Господин горных дорог

Глава 3. Ангел

Старая Летца умерла накануне Рождества, как приставляются все ведьмы. Кела почти не испытала никакой потери, ничего не переменилось. Ее тут же сочли колдуньей, раз именно она — мало того, что внучка — оставалась с Летцей до последнего вздоха старухи. Теперь к Келе шли со всеми бедами, но дверь дома почти всегда оставалась заперта.

Злобник* выдался ненастный, бури не утихали неделями. Кела вышивала красными нитками по холстине, почти не выглядывая на улицу, или читала истрепанные, заученные наизусть однообразные жития. Третья седьмица злобника перевалила за середину. Келу разбудил громкий стук в дверь, крики и чьи-то визгливые причитания. Накинув поверх сорочки толстую вязАную шаль, Кела отодвинула засов и выглянула наружу, сразу же наткнувшись взглядом на беспокойные черные глазки старосты. После того, как его непутевого младшего сына сразил весьма неприятный и срамной недуг, Божка стал относиться к Келе с опаской и даже с некоторым уважением. Впрочем, это не заставило девушку снять порчу.

— Чего тебе, батюшка? — хмуро спросила Кела.

— Заботам твоим, матушка! Занесло окаянного в такой буран к нашей деревне. Уж ты обогрей путника.

Кела похолодела. Все это так неприятно напомнило осень. Она раскрыла, тем не менее, дверь пошире, позволяя внести завернутое в меха тело; его положили на стол, как когда-то Григора, а рядом опустилась с негромким стуком крынка и полголовы сыра. Кела молча указала односельчанам на дверь, громко щелкнула задвижкой и вернулась к столу. Незнакомец дышал хрипло, но довольно ровно. Освободив его от задубевшей на морозе овчины и нескольких подбитых мехом плащей, Кела вытащила из крепко стиснутых рук мужчины перевязАную бечевой стопку книг, и обхватила себя за плечи. Продолжать разоблачение чужака не хотелось: во-первых, он был мужчиной, а во-вторых — совершенно незнакомым.

— Ты ведешь себя, как все они! — громко укорила себя Кела.

Она принесла с чердака тюфяки и сделала у печки вполне сносную постель, обмыла закоченевшее тело незнакомца теплой водой, укутала его в одеяло и принялась за приготовление лекарства. При этом Кела не могла не разглядывать чужака, задаваясь вопросом, все ли городские так… необычны? И если да, то каковы же у них женщины?

Чужак походил на ангела, как его пишут на иконах — белокурый, с тонкими чертами лица. Если уж так, то Григор с его смоляными волосами и горбатым носом походил на самого дьявола. Отогнав прочь мысли о покойнике-муже, Кела смочила губы «ангела» отваром и занялась уборкой. Все вещи горожанина она убрала в сундук и вдруг сообразила, что среди них нет ни денег, ни документов; паспорта, который, говорят, есть у каждого городского. Неужели староста еще и обворовывает путешественников? Впрочем, эта догадка не особенно поразила Келу — откуда еще нищей деревне, где делают только кислое вино, раздобыть денег?

Кела захлопнула сундук, подлила в лампу масла и села за вышивку. Спать все равно было невозможно. Спустя полчаса чужак очнулся и едва слышным голосом попросил воды. Кела вздрогнула от непрошенных воспоминаний, с усилием отогнала их и кинулась выполнять просьбу. Ангел пил жадно, захлебываясь, кашляя. Кела мягко отняла у него ковшик, ласково увещевая. Нежно-серые глаза чужака уставились на нее непонимающе.

— Вы в безопасности, в тепле, — шепнула Кела. — Спите.

Утром чужака разбудил запах еды, и он некоторое время наблюдал, как Кела, на ходу скалывая на затылке немного отросшие волосы, суетится у печи.

— Можно воды, хозяйка? — попросил ангел.

Кела склонилась над ним с ковшиком и ободряюще улыбнулась. В нос ударил пряный запах трав.

— Выпейте это. Отвар живо поставит вас на ноги.

Чужак сделал глоток, поймал руку женщины и сжал.

— Где я?

Кела моргнула. Не нужно ничего вспоминать!

— Это Загоржа, маленькая деревенька рядом со старогоржанским перевалом. Меня зовут Кела.

— Абель, — шепнул ангел и закрыл глаза.

Он выздоравливал быстро, и уже спустя седмицу ходил. Абель проявлял излишний интерес к деревенской жизни, и Кела с трудом могла удержать его в четырех стенах. Загоржане посматривали на ее дом враждебно, но в этом не было ничего нового.

Абель не переставал расспрашивать Келу, объясняя свое любопытство тем, что деревенский уклад не меняется веками.

— Представляете, вы живете, как при короле Анри Восьмом! — восклицал Абель.

— При ком? — не выдержала однажды Кела.

В этот вечер она села за прялку, отгоняя видение темной фигуры за копылом* и волосяной кудели.

Абеля вопрос несказанно удивил.

— Анри Восьмой? Он правил страной три столетия назад! Неужели вы не знали?

— А зачем мне? — пожала плечами Кела. — Король далеко, за перевалами. Сейчас кто правит?

— Аугустус Петер, — мрачно ответил Абель. — я просто удивляюсь, как вы, пусть вы и крестьяне-горцы, можете настолько безразлично относиться к тому, кто правит страной?!

— Нас волнует наш скот, дающий молоко, мясо и шерсть; наши виноградники; наши маленький поля и горы, отнимающие наших мужчин, — сухо сказала Кела, поправляя траурный белый платок.

— Простите, — потупился Абель.

— Расскажите мне о городах, — Кела сжалилась и улыбнулась почти тепло.

Абель заворожено следящий за движениями ее пальцев, кивнул.

— Города… они очень разные. Усмахт, владение князя Ульрика, на самом деле немногим больше вашей деревни. Но дома там каменные, в два-три этажа, а знаменитый Университет и вовсе — древний замок. Другое дело — Ланг, после пожара лет пятьдесят назад его перестроили, и город очень красив. Светлый, яркий. Есть еще столица — жемчужина, просто жемчужина! Королевский дворец похож на кремовый торт!

— Кела непонимающе пожала плечами.

— На что?

Абель некоторое время моргал, пытаясь подобрать слова, после чего беспомощно вздохнул:

— Он очень красив.

— Надо же.

Кела отложила веретено и склонилась над лампой, чтобы поправить фитиль. Внезапный порыв ветра распахнул ставень, бросил в Келу горсть снега и затушил неровный огонек. Абель вскочил и кинулся закрывать окно.

— Господин злиться, — Кела со вздохом щелкнула огнивом и подняла руку, чтобы убрать под платок выбившиеся пряди.

— Кто? — Абель мягко перехватил ее руку.

Кела поспешно отступила к печке, сгоняя с лица неуместный румянец. Откашлялась.

— Господин горных дорог. Хозяин гор.

И она отвернулась, чтобы подкинуть дров в топку.

Злобник подошел к концу, перевалил за середину холодник*. Изредка загоржане наведывались к Келе, прося лекарств или заговоров. Очевидно, односельчане посчитали ее заменой Летце. Абеля явно забавляла эта кутерьма, но расспросов он больше не начинал. Прекрасно понимая, что раньше весны ему из Загоржи не выбрать, Абель старался быть полезным. Помогая по дому, он при этом пристально наблюдал за молодой хозяйкой. Наибольшее внимание, впрочем, занимала завернутая в холщевый чехол шатта, небрежно подвешенная на гвоздь. Когда Абель наконец решился спросить, откуда в бедном крестьянском доме такой дорогой музыкальный инструмент, Кела помрачнела и сухо бросила:

— Она принадлежала моему мужу.

— Можно? — Абель пошевелил пальцами.

Кела неопределенно пожала плечами. Абель осторожно снял шатту со стены, предельно бережно вытащил из чехла и провел по струнам. Инструмент отозвался нежным мелодичным звоном.

— Фантастический звук! — улыбнулся Абель.

Под его пальцами шатта запела; мелодия была причудливой и одновременно очень простой. Кела замерла, обхватив веретено побелевшими пальцами. Абель присел напротив нее на край стола, быстро перебирая струны, и Кела поймала себя на том, что пытается уследить за движениями его пальцев. А потом лицо его оказалось совсем близко, и из-за неожиданного поцелуя Кела укололась веретеном.

Поцелуй был сладкий, и пахло от Абеля, как от купленного старостихой на городской ярмарке платка; кажется, этот запах назывался «лимоном». Кела уронила веретено, распустив нити по своим коленям, и подалась вперед, а потом так же быстро отпрянула, начала деловито поправлять платок.

— Ты так любила своего мужа? — тихо спросил Абель.

Кела не совсем ясно сейчас соображающая, заморгала. Потом отрицательно покачала головой.

— Нет.

— Тогда почему?

— Я… — Кела беспомощно огляделась вокруг. — Я не хочу говорить об этом. Прошу вас, больше никогда…

Абель кивнул и начал укладывать шатту в чехол, словно ничего не произошло.

С того дня он больше не пытался даже прикоснуться к Келе, но неизменно провожал ее долгими будоражащими взглядами. Кела старалась не обращать внимания на это и держать себя с чужаком отстраненно. Тем более, что он был таким же случайным гостем в этой богом забытой деревушке, как и Григор. Не хватало еще и Абелю здесь погибнуть.

— Почему ты не поедешь к родне мужа? — Абель первым не выдержал длительного молчания и спросил непривычно прямо.

Кела растерялась, и оттого честно ответила.

— Я их не знаю. Я никого не знаю по ту сторону перевала.

— Так может тебе стоит познакомиться? — Абель нежно улыбнулся. — Это будет лучше, чем бесконечное сидение в деревне, где тебе, как я вижу, не рады.

Тогда Кела обиделась и отказалась продолжать этот разговор. Но за окном постепенно начиналась весна, и ее мысли все чаще и чаще возвращались к этой идее. Снег почти растаял, и путь через горы открылся; отшумела первая весенняя ярмарка. Ярким солнечным утром Кела собрала в дорожный мешок самое необходимое и коротко сказала:

— Идемте, я проведу вас через перевал.

Она впервые пошла в горы самостоятельно, даже хотела оставить Господину требу. Заставила себя отвернуться от алтарного камня и решительно уйти вперед. Шагов через сорок не выдержала, повязала на ветку маленькой кривой сосны свою ленту и только тогда пошла дальше.

Пройти через горы оказалось вовсе не так сложно и страшно. Снег слежался, образуя корку, по которой можно было пройти, даже не используя снегоступы. Уже на закате Кела и Абель спустились по узкому ущелью к главной дороге. На горизонте мелькнули огни Ланга.

— Вы без труда дойдете по этой дороге до города, Кела, — улыбнулся Абель.

— А вы? — Кела вдруг почувствовала себя одинокой, беспомощной и очень маленькой.

— Мой путь лежит мимо Ланга, сожалею, — ангел склонился, чтобы поцеловать ее руку. — Я верю, что вы найдете в Ланге родных людей. Если же этого не случиться, отправляйтесь в трактир Лазора, там всегда есть недорогие и удобные комнаты внаем.

Кела кивнула. Абель вновь поклонился и исчез в сумерках, словно его никогда не было. Кела постояла немного, с надеждой оглядываясь на темные горы, а потом не слишком решительно пошла к Лангу.

Примечания:

* Злобник — приблизительно соответствует нашему январю-февралю. Очень ненастный месяц

* Копыл — здесь тип прялки, донце и лопаска которого вырезаны из цельного куска дерева

* Холодник — примерно соотв. февралю-марту.