Город великого страха

VII
СТРАСТЬ РЕВИНУСА

Трагическая кончина аптекаря Пайкрофта стала темой устной хроники, и слава мистера Триггса несколько потускнела. Он не стал жаловаться, напротив, обрадовался этому, ибо знал, что не заслуживает ее. И чем больше он размышлял о тайне Пелли, тем яснее понимал, что пленение мясника Фримантла ничего не разъяснило.

Самоубийство Пайкрофта, причину которого он пытался разгадать, вызвало у него состояние угнетенности, быстро переросшее в глубочайшую меланхолию.

Не желая ни с кем встречаться, он сидел дома, курил одну трубку за другой и листал толстенные тома Диккенса.

Несколько раз в день его взгляд обегал залитую солнцем главную площадь, и он шептал:

– Кобвел умер от страха… его сосед Пайкрофт покончил с собой… сестры Памкинс исчезли… Фримантл в сумасшедшем доме. Черт подери, остались лишь кондитер Ревинус и мэр Чедберн – только их дома пока еще не раскрыли своих тайн…

В среду, в ярмарочный день, разразилась гроза.

Рыночная торговля прошла без привычного оживления; многие торговцы, напуганные тропической жарой, даже не стали разбивать свои палатки. Кроме того, в округе свирепствовала коровья чума, и многие скотоводы не явились на рынок.

Миссис Снипграсс, подавая чай с кексом, сообщила, что свиньи и бараны тоже поражены болезнью и их нельзя ни продавать, ни есть.

– Сдается мне, на Ингершам обрушилось несчастье, сказала в заключение славная женщина, – а когда разразится гроза, станет еще хуже.

Мистер Триггс посмотрел на голубое небо и с сомнением покачал головой.

– У нас дома превосходный барометр, – продолжала служанка. – Снипграсс говорит, что ртуть так и падает в трубке.

После четырех часов люди на площади подняли головы к небу, а палатки точильщиков и ножеторговцев из Шеффилда, стоявшие неподалеку от ратуши, вздулись колоколами.

С башни ратуши донеслось шесть размеренных ударов служитель торопил с закрытием ярмарки.

Мистер Триггс набил трубку и уселся перед окном гостиной.

Посещай он почаще «галерею искусств» Кобвела, отныне закрытую навсегда, он мог бы провести некоторую параллель между поддельной «Грозой» Рейсдаля, красовавшейся в галерее на почетном месте, и мрачной картиной, разворачивающейся перед ним.

Вихри пыли поднимались позади домов, и площадь стала сценой удивительной игры света и тени.

Триггс увидел старого Тобиаша, свечника, который вышел из своей лавочки с черпаком в руке и замахал руками.

Тобиаш торговал заговоренными свечами от молнии и града и зазывал покупателей.

Звучно упали громадные капли, несколько градин ударило по стеклам, взвыл порывистый ветер.

В пять часов площадь опустела, двери закрылись, опустились ставни, но буря еще не началась.

Громадные подвижные тени сливались с общим серо-коричневым сумраком. Триггс ощутил странную угнетенность, затем и настоящую тоску; он позвонил Снипграссам.

Ответа не последовало – звонок тренькал в прихожей на первом этаже, но прислуга скорее всего удалилась в свой домик в глубине сада.

Сумрак сгустился, небо почернело, словно наступило солнечное затмение; желтое пламя пробегало по конькам крыш, а на громоотводах ратуши зажглись огни Святого Эльма. Вдруг мистер Триггс ощутил чье-то присутствие. Его взгляд упал на блестящую дверную ручку. Это была старинная крепкая ручка в виде лебединой шеи, и надо было иметь недюжинную силу, чтобы повернуть ее.

Ручка медленно поворачивалась – кто-то давил на нее снаружи.

– Кто там? – Мистер Триггс с трудом поднялся, сжимая в руке трость, выругался, и крепкая брань вернула ему все его самообладание.

Он бросился к приоткрытой двери и резко распахнул ее, потрясая тростью.

В то же мгновение его ослепила ярчайшая молния, за которой последовал оглушительный раскат грома.

Триггс отшатнулся, прикрыв рукой ослепшие глаза, но успел различить длинную белую руку, сжимавшую тонкое лезвие, блеснувшее в голубой вспышке молнии.

Он инстинктивно метнул свою трость и услышал пронзительный вопль.

Еще несколько мгновений Триггс оставался во власти колебаний; молнии и раскаты грома были столь мощными, что бедняга оцепенел. Когда же он справился с минутной слабостью и ринулся в коридор, тот оказался пустым, только гулкое эхо грома перекатывалось по нему.

Дверь на улицу была распахнута настежь.

– Боже! – воскликнул Триггс. – У меня дома и среди бела дня!

Правда, белый день выглядел скорее темным вечером, но он успел заметить зыбкую и быструю тень, уносимую бурей.

– Ну нет! От меня так просто не удерешь!

Триггс нахлобучил на голову фуражку, плясавшую в воздухе словно громадный лист, и бросился в погоню за тенью.

Его большое тело принимало на себя встречный поток воздуха, а хрупкая фигурка таинственного агрессора словно не замечала ветра.

Бывший полицейский явно отставал, а бежавший впереди силуэт все больше и больше растворялся в окружающем мраке.

– Хоть бы молния сверкнула, – пробурчал Триггс, – я бы простил ей ее недавнее пособничество!

Молния словно услыхала его мольбу, и яркая вспышка осветила все вокруг. Силуэт жался к фасаду булочной Ревинуса; Сигма различил длинный темный плащ и капюшон, полностью скрывавший крохотную головку.

– Черт подери! – крикнул он, – Женщина!

Мрак снова окутал главную площадь, но Триггс, хотя и потрясенный неожиданным открытием, обрел уверенность в победе.

За стеклянной дверью булочной трепетало слабенькое пламя, и Сигма узнал огонек освещенной свечи.

Пламя исчезло и появилось вновь – силуэт на мгновение заслонил его.

– На этот раз ты у меня в руках! – заорал Триггс, бросаясь к двери.

Он услышал шум сдвигаемых ящиков, затем дверь заднего помещения отворилась, и стало светло.

Свет шел от большой лампы с радужным колпаком и падал на приземистую фигуру Ревинуса, с удивлением и недоумением смотревшего на нежданного визитера.

– Ну и ну… в такую-то погоду… – начал было толстяк булочник. – Клянусь своим колпаком, это же мистер Триггс! Не могу сказать, что вас занес попутный ветер!

Но Сигме было не до шуток.

– Ревинус, у вас в доме женщина. Кто она?

– Женщина?

В голосе булочника сквозил ужас.

Триггс хотел войти в заднее помещение, но Ревинус решительно преградил ему дорогу.

– Триггс, вы этого не сделаете!

– Именем закона приказываю пропустить меня! – рявкнул детектив.

Раздался новый крик – крик испуганной женщины. Хлопнула дверь, и до Триггса донесся удаляющийся топот.

– Ревинус, не превращайтесь в сообщника преступления! – крикнул Сигма, тщетно пытаясь оттолкнуть булочника.

– Преступления… Какого преступления? – выдохнул толстяк. – Триггс, вы сошли с ума или пьяны!

– Вы дадите мне пройти?

– Нет, – крикнул толстяк, – вам не пройти!

Триггс и не думал вступать в борьбу с атлетически сложенным булочником, так как таинственная незнакомка успела скрыться через заднюю дверь булочной, выходившую в проулок.

– Ревинус! – сказал он строгим тоном. – Завтра наступит день, и вам придется ответить за ваше поведение.

– У меня нет поводов бояться вас и закона, – спокойно ответил булочник. – Однако позвольте заметить, мистер Триггс, что я считал вас джентльменом!

Странные слова в устах человека, которого завтра придется обвинить в сообщничестве при покушении на убийство. Триггс размышлял над этими словами по дороге домой, сгибаясь под порывом ветра и с трудом уклоняясь от свистевшей вокруг шрапнели из камешков и черепиц.

Проснувшись, Триггс вспомнил прежде всего не о Ревинусе и его таинственной сообщнице, а о последней истории Дува.

На город изливался проливной дождь, заполняя воздух ревом свирепо бурлящих вод.

Миссис Снипграсс, принесшая чай ему в постель, вошла без стука.

– Случилось большое несчастье, – объявила она.

– Какое? – пробурчал Триггс, которому уже стали порядком надоедать сыпавшиеся как из рога изобилия беды.

– Ночью прорвало плотину, и дыра в ней достигает мили, сэр… Грини вышла из берегов. Теперь это не безобидный ручей, а настоящая река. Гляньте в окно.

– О небеса! – прошептал Триггс. – Совсем как в истории Дува.

Там, где вчера расстилалась обширная зеленая Пелли, виднелась серая бесконечность бурной воды.

– Говорят, в низких местах глубина достигает пятнадцати футов, – сообщила миссис Снипграсс.

Триггс завтракал медленно и вяло, с трудом собираясь с мыслями.

От дождя и ветра главная площадь превратилась в мрачную водную пустыню, которую никто не решался пересечь; булочная Ревинуса была закрыта, и в ней не чувствовалось никаких признаков жизни.

«Подождем просветления», – подумал Триггс. Но к часу дня дождь и ветер усилились, вновь перейдя в бурю.

Когда миссис Снипграсс собиралась пригласить Триггса к ленчу, раздался звонок.

– Проклятие! Кто, если только он не рыба, может выходить в такую погоду? – воскликнула она.

Нежданным гостем оказался Билл Блоксон; на нем были прорезиненный плащ, высокие резиновые сапоги, а на голове шляпа-зюйдвестка.

– А, Билл! – обрадовался Триггс. – Прежде всего выпейте стаканчик рома.

Лицо гостя оставалось озабоченным.

– Вы, наверное, приплыли в лодке?

– Вы правы, мистер Триггс, – ответил рыбак. – На нас обрушилось настоящее бедствие. Залиты огромные площади земли. К счастью, наша ферма стоит на возвышенности, иначе мы бы уже плавали среди лещей и угрей.

Он с видимым удовольствием выпил стакан рома.

– У меня печальная новость, – сказал он. – Думаю, бедняги добирались до «Красных Буков», когда началось наводнение. Только не понимаю, зачем им понадобилось пускаться в путь ночью и в такой ливень!

– О ком вы говорите? – вскричал Триггс.

– Вы еще не видели мистера Чедберна? – спросил Блоксон.

– С какой стати?

– А! Тогда мне понятно ваше неведение. Так вот, мистер Триггс, я привез в город останки мисс Дороги Чемсен и булочника Ревинуса. Они запутались в ветвях ивы в низине, на дороге, ведущей в «Красные Буки».

– Проклятие! – вскричал Триггс.

– Вы правы, сэр, – с грустью подтвердил рыбак. – Опять пойдут скандальные сплетни, если только мистер Чедберн не пресечет их.

– Сплетни?

– А как же? Втихую все говорили об этом, но я не поощрял злые языки. Она – девушка, – а Ревинус – вдовец. Я не вижу в этом ничего предосудительного.

– О чем вы говорите?

– Я часто бываю на природе ночью и многое замечаю, но не считаю нужным заводить пересуды.

– Значит, мисс Дороги и Ревинус…

– Они тайно встречались вот уже три года. По вечерам она частенько приходила к нему, а когда в «Красных Буках» никого не бывало, в гости ходил он. Я-то понимаю влюбленных. Будь это моя Молли, я тоже рискнул бы пуститься в такую бурю, чтобы обнять и поцеловать ее! Но повторяю, если мистер Чедберн не стукнет кулаком по столу, этот проклятый городок Ингершам закипит от сплетен!

Они замолчали…

Билл Блоксон мрачно смотрел на мокрую серую площадь. Мистер Триггс зло курил, и трубка, словно раздуваемая кузнечными мехами, жгла ему пальцы.

– Билл! Ужас Пелли. Говорят, я покончил с ним, разоблачив этого негодяя Фримантла… А как вы считаете?

– Нет, сэр, я так не считаю.

– Значит, – прошептал Триггс, – ужас…

– Минуточку, сэр… Разве вы отделяете ужас Пелли от Великого Страха Ингершама?

– О Боже! – воскликнул Триггс. – Разве он существует?

– Существует, – заявил Блоксон решительным тоном. – Он, извините меня за выражение, которое я слышал от мистера Дува, носит сложный характер. Я-то мог бы дать ему имя. Но следует заметить, что даже это имя не поможет объяснить происходящее. Боже, как мне трудно высказаться так, чтобы меня поняли.

– Ну, – подбодрил его Триггс, – чье имя?

– Леди Флоренс Хоннибингл!

– Как? – воскликнул Сигма. – Если я не ошибаюсь, вы сами, Билл, утверждали, что это всего-навсего миф… вымышленное создание. Если вы что-то знаете…

Блоксон покачал головой.

– Нет, я обещал Молли не соваться в эти дела, но однажды помогу рассеять туман, который пока скрывает от ваших глаз причину всех событий.

Блоксон удалился, с силой пожав руку Триггса, посеяв в его душе неуверенность и повергнув его в глубокие раздумья.

К вечеру этого ужасного дня Триггс снова оказался во власти страха, который изредка поднимается из глубины веков.

Дождь стал менее сильным. Вода лилась с монотонным шорохом; по небу неслись черные тучи.

Здания на той стороне площади растворились во мраке; только на втором этаже особняка мэра мягким розовым светом светилось несколько окон.

Снипграсс пришел зажечь лампы, по пятам за ним следовала супруга.

– Хозяин, – произнес он смущенно, – моя жена и я хотели бы попросить вашего разрешения…

– Остаться с вами, – закончила миссис Снипграсс боязливо. – Мы вам не помешаем, а тихонечко посидим в уголке.

– Пожалуйста, – ответил Триггс, – располагайтесь. Однако…

– Нам не хочется оставаться одним в глубине сада, разъяснил старый Снипграсс, бросая на Сигму умоляющий взгляд. – В такие вечера людям лучше быть вместе. Не случись той дурацкой истории, сэр, я бы побился об заклад, что миссис Пилкартер попросила бы у вас убежища на несколько часов.

– Но почему? – настаивал Сигма. – Конечно, вечер не из приятных, но этим не объяснить желания быть на людях.

– Мы боимся, – просто сказала миссис Снипграсс. Глядите, сэр, старый Тобиаш убегает из своей лавочки с пачкой свечей под мышкой; он направляется в таверну, чего никогда не делает. А вот появились мистер Гриддл, мисс Масслоп! А вот толстуха Бабси и все семейство Тинни!

Растерянный Триггс смотрел, как люди пересекали площадь, направляясь к скромной таверне с приветливо светящимися окнами.

– Они идут в «Серебряную митру», где есть фонограф, объяснила миссис Снипграсс.

– Бегут! Даже толстая индюшка Бабси! – вымолвил, заикаясь, Триггс. – Что помутило разум этих людей?

– Сегодня вечером, наверное, явятся «существа», прошептала миссис Снипграсс.

– «Существа»! – вскричал Триггс. – Объясните, кто такие эти «существа»?

– Мы не знаем, – тихо ответила служанка. – Мы их никогда не видели, но о них говорили наши отцы и наши деды, и они очень боялись, сэр.

– Призраки? – вздрогнув, спросил Триггс.

Ответа он не получил. Снипграсс задвинул тяжелые шторы из бархата с золотыми кистями. Триггс в последний раз бросил взгляд на опустевшую площадь и вдруг увидел громадное бледное лицо, искаженное гримасой.

Когда шторы скрыли улицу, он облегченно вздохнул.

– Звонят!

Супруги Снипграсс, в молчании застывшие на низеньких стульях около камина, с криком вскочили на ноги.

Звонок дернули с такой силой, что дом наполнился металлическим грохотом.

– Сэр! – взмолилась старушка. – Не заставляйте нас открывать! Клянусь, за дверью никого нет. Никого… Кроме ужасных «существ», которые бродят в ночи под дождем. Нет, не ходите туда!

– Не ходите! – присоединился к ее мольбам муж.

– Оставайтесь здесь! – зарычал Триггс. – Я иду!

Он взял одну из ламп и, подняв ее над головой, как факел, ринулся в темноту коридора.

– Боже, храни его! – заплакала служанка.

– Кто там? – закричал Триггс, решив, что успеет запустить лампой в возможного врага.

Он открыл сотрясавшуюся под градом ударов дверь, и его лицо враз стало мокрым от дождя.

На пороге высился громадный силуэт, с которого ручьями стекала вода.

– Инспектор Триггс! Наконец-то!

– Господин мэр! – воскликнул Триггс, радуясь, что видит человека во плоти там, где ожидал узреть туманное и мрачное видение.

– Инспектор Триггс, – сурово сказал мистер Чедберн, приказываю оказать мне помощь. Следуйте за мной в ратушу, где совершено ужасное преступление. Только что убит Эбенезер Дув.