Письмо в бутылке

Стоял один из тех безветренных знойных дней, когда накалившийся песок нещадно обжигает лапы. Граф и Бобка брели вдоль высокого прибрежного обрыва по дорожке, лежащей в тени гранатовых и апельсиновых деревьев. Сквозь них время от времени мелькало море. Словно мираж, оно дрожало, переливалось бликами в южном воздухе и казалось ещё синее в узорчатых прорезях изумрудно-зелёной листвы. Тишина знойного дня окутывала всё вокруг душным покрывалом. Лишь в траве, виноградниках и зарослях банановых пальм заливались цикады, и от их монотонной, звенящей песни гудел воздух.

Граф, как всегда, шедший впереди, остановился, ожидая, пока Бобка поравняется с ним.

— Жара-а! — выдохнул пёс вяло и высунул язык.

— Не говори, — по привычке поддакнул Бобка.

— Хорошо тебе с редкими кучеряшками, — с досадой протянул Граф, покрытый густой, жёсткой шерстью.

— Зато у тебя вон хвост какой! — Бобка завистливо посмотрел на чудесную пышную загогулину приятеля. — Ты им хоть от мух отмахиваться можешь и, вообще, сквозняк создавать. А мой обрубок на что годится?

— Это да-а, — важно протянул любящий лесть Граф. — С такой внешностью я могу на конкурсах красоты выступать. Жаль, меня фамильное древо подводит. Вырвать бы его с корнем!

— Может, искупаемся? — предложил взамен Бобка, изнывающий от духоты.

— Давай!

С привычной лихостью приятели скатились вниз по крутой сыпучей тропинке и оказались на пустынном пляже. В морды дунул свежий бриз, и жара чуть отступила. Залив блестел, точно гигантская полоса расплавленного металла. У самого горизонта неподвижно стояли стройные, ослепительно белые паруса рыбачьих лодок. С ласковым шелестом плескалось море о гладкие, обточенные прибоем камни, поросшие местами ярким мхом. А вдалеке, в серебристом тумане, высились горы, окаймлённые густыми белыми облаками.

— Эх, хорошо! — тоненько взвизгнул Бобка и с разбегу бросился в воду.

Отплыв на приличное расстояние, он обернулся. Граф стоял у воды, и, когда миниатюрный девятый вал подбирался к его лапам, окатывая мириадами солёных брызг, он отскакивал в сторону и брезгливо отряхивался.

— Чего ты? Плыви сюда! — позвал Бобка.

— Неохота… — замялся Граф. — Я лучше в тенёк.

— Ну дело твоё!

Вот уже два года беспородные Граф и Бобка жили под одной крышей, но гордый Граф никак не мог признаться приятелю, что воду терпеть не может и, вообще, плавать не умеет. От этого было досадно, но он молчал, каждый раз находя новые причины для отказа искупнуться.

«Зато я красивый и умный», — успокаивал он себя, устраиваясь в тени столетней оливы.

Ветерок приятно холодил нос, и, погрузившись в мечты о вкусном обеде, Граф задремал. Снилась ему крупная, жирная кефаль. Ароматная и сочная, она жарилась в масле на сковородке. От блаженства Граф даже повизгивал во сне. Кефаль аппетитно шкворчала и приговаривала: «Граф, смотри, что у меня, Граф, ты чего, уснул, что ли? Граф?!»

Пёс открыл глаза — вместо кефали перед ним маячил мокрый Бобка.

— Еле добудился! Ты, что ли, не знаешь, нельзя спать на пляже? Можно ведь этот, как его, солнечный тумак получить.

— Не тумак, а удар.

— Да?.. Погляди лучше, что я нашёл! — возбуждённо гавкнул Бобка и ткнул носом в лежащую на песке зелёную бутылку. Толстопузая и заткнутая пробкой, она была покрыта илом и сильно пахла водорослями.

— Что это такое? — брезгливо поморщился Граф.

— Бутылка — не видишь?!

— Вижу, что не кефаль, — огрызнулся Граф. — Только не совсем понимаю твоего ажиотажа по этому поводу. Обычная винная бутылка. К тому же пустая.

— Ничего не пустая! — обиделся Бобка. Такое отношение приятеля к своей находке он посчитал совершенно недопустимым и кощунственным. — В ней письмо! — отчего-то перешёл он на шёпот и таинственно округлил глаза.

— Разве? — всё тем же безразличным тоном уточнил Граф. — А я сразу не заметил.

— Ну как же! Смотри, — Бобка потёр находку, очищая от ила.

Под мутным стеклом белел свёрнутый в трубочку бумажный листок.

— Интересно… — Граф приподнялся и обнюхал бутылку. — Рыбой пахнет. Где нашёл?

— На берегу. У самой воды в песок ушла по горлышко — еле откопал. Знаешь, по-моему, тут старинная карта с кладом! — глаза Бобки искрились.

Граф, как истинный философ, только присвистнул в ответ.

— Точно, карта! — не унимался приятель. — В ней указан путь к несметным богатствам!

— Считаешь?

— Конечно! Как в «Острове сокровищ»! Помнишь, Маринка на ночь Олежке читала?

— Помню. Но в бутылке не карта, — с уверенностью парировал Граф. — Смотри, здесь только буквы видны, а на карте ещё нарисовано было бы что-нибудь.

— Например? — расстроился Бобка. Ему очень нравилась гипотеза про карту.

— Ну не знаю, какие-нибудь знаки… — неуверенно протянул Граф. — Или там роза ветров…

— Ну да, ну да, — закивал Бобка, хотя ни о какой розе понятия не имел.

— Кажется, там шифр, — разглядывая через мутное стекло бумагу, глубокомысленно заключил Граф.

— Шифр?! — поразился Бобка, делая внимательную морду.

— Смотри: вся бумажка закорючками исписана. Я читать не умею, но видел, в книжках по-другому пишут. Там ровно всё, а тут — сумбур… Точно, шифр, — тоном, не терпящим возражений, заявил Граф.

— Ого! — от удивления Бобка разинул рот. — И что там зашифровано?

— Не знаю. Надо Олежке бутылку отнести, он разберётся.

На том и порешили. Распираемые от гордости, собаки отправились домой. Важную миссию нести бутылку Граф возложил на Бобку, сам же размышлял вслух:

— Знаешь, я тут всё взвесил — это не шифр, — проговорил он задумчиво.

— Мммг? — удивился Бобка с бутылкой во рту.

— Вот именно. Я вспомнил, когда Маринка к университету готовится, лекции зубрит из тетрадок, там такими же закорючками всё исписано.

— Гггм? Мггг? — извлёк из себя звуки, требовавшие немалых усилий для расшифровки, Бобка. На морде читалось удивление.

— Думаю, в письме мольба о помощи. А написал его капитан терпящего крушение судна. Помнишь, на прошлой неделе шторм был? Вот! — Граф многозначительно воздел лапу к небу. — Только представь: где-то в необъятной пучине тонет корабль. Капитан, понимая, что гибель неизбежна, допивает ром и дрожащей рукой пишет письмо, — Граф драматически прикрыл глаза. — Шариковой ручки на корабле нет, и он, раня себя кинжалом, пишет собственной кровью. В письме надежда на спасение и координаты корабля.

— Подожди, — от нахлынувших чувств Бобка чуть не поперхнулся. — Какой ром? Какая кровь? Это же из-под вина бутылка, да и следов крови на бумажке нет.

— В самом деле? — вернулся из забытья Граф. — Ну так и быть, отметаем версию.

— Слушай! А может, послание отправил человек с необитаемого острова? Помнишь, про Робинзона Крузо Маринка читала? — осенило Бобку, но его перебил Олежка, бежавший навстречу.

— Граф! Бобка! Где вы ходите?! — воскликнул запыхавшийся от быстрого бега мальчик лет пяти.

— Что это у тебя, Бобка? — заметил Олежка бутылку. — Дай посмотреть, — он вынул её из собачьей пасти и принялся разглядывать с интересом. — Это же письмо из Америки!

Собаки переглянулись.

— Точно! Я кино вчера смотрел, там один американский дядя в шляпе точно такую же в море бросил. Для этих, как их, потомков! Это лет сто назад было, а бутылка точь-в-точь такая! Эх, жалко, я читать не научился, — мальчик попытался вытащить пробку, но та сидела крепко. — Придётся Маринку просить, — вздохнул он и побежал к дому, начисто забыв о собаках.

— Слыхал? Письмо из самой Америки! — многозначительно повторил Граф.

— Где это?

— Там, — неопределённо махнул лапой Граф. — Где садится солнце и живут люди с чёрными лицами. А ещё там водятся опоссумы и есть дома до неба!

— До неба?! — изумлённо повторил Бобка и мысленно попытался их себе представить. — А что такое потомки?

— Как тебе объяснить? — задумался Граф. — Это такие люди необязательные, всё на потом откладывают, «потом да потом» — говорят.

— Понял! Как наша Маринка, когда её мама в магазин сходить просит или убраться, — догадался Бобка.

— При чём тут Маринка? — поморщился Граф. — Ладно, пошли, а то без нас всё узнают.

Когда собаки вошли в Маринкину комнату, девушка уже вертела бутылку в руках. Полноватая, загорелая Маринка с усыпанным веснушками лицом, курносым носом и зелёными глазами, обложенная учебниками, сидела за письменным столом. На голове её было много рыжих волос, старательно завитых на бигуди. Всё на Маринке, от бигуди до лёгких парусиновых тапочек, переливалось разными оттенками зелёного: от нежной зелени листа капустного до глубоких теней дна морского. Олежка, затаив дыхание, ожидал вердикта старшей сестры. Но та не торопилась утолять его интерес.

— Где взял? — спросила она безразлично.

— Бобка принёс! Мари-ин, откро-ой, интере-есно, — заныл Олежка от нетерпения.

— И зачем только грязь всякую в дом тащишь? — сострожилась ни с того ни с сего Маринка и нервно застучала по полу тапочком одного из тридцати восьми оттенков зелёного.

— Это не грязь! — запротестовал мальчик. — А послание из Америки! — заявил он, выпятив грудь колесом.

— Откуда? — девушка деланно рассмеялась. — Не говори ерунды, умоляю!

— Ничего не ерунда! — Олежка рассерженно топнул. — Бутылка приплыла из Америки, она для потомков! — он устрашающе засунул указательный палец в нос.

— Только подумать! Наш маленький, чумазый, занудливый Олежка получил письмо из самой Америки! От твоей околесицы меня сейчас стошнит, — выдавила она, продолжая вертеть бутылку. — Знаю, мое сообщение не прольётся целительным бальзамом в твою душу, но это обычная винная бутылка, произведённая в России. Так что Америкой здесь и не пахнет! — тщательно пытаясь придать лицу требуемую серьёзность, изрекла Маринка.

Собаки переглянулись.

— Давай откроем, сама увидишь, что я прав! — не отставал Олежка.

— Давай, — с великодушием английской королевы согласилась Маринка и легонько потянула за пробку. — Ой не получается, — улыбнулась она так старательно, что веснушки пропали в складках носика.

— Ну, Мари-ин, попробуй ещё разо-ок! — загундел Олежка.

— Вот ещё! Буду из-за всякой ерунды ногти ломать! — сказала она и поставила бутылку на полку — вне пределов Олежкиной досягаемости.

— Отдай! — тихо сказал Олежка и угрожающе пошёл на сестру. На его физиономии ясно читалось намерение слопать Маринку живьём.

— И не подумаю! — Маринкино лицо под загаром приобрело оттенок пыли. — Уходи! Не мешай заниматься, — огрызнулась она и сделала вид, что погрузилась в чтение.

— А-а-а! — испустил Олежка жуткий, трубный вопль — боевой клич — и бросился на сестру. — Отдай буты-ылку! — прилип он к противнику, словно разбитая прибоем ракушка.

— Отстань! — негодовала Маринка, безуспешно пытаясь сбросить вопящего брата. На лицо опять вернулась краска, и его выражение не сулило ничего хорошего. Глаза сверкали, точно у дикой кошки, которую заперли в зоопарке.

В это время Граф, стоявший на пороге, с видом весёлым и независимым подкрался к полке, подпрыгнул, схватил бутылку и с лёгкостью горной козы в авральном порядке покинул комнату. Не растерявшись, Бобка кинулся следом.

— Держи его! — во все горло заорала Маринка.

Граф выскочил из дома и, лихо перемахнув забор, бросился наутёк. Бобка еле поспевал следом. Лишь когда звуки погони остались далеко позади, Граф притормозил.

— Во даёшь! — отдуваясь, выговорил Бобка.

Собаки остановились у фонтана посреди городского парка. Солнце пекло нестерпимо. Парк располагался у самой подошвы гор и был украшен цветами, пальмами и редкими полусонными прохожими.

— Я всегда знал, нельзя девчонкам доверять. Они в таких делах не смыслят, — молвил Граф.

— Твоя правда, — поддакнул Бобка. — Но как же ты здорово подпрыгнул да схватил! — пёс захлёбывался от радости.

— Вот вы где! — увидели приятели летящего со всех ног Олежку. — Еле нашёл! Молодчина, Граф! — мальчик принялся трепать пса за ушами. Граф демонстрировал чудеса терпения и делал вид, что получает удовольствие. — Если бы не ты, послание никогда бы не увидело потомков! — высокопарно заявил Олежка.

Граф сделался польщённым.

— Что же теперь? — задумался мальчик. — Домой нельзя — Маринка бутылку опять отберёт. А сам я не смогу прочитать, — Олежка уставился на собак, словно ожидая от них подсказки. Но те помощи в прочтении не предлагали.

— Придумал! — завопил мальчик, и лицо его просияло. — Сейчас попросим кого-нибудь. Да хоть вон того дядю с чемоданом.

К живописной компании с внушительным видом приближался молодой человек в белом костюме. То был высокий шатен, похожий на агента по продаже недвижимости, с повязанным собственными руками галстуком и трёхдневной щетиной.

— Дяденька! — жалобно обратился к нему Олежка.

— Чего тебе, мальчик? Потерялся? — спросил юноша самым сердечным тоном и посмотрел на ребёнка с собаками взволнованно. — Тут я тебе не помощник — сам только что с поезда.

Первый раз в вашем городе, — зубы незнакомца обнажились в сверкающей улыбке. — Жильё для постоя подыскиваю.

— Не заблудился, — тем же жалобным тоном продолжал Олежка. — Я бумажку случайно в бутылку засунул, а теперь вытащить не могу.

— Дело поправимое, — доброжелательно сказал незнакомец. — Давай сюда.

Мальчик обрадованно протянул ему бутылку.

— Хм, случайно, говоришь, засунул? Ну-ну, — он легонько потянул за пробку — та сразу поддалась. — Держи свою бумажку, — сказал парень, вытряхивая из горлышка свёрнутое трубочкой письмо.

Граф и Бобка затаили дыхание.

— Дядь, а что там написано? — опять заканючил Олежка, сопроводив вопрос надлежащим драматическим всхлипыванием.

— А ты разве не знаешь?

Олежка смутился и стал почёсываться.

— Ладно, — смягчился незнакомец. Он развернул размякший листок и начал зачитывать послание восторженным, глубоко прочувствованным тоном:

«Здравствуй, дорогой незнакомец! Если ты настоящий мужчина, недурен собой и тебе не больше двадцати, значит, это судьба! Не знаю, как в твои руки попало моё послание, но если сейчас ты читаешь эти строки, то не спеши выбрасывать его, прочти до конца. Поймёшь — тебе улыбнулась удача», — незнакомец перестал вдруг читать и вопросительно глянул на Олежку.

— Что за чёрт? — брови парня удивлённо поползли вверх.

Мальчик с индифферентным видом пожал плечами.

«…Я чувствую: ты одинок и ещё не нашёл свою принцессу. Так знай, она уже родилась на свет, ждёт тебя и верит, что ты придёшь за ней. Найти её несложно. Твоя златокудрая невеста живёт в доме рыбака у самого берега моря по адресу: г. П-ск, ул. Приморская, дом 1 и недурна собой. Прошу, не теряй времени! Лети ко мне, о незнакомец, я жду! С надеждой, М.», — молодой человек закончил читать и на сей раз вопросительно глянул на собак.

— Что-то не пойму сути этого вдохновенного опуса, — меж его бровей пролегла прямая бороздка.

Граф и Бобка смутились. Отвернув морды в сторону, они сделали вид, что наблюдают за воробьями.

Вечером, когда Валера — так звали незнакомца — устраивался после долгой дороги в комнате Олежки, а счастливая Маринка ставила ему раскладушку, собаки сидели у порога Дома. В морды по-прежнему дул свежий бриз, а в животе было приятственно тяжело после сытного обеда.

— Жаль, что письмо не из Америки… — нарушил тишину Бобка.

— Знаешь, а я до конца был уверен, что это капитан кровью… — с кислой физиономией вздохнул Граф.

— А может, оно и к лучшему? — встрепенулся вдруг Бобка. — Теперь хоть Маринка злиться не будет. Видал, как расцвела? Сегодня первый раз в жизни меня погладила.

На Приморскую улицу опускалась тёплая южная ночь.

Загрузка...