Всё же зря говорят, что голос и внутренний свет не связаны. Пока я был в одиночестве, пока я боялся выходить из своего дома, потому что мог погаснуть или замолчать, я научился слушать. Весь наш город звучал в единой, волшебной мелодии, и мой голос тоже. Конечно, себя я слышал громче всех, но теперь что-то изменилось — сквозь собственное звучание я слышал звучание других. И если мне нравился голос, я выглядывал наружу и смотрел, какому огоньку он принадлежит. Да, то, как ярко они сияли, не зависело от звучности, но цвета… Цвета были разные. Разные оттенки. У кого-то красивые настолько, что твой собственный внутренний свет отзывается и сияет ярче; а у кого-то некрасивые, противные, мерзкие. Я научился слышать и видеть, наверное, впервые в жизни. И увидел, и услышал, что самые красивые цвета у обладателей самых красивых голосов, как бы тихо или громко они ни звучали.
Я понял, что ещё так мало знаю о нашем городе, о нашем мире, о нас и о себе тоже. Но в тот миг, когда я это понял, мои собственные цвета изменились. Я бы не заметил, если бы не белый пол — его создали таким, чтобы хорошо отражать свет.
Ничего не случается просто так. И перемена цвета будто подтолкнула меня вперёд. Теперь всё получится, я знал. Теперь всё выйдет.
Я поспешил к своему знакомому огоньку и увидел его в окружении таких же, как он — чёрных, безжизненных, холодных. Все они кружилась вокруг моего знакомого, как будто старались погасить его ещё больше, если это было возможно. А он стоял. Он держался, и крохи света внутри него не гасли.
Я собирался шагнуть к нему и встать на его сторону, но в последнее мгновение меня остановил страх.
«Помнишь, чего ты боишься больше всего на свете? Замолчать, — нашёптывал он. — Твой голос уже стал тише, и если кто-то из них тебя сейчас не услышит, ты можешь утихнуть навсегда. Этого ты хочешь?»
Нет, ответил я своему страху. Я не хочу.
«Тогда останься. Подумай о своей семье. Что станет с ними, если ты замолкнешь?»
Я смотрел на моего приятеля и видел, как подёрнулись мраком его цвета. Я услышал, как его голос стал тише, и как голоса окружающих зазвучали увереннее. Это дало мне новый урок — можно звучать громче за счёт того, что ты заставляешь замолчать других, но твой внутренний цвет от этого становится некрасивым и мерзким. И так мне стало противно от этого, что я ринулся вперёд, позабыв о шепчущем на ухо страхе.
Тогда пусть моя семья будет помнить меня громким и сияющим, решил я. И мгновенно забыл об этом, потому что спешил на помощь к своему погасшему приятелю.
И не было в этот миг вокруг света, что сиял бы ярче, и голоса, что звучал бы громче.
До выступления оставалось полчаса. Первые гости уже собирались, и Натка видела, как они рассаживались в зале, слышала гул голосов. Но её волновал только один человек — папа, а его всё не было. Вот уже и мама с Колькой в зал вошли; мама села в зале, а брат встал возле колонны. А папы всё не было…
— Ну что, ты готова, звезда сцены? — послышался родной мужской голос.
Натка застыла на месте от волнения. Неужели? Это же папа! Она боялась обернуться — вдруг не он?
— Что, даже не обнимешь? — его голос улыбался.
Натка обернулась и бросилась к отцу. Он был таким нарядным, таким красивым! В его руках шелестел праздничной бумагой букет красных роз, и в этот миг не было никого на свете счастливее Натки.
— Тебя всё-таки отпустили! — взвизгнула она и прижалась к отцу. От него остро пахло морозом и табаком.
— Ещё бы меня не отпустили, тут такая звезда выступает, — улыбнулся отец. — А где твой коллега?
Радость мигом погасла, будто кто-то выплеснул ведро холодной воды в жарко натопленный камин. Натка потупилась, её щёки вспыхнули.
— Не знаю, — прошептала она. — Может, не пришёл ещё?
И придёт ли после её вчерашнего выступления? Ох.
— Чего это ты покраснела? — папа провёл рукой по голове Натки, отчего волосы растрепались, но ей было всё равно. — Неужели он тебе так нравится?
— Нет! — вспыхнула Натка. — Он наглый, вредный, противный, и…
— Ладно тебе, он хороший парень, — отмахнулся папа. — Его отца недавно перевели к нам в штаб. От его предшественника остался настоящий бардак, и он никак не может навести порядок. Едва не ночует на работе, бедняга. Сыновья его, наверное, вообще не видят, ни старший, ни младший…
Натка застыла. Так может, Костик и правда не плохой? Просто отца не видит так же, как она сама. Натка знала, другие мальчишки без присмотра родителей тоже хулиганить начинали. И вообще…
— У него брат есть? — еле слышно спросила Натка.
— У коллеги-то твоего? Ну да, — кивнул отец. — Меньше года вроде, если не ошибаюсь. Наверное, парню очень одиноко. Отец на работе, мать с младшим…
Жгучий стыд разгорелся внутри. Натка вдруг вспомнила, как изменился Костик, пока ходил на репетиции. Перестал драться, даже расчёсываться начал и рубашку на все пуговицы застёгивать. А Натка думала только о себе. Ну и об отце, конечно, но всё же!
— Ладно, ты готовься, а я пошёл, — папа чмокнул её в макушку и вручил букет. — Ты, кажется, в середине выступаешь?
— Ага, — кивнула Натка.
Она стояла и бездумно смотрела перед собой, пока папа поднимался на ноги, пока уходил в зал. Ну и ну. И чем теперь он будет гордиться? Тем, что его дочь прогнала своего одноклассника с выступления? Вот это да, скажет он. Напомнит, что хотел запретить Натке петь, если она будет плохо себя вести. И запретит, ведь правда, запретит…
Натка сорвалась с места и побежала к своей сумке за телефоном. Только бы успеть, только бы не опоздать…
Костик сидел в своей комнате и неотрывно смотрел на часы. С минуты на минуту начнётся выступление. Девочки в блестящих костюмах с разноцветными лентами будут танцевать под музыку. Алёна Краснова будет петь его любимую песню, а Костик её не увидит и не услышит. А всё Наташка Королёва. Её не хочется слышать, вот совсем.
Зазвонил телефон, резко, настойчиво. Костик лениво дотянулся, посмотрел на экран — номер был незнакомым. Костик пожал плечами и отложил телефон в сторону.
Из коридора через закрытую дверь доносились глухие голоса. Мама что-то говорила Веньке, тот лопотал в ответ. Послышался громкий стук, затем раздался рокочущий мужской голос. Костик замер — узнал голос отца.
Неужели?
Раздалось тихое постукивание в дверь, затем она открылась с тихим скрипом. Костик оглянулся и увидел маму. Она нарядилась в праздничное платье, накрасилась, от неё пахло цветочными духами. Костик не мог вспомнить, когда она в последний раз выглядела такой красивой и радостной.
— Ну что? — улыбнулась мама. — Ты на выступление не опоздаешь?
Костик сам не понял, что произошло, так залюбовался красавицей-мамой. И как будто со стороны, как чужой, услышал свой голос.
— Я не буду выступать.
Он видел, как гаснет мамина улыбка, слышал голос папы, новый звонок телефона.
— Почему? — только и спросила мама.
Костик уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но новый звонок оборвал его на полуслове.
— Ну что там? — послышался голос отца.
В следующий миг он показался в дверях. Тоже нарядный, в костюме и белой рубашке. Венька у него на руках улыбался во весь беззубый рот, теребил маленькими ручками погремушку с блестящим бантом.
— Ответь по телефону, потом поговорим, — решительно сказала мама и зашагала к выходу из комнаты. Она взяла под руку отца, что-то шепнула ему и повела за собой в коридор. Краем уха Костик слышал рокочущий голос, говоривший: «Я так и знал, что он передумает!»
Телефон затрезвонил опять, и Костик с трудом нашёл в себе силы снять трубку.
На том конце провода оказалась Наташа, и она верещала, как ненормальная. И она… звала его выступать?
Я ещё так мало знаю о нашем городе, об огоньках и о себе. Я не понимаю, почему кто-то из нас звучит громче, кто-то — тише, почему некоторые цвета светят ярче и как меняются оттенки внутри.
Через стекло в автомобиле Костик видел, как кружатся, летят навстречу крупные хлопья белого снега, оседают на деревьях и проводах. Снежинкам торопиться некуда, разве что поскорее укрыть белым одеялом город. А Костику есть куда торопиться. Отец ездил за рулём очень аккуратно, никогда не нарушал правила, и потому он мог только мысленно молиться о том, чтобы они поторопились.
Пожалуйста, как заведённый, повторял про себя Костик. Только бы не опоздать. Только бы не опоздать…
Я очень мало знаю о мире, который мы видим в наших странных снах. Не знаю, что общего между ним и Городом разноцветных голосов, но почему-то уверен, что они неразрывно связаны.
Теперь, когда всё это случилось, я знаю точно — каждый голос важен. Каждый.
Даже голос погасшего огонька.
Натка топталась на одном месте, постоянно поглядывала на часы. Мимо проходили на сцену и спускались по лесенке в зал другие ребята. Гремела музыка, взрывались аплодисменты, гудели голоса зрителей и ведущих, но Натка ничего не замечала. Её мир сузился до трёх чёрных стрелочек, самая маленькая из которых замерла на месте, а самая большая бежала быстро. Слишком быстро.
В тот миг, когда я пришёл на помощь своему другу, что-то изменилось. Вокруг него перестали кружиться другие погасшие огоньки, и даже, кажется, притихли. А мой внутренний свет засиял так ярко, что будь у нас глаза, как у странных существ из наших снов, мы все ослепли бы навеки.
И мой погасший друг загорелся так, как никогда не горел. Его цвета и вправду были как ни у кого прекрасны, и сияли так, что я боялся погаснуть рядом с ним. Но этого не случилось. Мы оба засветились ярче, и я понял, что старший был прав.
А когда слепящее сияние немного утихло, я увидел, как осветились ярче огоньки вокруг. Услышал, как зазвучали громче наши с другом голоса, и ощутил, что проваливаюсь в очередной странный сон — ведь я устал в эти мгновения так, как никогда в жизни не уставал.
Я видел двух высоких существ рядом в залитом светом помещении. Они оба звучали, громко, красиво, и я счёл это хорошим знаком. И понял вдруг, как именно связаны наши миры.
Хочется верить, что я не ошибаюсь.
Выступление Костика и Натки сорвало столько аплодисментов, сколько не доставалось никому из предыдущих участников. Счастливые, они кланялись, держась за руки, и их улыбки, кажется, сияли ярче прожекторов над сценой.
Внизу, в зале, тихо всхлипывала мама Костика, прижимая к себе Веньку. Отец сидел рядом, и весь его вид будто говорил: «смотрите, там, на сцене, вот эта яркая звёздочка — мой сын!»
Вежливо хлопал в ладоши Колька, прислонившись спиной к колонне. Натка видела, каким довольным выглядел старший брат. Видела, как обнимались рядом мама с папой, с какой гордостью смотрели на неё, и от этого тоже становилось тепло.
— Ты мне только одно не сказала, — тихо заговорил Костик, когда они в очередной раз склонились навстречу волне аплодисментов. — Почему ты мне позвонила?
Натка растянула губы в улыбке и зажмурилась, как будто от удовольствия. Ещё раз поклонилась, потянув за собой Костика, и ему пришлось сделать то же самое. Распрямилась и тихо ответила:
— Просто я вдруг поняла кое-что очень серьёзное. Важен каждый голос, понимаешь? Каждый, каким бы он ни был.
И Костик готов был поклясться, что он понимает.
Я ещё очень мало знаю о Городе разноцветных голосов. О наших цветах, свете, о голосах и о том, почему они звучат именно так, а не иначе.
Но одно я знаю точно — каждый голос важен. Любой. Каким бы он ни был.
Изображение для обложки: Cdd20 c pixabay.com по лицензии СС0