Он стоял ко мне спиной. Неподвижно, как мишень. Темнея на фоне светящихся окнами фасадов жилых домов. Не шевелясь. Неужели я мог подняться настолько тихо?
— Ну–ну, смелее, — донесся откуда–то сбоку от самого бетонного пола насмешливый Варькин голос.
— Заткнись, — беззлобно отрезал он.
— А какого черта ждать? Это было пол одиннадцатого, в одиннадцать, в полночь? Мы торчим здесь слишком долго — начинает надоедать. Какой–то нелепый ритуал.
Приклад помпового ружья, совсем как у десантного АКМА — из таких я стрелял в армии — уперся в плечо, ствол наперевес. Предохранитель! Ах, да, я его снял. «Фалаут» ты мой: пять единиц времени на неприцельный выстрел, шесть — на прицельный. Потом на ход двинуться… Нет, здесь надо передернуть затвор. Это не игрушка.
— Ничего ты не понимаешь, — тоскливо вздохнул он.
— Да все я понимаю. Прощай работа, прощай карьера и все потому, что по пьяной лавочке…
— Ничего не понимаешь! — перебил он. — Анка спала с Карасевым, Тайка — со мной. Мы тогда выпили, Анке захотелось дешевой романтики. Залезли сюда. Анка тогда лечилась, но Тайке ничего не стоило побыть с двумя сразу. Мы пили, было весело, а потом мы хотели…
— Ох уж эти возвышенные мужские запросы, — зло хохотнула Варька. Провоцирует она его что–ли? Ствол ходит из стороны в сторону, руки опять мокрые. Боже, я же так и с пяти метров не попаду.
— Я не знаю как она свалилась. И Карасев не знает. И даже Анка — она была самая трезвая — ни хрена не помнит, — пробормотал он. — Пойми ты, не виноват никто. Никто не хотел. Этого не должно было случиться.
— Но забыть про это оказалось не так–то просто?
— Просто, очень просто. Потому что это — нелепая случайность, и перечеркивать из–за этого наши жизни…
— А кто–то решил по другому, верно?
— Анка. Ее понесло. Слишком много пила. Я помог ей уехать домой. Нашел деньги, разыграл нелепый спектакль на пляже. Ну какого черта ей не сиделось в своем проклятом Николаеве? Делала бы свою «РУХовскую» газетенку. Какого черта понадобилось писать «Помните!!!»?
— Может, совесть замучила? — подсказала Варька.
— А мы? Наши жизни? Наши семьи? Наши дети? Все это куда? Анка была одна — как перст. Пусть бы и разбиралась со своей совестью сама.
— Ты ее убил?
— Конечно, — он по прежнему стоял на самом краю, лишь слегка повернув голову в сторону лежавшей где–то правее, в темноте, на полу Варьки. — И второе сообщение уже не могло быть от нее. Даже, если бы она кому–то сказала. Этот кто–то не свидетель…
Держи ствол, держи… У тебя преимущество — ты держишь его на мушке, не он тебя.
— А Карасев запаниковал, — вздохнула из темноты моя хозяйка. — И посыпались трупы.
— Он свихнулся. Он просто свихнулся. Он начал подозревать Аксенову. Зашел к ней с водкой, якобы мириться. Насыпал яда. Потом все боялся, что та успела кому–то рассказать. Ты его напугала Орловым и он попытался того отравить. Отравил ни в чем не повинную бабу и убил Орлова молотком. Если бы я не убрал его сегодня, были бы еще горы трупов.
— А я‑то думала, что сюда придет он, — хмыкнула Варька. — Все это изначально выглядело настолько глупо, что представить наличие в этом деле кого–то здравомыслящего было трудно.
— Я — здравомыслящий?
— Ну, не такой же идиот, как Карасев. Ты понимаешь, что я не просто пришла сюда. Там, в замке сумочки — микрофон и передатчик. Магнитофонную запись завтра передадут полковнику Дрожко.
— А есть разница, за что получить свое пожизненное заключение? Два убийства или три? Я уже — загнанный зверь. Иначе, не пришел бы сюда. Я уже не сдамся. Я — профессионал!..
И затаив дыхание я нажал на курок. Грохот, отдача в плечо и лишь звездное небо там, где еще совсем недавно темнел человеческий силуэт.
— «Тш–цы, за разгром противника без потерь вы получили сто очков опыта», — насмешливо и негромко вдруг прозвучало в тишине.
— Какой, к черту, без потерь! — я подошел и увидел свою хозяйку. Она лежала на бетонном полу прислонившись головой к стене, руки связаны за спиной. Вся правая половина лица — сплошной кровоподтек.
— Это мелочи, — усмехнулась Варька. — Просто, я ждала не ветерана спецназа, а неврастеника–редактора. А ветеран умудрился придти сюда на час раньше меня, да как жахнул по голове.
— Профессионал ты хренов! — выругался я и начал своей золотой зажигалкой перепаливать веревки на ее запястьях.
— Еще бы немного поболтали, я бы перетерла веревки и тогда…
— Заткнись, Варька! — освободив ее я уселся рядом и только тогда положил на пол ружье. — Я человека убил.
— Ты всегда делал это очень прагматично, — не сдавалась Варька. — Помнишь, во втором «Фалауте»: подход к противнику вплотную — до боя; начало боя — выстрел в пах, противник сбит на землю; потом выстрел в лицо и победа. Очень грамотно и профессионально.
— Сестрен, ты спятила?
— Вик, ты не профессионал. Ты — штатский с ружьем. Ты сделал что мог, — вдруг став серьезной сказала она. — А профессионалка на этот раз облажалась. По доброму, мне нужно было жалобно всхлипнуть и сказать: «Он чуть было меня не убил, Майкл».
— Терпеть не могу Спиллейна.
— Я тоже, — кивнула Варька. — Это другой Майкл. Тебе следовало ответить: «Я пришел вовремя, Никита».