Город Плененных Душ

Глава 6

Только один день оставался у Грома. Вен прибежал к нему прошлым утром и сказал, что ничего не нашел. В доме Майорка было пусто, как будто там никто не жил. Спал маг в какой-то гробнице, которую притащил невесть откуда, предварительно вытряхнув из нее прежнего владельца. Теперь эта мумия бродила по дому, отчаянно вздыхая, вопя и плача. По доброте душевной Вен принес для нее с базара деревянный ящик, но мумию ящик не устроил. Гораздо больше ей понравился мраморный стол в зале, там-то она и примащивалась время от времени, приводя Майорка в ярость. Сам Вен спал на полу, подстелив циновку, потому что кроватей для прислуги маг тоже не предусмотрел.

Конечно, Гром и не надеялся особенно на удачу. Старик не так прост. Где уж Вену, хоть он и внук самого Минь О, провести мага. Даже преданным слугам не всегда доверяют все тайны, не говоря о слугах временных и заведомо неверных.

Итак, все же приходилось рассчитывать только на себя. Теперь Грома уже не пугала так эта мысль. Прошло то время, когда он, в растерянности и отчаянии от неожиданного удара, помчался в Акит и сразу попал в сети Майорка. Потом, в маленькой комнате нежилого дома, куда поместил его старик, бесполезно уплывали дни, а с ними и былая сила, уверенность и решительность. Гром не узнавал сам себя, но ничего не мог сделать. Потеря единственной дочери — самого дорогого и близкого человека — сломила его, казалось, навсегда. Но так только казалось. Загнанный в угол, растерянный, враз постаревший, на самом пике своего отчаяния Гром вдруг обрел вновь все прежние качества. И опять, с радостью, с едва сдерживаемым ликованием он ощутил в руках и в душе божественную Силу — Силу Митры. Вот в этом и была ошибка Майорка: слугу Подателя Жизни невозможно превратить в слугу Приносящего Смерть никакими угрозами, никакими пытками и никаким колдовством.

Майорк ошибся, и его ошибка будет означать его конец. Он потешился достаточно. Он хотел нанести слуге Митры тяжелый удар — надо признать, это ему удалось. Когда в Тарантии он пришел к Грому и сказал, что дочь находится у него, в Аките, тот, не медля ни вздоха, вскочил на коня и поскакал в Акит. Здесь он узнал, что старик прячет Иену. Мало того, хитроумный маг придумал какую-то каверзу и с девочкой могло случиться нечто страшное, если он, ее отец, не покорится желанию Майорка стать хозяином мира, если не научит старика божественной Силе Митры… Маг проиграл уже тогда, хотя не знал об этом сам, как не знал об этом и Гром. Теперь, даже потеряв навсегда дочь, даже погибнув сам, слуга Митры победит. Первый шаг к победе — осознание того, что победа будет твоя. Гром сделал первый шаг.

Не раз в минуты отчаяния Гром представлял лицо Учителя, не раз ведал ему свою боль. Ничего не отвечал ему наставник, лишь вглядывался внимательно в зеленые глаза ученика, словно в них пытаясь найти и вопрос, и ответ. Так же и ученик жадно смотрел прямо в янтарные зрачки Учителя, видя в них каждый раз свое отражение, и только. Но и этого было достаточно, чтобы ободрить, поддержать и направить Грома. В мысленных беседах с наставником он все яснее представлял себе, что с ним происходит; представлял — и ужасался. За несколько лун он, всегда такой спокойный и уверенный, превратился в жалкое свое же подобие. Отражение этого подобия в глазах Учителя лучше всяких раздумий подсказало ему, что надо делать. Все оказалось намного проще, чем выглядело вначале. Оставаться слугой Митры в любых обстоятельствах — так ответил Гром на все свои вопросы и теперь корил себя за прежние колебания и сомнения. Оставаться самим собой — что может быть проще? Но что может быть труднее? И опять Гром отбросил прочь ненужные размышления. Есть клятва, а значит, есть долг, и долг надо выполнять. Эта простая цепочка слов и будет основанием всего, каждого слова, каждого поступка, каждого поворота мыслей. Поняв это, оставалось только действовать.

Нэго бормотал уже последние слова заклинания, с любовью глядя на поднимающуюся из горшка орхидею, когда дверь его конуры вдруг медленно начала открываться. Колдун вытаращил глаза, оборвав заклинание, и цветок тут же стал чахнуть. «О!» — в отчаянии толстяк отвернулся от двери, быстро шепча последние, самые главные слова. Орхидея вновь подняла головку. Поднял голову и колдун. Торжество, мелькнувшее было в его глазах, тотчас угасло — перед ним стояла девушка. В руках она держала длинный узкий меч, и это совсем не понравилось коротышке. Тем не менее он не собирался показывать свою тревогу юной особе. Сладко улыбнувшись, Нэго указал девушке на табурет и ласково произнес:

— Давно не видел такой красавицы. Откуда ты в наших краях?

Гостья молчала. Презрение и гнев в ее глазах смутили колдуна, он откашлялся и, улыбнувшись еще умильнее, продолжил:

— Когда я встречаю подобную красоту, я вспоминаю дни моей молодости. О, как давно это было! Тогда я выглядел довольно мило. Не верите? Я и сам теперь не верю. Да-а-… с опаской покосившись на меч, Нэго почувствовал, как покрывается липким потом его спина. Юная гостья явно не собиралась вступать с ним в беседу. Судя по всему, намерения ее были куда более серьезные. — В то время я дарил девушкам прекрасные цветы. Мои любимые, орхидеи. Кстати, я садовник. Так что и вам могу подарить свой лучший цветок. Видите, в вазе стоит? Возьмите! Вы такая нежная, вы должны обожать цве…

Закончить он не успел. Огромный дикарь, спокойно спавший до этого, вдруг засопел, приподнял голову — и девушка словно очнулась. Молча и решительно она подняла меч — Нэго взвизгнул — и ударила его точно в темя. В этот момент киммериец открыл глаза.

— Иена?.. — непослушными губами произнес он.

— Конан! — Девушка кинулась к варвару, обняла его за шею. — Что с тобой?

— Не знаю, — он помотал головой, пытаясь прийти в себя. — Я что-то выпил… Не помню…

— А что с Хольдом? — Иена теребила варвара за рукав, но он смотрел на нее мутными глазами и явно не понимал, о чем она говорит.

— О, Митра! — девушка всхлипнула, подошла к юному врачевателю, лежащему без движения на полке. — Как ужасно… Очнись же, Конан! Что мне делать?

Конан постепенно оживал. Синие глаза его светлели, в них появлялось осмысленное выражение и хорошо знакомый Иене блеск.

— Конан… — прошептала она. — Ну, еще немного… Очнись…

Варвар потряс головой, стряхивая остатки сна, и начал вставать. Его огромная фигура еле помещалась в маленькой конуре колдуна. Он осмотрелся. Увядшие орхидеи, потускневшие черные камни, Нэго с разрубленной до бровей головой — да, здесь многое изменилось. Киммериец пожал плечами, затем подошел к Хольду, вытащил его с полки и на руках вынес на улицу. Иена, сквозь слезы улыбаясь, последовала за ним.

Уже наступило утро. Конан с наслаждением вдохнул влажный после дождя воздух. Слабый свежий ветер приятно обдувал лицо и тело, затекшее от долгого неподвижного сиденья. Чахлые деревья слегка покачивались, шуршали листьями, сбрасывая тяжелые крупные капли, и такая спокойная тишина царила вокруг, что, казалось, в природе наступил мир после ночного сражения. А впрочем, это было обычное течение жизни, где буря сменяется безветрием, а шторм штилем, где после ночи обязательно приходит день, а после дня ночь, где умирают одни люди и сразу рождаются другие — словом, где все идет своим чередом.

Конан отнес Хольда в дом. Щеки юного врачевателя уже порозовели, будто с гибелью колдуна потеряло силу и его заклятье, но дыхания еще слышно не было. Киммериец выдернул из оконного проема остатки бычьего пузыря, и в комнату легко ворвался поток свежего воздуха. Подтянув тело юноши поближе к окну, варвар вышел на улицу.

— Ты вовремя появилась, Иена.

— О, — рассмеялась девушка. — Если бы ты знал, Конан, с каким трудом я выбралась из твоего плаща. Ты замотал меня так крепко!

— На всякий случай. Сама понимаешь, Хольду несладко пришлось бы… Да ладно. Лучше скажи мне, как ты управилась с этим жирным ублюдком?

— Это Нэго, — помолчав, ответила Иена. — Мне рассказывал о нем отец. Деревенская жизнь, страсть к орхидеям… Я сразу поняла, кто он, только вошла в его комнату.

— А как ты догадалась, что нужно дернуть за кольцо?

— Какое кольцо? — удивилась девушка. — Я просто искала вас и увидела приоткрытую дверь.

— Значит, нам повезло. А что, твой отец знаком с колдунами?

— Он… как объяснить тебе, Конан. Он — слуга Митры. Такие как Нэго вмешиваются в жизнь, нарушают ее течение, пытаются подчинить своей воле то, что задумано и сотворено не ими. Мой отец один из тех, кого Великий Митра посылает на борьбу с ними. Надо же сохранить Равновесие…

— Я кое-что знаю об этом, — киммериец присел на бревно, кивком приглашая девушку сесть рядом. — Теперь я точно пойду с тобой. Мне хочется познакомиться с твоим отцом.

— Он чудесный! — с жаром воскликнула Иена. — Он добрый, справедливый человек. Он самый лучший…

— Ладно, посмотрим. Это он научил тебя так владеть оружием?

— Да. Он начал учить меня еще тогда, когда я была совсем малышкой. И потом… Мы прожили с ним в Тарантии не больше года, но каждый день он занимался со мной, рассказывал… Хорошее было время…

— Не грусти, Иена, — раздался вдруг тихий, но вполне бодрый голос юного врачевателя. — Ты вернешься к отцу, обязательно вернешься.

— Хольд! — Иена вскочила, бросилась к юноше, но тут же спохватилась. Смущенно улыбаясь, она потянула его за рукав и усадила на бревно рядом с Конаном.

— Ну, парень, выжил? — ухмыльнулся киммериец. — Жирный рассказал мне, как тащил тебя на себе. Жаловался, что ты тяжелый.

— Какой жирный? — удивился Хольд. — Умирающий?

— Вообще-то он уже умер. Но тогда еще был вполне живой.

— Я помню только, что сидел на бревне и думал о… — юный врачеватель вдруг покраснел. — Ну, а потом кто-то застонал. Я подбежал и… И все. Больше ничего не помню. — А! — догадался Конан. — Обманул-таки жирный! «Подкрался как пантера…» Ха!

— Какая пантера? О чем ты, Конан? — Иена смотрела на обоих друзей, ничего не понимая.

— Хватит болтать, — варвару совсем не хотелось объяснять, как он сам попался на удочку колдуна. — Надо идти. Мне надоела эта деревня.

Они зашли в дом, взяли свои вещи. Увядшая, почти рассыпающаяся орхидея выглядела так жалко в великолепной вазе, что киммериец подошел и вытряхнул ее на пол. Подумав мгновение, вазу он затолкал в плащ.

Спутники с нескрываемым облегчением покидали деревню. Пустые глазницы окон мертво смотрели им вслед. Выйдя за ворота, Конан повернулся к Хольду.

— Ну, и куда теперь нас поведет твое чутье?

— В Акит, — пожал плечами юный врачеватель.

Погода снова поменялась. Чистое серое небо стало голубым. Выглянуло солнце — белое, жаркое, оно сразу разогрело и высушило воздух. Птицы ожили, затрещали на своем языке в зеленой листве тощих деревьев.

Тоненькая тропинка становилась все шире, постепенно превращаясь в дорогу, но Хольд, не раздумывая, свернул с нее. Сначала они шли по высохшему болотцу, затем по огромному полю, заросшему сухой колючей травой. За полем оказалась еще одна дорога — узкая, но утоптанная, со следами колес и лошадиных копыт. Людей не было видно, хотя в этой местности уже ощущалась жизнь. Срубленные деревья, рваный башмак на дороге, треснувший обод колеса — спутники явно приближались к поселенью.

Конан, внимательно вглядывающийся вдаль, первый заметил мелькнувшую за деревьями крышу дома. Подойдя ближе, спутники увидели небольшое строение, очень напоминавшее дорожный трактир. А когда вдруг распахнулись двери и на улицу вылетел какой-то маленький человечек, грохнулся на землю, подняв целый столб пыли и гнусавым голосом затянул песню, стало ясно, что перед ними действительно трактир.

Спутники оживились. В кармане у Хольда валялось несколько монет, так что хороший стол был им обеспечен. Варвар, подходя к двери, уже видел барашка на вертеле, огромное блюдо с бобами, кусок солонины величиной с его кулак и глиняный кувшин с ароматным пивом. Все это он представил себе так ясно, что в животе его громко булькнуло и заурчало. Он перескочил три ступеньки и ногой толкнул дверь.

В трактире было почти пуста. Только за одним столиком в углу сидела парочка солдат, а за другим — грузный мужчина, по виду похожий на торговца. Перед солдатами в несколько рядов стояли порожние винные бутылки. Отчаянно зевая, парни еще бормотали что-то, но головы их падали, а языки заплетались, и в тот момент, когда путешественники вошли в трактир, один из солдат упал с табурета, а другой, пытаясь поддержать его, свалился тоже. Больше они не поднялись и через несколько мгновений из их угла доносился могучий храп в две глотки.

Мужчина неторопливо грыз сочную мозговую кость, не глядя ни в сторону солдат, ни на вновь прибывших. Его безмятежный вид говорил о том, что этот человек уверен в себе, в своей силе и, судя по уставленному всяческой едой столу, в своих деньгах.

Конан прошел вглубь и занял левый угловой стол, прямо напротив солдат. Иена и Хольд уселись рядом и тут же к ним подбежал мальчишка-слуга. Киммериец, сурово глядя на него, перечислил все, что он и его друзья хотели бы сейчас съесть. Он не забыл ни солонину, ни барашка, ни бобы, ни пиво, а кроме этого потребовал еще два каравая хлеба и жареных перепелов. Мальчишка круглыми немигающими глазами с восхищением смотрел на могучего гостя и кивал.

Немного спустя друзья уже поглощали первое принесенное блюдо — солонину и хлеб. Конан глотал огромные куски, почти не жуя. Он был так голоден, что через несколько мгновений на блюде не осталось и крошки. Но проворный мальчишка, следивший за посетителями из Дальнего угла, сразу принес следующие заказанные яства.

Когда путешественники наконец насытились и набили едой свои мешки, Хольд бросил на стол три монеты, которые тут же исчезли в худенькой, покрытой цыпками руке слуги. Теперь можно было идти дальше. Но, разморенные теплом и сытостью, друзья не торопились. Лениво переговариваясь, позевывая, они все сидели за столом, и не сразу обратили внимание на шум на улице, на мальчишку-слугу, изменившегося в лице, на грузного мужчину, замершего с набитым ртом.

Вдруг с треском разлетелись двери и в трактир вошли новые посетители. Две дюжины здоровых, большей частью молодых людей, с ног до головы обвешанных оружием, живо расселись и потребовали хозяина. Грузный мужчина повернулся к ним.

— Я хозяин…

— Жирного барана каждому! — хрипло приказал высокий жилистый парень. По тому, как уверенно он вел себя и как почтительно, даже подобострастно смотрели на него другие, можно было понять, что среди этих людей он считается за вожака.

— У меня нет столько баранов… — Хозяин развел руками, словно желая показать, что у него и в самом деле нет столько баранов.

— Я сказал, каждому! — повысил голос жилистый и отвернулся. Заботы хозяина его не волновали.

Конана тоже не волновали заботы хозяина. Он наблюдал за происходящим с холодным любопытством. Он сразу понял, кто эти люди. В своей жизни он немало встречал таких, да и сам не всегда от них отличался. И сейчас ему было ясно: так просто он и его друзья отсюда не выйдут. Но Иена и Хольд, настороженно разглядывающие бандитов, пока ни о чем не догадывались. Киммериец, спокойно взвешивающий шансы уйти невредимы- ми, покосился на юного врачевателя. Если в Иене он был уверен, то Хольд не производил впечатления хорошего бойца. Что же, сегодня у него будет возможность показать, на что он годен. В это время один из солдат начал подниматься с пола. Он протер глаза и недоуменно осмотрелся. Всклокоченные рыжие волосы, красный нос, пухлые мальчишеские губы и бессмысленный взгляд — весь вид его был настолько комичен, что Иена и Хольд переглянулись с улыбкой. Парень покачнулся, зевнул несколько раз, повизгивая, потом увидел Иену, и лицо его растянулось в глуповатой улыбке. Он махнул рукой, приветствуя ее; это оказалось для него нелегким испытанием — он опять покачнулся и чуть было не грохнулся на пол. Чудом удержавшись на ногах, солдат, тем не менее, повторил свой подвиг — махнул Иене еще раз. Но теперь уже устоять ему не удалось. Мешком он свалился под стол, громко и обиженно при этом хрюкнув.

Бандиты расхохотались. Маневры солдата не прошли для них незамеченными, а поскольку они тоже обратили внимание на девушку, сегодняшний день обещал быть весьма веселым.

Низкорослый, кривой на один глаз и кривоногий бандит, ухмыляясь, подмигнул Иене и вразвалочку направился к солдату, который безуспешно пытался встать. Подойдя так близко, что носки его сапог почти касались пальцев парня, коротышка прокричал фальцетом:

— А не поджарить ли нам этого барашка? — и расхохотался. Смех его был отвратителен: ухая, он плевался, судорожно всхлипывал и ко всему прочему стонал. По этой ли причине, или им очень понравилась шутка приятеля, но бандиты оглушительно загоготали, хлопая ладонями по столам; кто-то гаркнул непристойность, за ним и остальные, стараясь перекричать друг друга, выпаливали скабрезные шутки или даже просто слова, звуки…

Иена с отвращением наблюдала за бандитами. Конан, которого все это скорее забавляло, поймав ее взгляд, поморщился. Но в то же мгновение скривился уже непритворно: один из бандитов, желая перещеголять других, громко выпустил воздух. Трактир сразу наполнился ужасающей вонью десятка козлов и еще пары мокрых собак. Киммериец сплюнул на пол и начал вставать. «Подожди, Конан…» — шепнула Иена, положив тонкую руку ему на рукав. И вдруг кривоногий коротышка, все еще стоящий рядом с солдатом, вынул огромный кинжал и, продолжая смеяться, воткнул его в шею парня по рукоять.

— Ах ты ублюдок… — сквозь зубы процедил Конан, снова поднимаясь. — Ну и ублюдок! — уже громко повторил он.

Бандиты резко оборвали гогот. Тот, что испортил воздух, повернулся к жилистому и развязно произнес:

— Это кто тут воняет, Хельме?

Не ответив, жилистый встал. В руке его вдруг оказался короткий широкий меч. Поигрывая им, Хельме сделал несколько шагов навстречу киммерийцу. Он был на голову ниже Конана и уже его вдвое, но за его спиной сидела целая банда, а рядом с варваром, бледные и напряженные, встали только юные девушка и парень. Внезапно худое лицо жилистого исказила раздраженная гримаса — к троице подошел сначала хозяин, в толстом кулаке которого была зажата рукоятка большого кухонного ножа, а затем и мальчишка-слуга, дрожащий от страха, но тоже вооруженный ножом и молотком.

Прошипев что-то невразумительное, Хельме поднял меч — вся банда тотчас зазвенела оружием — и кинулся на Конана, целя клинок ему в шею. Но киммериец не дожидался удара. Он прыгнул навстречу жилистому и первым же взмахом меча срубил тому половину головы. Бандиты взревели. В самом начале боя потерять вожака оказалось для них непростым испытанием. Они засуетились, то кидаясь к выходу, то пытаясь перевернуть столы, а то хватаясь за табуреты. В эти мгновения Конан и его спутники отправили вслед за жилистым еще полдюжины бандитов; хозяин, оттеснив в сторону мальчишку, распорол живот коротышке и теперь вытирал нож о штаны, брезгливо морщась. В замешательстве бандиты кинулись было к дверям, но тот, что испортил воздух, остановил их:

— Назад! Их всего четверо! Назад!

— Вот сейчас начнется настоящий бой… — пробормотала Иена Хольду, вновь поднимая меч. Девушка была права. Опомнившись, бандиты развернулись. Они не были умелыми воинами, но это оказалось единственным преимуществом путешественников. Конан, с трудом поворачиваясь в небольшом пространстве зала и боясь случайно задеть клинком друзей, бросил меч и, схватив со стола нож, принялся орудовать им. Так же поступила и Иена. Бандиты же, в отличие от них, ничуть не опасались друг за друга и отчаянно размахивали мечами и саблями.

Громко вскрикнул хозяин. Его рука с зажатым в кулаке кухонным ножом отлетела в самую гущу боя. Хлынула кровь. Побелев, хозяин покачнулся, сделал шаг назад и упал. Следующий удар отсек ему голову.

Иена, ловко уворачиваясь от клинков, уверенно орудовала ножом. Ее гибкая рука мелькала в воздухе, и то один, то другой бандит, вскрикивая, с ругательствами отскакивали в сторону, зажимая раны. Двое уже лежали мертвыми.

Хольд тоже оказался неплохим воином, хотя действовал не столько оружием, сколько руками и ногами. Его маленький, но крепкий кулак уложил уже троих бандитов, а тонкое длинное лезвие, напоминавшее иглу, прикончило их. Этой иглой юный врачеватель управлялся отлично. Всаживая ее в горло поверженных противников и мгновенно выдергивая обратно, Хольд вновь поворачивался к бандитам, уклоняясь от их ударов, и вновь пускал в ход кулаки.

Варвар, в огромной руке которого терялась и только мешала рукоять ножа, бросил и его вслед за мечом. Кулаки его летали словно два тяжелых молота, и каждый такой удар оказывался для противника смертельным. Но не все его удары попадали в цель — то и дело в руки киммерийца вцеплялись бандиты; он сбрасывал их и снова разил. Когда же на нем повисла целая гроздь, Конан вытянул руки, схватил за горло бандита, уже поднявшего свой меч, и — только хруст позвонков, заглушенный шумом боя, да вопли ужаса раздались в этот момент. Варвар тряхнул плечами — бандиты отлетели в разные стороны — и вновь обрушил страшный удар на голову ближайшего. Тот без звука повалился на пол, и в это же самое мгновение один из бандитов, ухнув, метнул в киммерийца тяжелый табурет. Угол табурета пришелся Конану прямо в висок. Сознание его помутилось, сердце остановилось на вздох и — огромная фигура варвара пошатнулась и рухнула.

Теперь исход боя был предрешен. Хотя Иена и Хольд все еще отчаянно бились, хотя мальчишка-слуга из укрытия швырял в бандитов кувшины, бутылки, блюда и прочую кухонную утварь, тем не менее противники начали одолевать друзей. Постепенно круг сужался; девушка и юный врачеватель едва успевали уворачиваться от мечей; вскрикнув, упал с кинжалом в груди мальчишка; наконец клинок бандита плашмя ударил Хольда по голове, и в тот же момент Иена, вскрикнув, упала на колени, зажимая глубокую рану в плече. Бой кончился.

На этот раз маг выспался отлично. Он не связал свой хороший сон с отсутствием Вена — китаец был слишком мал и глуп, чтобы великий Майорк обращал на него внимание. Тем более, что мага занимали теперь почти целиком приятные мысли о том, как Гром начнет учить его и что будет дальше. Остальное время Майорк предавался воспоминаниям. Он оставил пока свои дела, готовясь к предстоящей работе. Гром несомненно будет восхищен четырехсотлетним магом, который без особых усилий обучится его искусству. Майорк всегда считал себя не просто способным, но талантливым, так пусть и Гром убедится в этом. Почему-то магу было очень важно, чтобы именно слуга Митры признал его талант. Сейчас, вылезая из своей гробницы, он кряхтел и охал, но после обучения все должно изменится. Сила Митры лучше любого снадобья излечит все хворобы и старческие — Майорк вынужден был это признать — недомогания.

Приближался вечер. Солнце палило так, словно решило успеть до захода отдать все свое тепло; поэтому в городе стояла одуряющая жара. От духоты люди спрятались в домах, и на улицах Акита было сейчас почти пусто. Редкий прохожий, прижимаясь к стенам зданий — будто это могло спасти от палящих лучей — бежал по своим делам. Стреноженные лошади даже под навесом тяжело вздыхали, время от времени поднимали к солнцу морды и ржали, как бы умоляя его уходить скорее за горизонт. Но солнце распалялось все сильнее. Под его лучами, казалось, плавились крыши домов и сохли листья деревьев и кустов, жухла трава; от раскаленной земли шел пар.

Во внутреннем дворике дома Майорка тоже было жарко, но не так, как за стеной, в городе. Словно туман, повисла над двориком прохладная тень. Маг вышел, сел на свою любимую скамью и сладостно зажмурился. Скоро, скоро придет его час. Он долго ждал, но теперь наконец это свершится… Разморенный от жары маг скинул длинное черное платье и оказался в тонкой полотняной рубахе чуть ниже колен. Мягкая ткань облегала тело, отчего старик казался особенно костлявым и тощим.

Отпив из кувшина глоток холодной воды, Майорк вздохнул и прикрыл глаза. Все хорошо. Можно наслаждаться жизнью и не думать пока ни о чем. Главное сделано, а остальное — мелочи, не стоящие и пол-мысли… Но куда же подевался маленький поганец? Вчера Майорк послал его на базар, велев украсть что попадется, и противный китаец так и не вернулся. Наверное, стража приметила мальчишку… Ну и хорошо. Все равно от него не было никакого толка. Пусть теперь о нем позаботится Гром, если он действительно подсылал кхитайца к Майорку…

Посидев еще немного, маг решил все же заняться коекакими делами. Прежде всего надо было заглянуть в Вейшан. Раз уж так случилось, что оттуда сумел сбежать этот глупый однорукий кузнец, значит, что-то тут неладно. Значит, недостаточно силы дал Майорк уродам. Или всего лишь надо было наложить заклятье на ворота? Тогда в город беспрепятственно мог бы войти каждый, а выйти… А выйти не удалось бы никому. Да, жаль, что раньше магу не пришла в голову такая удачная мысль… Впрочем, сейчас старик несколько кривил душой. Из всех заклятий, которые он знал, не было ни одного, способного открыть вход, но запереть выход. Запереть и вход и выход — пожалуйста. Подобные заклятья знал не только Майорк, но и любой другой, мало-мальски смыслящий маг. Но запереть только выход… «Нет совершенства в этом мире, — со вздохом признал Майорк очевидное. — А жаль…»

Овальное, с неровными краями зеркальце лежало на сухой ладони старика. Сначала ровная матовая поверхность была пуста, потом затуманилась; желто-грязные всполохи пробежали по зеркальцу, затем что-то мигнуло несколько раз, и вдруг поверхность стала чистой, почти прозрачной. Майорк, полуприкрыв глаза, равномерно, как змея, покачивая головой, шептал какие то слова. Когда же наконец он посмотрел в зеркальце — там была ясная четкая картина: ворота Вейшана; оглядываясь назад, к ним подходит человек. Маг усмехнулся. Чем больше, тем лучше. И, как будто что-то почувствовав, человек круто развернулся и пошел обратно. «К-куда…» — заскрежетал зубами старик, но тут же на тонких губах его заиграла злая усмешка: монстры, огромными прыжками подскакав к человеку, целой толпой накинулись на него и в одно мгновение разорвали на куски. Майорк не услышал, но почувствовал предсмертный крик несчастного, и от этого блаженное удовлетворение затуманило его голову. Отлично придумано! Теперь надо заглянуть в город.

На улицах Вейшана почти не было людей. Лишь двое сидели у фонтана на площади, да еще трое переходили из одного кабачка в другой. Тогда Майорк последовательно просмотрел каждый дом и каждый кабачок. С неудовольствием он увидел, что в основном люди расположились в уютных общественных заведениях и бессовестно пьют за его счет. Их печальные лица ничуть не волновали мага. Что ему до чьей-то печали! Плохо то, что они пьют. Не вина жалко и не пива — Майорк никогда не скупился, если средств требовало дело, да и не стоило ему ничего это зелье. Но какую энергию он возьмет от пьяных? Нет, надо прекращать с бесплатной выпивкой. Пусть лучше едят. Чем здоровее будут — тем лучше.

Старик бросил зеркальце на стол и, в раздражении от увиденного, прошел в подземелье. Там, в самой дальней комнате, на цепях висел его пленник, нагло сбежавший из Вейшана. Пока он еще живой, но сил в нем остается все меньше и меньше. Вчера Майорк выдумал для него отличную пытку, но испробовать поленился. А сейчас у него было подходящее настроение…

… Когда маг, удовлетворенный, выходил из дальней комнаты, над Акитом уже висела лупа. Старик не видел ее, но знал, что сегодня лупа обязательно будет в небе. Полная, желтая как кошачий глаз, окруженная словно слугами тысячью звезд. Ночь! Самое лучшее время. Глупо устроен мир! День — ночь — день… Зачем? Не проще ли, не приятнее ли вечная ночь? Нужно будет непременно заняться этим, когда весь мир окажется в одних руках — в руках великого Майорка.

Внезапно старик насторожился. В подземелье ясно слышались посторонние звуки. Шорох, шелест, шепот… Что это? И вдруг, словно упала наконец заговоренная капля из клепсидры, все подземелье наполнилось белыми призрачными фигурами. Маг различил даже лица — красивые, чистые, с печальными глазами. Его передернуло. Одно дело видеть подобное в зеркале, и совсем другое — наяву. Тем более что все эти глаза уставились именно на него, Майорка! В растерянности старик забормотал какие-то заклятья, но вместо того, чтобы исчезнуть, призрачные фигуры вдруг обрели плоть. Великий маг ошибся! Холодный пот прошиб его. Хорошо, что он не успел дочитать это заклинание до конца. Плоть, но бессильная, почти мертвая была перед ним.

Фигуры зашевелились, начали приближаться к магу. Лихорадочно озираясь, старик обратил руки в вороньи крылья и взлетел к потолку. Но фигуры, нисколько не озадачившись, без усилий также поднялись вверх. И тогда Майорк понял. Это не люди, а их души заполнили его подземелье! Он забыл сдуть из зеркальца картину и перевернуть его, и теперь сюда смогли проникнуть души тех, кто был пленен им в Вейшане… Словно тени, плыли под потолком белые фигуры. Они не касались мага, но и не выпускали его из круга. Майорк попытался прорваться, но обретшие плоть души кольцом окружили его. Все ближе и ближе подплывали они к магу. Старик задыхался, хриплое дыхание с трудом вырывалось из горла… Словно железным обручем сжало вдруг голову и в висках глухо застучали тяжелые молоточки. Вот уже души протянули к его крыльям тонкие нежные руки, вот уже чьи-то пальцы выдернули несколько перьев…

И тут Майорк вспомнил заклятье. Первые слова он проговорил, запинаясь, но вскоре голос обрел силу, и маг прокаркал спасительные слова. На мгновение лишь движение замерло, затем фигуры вновь стали призрачными. Они опустились и быстро, тихо исчезли, оставив на каменном холодном полу тощее тело перепуганного старого Майорка.