Город Ветров

Глава восьмая, в которой появляется Сенмурв, умеющий говорить, несмотря на четыре лапы, хвост и крылья

Широкая брусчатая дорога стала постепенно сужаться, исчезли редкие дома за крепостной стеной, встречные прохожие попадались все реже и реже, и мы въехали в густой хвойный лес.

Сразу стало как-то неуютно. Наст из сухих еловых иголок заглушал стук копыт, и даже солнечные лучи с трудом пробивали себе дорогу среди темнозеленого лапника.

Наши болтушки машинально перешли на шепот. Тишина окружила нас ватным покрывалом, и казалось, даже воздух стал каким-то плотным и тягучим. Наши кони стали всхрапывать и раздувать ноздри. Наконец, вороной Ашкелон встал на месте, будто уткнулся в невидимую стену, и никакие понукания Далилы не имели успеха.

— Здесь что-то не так, — сказала Ипполита, осаживая своего Антиноя, — надо проверить. Давайте каждая будет смотреть в свою сторону.

Мы развернули коней и спешились. Осторожно ступая по хрустевшим еловым веткам, я заглядывала за деревья так, что от напряжения стала болеть шея. Ничего не было видно, да и сгущавшиеся сумерки не облегчали поиски.

— Сюда, сюда! — внезапно закричала Гиневра.

Бросившись на ее зов, мы выскочили на небольшую поляну. Жуткая картина предстала перед нами: между двумя елями была натянута гигантская паутина. Ее нити были толщиной с карандаш. А сам владелец — толстый мохнатый паук величиной с крупную кошку сидел на ветке и намеревался заняться своей добычей. В паутине бился большой серый кокон. Из него доносились скулящие звуки. Паук не переставал трудиться: он обматывал кокон нитью, тянущейся из сильных жвал. Зрелище было, надо сказать, препротивнейшее.

Увидев нас, паук оставил свою жертву и внезапно выбросил в нашу сторону нить. Паутина, как лассо, долетела до Гиневры и обвила ее ногу. Быстро перебирая лапами, мохнатое чудовище стало тянуть лассо с привязанной к нему Гиневрой к себе. Мы с Далилой бросились к ней.

— Стойте! — раздался окрик Ипполиты. — Не прикасайтесь — прилипнете!

Не медля ни секунды, она выхватила из-за спины лук и стрелу с волшебным наконечником, прицелилась и пронзила паука.

Натяжение нити ослабло, и упирающаяся Гиневра шлепнулась на землю.

Далила подбежала к ней и одним махом перерезала паутину, охватившую голень.

— Снимай шаровары, — сказала она, — эта дрянь наверняка ядовитая. Надо выстирать. Счастье, что на тебе были штаны, иначе осталась бы ты, голубушка, без ноги…

Кокон перестал биться и затих. В пылу битвы за Гиневру, мы совсем о нем забыли. Я подошла поближе.

— Там кто-то живой, он дышит.

— Подожди, Марина, — остановила меня Ипполита. — Прежде чем срезать с несчастного паутину, надо обернуть чем-нибудь руки. Не иначе паутина отравлена.

— И липкая к тому же, — прокряхтела Гиневра, стаскивая с себя шаровары.

— Дай их сюда, — решительно потребовала Далила и, обернув штанинами руки, подсекла мечом паутину.

Кокон свалился на землю. Из него послышалось слабое взвизгивание — видимо, тот, кто там находился, стукнулся и пребольно.

Ипполита осторожно разрезала плотную корку кокона, и внутри оказалось нечто мохнатое. Еще немного усилий, и на свет показалась симпатичная собачья морда. Пес был крупным, величиной со среднего теленка. Когда он встал на ноги, то энергично отряхнулся, и в разные стороны полетели ошметки слипшейся паутины.

Это оказался золотисто-коричневый спаниель с висящими вдоль морды ушами, придающими ему разочарованный вид. Кончики лап были скрыты светлой опушкой, а хвост закруглялся мохнатым бумерангом. Пес наклонил на один бок голову, будто внимательно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом кивнул, видимо удовлетворенный неслышным ответом, широко зевнул, показав розовый язык, и улегся на землю.

В принципе это был обыкновенный пес, если не считать его размеров. Он положил голову на вытянутые передние лапы и прикрыл глаза. А мы взялись за ужин.

Уже совсем стемнело, когда я разожгла костер с помощью спичек из рюкзака. Мои спутницы удивились, что мне удалось так быстро это сделать, но объяснять, что и как было не под силу.

В наших сумках было достаточно снеди, приготовленной слугами заботливого визиря. Мы достали лепешки, мясо и принялись за еду. Чего-то не хватало. Я залезла в сумку, и там действительно оказалось то, что я искала: в пластмассовой коробочке из-под киндер-сюрприза лежала соль. Посолив, я отломила хороший кусок мяса и подошла к собаке.

— Как тебя зовут, пес? — спросила я. — Шарик, Бобик? Не отвечаешь… Не можешь, бедняжка… Слушай, может ты — барышня и тебя следует называть Альмой или Шейлой? — животное недовольно фыркнуло, и я поняла, что он точно не Альма. — На, возьми кусочек. Видишь я его приготовила для тебя, посолила. Поешь.

Пес открыл глаза, поднял голову и осторожно взял у меня из рук мясо.

— Ну, вот и хорошо, — сказала я и погладила его по спине. Рука наткнулась на что-то твердое, наверное, позвоночник, но так как было темно, я не увидела, что это.

Первой охранять вызвалась Ипполита. Гиневра и Далила, покрутившись, заснули в ожидании своей очереди стоять на посту. А я отошла немного в сторону и расстелила скудное одеяло.

Спать на земле, имея под собой лишь тонкую подстилку, было жестко и неудобно. Я ворочалась, сухие иголки кололи сквозь одежду. Вдруг я почувствовала что-то мохнатое и мягкое, и заснула, прижавшись к теплому боку огромного пса.

Когда Далила подняла меня, уже начинало светать. Я достала зубную пасту и щетку и принялась чистить зубы. Когда я полоскала рот водой из фляжки, сзади раздался незнакомый голос с протяжными интонациями:

— Прекрасный способ избавиться от остатков сна.

Подскочив от изумления, я обернулась. Никого не было. Мои подруги спали, а пес меланхолично глядел на меня, приподняв голову.

— Шарик, кто это говорил сейчас, ты не знаешь?

— Знаю, — ответил он.

У меня подкосились ноги, я шлепнулась на землю и уставилась на говорящую собаку.

— И пожалуйста, не зови меня Шариком, — я впервые увидела, а не только услышала, как он говорит, — меня зовут Сенмурв.

— Как, ты умеешь разговаривать? — сказала я, придя в себя.

— Умею.

— А почему вчера ты не сказал ни слова? Ты же был в опасности!

— А вчера я не мог…

— Что не мог?

— Говорить, разумеется, — серьезно ответил мне Сенмурв, как будто это было в порядке вещей: говорящие псы величиной с теленка, и не просто говорящие, а еще и аргументирующие свои слова.

— Хорошо, — согласилась я с ним против своей воли, потому что еще не успела привыкнуть к виду дискутирующего спаниеля, — хорошо, тогда я задам вопрос по-другому: что послужило причиной тому, что ты заговорил?

— Судя по тому, что вчера произошли два события, изменившие мою жизнь спасение от паука и встреча с вами, мне трудно судить, что заставило меня изъясняться на твоем языке, — пес снова склонил голову набок, отчего одно его ухо повисло перпендикулярно земле, а другое осталось лежать на морде.

— А раньше ты мог говорить?

— Раньше меня об этом не просили.

— Слушай, Сенмурв, откуда ты взялся? — может, было слегка неэтично задавать такой вопрос, но я не могла удержаться от любопытства.

Пес задумался. Спустя некоторое время он почесался и односложно ответил:

— Прилетел…

— Что?! Кто прилетел? — это воскликнула не я, а проснувшиеся дамы.

Вместо ответа Сенмурв поднялся, потянулся, и вдруг за его спиной раскрылись большие кожистые крылья с размахом каждый около двух метров, и, лениво взмахнув ими, он поднялся в воздух.

Мы следили за ним, раскрыв рты. Произведя на нас должное впечатление, пес-летун мягко приземлился, сложил крылья, и они спрятались у него в шерсти на спине. Так вот на что я наткнулась вчера ночью, когда гладила его. А думала, что позвоночник.

Мои спутницы обступили его и принялись теребить, разглядывать крылья. Сенмурв покорно сносил их приставания.

— А как ты попал в лапы паука? — спросила Ипполита.

— Люблю грызть шишки, — опечалился он.

— Все понятно! — выпалила Далила. — Ты спустился на поляну за шишками, и тут он тебя схватил.

— Ага, — совсем понурился пес.

— Да не грусти ты так, — сердобольная Гиневра потрепала его за ухом, — все в порядке. Ты с нами, паук мертв. Что ж плохого?

— Она этого так не оставит…

— Кто она? — разом спросили мы.

— Как кто? — удивился он. — Колдунья. Это же ее слуга, вы посмотрите в кусты.

Ипполита решительно направилась к тому месту, на которое показал Сенмурв, раздвинула ветки и ругнулась в сердцах. Мы подошли поближе.

Паука не было. Вместо него лежало полупрозрачное тело маленького человечка, жутко безобразного, с выпученными глазами и выпирающими клыками изо рта. Он был уменьшенная копия дэва, которого я видела летящим на базар. Человечек под воздействием солнечных лучей, доступ которым мы открыли, раздвинув лапник, стал стремительно таять, пока не исчез совсем.

— Они не любят солнце, — сказал пес, — они под ним тают.

«Ничего себе Снегурочка, — сказала я про себя, — брр…, интересно, какие они ночью, когда нет опасности схватить солнечную радиацию?»

— И много у колдуньи их наберется?

— В полнолуние фрастры делятся пополам и так увеличивают свою численность.

— Кто? — спросили мы разом.

— Фрастры. Они слуги Душматани. Не такие большие, как дэвы, но от этого не менее противные.

— Кстати, Душматани, — спросила меня Ипполита, — не та ли это колдунья, которую мы ищем?

Кивнув, я снова обратилась к Сенмурву:

— Послушай, мы идем на поиски царевича Йомы. Тебе известно, что колдунья держит его, чтобы захватить кольцо Амаздахура?

Пес утвердительно кивнул.

— Не хочешь ли ты присоединиться к нам? Может, ты знаешь, где находится ее Город Ветров?

— Да. Нет, — ответил он и наклонил голову на другую сторону.

— Что? — не поняла я.

— Мой ответ на твой первый вопрос — да, на второй — нет, — Сенмурв громко шмыгнул носом и как-то обиженно произнес, — я привык к точным формулировкам.

— Ну, не придирайся, — остановила я его. — Мы сейчас пройдем этот лес, а вот куда идти дальше, абсолютно неизвестно.

— Надо идти к границе с Ирбувом.

— О, это интересно, — Ипполита подошла поближе, — а что мы там будем делать?

Далила с Гиневрой, закончив собирать поклажу, приблизились тоже.

Сенмурв был польщен таким вниманием к своей особе. Он разлегся, мечтательно закрыл глаза и продолжил:

— Из Эламанда нет пути в Город Ветров.

Наступила длительная пауза. Казалось, что он заснул.

Далила, не выдержав, подскочила к нему и стала его тормошить:

— Да проснись ты в самом деле! Будешь отвечать по-человечески или нет? Тебя за язык тянуть, что ли?

Сенмурв приоткрыл один глаз:

— По-человечески не буду, я не человек. А за язык не тяните — больно, и нет в этом никакого смысла.

Он снова отвечал только на сформулированные вопросы.

— Какой же выход?! — простонала Гиневра.

Мне пришла в голову мысль. Достав из рюкзака последний кусок мяса, я протянула его дремавшему псу. Не раскрывая глаз, он схватил кусок и проглотил в один миг. После этого вскочил, и как ни в чем не бывало проговорил:

— Если не можем найти выход, будем искать вход. Входа в Эламанде нет, так как Душматани, прежде чем исчезнуть, пересекла границы Ирбува. Я сам это видел, когда пролетал неподалеку. Значит, и нам надо туда. И еще, исходя из здравого смысла, вход не может быть свободен. Значит, есть замок, — Сенмурв задумался, видимо выстраивая в голове логическую цепь. Мы слушали как завороженные. — А замок — это…

Первой среагировала Ипполита:

— Надо искать ключ.

— Правильно, — подтвердила Далила, — если есть дверь и ключ, то мы достигнем цели.

Весь этот разговор напоминал мне сказочку про Буратино. Ключики, замочки, у меня в садочке…

— Смотрите, — выдала я результат своих размышлений, — как бы дверь не оказалась нарисованной…

— Можно ли мне примерить твои стекла? — вдруг неожиданно спросил пес.

Помявшись, я сняла очки и водрузила их ему на нос.

— Ну что?

— Сними, я ничего не вижу, — пробормотал он, отряхиваясь. — И что это говорят, что стекла на носу придают мудрость своему владельцу.

— Умный вид они ему придают! — расхохоталась я. — А мудрость тут совершенно ни при чем.

Нет, я кривила душой. То, из-за чего я комплексовала в Баку, здесь стало мерилом почитания. Хорошо, честное слово!

— Дорогие дамы, — сказал Сенмурв, — в словах вашей мудрой спутницы заключена истина, не требующая доказательств. Ни одна мало-мальски уважающая себя дверь в этом мире не обходится без охранного заклинания. Тем более — вход в Город Ветров.

— Значит, нам надо найти три вещи: дверь, ключ и волшебные слова, Ипполита сформулировала задачу.

— Вроде «Сезам, откройся!» — добавила я и, чтобы не было расспросов, вкратце рассказала им историю сорока разбойников.

Скакать по ровной степи было одно удовольствие. Сенмурв летел на бреющем полете, чуть впереди нас, показывая кратчайший путь к границе с Ирбувом. Иногда он спускался на землю и большими прыжками бежал рядом. Свежий ветерок обвевал лицо, пахло полынью, и Ранет слушался меня беспрекословно.

От полноты ощущений мне захотелось петь. Почему-то на ум пришли песенка Саши и Лолиты «Ты отказала мне два раза…». Я горланила ее, не замечая ничего вокруг, а мои спутницы и пес, оказалось, внимательно слушали. Когда я перестала, Далила мечтательно произнесла:

— Мне бы так петь…

— Хочешь, я тебя научу?

— Конечно, — обрадовалась она.

В течение нескольких часов по безлюдному пути, я перепела почти все из кассет «Старые песни о главном», из репертуара «Академии». А песни из альбома Чижа «Бомбардировщики» вообще были встречены на ура нашим женским коллективом. Так что, когда мы подъезжали к переправе через реку Шимулар, за которой начиналось уже княжество Ирбув, перед стражниками на том берегу предстало удивительное зрелище: летающий пес с развевающимися на ветру длинными ушами и четыре всадницы, во всю глотку распевающие: «И молодая не узнает, какой у парня был конец…».