Дуб-исполин остался позади. Мы выехали на широкую мощеную дорогу, ведущую к воротам крепостной стены. Стали появляться люди и повозки. Все спешили скорее пройти внутрь.
Около ворот образовалось небольшое столпотворение. Люди теснили другдруга. Рослые стражники тщательно заглядывали в кошелки и прочую поклажу. Путники не ругались, а молча терпели этот таможенный досмотр.
Неожиданно сзади нас раздался шум, и на полном скаку мимо нас проехала открытая карета, запряженная четверкой лошадей. В ней сидела пара: мужчина правил, а дама, необыкновенно разряженная и в роскошной шляпе, презрительно разглядывала публику. Она случайно повернулась в мою сторону, и тут я увидела, какие у нее зубы. Белые и сверкающие, они были величиной с грецкий орех. Губы растянулись в широкую ухмылку, подбородок выдавался вперед. Вид у дамы был презрительный — насколько позволяла ей нижняя часть лица. Да и спутник ее ничем не отличался. Те же огромные зубы, та же усмешка. Похоже было, что они не усмехались; просто размер зубов не давал никакой возможности закрыть рот.
— Смотри, Марина, — наклонилась ко мне Далила, — вот это челюсти, Видела одну такую — ею мой Самсончик размахивал, когда напился пальмового вина.
— Да, представляю себе…, — ответила я ей.
Тем временем события развивались стремительно. Растолкав своей коляской ждущих в очереди, белозубый аристократ направился точно к распахнутым воротам. Как ни странно, публика безропотно пропустила его, а дюжие стражники почтительно склонились.
— Кто это? — спросила меня Гиневра.
— Не знаю, может он какой-нибудь их князь или граф…
Наконец, спешившись, мы достигли ворот в Гадолию.
— Стоять! — крикнул мне один из стражников.
Ему мало было того, что его зубы выпирали из челюсти. Он был еще и ярко-синего цвета. Его кожа играла всеми оттенками густого ультрамарина, а ладони слегка отдавали голубизной.
— Кто такие? — продолжил он, грозно вращая белками глаз.
— Мы путешественницы, — ответила за всех нас Ипполита, — и приехали в вашу страну из простого любопытства.
— Что запретного везете с собой?
— Да так, ничего особенного…
— Фальшивые золотые, травку-охмурежь, арбалеты с ядовитыми наконечниками?
— Нет, ну что вы!
— Проезжайте.
Он посторонился, мы вновь вскочили на лошадей и поскакали, радуясь, что прошли таможню так легко и просто.
На улице разношерстная толпа спешила по своим делам. Люди были все разные — толстые и тощие, высокие и низкие. И все в них было чересчур: уж если толстый, так такой, что при ходьбе переваливается с одного бока на другой, а кожа висит крупными складками. А если высокий — так может спокойно заглядывать в окна второго этажа.
Но что самое интересное — это то, что многозубые граждане Гадолии были исключительно двух цветов: белые и синие. Причем у синих зубы блестели ярче. Иногда попадались люди голубого цвета, морской волны, темносинего, но это не меняло общей картины. Если между ними и попадался какой-нибудь бронзоволицый человек, то зубы у него были нормальные и значит — это был иностранец.
А дома? Они поражали воображение. Один дом состоял из двадцати квартир, поставленных одна на другую. Другой уходил спиралью в небо. Третий изображал собою дерево, около которого нам попался дэв-искуситель. Квартиры на нем висели гроздьями.
Окна домов украшали нарисованные картинки, на которых были написаны рекламные джингли: «Если дорога ты мужу, попроси купить бонтужу» или «Нет на свете счастья боле, чем вкушать решпа и цоле». Что это было, мы не понимали, но читалось складно.
Мои спутницы, ехавшие впереди меня, вдруг загалдели, спрыгнули с коней и уставились в витрину какого-то магазина, чуть не проткнув ее носами. Мне захотелось узнать, что же они такого выискали.
Подъехав поближе, я тоже соскочила с моего верного Ранета в яблоках и направилась к любопытствующим подругам. Они разглядывали манекены, одетые в роскошные платья. Лицо одного из манекенов показалось мне знакомым. Подойдя поближе, я обомлела. В витрине, в непринужденной позе, изящно отставив ножку, стояла Ипполита. Платье на ней выглядело шедевром портновского искусства. От талии ниспадали глубокие складки. Лиф украсили мерцающие стразы.
Кукла выглядела, как живая Ипполита. С трудом оторвав от нее взгляд, я обернулась и увидела перед собой оригинал. Амазонка стояла, не отводя от манекена глаз и, казалось, забыла обо всем на свете. Гиневра с Далилой не могли сдержать восторженных воплей.
— Ипполита, — потрясла я ее за плечо, — эта кукла так на тебя похожа!
Она глянула на меня, совершенно обалдев от такого совпадения:
— Слушай, откуда меня тут знают? У нас такие скульптуры только Фидий высекает…
Радостный крик Далилы зазвенел у нас в ушах:
— Вау! Это же я!
Мы резко обернулись. В том же платье, на том же самом месте стоял манекен, как две капли воды похожий на Далилу. А сама Далила, в отличие от сдержанной амазонки, орала, как ненормальная, и тыкала пальцем в витрину. Следует признать, что на пышной Далиле это платье сидело лучше, чем на худощавой Ипполите.
Гиневра увидала в соседней витрине себя в платье небесно-голубого оттенка и критически заметила:
— Нет, этот оттенок мне совсем не идет…
Мы перемеряли все платья — разумеется, визуально, — после чего вскочили на коней и двинулись дальше. Проехав по центральной улице, мы свернули на боковую и увидели небольшой домик с очередным плакатиком— зазывалой: «Хочешь отдохнуть прекрасно — заходи к хозяйке Ласло».
— Вот! — воскликнула Гиневра. — То, что нам надо!
Спрыгнув со своего коня, она подошла и постучала по двери широким кольцом, укрепленным в львиной пасти.
На стук вышла благообразная старушка в накрахмаленном чепчике. У нее были такие розовые щеки, что у меня вкралось подозрение — а не румянит ли она их. Седые волосы под чепчиком отливали фиолетовым цветом, словно она долго полоскала их в синьке с добавлением чернил.
— Гости дорогие! — заулыбалась она, обнажая блестящие зубы, — проходите, пожалуйста… И собачка с вами? А она чистая?
— Да чистый я, чистый, — заворчал Сенмурв. — Последнюю блоху вчера съел.
— Хорошо, — согласилась она, совершенно не удивляясь, что пес разговаривает, — тогда и собачке можно.
Мы зашли в просторное помещение. Видимо, хозяйка была чистюлей, каких поискать. Мебель выстроилась по струночке, на огромном ковре — ни одной пылинки, всюду лежали салфетки. Края занавесей и покрывал украшали рюшечки, воланчики и еще что-то, чему я не смогла отыскать названия.
— Присаживайтесь, — пригласила она, — хотите пообедать?
— Это гостиница? — спросила любопытная Гиневра, озираясь кругом.
— Да, — кивнула старушка, — меня зовут тетушка Ласло, а свой дом после смерти мужа я превратила в гостиницу. И теперь мне совсем не скучно.
— Здорово тут у вас, — заметила Далила. — Так чисто, что боязно даже ходить. Кто же это все убирает?
— Демоны, — спокойно ответила тетушка Ласло.
— Кто? — спросили мы хором, а Сенмурв сел на задние лапы и угрожающе зарычал.
— Вы что, никогда не видели домашних демонов? — удивилась старушка. — Я без них, как без рук.
— Никогда, но хотели бы! — с интересом сказала я, а Гиневра посмотрела на меня осуждающе. Видимо, она не хотела даже мельком глядеть на исчадий ада.
— Пожалуйста, — тетушка Ласло пожала плечами, — у меня их много.
Она свистнула два раза в свисток, висевший у нее на груди и откуда ни возьмись возник небольшой смерчик. Он начал носиться по ковру, покачиваясь при движении.
— Демон-пылесос, — гордо продемонстрировала она. — Последняя модель наших магов. Собирает с пола все пылинки весом до восьми граммов. Прежняя модель управлялась только с пятиграммовыми. Приходилось прибирать вручную.
Тем временем смерчик прошелся по всем углам, задел Сенмурва, который отскочил и недовольно гавкнул на него, и исчез.
— Ну, вот, — удовлетворенно сказала хозяйка, — теперь в доме нет пыли, которую вы нанесли на своих подошвах.
— Здорово! — восхитилась Гиневра. — А что еще могут эти ваши демоны?
— Все! — гордо ответила тетушка Ласло и обвела руками комнату. — Стирают, готовят, приносят еду из лавки. Дом охраняют. Видите?
Она показала на дверь, на внутренней стороне которой была изображена еще одна львиная голова. Лев, казалось, спал, прикрыв тяжелые веки.
— Охранять! — негромко приказала хозяйка.
Львиная голова открыла глаза. Они загорелись красным огнем. Лев оскалил пасть, и послышался угрожающий рык.
— Что это? — спросила Ипполита, а у Сенмурва шерсть на загривке поднялась дыбом.
— Демон домовой охраны в полной готовности. Я оставляю его таким, когда ухожу из дома. Теперь ни один вор не сможет открыть дверь, а если приблизится и протянет руку — мой демон ее откусит.
— Неплохо, — похвалила демона Ипполита. — И что, многим уже он пооткусал конечности?
— Нет, — вздохнула хозяйка, — не пришлось.
Наступила пауза. Вдруг тетушка Ласло встрепенулась.
— Вы же есть хотите! — воскликнула она.
— Я бы сейчас не отказалась от жареной курицы, — тут же среагировала Далила.
— Паштет из гусиной печенки у вас есть? — добавила Гиневра.
— Вы что?! — всплеснула руками румяная хозяйка. — Это же жутко вредно и жирно. Вы подумали о своем здоровье?
— Хорошо, несите, что есть, — видимо Ипполита не хотела спорить.
— У меня чудненькое бурмо и салат из чопса, — обрадовалась она и свистнула снова.
В тяжелом столе, стоящем посередине комнаты, открылся люк и снизу поднялся большой квадратный поднос. На нем расположились четыре пиалы с какими-то шариками, а посредине было блюдо с мелконарезанной сероватой массой. Мы с подозрением посмотрели на эти яства.
— Угощайтесь, — засуетилась старушка, — у меня полный пансион. Кухонного демона я тоже совсем недавно обменяла. Старый перчил даже соки.
Мы уселись за стол. Ипполита, как самая храбрая из нас, попробовала один шарик, хмыкнула и взялась за второй. Мы последовали ее примеру.
На вкус все эти кушанья оказались полной дребеденью. Шарики были приготовлены из вареной капусты, а в состав салата в основном входили геркулесовые хлопья. Но мы были такие голодные, что прикончили абсолютно все.
— Очень рада, что вам понравилось, — защебетала тетушка Ласло. — Это очень здоровая пища. Она одобрена главным советом по здоровью. Мой кухонный демон настроен только на полезные рецепты.
— Значит, будем жрать отруби, — уныло заключила Далила.
— Эх, не ели вы настоящую долму, — с ностальгией протянула я. Виноградные листья, нежные, как шелк…
— И что, это едят? — подозрительно спросила Гиневра.
— Не мешай, — остановила ее Далила, — не видишь, человек мучается.
Но я не обращала никакого внимания на их препирательства.
— А потом берем фарш, нежную баранину, добавляем киндзы и лука, чуть-чуть риса, обязательно персидского, длиненького. И мацони.
— Чего?
— Не мешай, — отмахнулась я, — и чеснока туда, толченого, и укропу. Все перемешиваем и поливаем, и поливаем…
— Смотрите! — вдруг закричала Ипполита и показала пальцем на стол.
Люк снова открылся, и из его разверстой пасти по комнате разнесся запах. Я мгновенно его узнала — это был запах божественной долмы, которую могла готовить лишь моя свекровь.
Блюдо поравнялось с поверхностью стола.
— Что это? — мои спутницы уставились на поднос, будто на нем лежала голова профессора Доуэля. А это была долма.
Темно-зеленые шарики лежали горкой. Сверху политые белым соусом из кислого молока, они источали такой аромат, что мы, не сговариваясь, потянулись к блюду. Мы брали утопленную в соусе долму, величиной с грецкий орех, и отправляли в рот. Вкус — нежная кислинка виноградных листьев, смешанная с нутряным жиром из бараньего желудка — был под стать запаху. Блюдо опустело в миг, чему весьма способствовал Сенмурв.
— Слушай, Марина, как тебе удалось раскрутить кухонного демона? — сытая Далила растянулась на диване и мечтательно поглядывала в потолок.
— Он наслушался, как она рассказывает, и не выдержал, — усмехнулась Ипполита.
— Интересно, знает ли об этом тетушка Ласло?
Хозяйка гостиницы материализовалась на пороге гостевой комнаты. Слегка поведя носом, она не выразла недовольства, но по ее лицу — печеному яблочку, было видно, что художества своего кухонного демона она внесет в наш счет.
— Спальные комнаты готовы, — торжественно произнесла она.
Мы поднялись наверх.
Каждой из нас была предложена маленькая спальня с абсолютно стерильными постельными принадлежностями. Простыни даже пахли какой-то химией. Твердый матрац покоился на кровати из полированного дерева. На окнах висели уже знакомые фестончики, а в углу комнаты притаилась небольшая дверка. Само собой, я заглянула в нее.
В центре пола, выложенного мраморными плитами был нарисован черный квадрат. Колеблясь, я наступила на него. Тут же всю комнату заволокли клубы горячего пара, и я вдруг почувствовала, как невидимые руки принялись стаскивать с меня одежду. Заорав, я выскочила оттуда и захлопнула за собой дверь.
— Ты чего? — спросила Далила, прибежавшая на шум.
— Там кто-то, — пробормотала я запинаясь, — там, в комнате, напал на меня.
— Давай позовем хозяйку.
Но тетушка Ласло уже спешила к нам.
— Ой! — всплеснула она руками. — Я забыла предупредить. Там сидит демон-водонос. Если захотите искупаться, то просто встаньте посередине, на черный квадрат.
— А что этот Мойдодыр хватается? — обиженно всхлипнула я. — Так же с ума можно со страху сойти.
— От моего демона? — удивилась хозяйка гостиницы. — Ничего подобного! Я за него хорошие деньги заплатила. Он знает, как себя вести.
— Ничего себе, знает, — я еще не отошла от пережитого, — ваш демон пытался стащить с меня одежду.
— А как ты собиралась купаться? — искренне удивилась хозяйка. — В одежде? Не знаю, может быть, у вас так принято…
Поняв полную несостоятельность своих претензий, я замолчала, хлюпнув напоследок носом. И одежда была влажная.
— А нет здесь других купален, без демонов? — спросила Далила.
— У меня гостиница высшей категории! — отрезала Ласло и выплыла из комнаты.
Лежать было не просто. Раздражал легкий запах дезинфекции, матрас был так натянут, что казался доской. И еще, кто-то в темноте начал нашептывать: «Спи, моя радость, усни». Поняв, что это — очередной демонический прислужник, я спросонья пробормотала: «Заткнись» — и, повернувшись в сотый раз, уснула.
Спать мне пришлось недолго. Я проснулась посреди ночи от звука шагов, крадущихся по коридору. Встав с постели, я осторожно приоткрыла дверь и увидела Далилу, спускающуюся по лестнице к выходу. Она была одета лишь в легкое платье, без обычной кольчужки.
— Далила, — прошептала я, — ты куда?
Она обернулась, и на ее лице появилась досада. Махнув рукой, она продолжила спускаться.
— Далила, ты никуда не пойдешь! — я подбежала и схватила ее за руку. Она стала вырываться. Вся наша борьба проходила тихо, так, чтобы не разбудить остальных.
— Навязалась ты на мою голову! — свистящим шопотом проговорила филистимлянка. — Отпусти, это не твое дело!
— Как это не мое? — возразила я. — А если с тобой что-то случится? В чужой стране? Кругом ведь сплошные демоны!..
— Да что со мной может случитсься? Только одно: я сейчас лопну!
— Давай зайдем ко мне и ты все расскажешь, хорошо?
Далила остановилась в раздумье:
— Ты, Марина, баба неплохая, не то, что эта Ипполита, которая мужиков на дух не переносит, или плакса Гиневра… Пойми же ты — меня ждет внизу один парень, из местных. Что произойдет, если я пару часиков проведу в свое удовольствие? Я же взрослая женщина!
— Прекрасно тебя понимаю, но все равно никуда не пущу. А вдруг это агент Душматани? Вдруг она решила разделаться с нами поодиночке и начала с тебя, как с самой слабой?
— Это я самая слабая? — в глазах Далилы полыхнул огонь. — Пошли!
Мы зашли в мою комнату и услышали, как с улицы донесся слабый свист. Я выглянула. Под окном стояли трое парней, видимо, синие, так как я разглядела только белозубые улыбки, и махали нам рукой.
— Их там трое, — обернувшись, сказала я.
— Как трое? — удивилась Далила. — Должен был быть один. Я с ним познакомилась, когда вы уже пошли спать, а я вышла подышать на крылечко.
— Понимаю твои аппетиты, Далила, но согласись, что трое — это слишком. Лучше посиди тут у меня от греха подальше.
— Ох, не знаю, — вздохнула она и растянулась на моей кровати, — мне сейчас хоть двоих, хоть троих. Я при Самсоне никогда нужды в этом деле не испытывала…
— А как ты с ним познакомилась? — спросила я, чтобы отвлечь ее немного от дурных мыслей.
— Ты знаешь, какой он у нас там знаменитый! Первый жених, хотя однажды уже был женат. Он из иудеев, а они в жены только своих берут. А Самсону понравилась одна из наших, филистимлянок. Вот он и стал упрашивать отца, чтобы заслал сватов. А тот — ни в какую. Ты, говорит, у нас с матерью единственный сын, и быть тебе монахом, посвященным Господу. Поэтому мы тебе и волосы на голове не бреем… Видела бы ты, Марина, этого монаха, — усмехнулась она, косая сажень в плечах, девки липнут, в Газе блудницы даром соглашались с ним переспать, за честь считали.
Ну, Самсон, конечно, в крик: «Ты, отец, дескать, ничего не понимаешь, я ее люблю, хоть она и чужого народа дочь». Пришлось идти свататься. Семь дней играли свадьбу, гости развлекались, как могли, загадки друг другу загадывали, чтобы не скучно было только лишь есть да пить, а Самсон молодую жену обхаживал. И когда поняла она, с каким сильным мужчиной ей всю жизнь ложе делить придется, то не выдержала, бедняжка, и заплакала горючими слезами. А тут Самсон загадку гостям загадал, они ответить не смогли. Тогда обратились гости к жене, попросили выведать у мужа ответ. Она стала просить, умолять, Самсончик мой и ответил. Сердце у него не в пример — мягкое и нежное.
«Да уж, — подумала я, — не в пример чему?» Рассказ Далилы так не походил на конвенциональные библейские рассказы, что я очень заинтересовалась продолжением.
— В общем, выдала она гостям отгадку, и Самсон осерчал. Такой тарарам устроил, подрался с гостями, все разбил и снова в Газу, к блудницам на неделю. Там ублажал их несколько дней, а когда к нему подступили хозяева этих блудниц, заплати мол, то ворота городские сломал и нес на себе. Потом к жене вернулся, и оказалось, что досталась она его дружку, который был у них шафером на свадьбе. Тогда Самсон совсем рассвирепел, поймал двести лисиц, связал их хвостами, сунул огонь и пустил вскачь. Так половина Ашкелона и выгорела. Вот такой у меня дружок неуемный. Во всем! — с гордостью заключила Далила.
— А потом что было?
— Я тогда жила в долине Сорек. Самсон бежал из Ашкелона, потом попал в Хеврон, поднялся в горы, а спуск был в мою долину. Там он меня и увидел. Я ему сразу понравилась. У меня сорок прядильщиц, ткут, нитки мотают, я — женщина богатая. Приютила его, а ночью сама к нему пришла. И скажу тебе, Марина, не было после ночи, чтобы не любились мы. Теперь-то ты понимаешь, как мне худо?
— Понимаю, Далила. Но и ты пойми: как только освободим царевича, вернешься к своему Самсону, и все пойдет по-прежнему. Только не подвергай свою жизнь неразумной опасности. Договорились?
— Ладно, — кивнула она, — пойду-ка я спать. Ты права.
И Далила тихонько закрыла за собой дверь.
Проснулась я от крика и шума за окном. Ничего не соображая, я встала с постели и подошла к окну. Вид ослепил меня.
Огромная масса народа заполнила улицу. Над головами реяли шарики и флажки. Раздавались пронзительные крики разносчиков. Живые и искусственные цветы были повсюду, белые и синие люди шли в карнавальных костюмах, веселые и радостные. Многие были одеты львами, с хвостами и гривами. Наверное, в этот год была такая мода. Зрелище живо напомнило мне первомайскую демонстрацию, на которую я любила ходить с папой.
— Здорово, правда?! — это прибежала Далила. За ней в комнату ворвались Ипполита с Гиневрой и прилепились к окну.
— Из наших окон ничего не видно, — объяснила Ипполита вторжение.
— Интересно, что у них за праздник? — поинтересовалась Гиневра.
— Спросим у хозяйки, пошли вниз.
И мы спустились в гостевую комнату.
Тетушка Ласло уже была при деле: командовала демонами, заглядывала в каждый угол, пересчитывала продукты, которые прибыли к ней на длинной ленте, неизвестно каким образом плывущей по воздуху.
«Демон-транспортер», — подумала я и не ошиблась.
— А, мои гостьи! — воскликнула она и улыбнулась так, что ее зубы засверкали. — Проходите, садитесь за стол, сейчас подам завтрак.
Из люка посередине стола показался поднос с апельсиновым соком, крекерами и творогом. Это тоже была здоровая пища, но хотя бы удобоваримая. Мы принялись за еду.
— Что это за гулянье на улице? — спросила Далила с набитым ртом.
— Выборы верховного правителя, — ответила тетушка.
— Какого верховного правителя?
— Нашего, гадолийского. Мы всегда его так выбираем. Каждые четыре месяца.
— Что? — тут уж я удивилась не на шутку. Карнавальное шествие еще можно было понять, но такие частые выборы? Это уже никуда не годилось.
— А почему так часто? — поинтересовалась Ипполита, откусывая крекер.
— Как же иначе? Правителем быть, а тем более верховным — очень вредно для здоровья. Наш-то, последний, уж каким орлом был, а ведь не выдержал.
— Чего не выдержал?
— Как чего? — удивилась она. — Обязанностей. Знаешь как это трудно? Ведь он для народа и отец, и муж, и старший товарищ.
— Интересно… — пробормотала Далила в сторону. — И как он выполняет обязанности мужа, например?
Но Гиневра не дала старушке ответить, перебив ее на полуслове:
— Странные люди у вас в стране — синие. Почему они такие?
— Что ты, что ты! — замахала на нее руками хозяйка. — Разве можно так говорить? Никакие они не синие, они — кузены…
— Чьи кузены?
— Наши, то есть белых. Хотя это тоже неприлично.
— Вот уж глупости! — возразила Ипполита. — Что тут неприличного? Назвать синего синим, а белого белым?
Нет, Ипполита поразительно напоминала иногда генерала Лебедя в юбке, то есть в тунике.
— Если вы назовете наших кузенов так, как вы уже не раз назвали, принялась терпеливо объяснять нам старушка Ласло, — у меня даже язык не поворачиваться выговорить это слово, то они обидятся. Упаси боже вас обратиться к ним так на улице. Могут и городскую стражу позвать…
— Ну, хорошо, — успокоила я не на шутку разволновавшуюся тетушку Ласло, мы обещаем… Не будем так называть ваших двоюродных братьев.
— Вот и хорошо. Что вы собираетесь делать сейчас?
— Мы побродим по городу, — ответила за всех Ипполита, — а наши кони пусть останутся у вас. Прикажите слугам почистить их и дать им овса.
— Почему же слугам? — обиженным тоном ответила хозяйка гостиницы. — У меня демоны есть.
— Ну, демоны, так демоны, — согласилась амазонка, — лишь бы коней не напугали.
И мы вчетвером вышли на улицу.