Горячая река

VIII

Весело мчались собаки в обратный путь. Февральское солнце побаловало возвращавшихся путешественников предвесенним нещедрым теплом. Крашенинников приподнял черную сетку и на фоне снежных холмов увидал приземистые очертания Большерецка, черный островерхий тын, избы, колокольню и угластую сторожевую башенку.

Собаки неистово лаяли, чуя человечий дух и сладковатый еловый дым жилья. Ударил сторожевой колокол. Гул его звучным баском поплыл вдоль по реке.

Навстречу Крашенинникову спешили люди. Примчались широкополозые дровни, запряженные пегими лошадьми.

— Садись, Степан Петрович.

Улыбался румянолицый Плишкин, радовались встрече Лепихин, Кобычев и знакомые казаки. Ительмены всем стойбищем двигались за санями. А Тырылка, размахивая руками, громко рассказывал, как далеко они ездили, как смело поднимался приезжий на огненную гору вместе с охотником Апчи.

— А где же он? — окинул глазами Крашенинников окруживших его людей.

Апчи исчез. И вдруг будто из-под земли раздался радостный крик. Глаза всех устремились к выпуклой крыше большой подземной юрты. Из нее, как из сопки, вился густой дым. И крик слышался из дыма.

Все смотрели на этот дым очага.

— Ни!.. Ни!.. — победно кричали два молодых голоса.

Из дыма показалась голова Апчи. Он прочно встал на крышу, сильной рукой вытянул из дыма тонкую фигуру девушки в одной легкой кухлянке, обнял ее...

— Кениль!.. Апчи!.. — закричали люди радостно.

Они смеялись над толстой Чакавой. Апчи, воспользовавшись суматохой, незаметно проник в юрту старого Талача, где терпеливо ждала своего жениха верная Кениль.

Степан Петрович с товарищами был на свадьбе, слушал песни. Ительмены пели шуточную песню, которую запевал хитрый Тырылка: