Ратушу и дом Триггса разделяли всего шестьдесят ярдов, но детективу они показались долгим, мучительным путем сквозь мрак и холод.
«Эбенезер Дув убит».
Эти слова звучали в ушах похоронным звоном, словно доносившимся с высоких башен, утонувших в, ночи и дожде.
Чедберн держал Триггса под руку и тянул за собой; на крыльце ратуши он проворчал:
– Да не дрожите вы так, черт вас подери!
Но Триггс продолжал дрожать, как осиновый лист в бурю. Он немного успокоился, нащупав во внутреннем кармане кастет, подарок любимого Гемфри Баккета.
В глубине коридора, где зловеще выл ветер, на черном бархате тьмы желтел квадрат света.
– Там, – сказал Чедберн, увлекая его за собой. – Там кабинетик Дува. Я разрешал ему работать допоздна.
– Как… как он? – заикаясь, спросил Триггс.
– Ему раскроили череп кочергой. Он умер мгновенно.
Достигнув конца коридора, они оказались в большой круглой зале с витражами в высоких узких окнах; с огромной картины, изображавшей баталию, глядели окровавленные лица агонизирующих и страдающих людей.
– Там! – указал Чедберн.
Триггс очутился перед застекленным закутком, где горела белая фарфоровая лампа с плоским фитилем, освещавшая тело бедняги Дува. На листе веленевой бумаги лежала, словно защищая его, красивая, цвета слоновой кости, рука мертвеца.
Триггс отвел глаза от ужасной глубокой раны и непроизвольно залюбовался каллиграфическими строчками, последними, которые начертала в жизни длань Эбенезера Дува, его единственного друга в Ингершаме. Он машинально прочел их и покраснел.
– Лихо… не правда ли? – ухмыльнулся мэр. – Кто бы мог думать, что наш бедный лукавец тайно переводит сонеты Аретино? Но оставим это, инспектор. Что вы думаете о столь ужасном деле?
– Что? – переспросил Триггс, вздрогнув, будто его пробудили от глубокого сна. – Я думаю… Что я должен думать? Кто мог совершить столь подлый поступок? Бедняга Дув! Следует предупредить полицию!
– Мне кажется, вы ее и представляете! – рявкнул Чедберн.
Триггс запротестовал:
– Нет, я не полицейский, вернее, уже не полицейский. Более того, я не в состоянии вести следствие по этому делу. Следует предупредить Скотленд-Ярд. Это единственное, что я могу посоветовать.
– Стоп! – Чедберн взял Триггса за плечо. – Стоп, Триггс! Представим себе, что мы на острове и помощи нам ждать неоткуда. Из-за глупого презрения к прогрессу, о котором я сейчас искренне сожалею, у нас нет ни телеграфа, ни быстрых средств передвижения. Курьер, посланный в дождливую ночь, прибудет в Лондон на заре, но курьера еще следует отыскать. А я, запомните это, хочу изловить сие гнусное создание, совершившее подлое преступление, до наступления дня!
– А как вам это удастся? – воскликнул Триггс.
– Странный вопрос для полицейского, – ухмыльнулся мэр, Но это не имеет значения – нас будет двое, ибо я прошу вашей помощи. Как вы объясните это?
Мэр указал пальцем на белые линии, начертанные на полу и выделявшиеся в свете лампы.
– Уф… – пробормотал Триггс. – Мне кажется, да, я уверен, это пентаграмма.
– Великое оружие магов. Вы смыслите в оккультных науках, мистер Триггс?
– Нет, но эта фигура и ее смысл мне знакомы. Она служит, чтобы отгонять… привидения.
– Либо пленять их. Убежден, Триггс, наш друг Дув решил сыграть злую шутку с привидением ратуши и заманить его в ловушку.
– Привидение ратуши, – повторил Триггс. – Он мне о нем однажды говорил.
– Выть может, он вам сказал также, что сей настырный призрак весьма реален; у меня есть собственные мысли на его счет. Смейтесь, если хотите, Триггс, но подождите зари. Этой ночью я буду действовать и заявляю вам без обиняков, что призрак отомстил за расставленную ловушку.
– И убил мистера Дува?
– Почему бы и нет?
– Что вы собираетесь делать? – спросил Триггс, растеряв последние силы и мысли.
– Покончить с привидением! Если завтра ваши друзья из Скотленд-Ярда решат работать по-своему. Бог им в помощь, но сегодня ночью я беру дело в свои руки. Следуйте за мной в мой кабинет.
Триггс был сломлен. Он бросил на труп мистера Дува последний взгляд, в котором смешались ужас и отчаяние, и покорно последовал за мэром.
Просторный кабинет, куда он вошел, напоминал своей строгой обстановкой исповедальню. Единственный семисвечник с горящими свечами безуспешно боролся с окружающим мраком.
И мрак происходил не только от ночной тьмы, но и от общей атмосферы и самих вещей, стоявших в кабинете, – бледно-серых обоев, плотных штор на оконных витражах, панелей из красного дуба. Мрак таился между двумя громадными кожаными креслами, плотным туманом накрывал стол, беззвучно изливался из огромного зеркала, в котором дрожал отблеск семи свечей.
– Триггс, – заявил Чедберн, – заприте двери на тройной оборот ключа и задвиньте засов. Потом тщательно осмотрите комнату. Убедитесь, что здесь нет тайных ходов – даю вам слово; их нет. Затем проверьте, не прячется ли кто за шторами, осмотрите запоры окон.
Сигма подчинился, даже не спросив, чем вызвано данное распоряжение. Осмотр занял некоторое время, и Триггс успокоился, собравшись с мыслями и избавившись от лихорадочного состояния.
Несмотря на ледяной взгляд Чедберна, восседавшего в своем кресле, он даже заглянул под стол и передвинул тяжелое пресс-папье из нейзильбера; прижимавшее пачку чистых листов.
– Камин перекрывается железной заслонкой во избежание сквозняков, – разъяснил мэр. – Там тоже нет выхода. Вы понимаете, к чему я клоню?
– Хм, да… то есть более или менее, – проворчал Триггс.
– Сюда никто не может проникнуть, если только этот кто-то не пройдет сквозь дверь из крепкого дуба, или окна, закрытые тяжелыми ставнями, или стены немалой толщины.
– Конечно!
– И, однако, – продолжал мэр, понизив голос, – я кое-кого жду, и этот кто-то, которому наплевать на подобные преграды, есть убийца Дува.
– Призрак! – с ужасом вскрикнул Триггс.
– Он самый, Триггс, – рявкнул Чедберн, – и я его схвачу! Гляньте себе под ноги!
Детектив увидел белые линии, разбегающиеся по паркету и исчезающие в темноте.
– Магическая пентаграмма!
– Она самая… Думаю, окажусь счастливее покойного бедняги Дува и поймаю в нее преступное привидение.
– Если оно не прикончит нас, – машинально возразил Триггс.
– Если оно не прикончит нас, – эхом отозвался Чедберн.
С тяжелым вздохом Триггс рухнул в другое кресло; некоторое время он думал, что его втянули в какой-то шарлатанский спектакль и вскоре бывшие коллеги будут до упаду смеяться над ним, но постепенно атмосфера начала действовать на него, и он принялся ждать привидение.
– Почему мы должны ожидать молча, Триггс, – тихо произнес Чедберн. – Жалко, у меня здесь нет ни портвейна, ни виски; можете курить свою трубку, если она с вами. И поболтаем, если вы не против.
В голове у Триггса не было никаких мыслей, он произнес несколько слов и умолк; тогда заговорил Чедберн.
Говорил он складно, но Триггса его повествование интересовало не больше, чем рассуждения о романском стиле; он остался равнодушен и сожалел, что больше никогда не услышит занимательных таинственных историй из уст своего друга.
– Дув рассказывал прелюбопытнейшие истории, – сказал Триггс, – и всегда попадал в самую точку. Но более всего я ценил в нем его чудесную руку… Какой почерк, какая каллиграфия, мистер Чедберн! Редко в одном веке живут два подобных художника. Но он был скромным человеком… Думаю, возьмись он за гравюру, он добился бы и славы, и богатства. Он утверждал, что не занимается гравюрой, но я однажды заметил у него на руке пятна от кислоты. «Э, святоша Дув, сказал я ему, – бьюсь об заклад, вы тайком занимаетесь чудесным искусством гравюры!»
Триггс не мог остановиться:
– А в другой раз я буквально оскорбил его. Я заявил: «Дув, будь в ваших чудесных руках тигриные, а не цыплячьи мышцы, годные разве на то, чтобы поднести ложку ко рту, я бы отправил вас к моему бывшему шефу Гэмфри Баккету».
Он удивленно глянул на меня и попросил объясниться.
«Я в свое время познакомился с одним проходимцем вернее, с его рукой, которая чуть не свернула мне шею, как цыпленку. И этот проходимец – самый умелый гравер на всем острове, он с бесподобной ловкостью имитирует филигранный рисунок банкнот, хотя Английский Банк не просит его об этом». Ах! Дув страшно оскорбился, и мне пришлось извиниться.
Свечи быстро догорали; одна из них, таявшая быстрее других, погасла.
– Мистер Триггс, – предложил мэр, – если мы не хотим остаться в темноте, следует экономить свет. Я не запасся другими свечами.
Они оставили гореть лишь два огарка, и Триггс решил, что нет особой разницы между полной темнотой, о которой с опасением говорил мэр, и оставшимся светом. Он еле различал приземистую громаду кресла Чедберна и густую шевелюру мэра, на которую падал отблеск света.
– Предположим, призрак явится и не сможет выйти за пределы магической пентаграммы, а дальше… Нельзя же схватить привидение, – сказал Триггс, к которому постепенно стал возвращаться здравый смысл. – Нас поднимут на смех.
– Если людям из Скотленд-Ярда придет в голову разыскивать виновных, они найдут, кого схватить, – усмехнулся мэр. – А я пока придерживаюсь своих планов.
Сквозь вой ветра Триггс расслышал далекий перезвон башенных курантов.
– Мистер Чедберн?
– Просто Чедберн, Триггс.
– Я не признаю такое обращение, – возразил Сигма. – Мне оно кажется грубым и невежливым, а потому, нравится вам или нет, я буду вас величать по-прежнему – сэр.
Вы сказали, что несчастный Дув переводил сонет Аретино. Я не знаю, что это значит. До сегодняшнего дня я такого имени не слыхал, но вы говорили о переводе. Меня удивило отсутствие текста, которым он должен был пользоваться…
– Неужели? – спросил мэр. – Разве его не было?
– Нет, не было, – твердо заявил детектив. – На каком языке писал этот ваш Аретино?
– Конечно, на итальянском!
– Значит, речь действительно идет о переводе, но текст оригинала отсутствовал. Это во-первых…
– Продолжайте, Триггс.
– Дув являлся прекрасным каллиграфом. Я видел перо, выпавшее из его руки… – С каких пор, мистер Чедберн, такой каллиграф, каким был покойный мистер Дув, пользуется для письма на веленевой бумаге не Вудстоком, а иным пером?
– Что? – вскричал мистер Чедберн. – Я вас не понимаю.
– Господин мэр, строчки были написаны пером Вудсток. Я разбираюсь в этом. А чернила! Медленно сохнущие чернила, которые становятся блестяще-черными, когда высыхают.
– Знай я, куда вы клоните, мистер Триггс…
– А вот куда, мистер Чедберн. Мистер Дув писал нечто другое, когда его убили, писал другим пером, другими чернилами и не на веленевой бумаге.
– И что?
– Убийцу заинтересовало написанное, поэтому он забрал текст и заменил его другим, написанным дней пять-шесть тому назад! Привидения так не поступают, хотя я мало осведомлен о нравах и обычаях этих существ.
– Мистер Триггс, – медленно произнес мэр Ингершама, – вы слишком скромны, утверждая, что вы не детектив.
Триггс молчал, прислушиваясь к бою курантов. Вдруг он ощутил чье-то присутствие и во мраке увидел фигуру, двигавшуюся по направлению к нему.
– Мистер Чедберн, сюда кто-то вошел!
Мэр не двигался и не – отвечал. Одна из свечей вспыхнула ярким высоким пламенем.
Триггс увидел белый силуэт, висящий футах в шести над ним, а из мрака выплывало лицо, искаженное ужасной гримасой.
Он закричал… Призрачная рука схватила его за затылок.
В глазах Сигмы запрыгали искры; он хотел было позвать Чедберна на помощь, но крик ужаса застрял у него в горле.
Он приподнялся, поскользнулся и упал, но ему удалось вырваться из лап невидимки.
Триггс с воплем вскочил на ноги, махая руками, бросился к камину и схватил подсвечник.
Пять огоньков вспыхнули ярким светом и залили всю комнату…
Констебль Ричард Лэммл с предосторожностями переступил белую линию пентаграммы и с видимым отвращением склонился над трупом.
– Раскроен череп, как у мистера Дува… Боже, какое несчастье, это же наш мэр, мистер Чедберн!
По щекам его потекли слезы.
Триггс, застывший словно статуя, бессмысленно уставился на останки мэра, распростертого в центре магической фигуры.
– Как это случилось, инспектор? – жалобно спросил Лэммл, устремив безнадежный взор в сторону Триггса.
– Я предупрежу Скотленд-Ярд, – шумно вздохнув, ответил Триггс. – Найдите мне человека, который быстрее всех доберется до Лондона.
Письмо повез Билл Блоксон.
Оно было адресовано Гэмфри Баккету в полицейский участок – 2 в Ротерхайте, но Триггс еще не знал, что его бывшего шефа только-только назначили главным инспектором Скотленд-Ярда и он возглавил бригаду розыска преступников.