ГОРОД ДОЖДЯ

Пролог

Александра стояла на крыше под прозрачным навесом сада, со всех сторон окружённая яркими и радующими глаз цветами; мягкий ветер слегка развевал её белое невесомое платье и такие же белоснежные, как альпийские эдельвейсы, волосы. Она очень любила свой зимний сад, его пряный свежий воздух, красоту экзотических растений, журчащий пруд с золотистыми рыбками, окружённый гладкими, покрытыми мхом камнями. В этом маленьком раю Александра чувствовала себя лесной нимфой, живущей в гармонии с природой и никогда не знавшей шумных и суетных тревог, но сегодня все её мысли были обращены к прошлому, которое влетело, как нежданная пуля, несколько недель назад в её безмятежный дом. Это волнующее письмо, словно пришло к ней из глубин совести. Мысли о нём и судьбе его отправительницы так встревожили её, что она не сразу заметила, как к ней подошёл муж, единственный близкий человек, который теперь остался у неё на Земле.

– Ты снова думала о той девушке? – спросил он по-французски.

Было трудно не увидеть её печаль, которая заметно оттенялась на фоне их живописного сада, вступая в контраст с окружающей умиротворённой природой.

– Кристоф, у меня плохие новости, – сказала Александра, и он увидел, как глаза её ещё сильнее наполнились грустью. – Сегодня утром Марк вернулся из Москвы. Он сказал мне, что она умерла.

Несколько секунд они оба молчали, а потом Кристоф, осторожно взяв жену за руку и усадив её на стоящую рядом резную скамейку, спросил:

– Как это произошло?

– Я…я не знаю, – сбивчиво начала Александра. – Он не застал дома её родителей, а соседи сказали ему, что она давно умерла. Её последнее письмо было отправлено мне почти полгода назад. Марк так и не смог добиться от соседей каких-то подробностей. Они лишь сказали ему, что она трагически погибла. Я думаю…

– Как бы то ни было, ты ни в чём не виновата, – прервал её обеспокоенный муж. – Мне кажется, точнее, я почти уверен, что ты сама внушила себе то, чего не было. Общаясь с той молодой девушкой, ты вовсе не причиняла ей зла, а, наоборот, пыталась помочь. В том, что обстоятельства вынудили тебя уехать из страны и на время утратить возможность получать от неё письма, нет твоей вины.

Александра тяжело вздохнула: ей безумно хотелось, чтобы слова мужа являлись правдой, но она не могла себя обмануть и поддаться этому искушению.

– Я не всегда была такой, какой ты меня знаешь, Кристоф, – сказала она, – и хотя тебе прекрасно известна моя история, пожалуйста, выслушай меня ещё раз внимательно. Если бы ты познакомился со мной в те годы, то не поверил бы насколько порочной и эгоистичной может быть женщина. Я не находила себе места, моё сердце было разбито, мне хотелось отомстить всему миру, я сходила с ума, а потом я встретила её. Она, как беззащитная фиалка, тянулась ко мне, напрасно думая, что во мне был какой-то свет. Эта несчастная девочка впитывала в себя весь мой яд, а моя тёмная сторона ужасно не хотела, чтобы я была одинока в своих мучениях. Она должна была стать такой же, как я, чтобы страдать так же, как я. Поэтому, прошу тебя, не говори мне больше успокоительных слов. Возможно, её душа сейчас с упрёком смотрит на меня, недоумевая, почему я сижу с любимым мужчиной под этой цветочной аркой, а её холодное тело лежит под землёй…

Произнеся эти слова на одном дыхании, Александра умолкла. Кристоф хотел обнять её, но она не позволила, а потом, обведя глазами свой чудесный сад, словно пытаясь уловить за его скульптурами и примулами призрачный силуэт, посмотрела на небо, которое с крыши всегда кажется немного ближе.

– Где же ты теперь, моя маленькая подруга? – прошептала она.

Глава 1

Часть людей обольщается жизнью земной,

Часть – в мечтах обращается к жизни иной.

Смерть – стена. И при жизни никто не узнает

Высшей истины, скрытой за этой стеной.

Омар Хайям

Говорят, между небом и землёй есть такие места, где заплутавшие души находят надежду, отыскивают на туманных перекрёстках спасительные дорожные указатели и бредут на свет. Жаль, что это всего лишь сказки. За свою недолгую жизнь мне довелось прочесть целые вереницы обманчивых строк, написанные жизнежадными и полными надежд умами. Однако теперь мне точно известно – мертвецы ничуть не мудрее. Я знаю это, потому что сама оказалась среди них.

Холодная капля упала мне на лицо и поползла по щеке медленной влажной улиткой. Грязный ливень никогда здесь не кончится – в этом городе нет места солнцу. Тот, кто однажды попал в Город Дождя, становится его законной добычей; рано или поздно он сломит любого и превратит его в свою очередную безвольную марионетку. Я опустилась на сырую скамейку и дала волю слезам, накопившимся за последний месяц.

Не знаю, сколько времени я так просидела, но, когда подняла глаза, на сером небе мрачнела чёрная радуга. Ливень прошёл, оставив после себя заплаканный асфальт и прибитый к бордюрам мусор. Бездомные стали вылезать из своих укрытий, проклиная осенний холод и лающую стаю бродячих собак.

Я выжала промокшие волосы и развязала хвост. Хватит с меня уже этих переживаний и срывов, пора давно привыкнуть к тому, что старый мир рухнул, что теперь моя обитель – это тюрьма для отверженных. Город, из которого нельзя убежать, потому что бежать больше некуда.

Через два часа стемнеет, а этот район не лучшее место для ночных прогулок. Однако я не спешила покидать его и, нацепив плеер, побрела в клуб “Лысая Гора”. С бешеной скоростью, завывая сиреной, промчался патруль. Машину с мигалками я нагнала уже на следующем повороте, где она остановились у магазина с разбитой витриной. Интересно, как часто его владельцу приходится менять стёкла? Гром приветствовал меня сдержанным кивком и знаком приказал следовать по другой стороне улицы. Я слегка улыбнулась ему, не снимая наушников. Мне совсем не хотелось говорить с ним. Гром, конечно, сразу догадался, куда я направляюсь, и на лице его появились недовольные морщинки. Но он не окликнул меня и молча отвернулся к напарнику, позволив мне спокойно продолжать свой путь. Я миновала длинную стену, раскрашенную яркой граффити, и оказалась перед высокой аркой, служившей входом на территорию “Лысой Горы”. Стоянка клуба уже почти заполнилась, а от входа тянулась приличная очередь. Откинув секундную мысль о том, чтобы взглянуть в зеркало, я смело направилась к высокому парню в чёрном пиджаке, который в это время давал понять двум подросткам, что сегодня им придётся веселиться в другом месте. Я подошла в тот момент, когда один из них выхватил нож. Реакция высокого была мгновенной, и через миг нападавший временно отключился. Его друг не решился вступать в схватку с этим вышибалой и поспешил скрыться, взвалив на себя тело приятеля. На этот раз я почти не испугалась. Оказывается, можно привыкнуть ко всему… Мне самой несколько раз угрожали ножом. В первый раз я едва не лишилась чувств, тогда я и научилась спасаться бегством. Умение быстро бегать – залог спасения. Это правило я выучила наизусть.

– Давненько тебя здесь не было! – сказал высокий, заметив меня.

– Ловко ты с ними, – ответила я, кивнув в сторону удиравших.

У высокого не было имени, но знать его было ни к чему, ведь наши диалоги всегда ограничивались лишь парой фраз.

– Проходи, детка! – произнёс высокий, криво улыбнувшись и пометив моё запястье чернильной печатью в виде летучей мыши.

На самом деле, он всегда произносил только две этих фразы, но мне нравилось думать, что иногда он меня слышит.

В раздевалке я всё-таки взглянула на себя в зеркало и совсем не удивилась тому, что моя одежда была вновь суха и опрятна, как это случилось в первый раз. Волосы тоже были приведены в порядок – теперь они стали длиннее, чем раньше: мои одежда, макияж и причёска часто менялись, а иногда и несколько раз в день. Я поймала себя на мысли, что это стало для меня в порядке вещей, и с тревогой взглянула на человека по ту сторону зеркального мира. Короткая кожаная юбка, приталенный тёмно-фиолетовый пиджак, сапоги на высокой платформе, длинные чёрные волосы, в которых виднелись сиреневые пряди – всё это казалось теперь странным, чужим, нелепым, и только глаза сообщали мне о том, что это всё-таки я, что я ещё живу, и я – настоящая.

По клубу гуляли красные лучи, усталый бармен перемешивал напитки, на сцене незнакомая рок-группа что-то пела об укусе вампира. Присев у бара, я принялась изучать людей. Постепенно к пунцовым лучам добавился кровавый туман, вглядываясь в который, я стала медленно погружаться в далёкие воспоминания моей прошлой жизни. Странно, но даже здесь мне не удалось избавиться от этого страха. Последние два года своей жизни я смотрела на реальность, словно сквозь туман, и не видела в ней себя. Подобные чувства и мысли возникали всё чаще. Обычно я включала телевизор, чтобы посмотреть конкретные передачи, но если мне всё-таки доводилось попадать на многочисленные популярные каналы, то реакция, как правило, была одна: “Да что вы все с ума посходили?!” Глупые шоу, пустые сериалы, бездарные певцы и актёры, пошлый юмор, окровавленные расчленённые тела, снятые с самых выгодных ракурсов, как самые прекрасные достопримечательности Лондона, ведущий, искусственно и гротескно изображающий потрясение, чтобы повысить рейтинг своей плотоядной программе, зловонная мерзость, лицемерные фальшивки, изуродованные разлагающиеся трупы детей на грязной клеёнке культуры…Я думала о том, почему на меня всё это вылили, и задавалась вопросом: неужели это то, чего хочет человек, чей великий разум столького достиг в науке и искусстве, чья жизнь, как однажды сказал мой отец, “ничто по сравнению с жизнью собаки”? Может, я действительно очень боялась смерти? Боялась умереть, так и не ответив на главные вопросы своего бытия: кто я и зачем? Я смотрела на толпы людей, вглядывалась в их лица – и видела голые кости, твердя себе, что все эти люди не знают ничего, хотя и отчаянно пытаются доказать обратное. Многим из них вообще было проще не думать об этом: прикрывшись мещанской верой и целиком погрузившись в зарабатывание денег, они вполне комфортно существовали в своём иллюзорном мирке. У меня так не получалось – я хотела понять этот мир и узнать цель, но не знала, как это сделать, ведь даже себе не могла ответить на вроде бы простой вопрос – кто я? Что заставляет меня поступать, говорить и думать так? Кто будит во мне желания и мечты? Когда я задавалась этими вопросами, меня охватывало бесконечное одиночество и холод, который я называла Холодом Равнодушной Вселенной. Помню, как на одном концерте я смотрела на огромную толпу возбужденно орущих фанатов и вдруг увидела, как они медленно рассыпаются в прах. Никогда ещё я не испытывала такого сильного ощущения бесполезности человеческого существования. Мне было ясно, что каждый сам выбирает для себя смысл жизни (иначе просто не выжить), что людям надо во что-то верить, и я была твёрдо убеждена – именно страх перед смертью создал религии и молитвы. Для меня существовала лишь одна истина – люди не знают ничего. Но разве мир не познаваем? Мне нужны были ответы, однако с каждым днем я осознавала, что их не будет. По крайней мере, при жизни.

Ни одна книга, ни один философ не мог ответить мне. Я перестала спрашивать об этом друзей и знакомых: не потому, что боялась показаться смешной или странной. Вовсе нет. Я боялась совершенно другого – увидеть сквозь дружелюбный взгляд, рассеянную улыбку непонимание и дикий первобытный страх в глазах собеседника, а вместе с тем ещё раз удостоверится в том, что мы живём в искусственном мире, который может рухнуть в любую минуту. Оставались только неизведанное “я” и мои мысли, чтобы постичь бытие, а на этом пути так легко стать безумцем. Я сама не заметила, как начала отдалять от себя друзей, которых у меня итак было немного.

В конце концов, у меня остался только один близкий человек, с которым я делилась страхами и нерадостными мыслями – милый сумасбродный Саша. Он всегда поддерживал меня, эмоционально воспринимал каждое слово, горячо соглашался или отчаянно спорил со мной. Его захватывали наши разговоры, он качал для меня из сети различные статьи и фильмы, мы вместе посещали заброшенные здания и бродили по кладбищам. Мне были нужны эти прогулки: во время них душа моя на время успокаивалась, мне казалось, что я чувствую близкий смысл всего сущего, целиком погружаясь в сладкую горечь и странную эйфорию. Находясь в таком состоянии, я могла заплакать у надгробий известных людей и даже у тех, чьи высеченные имена были мне совсем не знакомы. Но эти слезы не веяли смирением, напротив, это были слёзы эгоизма, того упрямого каприза, который хотел добиться истины. Хотела ли я добиться истины любой ценой? Мне сложно ответить, ведь тогда всё обстояло немного иначе.

Были моменты, когда присутствие Саши и его назидательные рассуждения начинали тяготить меня. Чтобы мы не делали и где бы не находились, я могла неожиданно остановиться и сказать, чтобы он уходил. Но здесь он проявлял полное понимание. Уходя, мой друг делал всё, чтобы показать, насколько хорошо ему ясны мои чувства и поступки. Конечно, я знала, что это не так, но если мы взялись играть эту роль, то должны были играть её до конца. Я имею в виду роль понимающих друг друга людей. Теперь я играю другую роль, и здесь некому объяснить её смысл. Кто бы мог подумать, что моим таинственным миром за гранью станет глупая компьютерная игра…

Это началось полгода назад, когда среди ночи меня разбудил протяжный и настойчивый звонок в дверь. Мне даже не надо было смотреть в глазок, чтобы понять кто это. Только он один мог заявиться ко мне в любое время и без всякого предупреждения. Саша стоял на пороге, сжимая в руках огромную коробку.

– Ты с ума сошёл! – воскликнула я, пытаясь спросонья осмыслить всю эту ситуацию. – Меня же сейчас родители убьют! Они хоть и считают тебя моим парнем, но это вовсе не значит, что ты вправе будить их среди ночи.

Едва я успела это сказать, как на втором этаже нашей квартиры раздался характерный звук захлопывающейся двери в родительскую спальню. Разборок стоило ожидать утром. И только тут я вспомнила, что завтра начало моей совершеннолетней жизни.

– Прости, я был уверен, что они ещё не вернулись из Англии, – смущенно сказал Саша и кинулся ко мне обниматься. – С Днем Рожденья, Дождинка! Я хотел поздравить тебя самым первым!

Саша редко называл меня по имени. Обычно он звал меня Дождинкой, что мне очень нравилось – это был мой выдуманный ник в одном чате.

Через несколько минут, когда я вошла в комнату с чаем для Саши, он уже распаковывал принесённую коробку.

– Эй, не трогай мой подарок! – возмутилась я, отбирая её.

Саша лишь пожал плечами, виновато засунув руки в карманы. Коробка была заполнена фильмами и книгами, чьи названия сразу же говорили мне о том, что я вряд ли когда-нибудь к ним притронусь.

– Это что ещё за “Кровавый полдник”?

– О расчленёнке, – увидев выражение моего лица, Саша тут же добавил, – ну там и философия своя есть.

– Искренне благодарю тебя за желание просветить меня в анатомии, у меня и правда с ней беда, а ведь скоро экзамен.

Моего друга немного расстроили эти слова, но он сразу оживился и приказал мне включить компьютер.

– Вот это тебе точно понравится! – сказал он, доставая из кармана свитера диск. – Я приберег её напоследок.

– Игра? Ты же знаешь…– я хотела сказать, что не люблю игры, но осеклась, увидев обложку и название игры.

На обложке на фоне мрачного и дождливого переулка крупными буквами было написано: “Город Дождя”, а чуть ниже – “игра, которая навсегда изменит вашу жизнь”. Мне захотелось рассмеяться, но я не могла скрыть от себя очевидного – это сразу заинтриговало меня. А я думала, что не покупаюсь на такие глупости.

– Это всё описание? Где ты её взял?

– Друг подарил.

Я выразительно посмотрела на Сашу, но не стала читать ему нотаций, а лишь скептически подняла бровь.

– А откуда такая уверенность, что мне понравится?

– Я уже запускал её, хотя не играл. Там очень завораживающее и многообещающее начало. Но ты сейчас сама всё увидишь.

Саша вставил диск и на экране появился тот самый переулок, что мрачнел на обложке. Появившееся название сложилось из капель дождя, заиграла очень грустная музыка, и на долю секунды мне показалось, что я сама ощущаю холодные струи дождя у себя на коже.

– Ух-ты! – воскликнула я, когда неожиданно из-за переулка вышел красивый парень в кожаном плаще с густыми чёрными волосами, отпущенными почти до самых плеч, и, словно прожигающими сквозь экран, блестящими тёмными глазами.

– Да, графика нереальная. Я бы сказал за гранью возможного…

– Я не об этом. Это же моя мечта!

Саша понял, о чем я и вдруг резко сказал:

– Он ведь нарисованный!

– Забудь, – обиженно ответила я.

Иногда мне приходилось жалеть, что у меня не было лучшей подруги. Хотя это, в основном, было сказано для того, чтобы отдать дань маленькой, но уже опытной актрисе внутри меня, которой во что бы то ни стало нужно было показать, что она обычная счастливая девчонка, которой не чужды мирские мысли. Тем временем, парень подошёл совсем близко, и уже вплотную смотрел на нас с монитора. Он удивил с первых секунд: “Меня зовут Ветер. Я ваш проводник по Городу Дождя. Я здесь, чтобы помочь вам разгадать тайну этого проклятого места, которое забыло солнце”. Сказав это, он последовал вдоль стены и нашему взору открылись тёмные подворотни, тусклые дома, серые дороги, разбросанный повсюду мусор. “Это Сумрачный район, – продолжал парень. – Здесь правят бал разврат, наркотики и жестокость, – он обогнул стену и оказался перед клубом, в котором я сейчас предаюсь этим воспоминаниям. – С этого места начнется ваш путь. Тут вы можете отыскать некоторые ответы”. Началась игра. Я выбрала себе персонажа – забавную девочку с синими волосами, которую звали Иллюзия. Мы с Сашей быстро разобрались, что к чему, и через минуту пожилой байкер с короткой бородкой поведал нам историю реставрации здания этого клуба. Оказывается, когда-то здесь находилась секретная лаборатория, где был до смерти замучен подопытный мальчик. С тех пор в городе постоянно идут дожди, которые прекращаются лишь на несколько часов, чтобы явить жителям чёрную радугу и вновь обрушиться на проклятый город.

– В общем, всё ясно, – произнес Саша, получив эти сведения. – Цель игры – найти виновников в смерти мальчика и вломить им как следует.

– Жаль, что никакой интриги, но зато вроде всё просто, – согласилась я.

Но всё оказалось не так. Исследовав все места этого города, среди которых были районы, где обитают лишь маньяки, сумасшедшие и даже вампиры, мы пришли к выводу, что игра всё-таки сделана ужасно. А все потому, что мы никак не могли сложить всю полученную информацию, чтобы найти ответы и пройти игру.

– Ерунда какая-то, – возмущался Саша. – Мы же все с тобой облазили.

– Подожди, а что сказала та девочка с мячиком? – я ещё не теряла надежды докопаться до истины.

– Она несла бред о том, как с крыши многоэтажки спрыгнул человек и остался жив. И к чему это она?

Я пожала плечами и тут же вскрикнула, когда на меня, то есть на Иллюзию, набросился маньяк и перерезал горло. Игра была закончена, и мы оба вздрогнули от звонка будильника. Я даже не заметила, как пролетела вся ночь. Саша был срочно провожён, и я укрылась в постели, надеясь выспаться, переставив будильник на час вперёд.

Мой день рождения праздновали в клубе, где выступала моя любимая группа. Я не хотела его праздновать, но понимала, что просто умру от тоски, если в тот день мне придётся быть в кругу семьи, поэтому я поддалась уговорам Саши. Кроме него с нами было ещё два парня и одна девушка. Серёжа учился со мной на одном курсе, мы были хорошими приятелями, но я и не думала ему открываться: для нашего общения хватало и того, что мы отлично понимали юмор друг друга. О Диме я знала немного: незадолго до того мы познакомились с ним в Интернете, и он был приглашён, поскольку всё равно собирался на тот концерт. Алину я бы ни за что не пригласила, но Саша очень упрашивал меня. Наверно, иметь такую младшую сестру – сущий ад. Мы все здорово проводили время, пока не обнаружилось исчезновение Алины. Целый час мы искали её и тщётно пытались дозвониться на отключенный телефон, пока, наконец, она не обнаружилась и не заявила, что была в гримёрке, в объятьях какого-то гитариста. Все мои попытки укрыться в тот день от гнетущих мыслей и болезненных воспоминаний рухнули: в мой день рожденья я осталась одна. Конечно, не совсем одна, но ощущение было именно таким. Саша ушёл раньше всех – повез свою сестру, которая уже успела изрядно напиться, домой. Серёжа встретил свою знакомую, с которой долго болтал, а потом растворился в толпе, даже не попрощавшись. Дима, увидев, что мы остались с ним вдвоём, и совершенно не замечая моего состояния, стал пытаться со мной флиртовать, поэтому я решила охладить его своим вопросом:

– Ты когда-нибудь хотел умереть?

Дима удивленно взглянул на меня и покачал головой.

– А если бы хотел, то смог бы убить себя? – не успокаивалась я.

– Нет, суицид – удел слабых, – ответил Дима, – он для тех, кто не верит в себя, кто вообще ни во что не верит.

– По-твоему, вера спасает?

– А разве нет? Она помогает выжить.

– Ты рассуждаешь, как все, и забываешь о том, что у всех разная религия. Но даже христианская вера может легко убить.

– Ты о чём? – в его голосе появились раздраженные нотки.

– А ты только представь, чтобы ты сказал маленькому ребёнку, у которого только что погибли оба родителя, когда он спросит, где они сейчас?

По выражению лица Димы было видно, что ему совсем не нравится наш разговор, но, несмотря на это, он продолжал отвечать:

– Я бы сказал, что они сейчас на небе и оба счастливы в Раю. Это поможет ребёнку справиться с их смертью и спокойно жить дальше.

– Может быть. Но вполне может случиться и так, что он станет скучать по родителям и, ещё до конца ничего не осознавая, в один прекрасный солнечный день спрыгнет с крыши, чтобы отправиться к ним на тот свет.

Дима пожал плечами и отвернулся, делая вид, что он весь поглощён музыкой. Я не стала ему мешать, и за остаток вечера мы перекинулись лишь парой бессмысленных фраз. Но это уже совсем другие воспоминания.

Прошло четыре месяца после этих событий. Была пятница, я сидела в своей комнате в ужасном настроении после очередной ссоры с родителями, играла в “Город Дождя”. Я не заметила, как эта бессмысленная игра приворожила меня, стала моим почти ежедневным занятием. Мне нравилось играть со смертью, отправляясь в Кровавый район без патронов, надеясь только на себя и свою ловкость, наблюдать за девушкой, которая через несколько секунд вскроет себе вены, нравилось наблюдать за тем, как серое небо забирает души умерших. Я запретила Саше помочь мне пройти её, хотя он заявлял, что знает. Это была моя игра, и мне хотелось пройти всё до конца в одиночку, чтобы ощутить сладость собственной победы в полной мере. Закончив играть, я выбралась на улицу, что, впрочем, снова не обошлось без скандала. Гуляя в парке по влажной увядшей листве, наслаждаясь своим одиночеством и умирающей природой, я вдруг поняла, что мне не хватает моего друга. Я решила позвонить Саше.

Он не появлялся у меня почти месяц, не звонил и, кажется, вообще забыл о моём существовании. Это было странно, но я не собиралась тревожить его. Саша долго не брал трубку, а когда ответил, то был очень немногословен, но всё-таки согласился приехать за мной. Меня поразили его бледность и странное выражение глаз. Я не стала спрашивать его о том, что случилось – это было не в моих принципах лезть кому-то в душу. Поэтому, сев в машину, я лишь погладила его по плечу и попросила отвезти меня домой. Мы с Сашей попали в пробку из-за того, что какого-то мужчину сбила машина. Его тело ещё не успели накрыть, и он лежал, уткнувшись в грязный асфальт на всеобщее обозрение.

– Нет, я бы хотела умереть поизящней, – сказала я, когда мы, наконец, вырвались из пробки.

Саша, всё это время отвечавший мне лишь обрывками и сдержанными кивками, обернулся и грубо сказал:

– Прекрати!

Я удивлённо взглянула на него, пытаясь понять, что с ним такое.

– Что случилось? Я тебя не узнаю.

Саша сильнее надавил на газ.

– Чтобы узнать кого-то, надо для начала знать его, – ответил он, не отрывая глаз от дороги.

– Я не понимаю…

– Ты постоянно болтаешь о смерти, мечтаешь о ней, но понятия не имеешь, что это такое!

Для тебя всё – забавная игра! И тебе плевать на чувства других.

Я испуганно смотрела на незнакомца, осознавая, что совсем не знаю моего друга.

– Боже, о чём ты?

– А ты хоть раз поинтересовалась, как у меня дела? Ты всё время говоришь только о себе, словно никого вокруг не существует. Признайся, я ведь для тебя никто?

В сущности, я никогда не интересовалась его переживаниями, мыслями, планами и состоянием, забывала о важных для него вещах и всегда смотрела на него как на своё немного искривлённое отражение. У меня было много времени, чтобы понять это.

– Ты бредишь. Я прекрасно знаю, что такое смерть, и готова с ней столкнуться в любую минуту. Надеялась, ты поймёшь и поддержишь меня в этом. Мне очень жаль, что я ошибалась.

– Тогда, может, покончить со всем разом? – сказал Саша, резко свернув на встречную полосу.

Дальше я помню всё, как сон. Кажется, мне было очень страшно, и машинально сработал инстинкт самосохранения, заставив вцепиться в руль. Чудом удалось избежать столкновения. Мы вылетели на обочину. Саша упал на руль и заплакал. Когда я вышла из машины, к нам бежали какие-то люди. А вскоре я уже стояла на балконе шестнадцатиэтажки. Случившееся очень сильно потрясло меня и подтолкнуло в объятья неизвестности. Только себе я могла признаться в том, что испытывала, когда собиралась взглянуть в глаза смерти – это был животный страх, но вместе с тем и странное возбуждение, радость от предстоящей развязки. Я хотела вновь испытать это чувство и, наконец, приоткрыть завесу тайны, которая так долго терзала меня. Было ли это безумием, временным помешательством рассудка, или же финальным исходом долгих и мучительных размышлений? Пожалуй, легче всего признать, что я действительно сошла с ума. Человеку не стоит так часто задаваться вечными вопросами, потому что башня, которую он возведёт к небу, всё равно рухнет и хорошо, если она ещё не погребет его под собой. Но я не думала так в те дни. Меня не пугали прощальный свист ветра и боль, которую предстояло испытать. Я просто раскинула руки и полетела в неизвестность.

Очнулась я от жуткого холода. Вокруг было темно и тихо. Холодную тишину нарушал только невидимый дождь, который насквозь промочил мою одежду. Я попыталась понять, сколько здесь пролежала, и почему никто не оказал мне помощь. Когда я, наконец, подняла глаза, в темноте стали различаться предметы. Высокий дом стоял равнодушной стеной, сообщая о том, что меня, по идее, уже давно нет в живых. Где-то залаяла собака. Я с трудом поднялась и пошла по дороге. Голова кружилась, а мысли никак не хотели собраться в кучу. Я только понимала, что произошло что-то необычное, что-то, с чем не может справиться мой больной разум. Пока я брела по безлюдным улицам, в голове стало проясняться, и рассудок принял страшную истину – это не мой город! Фонари тускло освещали улицу, и я рассеянно смотрела на странные тёмные дома – точно такие же, какие были в моей глупой игре. Через несколько секунд я поняла, что бегу. Я бежала по грязным лужам, мимо погасших витрин, закрытых кафе, пустых остановок. Казалось, этот город вообще не вёл ночной жизни. В один момент мне послышалось, словно кто-то засмеялся у меня за спиной, но, оглянувшись, я никого не обнаружила. Выбившись из сил, я остановилась и прижалась к сырой стене облезлого дома. Что-то зашуршало в темноте.

– Помогите! – крикнула я в мёртвую пустоту.

Но это оказалась лишь перепуганная мокрая кошка, которая зашипела на меня, оскалив острые клыки. А затем чья-то рука легла мне на плечо. Я едва успела обернуться, как по щеке полоснули ножом. Это был совсем молодой парень. Наверно, тогда я впервые ощутила, что всё случившееся – реальность. Несколько секунд я удивлённо смотрела на парня в потрёпанной кепке, прижимая руку к окровавленной щеке. Как в замедленной фотосъемке, я видела, как он заносит нож, как я поворачиваюсь к нему спиной и бегу прочь. Я бежала от него и в тоже время видела себя со стороны. Я осознала реальность, но ещё отказывалась поверить в случившееся. “Это бред! Бред! Я не верю!” – проносилось у меня в голове. Я постоянно оглядывалась и видела, как он настигает меня, пока всё вокруг не заволокло чёрной пеленой. Гром сказал, что я споткнулась и сильно разбила голову. Он вовремя проезжал мимо и спугнул убийцу. Так иногда бывало в игре…Думаю, не прошло и месяца, как я привыкла к моему теперешнему положению, к этой реальности с её странными взаимоотношениями между людьми (если их можно назвать так), к устройству и природе этого города. Я долго думала над тем, попала ли я в ад, или впала в безумство, но со временем всё утихло. Отчаянные срывы стали реже, как и мысли о том, как это произошло. Ведь скоро мне стало ясно – моё спасение невозможно. Здесь все обречены, хотя жителей проклятого города, навсегда застрявших в игре, это вовсе не волнует, ведь они неживые. Они действуют по заложенной схеме, их ответы можно предвидеть, каждый механически выполняет заложенную кем-то программу. Неужели я стану такой же? Гром не ответил ни на один мой серьёзный вопрос. Он сказал, что ему всё равно, откуда я, что его волнует только один вопрос – где я буду жить, и отвёз меня в убогое общежитие Сумрачного района, где мне отвели крошечную комнату. Днем я работала официанткой в небольшой забегаловке, а вечером выбиралась в разные места, чтобы поиграть со смертью и поговорить с ними, с такими же обречёнными, как и я.

Сегодня в “Лысой Горе” было особенно многолюдно, но я смогла отыскать её, девушку с печальной улыбкой и смятением в синих глазах, которая занимала одну из комнат в квартире напротив меня. Она любила ходить сюда в одиночку, сидеть в дальнем углу и медленно пить коктейль “Золотая мечта”. Ещё она любила подниматься на крыши домов и подолгу стоять, глядя вниз, где безжалостно и равнодушно проносятся машины, проходят люди, никогда не смотрящие вверх. Иногда я следила за ней, несколько раз делала попытки подружиться, но она была совсем нелюдимая. Однако в этот вечер она была не одна. Я встала и начала пробираться к ней поближе, чтобы разглядеть её спутника, который сидел ко мне спиной. Странное предчувствие завладело мной, и я тихо вскрикнула, когда, наконец, увидела его лицо. Сомнений быть не могло – это был Ветер, парень в кожаном плаще, чья речь являлась вступлением в игру. Первое время я искала его, потому что была уверена, что только он может дать мне необходимые ответы, но мои поиски не увенчались успехом. Я должна была немедленно поговорить с ним, но всё моё тело охватила дрожь, и для того, чтобы успокоиться, мне пришлось до боли вонзить в руку острые ногти. Разум стал работать яснее. Я присела позади него и заказала коктейль. Мой взгляд упирался ему в спину, а слух жадно ловил обрывки его слов, которые заглушала тяжелая музыка. Моя соседка молчала, а её рассеянный взгляд был устремлён в одну точку. Казалось, она не замечала не только меня, но и своего собеседника. Я так и не смогла понять, о чём он ей говорил, когда она вдруг вскочила, схватила свою сумочку и яростно крикнула:

– Сама виновата!

Однако она направилась не к выходу, а в туалет. Решив воспользоваться этим моментом, чтобы начать разговор, я пересела на её место.

– Привет, я, кажется, знаю тебя. Твоё имя Ветер? – спросила я, пристально вглядываясь в его профиль и ещё раз убеждаясь, что не ошиблась.

Он не повернулся ко мне, но я заметила, как на его лице мелькнула быстрая и хищная улыбка. От неё по телу снова пробежала холодная дрожь.

– У меня много имён. Но ты как старая знакомая можешь звать меня Ветер, – ответил он, вдруг повернувшись и посмотрев прямо на меня своими чёрными пронизывающими глазами. Его голос показался мне ледяным, а взгляд надменным и жестоким.

– Откуда ты меня знаешь?

– Я вовсе не знаю тебя. Просто меня уже давно так никто не называл. Наверно, когда-то наши пути пересекались.

– Ты когда-то работал проводником по Городу Дождя?

Лёгкая заинтересованность сверкнула в его глазах.

– Я и сейчас им подрабатываю. Вот только клиенты у меня бывают не часто. Когда-то этот город назывался по-другому. Тогда его жители ещё помнили свои имена.

– Свои имена? Ты имеешь в виду настоящие имена? Они у них действительно были?

Ветер недовольно поморщился, и взгляд его стал ещё холодней.

– Ты задаёшь слишком много вопросов, – сказал он. – Ты новенькая, я понимаю, но здесь так не принято. Запомни это.

– Новенькая? Ты знаешь, как я здесь оказалась?! – воскликнула я, вцепившись в его руку, словно боясь, что он сейчас растает в воздухе, а вместе с ним и мои надежды на то, чтобы получить долгожданные ответы. – Как мне отсюда выбраться? Наверно, я должна пройти эту игру, но в чем цель?

– А ты не очень сообразительная, – задумчиво произнес он, освобождая свою руку. – Ты не могла бы позвать Катю?

– Кого? – я с удивлением смотрела на него, осознавая, что в городе ни у кого нет простого человеческого имени. Я поняла это уже через несколько дней пребывания в нём. Именами жителей этого города, как правило, служили природные явления или абстрактные понятия.

– Твою соседку, – пояснил Ветер.

Я покорно кивнула, и направилась в туалет. Меня удивило моё беспрекословное послушание, ведь я совершенно не собиралась терять его из поля зрения. Словно что-то управляло мной...

В туалете возле зеркала стояли две девушки, но Кати среди них не было. Одна из них подкрашивала пухлые губы, а другая нюхала кокаин. Неужели ей удалось незаметно проскользнуть мимо нас?

– Простите, – обратилась я к девушкам, – отсюда не выходила блондинка с красной сумкой?

Одна из них, странно улыбаясь, молча указала на дальнюю кабинку. Встав напротив её дверцы, я громко позвала мою соседку по имени, но мне никто не ответил. Я не услышала даже шороха. Почувствовав неладное, я решилась дёрнуть за дверцу, которая оказалась не заперта. Из моей груди вырвался слабый крик, когда я увидела, что случилось. Моё предчувствие оправдалось – Катя повесилась в туалете на ремне от брюк. Это не сильно испугало меня, поскольку я привыкла к подобным картинам за несколько месяцев – не думала, что к этому вообще можно привыкнуть, но оказывается и это возможно.

Я кинулась назад в полном смятении. Ветер знал, что она собирается сделать, или нет? Кто же он такой, и даст ли необходимые ответы? Но вернувшись в зал, я обнаружила, что Ветер исчез. Пробиваясь к выходу, я столкнулась с девочкой-подростком, которая крепко схватила меня за руки и стала судорожно смеяться.

– Отпусти, больная, – крикнула я, вырываясь.

Но она явно не собиралась этого делать, и ещё крепче вцепилась в меня, заливаясь бешеным смехом. Тогда я оттолкнула её так, что она упала на пол, сильно ударившись затылком.

– Не надейся, он всё равно не спасёт тебя! Ему плевать! Он такой же убийца, как ты! – злобно крикнула она мне вслед, перестав смеяться.

О чём говорила эта девочка? Бред! Здесь люди часто говорили странные вещи, а их большую часть составляли настоящие сумасшедшие. Выбежав на улицу, я снова оказалась под проливным дождём. Я огляделась, но Ветра нигде не было. Он растворился в эту дождливую ночь, успев пробудить во мне серьёзные надежды. Но что-то подсказывало мне, что он ещё появится. Теперь, когда я уже познакомилась с ним, этого не могло не случиться. Упрямая наивность, но в это почему-то верилось. Мимо проехала машина с пьяными подростками, кричащими всякие пошлости. В её отражении я увидела произошедшие изменения в моём облике: теперь на мне были потёртые джинсы и чёрная куртка, а волосы заплетены в два беззаботных детских хвостика. В новой сумке оказался тёмно-синий зонтик, что меня сильно обрадовало, ведь в последнее время он там появлялся нечасто. Нужно было возвращаться в общежитие, в свою тесную облезлую комнатушку с низким потолком, похожую на тёмный сырой гроб.

Бредя под дождём, я увидела парня в жёлтом дождевике, который шёл мне навстречу и громко распевал какую-то песню. Он не был пьян, но в глазах его отражалось безумие. Я хотела быстро проскользнуть мимо него, но он загородил мне дорогу. Его лицо на миг показалось мне знакомым, но это наваждение быстро рассеялось.

– Скажи, зачем мы здесь, а они там? – спросил он, вскинув руку и указав вверх, на хмурое седое небо, где тоскливой стаей кружились чёрные птицы.

Мне стало страшно, но я понимала, что без ответа он меня не отпустит. За проведённое здесь время я научилась разбираться в безумцах, и хорошо понимала, что этот опасен. Он может напасть, даже если его устроит ответ, но выбирать мне не приходилось.

– Просто мир так устроен – летают только крылатые. Люди никогда не смогут, потому что у них нет крыльев, и над ними властвует земное тяготение.

– Над ангелами не властвует, – пробормотал он, угрожающе сжав кулаки. Ему явно не понравился мой логичный ответ.

– Мы не ангелы, и не заслужили небо.

Сказав это, я резко оттолкнула его, и бросилась бежать в надежде, что окажусь быстрее, чем он.

Глава 2

И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,

Тебе найдётся место у нас.

Дождя хватит на всех...

Виктор Цой

Он не кинулся меня догонять, и мне удалось спокойно продолжить свой путь. Подходя к общежитию, я увидела маленького промокшего котёнка, сидящего у водосточной трубы. Мимо проходили люди, прятавшиеся под зонтиками от дождя и друг друга, а он жалобно мяукал, пытаясь привлечь их внимание. Но в этом городе всё безучастно: каждый день под хмурыми окнами гаснет чья-то ненужная жизнь, которую никто не пытается спасти, а что говорить о жизни бездомного котёнка? Я присела на корточки рядом с ним, укрыв его от проливного дождя. Котёнок доверчиво заглянул мне в лицо и потёрся мягким тельцем о ногу. Этот мир ещё не успел обидеть его, но здесь нельзя быть таким доверчивым. Я взяла его на руки и спрятала дрожащий комочек под куртку. Теперь у меня, наконец, появился друг, который хоть немного утешит меня, когда на душе снова станут скрести кошки.

Моё внимание привлекла авария, случившаяся почти возле самого общежития. Разбились те самые парни, которые отъезжали от клуба. Казалось, согнутый фонарный столб удивлённо смотрел на искалеченную груду метала, освещая окровавленный асфальт своим единственным глазом. Вокруг тел суетились врачи cкорой помощи, делая привычную работу. Чуть в стороне от машины я заметила двух женщин, которые о чём-то тихо переговаривались. Одна из них вяло затягивалась сигаретой, время от времени стряхивая пепел. Я подошла к ним со спины с тем, чтобы подслушать их разговор, но они сразу обернулись ко мне, словно только этого и ждали.

– Мне кажется это опасно, – сказала я, указав курящей женщине на сигарету.

Она взглянула на меня каким-то мутным взглядом и медленно произнесла:

– Что? Опасно курить?

– Никогда не думали о том, что сами себя убиваете?

– Девочка, ты вздумала меня учить? Ступай лучше домой, пока жива.

Она отвернулась к своей подруге, издав резкий смешок.

Но упрямство, которое внезапно поселилось во мне, не позволило воспользоваться её советом.

– Вы не боитесь умереть? Скажите, неужели вам всё равно? Просто ответьте, и я уйду.

Женщина замешкалась и опустила глаза, а её собеседница с гневом обрушилась на меня:

– Какая наглость! Тебе ли это говорить? Ваше поколение совсем с ума посходило. Не бережёте себя, гоняете по улицам с бешеной скоростью, колетесь, вступаете в разные секты! Вот ты, например, шатаешься ночью по улицам, одета, как развратная девица, и хочешь сказать, что бережёшь свою жизнь?

– Скорее всего, не берегу, да и смысла теперь нет, – ответила я, прислонившись к столбу. – Но я всё ещё жду ответа от вашей подруги.

Первая женщина, наконец, посмотрела на меня снова и, ни слова не говоря, задрала рукав своей куртки. На её руке я увидела уродливые шрамы. Что-то давно заглохшее встрепенулось во мне, и я предприняла ещё одну безнадёжную попытку:

– Скажите, как вы оказались в этом городе? Где вы жили перед тем, как решились покончить с собой?

Взгляд женщины стал ещё более мутным, а на лице появилась нелепая ухмылка.

– Я всегда здесь жила, милая. Здесь я родилась и умру.

– Умрёте в городе, у которого даже нет названия?

Обе женщины переглянулись, словно их охватил внезапный ужас.

– Мы забыли. Название вылетело из головы. Странное совпадение. Ты тоже не помнишь?

Я покачала головой и пошла от них прочь. Это не было совпадением. Они все так говорили. Про себя я называла это место Городом Дождя, хотя в запасе у меня было ещё одно название, которое я остерегалась часто впускать в свои мысли.

На следующий день я проснулась от пронзительного крика. Когда я выглянула в окно, тёмная улица была пустынна, а на небе пробивалась едкая заря. Рассветы здесь всегда были неестественно яркими, как и огромная жёлтая луна, которая пристально глядела на меня по ночам во время бессонницы, раскрыв чёрную пасть в немом крике о помощи. Возможно, я проснулась от собственного крика (мне часто снились кошмары) а, быть может, это кричала пугающая луна. Она не исчезала даже днём, играя роль тусклого солнца, как плохая замена актёра.

Сходив в ближайший магазин за кормом и лотками моему новому питомцу, который мирно спал до моего возвращения с едой, я немного поучила его правилам хождения в туалет, а затем пошла на работу. В этом городе также можно было погибнуть без денег, только они никогда не исчезали из карманов и сумок после метаморфоз моего внешнего облика.

Рабочий день тянулся привычно и монотонно, посетители делали банальные заказы, перекидывались стандартными фразами. Можно было подумать, что они ведут вполне обычную жизнь, ничем не отличавшуюся от жизни простого обывателя небольшого города, если бы в их разговорах не проскальзывали упоминания о вампирах, которые нарушают договор с торговцами или о планируемой властями чистке района маньяков. Иногда я заводила беседу с одинокими клиентами, но всякий раз, когда я подводила разговор к вопросам о географическом нахождении города, его названии, их собственных именах, смысле жизни или пыталась рассказать свою историю, они вели себя очень странно, а порой агрессивно.

Вечером, когда я уже сменилась и планировала, куда отправиться на этот раз, чтобы походить по лезвию бритвы, я снова увидела его. Ветер пришёл в кафе в то время, когда я умывалась. Иногда в конце рабочего дня я подолгу стою у зеркала, изучая каждую черточку своего лица: боюсь однажды увидеть там отражение другого человека, а, может, и вовсе не человека.

На этот раз Ветер сидел за столиком с каким-то нервным парнем, который то и дело встряхивал своей рыжей головой и чрезмерно жестикулировал, что-то рассказывая ему.

– Ты уже приняла заказ с шестого столика? – спросила я проходящую мимо Дымку с подносом.

– Да. Меня настораживают эти парни. Один сказал, что ничего не будет, а другой попросил целую бутылку водки без всякой закуски, – ответила она, кивнув на поднос.

– Хочешь, я обслужу их?

Дымка отдала мне поднос, не задав лишнего вопроса. Не думала, что когда-нибудь обрадуюсь этому.

Заметив моё приближение, рыжий парень умолк и стал внимательно разглядывать меня. Ветер даже не обернулся. Когда я поставила бутылку с рюмкой на стол, его нервный собеседник резко схватил меня за руку. Я попыталась вырваться, но у него была крепкая хватка.

– Что вам нужно? – спросила я спокойным недрогнувшим голосом, который натренировала в общении с подобными психопатами.

Ветер, наконец, посмотрел в мою сторону, но даже, если он и узнал меня, то никак не отразил это на своём лице.

– Посмотри, она так на неё похожа. Если бы я не был на её похоронах, то готов был поклясться, что передо мной эта стерва! – крикнул он, вскочив и нависнув надо мной. – А может, ты вернулась с того света и пришла сейчас отомстить? Отвечай мне!

Он яростно встряхнул меня за плечи, развернул и, схватив со стола нож, приставил его к горлу. Возможно, моя вторая смерть в этом мире – освобождение или переход на следующую ступень, где всё обретёт смысл, но я пока не собиралась уходить отсюда. Не хочу ошибиться, и ещё не выпала с бесконечным дождём последняя капля отчаянья.

Я обежала взглядом кафе. Все официантки куда-то исчезли, а посетители стали торопливо собираться и уходить. Это была типичная реакция здешних жителей на подобные случаи. Не первый раз мне приходилось спасать свою жизнь, и пока везение не покидало меня. Судя по тому, что парень медлил, у меня был шанс на спасение.

– Приятель, тело твоей подружки давно поедают черви. С каких пор ты стал верить в призраков? – вмешался Ветер.

Не самые удачные слова, чтобы успокоить сумасшедшего, но парень сразу отпустил меня и сел обратно. Ветер медленно закурил и обернулся ко мне.

– Тебе лучше уйти. Мой друг немного нервничает, он недавно потерял близкого человека.

– Катя умерла, – сказала я, не обращая внимания на его слова. – Она покончила с собой тогда в клубе...

–Я уже сказал, что ты нам мешаешь.

Он прервал меня на полуслове, но его выразительный поступок и жёсткая интонация не заставили меня замолчать.

– Ты слышишь меня? Я говорю о том, что твоей подруги больше нет!

При этих словах рыжий безумец снова вскочил и стал метаться по кафе, опрокидывая стулья и столики.

– Моей любимой больше нет! Она не вернётся, её жрут черви. И я допустил это?! – ревел он, круша очередной столик.

Ветер сначала молча наблюдал за ним, что-то обдумывая, а потом, надев свой плащ, отправился на выход.

– Эй, ты не можешь вот так уйти!

Подбежав к Ветру, я преградила ему дорогу.

– Здесь мне больше нечего делать и, кстати, отчасти по твоей вине, Дождинка.

Я застыла на месте. Он действительно знал обо мне всё, он знал о моей прошлой жизни, знал о существовании моего реального мира. Внезапно раздавшийся за моей спиной звук выстрела прервал неистовый поток мыслей. Сумасшедший парень прострелил себе голову. Его тело тяжело рухнуло на пол и стало биться в предсмертных судорогах. К горлу подступила тошнота. Как я могла думать, что привыкла к подобному?

– Живой человек, лишенный разума, – страшнее, чем мертвец, верно? – холодно произнёс Ветер, глядя на тело своего приятеля.

Я присела на ближайший стул, пытаясь прийти в себя. Ветер стал обыскивать покойника, опустившись в густую лужу крови на одно колено. Вскоре он извлёк из его пиджака какую-то бумагу и, быстро пробежав её глазами, спрятал себе в карман.

– Кто ты?

Он не ответил мне и, не проронив ни слова, прошёл мимо.

– Не думала, что и смерти мне окажется мало.

Нужно было как-то удержать его, но вместо этого мной завладела странная апатия, а в голове стал бродить рассеянный туман. Я подумала: “В чём был смысл моей жизни? В чём был смысл моей смерти? Нет ответов. Нет ничего, только тяжёлая цепь бесконечности. Стоит ли мне снова уйти? Решусь ли я второй раз сделать это, ведь здесь я по-прежнему, даже сильнее чем тогда, боюсь смерти. Но и чем больше я боюсь её, тем сильнее жду её, тем охотней кидаюсь в её объятья. Я снова подошла к опасной черте, возможно, готовясь совершить очередную ошибку, но я не знаю, как поступить иначе. Если я и правда сошла с ума, то всё это плод моего воображения. Значит, я сейчас не сижу в этом кафе, глядя на окровавленный труп рыжего парня, значит, Ветер сейчас не обернулся ко мне с едва заметной улыбкой, значит, он не реален, и я не могу верить ему. Куда занес меня поток мыслей? Конечно, я не сошла с ума. Я умерла. Сделала это сама, потому что хотела узнать истину, и, клянусь, я ещё получу её”.

– Тебе и правды будет мало, – произнёс Ветер, словно услышав мои мысли.

Уголки его губ скривились, а в глазах появился мрак. Мне стало трудно дышать, и я почувствовала, как холодные капли поползли по щекам.

– Я лишь хочу, чтобы мне объяснили, почему я оказалась именно в этом месте, и как долго мне придётся быть здесь?

– Тебя пугает вечность? – спросил он, и, не дождавшись моего ответа, продолжил. –Страшно осознавать, что твоя жизнь не вечна, но порой куда больше должна пугать мысль, что ты никогда не умрёшь.

– Прошу, объясни...

Я встала, но всё в нём говорило не следовать за ним. Ветер отвернулся, и уже скрываясь за дверью, бросил через плечо:

– Всё просто. Ты заглянула во тьму, а теперь она хочет заглянуть в тебя.

Несколько минут я сидела, обхватив колени, пытаясь заглушить в себе внезапную пустоту, и понять о чём говорил Ветер. Неужели это конец? Я врала сама себе, пытаясь убедиться в том, что смирилась с теперешним положением, что мне оно даже нравится. Было ли это действительно ложью? Нет, во мне ещё теплилась надежда, но своими словами Ветер превратил её прах.

Тёмная, почти чёрная кровь покрыла собой почти весь пол. Стараясь не смотреть на тело, я наклонилась и подняла пистолет. Жар металла обжёг висок. В голове промелькнула мысль: “Нажать? Что мне терять, если я уже мертва и мучаюсь теми же вопросами?” В дрожащей руке курок медленно полз назад. Закрыв глаза и замедлив дыхание, я ждала щелчка, но мёртвую тишину прорезал глухой хрип – у самых ног уродливый труп стал шевелить чёрным ртом, протягивая ко мне слабую руку. Выронив оружие, я выбежала под дождь, где упала на тротуар. Сжавшись в комок, я долго лежала там, как сбитая бездомная кошка, глядя на то, как быстро сливные решетки пьют воду, которая исчезает где-то глубоко под землёй, как стремительно проносятся мимо ноги безразличных прохожих, как печально кружат в небе птицы, как мрачно смотрит оттуда светящийся череп. Я больше не знала, куда мне идти, откуда взять силы на борьбу. Мне просто хотелось умереть, исчезнуть, превратиться в капли дождя и навсегда сгинуть в тёмной глубине канализаций.

Кто-то потрепал меня за плечо, и я услышала знакомый голос:

– Иллюзия, что здесь случилось? У вас в кафе труп. Почему ты лежишь здесь?

Гром поднял меня и стал озабоченно оглядывать.

– Ты в порядке?

– Да кого это волнует, – резко ответила я. – Парень сначала напал на меня, а потом застрелился. Мне надо в общежитие. Отвезёшь?

– Посиди пока в машине с Камнем.

Недовольство часто появлялось на лице Грома, поэтому я не придала значение его интонации, как и его фальшивой заботе. Скорее всего, я злилась на то, что он казался мне настоящим во многих поступках, но я давно убедилась в том, что это не так.

Его напарник Камень был таким же роботом, как и охранник в клубе, хотя словарный запас у него был шире на несколько фраз. Поздоровавшись со мной, он с двухминутными паузами стал повторять, что сегодня у него выдался тяжёлый день, и что преступность в городе стремительно растёт. На мой же вопрос о том, есть ли у него дети, он ответил короткой фразой: “детская преступность тоже”.

В этом городе, несмотря на забытые игрушки, разбросанные по детским площадкам, и коляски, стоящие у некоторых квартир, не было маленьких детей. Я сразу заметила это после того, как прошёл первый шок, и путь к отчаянью преградил маленький детектив, который со дна души уверенно шептал мне, что не всё потеряно, что все замки непременно будут открыты. В самой игре был только один ребёнок – девочка, которая иногда возникала в разных кварталах. В руках она всегда крепко сжимала голубой мяч, напевая какую-то мелодию. Иногда она говорила непонятные вещи, но пока мне не удалось встретить её здесь, но в этом и не было нужды. Мне был необходим Ветер, а теперь я нашла его, но окончательно запуталась. Он ясно дал мне понять, что моё заключение в безымянном городе будет длиться вечно, и никто не откроет мне сокрытых тайн. Они навеки будут похоронены под дождём вместе с разбитыми ожиданиями и моей бесполезной жизнью. Как же мне следует поступить? Почему я не сумела нажать на курок? На самом деле, я испугалась не умирающего парня. Причина была в другом. Отчего этот вечный страх, который управляет людьми? Непостижимый страх, который убивает, а иногда заставляет людей жить против их воли.

В участке, куда меня привезли, мне задали несколько глупых вопросов, даже не спросив о Ветре, хотя я о нём упоминала. Я рассказала им о случае в клубе, но они не обратили внимания на мои слова.

– Так вы не собираетесь искать его?!

В свой вопрос я вложила как можно больше возмущенной экспрессии, хотя заранее предвидела их ответ.

– У нас полно других дел, чтобы искать его для допросов. К тому же, нет сомнений в том, что он не убивал их. По вашим словам, этот парень даже препятствовал вашей смерти.

Я с мольбой посмотрела на Грома, но он покачал головой и попросил Камня отвезти меня домой. Невыполнимая просьба. Всё это время я старалась не думать о тех страданиях, которые принесла близким своим поступком. Родители по-своему любили меня, и, должно быть, ещё приходят на мою могилу, приносят всякие мелочи и цветы, порой задумываясь о том, нравились ли мне белоснежные акации, и как я любила спать: с открытой дверью или закрытой. Но я не могла сделать иной выбор, и даже теперь, как бы ни странно это казалось, не стала бы ничего менять. Да, я жалею о прошлом, мне не ясно будущее, но есть настоящее, с которым я не могу смириться, но хочу понять его, собрав прах надежды в хрупкую вазу.

Когда мы проезжали мимо маленького кукольного магазина, я попросила Камня остановиться. Я часто проходила мимо его витрины, когда шла на работу, но магазин постоянно был закрыт. Сейчас там горел тусклый свет, и мне захотелось зайти.

– Не ждите меня. Я сама потом дойду, здесь недалеко, – сказала я, выйдя из машины в надежде, что он послушает меня.

Но Камень молча остался ждать.

Я с трудом открыла тяжёлую дверь, которая протяжно заскрипела, и остановилась на пороге, оглядывая высокие полки с нарядными красавицами в изящных платьях, чьи гладкие лица тихо улыбались, удивлялись, глядели куда-то в потолок в отстранённой задумчивости. Я прошла вдоль рядов, внимательно рассматривая кукол, осторожно трогая их платья и костюмы, заглядывая в нарисованные, густо подведённые краской глаза, в глубоко посаженные стекляшки, прикрытые длинными мягкими ресницами. На дальней полке, где находились перчаточные куклы с марионетками для религиозных кукольных театров, меня заинтересовала одна из кукол, изображавшая маленького пастушка, который раскрыв большие зелёные глаза, испуганно указывал рукой на что-то позади меня. Я невольно обернулась и сразу отскочила назад, задев полку.

– Вы напугали меня, – сказала я пожилому старику в очках, который стоял, опершись на трость, улыбаясь мне безмятежной улыбкой.

– Прости, дитя. Я не хотел. Кажется, ты разбудила их, – ответил он, подойдя к полке, где стал поправлять пошатнувшиеся куклы. – Обычно в этот час к нам никто не ходит.

– Вы давно продаёте здесь? Почему владельцы магазина так долго держали его закрытым?

Только сейчас я обратила внимание на его одежду. На нём был белый фрак с серебристыми резными пуговицами, светлые панталоны и завязанный бабочкой синий шёлковый галстук, что делало его самого похожим на ожившую куклу.

– Юная леди, я сам здесь владелец, продавец и мастер. У меня есть ещё магазины тут, я открываю их по очереди.

– А почему вы не наймёте продавцов?

Я с любопытством смотрела на сумасшедшего кукольного мастера, в тоже время чувствуя, что в нём есть что-то глубокое и осмысленное.

– Как я могу доверить их кому-то? Как могу быть уверен, что их отдадут в нужные руки? Дитя, у каждой куклы свой характер, который надо учитывать. Ей не каждый хозяин подойдёт. А порой за куклами такие черти приходят, что я их даже на порог не пускаю. И всё равно ведь приходят.

Кукольник нахмурился и посмотрел на дверь, за которой быстро мелькнул чей-то тёмный силуэт. Я взяла с полки испуганного пастушка.

– Этот, наверно, трусливый. Интересно, чего он так испугался?

Мастер покачал седой головой и, взяв у меня куклу, ответил с любовью:

– Нет, этот мальчик отважный, весёлый, немного задиристый, но в душе у него есть музыка. Ты слишком поспешно судила о нём: он не испуган, а восхищен.

– Чем же он восхищён?

– Небом, – немного помолчав, задумчиво произнёс он, и взгляд его полетел вверх к чёрному потолку. – На нём сияли такие красивые зелёные звёзды.

Звёзды... Вот чего ещё не было в Городе Дождя. А небо висело так низко, что, забравшись на крыши домов, мне казалось, будь я выше на несколько метров, то смогла бы дотянуться до него, чтобы сорвать безвкусные декорации.

– Дитя, так ты возьмёшь этого пастушка?

Кукольник внимательно изучал меня, но я не испытывала никаких неприятных чувств.

– Нет, я просто зашла посмотреть.

– Как жаль, – вздохнул он, постучав тростью по носу своего блестящего ботинка, – этот малыш так подходит тебе. Однако милая, из тебя самой вышла бы прекрасная кукла.

Я настороженно отступила назад. Возможно, если бы я не читала в детстве “Дьявольские куклы мадам Мэнделип” Кинга и не смотрела столько фильмов ужасов, эта невинная фраза так не взволновала меня. Впрочем, мне стоило помнить – в этом городе нет места невинности.

– Сейчас я как раз мастерю интересную куклу, но никак не могу закончить. Она очень похожа на тебя. Может быть, ты поможешь мне?

– Я понятия не имею, как делать куклы. Но, если чем-то могу помочь, то с удовольствием.

Мне было немного страшно, но любопытство взяло верх. В конце концов, он дряхлый старик, и я легко с ним справлюсь, если решит напасть.

По узкой лестнице мы спустились в большой просторный подвал, где располагалась его мастерская. Тут было уютно и пахло обожжённой глиной, и даже стоящие на полках отдельные части кукольных тел ничуть не пугали. На его рабочем столе находилась миска с какой-то серой массой. Я отщипнула от неё чуть-чуть и поняла, что это пластилин.

– А что Вы из него лепите? – спросила я кукольника, который, достав из ящика стола острый нож, стал резать какие-то маленькие шарики.

– Оболочку, – ответил он, не отрываясь от своего занятия. – Потом я заливаю её волшебным гипсом, а когда получится форма, наполняю разведённой белой глиной.

– А потом Вы обжигаете всё в печи? – догадалась я.

Мастер кивнул.

– Когда я достаю лица из печи, они так радостно светятся.

– Мы сейчас будем лепить форму? Хотите придать кукле мои черты?

– Нет, дитя. Я уже сделал ей лицо и собрал туловище, – ответил кукольник, сняв с одной из полок незаконченную куклу. – Остается только вставить ей глаза и немного подкрасить.

Черты куклы действительно напоминали мои, но из-за плавных линий лица и вплетённых в густые волосы ярких лент она выглядела почти ребёнком.

– Скажи, какие у тебя глаза? К сожалению, я утратил былую зрячесть, – вздохнул мастер, глядя мне в лицо.

– Светло-карие с чёрными крапинками.

– Прекрасно! Такие как раз уже сделаны, только без крапинок, – весело сказал кукольник, достав небольшую коробочку, в которой находились глаза разных цветов.

Я с интересом следила за его работой. Вставив глаза, он стал аккуратно клеить реснички, после чего попросил меня выбрать кукле одежду. Роясь в коробке с пёстрыми юбочками, бархатными платьями, роскошными шляпками и прочими аксессуарами, я вспомнила давнюю историю из моего детства. Когда мне исполнилось пять лет, бабушка подарила мне большую пластмассовую куклу с длинными белыми волосами и круглыми серыми глазами, которые громко хлопали, если я трясла её; а делала я это часто, поскольку сразу невзлюбила этот подарок. Я никогда не играла с ней, но всякий раз, встречаясь с блеклыми серыми глазами, вздрагивала и быстро прятала её под пыльный шкаф, старый диван или зарывала игрушку под грудой грязного белья, приготовленного для стирки. К моему ужасу, она всякий раз возвращалась на своё место. Я по-настоящему боялась её. Теперь мне совершенно ясно, что в её перемещениях не было ничего мистического. Но то, что случилось однажды ночью, я до сих пор не могу объяснить себе.

В ту ночь я проснулась оттого, что кукла, стоящая у дальней стены, непрерывно хлопала своими большими глазами. Её лицо было невозможно разглядеть в темноте, но я с уверенностью могла сказать, что она смотрела на меня. Вскоре она перестала моргать, но я побоялась выбраться из кровати, и твёрдо решила не спать до рассвета. Однако сон взял своё. Проснувшись, я обнаружила куклу у себя на кровати – она лежала на соседней подушке, повёрнутая ко мне лицом, изучая меня из-под прикрытых век. Со мной приключилась настоящая истерика, и я несколько дней отходила от случившегося. Родителям даже пришлось обратиться за помощью к детскому психологу. Меня почти убедили в том, что всё это был сон, а куклу на кровать положила мама. Тогда я понимала, что это неправда, но в это нужно было поверить, что я и сделала на радость близким. После этого случая кукла, наконец, исчезла навсегда. Не помню, что когда-либо вспоминала эту историю, а родители никогда не подшучивали по данному поводу. Скорее всего, это действительно был сон.

Кукольник уже развёл краски, чтобы нанести почти законченной кукле “макияж”, но вдруг отбросил кисточку и стремительно бросился наверх. Я вздохнула. Жаль, он всё-таки действительно очередной сумасшедший, но почему мне так не хочется в это верить? Я последовала за ним, но, остановившись на середине лестницы, чтобы ещё раз взглянуть на незаконченную куклу, замерла от удивления: как получилось, что она стоит на самом краю стола? Едва я подумала об этом, в комнату, распахнув маленькое окошко подвала, ворвался ледяной порыв ветра. У меня почернело в глазах, когда я увидела падающую хрупкую фигурку. Ударившись о каменный пол, кукла разлетелась на множество фарфоровых осколков, а в следующий миг темнота поглотила меня.


Глава 3

Пороки входят в состав добродетели, как ядовитые снадобья

в состав целебных средств.

Козьма Прутков

Очнувшись, я поняла, что меня куда-то несут на руках. Перед глазами всё расплывалось, а тело безбожно ныло от боли. В голове настойчиво крутилась одна фраза, и как только до меня дошёл её смысл, я стала судорожно вырываться, забыв про своё искалеченное тело, – “сейчас тебя бросят в печь, и ты сгоришь заживо!” Через несколько минут полуслепой борьбы меня уронили на кожаную поверхность, и я поняла, что лежу в машине. Предметы различались уже чётче, и в размазанном белом пятне я узнала черты Камня.

– Почему я ничего не вижу? Что со мной? Скажите, у меня что-то сломано?

Было глупо задавать ему эти вопросы, зная, что он точно на них не ответит, но жуткая боль несовместима с разумной логикой. Я принялась осторожно ощупывать ноги, и обнаружила, что они все в крови. Судя по всему, у меня был открытый перелом левой ноги. Камень завёл машину и поехал в сторону общежития. Я поняла это, когда, прижавшись к залитому дождём окну, увидела висевший в воздухе размытый тёмный прямоугольник – рекламный плакат похоронного агентства “Реквием”, на который часто обращала внимания, возвращаясь с опасных ночных прогулок. На его чёрном фоне было написано белыми буквами: “Мы ничего не можем изменить, но мы можем помочь вам”. Я всегда читала эту надпись с горькой усмешкой. Увидев эту рекламу в первый раз, я растолковала её как некую подсказку, и разыскала это агентство. Меня внимательно выслушали, а затем, сделав комплимент по поводу моего искусного макияжа, предложили поработать помощницей бальзамировщика.

У Камня, безусловно, есть все качества лучшего подчинённого. Впрочем, я была рада, что он везёт меня не в больницу. Мои раны не смертельны и скоро заживут, надо только дождаться новой метаморфозы. Надолго ли мне дарована эта привилегия? В городе, насколько мне пока удалось выяснить из своих наблюдений, подобным образом меняюсь только я. Должно быть, я единственная, кто ещё помнит реальный мир, кто ещё не стал частью проклятого виртуального города. Однако недавно я заметила, что постепенно временной промежуток между моими превращениями увеличивается. Я не знаю, что это значит, но как я устала всякий раз обречённо спрашивать себя: “А что потом?”

Что произошло со мной в магазине? Я не помню, чтобы падала с лестницы, зато я хорошо помню, как разбилась эта чёртова кукла. Это странно, но мне кажется, что случившееся напрямую связано с разбившейся игрушкой. А почему бы и нет? Я до сих пор до конца не знаю хищную натуру Города, хотя не раз заглядывала ему в пасть. Здесь возможно всё, и здесь всего стоит опасаться, если, конечно, хочешь выжить. Это правило я выучила наизусть, но всё равно нарушаю его, потому что бунтарский дух и упрямый характер не так просто сломить, потому что я не хочу стать очередным глупым биологическим телом с искусственным интеллектом. Но если я пойму, что бороться больше незачем, что я превращаюсь в нечто безумное, мне придётся снова покончить с собой. Мне не хочется в это верить, но знаю, что такой момент обязательно настанет.

Когда Камень подъехал к унылому пятиэтажному зданию общежития, моё зрение полностью восстановилось, однако тело было сильно ослаблено; он донёс меня до моей квартиры, и у двери я попыталась самостоятельно встать на ноги, что мне удалось, не взирая на сильную боль.

– Спасибо, дальше я справлюсь сама. Не хотите всё-таки рассказать, как нашли меня? Вы не видели там старика в странной одежде?

– Ночь приходит в чёрном, а старость – в белом.

Его ответ удивил меня, я стала расспрашивать Камня, но больше мне ничего не удалось узнать. Я только поняла, что он видел кукольного мастера. Как только окончательно восстановлю силы, снова наведаюсь в этот магазин – я чувствую, что там кроется какой-то секрет, тайный ключ, который я так упорно ищу. И пусть это не будет моё новое заблуждение.

Я прошла в свою комнату и упала на большую кровать, которая занимала собой почти всё пространство. Сегодня я так устала, что не боялась засыпать, зная, что, наверняка, снова придётся увидеть новый кошмар. Но заснуть не удалось – в комнату влетела Радуга. Она жила со мной в одной квартире, но мы редко виделись, поскольку она работала проституткой на Стеклянной улице, и возвращалась только под утро (если вообще возвращалась), когда я уже уходила из дома. Не так давно она пропала почти на месяц, её никто не искал – девушек подобной профессии едва ли не каждый день находили мёртвыми, и это воспринималось властями в порядке вещей. Радугу похитил какой-то маньяк-садист, она долго оправлялась в больнице от тяжёлых травм, но, залечив раны, снова вернулась к своей работе. На вид ей было не больше четырнадцати, но когда она смывала с себя вызывающий яркий макияж, то и вовсе походила на маленькую девочку.

Радуга легла рядом со мной и стала весело болтать ногами в полосатых чулках. Сегодня в тон юбке и помаде она подобрала короткий красный парик, куда тщательно заправила свои длинные каштановые волосы.

– Я подружилась с твоим котёнком. Как ты его назвала?

– А почему ты ещё не ушла? – спросила я, надеясь своим вопросом дать Радуге понять, что не в настроении общаться с ней.

– Мне позвонил твой дружок Гром, рассказал, что с тобой случилось, и попросил сегодня приглядеть за тобой, – ответила она, перевернувшись на спину и задрав ноги на стену. - Но я вижу, что ты не сильно переживаешь, да? Мне просто позарез нужно уйти – мой постоянный клиент будет не в себе. Ну, ты понимаешь?

– Конечно, иди. Только имей в виду – Гром мне никакой не дружок.

– Да ладно, не ври, – захихикала Радуга. – Он слишком тебя опекает для незаинтересованного лица.

– Радуга, он мне в отцы годится.

– А мой постоянный клиент – мне в прадедушки! И что с того? Иногда я думаю, что он и умрёт прямо на мне. Воистину, прекрасная смерть!

Она залилась громким смехом, а я с отвращением встала с постели. Эта девушка вызывала во мне противоречивые чувства: с одной стороны, мне было очень жаль её, с другой – я не могла без омерзения слушать истории её сексуальной жизни, которые она так любила рассказывать, смотреть на её развратное и похотливое поведение, не думать о её тёмном прошлом. В сущности, я почти ничего не знала о ней. Радуга, как и все относительно вменяемые жители, была в курсе существования разных стран и городов, считала, что родилась в этом месте, хотя не могла вспомнить его названия, не знала, как выбраться из города, а также объяснить, почему при первой встречи со мной назвала меня Иллюзией. Она совершенно не удивилась, когда однажды я изменилась прямо у неё на глазах, и повела себя так, словно ничего не произошло. Мою историю она воспринимала как интересный мистический рассказ, иногда неожиданно просила вновь рассказать её, но советовала быть осторожней, чтобы не угодить в местную психбольницу. Этого я не опасалась – по словам Грома, она итак была переполнена, поэтому маньяков и особо опасных психопатов убивали на месте во время так называемых “чисток”. Про своё детство она почти ничего не рассказывала, только один раз обмолвилась, что у неё были приёмные родители, один из которых умер по её вине.

– Неужели ты никогда это не бросишь?

– Ты же знаешь, я люблю секс. Люблю, хоть и презираю каждого клиента.

Радуга говорила, что стала заниматься проституцией после того как случайно убила своего отчима и сбежала из дома несколько лет назад. Она не захотела рассказывать, как это случилось и что-либо объяснять, поэтому я могла только догадываться по случайно оброненным фразам о том, что ей пришлось пережить в приёмной семье. Однако тот факт, что она превратилась в ненасытную нимфетку и немыслила себя без мужчин, говорил о многом.

На улице внезапно кончился дождь, и наступила осторожная тишина. Я подышала на окно и стала рисовать всякую ерунду: глупые рожицы, цветочки, пронзённые стрелами сердечки, наблюдая за тем, как фонари освещают молчаливые силуэты редких прохожих, как бесшумно бьётся в стекло одинокий мотылёк в поисках дня.

– А я, как ни странно, в твоём возрасте ещё верила в гномов и фей.

Недалеко от общежития находится парк. Порой я хожу туда поздними вечерами, когда перестаёт лить, наслаждаюсь проникающей под кожу сыростью земли, сонными деревьями, которые дышат древними тайнами. Мне нравится бродить в этой темноте. Ни одной души. Только ты и тихий шёпот ветра. Он скользит по ветвям деревьев, по твоим обнажённым рукам, щекочет лицо. В эти минуты так хочется оторваться от земли и взлететь высоко-высоко, так хочется стать вольной стихией, забыть о подстерегающей опасности и не думать больше ни о чём на свете. Для этого нужно лишь закрыть глаза и подумать о ветре. Невозможно забыть восторженное чувство, когда на какое-то мгновение покажется, что ты воспаряешь к небу, преодолев гравитацию. Ощущение настолько реально, что, если сидишь на скамейке, руки судорожно хватаются за неё, хотя у разума нет ни малейшего желания приземляться. Опасность упасть не успевает серьёзно потревожить, ведь полёт длится всего несколько секунд. За это время ты успеваешь многое пережить и понимаешь это, когда, открыв глаза, видишь совершенно другой мир. Он больше не просит принять его в своё сердце, он уже и есть твоё сердце – целый космос, заключённый в одну душу. Жаль, что это ощущение быстро проходит, и сквозь листву вновь пробивается безжалостный шум надвигающейся опасности и смех ожившего города.

– Я итак никогда не верила в них, – ответила Радуга, подойдя ко мне и присев на подоконник, – хотя люблю читать всякие сказки. Они завораживают меня, а ведь я даже не знаю почему. Недавно я прочла интересную историю. Хочешь, расскажу тебе, пока за мной не приехали?

Мне ещё не приходилось заставать Радугу за чтением, но её комната была вся завалена книгами, среди которых в основном преобладали старые детские сказки, различные легенды, рассказы о волшебных странах, заколдованных королевствах, отважных рыцарях и прекрасных принцессах. Это казалось мне странным, и никак не вязалось с тем образом жизни, который вела моя соседка. Когда я представляла эту хрупкую девушку, только что вернувшуюся с грязной панели, за чтением наивных сказок, мне становилось очень грустно, хотелось обнять её и заставить поверить, что мы на самом деле находимся в прекрасном мире, который полон чудес, где добро всегда побеждает зло. Но можно ли обмануть себя? Я точно знаю, что в этом призрачном мире нет ничего прекрасного, что сказки читать опасно, а добро и зло давно слились воедино: живут в одной комнате, хотя спать предпочитают по очереди.

– Хорошо, только не затягивай. Меня клонит в сон, – ответила я, зевнув. – Расскажешь мне о какой-нибудь фее?

– Нет, о красивой дочери бога.

– Какого именно бога?

– Я не помню, но это и неважно. Так вот, слушай: однажды цветущей весной дочь бога впервые спустилась с небес на шёлковых качелях, чтобы пасти на земле стада своего отца. День стоял жаркий, и вскоре ей захотелось пить. Она пошла к роднику и встретила там прекрасного юношу с лазурными глазами и светлыми, как день, волосами. За всю свою жизнь она видела только своего пожилого отца, поэтому, конечно, сразу влюбилась в него, и не захотела возвращаться домой. Они договорились, что он похитит её, когда отец будет спать. Для этого девушка спустила с облаков шёлковую нить от качелей, по которой юноша забрался на небеса и помог сбежать своей возлюбленной на землю, где они поженились.

– И они жили долго и счастливо? – не выдержала я.

– Не совсем. На земле жил один дух, который тоже влюбился, увидев дочь бога, и стал завидовать её избраннику. Он выждал время, когда молодожёны решили проведать бога, который даровал им прощение, и сжёг юношу прямо в небесах. Его прах ветер развеял по всей земле, и там, где он осел, выросли могучие дубы и стройные берёзы. Интересно, что в конце этой легенды сказано, что последующие поколения одинаково молились, как богу, так и этому злобному духу.

– Почему они молились духу?

– Одни боялись, что он нашлёт на них какую-нибудь страшную болезнь, а другие действительно почитали его.

– А было за что?

Внизу просигналила машина. Я даже не заметила, как она подъехала. Радуга растерянно посмотрела на меня, а через несколько секунд кинулась в коридор натягивать длинные лакированные сапоги чёрного цвета.

– Как я выгляжу, – спросила она, когда я вышла вслед за ней.

– Как всегда, просто куколка.

– Спасибо, Иллюзия. Закрой за мной дверь, я спешу. Если пересечёмся...

Её последние слова скрылись за дверью. Я вернулась в комнату и вскоре отдалась во власть тревожного сна.

Меня разбудил телефонный звонок Дымки. Она сообщила, что мне дали три дня отгула. Наверняка, не обошлось без вмешательства Грома. Вчера меня возмутили слова Радуги, но теперь я серьёзнее задумалась над причиной его доброты ко мне. Конечно, у него нет семьи и, наверно, он чувствует себя одиноким, но что-то здесь всё равно настораживало меня. Я долго стояла под душем, размышляя о вчерашнем дне. Теперь, когда мне удалось подключить холодный рассудок, было ясно – Ветер не мог оказаться в кафе случайно на следующий день после нашей встречи. Он следил за мной и пришёл туда намеренно. Но тогда почему он пришёл не один и отказался поговорить со мной, ограничившись туманными высказываниями? Повлиял ли он как-то на самоубийство Кати и рыжего парня? Неясным оставалось и случившееся в кукольным магазине. Именно туда я решила направиться первым делом, после того, как подробно описала все события прошлого дня в своём дневнике. Я веду его с первых дней пребывания здесь, и часто перечитываю, пытаясь не потеряться в летящем времени, желая понять и разгадать свою страшную обитель. По моим подсчётам я нахожусь здесь почти три месяца. За это время меня девять раз пытались убить, и несметное количество раз я становилась свидетельницей преступлений и самоубийств, уродства и красоты смерти.

Дверь магазина снова была закрыта. Я долго стучалась и кружила вокруг здания, пытаясь найти чёрный или какой-нибудь иной вход. Всё было напрасно. Когда кукольник сказал, что у него здесь несколько магазинов, я не поверила ему, потому что хорошо изучила свою тюрьму, и знала почти каждый квартал. В сущности, город можно обойти всего за два часа. Этого времени вполне хватает, чтобы убедиться в невозможности побега: он весь окружён невидимыми стенами, прозрачным стеклом, которое невозможно разбить. За непробиваемыми стенами тоже находится город, только он гораздо больше и страшнее. Там нет людей, по крайней мере, я никогда не видела их на поверхности, на которой молчаливо стоят полуразрушенные дома, обнажённые скелеты небоскрёбов, валяются перевёрнутые машины и покоятся выкорчеванные деревья. Этот мёртвый город притягивает меня, как запах трупной лилии глупое насекомое. Больше всего меня завораживает пустынная детская площадка, где лишь сиротливо вращается обгоревшая карусель. Иногда мне кажется, что я слышу, как оттуда доносится задорный смех, что я вижу маленькие фигурки, которые прячутся в чёрной мгле. Игра теней и воспалённого воображенья заходит слишком далеко и злобно подшучивает надо мной, скрываясь за тёмными кустами и брошенными машинами, которые давно покрылись огненной ржавчиной.

Никто не видит этого, кроме меня. Здешним горожанам прозрачные стены кажутся каменными. Они не знают, что за ними скрывается, и не хотят узнать это. Все одинаково твердят, что где-то рядом есть выход, но никто так и не смог показать его. То, что им кажется, соответствовало изображению в игре, где город так же был обнесён каменным кругом.

Я не исследовала только одно место – Кровавый район, где обитают вампиры, и куда сложно попасть. Раз в неделю и только днём туда пускают лишь охранников и торговцев, которые продают вампирам одежду, мебель, технику, свежие цветы и прочие вещи. Ночью охрана уходит, но оказаться в это время на территории этих хищников означает верную смерть. У местной власти (которая полностью состоит из механических существ) есть договор с вампирами, согласно которому они охотятся только после полуночи, не трогают торговцев, охранников и не проникают за жертвами в квартиры. Однако в последнее время ходили слухи о том, что они стали нарушать его и нападать на торговцев. Вряд ли мой безумный кукольник разместил там свой магазин, ему бы это просто не позволили, но мне давно стоило побывать там. Не надо будет отпрашиваться с работы, к тому же я как раз скопила нужную сумму, которую потребовал Туман – один из торговцев, согласившийся меня провести, выдав за свою помощницу. В общем, взвесив все за и против, я решилась идти.

Туман живёт в серой шестнадцатиэтажке недалеко от “городка” вампиров. Я познакомилась с ним два месяца назад, когда забрела в его дом, следя за двумя старшеклассницами. Я хорошо помню тот вечер: девушки вышли из школы, держась за руки и, кажется, всю дорогу хранили молчание. Что-то трагическое чувствовалось в их маленьких фигурках, что-то неотвратимое, и это влекло меня, заставляя ускорять шаг. Они остановились у подъезда высокого дома, и одна из них, с забавным рюкзаком в форме медвежонка, неуверенно спросила, посмотрев на свою бледную подругу:

– Может, вернёшься домой?

Она медленно подняла блестящие глаза и покачала головой.

– Нет, там всё равно сейчас никого, а я потеряла ключи. Незачем идти туда, где заперты двери.

Подруга порывисто обняла её. Они обе были готовы расплакаться, но, боясь привлечь внимание, не давали своей боли вырваться наружу. Возможно, они бы так и не зашли в этот тусклый дом, если бы, как всегда, без всякого предупреждения не хлынул дождь. Лифт уже закрывался, но девушки успели проскочить в его двери. Я решила подняться пешком, и на верхних этажах уже хорошо различала их голоса, так же хорошо, как и понимала, что они собираются сделать, или, по крайней мере, одна из них.

– Что ты пишешь? – спросила девушка, за плечами которой висел рюкзак.

– Стих, – негромко отозвалась другая. – Только не могу его вспомнить. Ладно, это уже не имеет смысла. Мне пора.

Последовало долгое молчание, после чего послышался рыдающий сбивчивый голос:

– Возьми меня с собой! Я не смогу без тебя, ты знаешь... У меня никого здесь нет!

Снова наступила тишина, которую нарушал только тихий испуганный плач.

– Хорошо, давай уйдём вместе, – наконец, ответил дрожащий голос. – Знаешь, мне ведь очень страшно.

– А мы возьмёмся за руки, закроем глаза и будем держать друг друга крепко-крепко, и никогда не отпустим.

По скрипу двери я поняла, что они вышли на балкон. Их нужно было остановить, но я совершенно не знала, как это сделать, ведь у меня едва хватало сил, чтобы удержать себя. Тем не менее, я сама не заметила, как преодолела два этажа, и увидела худенькие спины девушек, которые сидели, свесив ноги с балкона, глядя друг другу в глаза. Когда я вошла, они окинули меня печальным взглядом, в котором читалась мольба: “Пожалуйста, не мешай”. Я слишком понимала их для того, чтобы отговаривать, ведь сама задыхалась от этого подобия жизни. Увидев страх и сочувствие на моём лице, они ответили мне слабой улыбкой, а через миг скользнули вниз – в спасительный люк или губительную пропасть.

Я не смотрела на асфальт, не проходила мимо их трупов, но ещё несколько недель перед глазами возникала жуткая картина: два маленьких сломанных тела под бесконечным дождём, одно из которых так нежно обнимало окровавленного медвежонка. Это было первое самоубийство, которое я видела здесь, и которое мне трудно забыть, как и оборванные строки, написанные на стене одной из погибших:

Режу лопатки в поисках крыльев:

Где-то же жалили, где-то же были...

Теперь все чувства притупились, хотя порой рвутся наружу, царапая изнутри металлическими когтями, разрывая внутренности с первобытным воплём. Я терплю, сражаюсь, держусь слабеющими руками за край крыши, мечтая научиться летать.

Тогда мне нужно было с кем-то поговорить, чтобы не последовать за ними следом, и я позвонила в первую попавшуюся квартиру, не надеясь на удачу. В этот день Туман выпивал один, и очень обрадовался незваной гостье. Он был изрядно пьян, и постоянно болтал о своей работе, не давая сказать мне ни слова. Когда он уснул, я решила не уходить и дождаться утра, чтобы просить его о небольшом одолжении. Мою просьбу он назвал смешной, однако попросил за неё приличную сумму.

Я позвонила три раза, как и несколько месяцев назад, и мне открыл энергичный, но уже седеющий мужчина, который, к моей радости, был трезвый. Он долго глядел на меня, пытаясь вспомнить.

– Ты сильно изменилась, – сказал он, наконец, приглашая войти.

Он был первый, кто заметил мои превращения. Интересно, что он скажет, если это произойдёт на его глазах?

– Я принесла деньги. Вы сейчас собираетесь на работу? Сможете провести меня в Кровавый район сегодня?

Опустившись на старый грязный диван, я посмотрела на картину, которая висела на противоположной стене. В прошлый раз она сильно заинтересовала меня. Это было одно из доказательств того, что здешний мир связан с моей реальностью, что не всё ещё забыто людьми, которые попали сюда раньше меня. Иначе откуда бы тут взялось произведение известного норвежского экспрессиониста Эдварда Мунка? Хозяин этой репродукции, тем не менее, не знал её автора и название. Сказал, что купил её у какого-то оборванца на улице, с целью перепродать вампирам, но ни одному из них она не приглянулась. Картина называлась “Крик”. Я бы тоже не стала вешать её дома, да и кто бы захотел угнетать себя ежедневным созерцанием уродливого человека с лысым черепом, чьё лицо неестественно вытянуто в бесконечном пронзающем крике. Но, несмотря на то, что эта картина вводила меня в депрессию, я хранила её у себя на компьютере, и часто подолгу разглядывала. В тот полузабытый осенний день, когда я решила уйти из жизни, именно она что-то отчаянно кричала мне вслед с монитора, захлёбываясь кровавым небом.

– Девочка, ты не слышала, что там творится? На днях кто-то из них убил двоих наших. Я не собираюсь соваться туда, по меньшей мере, ещё неделю, пока нарушителей не найдут и всё не уляжется, – ответил Туман, доставая бутылку вина из шкафа. – Выпьешь со мной?

– Но другие ведь ходят торговать, и не боятся? Может быть, мне стоит обратиться за помощью к кому-нибудь из ваших друзей? Вряд ли они откажутся от такой выгодной подработки.

Я встала и сделала вид, что ухожу. Это подействовало.

– Хорошо, я согласен. Сегодня так сегодня. Но у нас обоих могут быть большие проблемы, если охрана что-то заподозрит. Сейчас они очень настороженны и особенно внимательны.

Туман достал фотографию какой-то девушки и дал её мне.

– Это моя помощница. Сейчас принесу её одежду.

Она давно пропала без вести, но её пропуск был ещё действителен. В городе существовало только два типа документов: пропуска и странные карточки, подобные визитным, на которых было указано только имя (точнее, прозвище), адрес (без названия города), род деятельности и телефон. Все номера телефонов, даже номера различных общественных служб, состояли из семи чисел. Я пробовала звонить домой, своим знакомым, но сигнал не проходил. Вернее, в трубке постоянно слышалось только тихое шипение, которое иногда сменялось чьим-то чужим дыханием. Я кричала имена своих друзей, просила спасти меня, но после того, как однажды кто-то резко засмеялся мне в трубку, я больше не делала попыток. Пришлось осознать – звонок умершего не может тревожить мир живых.

– Если распущу волосы, это немного скроет лицо. Думаю, нам удастся обмануть их, – сказала я Туману, когда он вернулся со строгим зелёным костюмом в руках.

Эта была форма торговцев. Считалось, что она обладает сдерживающим эффектом, снижает агрессию кровожадных вампиров.

– Не забудь надеть перчатки, - угрюмо произнёс он. – Не взирая на закон, эти хитрые твари готовы сделать всё, чтобы попробовать твоей крови.

Как я и предсказывала, мы спокойно прошли мимо охраны, которая, по словам Тумана, была новой и безмозглой. Моему взору открылись длинные, почти пустые торговые ряды и высокие фигуры вампиров, которые плавно и бесшумно, словно плыли по воздуху, ходили меж ними. До этого я только один раз видела здесь вампира, когда стала случайной свидетельницей его расправы над сумасшедшей бездомной. Он тоже заметил меня, после того как слабое тело беспомощной жертвы упало к его ногам. Хладнокровный и жестокий убийца, перед тем как скрыться в глубине подворотни, пожал плечами и одарил меня острой улыбкой, будто извиняясь за неприглядную, развернувшуюся передо мной сцену.

Белые прозрачные лица и невероятно живые горящие глаза с интересом останавливались на мне, когда я проходила мимо. Одна красивая молодая вампирша даже провела по моим волосам тонкой рукой. Она хотела заговорить со мной, но Туман грубо схватил меня за руку и потащил вперёд, к своей палатке, которая находилась на другом конце рынка. Я не видела смысла, чтобы забираться так далеко, ведь кругом было полно свободного места, а моя сумка тяжело давила на плечо, однако Туман твердил, что так положено. Наконец, мы пришли. Он снял с себя большой рюкзак, и попросил разложить товар.

– Я вернусь к машине за остальными вещами. Можешь общаться с ними сколько захочешь. Главное, не давай им прикасаться к тебе.

– Но я ведь здесь не только за этим. Мне нужно обойти весь район. Вы говорили, что торговцы могут это делать.

– Там происходит чертовщина. Лучше не рисковать. У меня будут нешуточные проблемы, если тебя убьют.

Он был прав, но другой возможности может не представиться. Туман понял, что со мной бесполезно спорить и, выругавшись, оставил одну. Я задержалась, чтобы выполнить его просьбу и поговорить с вампирами, которые очаровали меня своей грациозностью и необычной пластикой тел. Притягательная смерть наблюдала за мной, пускала под кожу сладкий яд соблазна и опасные мысли, которые проходили через всё тело, текли по венам горячей ртутью и хотели вырваться на свободу. Я зажмурилась, чтобы освободиться от этого воздействия. Нет, я не попадусь в их капкан - меня не влекут их лживые обещания и ненужная вечность – этим мы почти не отличаемся друг от друга.

– Вы новая помощница Тумана?

Я открыла глаза и увидела обладателя приятного мелодичного голоса. У этого вампира были длинные тёмные волосы, тонкие черты лица и огромные фиолетовые глаза, обрамлённые густыми ресницами.

– Можно сказать и так. Простите, я ещё не успела выложить весь товар. Вас интересует что-то конкретное?

Он задумчиво провёл острым ногтём по губам, и я заметила на руке вампира кольцо с тёмно-вишнёвым рубином, который выгодно оттенял его мистические глаза.

Туман торговал в основном сувенирами и украшениями, потому что они продавались лучше всего – вампиры обожали изящные и красивые вещи. Мой первый возможный покупатель был этому подтверждением.

– Да, меня интересуете вы, Иллюзия.

Я покосилась в сторону охранника, который, к моему разочарованию, был слишком далеко. Впрочем, он итак не сможет ничего сделать, если меня захотят убить. На рынке охранники играют лишь символическую роль, служат напоминанием о договоре, в котором вампиры, как мне кажется, не сильно нуждаются.

– Дождитесь ужина, – съязвила я, собрав всю свою храбрость.

Вампир рассмеялся, обнажив безжалостные клыки.

– Боюсь, вы неправильно меня поняли. Я хотел немного поговорить с вами, пока не придёт Туман. Я заказал у него одну вещь, и хотел бы узнать, как продвигается мой заказ.

– Возможно, я смогу помочь вам. Что это за вещь?

– Серебряный крест с распятием. Сюда редко привозят подобное, – ответил он.

Такого ответа я никак не ожидала и поспешила обрушить на него целый ворох вопросов.

– Вы верите в бога? Кто, по-вашему, создал вас? Как вы стали вампиром?

Он снова засмеялся и зашёл ко мне в палатку.

– Не возражаете, я помогу вам здесь? А между делом удовлетворю ваше чрезмерное любопытство.

– Нет, если, конечно, не будете пытаться меня укусить, – ответила я почти серьёзно.

Возможно, это было очередное воздействие, но мне нравилось его общество, и я не чувствовала никакой опасности, хотя, наверное, стоило.

– Я родился чистокровным вампиром. В христианского бога не верю, как и в других богов. Крест нужен мне для моей коллекции.

– Родился в этом районе? – уточнила я на всякий случай, чувствуя, как под ногами вновь рушится ломкий мостик напрасной химеры.

Он кивнул. Значит, вампиры тоже фальшивы, значит я всё-таки одна. Только я и Ветер, который ведёт со мной странную игру.

– Вампир-атеист, – медленно проговорила я, скорее рассуждая сама с собой. – Звучит забавно.

Помню, как будучи ещё в пятом классе, невольно довела до бешенства священника в нашей старой подмосковной церкви. Я спросила его о том, верит ли он в демонов. Когда он ответил, что, конечно, верит, я задала ему невинный вопрос: “А в вампиров?” Он весь помрачнел и попытался заверить меня, что их не существует. Тогда я просто вывела детскую логичную истину: “Если вы верите в демонов, то должны верить и в вампиров. Я читала, что раньше в церквях даже вешали чеснок, чтобы мертвецы, которых хоронили под полом церкви, не ожили”. Я совсем не желала оскорбить его, но никогда ещё не видела таких злобных глаз. Кажется, не будь он уверен в том, что убийство – это страшный грех, то убил бы меня на месте. Он буквально выставил меня из церкви и прорычал, что во мне сидят бесы, от которых мне следует немедленно очиститься. Жаль, что мне не встретился тогда более сдержанный и адекватный служитель церкви, способный с пониманием и снисхождением отнестись к словам непросвещённой девочки. Только через несколько лет я поняла, почему он верил в бесов, отрицая существование вампиров.

– А что здесь забавного? – спросил мой собеседник, вращая в руках маленького золотистого Будду.

– В принципе, ничего. Вы часто лишаете жизни других, поэтому, конечно, прирождённому убийце проще быть атеистом.

Вампир перестал расставлять сувениры и в упор посмотрел на меня.

– В ваших глазах я сам дьявол?

– Нет, я как-то не очень верю в него. Сейчас я имела в виду лишь вашу совесть.

– Она не мучает. Меня создала таким природа, и какой бы уродливой она не казалась людям, я никогда не буду стыдиться её. Волк убивает, чтобы выжить, и разве кто-то осуждает его за это? Я не добрый и не злой. Я такой, какой есть. Но лучше берегитесь меня, если встретите умирающим от жажды в глухом подъезде вашего дома. Думаю, и вы предпочтёте чужую смерть своей. В этом люди не сильно отличаются от нас.

– Иногда мы выбираем свою смерть, и это не всегда зовётся жертвенным подвигом. Но я понимаю, что разговор сейчас о другом. Отвечу вам: да, я смогла бы убить, защищая свою жизнь, но всё-таки это не одно и то же. Невинные не должны страдать!

– Но всегда страдают. Так устроен свет, так устроена тьма. Христиане утверждают, что человек создан по образу и подобию божьему, и некоторые из них удивляются, почему же тогда люди так порочны? Как сказал один философ: “Если бы кошки имели своего бога, они приписали бы ему ловлю мышей”. С этим я полностью согласен. Их бог – убийца, и в этом нет никаких сомнений. Помните сказку о Всемирном потопе? Разве добрый Господь, раскаявшись, уничтожил только грешников на земле? Пострадали и ни в чём не повинные звери с небесными птицами. Справедливости в мире нет, и незачем сражаться за неё. Однако стоит понимать: мышьяк отравляет, но мышьяк и вылечивает.

– Возможно, вы правы. Но сражаться всё-таки стоит, хотя бы ради того, чтобы будучи сытым, вам не захотелось убивать.

– Дайте мне вашу руку, – неожиданно сказал вампир, прервав наш спор.

– Зачем? – настороженно спросила я.

– Хочу погадать вам по руке. Мои предки были цыганами, и научили меня всем тайнам хиромантии. Смелей же. В этот час я не кусаюсь.

Я растерянно протянула руку, а он ловко стащил с неё бархатную перчатку. Его глаза распахнулись от удивления, но прежде, чем он успел что-то сказать, мне на ладонь, откуда-то сверху, обжигая мёртвым теплом, упала густая капля багряной крови.


Глава 4

В этой тленной Вселенной в положенный срок

Превращаются в прах человек и цветок.

Кабы прах испарялся у нас из-под ног –

С неба лился б на землю кровавый поток!

Омар Хайям

Я подняла голову, и красные брызги окропили моё лицо. Цвет неба напоминал огненное железо, с которого лилась вязкая жидкость. Спустя мгновение кругом всё потемнело, и кровавый дождь хлынул в полную силу. Я отступила в глубину палатки, дрожа от раскатов грома и страха перед необычным явлением.

– Разве здесь такое бывает? – спросила я вампира, увидев, как он спокойно, не обращая внимания на происходящее, укрывает разложенный товар от карминных струй.

– Я ещё не видел подобного. Однажды я наблюдал чёрный дождь. Люди тогда нашли рациональное объяснение: к обычному дождю примешалась космическая пыль. Но я с уверенностью могу сказать, что это самая настоящая кровь, - ответил он, облизав уголки губ, на которые по его волосам стекли солёные капли, - Кровь давно умерших.

– А сколько вам лет? Вы сказали, что родились здесь, но неужели за всю свою жизнь ни разу не покидали этих мест?

Я не надеялась на здравые и внятные ответы, но мне было необходимо чем-то занять свои мысли, чтобы не думать о кровавом потоке, который с каждой каплей что-то ломал во мне, нажимая на какие-то рычаги и кнопочки, замедляя биение сердца, затуманивая последнюю логику рассудка, вызывая адское желание убивать или разрушать себя...

Вампиры немного противоречили моей догадке о том, что все жители этого города когда-то жили в реальном мире, и после своей смерти оказались в компьютерной игре, где со временем забыли свою прошлую жизнь и подчинились нелепому безумству. Может быть, конечно, некоторые из них превратились здесь в вампиров. Этого не стоило отрицать. Чтобы не терять себя в абсурдном пространстве, мне была нужна хоть какая-то основа для понимания устройства здешнего мироздания.

Он не ответил, а только посмотрел на меня, слегка прищурившись. В его фиолетовых зрачках появились красноватые крапинки, что заставило меня занервничать. Вместе с этим у меня возникла непонятная мысль – если провести рукой по его правильному лицу, то на ней останется белая краска. Я стала придирчиво искать на нём следы грима, прекрасно зная, что его глаза – не линзы, а волосы – не парик. Но сейчас здесь всё было ещё неестественнее, чем когда-либо, и мне хотелось увидеть настоящие лица, покончить со своим дешёвым маскарадом, сорвать маски с других, докричаться до чьей-то живой души, которую пока не успел искалечить город. Но такой души не было.

Странно, я почти ни во что не верила, но почему-то считала, что у меня есть душа. Я чувствовала её в своей крови, какую-то непостижимую силу, способную существовать и отдельно от тела, в котором иногда, словно бы гостило сразу несколько душ. Не думала, что, умерев, сохраню какую-то связь с физическим миром, но, возможно, это только эфирная иллюзия, ведь именно так меня называют здесь.

– Можете не отвечать. Просто я никак не могу понять этого.

– Мне тоже многое не ясно, – ответил вампир, приблизившись и снова взяв мою руку. – Признаться, никогда ещё не встречал человека, у которого на ладонях нет главных линий.

Я несколько секунд изучала свою ладонь. Потом торопливо сняла перчатку с другой руки – на ней тоже не было трёх линий. Я давно была готова к подобному. Значит, моё окончательное превращение началось, и времени совсем не осталось. Остался только один вопрос: что мне теперь делать? Пора принимать решение, но мне по-прежнему сложно сделать это.

– Нет линии жизни, линии головы и линии сердца. Это занятно. Но можно погадать и без них.

– Здесь нет ничего занятного. Я хочу, чтобы вы оставили меня одну!

Я не хотела грубить ему, но мне было нужно сосредоточиться, к тому же меня мучила невыносимая головная боль. По-моему, она началась вместе с дождём.

– Прошу прощения, но я не собираюсь окончательно запачкать своё новое пальто. Но охотно помолчу, если у вас нет желания общаться, – недовольно ответил он.

– Понимаю. Наверно, к ужину вы всегда переодеваетесь.

Он что-то фыркнул, и, наконец, оставил меня в покое. Не стоило его злить. Сказать по правде, мне совсем не хотелось думать о чём-либо. Я посмотрела на противоположную сторону – тот ряд был практически пуст, если не считать одной палатки, где продавались различные плитки и раковины. Хозяина палатки там не было. Возможно, его вообще уже не было. Рядом с палаткой, на улице, одиноко стояла ванна, через края которой лилась дождевая кровь.

Когда здесь шли особенно долгие и обильные дожди, меня тревожило лишь одно – что если однажды лить не перестанет и земля устанет впитывать влагу? Но ливни всегда кончались, чтобы вернуться вновь, хотя забывали забрать с собой страхи.

Эта ванна напомнила мне легенду о Кровавой Графине, которая жила в 16 или 17 веке. Она прославилась тем, что убивала молодых девушек для того, чтобы регулярно принимать кровавые ванны, которые, как она считала, омолаживали её стареющую кожу. Конечно, это всего лишь легенда, и никто не знает, что было на самом деле, но я вполне уверена в правдивости этой истории. Женщина (да и не только женщина) способна на многое, чтобы обмануть время и суметь избежать старости. К сожалению, мало кто хочет думать о том, что время за это мстит. Моя тётя не раз ложилась под нож пластического хирурга, но прошли годы, и на её лицо стало невозможно смотреть без отвращения.

Я не знала более подлого и злого человека, чем она. Тётя за что-то ненавидела меня, и когда приходила в гости к родителям, то всегда пыталась как-то задеть или унизить меня. Думаю, она просто завидовала моей молодости. Наверно, если бы она жила в ту древнюю эпоху, и кто-то шепнул ей об этом зверском способе омоложения, она бы, ни минуты не колеблясь, кинулась его опробовать.

Я не дерзила тёте в ответ, и равнодушно относилась к её нападкам, и даже к её новому мужу, хотя у меня были настоящие причины его ненавидеть. Никогда не забуду тот вечер, его наглые руки на коленях и слюнявый рот. Противно, гадко, уничтожающе. Я никому не говорила об этом, и выполнила обещание, которое дала ему – унести эту тайну с собой в могилу. Скорее всего он рыдал от счастья на моих похоронах, попутно пытаясь выяснить не оставила ли я предсмертной записки, в которой бы говорилось о его грязных домогательствах. Но он заслуживал только одного слова, которым не хотелось марать бумагу. В своей предсмертной записке родителям я написала всего несколько строк: “Простите. Вы ни в чём не виноваты. Я люблю вас, но не могу по-другому”. Саше я написала целое письмо, но потом сожгла его в раковине. Это были не те слова, но я уверена - он понял и простил меня.

Надеюсь, он не любил меня больше, чем я того заслуживала. Однажды он сказал мне, что без любви человек всего лишь призрак, что любовь и есть бог, и есть настоящий смысл жизни. Почему-то это мнение так популярно в нашем мире, который знает столько историй, когда любовь приводила к гибели, становилась причиной жестоких войн, заставляла убивать не только себя, но и других. Знаю, найдутся люди, которые с умным лицом уверенно скажут, что там была не любовь, а там – катастрофическое неумение любить, что любовь – это чувство, которое связано с нервной деятельностью организма или небесный дар, делающий нас человеком. Но я знаю только одно – любовь может сделать тебя как сильным, так и слабым, как счастливым, так и несчастным, как бессмертным, так и навсегда умершим. В любом случае, она часто делает больно, и лучше держаться от неё подальше.

Когда-то я, как и все маленькие нежные девочки, верила ей, ждала прекрасных принцев из далёкой страны грёз, и думала, что всегда буду счастлива в этом мире. Последний раз я чувствовала подобное, когда гостила у Саши на даче давними летними вечерами. Тогда нам казалось, что наши уединённые каникулы будут длиться вечно. Мы бесились, делали всякие глупости, купались, гуляли у легендарного озера Бросно, в котором, согласно древним преданиям, живёт опасное чудовище, устраивали пикники, и думали, что ничего больше не имеет значения, кроме звенящего легкого веселья и невесомости молодых тел.

Только последний вечер перед возвращением в город испортил наше счастье. Мы посмотрели “Мост в Терабитию”, и Саша, молчавший в течение всей заключительной части фильма, неожиданно обнял меня, стал гладить по волосам, целовать, твердить, что умрёт, если меня не станет. В тот вечер вино одурманило мой рассудок, и я позволила целовать себя, сама подставляла шею и губы, хотя понимала, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы. Я любила его, как брата, и считала, что ненужная близость только испортит наши дружеские отношения. Поэтому вскоре я нежно и одновременно решительно отстранила его от себя, попросила не мучить нас обоих, сказала, что завтра во всём разберемся, что это просто действие алкоголя. От последних слов мне самой было гадко – именно так потом оправдывался муж тёти. Саша вновь стал признаваться в любви, сдерживая слёзы, говорить о нашей будущей жизни, свадьбе, крепкой семье. Но я почти не слушала его, а только печально смотрела на его горящие влажные глаза, напряжённое лицо, белую рубашку, перепачканную чёрной помадой, скомканную простынь, попутно пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы. Утром мы договорились забыть этот вечер, и никогда больше не говорили о нём. Со временем я убедила себя в том, что его чувства ко мне давно прошли, и, что даже, возможно, он никогда не любил меня, а просто влюбился на несколько дней, как наивный зелёный школьник.

На самом деле, я не подпускала его ближе не только из-за того, что боялась потерять нашу дружбу. Слишком рано мне пришлось взглянуть в глаза смерти, которой так нравится забирать у нас самых близких и родных людей, слишком рано пришлось поклясться себе, что никого больше не впущу дальше порога своего мира, чтобы потом не склеивать его по осколкам, слишком рано запретила себе любить.

Мой брат умер от лейкемии два года назад, когда ему было всего шестнадцать. Мы были с ним близнецами. Тогда вместе с ним умерла часть моей души. Я всё лето не выходила из дома, а потом чуть не забросила школу, но это не позволили сделать родители. Мама просто сказала: “Смирись с этим. Андрея уже не вернёшь!” А папа добавил: “Но жизнь продолжается”. Как же они могли сказать такое? Безусловно, они сказали всё правильно, и всё-таки нельзя было говорить так. Жизнь продолжалась, но я уже не могла жить по-прежнему. Кое-как дотянула последний класс – помог Саша, который в то время учился в Ирландии. Он каждый день звонил мне, провёл со мной все свои рождественские каникулы, а через полгода окончательно вернулся в Россию. Мне было очень хорошо с ним, но я продолжала замыкаться в себе, видеть себя в шумном мире лишь тенью, которая не понимает для чего ей существовать на земле, где больше жестокости и боли, чем радости, где даже любовь любит горе и смерть. Я пробовала с кем-то встречаться, один раз даже готова была полюбить, но всякий раз бежала от сильных чувств. Не хотела снова прорастать в кого-то ветками, чтобы их потом обрубили. Слишком долго они кровоточат, слишком долго отрастают заново…

Я решила пойти учиться в медицинский институт только из-за Андрея. Мне казалось, что врачи тогда не сделали всё возможное для спасения моего брата, ведь многие из них говорили, чтобы мы не теряли надежду, что рак крови излечим. Но он всё-таки умер. Так невозможно и несправедливо. Это был самый добрый и жизнерадостный человек на свете. Даже лёжа на больничной койке, совершенно бледный, без волос и ресниц, он продолжал дарить свет, ободряя нас полудетской улыбкой озорного мальчишки.

Однажды в метро, спеша на учёбу, я выбилась из бегущей толпы, прижалась к холодному каменному столбу и представила, что меня нет в этом мире. Меня не было, а жизнь просто шла мимо меня. И я поняла, что когда меня не станет, люди также будут куда-то нестись, боясь не успеть, и ничего не изменится, мир сможет жить без меня, даже самые близкие смогут. Тех, кто не может, считают слабыми. Но так трудно всё время быть сильной.

Мне кажется, Саша до последнего не понимал, что я серьёзно собираюсь уйти из жизни, я и сама до конца не осознавала своего желания, пока не случилась та авария. Иногда я специально для Саши разыгрывала целые представления, чтобы показать, как я счастлива. Для него это было очень важно, для меня – временное забвение.

Туман вернулся, когда дождь уже почти заканчивался. Он приветствовал вампира, продал ему крест с распятием, спросил о текущей обстановке в районе. Они оба, словно не замечали меня, но мне и хотелось этого. Я медленно надела перчатки, и посмотрела в сторону тёмных домов, которые возвышались за ограждением рынка. Вампиры живут так, будто они обычные люди. Мне захотелось узнать, что они делают на своих улицах, в своих домах, дожидаясь ночной охоты, поэтому решила сходить туда, пока были возможность и время.

Однако я успела сделать лишь несколько решительных шагов, прежде чем всё вокруг стало сплошным белым светом. Я не понимала, куда всё исчезло. Такой яркий свет должен был резать глаза, но я не чувствовала своего тела. Оно даже не подчинялось мне, словно я превратилась в неподвижную статую. Я только чувствовала чьё-то присутствие. Что-то неосязаемое обволакивало меня, и мне это нравилось. Я вновь почувствовала своё тело, когда кто-то стал тянуть меня за руки и звать, умолять пойти с ним. Постепенно к этому голосу стали примешиваться другие голоса. Они становились всё громче, и мне захотелось бежать от них. Я вырвалась, но тут же стала проваливаться куда-то вниз...

Придя в себя, я поняла, что лежу, уткнувшись лицом в шершавый асфальт. Во рту чувствовался вкус крови, за спиной кто-то связывал мне руки.

– Что вы делаете? Прекратите! Мне очень больно!

– Простите, дорогая, но обычно людям не нравится, когда на них нападают с холодным оружием, – услышала я голос вампира.

Он перевернул меня на спину, и я увидела Тумана. Он был чем-то очень рассержен.

– О чём вы?! Пустите сейчас же!

– О том, что ты набросились на меня, желая всадить мне кинжал в сердце. Но я умело тебя вырубил. Не ожидал, что ты психованная дрянь! – грубо ответил Туман.

– Я не понимаю... Какой кинжал?

– Вот этот, – сказал вампир, взяв с прилавка узорчатый клинок из меди. – Прекрасная работа! Такая тонкая полировка, шикарный орнамент из драгоценных камней. У меня был такой, когда я воевал в Персии.

– Я не хотела убить вас, Туман. Я даже не помню, чтобы нападала. Прошу вас, развяжите меня, пока этот вампир не обезумел от вида крови.

Вампир шутливо изобразил глубокое оскорбление. Туман с подозрением посмотрел на меня.

– Пока здесь обезумела только ты! Мне всё равно, что ты ничего не помнишь. Я бы сдал тебя охране, но ты знаешь, что я не могу.

– И что вы собираетесь со мной делать?

– Ещё не решил. Мир намекал, что мог бы помочь мне с твоим исчезновением, не привлекая лишнего внимания.

Его чёрствый ответ вызвал у меня приступ ярости. Чёрт возьми, только я вправе решать, как и когда мне умереть! А решать надо было как можно скорее. Видно, в этом городе мне уготована участь агрессивной психопатки.

– Я не призрак, и не могу исчезнуть бесследно. Думаю, моё тело быстро найдут, и у вас будут проблемы.

Кого я обманывала? Туман достал из кармана фляжку и стал пить из горла. Скорее всего, он просто сильно перепугался, решила я, но скоро успокоится и поймёт, что убивать меня – глупая затея. Оставалось надеяться только на это.

– Знаете, как зороастрийцы хоронили своих усопших? – неожиданно спросил вампир, опустившись рядом со мной.

Я промолчала.

– Они хоронили их в так называемых “башнях молчания”, расположенных на высоких скалах, – продолжал он. – Это полые башни, на чьи вершины приносили тела покойников, для того чтобы их плоть растерзали грифы. Потом кости и прах проваливались вниз через решётку в глубокий колодец, что находился в центре такой башни...

– Зачем вы рассказываете мне это?

Глаза вампира горели хищным блеском. Он сам напоминал падальщика, который почуял запах смерти.

– Иногда ночью некоторые люди приходят к нам добровольно. Их тела мы по уговору оставляем в одной заброшенной усадьбе, чтобы не загрязнять район. Туда никогда не заходят охранники – не выдерживают смрада.

– Вы не получите меня, – ответила я, удивившись тому, как уверенно прозвучал мой голос.

– Может быть... Я тоже почему-то думаю, что мы с вами больше не увидимся.

Едва он сказал это, кто-то из охранников по громкоговорителю приказал всем торговцам срочно покинуть рынок. Я бросила на вампира торжествующий взгляд – он ответил мне лёгкой улыбкой.

– Я развяжу её?

– Сначала я соберу весь товар, – угрюмо отозвался Туман.

Было не ясно, почему вампир помогал ему, но меня волновали вопросы намного значительней этого. Я желала, чтобы мне скорей развязали руки: нужно было покинуть рынок и, наконец, сделать то, на что я так долго не решалась тут. Так больше не могло продолжаться.

Загрузка...