете, Ваша Гениальность! Я вам можно сказать не щадя живота... Я вам верой и правдой... Я госзаказ по куклявым на сто двадцать процентов...

Но правитель не стал выслушивать до конца его оправдательную речь, перебил:

- Ты мне лучше скажи - можешь из человека сделать куклявого?

- Увы, это нам недоступно, - развел руками главный ученый.

- А на кой тогда вы мне нужны, когда такую малость сделать не можете?! - вновь заорал правитель.

- Вы ведь знаете, Наисветлейший, если бы мы это могли, то уже давно бы этим воспользовались.

- А кто может?

- Если кто и может это сделать, то только Березин. Только он. Мы ведь только используем его труды. Сами-то мы ни на что не способны, в смысле творчества.

- Значит, он может?

- Если постарается, то сможет. Он все сможет.

- Хорошо. Иди.

Но Хворостинский продолжал сидеть, вжав голову в плечи и, предано по собачьи заглядывая правителю в глаза.

- Что у тебя еще? - спросил Пантокрин.

- Министр финансов грозит сократить нам финансирование.

- Это ещё почему?

- У нас была проверка, выявили нарушения.

- Ну и что жа они там выявили?

- Что взятки ни по должности берем, машины слишком шикарные да дорогие покупаем, дачи слишком большие строим.

- А зачем жа, нарушаете? Ты жа знаешь, что у нас нынче борьба с этой самой... Ну как ее?

- С коррупцией, - подсказал Хворостинский.

- Вот именно.

- Но ведь сами же несут, Ваша Гениальность. У нас же куклявые на потоке. А им, видите ли, надо непременно по индивидуальному заказу. Особенно нечистым. Тех грудь не утраивает, этих бедра. У них же денег куры не клюют, вот и навяливают. Как же не брать, если навяливают?

- Это конечно, - согласился правитель. - Когда навяливают, грех не брать.

- Ну вот, а министр финансов грозится финансирование сократить. Это никак нельзя. Мы ж основное производство. Мы ж ваше задание выполняем.

- Хорошо-хорошо, что-нибудь сделаем, - успокоил его Пантокрин. - Я лично переговорю с министром. Все будет в порядке. Есть ещё какие просьбы?

- Нет-нет, спасибо, Наисветлейший! - Хворостинский вскочил и пятясь вышел из кабинета.

Правитель тотчас вызвал референта.

- Найдете Кулинашенского, пусть срочно доставят ко мне этого... Ну как его?... Ученый у нас был, который сейчас в психушке?

- Березин? - догадалась референт, кого имеет в виду шеф.

- Вот именно. Так вот, этого сукиного сына срочно ко мне. Ясно?

- Будет исполнено, Ваша Гениальность.

Когда референт вышла, правитель вскочил из-за стола, стал в возбуждении бегать по кабинету. Мысль о девушке не давала ему покоя, жгла изнутри, будто там находились горячие угли. Она ему отказала! Она?! Ему?! Немыслимо! До сих пор в это с трудом верилось. Ну ладно отказать, так она ещё и по мордам хлестать! Нет, так это ей не сойдет. Она все равно будет его. Он ещё никогда не отступал от задуманного, всегда добивался своего. Она будет его пусть даже в качестве куклявки. Так даже лучше. А то что она куклявка никто и не узнает. Березина, как сделает свое дело, надо спокойно убрать. И все будет шито-крыто.

И он вновь удивился своему хитрому и изворотливому уму. И остался этим очень доволен. Очень.

8. Смена лидера.

Григорий ожидал увидеть в сумасшедшем доме исключительно нормальных и исключительно порядочных людей, но его поджидало разочарование. Когда стражники, проведя не менее чем через дюжину стальных дверей с автоматическими запорами, втолкнули его в дверь низкого и мрачного барака, то Орлов увидел множество совершенно глупых, заросших бородами и грязных физиономий, злобно и подозрительно его рассматривающих. Из толпы вышел низкорослый крепыш и, подойдя к нему, выпучив глаза и хищно оскалившись, заорал:

- Свободу Луису Карвалану!

"Так вон где тебя еще, товарищ, носит?" - подумал Григорий, с сочувствием глядя на него. Сжав кулак и выставив его вперед, он также закричал:

- Но пасаран, комрад!

И тут же был принят за своего. Крепыш подошел к нему вплотную, дружески улыбнулся, протянул руку, дыхнул в лицо гнилью своего рта:

- Ветров Семен.

Поборов отвращение, Григорий также улыбнулся в ответ, пожал руку.

- Орлов Григорий. - Рука у Ветрова была сухая и сильная.

- Как там на свободе, Орлов Григорий?

По этому вопросу Орлов, грешным делом, подумал, что Ветров до этого лишь работал под психа. Ответил шутливо:

- Как у негра в этой самой. Сплошной мрак!

- Ты негров не трожь, товарищ! - строго сказал Семен.

И Григорий понял, что шутить здесь очень даже опасно.

- Хорошо, товарищ, не буду! - серьезно заверил Орлов.

- Все управляет сатрап, предатель мировой революции?

Теперь, Григорий так понял, что Ветрова занесло уже в начало тридцатых годов, когда вожди пролетариата вели непримиримую борьбу за власть и влияние в партии, а у простых холопов чубы трещали, да и не только чубы.

- Нет, сатрапа мы давно разоблачили, товарищ! Но пока вы тут сидели, Орлов обвел строгим взглядом собравшихся. Теперь все слушали его с неподдельным вниманием. И он увеличил накал своего голоса, придав ему больше "революционной" страсти и пыла: - Пока вы здесь протирали штаны и нажирали животы, свора ренегатов захватила власть и реставрировала старые порядки! Вы, товарищи, не революционеры! Нет! Вы черт знает что такое, товарищи! Вы черное пятно на непорочном теле мировой революции. Вот кто вы такие. Революция, можно сказать, в опасности, а вы тут бока пролеживаете. Это как надо понимать, я вас спрашиваю? Иначе, как предательство интересов мирового пролетариата, я это понять не могу. Да-с!

- Но ты ведь видел, товарищ Орлов, какая здесь охрана, - попытался оправдаться Ветров.

Но Григорий закричал пуще прежнего и затопал ногами.

- Для настоящего революционера нет и не может быть никаких преград!

Ветров трусливо вжал голову в плечи и юркнул в толпу. Орлова окружили бородатые психи - "соратники по партии", сразу и безоговорочно признав его за старшего. В местной "партячейке" произошла смена лидера.

- А как обстоит дело в соседних бараках? - деловито поинтересовался Григорий.

Его новые бородатые товарищи хмуро, стыдливо потупились.

- Так в чем же дело? Я спросил, как обстоит дело в соседних бараках? Кому не ясен вопрос?

- Нас туда не пускают, - раздался из толпы глухой баритон.

- Как это надо понимать? Кто не пускает? Стражники?

- Да нет, сами психи, - ответил тот же голос.

- Психи находятся там, товарищ, - Орлов указал рукой на дверь. - За этим высоким забором. А здесь томятся совершенно нормальные люди. Просто это лишний раз доказывает, что я прав - вы совершенно разучились работать с массами. Но ни буду я Григорием Орловым, если не научу вас этому. И первое что сделаю, лично преподам вам урок такой работы и тут же отправлюсь в соседние бараки. Мое отсутствие прошу воспринимать без паники, с должным хладнокровием и партийной выдержкой. С сегодняшнего дня переходим на нелегальное положение. Если стражники и санитары будут мной интересоваться, то ни в коем случае не говорите правду. Скажите, что ушел в такой-то почтовый ящик. Можете называть любой номер. Все равно, пока они его расшифруют, я уже вернусь обратно. Все ясно?

- Так точно, товарищ Орлов, - ответили они дружным хором.

"Кажется я последние мозги им заплел своим выступлением", - мысленно усмехнулся Орлов.

Под одобрительный гул, он покинул барак.

Вот так впервые Григорий приобщился к "револючионной борьбе" за права трудящихся.

Пантокрин и его гопкомпания рассчитывали как следует проучить его, поместив в барак к психам. А вышло совсем даже наоборот, - Орлов стал их вождем и очень запросто может направить их отрицательную энергию на свержение режима. Что в конечно счете может привести к положительному результату. Но это, так сказать, крайний вариант, когда, уж если помирать, так с музыкой. Наверное прав Березин - он действительно везучий парень.

9. Среди своих.

Орлов подошел к двери барака, такого же убогого, как и прежний, и осторожно постучал. Услышав в ответ:

- Кого ещё черт несет! - открыл дверь и увидел (наконец-то!) простые человеческие лица, глядящие на него без всяких предубеждений, с нескрываемым любопытством.

- Супершпион Остального мира Григорий Орлов, - бодро представился он.

В ответ послышался смех. Возникло оживление, шум. О нем здесь знали и это грело душу. Разбуженные шумом "психи" спрашивали:

- В чем дело?

- Да Орлов к нам прибыл, - отвечали им.

- Какой ещё Орлов?

- Ну, шпион.

- Тот самый?!

- Тот самый.

- Да ты что?! Правда что ли?!

Григория обступили со всех сторон.

- А говорили, что ты двухметрового роста и запросто гнешь подковы, сказал белобрысый паренек лет восемнадцати, не больше.

- Это Пантокрину и его нечести со страху показалось, - ответил Орлов.

Его слова были встречены дружным смехом. Шутки здесь понимали и это также грело душу. Давно Григорий не бывал в компании нормальных людей с нормальной реакцией.

- А что же ты без стражи пришел? - поинтересовался стоявший рядом с Орловым кудрявый словно барашек блондин примерно лет тридцати.

- Они меня в первый барак посадили.

- Так ты оттуда что ли?! - Глаза у блондина стали круглыми и по-детски наивными.

- Ну. А что тебя удивило?

- И сколько ты там пробыл?

- Время не засекал, но минут примерно тридцать. А что?

Раздался гул голосов, недоверчивые выкрики: "Заливает", "Не может этого быть!", "Может это и не Орлов вовсе".

Орлов ничего не понял. Обратился за разъяснением к блондину:

- В чем дело? Откуда такое массовое недоверие к товарищу по несчастью?

- Дело в том, что из первого барака ещё никому не удалось так легко вырваться. В каждом новеньком они видят либо шпика, либо провокатора и устраивают ему проверку. Редко кто эту проверку проходит благополучно. Обычно она кончается "революционным трибуналом" и ликвидацией "провокатора". Вот почему мы все сомневаемся, что тебе так легко удалось оттуда вырваться.

- Ничего себе - легко! Для этого мне пришлось стать их партийным лидером.

Вновь послышались возгласы изумления.

- Ты шутишь что ли? - спросил недоверчивый блондин.

- Нисколько.

И Григорий поведал им о своем пребывании в бараке психов, кое-что, конечно, для юмора приврав. В конце его рассказа все буквально катались по полу от смеха.

Из глубины барака выступил пожилой поджарый и высокий мужчина с умным интеллигентным лицом, цепким и внимательным взглядом серых глаз. Улыбаясь, он подошел ко Орлову, протянул для приветствия руку:

- Здравствуйте, Григорий Александрович! Разрешите представиться Григорьев Антон Антонович.

- Здравствуйте, Антон Антонович! - Орлов ответил крепким рукопожатием. - Откуда вы знаете как меня зовут?

- От Березина. Он рассказал о вашей встрече. Сказал, что вы очень везучий человек. Теперь вижу, что он прав. Но, как говорится, одного везения мало, нужно ещё и голову на плечах иметь. Верно?

- С вами трудно не согласиться, - скромно ответил Орлов. - А где же Роман Маркович?

- Он там лежит, - махнул Григорьев рукой в глубину барака. - Эти подонки его здорово избили. Вот - отлеживается. Пойдемте.

Орлов пошел вслед за Григорьевым и метров через пятнадцать увидел лежащего на нарах Березина. После их встречи он здорово сдал. Осунулся, глаза ввалились, губы стали черными от запекшийся на них крови. Видно ему действительно здорово досталось. Встретил он Григория радостной улыбкой.

- А ты, Гриша, как всегда молодцом. Слышал твой рассказ, едва со смеху не помер. Антон прав - здесь одного везения мало. Точно. Да, но как же тебя угораздило сюда попасть?

И Орлов рассказал о своей встрече с Пантокрином, опять же для приврав, но так самую малость. Около них вновь собралось все население барака. И опять в финале все были в лежку от хохота.

- Он что, так и сказал: "Изыди, сатана"?! - спросил Березин, переведя дух.

- Да провалиться мне на этом месте.

- И перекрестил тебя?!

- Ну.

- Ой, не могу! - Березин схватился руками за живот. - Ха-ха-ха! Вот это дал ты ему жизни! Вот отчего он тебя направил сюда. Это надежней любой тюрьмы. А главное - не надо никаких судов.

- Отсюда что же, невозможно выбраться?

- Только на тот свет, - ответил печально Березин.

- А если бросить в прорыв первый барак? Эти фанатики согласятся на что угодно.

- Во-первых, Гриша, это не совсем гуманно, и совсем не этично. Они все же люди, да к тому же больные. А во-вторых, это ничего не даст. Преодолеть три забора, два из которых под напряжением в 380 вольт, невозможно.

- А подкоп? - спросил Орлов Григорьева. - Подкоп пробовали?

Тот покачал головой.

- Бесполезно. Вся территория находится как бы в бетонном коробе. Чтобы сделать подкоп, нужен, как минимум отбойный молоток.

- Да, утешили вы меня, нечего сказать, - окончательно скис Григорий. Шутить сразу расхотелось.

- Ложись, Гриша, отдохни, - предложил Березин. Повернулся к собравшимся. - Расходитесь, друзья мои. Кина больше не будет. Дайте человеку отдохнуть.

А Орлов вдруг действительно ощутил страшную усталось. Ни слова ни говоря, забрался на нары, уткнулся головой в твердую и влажную подушку и сразу отключился.

10. Главврач Сиюминутов.

Бывший пожарник Илья Ильич Сиюминутов был назначен на должность главного врача сумасшедшего дома полгода назад. Поначалу он откровенно оробел от свалившейся на него ответственности. Но немного поразмыслив, успокоился. Ну и что, что в этом деле он, как говорится, ни уха, ни рыла. Ничего страшного. Ведь и пожары тушить он раньше не умел. Научился же. И здесь научится. А уже через пару месяцев лишний раз убедился в своей правоте. Более того, новая должность во всех отношениях была предпочтительней прежней. Там нет-нет, а пожары случались. А тут никаких тебе пожаров. Куклявые охранники и санитары дело свое знали. Побег из сумасшедшего дома был исключен ещё при его строительстве. А лечение психов? Пара таблеток психотропного на ночь - для этого особых знаний не нужно. Так что Илья Ильич был очень доволен своей новой должностью.

Вчера утром ему позвонил сам премьер-министр и сказал, что к ним доставят шпиона Остального мира.

- Того самого? - решил уточнить Сиюминутов, но очень скоро об этом пожалел. Премьер Грязнов-Водкин был не в духе.

- Ты что, кретин, издеваешься, так-перетак! - взревел он. - Какой ещё тот самый? У нас что, шпионы табунами по городу ходят?!

- Извините, Ваше Высокопревосходительство! - пролепетал Илья Ильич. Я как-то, действительно, ни того. Извините!

- Поместишь его к политическим. К коммунякам этим сраным. Понял?

- Но ведь они его того... этого, - робко сказал Сиюминутов.

- Вот именно. Но это уже не наша забота. Правильно?

- Как прикажите, Ваше Высокопревосходительство! Исполним в лучшем виде. Не сомневайтесь.

Шпиона привезли после обеда. Сиюминутов, сгораемый любопытством, сам вышел его встречать. Но внешний вид шпиона явно разочаровал главврача. Даже не верилось, что вот этот высокий блондин с простоватым симпатичным лицом совершил все те подвиги, о которых ходили легенды в городе.

"Выдумки все это", - лениво подумал Сиюминутов, отворачиваясь и теряя всякий интерес к шпиону.

- Будьте любезны, в первый барак его, - дал он указание начальнику конвоя.

Глаза у того округлились от удивления. Однако, его программой не были предусмотрены сомнения в правильности приказов начальства. Поэтому, он прищелкнул каблуками и прокричал:

- Слушаюсь!

Сиюминутов стал ждать дальнейшего развития событий. Участь шпиона была практически предопределена. Пациенты первого барака каким-то непостижимым образом, почти что звериным чутьем выявляли чужака. Илья Ильич знал, каких трудов прежнему главврачу стоило внедрить в их среду агента. Первые два были казнены по приговору "ревтрибунала" психов. Пришлось выписывать из психолечебницы Остального мира старого агента по кличке Зять. Тот начинал свою деятельность ещё при Иосифе Виссарионовиче - активно выявлял врагов народа. За что был награжден золотой медалью ВДНХ и почетной грамотой за подписью самого "отца народов". Во времена "хрущевской оттепели" успешно стучал на диссидентов. А в период "застоя" разоблачал внутрипартийных функционеров, пачками отправляя их в сумасшедший дом. Но здесь его поджидала крупная неприятность. Он написал жалобу на ещё более заслуженного стукача и сам угодил в психиатрическую больницу, где из него по всем правилам науки сделали законченного психа. После этого он оттуда практически не вылазил. Зятя в первом бараке приняли за своего и он регулярно снабжал главрача информацией. Но наряду с правдивой информацией, он, по старой привычке, писал многочисленные доносы на своих товарищей по несчастью.

Через час после водворения шпиона в первый барак от Зятя поступило сообщение, что вновь прибывший Григорий Орлов после непродолжительного митинга, отстранил прежнего лидера Семена Ветрова и сам возглавил парторганизацию. Очень нелестно отзывался о правителях города и всего Остального мира. Ушел в другие бараки агитировать за создание в сумасшедшем доме широкой коммунистической оппозиции.

Сиюминутов был настолько ошеломлен этой информацией, что не смог в неё поверить. Послал стражника в первый барак проверить её достоверность. Тот вернулся обескураженным и долго не мог сообразить, с чего начать свой доклад.

- Ну что ж вы, голубчик, застыли как мадригал. (Илья Ильич любил употреблять слова, значение коих сам не знал) Шпион в бараке? - не выдержал главврач.

- Нет, его там нет, - активно замотал головой стражник.

- А где он?

- Дак психи говорят, что ушел в какой-то почтовый ящик.

- В какой еще, я извиняюсь, почтовый ящик?! - вскричал вне себя Илья Ильич.

- Дак не знаю. Кажный псих называет разный номер.

- Конспираторы, мать вашу! - в сердцах выругался Сиюминутов, чего прежде никогда себе не позволял. Ему было столь необычно услышать от себя подобное, что он очень сконфузился. Теперь он воочию убедился, - насколько может быть обманчив внешний вид человека и насколько опасен и коварен шпион.

Илья Ильич долго не решался позвонить премьер-министру, заранее предвидя его реакцию. Этого неотесанного мужлана, ругающегося, как ломовой извозчик, добившегося высокого положения в городе исключительно своим хамством, беспардонностью и лишь отчасти природным умом, Сиюминутов, как потомственный интеллигент, терпеть не мог и откровенно боялся. Прадедушка Ильи Ильича ещё при царе Николае служил в Ростове при почтовом ведомстве и сочинял шарады для Санкт-Питербургских "Почтовых ведомостей", а прабабушка танцевала в ресторации золотопромышленника Петяева. Памятуя о своей родословной, Сиюминутов даже к куклявым охранникам обращался на "вы" и говорил - "голубчик".

В конце-концов он решил, что чем дольше откладваешь неприятный разговор, тем будет труднее на него решиться, и снял телефонную трубку.

Грязнов-Водкин сообщение главврача воспринял, на удивление, спокойно. Правда ругнулся пару раз, но больше не от возмущения, а по привычке, спросил:

- Он мог сбежать из вашего дурдома?

- Нет-нет, это исключено Ваше Высокопревосходительство, - заверил Сиюминутов.

- Ну тогда хрен с ним, пусть болтается. - И уже с восхищением сказал: - Нет, но каков гусь!

- Да, личность исключительная! - согласился главврач.

Рано утром премьер-министр позвонил Сиюминутову домой, когда тот ещё нежился со своей второй молодой женой в постеле. С назначением на должность главврача он получил возможность обзавестись второй женой. Но с появлением куклявок в городе стал ощущаться дефицит на настоящих женщин. Поэтому Илья Ильич благодаря своим многочисленным связям выписал себе вторую жену из Остального мира.

Илья Ильич взял телефонную трубку и слегка хриплым спросонья голосом сказал:

- Алло! Сиюминутов слушает.

- Привет, хрен моржовый! Все ещё дрыхнешь со своей новой телкой?

Хамство премьера буквально покоробило эстетические чувства главврача, вызвало в его тонкой натуре волну возмущения.

- Здравствуйте, Ваше Высокопревосходительство! - подчеркнуто сухо поздоровался он. - Нет, уже проснулся. Слушаю вас внимательно.

- Ты должен сегодня отравить этого козла, этого шпиона. Как понял?

От подобного задания Илью Ильича даже пот прошиб.

- Н-но я н-не м-могу. Я же в-врач, - проговорил он растеряно, жутко заикаясь.

- Какой ты врач, - презрительно сказал Грязнов-Водкин. - Ты такой же врач, как я - Линитим Искуситель. Отравишь. Это приказ самого Наисветлейшего Пантокрина.

- Ну, хорошо, - пролепетал в полуобморочном состоянии Сиюминутов. - Я дам задание своему помощнику.

- Никаких помощников, - жестко и безапелляционно проговорил премьер. Ты это сделаешь сам.

- Но у меня не получится! - захныкал главврач.

- Получится. Еще как получится. А если не получится... - Премьер выдержал многозначительную паузу. - Тогда будешь вместе с куклявыми охронять хлюндявых. Такая перспектива тебя устраивает?

От подобной угрозы Сиюминутов едва не лишился чувств. "Хам! Мужлан! Грубиян! Какой невоспитанный!" - кричало в нем возмущение. Ну, отчего к власти приходят такие грубые, неотесанные люди? И почему интеллигентные и утонченные натуры должны им подчиняться? Где она - справедливость?! И главное - этот нехороший человек, если что, выполнит свою угрозу. Обязательно выполнит. Нет-нет, только не это. Лишиться такого теплого, такого замечательного во всех отношениях места он не мог. Вместе с местом он потеряет и свою божественную Людочку, такую прелесть, такую озорницу. И он обреченно, но верноподданнически сказал:

- Я все сделаю, Ваше Высокопревосходительство! Не сомневайтесь.

- А я и не сомневаюсь. Ты, ежели прикажу, и свинью в задницу поцелуешь. - Грязнов-Водкин громко рассмеялся, очень довольный своей грубой шуткой.

- Зачем вы меня обижаете, Ваше Высокопревосходительство! Чем я заслужил подобного к себе...

- Хватит блеять, что козел, - перебил его премьер. - Тебе посыльный принесет от Наисветлейшего порошок. Подсыпишь его шпиону. Понял?

- Но как я это сделаю?! - в отчаянии спросил Сиюминутов.

- А это уж твоя забота. Пригласи его к себе на чашку кофе. Ну и того... Словом, действуй. Все! - Премьер-министр положил трубку.

А Илья Ильич ещё долго лежал с трубкой в руке, лелея в сердце обиду и теша оскорбленное достоинство. Как трудно стало жить истинно интеллигентному человеку среди этого варварства, невежества и хамства. "А судьи кто?!" Ха-ха! Боже, Боже, куда всё катится? К закату. К своему неминуемому закату! Бедное, бедное человечество! Спасти тебя уже нет никакой возможности!

Затем, благополучно проглотив и обиду, и оскорбление, главврач встал, оделся, позавтракал и оправился на работу. В приемной его уже ждал посыльный от Наисветлейшего. Сиюминутов пригласил его в кабинет. Посыльный передал ему небольшой бумажный пакет и, достав из кармана тетрадь, раскрыл её, выложил на стол перед главврачом и деловито сказал:

- Распишитесь в получении.

- Это ещё зачем?! - откровенно струсил Илья Ильич.

- Не знаю, - пожал плечами посыльный. - Мне так велено.

- Кем велено?

- Сам Наимудрейший, Наисветлейший, Лучезарный правитель наш Пантокрин Великий сказал: "Возьми расписку, а то мало ли чего. Путь так и напишет отраву получил, и распишется".

"Экие они там все, право слово, интриганы! - в глубине души возмутился Сиюминутов. - Какие канальи! Этак они меня этой распиской до конца дней будут на крючке держать".

С тяжелым сердцем он написал все, что от него требовалось, расписался и передал тетрадь посыльному. После его ухода главврач вызвал к себе заместителя и дал указание разыскать шпиона и доставить его к нему в кабинет. А сам стал готовиться к встрече, высыпав порошок на дно чашки, предназначавшейся Орлову.

11. Отравление.

Проснулся Григорий глубокой ночью. Свет в бараке был погашен и лишь у входа подслеповато мигала синяя лампочка. Спали здесь неспокойно. Кто-то что-то бессвязно бормотал, кто-то кричал, кто-то молил о помощи. Похоже, что и во сне людей мучили дневные проблемы. Вот влип так влип! По самую, что называется, маковку. Неужели же нет никакого выхода? Неужели всю оставшуюся жизнь гнить в этом сумасшедшем доме? Перспектива, да?! А как там Таня? Он представил, как нелегко ей сейчас. И от бессилия помочь ей ему совсем стало нехорошо. Так паршиво, что дальше некуда. И он заплакал. Натурально разревелся, как какой-нибудь маменькин сынок. И вновь очень и очень пожалел, что не принял предложение Бога. Жил бы сейчас себе со своей Свет-Танюшей в прекрасном белокаменном доме и уже забыл бы и об этом городе, и о Пантокрине, и о его банде, и о нечистой силе. В конце-концов всему есть предел, Как сказал сатана: "Плохо, когда оптимизм граничит с глупостью". Князь тьмы прав, тысячу раз прав. Он, Орлов, переоценил свои возможности. Явно переоценил. Однако, что это он ревет, как худая девчонка. Это совсем никуда не годится. Но сколько он не призывал взять себя в руки, ничего не помогало. Прежде, даже в последние годы и даже в самых патовых ситуациях (уж на что скверно было), он себе этого не позволял, считал ниже своего достоинства до такой степени раскисать. А сейчас ревел, и даже не чувствовал ни стыда, ни угрызений совести. Словом, совсем Орел дошел до ручки, стал постепенно деградировать и превращаться в мокрую курицу. Посмотрели бы на него в эту минуту его КВНовские ребята. Они бы его просто не узнали и прошли мимо. Точно. Все-таки этот мерзавец Пантокрин его переиграл. Впрочем, будь у него такие возможности, как у этого дряхлого правителя, тот бы имя свое забыл и до конца дней своих жалел бы, что родился на свет Божий. Честно.

Но неужели все же нет никакой возможности отсюда вырваться? Если бы была, то такие умные люди, как Березин и Григорьев, обязательно бы до неё додумались. Следовательно, такой возможности действительно нет. Тоска зеленая, да и только! И все же паниковать ещё рано. Нужно думать, как выбраться из этого гадюшника, в смысле, сумасшедшего города.

Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть. После нескольких попыток это ему удалось.

Утром Орлов проснулся от дикого завывания сирены. Ничего не понимая спросонок, он вскочил, поспешно оделся, выбежал в проход, где его новые товарищи строились в колону по четыре. Увидев Березина, Григорий подбежал к нему, спросил:

- Что случилось, Роман Маркович?

- Ничего не случилось, - ответил тот. - Начальство известило, что нам пора завтракать.

- А почему сирена?

- У нас по любому поводу сирена, - усмехнулся Березин. - Главврач прежде работал начальником пожарки. Оттуда и принес сюда любовь к пожарным сиренам. Мы к ним уже привыкли.

В это время в барак вбежал куклявый надзиратель и истошно закричал:

- Шпион! Вы не видели шпиона?!

- Что же вы шумите, милейший? - выступил вперед Орлов.

Надзиратель удивленно его рассматривал, будто не верил своим глазам. Затем, почтительно спросил:

- А вы почему здесь, господин шпион?

- А где же мне быть?

- В первом бараке сказали, что вы ушли в какой-то почтовый ящик.

- В почтовый что?

- Ящик.

- И как вы это себе представляете? Я что, - заказное письмо или ценная бандероль?

- Я не знаю, - вконец стушевался надзиратель. - Там так сказали.

- А если бы вам сказали, что я в составе международной экспедиции отправлися, к примеру, на Марс. Чтобы вы тогда стали делать?

- Дык я того, этого... - Лицо куклявого раскалилось, глаза стали совсем никакими. А затем, кожа и мышцы стали стекать на пол. Из горла теперь вырывалось лишь какое-то жалкое бульканье.

- Ну-ну, дружок, успокойся, - пожалел свое детище Березин. - Господин шпион пошутил. Он у нас большой шутник.

Стражник быстро восстановил свой прежний облик и, глядя на ученого, сказал смущенно:

- Извините, отец, меня замкнуло маленько.

- Ничего, бывает, - добродушно похлопал его по плечу Роман Маркович. Так что тебе нужно от господина Орлова?

- Его вызывает главврач.

В кабинете главврача совсем недавно был произведен ремонт. Еще не выветрился запах краски, мастики, клея. Стены были затянуты в светло-коричневую кожу, паркетный пол ослеплял своим великолепием. Слева у ближней стены стоял г-образный диван и журнальный столик, на котором красовалась хрустальная ваза с букетом ярко-желтых лилий, распространяющих резкий пряный запах. По стенам развешены портреты известных людей города. С некоторыми из них Орлову уже приходилось встречаться. Все это впечатляло. Хозяин кабинета, по всему, любил роскошь, знал в ней толк и мог её себе позволить. Но главным достоинством кабинета являлся несомненно большой орехового дерева стол. Внешняя его сторона, обращенная к двери, представляла собой что-то вроде балюстрады. Фигурные столбики были исполнены с такой любовью и таким мастерством, что стол мог быть украшением любой выставки прикладного искусства.

За столом сидел мужчина лет сорока пяти с несколько полноватым, но довольно привлекательным лицом, на котором было столько приязни, даже сочувствия, что Григорий, грешным делом, подумал: "А туда ли я попал?"

Стражний вытянулся во фрунт и отрапортовал:

- Шпион Остального мира Григорий Орлов по вашему приказанию доставлен!

- Хорошо, хорошо. Спасибо, голубчик! А теперь, ступайте, ступайте. Главврач замахал рукой в сторону двери.

После того, как куклявый стражник вышел, он обратил свой взгляд на Орлова, долго с удовольствием его рассматривал.

- Вот вы каков, Григорий Александрович! - пророкотал он приятным баритоном, на московский манер растягивая "а". - Рад познакомиться! Главврач встал из-за стола, вальяжной походкой подошел к Орлову, протянул руку. - Разрешите представиться. Сиюминутов Илья Ильич - главный, так сказать, врач этого заведения.

Григорий не имел ни малейшего понятия для чего он вызван главврачем, но решил не ударить в грязь лицом и доказать этому приятному во всех отношениях господину, что пациентом руководимого им сумасшедшего дома он стал на законных основаниях. Его рукопожатие вызвало на лице Сиюминутова гримасу боли, недоумения, непонимания и даже растерянности.

- Здравствуй, товарищ! - Орлов подозрительно огляделся. - Надеюсь нас здесь не подслушивают?

- В каком смысле? - совсем стушевался главный врач.

Но Григорий не обратил внимания на его слова. Продолжал импровизировать.

- Товарищи по партии мне сказали, что вам можно доверять. С сегодняшнего дня переходим на нелегальное положение. Все прежние пароли, имена, явки сжечь и забыть. Отныне ваша новая партийная кличка - Зорро. С двумя "р". Понятно?

Сиюминутов уже оправился от первого легкого шока, вызванного странным поведением Орлова, натянуто улыбнулся, укоризненно покачал головой.

- Ну зачем же вы так, Григорий Александрович! Не надо! Мы же с вами интеллигентные люди и понимаем что к чему. Верно?

Лучше бы он этого не говорил. Слово "интеллигент" действовало на Орлова, как красная тряпка на быка. В детстве он часто проводил летние каникулы в деревне у своего дедушки - школьного учителя, и на всю жизнь запомнил его слова. "Русский интеллигент, - говорил дедушка, - это не образованность и не положение в обществе. Интеллигент - это состояние души - желание служить людям, делать добро, не ожидая ничего взамен". Позже он часто вспоминал эти слова, глядя как, так называемые, интеллигенты сжигают на телеэкране свои партбилеты, ратуют за избрание такого же Пантокрина, клянутся властям в преданности и любви. А все почему? А потому, что быть поближе к власти, быть ею обласканным сулит каждому большие выгоды. Глядишь, одному дадудт деньги на ремонт , а то и строительство театра, другому власть ссудит немыслимые миллионы на съемку нового фильма, третьему - повесит на грудь красивый орден. И по человечески их понять можно - они действуют по принципу: "Хочешь жить, умей вертеться". Но только какое отношение эти господа имеют к интеллигентам? Никакого. Абсолютно никакого. Вот и этот, верноподданнический слуга Пантокрина, тоже хочет именоваться интеллигентом. И Григорию сразу расхотелось актерствовать, разыгрывать тут перед ним шута горохового. Честно.

- Это вы о ком, милейший? - спросил он, неодоуменно оглядываясь, будто за его спиной могли находится те люди, о которых говорил главврач. - Кто здесь интеллигентные люди?

- Мы с вами, Григорий Александрович, - уверено ответил Сиюминутов.

- Я - ладно. С большой натяжкой, но можно согласится. Но вы-то, Илья Ильич, с какой стати?! - очень удивился Орлов. - Вы всего-навсего слуга "достойного" представителя местной флоры и фауны Пантокрина. А слуги, уверяю вас, не могут быть интеллигентами ни в первом, ни в последующих поколениях. Эта странная болезнь по названием: "Чего изволите?!" передается генным путем.

- Ах, как вы меня, - фальшиво заулыбался Сиюминутов. Он хотел было обидеться, но тут же раздумал. Это для него было непозволительной роскошью. - Я как никак окончил химический факультет университета.

- Даже если бы вы закончили три университета - это ровным счетом ничего бы не значило. Просто, вы бы были слугой с тремя университетскими дипломами. Только и всего... Но я, кажется, вас отвлек своими рассуждениями. Вы ведь при исполнении. Итак, я вас слушаю.

- В каком смысле? - не понял, или сделал вид, что не понял Орлова главврач.

- Но ведь для чего-то же вы меня вызывали?

- Ах, вы об этом. Нет, ничего особенного. Хотел познакомиться и немного поболтать со знаменитым пациентом. Вы в каком бараке устроились?

- В третьем.

- Очень хорошо. Только в следующий раз, Григорий Александрович, убедительно вас прошу предупреждать нас о смене барака. Таков, извините, порядок. Ни я его установил, ни мне его отменять. Верно?

- Согласен, - кивнул Орлов.

- Вот и хорошо! Вот и замечательно! - радостно заулыбался Сиюминутов. Спохватился: - Только чего это мы стоим?! Присаживайтесь, пожалуйста! - Он указал рукой на угловой диван. - Побеседуем в неформальной, так сказать, обстановке.

Орлов сел на диван. Главрач переставил вазу с цветами на письменный стол и, по-лакейски заглядывая в глаза Григорию и потирая ручки, предложил:

- Я не выпить ли нам, Григорий Александрович, коньячка в честь знакомства? У меня есть марочный армянский. Превосходный, смею вас заверить!

Излишняя суетливость и откровенное заискивание господина главврача показались Орлову странными, но он не придал этому особого значения.

- Сожалею, но я пью лишь "Наполеон" или, на худой конец, "Камю". Так что, извините, Илья Ильич, но вынужден отказаться.

- Жаль! Очень жаль! - огорчился Сиюминутов. - Тогда, может быть, кофе? - Он так смотрел на Орлова, будто от ответа пациента зависела его жизнь.

- Что ж, от кофе я, пожалуй, не откажусь, - сжалился над ним Григорий.

- Айн момент! - радостно подскочил главврач и пулей вылетел из кабинета.

И вновь поведение Сиюминутова очень не понравилось Орлову. "Дурак какой-то!" - сердито подумал он, провожая взглядом главврача,

Тот вернулся минуты через три, неся поднос с двумя чашками черного кофе м коробкой фигурного шоколада.

- Вот извольте, - Сиюминутов поставил перед Григорием чашку с кофе, придвинул коробку с шоколадом. - Угощайтесь, Григорий Алексанлрович!

- Спасибо! - поблагодарил Орлов, отхлебнув кофе. Он был отличным, - в меру крепким, запашистым.

- Вы с кем-то из пациентов уже успели подружиться, Григорий Александрович? - спросил Сиюминутов. Голос его заметно дрожал. По всему, главврач нервничал.

"Уж не хочет ли он меня завербовать? - подумал Григорий. - Глупо, если не сказать больше".

- Да так, лишь кое с кем успел познакомиться, - ответил он.

- У нас в бараке 13-бис проживает отец Максим. Очень, знаете ли, интересный молодой человек. Такой умница! Настоятельно рекомендую познакомиться. Не пожалеете.

- Спасибо, я непременно воспользуюсь вашим советом. - Орлов допил кофе, вопросительно взглянул на главврача. - Я могу идти?

- А может все же коньячка?

- Нет, спасибо.

- Тогда не смею вас больше задерживать.

Сиюминутов проводил Григория до двери, долго жал на прощание руку и, заглядывая в глаза, сказал:

- Заходите, Григорий Александрович, в любое время и без всякого стеснения. Сочту за честь побеседовать с вами.

Об истинных причинах своего странного визита к главврачу Орлов уже стал догадываться, когда вышел из административного здания и, вдруг, почувствовал слабость в ногах. Метров через тридцать он ощутил сухость и горечь во рту, тошноту и головокружение.

"Этот "ителлигент" меня отравил", - понял он и потерял сознание.

12. Чистилище.

Орлов стремительно летел в черном и бездонном пространстве. Время от времени мимо проносились какие-то странные желто-зеленые облака, да вспыхивала впереди ярко-голубая звездочка. Сознание, как никогда, было четким и ясным. Он понимал, что только-что на Земле он оставил свою бренную симпатичную оболочку, отравленную приятным во всех отношениях господином главврачом сумасшедшего дома, и теперь летит для определения своей дальнейшей судьбы. Не было ни сожаления, ни удивления, а лишь огромное чувство ответственности перед тем, что ждало его впереди. Даже мысли о Тане не причиняли ему теперь боли. Нет. Он был твердо уверен, что они обязательно встретятся. Если не в том прекрасном доме, который предлагаел ему Бог, то в каком-нибудь другом. Но встретяться. И будут жить долго и счастливо. В принципе, им будет хорошо вместе и в шалаше. Честно.

Но вот звездочка стала ярче, постепенно преврааясь в ослепительно-белый пучок света. Свет все расширялся и расширялся. Он обволакивал Орлова. вливался в него, наполняя душу великой радостью бытия. Движение замедлилось. Григорий оказался в каком-то прекрасном саду с вечнозелеными деревьями и необыкновенно яркими и крупными цветами. Они тянулись головками к Орлову, а лепестки дрожали, издавая едва уловимый шелест. Григорий поднял голову, ища солнца. Но солнца не было. Он увидел черно-феолетовое небо с мириадами звезд, и понял, что на планете нет атмосферы. Да, но где же источник этого необыкновенного света? Такое впечатление, будто его излучает сама планета.

Центральная аллея сада подходила к огромному, величественному зданию, выполненному в виде амфитеатра с выходящей вперед колоннадой из бело-розового мрамора. К зданию вела широкая гранитная лестница. У её подножия стоял высокий молодой блондин, заинтересованно смотрел на Орлова и улыбался. Свободная белая туника, широкими складками ниспадающая до земли и длинные, аккуратно подстриженные волосы делали его похожим на сенатора Свободного Рима.

- Здравствуйте, Григорий Алексадрович! - проговорил мужчина, продолжая улыбаться. - Мы давно вас ждем.

Орлов нисколько не удивился осведомленности мужчины. События последнего времени научили его ничему не удивляться.

- Здравствуйте! Простите, что заставил вас ждать. Но, можете мне поверить на слово, никакого злого умысла у меня не было... Извините, но с кем имею честь разговаривать?

- Я секретарь-распорядитель чистилища Лукреций Кар.

- Тот самый - римский поэт-философ? - Орлов когда-то увлекался древне-греческой и древне-римской философией и был знаком с трудами многих философов.

- Вы знакомы с моей поэмой "О природе вещей"?! - спросил удивленно Лукреций. Ему было приятно узнать, что на Земле все ещё его помнят.

- Читал. Но, как я понял, вы - материалист. А здесь материалистов не очень жалуют. Ведь так?

- Мне простили мои заблуждения. Они были искренними и, как вы правильно заметили, никакого злого умысла у меня не было. А это не считается тяжким грехом.

- Следовательно, и я могу расчитывать на снисхождение?

Лицо бывшего поэта-философа сразу стало замкнутым и официальным.

- Это мне неведомо. Мое дело - все подготовить надлежащим образом.

- Значит, меня будут чистить?

- Да, - кивнул Лукреций. - Процедура не очень приятная, но необходимая. Без неё невозможно продолжение жизни.

- Скажите, Лукреций, а откуда этот свет? Я, как не пытался, не смог найти светила.

- Это не свет, в вашем понимании. Это энергия - первооснова жизни. Однако, нам пора. Нас ждут. - Он повернулся и пошел вверх по лестнице. Орлов последовал за ним.

Пройдя через парадную дверь, они оказались в большом длинном зале, у стен которого на простых деревянных скамейках сидели многочисленные люди. Их лица были хмуры и озабочены.

- Кто они такие? - спросил Орлов Лукреция, кивнув на людей.

- Ждущие своей участи, - ответил тот.

- И сколько же им ждать?

- Как и положено - девять дней?

- А мы что же - без очереди?

- Так повелел Сам. - Лукреций воздел глаза к потолку. Но в его голосе, взгляде, жестах не было раболепия, а лишь уважение к Всевышнему.

В конце зала была ещё одна дверь, у которой стояли двое молодых мужчин в белых облегающих одеждах и коротких расшитых золотом накидках. Один из них распахнул перед Орловым и Лукрецием дверь и почтительно сказал:

- Прошу! Вас уже ждут.

И Григорий оказался в большом овальном зале, освещавшемся приглушенным матовым светом. Источника этого света также нигде не было видно. Слева Орлов увидел Дьявола, развалившимся в глубоком кресле и курящим трубку. Возле него хлопотала его свита, среди которой был и Бархан. Справа на низкой деревянной скамье сидел Бог с двумя архангелами. И Бог и дьявол сделали вид, что незнакомы с Григорием. Он не стал их в этом разубеждать. В центре зала стоял большой п-образный стол, за которым сидели какие-то люди. Их лиц, скрытых полумраком, Орлов не разглядел. "Это, вероятно, и есть тот самый Совет, о котором говорил Иисус, он и будет принимать решение", решил он. Огляделся, пытаясь увидеть самого Создателя. Но его нигде не было.

- Проходите, Григорий Александрович, - тронул Григория за локоть Лукреций. Он подвел Орлова к небольшому помосту напротив стола, огражденному резными деревянными перилами. - Сюда, пожалуйста.

Когда Григорий взошел на помост, Лукреций торжественно провозгласил:

- Гражданин Земли Григорий Александрович Орлов предстает перед Высшим Советом с надеждой на вашу справедливость, объективность и великодушие!

- Имеете ли вы, Григорий Александрович, что сказать Совету? - спросил человек, сидящий во главе стола.

Орлов несколько раз бывал в судебных разбирательства на Земле и вспомнил, как говорят в таких случаях.

- Заявлений и ходатайств не имею, - ответил.

За столом возникло легкое оживление, смех.

- Очень хорошо, - сказал председательствующий. - В таком случае, приступим.

Противоположная стена засветилась и на ней возникло изображение. И Григорий увидел себя, крошечного, жалкого только-что родившегося. Этот маленький жалкий комочек плоти заявлял о своем приходе громким и требовательным криком. Затем картины стали быстро менять одна другую. Но удивительное дело, Орлов востановил в памяти все, все до мельчайших подробностей. Даже помнит, как сказал однажды в детском саду воспитательнице, когда они шли на прогулку: "Людмила Павловна, не дышите мне в затылок. Я этого не люблю", чем здорово позабавил тогда взрослых. Да и здесь эта фраза четырехлетнего Орлова вызвала оживление, несколько разрядила официальную атмосферу. "Оригинально!" - воскликнул один из членов Совета. Все остальные рассмеялись. Детский сад, школа, драки с пацанами. Григорий рос бойким парнишкой и умел постоять за себя. На приеме его в комсомол изображение несколько приостановилось. На традиционный вопрос одного из членов Комитета комсомола школы: "Почему ты решил вступить в комсомол?", Орлов ответил: "Не хочу быть сам по себе. Хочу быть в общем стаде". После этого его прием был отложен на неопределенное время. Он стал комсомольцем лишь перед выпускными экзаменами.

- Он противопоставил себя коллективу, - встрепенулся было дьявол.

- Глупости! - несколько раздраженно возразил председательствующий. Парень сказал правду. Только и всего. Дальше.

И история жизни человека и гражданина Григория Орлова продолжилась. Олимпиады школьников, где он неизменно был либо победителем, либо призером, физико-математическая школа, университет, КВНовские баталии. Но вот изображение вновь замедлилось и Григорий увидел хорошенькое личико Нины Кузнецовой, и понял, что сейчас ему предстоит пережить несколько не очень приятных минут. Нина, глядя на него своими большими красивыми глазами, тихо проговорила:

- Гриша, я, кажется, беременная.

- Так кажется, или точно? - спросил он.

И Орлов был неприятно поражен, каким при этом пустым и беспечным было у него лицо.

- Точно, - кивнула Нина. - Я была у специалиста.

- И что же ты предлагаешь?

- Ты, как порядочный человек, обязан на мне жениться, - несколько театрально сказала Кузнецова.

- А ты уверена, что я порядочный? - насмешливо спросил он.

- А какой же? - несколько озадачилась девушка.

- Слишком сложный вопрос. Я много над ним думал, но так и не пришел к однозначному выводу. Допустим, что я - порядочный. Допустим. Но я тебя не люблю, лапонька. В таком случае, как порядочный человек, я не смогу жить с нелюбимым человеком и буду вынужден тут же подать на развод. Тебе это надо?

- Нет.

- Вот видишь? Таким образом, наш союз не только нежелателен, но и аморален. И вообще, Ниночка, смотри на мир проще. Многие девочки уже давно прошли через это и не по одному разу. Свои проблемы надо решать самой. а не перекладывать их на окружающих. Это несимпатично. Я был о тебе лучшего мнения. Честно.

- Но ведь ты говорил, что любишь меня?

- Надо верить ни словам, а поступкам. Вчера я назвал Боба Гуськова аборигеном Экваториальной Африки. Ты думаешь кто-нибудь этому поверил? Увы. Даже сам Гуськов не поверил. Так что, к словам надо относиться исключительно индифферентно. Порой они преследуют далеко не лучшие цели.

- Ну и сволочь же ты, Орлов! - бросила ему в лицо Нина, и, резко повернувшись, ушла.

Сейчас Григорий был полностью с ней согласен.

Вскоре после этого объяснения, Нина бросила университет. О её дальнейшей судьбе ему не было ничего известно. Теперь ему дали возможность не только это узнать, но и самому все увидеть.

Нина спуталась с компанией наркоманов и стала законченной наркоманкой. На наркотики нужны были большие деньги и она стала торговать собой. Через несколько лет, когда наркотики сделали свое дело и она перестала пользоваться спросом мужчин, она повесилась.

- Он мой! - вскричал дьявол, вскакивая. - Прошу, Высокий совет, обратить внимание с какой легкостью, издевательской самонадеянностью, с каким цинизмом этот, с позволения сказать, человек отказывает бедной девушке в её желании стать матерью, обрести семью. Он ведь откровенно над ней насмехался! Разве могла её неокрепшая душа снести подобный удар? Григорий Орлов повинен в её смерти и заслуживает, как минимум, пятого уровня жизни. - Дьявол сел в кресло, раскурил потухшую трубку.

- Григорий Александрович, что вы скажате на обвинение дьявола? спросил Орлова председательствующий.

- Мне нечего сказать, - глухо ответил Григорий, потрясенный страшной судьбой Нины Кузнецовой.

- А что скажет нам Бог? - обратился председательствующий к Иисусу.

Тот медленно встал, откашлялся, смущенно проговорил:

- Я не согласен с дьяволом и не вижу причинной связи между поступком Григория Александровича и смертью этой девушки. Согласен, что поступок этот его не украшает. Но... Я думаю, что он заслуживает прощения.

- Ну конечно же, - саркастически рассмеялся дьявол. - Ты лучше скажи, сердобольный ты наш, кого ты когда-нибудь не простил? Ты даже меня простил.

- Слаб человек перед кознями сатаны и заслуживает сочувствия и прощения, - смиренно сказал Иисус.

- А ещё говорят, что я самый страшный человек в Солнечной системе?! театрально воздев руки, проговорил сатана. - Самый страшный человек - этот вот Сладенький.

- Господин дьявол, извольте вести себя прилично! - строго одернул его председательствующий.

- Извините. Я больше не буду, - будто нашкодивший школьник ответил сатана.

- В таком случае, продолжим,

И на экране вновь замелькали кадры жизни Орлова. Окончание университета. Военкомат. Школа сержантов. Чечня. Кровопролитный бой под Шатоем. Но вот изображение замедлилось и он увидел знакомое ущелье. Орлову стало откровенно страшно. Сколько раз это ущелье снилось ему в жутких кошмарах, и ему приходилось раз за разом переживать случившееся здесь. И вот теперь ему предстояло ещё раз пережить этот позор. Поступил приказ их роте передислоцироваться в район Ведено для помощи десантникам. Ранним утром на двух БТРах и БМП они отправились в путь. Через час они вошли в ущелье и напоролись на засаду боевиков. Орлов с ребятами из своего взвода ехал на первом БТРе, который и был подбит первым из гранатомета. Григорий вместе с другими бойцами выскочил из бронетранспартера. Они попали под кинжальных огонь "Калашниковых", бивших с трех ближних сопок. Орлов никогда не считал себя трусом и не раз это доказывал. А здесь испытал прямо-таки паничаский ужас, прижавший его к земле. Ни о каком сопротивлении бандитам даже мысли не было. Совсем близко разорвалась граната. Послышался вскрик, стон и все стихло. По голосу Григорий понял, что это командир взвода лейтенант Володя Грицук. Володя поступил в военное училище из деревни, был на три года младше Орлова и откровенно пасовал перед ученостью своего замкомвзвода и его едкими шутками.

"Убило!" - в страхе подумал Григорий, ещё плотнее прижимаясь к земле. Но Грицук лишь потерял сознание от болевого шока. Через какое-то время вновь послышался стон и его голос:

- Ребята, помогите! Мне ногу оторвало.

Орлов находился ближе всех к командиру, но от страха даже не смог оторвать головы и притворился раненным.

- Ребята, помогите! - плакал и умолял Володя.

Григорий тоже плакал и жрал землю от бессилия преодолеть свой страх. А потом его действительно ранило в бедро. Помощь подоспела через двадцать минут. Это спасло многих, в том числе и его, Орлова. Володя Грицук умер от кровопотери. И Григорий понимал - окажи он тогда ему помощь, наложи жгут, Володя был бы жив. Как не крути, а он, именно он повинен в смерти этого замечательного парня. Как стыдно! Как нестерпимо стыдно и больно это осознавать!

Изображение остановилось.

- Что скажите, Григорий Александрович? - спросил председательствующий.

С трудом проглотив застрявший в горле твердый ком Орлов ответил:

- Я очень виноват.

- И вам нечего к этому добавить?

- Нет. Я заслуживаю самого серьезного наказания за этот поступок.

- Ясно. А что скажет дьявол?

- А что тут говорить, - презрительно фыркнул дьявол, вставая. Высокий Совет собственными глазами видел все это безобразие. Этот фанфарон лишь с беззащитными девушками "герой", а как доходит до настоящего мужского дела, вмиг превращаетеся в слизняка и последнее ничтожество. Он заслуживает пятого уровня жизни. Кажется, он сам это сознает.

Председательствующий повервнулся к Иисусу.

- Бог?

Иисус встал и довольно уверено сказал:

- Я вообще не вижу здесь никакой вины Григория Александровича. Кто мне скажет, что никогда в жизни не испытывал минутную слабость, страх от которого стынут черсла? Смею утверждать, что таких людей нет. То, что Григорий Александрович смелый человек - он доказал всей своей жизнью. Но минутная слабость бывает и у смелых людей. Тем более, что он уже себя за неё не единожды казнил. У меня все. - Иисус сел. Наступила долгая пауза.

- Может быть кто из членов Совета желает высказаться? - спросил председатель.

- Все ясно, - ответил кто-то.

Экран ожил и история жизни Орлова продолжилась. Госпиталь. Возвращение домой. Безработица. Хандра. Работа в фирме. И, наконец, город. Мелькание кадров вновь замедлилось и все получили возможность внимательно следить за злоключениями Григория в этом странном городе - вотчине сатаны. После сцены разговора Орлова с Пантокрином неожиданно вскочил один из членов Высшего Совета и воскликнул:

- Ай да, Гриша! Ай да, сукин сын! Как он его?! Молодец!

- Саша, не эмоционируй. - добродушно пророкотал председательствующий.

"Саша? - встрепенулся Орлов. - Неужели?!" Он внимательно присмотрелся к члену Совета. Сомнений быть не могло. Григорий узнал знакомый с детства каждому русскому образ. Господи! Александр Сергеевич!! Как хорошо! Как замечательно!

- А ты, Федя, как был прозаиком, так им и остался, - ответил Пушкин.

И только тут Григорий понял, кого ему напоминал председательствующий. Федор Михайлович Достоевский - его любимый писатель, давший основу многим философским возрениям, как в России, так и на Западе. И спала с души тяжесть. И улетучились сомнения. И наполнилось сердце великой гордостью и радостью, как если бы он долго сидел в осаде, оруженный неприятелем, и, вдруг, пришла помощь - "наши пришли!". Было только стыдно за свою такую мелочную, такую незначительную жизнь, за свои поступки.

А на экране тем временем шла сцена встречи Орлова с дьяволом. Когда она закончилась, Достоевский насмешливо сказал:

- А я недоумевал - отчего это сегодня дьявол явился не в своем облике? Теперь понятно - почему?

- Что, господин сатана, не обломилось завладеть душой Орлова?! весело спросил Пушкин. - Это называется - не на того нарвался.

- Великий поэт, а разговаривает, как пантокриновский куклявый, огрызнулся дьявол.

После сцены разговора с Богом Пушкин вновь не выдержал, вскочил, закричал восторженно:

- Ну, Гришуня! Ну, титан! Удивил так удивил! Дай-ка я тебя, дружочек, обниму. - Александр Сергеевич подбежал к Орлову, обнял и троекратно расцеловал. - Молодец!

Сердце Орлова задохнулось от переизбытка чувств. Неужели же сам Пушкин его поцеловал?! В происходящее верилось с трудом.

Пушкин повернулся к дьяволу и, показывая кукиш, запальчиво проговорил:

- А вот этого не видел, ваше сатанинство?! Этого парня мы тебе не отдадим ни за какие коврижки!

- Фу, как пошло, - откликнулся тот, сердито попыхивая трубкой.

- И тебе, Иисус, - обратился Пушкин к Богу, - мы его тоже не отдадим. Извини. Этот парень нам самим нужен.

Тот лишь тяжко вздохнул и развел руками.

И в это время откуда-то сверху упали слова:

- Проведите его ко мне.

У Орлова захолонуло внутри. Создатель! К нему подошел Лукреций и, указывая на боковую дверь, ведущую из зала, сказал торжественно:

- Пойдемьте, Григорий Александрович.

Пушкин вновь обнял Орлова, напутствовал:

- Все будет хорошо, Гриша! Ты только не трусь. Счастливо тебе!

- Спасибо, Александр Сергеевич! - пробормотал Григорий внезапно осипшим голосом.

13. Беседа с Создателем.

Это была комната, ни комната, сад, ни сад. Это было нечто необычное и непривычное для человеческого понимания - пространство, заполненное удивительным голубоватым сиянием, которому не было границ. Орлов не видел под ногами пола, но ощущал твердь. И в то же время он будто парил в воздухе - до того легко было его телу и радостно душе. Радость эта вливалась в него вместе с этим необыкновенным светом. Она переполняла все его естество, готовая выплеснуться через край его и заполнить собой все пространство. Захотелось широко раскинуть руки и прокричать на весь Свет об этой великой радости, поделиться ею с другими людьми и сказать - как велико их заблуждение, если они считают, что там, на Земле, со смертью бренной оболочки все кончается. Нет, нет и нет! Все только-только начинается. И то, что ждет их здесь много значительнее и прекраснее того, что довелось им испытать там.

Подобного состояния Григорий никогда прежде не испытывал. Может быть лишь отчасти, когда в детстве летал во сне. Тогда тоже было ощущение невесомости и полета, но не было этой необыкновенной радости.

Напротив Орлова на расстоянии примерно тридцати метров находился источни этого необыкновенного света - ослепительный пульсирующий голубоватый шар. При взгляде на него Григорий невольно прикрыл глаза. "Создатель!" - понял он.

- Здравствуйте, Григорий Александрович! - прозвучал ровный красивый баритон.

- Здравствуйте, Создатель! - робко и почтительно ответил Орлов.

- Вам нравится здесь?

- Очень. Скажите, Создатель, неужели человек здесь постоянно испытывает то, что сейчас испытываю я?

- Нет конечно. Это ваши первые впечатления. Постепенно человек привыкает к этому и живет нормальной жизнью. Скажу больше - и здесь бывают огорчения и неудачи.

- Скажите, то что сейчас проходил я... - Григорий стушевался, не зная, как назвать то, что только-что с ним происходило.

- На Земле это называется чистилищем, - выручил его Создатель.

- Да. Это проходит каждый человек?

- Отчасти.

- Но это невозможно! - воскликнул Орлов, пораженный.

- От чего же?

- На Земле пять миллиардов человек. И каждую минуту умирает масса людей.

Раздался ровный смех.

- У вас весьма смутное представление о времени, Григорий Александрович. У нас время - понятие весьма относительное. Впрочем, как и все остальное. Если нужно, чтобы по каждому человеку заседал Высший Совет он будет заседать.

- Но как же это возможно?!

- Как? Примерно вот так.

И Григорий увидел, как слева от него возникло сразу десять Орловых. Вид у них был озадаченный и обескураженный одновременно.

- Кто они? - спросил он и указал на свои копии. То же сделал каждый из двойников, указывая на него.

- Это вы, Григорий Александрович, - вновь рассмеялся Создатель. - Если вам, к примеру, потребуется заседать одновременно в десяти Советах, то вы сможете это беспрепятственно сделать.

- Невероятно! - воскликнули одновременно все Орловы. От этого Григорию стало явно не по себе, будто он вновь оказался в том сумасшедшем автобусе, привезшим его в не менее сумасшедший город.

Создатель догадался о состоянии Орлова и двойники тут же исчезли.

- Но как же они могут находится в разных местах, когда копируют мои слова и жесты? - засомневался Григорий, посчитав свое "тиражирование" шуткой Создателя, чем-то вроде гипноза.

- Это с непривычки. Вы ещё пока не отвыкли жить и мыслить земными категориями. Но это быстро пройдет. И вы научитесь одновременно делать массу дел.

- Значит, вопрос о моем переселении сюда уже окончательно решен? спросил Григорий.

- Вас что-то здесь не устраивает?

- Ну, что вы, Создатель! У вас здесь все замечаетельно! Но у меня там остались кое-какие долги. А я не привык оставаться в должниках. Боюсь, что меня неправильно поймут.

- Вопрос этот пока ещё не решен окончательно.

- А когда он будет решен?

- Экий вы, право, нетерпеливый. Скоро. Очень скоро. А пока у вас есть редкая возможность получить ответы на все интересующие вас вопросы. Так используйте её.

- Вам об этом, очевидно, рассказал Бог?

- Нет. Просто я обязан быть в курсе всего.

- Вы, наверное, обиделись на меня за Иисуса?

- Нет, совсем наоборот. Вы поступили совершенно правильно, отказав как дьяволу, так и богу. Потому я пригласил вас на беседу. Я это делаю лишь в исключительных случаях.

- Спасибо, Создатель! Но только я чего-то не понимаю. Дьявол - это понятно. Но Бог?! Он же у вас служит?

- У меня служат оба. И оба одинакова полезны человеку, как и вредны.

- Как же так, - растерялся Орлов. - Ведь в Библии...

- Не упоминайте мне о Библии, - перебил его Создатель. - Это недостойная книга. В ней нет ни слова правды.

- Хорошо. Но все же, дьявол... Ведь у него совершенно другие задачи?

- А вы знаете задачи Космоса? - насмешливо спросил Создатель.

- Нет, но... Но не думаю, чтобы они были направлены во вред человечеству. А дьявол, этот ловец душ, только и думает как бы больше ему навредить.

- Он выполняет наши указания.

- Как?! - изумился Орлов. Он ничего не понимал в происходящем. - Вы это серьезно?!

- Очень серьезно, - рассмеялся Создатель, явно потешаясь над Григорием.

- Но ведь люди на протяжении всей свой истории боролись со злом.

- И много они в этом преуспели? - насмешливо спросил Создатель.

- Если бы дьявол не чинил нам свои козни, то, я думаю, мы смогли бы искоренить зло.

- И тут же погибли бы.

- Как так?! - вконец растерялся Орлов.

- Очень просто, Григорий Александрович. Ведь инстинкт е размножению, или, так называемая, эротическая любовь от дьявола. Черная энергия - зло, также необходима человеку, как и светлая - добро. Обе нужны для формирования и воспитания души человека для последующих уровней жизни, обе ведут за неё непримиримую борьбу. Но только от человека зависит, кому из этих энергий отдать предпочтение.

- И кому же?

- Никому. Иначе, это может привести к печальным последствиям. Человек во всех случаях должен быть хозяином положения и задействовать их в борьбе с внешними силами зла и добра. Естественно, что больших усилий человеку требуется в борьбе со злом, как наиболее сильной и энергичной мыслящей энергии.

- Вы хотите сказать, что со злом нужно бороться злом же?

- А какой вид энергии вы, Григорий Александрович, задействуете в борьбе с правителем города Пантокрином? Если вы обратитесь за помощью к светлой энергии с предложением уничтожить Пантокрина, то она придет от этого в священный трепет, так как ей чуждо само понятие насилия. Ведь теория непротивления злу, которой умело пользуется Дьявол в борьбе с человечеством, из её арсенала. Поэтому в этой борьбе вам может помочь лишь черная энергия.

- Значит, вы не отрицаете, что Дьявол бореться с человечеством.

- Это его основное предназначение?

- Но для чего? Какой в этом смысл?

- Видите ли, Григорий Александрович, Космосу совсем небезразлично, каким будет человек на последующих уровнях жизни. Именно в борьбе с жестокостью дьявола и слюнтяйством бога закаляются души.

- Но неужели вы, Создатель, не видите, что на Земле уже давно правит балом сатана и ведет человечество к гибели?

- Вы слишком сгущаете краски, Григорий Александрович. Во-первых, жизнь невозможно убить, она бессмертна. Во-вторых, вы ведь отвергли предложение дьявола и не прельстились раем бога, а предпочли борьбу. Именно это импонирует Космосу. Или вы считаете, что вы один такой на Земле?

- Ну отчего же, - смутился Григорий. - В аду, ясно, падшие души. А в раю?

- Усталые, уже не способные к плодотворному труду.

- На Земле существует теория, что раньше жизнь была на Марсе. Это так?

- Жизнь существует почти на всех планетах солнечной системы. Но вы, очевидно, имеете в виду биологическую жизнь?

- Да.

- Она существовала на всех планетах, расположенных дальше Земли. Солнечная система и создавалась Космосом для биологической жизни. Но по мере угасания энергии планет, жизнь все ближе перемещалась к солнцу.

- Вы хотите сказать, что прежде и на Юпитере, и на Сатуре жили люди?! Но ведь там же космический холод.

- Многие миллиарды лет назад солнечная система была иной. Здесь существовало два светила, причем второе было гораздо больше солнца. Поэтому света и тепла хватало. Правда, люди, с учетом масс и условий планет, были иными, чем на Земле.

- Вы сказали об угасании энергии планет. Что это такое?

- Каждая из планет сама формировала биологическую жизнь и условия её обитания. Она же питала и энергию людей. Когда же энергия планеты затухала, биологическая жизнь возникала на другой планете, а прежняя заселялась энергетической жизнью.

- Фантастика! - воскликнул Орлов. - А наши ученые говорят об отсутствии разума в Космосе. Значит, и энергия Земли когда-нибудь иссякнет?

- С Землей дело обстоит несколько иначе. Ей, можно сказать, повезло. Она получит дополнительную энергию. Сейчас Космос уже готов к эксперименту создания бессмертия человека уже при его биологической жизни. Для этого я вас, собственно, и пригласил.

- Да, но что я могу?

- Я предлагаю вам участие в этом великом деле - стать первым бессмертным человеком на Земле. Более того, вы получите возможность путешествовать в Космосе - в пространстве и времени.

Предложение Создателя было столь ошеломляющим, что Григорий растерялся до того, что долго не мог сообразить, что ответить.

- Так как, Григорий Александрович? - напомнил ему Создатель.

- Спасибо конечно за столь лестное предложение! Но почему - я? На Земле много гораздо достойнее меня. Столько выдающихся ученых, писателей.

- Вы никак собираетесь нас учить?! - насмешливо спросил Создатель.

- Нет, но... Я никак не предполагал, что заслуживаю такого. Честно.

- Будем считать, что мы делаем вам это предложение авансом, в надежде, что вы нас не подвидете. Так как?

- А Таня?

- При чем тут Таня?! - несколько раздражено проговорил Создатель. Она всю свою сознательную жизнь служила нечистой силе. О ней не может быть и речи. Вот она-то этого действительно не заслужила.

- Но я её люблю.

- Любовь - чувство проходящее. Вам же предлагается бессмертие. Вы будете первым на Земле человеком. У ваших ног будут все красавицы планеты.

- Нет, я люблю Таню. Или с ней, или... Извините, но я не могу.

- Подумайте, от чего вы отказываетесь?

- Это конечно... Большое спасибо за доверие, но я вынужден. Извините!

- Хорошо. Ступайте, - холодно проговорил Создатель.

Орлов повернулся к выходу и увидел стремительно летящую на него черную бездну.

14. Заговорщики.

Первое, что Григорий увидел, открыв глаза, было тревожное лицо Березина. Но вот оно озарилось радостной улыбкой. Раздался вздох облегчения.

- Слава Богу, вернулся! - сказал Роман Маркович, обнимая Орлова. - Как ты нас, Гриша, напугал. Мы боялись, что уже потеряли тебя. На твое счастье, среди нас оказался тот самый фармацевт, который делал по заданию Пантокрина яд. Он знал и противоядие. Это тебя главврач отравил?

- Да, он, - подтвердил Григорий. - Подсыпал в кофе.

- Вот негодяй! - возмутился Григорьев. - Ничего, когда-нибудь он за это ответит.

- Это точно, - согласился Орлов. - Когда-нибудь мы все ответим Там за все, что сделали здесь, на Земле. Я только-что краснел и бледнел на Высшем суде.

- Ну и шутки у тебя, Гриша, - рассмеялся Березин. - Несколько жутковатые.

- Может быть. Но только никакая это не шутка. Они там знают о нас все. Даже знают о чем мы думаем.

- Ты это серьезно? - Роман Маркович был удивлен и озадачен словами Орлова.

- Очень серьезно. Я видел Высший Совет при Создателе. В него входят наши Пушкин и Достоевский. Александр Сергеевич даже обнял меня на прощание и трижды расцеловал. Честно.

- Ну, ты, Гриша, и даешь! - удивился Григорьев. - Ты уже и там успел обзавестись нужными знакомствами.

- Так это они тебя отпустили? - спросил Березин.

- Нет. Скорее всего - сам Создатель. Я ведь с ним беседовал.

- Ври больше, - сказал кто-то недоверчиво.

- Никогда не врал в своей праведной жизни и вам не советую, парировал Григорий.

- Раскажи, Гриша, поподробней, как все было? - попросил Григорьев.

После рассказа Орлова несколько минут стояла многозначительная тишина.

- Что же теперь с тобой будет? - озадаченно спросил Роман Маркович.

- Не знаю.

- Нет, Гриша, ты все-таки малохольный, - раздумчиво проговорил Григорьев. - Отказать Самому! Для этого надобно иметь слишком большую голову, либо совсем её не иметь.

- Прекрати, Антон, - одернул его Березин. - Не знаю, принято ли отказывать Создателю, то только Гриша поступил правильно. Я бы на его месте поступил так же.

- Друзья, - раздался зычный голос Павла Викторовича Сердюкова, того самого фармацевта, который спас Орлова, - расходитесь, пожалуйста. Григорию Александровичу необходим отдых. - Он протянул Григорию стакан с какой-то темно-коричневой жидкостью. - Вот, выпейте.

- Что это?

- Не бойтесь, не отрава, - рассмеялся Сердюков. - Это всего-навсего настой трав. Он поможет вывести из организма токсикацию и восстановит ваши силы. Травы, как люди, - одни убивают, другие воскрешают. Это также поможет вам поскорее заснуть.

Орлов выпил настой и через несколько минут действительно уснул.

Днем от Григорьева Орлов узнал, что когда геологи открыли под Великим болотом огромные запасы нефти, Григорьеву поручили прямо на болоте построить город нефтянников. Отсыпка грунта ничего не давала, - он уходил как в бездонную бочку. Тогда он предложил смелый проект - построить город на десяти огромных понтонах. По тем временам проект был уникальным и дерзким, но был принят на удивление быстро. И строительство города началось. Понтоны изготовлялись на десяти заводах металлоконструкций тогдашнего Союза и сцепкой мощных тягачей доставлялись к болоту. К понтонам приваривалась огромная металлическая площадка - основание будущего города. Однако, из-за сложности работ сроки строительства срывались. Потому, вместо предусмотренных проехтом красивых высотных домов из Казахстанского извесняка, было решено построить для нефтянников временное жилье. Потому появились вагончики, балки, бараки да неказистые "хрущевки". Когда же скважины не дали нефть, власти потеряли к городу всякий интерес. И о самом городе и о людях, в нем проживающих, просто-напросто забыли. Этим не приминула воспользоваться нечистая сила и предложила Пантокрину свои услуги. Скоро он с её помощью навел в городе свои порядки.

- Значит, город до сих пор плавает на понтонах? - спросил Орлов Гргорьева, когда тот закончил свой рассказ.

- Да, - кивнул он.

- А если их заполнить, к примеру, водой, то что случиться с городом?

- Он уйдет в болото, - ответил Григорьев, усмехнувшись. Он сразу догадался к чему клонит Орлов.

- А это возможно?

- Что именно?

- Заполнить их водой?

- В принципе, конечно возможно. На дне кажого имеется по несколько люков. Если их отдраить, то понтоны довольно быстро заполняться водой. Но только это бессмысленная затея.

- Почему?

- Во-первых, чтобы её осуществить нам, как минимум, необходимо отсюда выбраться. А это, сам знаешь, невозможно.

- Невозможно сейчас, а завтра будет очень даже возможно.

- Вы, Орлов, неисправимый оптимист.

- И горжусь этим. И вас призываю последовать моему примеру.

- Любой оптимизм должен быть на чем-то основан. Иначе он превращается в простую глупость.

Эти слова больно задели Григория, сильно обидели.

"Философы доморощенные! Умники! Что толку в вашем умничании?! Построил вам, умным, хитрован Пантокрин козу из трех пальцев, запер в психушку, вы и умылись. Только и умеете, что красивые слова говорить", - мстительно подумал он.

- Это мы ещё посмотрим кто здесь дурак, а кто не очень!

- Извини, Гриша, я не хотел тебя обидеть, честное слово.

- А что во-вторых? - спросил Орлов, пропустив извинение Григорьева мимо ушей.

- Во-вторых, существуют два входа к понтонам и оба охраняются усиленным нарядом куклявых и нечистой силы. О них знают лишь я, Пантокрин, премьер Грязнов-Водкин, ну и, естественно, нечистые. Даже куклявые, их охраняющие, считают, что охраняют пусковую шахту сверх секретной ракеты.

- А почему всего два входа? Понтонов-то десять? Значит должно быть, как минимум, десять люков.

- Нет. Они соединены друг с другом коридорами и дверьми. Потому всего два входа: северный и южный. И в-третьих, входы закрыты бронированными дверьми с цифровыми замками. Код к ним знает лишь один Пантокрин... Вот такие вот дела, дорогой Григорий Александрович. - Григорьев невесело усмехнулся.

- Дела, действительно, неважнецкие, - вынужден был согласится Орлов. К тому же, если сидеть сложа руки и вздыхать по своей горькой участи, то нам их ни в жизнь не сделать.

- Молодец, Гриша! - похвалил Березин Орлова. - Так нам и надо.

Вечером куклявые стражники принесли праздничный ужин - по миске рисовой каши и по две карамельки "Дунькина радость" и сказали, чтобы они поминали "безвременно ушедшую" девять дней назад жену Пантокрина Фаину Сазоновну.

Известие это было воспринято с воодушевлением, даже с восторгом. Они радовались, как дети горю своего заклятого врага. Первую карамельку съели под всеобщее ликование за то, чтобы Пантокрин тут же отправился вслед за своей супругой. Вторую - чтобы и он и вся его команда провалились прямиком в преисподнюю. Настроение было приподнятое. Поэты сочиняли стихи, предвещавшие скорую и бесславную кончину сатрапа. Композиторы тут же придумывали к ним мелодию. А потом все горланили песни под свист, хохот и улюлюканье. "Геройствовали" они таким образом до полуночи.

Лишь позже узнали, что в этот вечер они разделяли общую радость с Пантокрином. Узнали и прослезились.

А через два дня под вечер в бараке появился сам начальник полиции Кулинашенский. Событие это было неординарным, потому любопытное население барака обступило его плотным кольцом, ждало развития событий. Начальник полиции "погарцевал" перед ними, демонстрирую новехонький парадный китель с золотыми погонами и аксельбандами, затем рявкнул:

- Березин, на выход!

- А куда его вызывают и по какому вопросу? - спросил кто-то из толпы.

Вопрос этот очень не понравился Кулинашенскому. Наливаясь красным и выпучивая глаза, он затопал ногами, заорал пуще прежнего:

- Разговорчики! Совсем обнаглели! Распоясались! В карцер, негодяи, захотели! Я вам его устрою.

По толпе прошел гул неодобрения, она вздрогнула и кольцо вокруг начальника полиции стало медленно сжиматься. Почувствовав реальную опасность быть затянутым в эту, гудящую от напряжения, людскую воронку и бесследно в ней исчезнуть, Кулинашенский струхнул. И сильно струхнул. До дрожи в коленях. До икоты. До головокружения. Багрово-красное начальственное лицо его стало вдруг молочно-белым, болезненным. От страха он перешел на полублатной жаргон.

- Ну что вы, мужики, в натуре, - заискивающе проговорил. - Ну пошутил я. Пошутил. Что вы шуток совсем не понимаете что ли? А вашего Березина сам правитель на консультацию приглашает. Чесслово!

С толпы спало напряжение. Она вполне удовлетворилась и ответом, и покаянием начальника полиции. Толпа была доброй. Из неё выступил Березин, спросил:

- Что ещё за консультация?

- О куклявых. А что-почем конкретно, не знаю. Чесслово!

- Хорошо. Пойдемте, - хмуро проговорил Роман Маркович и направился к выходу.

Вернулся он уже в десятом часу вечера хмурым и неразговорчивым. Ни на кого не глядя, молча съел оставленный ему ужин и полез на нары. Сжигаемый любопытством, Григорий подсел к нему, спросил:

- Зачем он вас вызывал?

- Подонок! - мрачно процедил Березин сквозь зубы.

- Да что случилось-то?! - встревожился Орлов, поняв, что произошло что-то действительно серьезное.

- Мерзавец!

Его упорное нежелание отвечать на вопросы, уже стало надоедать Григорию.

- Похоже, вы, Роман Маркович, хотите поразить меня характеристикой Пантокрина. Не надо. Кто он такой, я нехуже вас знаю. Меня интересует зачем вы ему понадобились?

Березин повернулся, и с ненавистью глядя на Орлова, будто перед ним был не его соратник и преданный друг, а заклятый враг Пантокрин, проговорил:

- Он, негодяй, приказал мне сделать из девушки куклявку! Представляешь!

У Григория защемило сердце, появилось нехорошее предчувствие. Неужели речь шла о Тане?!

- Он называл имя этой девушки? Говорил кто она такая?

- Не помню. Кажется, называл. Не помню.

- Ее не Татьяной зовут?

- Возможно. Не помню... Впрочем, кажется он называл именно это имя. Да-да, определенно это так. Ты её знаешь?

- Молодец! - выдохнул Григорий и почувствовал, как в нем растет гордость за любимую. Уж если Пантокрин прибег к такому способу, значит у него ничего не вышло. - Вы её видели?

- Нет. Но кто она такая? Откуда ты её знаешь?

- Она моя любимая, Роман Маркович. Дороже её у меня никого нет. Если с ней что-то случится, мне не жить.

- Так она - та самая девушка, о которой ты говорил с Создателем?

- Да.

- Наш пострел и здесь поспел! - удивился Березин, заметно повеселев.

- Вы конечно же ответили отказом?

- Разумеется.

- И что вам за это пообещал Пантокрин?

- Он дал мне двадцать четыре часа сроку. Если за это время не передумаю, пообещал вырвать ноздри, выколоть глаза, отрезать язык, отрубить конечности. Если же после всего этого буду продолжать упорствовать, посадить на кол. Вот такие невеселые у меня дела, Гриша. - Березин печально улыбнулся.

- А где её содержат?

- Пантокрин сказал, что в тюрьме.

- В тюрьме. Очень хорошо.

В голове Орлова моментально созрел план. Впереди появился первый проблеск надежды.

- Что в этом хорошего, не понимаю, - пробормотал, сбитый с толку поведением Григория Березин.

- Вы примите предложение Пантокрина, Роман Маркович.

- Ни за что на свете! - безапелляционно заявил Березин и возмущенно посмотрел на Орлова.

Давно следивший за разговором Григорьев подсел поближе, сказал укоризненно:

- Ты что-то действительно того, Гриша.

- И все же, Роман Маркович, вы примите предложение Пантокрина. Это не подлежит обсуждению. Скажите, что сделаете то, что он просит, в обмен на освобождение не только из психушки, но и вообще из города, и вас, и Антона Антоновича.

- Но это невозможно. Ты прекрасно знаешь сам, что Пантокрин никогда на это не согласится.

- Нет, я больше чем уверен, что этот мерзкий правитель обязательно примет ваши условия, но после окончания работы их не выполнит.

- Ну да, я это и имел в виду, - кивнул Березин.

- Тогда ответьте мне: на каких других условиях профессор Березин согласился бы с предложением Пантокрина сделать из прекрасной девушки куклявку?

- Слушай, Рома, а он, пожалуй, прав, - сказал Григорьев, обращаясь к другу. - Пантокрин старый лис, потому нужны очень веские условия твоего согласия. А то, что говорит Григорий Александрович, как раз то, что надо.

- Ну, хорошо, можно считать, что вы меня уговорили, - сдался Березин. - А теперь, Гриша, рассказывай, что задумал?

И Орлов поведал им о своем плане. Когда дошел до куклявых стражников Коле и Толе, Роман Маркович изумленно воскликнул:

- Этого не может быть!

- Чего не может быть? - недоуменно спросил Григорий.

- Чтобы ты подружился с куклявыми. Это исключено!

- По-вашему, я вру?!

- Ты уверен, что это были куклявые?

- На сто процентов.

- Но если то, что ты говоришь, правда, то они вышли за пределы своих программ и действовали, как люди. Невероятно!

- Коля даже предлагал освободить меня из тюрьмы, но я не согласился.

- Ты посмотри, Антон, что он вытворяет! - восторженно проговорил Березин, любовно глядя на Орлова. - У него уже куклявые ходят в друзьях и поступают, как люди. Фантастика!

- Роман Маркович, а что будет с куклявыми, когда город изчезнет?

- Они вновь превратяться в призраки. Я тебе, кажется, об этом уже говорил.

- И они об этом знают?

- Конечно. Без города они существовать не могут.

Это было скверно. Теперь все зависело от того, согласятся ли им помочь новые друзья Орлова - куклявые стражники. Но надо было рисковать. Ничего другого не оставалось.

До утра они продумывали каждую деталь предложенного Григорием плана.

Часть вторая: Свобода!

1. Коварный план Пантокрина.

Лишь взглянув на своего бывшего друга, Пантокрин сразу понял несгибаемый Березин сломался. Еще более осунулся, ссутулился, глаза ввалились, взгляд потух.

"Каким бы ты ни был честным да принципиальным, а подыхать все равно не хочется. Ой, как не хочется! По глазам вижу", - злорадно подумал правитель, разглядывая ученого.

- Ну что, Рома, надумал? - спросил он насмешливо.

- А что за девушка?

- Да дерьмо девка, - уверенно проговорил Пантокрин. Он уже давно решил не раскрывать перед Березиным карты. Мало ли с кем тот может поделиться новостью. А ему не нужна огласка. Нет. - Работала в тайной полиции суперагентом, но предала, передав врагу секретные сведения.

- А что же ты ей лично занимаешься? - с "недоверием" спросил Березин.

- Понимаешь, Рома, с некоторых пор я перестал доверять Кулинашескому. Тот ли ещё жук.

- А я могу встретиться с этой девушкой, поговорить?

- Конечно. Сразу же, как только согласишься мне помочь.

Роман Маркович долго молчал, словно что-то окончательно решал для себя. Затем кивнул.

- Хорошо, я это сделаю, но при одном условии.

- Я тебя слушаю, Рома.

- После выполнения эксперимента ты должен будешь отпустить меня и Григорьева из города.

- Хорошо, Рома, - неожиданно легко согласился правитель. - Нет никаких проблем.

Он то, очень даже хорошо знал, что будет после окончания эксперимента. Очень хорошо.

- В таком случае, я согласен, - хмуро проговорил Березин. - Я могу увидеть девушку?

- Конечно. - Пантокрин вызвал референта. - Кулинашенский ещё здесь?

- Да, Ваша Гениальность. Сидит в приемной, ждет дальнейших указаний.

- Скажите, чтобы лично проводил Романа Марковича в тюрьму. Он в курсе.

- Хорошо, Ваша Гениальность!

Референт с Березиным вышли из кабинета.

Пантокрин откинулся в кресле, закурил любимую гаванскую сигару. Он был доволен. Все получается именно так, как он и задумывал. Иначе и не могло быть. Еще никому не удавалось его перехитрить.

Он сходил в туалет, а когда вернулся в кабинет, то увидел в кресле за приставным столом Татьяну. Она смотрела на него своими огромными синими глазами и улыбалась. Как?! Неужели?! Неужели она согласилась?! Он дал указание начальнику тюрьмы, что если Татьяна пожелает его увидеть, немедленно доставить её к нему. И вот она здесь. Это могло означать лишь одно - она согласилась выйти за него замуж. Старое сердце Пантокрина бешено заколотилось. Склеротические кровеносные сосуды грозили лопнуть от потока крови. Вот так-то, голубушка, с Пантокрином не нужно ссорится. С ним надо жить дружно. Он призывал себя к выдержке. Надо показать ей кто здесь хозяин. Но ноги непроизвольно засеменили к ней, руки задрожали от возбуждения, рот растягивала глупая счастливая улыбка. Он уже готов был упасть перед ней на колени и целовать, целовать, целовать её руки.

- Таня! Какое счастье!

- Здорово, Пантокрин! - неожиданно проговорила "Таня" густым басом и рассмеялась.

Сердце Пантокрина упало. Он едва не расплакался от разочарования. Хорош, нечего сказать! Кто же без его ведома доставит девушку к нему в кабинет? Нет, воистину, где присутствует любовь, там отсутствует логика. Точно. Он вновь попался на очередной розыгрыш демона статс-секретаря, властилина всех больших и малых пустнынь Бархана, мечтавшего сделать когда-нибудь из Земли одну сплошную пустыню. Он страсть как любил подобные розыгрыши.

- Здравствуй, Бархан, - мрачно сказал Пантокрин. - Все шутишь?

- А что делать, Пантокрин, при моей долгой жизни мне без шутки никак нельзя, шизануться можно. Из-за этого качества меня Хозяин и взял к себе на работу. Две с половиной тысячи лет я так удачно пошутил, что текли буквально реки крови от моей шутки. Так весело было. Мы с хозяином так смеялись, так смеялись. Да.

- Так это было ещё до нашей эры, что ли?! - удивился правитель.

- До вашей, Пантокрин. До вашей. У нас другое летоисчисление.

Бархан принял свой обычный вид. Теперь перед Пантокрином сидел жгучий брюнет средних лет с бледным лицом отъявленного злодея. Тонкие губи его кривила презрительная усмешка. Взор больших, темных бездонных глаз был холоден и ужасен. Правая щека время от времени начинала вдруг страшно и мерзко дергаться, отчего создавалось впечателние, что он издевается над собеседником. Правитель предпочитал не смотреть на него во время разговора.

- А ты, старый кобель, все плоть свою натешить не можешь? - мрачно, с сарказмом спросил демон.

- Ну зачем же ты меня так, - обиженно проговорил правитель. - Что же, прикажешь, мне век бобылем доживать что ли?

- Нет, я тащусь от твоего наива. Ты кому, блин, мозги запудрить хочешь? Кто ж тебя бобылем-то сделал, паскудник ты этакий? Может тебе, гаденыш, напомнить, кто супругу твою "замочил"?

- Не надо! - Пантокрин чувствовал себя очень маленьким и очень несчастным.

- Не надо! - передразнил его Бархан. И вдруг разревелся. Натурально. Со всхлипами, обильными слезами, соплями и прочим. Он очень любил подобные концерты.

Пантокрин с ненавистью смотрел на кривляющегося демона. Артист выискался! Спектакли здесь разыгрывает. Он не любил Бархана. Тот ему платил тем же. Потому не упускал случая поиздеваться над правителем, оскорблял его унизительными кличками. В выражениях демон не стеснялся. Отношения у них не заладились с первой же встречи. Пантокрин, скрипя зубами, терпел паскудство демона, так как прекрасно понимал - какие могучие силы стоят за ним. Стоит демону пошевелить лишь мизинцем, как от него, Пантокрина, мокрого места не останется.

- Фаина! Святая женщина! - причитал Бархан, кривляясь. Правая щека теперь дергалась не переставая. - За что этот сатрап, этот старый пердун, этот развратник лишил тебя невинной жизни?! Мало его, мерзавца, мужики с балконов сбрасывали, в прудах купали, все ему неймется. Увидел крутую задницу и слюнки сладкие у мерзавца потекли, трахаться захотелось. Вот и пострадала ты, Фаина, из-за ненасытного желания этого срамца, этого кобеля! Слышишь ли ты меня, святая женщина?!

- Слышу-у! Слышу, демон! - гулко прозвучал будто из загробной дали голос Фаины.

И хоть Пантокрин давно привык к подобным штучкам Бархана, все же по спине его прошел озноб, жутко стало. Он понимал, что статс-секретарь прибыл конечно не затем, чтобы поиздеваться над ним. Предстоит что-то серьезное. Скрипя сердце, правитель угодливо улыбнулся.

- Ты, Бархан, в таком почтенном возрасте, а употребляешь такие современные словечки, прямо как последний куклявый.

- Дурак ты, Пантокрин. Эти словечки придумывает у нас демон-шут, а уж потом внедрят их среди вашей молодежи. Он у нас такой выдумщик. Считает, что со временем все человечество будет разговаривать исключительно на его языке. И. похоже, все к тому идет. Ты мне лучше вот что скажи, Ромео, ты кроме своей любви способен о чем-нибудь ещё думать?

- Ну а как же. Я вот на медни шпиона разоблачил.

- Шпиона?! - Бархан расхохотался. - Шпиона, блин, нашел! Перепутал парень автобусы, а ты и рад стараться - есть повод поставить всех на уши в поиске врагов. Я тебя спрашиваю о Максиме?

Только тут Пантокрин вспомнил, что несколько дней назад он передал старшему черту письмо к Самому, где подробно рассказал о своем плане. Как же у него вылетело это из головы? Демон прав - виной всему так неожиданно свалившаяся на его голову любовь.

- Ну да, конечно, - пробормотал он. - Я даже провел с проповедником предварительную беседу.

- Опять, негодяй, врешь. Ты и думать-то об этом забыл со своей Татьяной. Оставь девку в покое. Ничего у тебя с ней не получится.

- Это мы ещё посмотрим, - набычился Пантокрин.

- Ну-ну, ищущий да обрясщет. Это твое дело, подонок. Ты ведь не можешь без того, чтобы не делать людям пакость. За это ты нам и нравишься. Потому и пал на тебя выбор. Так вот, Хозяину твой план приглянулся. Сегодня же приступай к его выполнению. Я присутствовал на проповеди Максима. Человек он несомненно умный и одаренный, а главное - способен зажечь своей идеей массы. А уж куда им идти будем решать мы. Верно?

- Верно, - разулыбался правитель. Ему были приятны слова демона. Но он понимал, что с нечистой силой надо держать ухо востро. Потому спросил:

- А не украдет мою идею, кто-нибудь из ваших бесов?

Бархан рассмеялся, укоризненно покачал головой.

- Как говорил мой приятель Гоби: "Не надо искать черную кошку в темной комнате", Пантокрин.

- Но как мне пониться, это сказал какой-то китаец?

- Ну да, - кивнул демон и загадочно усмехнулся. - Все мы отчасти китайцы. Ты должен уяснить себе очень простую истину, что если твой план одобрил сам Мефисто, то это значит - ты застрахован от неприятностей. Понял?

- Спасибо! Передай искренную признательность Самому.

- Передам. Что ж, действуй, негодяй. Действуй. Скоро ты из Пантокрина-мерзавца, станешь Пантокрином Святым. Хотя мерзкая суть твоя от этого, вряд ли, изменится. Соответствующую биографию великомученика и правдолюбца мы тебе обеспечим. Наши черти-писарчуки уже принялись за дело. Ну ладно, бывай, волчара, твори свои пакости! Я через недельку наведаюсь.

И демон исчез, растворился в воздухе.

А Пантокрина обуяла жажда деятельности. Но было уже слишком поздно и пора было подумать о покое.

Ранним утром следующего дня к нему в кабинет доставили Максима. Он спокойно поздоровался и сел в предложенное правителем кресло, внимательно взглянул на него большими скорбными глазами.

- Как поживаете, святой отец? - вкрадчиво спросил Пантокрин.

- Спасибо, брат, хорошо.

- Здесь столько пришло писем от ваших благодарных прихожан с просьбой разрешить вам читать проповеди каждое воскресенье. Все восторгаются вашим умением донести слово Создателя до их душ. Я решил удовлетворить их просьбы. Вы не против?

- Спасибо! Буду только рад, - все также спокойно ответил Максим, хотя по проступившему на лице румянцу, было видно, что ему приятны отзывы "прихожан".

- Вы знаете, отец Максим, я долго думал о нашем с вами последнем разговоре, долго мучался. Вы были правы - меня обуяла гордыня. Обуреваемый ею, я, грешный и жалкий, аки червь земной, возомнил себя сверхчеловеком, способным встать вровень с Богом. Я даже придумал потешного бога Линитима Искусителя и заставил людей поклоняться ему. Грех мой велик, а искупление будет тяжким. Но я готов к нему. Особенно я понял это после смерти моей жены. Ее смерть послана мне в наказание! - Пантокрин выдавил из глаз две слезы и они очень впечатляюще покатились по его дряблым щекам. - Что я могу для вас сделать, святой отец, чтобы искупить хоть частично свою вину перед Создателем?

- Я радуюсь вашему покаянию, брат. Отпустите меня и моих товарищей из города, чтобы мы смогли продолжить, начатое здесь. Этим вы положите начало икуплению грехов своих.

- Я согласен, святой отец. Но позвольте спросить - что вы намереваетесь делать, покинув наш город?

- Я с друзьями обойдем все города и веси великой и необъятной Земли, чтобы донести слово Создателя до каждого человека.

- Но это невозможно! - воскликнул правитель.

- Так будет. Мне было видение.

"Он шизофреник, - подумал Пантокрин, с ненавистью глядя на молодого проповедника. - От таких вот чокнутых фанатиков с горящими глазами все смуты на Земле. От них. Точно".

- И все равно это невозможно, святой отец. И потом, зачем при современной технике вам понадобился столь древний способ? К тому же, существует же и языковый барьер?

- А что вы, брат, можете предложить иного?

- Я предлагаю вам немедленно сесть за стол и изложть все свои великие мысли на бумаге. Мы их переведем на все языки мира, издадим милионными тиражами, чтобы каждый житель планеты, смог бы с ними познакомиться. Ну как?!

- Заманчиво. Очень заманчиво, брат, - задумчиво проговорил Максим. Но нет ничего важнее живого слова.

- Э, не скажите. Печатному слову люди верят гораздо больше. Можете уж поверить моему опыту. А после издания вашей книги, мы обеспечим вам ряд выступлений по всемирному телевидению. Вот вам и живое слово, прямое ваше обращение к пастве. По-моему, игра стоит свеч, а?!

- Игра?! - недоуменно спросил Максим. - О какой игре вы говорите, брат?

- Извините, святой отец! Неправильно выразился. Я в том смысле, что вы быстро и без особых хлопот сможете донести слово Создателя до каждого землянина. А моя ничтожная помощь в этом великом деле - будет моим искуплением грехов.

- Вы меня уговорили, брат. Я согласен.

- Вот и замечательно! - обрадовался правитель, что так легко удалось уговорить Максима. - Мы вам предоставим все условия для творчества.

- Спасибо, брат, за заботу и хлопоты. Небесный отец наш этого не забудет.

- У меня к вам, святой отец, будет небольшая просьба.

- Да, слушаю.

- Во втором бараке находится очень опасный и очень греховный человек, некто Григорий Орлов. Он мой дальний родственник по линии жены. Жаль парня, обуял его бес. Вы бы с ним поговорили, вернули бы в лоно веры.

- Хорошо, брат. Я попытаюсь, - пообещал Максим.

После его ухода Пантокрин сорвался с места, забегал по кабинету, запотирал от возбуждения ручками, заприхлопывал, запритопывал. У-ха-ха! А-ха-ха! И-ха-ха! Замышляется такая великая подлость! Можно ли здесь быть спокойным?! Ох, хитер-бобер! Ох, хитер! Скоро, очень скоро этим умным идиотом, этим наивным попиком будет написана книга и в милионных экземплярах заполонит мир, завладеет умами и душами людей. А на обложке золотыми тисненными буквами будет выведено: "Пантокрин Великомученник" и его портрет, олицетворяющий кротость и смирение. Эти маляры-художники придадут его лику соответствующий вид. В этом можно не сомневаться. Он станет... Он станет... На него ещё при его жизни будут молиться! Его будут почитать за великого святого, не понимая того, что поклоняются подлецу. Вот будет хохма, так хохма! Такой грандиозной хохмы он ещё никогда не придумывал! Эти глупые, никчемные людишки, ведомые им, с младенческой улыбкой на устах прямой дорогой пойдут в объятия сатаны, наивно полагая, что идут к своему Богу Создателю. Ха-ха! Хи-хи! Хо-хо! Нет, такую великолепную вселенскую мерзость может придумать только очень незаурядный человек! Очень назаурядный!

Пантокрин ещё долго радовался и гордился собой.

2. Березин начинает действовать.

Когда Березин в сопровождении Кулинашенского прибыл в тюрьму, перовое, что решил сделать - освободиться от опеки начальника полиции. Поэтому сказал:

- Спасибо, Василий Петрович! Теперь я сам. Правитель предоставил мне полную свободу действий.

Кулинашенский стушевался, не знал как ему поступить. Он уважал ученого. Уважение это было настолько стойким и глубоким, что на него не повлияли ни отстранение Березина от дел, ни даже помещение в сумасшедший дом. Он доподлинно был знаком с интригами "царского двора" и понимал, что ученый ни в чем не виноват.

Потоптавшись в нерешительности, он сказал:

- А не боитесь, Роман Маркович, что вас здесь могут принять за заключенного?

- Нет, не боюсь. Здесь же служат все мои "дети".

- Тоже верно, - кивнул начальник полиции. Прокашлялся и все ещё неуверенно произнес: - Ну тогда счастливо, стало быть, оставаться.

- Спрасибо, голубчик! Спасибо!

После ухода Кулинашенского Роман Маркович обрел уверенность. План Орлова стал понемногу обретать очертания. Теперь предстояло найти куклявых стражников Толю и Колю. Он разыскал караульное помещение, вошел. Четверо стражников сидели за столом, пили чай и играли в домино. Двое в углу играли в карты, как понял ученый, в "21" на интерес. Но Толи и Коли среди них не было. На Березина никто не обратил внимания.

- Здравствуйте, ребята! - поздоровался он.

Лица куклявых одновременно повернулись к Березину, вытянулись от удивления. Они никак не ожидали увидеть своего создателя здесь, в тюрьме. Нестройно поздоровались:

- Здравствуйте, отец!

"Отцом" называли его все куклявые, и те, кого он создавал лично, и те, кто был создан уже после него, так как все прекрасно понимали - кому они обязаны возвращением из мира теней в реальный мир.

- Я хотел бы увидеть Толю и Колю, ребята?

- Они во втором блоке, отец, - ответил старший караула, рыжеватый крепкий малый с разбойничьим лицом.

Березин помнил этого парня. Именно с него стражники были поставлены на поток.

- А где содержится суперагент Татьяна?

- Там же, во втором блоке, - ответил старший.

- А как мне туда пройти?

Старший оглядел своих подчиненных и, остановив свой выбор на одном из них, сказал:

- Миша, проводи, папу.

По длинным мрачным коридорам, через множество металлических решетчатых дверей они прошли во второй блок и вошли в точно такое же, как первое, караульное помещение. Здесь Березин и увидел Толю и Колю. Кроме них в помещении никого не было. И это тоже была удача. Он повернулся к своему провожатому:

- Спасибо, Миша. Можешь быть свободен.

Тот ушел. Березин с любопытством стал рассматривать друзей Орлова.

- Ой, батя пришел! - радостно проговорил Толя. Он подошел, протянул ученому для приветствия руку. - Здорово, батя!

- Зравствуй, - машинально проговорил Березин, пожимая руку стражнику.

Об был поражен. Во-первых, необычному для куклявых обращению "батя". Во-вторых, куклявый никогда не осмелился бы поздороваться с человеком за руку. Они четко соблюдали субординацию. Кроме того, встретившись взглядом с людьми, куклявые тут же опускали глаза. А этот спокойно выдерживает его взгляд, а в глазах вообще черт знает что такое! В них достоинство, независимость и даже, можете себе представить, насмешка! Да-да, именно насмешка. Каково?! Невероятно! По-существу, перед ним стоял если ещё не человек, то уже не куклявый. Это точно. Ай, да Орлов! Ай, да сукин сын! Что же он с ними сделал? Как это ему удалось?! Фантастика!

К Березину подошел и поздоровался с ним также по руке Коля. У этого человеческие качества были выражены пока не столь ярко, как у Толи.

- Ребята, вам привет от Григория Орлова.

Оба встрепенулись, глаза загорились, на лицах расцвели радостные улыбки.

- Значит, он жив-здоров? Где он? Что с ним? Вы его видели? - спросил Толя.

- Еще бы мне его не видеть, когда мы вместе сидим в сумасшедшем доме.

- Вот значит куда его упрятал Пантокрин, - задумчиво проговорил Толя.

- Вот козел! - более эмоционально отреагировал его приятель.

Назвать правителя просто по имени, здесь, в городе, не рискнул бы и человек, но сказать, что он козел?! Ну, знаете ли!! Это уж слишком!

- Он просил вас помочь нам выбраться оттуда.

Их лица мгновенно стали серьезными, озабоченными.

- Это очень непросто, - сказал Толя.

- Если бы было просто, мы бы к вам не обращались.

- Это ясно. - Толя встал, в задумчивости прошелся по комнате.

- Об чем разговор! Это же Гриша и батя. Надо помочь, Толян, проговорил более эмоциональный Коля.

- А я не знаю, да?! - вспылил его друг. - Надо-то надо, но вот как?

- Там же у нас Ваня работает?

- Ну и что? Что он сможет один сделать? Ты ведь знаешь какая там система охраны и сигнализации?

- Слышал, - понуро кивнул Коля. - Но может быть Ваня знает ещё кого из надежных ребят?

- Может быть. - Толя повернулся к Березину. - Вот что, батя, давай так договоримся, мы сегодня как следует все обмозгуем, а завтра скажем каким образом сможем вам помочь. Лады?

- Хорошо, - согласился ученый. - А теперь, ребята, проводите меня к суперагенту Татьяне.

- Это ещё зачем? - вдруг насторожился Коля. Лица друзей разом стали замкнутыми, недоверчивыми.

- Мне нужно с ней поговорить.

- Зачем? - упорствовал Коля.

- У меня задание Пантокрина.

Ребята переглянулись. И Березин понял, что они уже пожалели, что были так откровенны с ним до этого.

- Нету её, - хмуро сказал Толя.

- Как так - нет? А где же она?

- Она это... Она в бане. У них сегодня банный день. Вот.

Роман Маркович понимал, что ребята хитрят, пытаются выиграть время и все больше удивлялся их поведению.

- Ребята, вы что же, недоверяете мне что ли?

Оба как по команде отвели взгляды, понурились.

- Ну отчего же, - пробурчал Коля в зарешетчатое окно.

Березин начинал догадываться почему ребята так себя ведут. Сказал:

- Но главное, меня просил об этом Орлов. Гриша любит эту девушку.

Их лица мгновенно из хмурых стали улыбчивыми.

- Так бы сразу и сказали, - проворчал Толя. - А то - Пантокрин, Пантокрин.

Он смешно скопировал Романа Марковича. Тот рассмеялся.

- Нет, с вами, ребята, не соскучишься. Это точно. Ведь я же вас совсем не такими делал. Как же вам удалось из программы выйти?

Куклявым очень понравились слова Березина. Их лица так и залучились, расцвели радостными улыбками.

- Сами не знаем, батя, - пожал плечами Толя. - Как-то так получилось. Гриша помог. Ему спасибо. Пойдемте, батя. Она в пятнадцатой камере.

- Постойте, ребята, - остановил их ученый. - Садитесь. Видите ли, есть одно очень важное обстоятельство.

Это был самый трудный и самый ответственный этап плана Орлова. Обдумывая его, они решили все рассказать этим ребятам. Они должны сами все решить. Иначе было бы непорядочно.

Толя и Коля сели на табуреты, напряглись, понимая, что Березин собирается сообщить им что-то очень важное.

- Весь этот город, ребята, плавает в Великом болоте на десяти огромных понтонах. Мы собираемся проникнуть в них и отрыть люки.

- И город уйдет в болото, так? - спросил Толя.

- Да.

- И все куклявые, в том числе и мы...

- Да, вновь станете призраками.

- А иначе отсюда выбраться никак нельзя?

- Пока существует город - нет. Все люди здесь взяты нечистой силой и Пантокрином в заложники.

Ребята погруснели, долго молчали. Молчание нарушил Толя. Он был за старшего.

- А зачем вы это нам сказали, батя? Ведь вы же могли и не говорить, верно?

- Верно. Но это было бы непорядочно.

- Спасибо за доверие, батя. К нам впервые отнеслись как к людям. А это стоит очень дорого. Во всяком случае дороже наших никчемных и никому не нужных жизней.

- Точно! - тут же поддержал друга импульсивный Коля. - Лучше подохнуть, чем служить этим шакалам. Ты, батя, не сомневайся, мы в доску разобьемся, а сделаем все как надо. Да я за Гришу... В общем, можете на нас положиться.

Березин слушал их и не верил своим ушам. Эти симпатичные парни уже давно перестали быть куклявыми. Они стали людьми. И со всей очевидностью сейчас это доказали. Причем они сто очков вперед дадут Пантокрину и всей его своре. Это было трогательно и до того волнительно, что у ученого навернулись на глаза слезы.

- Спасибо, ребята! Вы... Вы... У меня нет слов. Короче, вы замечательные парни!

Коля обнял Березина, прижал к себе.

- Ну что ты, батя, честное слово! Все нормально. Все путем!

Около пятнадцатой камеры, Толя сказал смущенно:

- Ты, батя, только ничему не удивляйся, ладно?

- А в чем дело?

- Ну мы это... Мы с Колей решили как-то скрасить заключение Татьяне.

- Вы с ума сошли! Вы знаете что вам будет если узнает начальство?

- Да не узнает оно. У нас все схвачено. Мы ж недаром её поместили во второй блок. Если что, нас ребята из первого блока предупредят. Мы её сразу же переведем в двенадцатую камеру. А там у нас полный порядок. Пусть начальник тюрьмы вместе с Пантокрином сами "кирзухой" давятся.

"Да у них здесь круговая порука!" - подумал ошеломленный Березин. Он ничего не понимал. Куклявые в массовом порядке выскакивали из программы, шло их поголовное очеловечивание. Может быть они так устроены, что стоит одному-двум отклониться от программы, как начинается массовая неуправляемая реакция? Как бы это проверить? В нем проснулся азарт исследователя.

- И потом, вы видели эту девушку? - спросил Толя.

- Нет. А что?

- Увидите, не будите задавать глупых вопросов.

"Ах, как он меня, сукин сын!" - восхитился Березин. Он был прямо-таки влюблен в этого Толю. Ведь когда-то именно он его создал, вот этими вот руками.

В камере, довольно просторной и светлой комнате, в углу на табурете стоял небольшой цветной телевизор, посредине стол, накрытый белой простынью. На нем с десяток яблок и две бутылки "Фанты". По бокам стояли две обычных тюремных кровати. На одной из них, справа, сидела девушка удивительной красоты. Нимфа! Богиня! Березину даже почудился нимб вокруг её головы. Рождает же природа этакое! Пышные каштановые волосы обрамляли тонкое бледное лицо, на котором особенно поражали прекрасные глаза, огромные ярко-синие, будто светящиеся изнутри.

И Роман Маркович понял, что все что плел ему Пантокрин об этой девушке, беспардонное вранье. Этот старый пакостник просто не мог пройти мимо подобной красоты. Но получив, вероятно, достойный отпор, решил добиться своего, превратив эту славную красавицу в куклявку. Ну что за гнустность такая?! А Гриша-то, Гриша каков! Ай, да Орлов! Ай, да орел!

Слева на кровати сидела Венера-молочная. Когда-то Березин был в восторге от своего изделия, от красоты куклявки и именно он дал ей имя Венера. Но сейчас, в сравнении с Татьяной, она выглядела простушкой.

Татьяна смотрела на незнакомого Березина с серьезным любопытством, как бы говоря: "А это что ещё за явление Христа народу?" Березину под этим взглядом сразу стало неловко за свой неопрятный вид, многодневную щетину, помятые сверх всякой меры брюки, стоптанные старые туфли. Он смущенно сказал:

- Здравствуйте, Таня!

- Здравствуйте, - недоуменно поздоровалась девушка. - Но, простите, я вас не знаю.

И тут Роман Маркович вспомнил, что забыл поздороваться с Венерой и от подобной бестактности смутился ещё более.

- Здравствуй, Венера!

Голая по пояс, та соскочила с кровати, вытянула руки по швам, выкатив вперед огромные и тяжелые груди, звонко ответила:

- Здравствуйте, отец!

- Ты бы, голубушка, прикрыла чем-нибудь эти штуки. А то неудобно как-то.

- Ах, простите, отец! - спохватилась Венера, схватила с кровати блузку, накинула на себя.

- А она здесь почему? - спросил Березин у Толи.

- Это Коля её притащил, чтобы, стало быть, Тане не скучно было.

- Но вы, ребята, даете! Насколько мне известно, она же служит в тайной полиции?

- Неа, её оттуда выперли, - объяснил Коля. - Она за Гришу заступилась, её и выперли. Да вы не сомневайтесь, батя, она своя в доску!

- Ага, я своя, папа, - простодушно подтвердила Венера. - Я вот и Тане говорю, что за Гришу я все что угодно могу. Шибко он мне пондравился.

- Понравился, - поправил её Березин.

- Я и говорю - пондравился.

- Отец?! - удивилось Татьяна. - Вы что же, им всем... В каком смысле "отец"?

- Видите ли, Таня, - рассмеялся Роман Маркович недоумению девушки. - Я действительно для всех них в какой-то степени больше мама, чем папа - я их создал. Вот потому они все меня так зовут.

- Значит вы бывший главный ученый города Березин Роман Маркович?

- Он самый. Ребята, оставьте нас одних.

- Нет базара, батя! - сказал Коля. - Венера, пошли.

После их ухода, Березин подошел к кровати Татьяны, сел рядом с ней, сказал, улыбаясь:

- Вам очень огромный и очень пламенный привет от небезызвестного вам Григория Александровича Орлова.

Прекрасное лицо её озарилось великой радостью. Она вскочила с кровати, схватила Березина за плечи и, заглядывая в глаза, прокричала:

- Боже мой! Вы видели Гришу?! Он живой?! Как он?! Что с ним?!

- Жив-здоров. Говорит, что безумно вас любит. Может и врет. не знаю. От него все можно ожидать, - рассмеялся Березин.

- Живой! Господи, как это замечательно! Живой и здоровый! А я так волновалась, так волновалась! И Толя с Колей ничего о нем не смогли узнать. Где он?

- В сумасшедшем доме.

- В сумасшедшем доме?! Господи, там он ещё не бывал! Там его и место! - она счастливо рассмеялась, а затем без всякого перехода расплакалась.

Смеялась и плакала, плакала и смеялась. И это было прекрасно. У Березина защемило сердце. Как он завидовал в эту минуту Орлову. Как бы хотел, чтобы хоть одна женщина в мире так же вот смеялась и плакала о нем. Но увы, любовь обошла его стороной. Не повезло. Видно придется доживать век бобылем.

Когда Татьяна немного успокоилась, он спросил:

- А как вы с ним познакомились?

- С кем?

- С Орловым.

- А разве Гриша вам не говорил?

- Нет. Он только сказал, что если с вами что случится, то ему не жить.

- Правда?! - и глаза её буквально залучились счастьем. - А вы знаете, и я так же. Правда! Я про себя уже давно решила, что если с Гришей что случится, то я зубами перегрызу горло этому гнусному старикашке Пантокрину, а там пусть будет то, что будет.

- И все же, как вы с ним познакомились?