Горячая река

VI

Идти пешими по болотцам было нелегко, санки тянули за собой, собак пришлось оставить в Паратуне. В районе Горячих ключей они ни к чему. Снегу здесь не было.

Взобрались на крутой берег Кенмен-речки. Крашенинников оглянулся. Слева внизу клубились паром вздымающиеся столбы горячей воды. Серое небо громоздилось тусклыми пузырями облаков.

За речкой неподвижно стояли заросли листвяги и оголенного топольника, а за ним искрилось далекое снежное пространство.

Апчи указал туда копьем. Тырылка сказал:

— Мысти — острожец там. Мал острожец — четыре балагана, два шалаша. Собаки есть, злые собаки. Скоро поедем. Гору увидишь, студенталь. Она сопит, как медведь. Огонь Билючей там. Огнем дышит.

— Дуклык! — скомандовал Крашенинников, плотнее надвигая пыжиковую ушанку. — Вперед!..

Очертания сопки показались на третий день к вечеру. Величественным конусом, заслоняя небо, возвышалась она, курилась сизым дымом. Тихо было в морозном воздухе. И дым над сопкой стоял неподвижной широкой шапкой. Крашенинников любовался этой картиной, зорко запоминал очертания, соображал, как подняться на сопку, чтобы заглянуть в кратер…

Ительмены из Мысти покормили собак, развели огонь. Вернулся Апчи, протянул Крашенинникову раскрытую ладонь.

— Жемчуг!.. — воскликнул Крашенинников. — Где его нашел ты, Апчи? Слыхано раньше было, что на Камчатке водится сей самородный белый бисер... Дивно...

— Говорит Апчи так, — перевел Тырылка: — это — слезы Билючей.

Крашенинников любовался камчатским бисером, мелкими перламутровыми жемчужинами, спросил:

— Где они? Много ли их?

— Апчи не знает, сколько деревьев в лесу, сколько песчинок на дне Авач-реки. Апчи искал дороги, чтоб студенталь мог взойти на гору. Там эти камни.

«Как умеет говорить Апчи... — подумал Крашенинников. — Простой ительмен, а сказки его свидетельствуют о чувствах столь возвышенных, кои не зазорно бы и кавалерам столичным иметь. Многие народы суть под державою российскою, но большая часть нравов и обычаев ихних до сих пор еще неведома. Надобно все это к полному привести познанию. Пребудет из сего лишь польза общая...»

Вечер спустился быстро. В небе дрожали неясные отсветы, и не сразу догадался Крашенинников, что это дымная шапка над сопкой отсвечивала подземным заревом.

Ночью пробудился Крашенинников, почесал отросшую свою рыжеватую бородку. Беспокойно ворчали во сне пестрые собаки. Тырылка спал сидя. Один из каюров подставил теплу тлевшегося костра голую спину, так и спал похрапывая. А спина-то заиндевела...

Крашенинников, не шевелясь, лежал до рассвета с открытыми глазами, глядя на все яснее и яснее вырисовывавшиеся контуры одинокой вершины. А когда край неба чуть порозовел, проснулся Тырылка. Он быстро встал на ноги, размялся, сказал:

— Если студенталь хочет туда забраться, то надо ехать скоро-скоро. Гора будто рядом, а она далеко-далеко.