Глава 6. Проблема забыванцев

Яркое, чуть голубоватое светило Тигардена-2 перевалило точку своего зенита и начало долгий спуск к мягкой линии океанического горизонта. Погода радовала комфортным балансом между теплом и прохладой, если не считать ветра – слишком сильного для такого ясного дня. В целом местный климат соответствовал летнему сезону земных Британских островов, и это мне нравилось. Не люблю жару и сухость.

После болезненного пробуждения и последующей суеты я не обращала особого внимания на окружающий мир и только сейчас, всё ещё пребывая в замедленном состоянии глубокой задумчивости вдруг осознала, в каком прекрасном месте нахожусь.

Пока управляющий выстраивал рабов в особом, понятном только ему одному, ну и местным «госпожам», порядке, я сидела в мягком кресле, специально поставленном на лужайке перед домом по такому случаю, пила крепкий кофе из личной термокружки и скользила взглядом по величественной аллее из местных хвойных деревьев. Последние напоминали гибрид кедра с берёзой.

Жилая часть поместья располагалась на самой высокой точке острова Йо – массивной скале, нависающей над обманчиво спокойными водами океана. Скала из себя представляла точную копию гигантского орлиного клюва, вспоровшего собой пустоту. Только что я заглядывала вниз, через каменный парапет, раз уж газонная лужайка так удобно была разбита прямо на скале. И от понимания, что под скальной породой бьётся о камни вода, мне было здорово не по себе.

Отсюда открывался восхитительный вид на причал и пляж, куда с площадки напрямую вела широкая длинная лестница с безопасными низкими ступенями. Краски неба и океана играли друг с другом в нежную порывистую чехарду, перебрасывая друг другу самые неожиданные оттенки – розовые, сиреневые, изумрудные, золотые, бронзовые… Это смотрелось потрясающе, словно я поселилась на краешке гигантского цветного калейдоскопа!

Сам дом снаружи впечатлял только вычурной отделкой. Просторный двухуровневый особняк из серебристых термоплит, с широкими террасами на обоих этажах и конусовидной крышей. Он был целиком выкрашен ярко-алой краской, местами уже выцветшей, кстати. Из-за этого в свете солнца казалось, будто стены облили кровью и размазали тряпкой, пытаясь небрежно оттереть следы преступления.

Управляющий наконец завершил суету с расположением рабского отряда – делал он это так придирчиво, будто начальник армейского взвода на параде перед высшим руководством, – и подошёл ко мне, поглядывая как-то… воодушевленно, что ли. После инцидента с падением на лестнице его страх передо мной заметно убавился, а в глазах проступало новое чувство.

Надежда.

– Госпожа, – начал он, привычным движением становясь на колени, – новоприбывшие рабы стоят в левой тройной шеренге, в порядке качества физических данных. Первая шеренга – высокосиловая. Вторая и третья – соответственно, средне- и малосиловая.

– А с другой стороны кого поставил? – спросила я, жестом показывая, чтобы управляющий встал и разговаривал со мной нормально, на одном уровне.

Вопрос рабского коленопреклонения надо будет хорошенько обдумать. Мне не нравилось, когда разумные существа унижались, ползая по земле и пачкая колени. Не говоря уже о том, что таким немолодым рабам, как Лизен, это было ещё и физически нелегко.

– Госпожа? – пожилой раб поднялся и с еле слышным кряхтением потёр поясницу, стараясь это делать незаметно.

– Ты сказал, что новички в левой тройной шеренге. Значит, есть ещё и правая.

– Да, госпожа… Я позволил себе смелость выстроить во вторую тройную шеренгу бывших рабов госпожи Задаки.

Глянув на лужайку, где ровными рядами замерли две группы рабов, я уныло вздохнула. Надежда на то, что в самом поместье лишних ртов окажется не так много, как тех, что прибыли из резервации, не оправдалась. По размерам обе группы казались одинаковыми.

– Сколько их тут?

– Тут – сто двадцать две единицы, госпожа!

– Почему так много? – простонала я, откидываясь на спинку кресла и прикрывая лицо рукой.

– Это сельскохозяйственное поместье, госпожа, – пояснил Лизен. – Уход и переработка миртошки и йанана требует много ручной работы. Очень уж нежные плоды, элитные… даже в Чертоги самой Госпожи Островов поставляем! А значит, тут требуется много садово-полевых рабов.

– О? – немного воспряв духом, я заинтересованно выпрямилась. – И каков доход?

– В хорошие урожайные сезоны чистая прибыль за год доходила до полутора миллиона тигарденских зир, госпожа. То есть… около миллиона ЗССР-баллов.

– Ну, это в хорошие годы, – отмахнулась я. – Лучше скажи, сколько за последний год выручили.

Тяжкий вздох управляющего говорил сам за себя.

– Чуть больше трехсот тысяч баллов, госпожа… Но в этом году есть надежда на хороший доход. После неурожайного года всегда так. Сад отдохнул и завязалось много плодов. Жаль, что прежняя хозяйка совсем не интересовалась хозяйством… все средства вкладывала в приобретение и дрессировку рабов для Тигарденских Игр. И на ставки… Но ей не везло.

– Понятно. Придется нам с тобой, Лизен, хорошенько потрудиться, чтобы вернуть хорошие времена… – поскучнев, я побарабанила пальцами по подлокотнику кресла и снова посмотрела на заполонившую всю лужайку толпу.

Жаль, конечно, но мечта о собственном маленьком ксенозаповеднике отодвигается на неопределенное время. До тех пор, пока в поместье не наладится стабильный доход, чтобы прокормить целую армию рабов…

– Так, значит, говоришь, мне досталось вместе с островом ещё сто двадцать две единицы голодных ртов?

– Не совсем, госпожа, – осторожно ответил управляющий.

Я уставилась на него, чувствуя новый подвох.

– Что значит – не совсем?

– В поместье сто двадцать две единицы рабов… если не считать Шеда и… забыванцев, госпожа.

Лизен проговорил последние слова очень тихо. Было заметно, что он при этом с усилием преодолевает глубокий внутренний запрет и въевшуюся в подкорку боязнь возмездия за упоминание темы-табу.

– Это ещё кто такие? – нахмурилась я. – Рассказывай.

С облегчением выдохнув, он пустился в объяснения:

– Забыванцы – это те рабы, о которых забыли, госпожа. Когда наказанием за непростительные проступки становится приказ «Видеть тебя больше не желаю», и провинившегося сажают на цепь в камерах нижних пещер без права напоминания о нем госпоже. Он обречён бесконечно ждать… и слушать завывания тех, кто потерял свой разум в окружающей тьме и одиночестве. И если госпожа сама о рабе больше не вспомнит, то он остаётся в пещерах до самой смерти.

Я содрогнулась, представив описанную картину.

– И сколько же таких забыванцев сейчас находится там?

– Мы давно не инспектировали нижние пещеры, госпожа, – задумался Лизен. – Проверяем, нет ли умерших раз в три месяца и оставляем им запас еды на следующий трехмесячный сезон… По последним данным из живых в пещерах находилось восемь забыванцев. Сейчас, возможно, их уже семеро, потому что один был очень слаб, да и стар уже…

Первым порывом было вскочить и немедленно побежать в пещеры, но это было бы чересчур импульсивно. В каком состоянии окажутся те, кто провел уйму времени в заточении? Как бы не оказалось, что на волю выйдут восемь безумцев, готовых отгрызть даже протянутую руку помощи. И забывших, что такое благодарность.

Забыванцы… Точнее и не назовешь.

В прошлом я была одной из лучших студенток на ксенобиологическом факультете. Так скажем, не последняя в топовой десятке. И память у меня всегда отличалась своей феноменальной вместимостью – если ставилась задача что-то в нее вложить....

Отлично запомнилось несколько абзацев из теории психологических аномалий, описывающих поведение животных и разумных существ в условиях сенсорной депривации. В течение года подобной изоляции у них появлялись все признаки нейроповреждений мозга, а подопытные добровольцы утверждали ещё на стадии первого месяца, что видят галлюцинации, теряют счёт времени и ориентацию. Некоторые из тех, что психологически были послабее – в основном экстраверты, – испытывали невыносимую депрессию и желание биться головой об стены. И это при том, что они твердо знали, что их заключение временно. А что происходит в голове тех, кто отчаялся и потерял себя во тьме настолько, что перестал быть разумным?

Тем не менее, обрекать забыванцев на дальнейшие мучения в пещерах я не собиралась и после минутного раздумья сказала:

– Давай сделаем так. Всех узников из пещеры надо вывести на свежий воздух, хорошенько отмыть, переодеть в чистое… и пусть они побудут пока на заднем дворе, но на строгом расстоянии друг от друга, мало ли, в каком помрачении ума окажутся… Да, и вот ещё что. Проследи за тем, чтобы перед выходом из пещер всем завязали глаза темными повязками. И не снимали, пока я не разрешу.

– Как пожелаете, госпожа! – охотно откликнулся Лизен. – Мне заняться этим прямо сейчас?

Физиономия у него показалась слишком деревянной, будто скрывающей бурное волнение. Личная заинтересованность?

На мгновение возник соблазн отключить пси-ограничитель и прочитать его мысли, но слабая головная боль, вернувшаяся после недавнего эксперимента, была существенным аргументом против подобных искушений.

– Да, займись этим.

Но едва управляющий поспешил исчезнуть, как я вспомнила о выстроенных на лужайке группах и с досадой подумала, что всё-таки поддалась необдуманному импульсу. Нужно было сначала воспользоваться Лизеном в качестве посредника между мной и невольниками. Их количество пугало до дрожи, да и опыта эффективного управленца у меня не было. Вот разве что со зверушками инопланетными и земными неплохо ладила…

Однако звать Лизена обратно было нецелесообразно. Коли назвалась госпожой – изволь соответствовать.

Одним глотком допив свой черный кофе, я решительно поставила термокружку на нижнюю ступеньку террасы, возле которой стояло кресло. И зашагала в сторону рабов, которые при моем приближении почти неуловимо вытягивались в струнку – будто холодный кусачий ветерок пролетел через все шеренги, заставляя мужские тела закаменеть, вольно или невольно демонстрируя игру мышц.

В первых шеренгах обеих групп стояли настоящие тяжеловесы с бычьими шеями, мощными ножищами и шкафообразными фигурами – вроде тех, что недавно тащили Шеда в подвал. За их спинами стояли рабы совершенно иного типа – в меру развитые, стройные и очень симпатичные. Третья шеренга «слабосильных» почти не просматривалась, но мне показалось, что там собрались рабы-мальчишки и старики.

Все рабы почему-то были полуголыми – в коротких серых штанах, распахнутых безрукавках поверх мускулистых торсов и дешёвых черных слипонах на босу ногу. Это что, экономия такая – на носках и рубахах?

Молча пройдясь туда-сюда перед обеими группами, я пришла к выводу, что без использования своих новых способностей всё же не обойтись. Иначе как за короткое время узнать, что за личности тут собрались и что с ними делать?

Но отключать пси-ограничитель все же не торопилась, а разжала стиснутые от напряжения зубы и заставила себя говорить. Как можно громче и четче, чтобы голос звенел низкими нотами самоуверенности, не допуская в рабах и мысли о робости их новой госпожи.

– Приветствую всех, кто живёт в этом поместье давно… и добро пожаловать всем новоприбывшим! Я – полноправная хозяйка острова Йо. Можете звать меня просто госпожа Гайя.

Все рабы безмолвно слушали меня с опущенными глазами. Две передние шеренги своей неподвижностью могли посоперничать с логороботами, которые способны работать только в одном режиме – мыслительном. Двигательный у них просто не предусмотрен.

Только в самой последней слабосильный шеренге и наблюдалось какое-то скупое шевеление, слышались редкие вздохи, а пару раз даже покашливание.

Я оглядела одинаково замкнутые лица, задержавшись на смутно знакомой физиономии, принадлежащей угрюмому бычаре, который в резервации первоначально был готов убить меня своим взглядом.

– Вас разделили по группам физических данных, но у меня своя система. И некоторые уже немного с ней знакомы. Итак, новоприбывшие… те, кто в резервации был выделен в малую группу, выйдите из шеренги вперёд!

Последнюю фразу я выделила интонацией, чувствуя, как дрожат от волнения колени и почему-то подсознательно ожидая, что сейчас эти здоровенные мужики и парни заржут и скажут что-то вроде: «Ишь, раскомандовалась! Иди-ка в парикмахерскую мозги феном проветри, девушка…»

Но это было лишь внутреннее эхо моих комплексов.

Социопаты, которых мы с Таллой Ней, отсортировали накануне в резервации, потеснили тяжеловесов и со спокойными лицами собрались в небольшую группу.

– Хорошо. Теперь…

Внезапный вызов от Лизена нарушил все планы. Сердито включив в ухе аудиогарнитуру, которую терпеть не могла, буркнула:

– Что?

– Госпожа, пож…ста в пеще… нуж… аше присут…– зачастил управляющий. – Прош… вас!

Умоляющий тон и прерывистая связь встревожили меня.

– Я думала, управляющий имеет доступ к замкам, разве нет?

– Да, госп… Но тут… есть… особ… мера… не… огу… откры… а там…

И тут связь оборвалась окончательно.

Ни одна из попыток связаться с управляющим успехом не увенчалась. Беспокойство усиливало и осознание, что я понятия не имею, где находятся нижние пещеры… Впрочем, наверняка кто-то из рабов поместья в курсе.

Сунув руки в широкие карманы комбинезона, я проследила за стремительным полетом белокрылой птицы размером эдак с древнего гигантского птеродактиля над побережьем. Затем, не оборачиваясь к рабам, чтобы те не видели моей растерянности, громко произнесла:

– Любен! Подойди.

Тихие шаги за спиной выдал только слабый шорох.

– Я здесь, госпожа Гайя, – сказал личный раб с бархатным голосом и «поцелуйными» губами.

– Ты знаешь, где находятся нижние пещеры с забыванцами?

– Знаю, госпожа Гайя.

– Хорошо.

Отключив пси-ограничитель на эмоции, я неохотно развернулась и пробежала взглядом по заигравшим красками аурам рабов-старожилов. В висках заныло фоновой болью – предвестником жестокой мигрени… но без эмпатии неопытному управленцу тут не справиться. Талла Ней вчера по пути от резервации наскоро дала несколько советов, на какие цвета ориентироваться, чтобы собрать вокруг себя надёжную команду. Хороший жёлтый цвет – с определенной долей прозрачности, – сигнализировал о надежности, а также о способности руководить и брать на себя ответственность. Поэтому я сразу ткнула пальцем в первого попавшегося обладателя ауры с чистой жёлтой сердцевиной вокруг головы и сердца, предварительно убедившись, что заметных грязных разводов на ней почти нет.

– Ты! Как тебя зовут?

Выбранный раб был из шеренги тяжеловесов – здоровенный детина с тяжёлым лбом и маленькими умными глазками. Внешне он был чуть привлекательней гориллы, но его внимательно-оценивающий взгляд выдавал, что в этой массивной черепной коробке извилин водится намного больше, чем у обезьяны. И чувство справедливости скорее всего имеется.

– Гхорр, госпожа, – зычно пробасил он.

– Рада познакомиться, Гхорр, – подумав, я сцапала его тяжёлую руку и пожала.

Судя по непониманию, проступившему на лице раба, этот жест на Тигардене-2 отсутствовал в принципе. Другие рабы по соседству, не в силах перебороть жгучее любопытство, наблюдали за мной из-под опущенных век так пристально и усердно, что могли бы в будущем и косоглазие заработать. Надо будет отменить дурацкое правило насчёт «не смотреть».

– Это знак приветствия и заочного доверия, – решила я пояснить. – На моей планете принято так его выражать. Пока меня не будет, ты останешься за главного. Ждите здесь, но стоять все время не нужно. Можете отдыхать, присесть-прилечь на травке. Проследи, чтобы желающие могли утолить жажду, справить естественную нужду в положенном месте… м-м… ну ты понял…

– Я понял, госпожа, – спокойно ответил Гхорр и осторожно сжал мою ладонь в ответ своими жёсткими мозолистыми пальцами.

Я кивнула ему и повернулась к застывшему в коленопреклоненном ожидании Любену. Красавец-раб низко опустил голову и всей своей позой демонстрировал покорную преданность. Однако в заблуждение он меня не ввел. Густо-малиновый энергетический кокон с красно-оранжевой каймой обволакивал его тело, выдавая страстную натуру, пропитанную эротизмом, жаждой физических удовольствий, но совсем не склонную к подчинению. Но кое-что меня в увиденном порадовало – прозрачность ауры, несмотря на густую насыщенность цветовой гаммы.

А стало быть, Любен не был социопатом – всего лишь хитрым манипулятором.

– Поднимись и покажи, где находятся нижние пещеры, – велела я ему, устанавливая защиту пси-ограничителя на прежний уровень. – Иди вперед.

– Как пожелает госпожа Гайя, – ответил сладкий бархат голоса, и Любен грациозной походкой направился к спуску со смотровой площадки.

В меру широкие плечи, узкие бедра, высокий рост и смазливая физиономия. Даже отсутствие пупка и сосков не портило впечатление, а скорее придавало Любену очарование хорошо смодулированного пластикового киберманекенщика. На Земле его с радостью бы приняли в Дом Высокой Моды, где одежду для элиты до сих пор было принято демонстрировать с помощью живых людей, а не киберов.

Уже спускаясь по широким ступеням, я тихо добавила ему в спину:

– Да, и не вставай больше передо мной на колени.

– Буду счастлив выполнить ваше желание, госпожа Гайя, – отозвался Любен, и эта его фраза прозвучала куда искреннее прежних его сладких ответов.

Спуск с клювообразной скалы, на которой стоял особняк, был извилистым и долгим. Не доходя до пляжа и причала, мой проводник свернул на неприметную узкую тропку, полускрытую разросшейся голубоватой травкой с кудрявыми листиками. Направление, куда убегала эта тропка, недвусмысленно указывало на пустое пространство под каменным «клювом».

Мы дошли до самой воды и отправились вдоль прибоя, по самой кромке – в сгущающиеся объятия тьмы, – пока не упёрлись в стальную решетку, перекрывшую высокий проем. Вероятно, когда-то он был просто трещиной в скальной породе, за которой скрывались пещерные пустоты, но повелительницы Тигардена-2 нашли ей новое применение.

Дверца решетки была распахнута настежь.

Стоило шагнуть внутрь, как сквозь темноту лёгким бесшумным вихрем пронеслась цепочка света. Это вспыхивали сотни микролампочек, озаряя тесный каменный коридор. Но теснота мешала только на входе, потому что уже через несколько шагов стены резко уходили в разные стороны, открывая просторную пещеру.

Потолок ее терялся в непроглядном мраке, а по обе стороны располагались ниши-камеры, также забранные решетками. Но они были пустыми.

– А где заключённые? – озадаченно спросила я. – Ну, то есть забыванцы?

– Скорее всего в следующей пещере, госпожа Гайя, – предположил Любен. – Простите за неточный ответ… я никогда не бывал тут.

Его предположения оказались верными. Дальше пространство сужалось в ещё один короткий коридор, который и вывел нас в следующую пещеру – вдвое больше первой.

Ещё в коридоре слуха коснулись разные голоса, рождающие в стенах пещеры обманчивое эхо, которое преумножало их до иллюзии многократного хора. Один голос прерывисто скулил на тонкой ноте, другой что-то бормотал. Пару раз казалось, что сквозь эхо слышится голос управляющего, но уверенности в этом не было. С приближением ко входу пещеры в воздухе появился слабый запашок застарелых экскрементов, усиливающийся с каждым шагом.

– Лизен! – крикнула я сразу же, как вошла во вторую пещеру. – Ты здесь?

Наступила глубокая тишина, но длилась она недолго.

– Я тут, госпожа!.. – последовал отклик из противоположного конца пещеры.

Облегчённо выдохнув, я обогнала Любена и поспешила вперед. В некоторых камерах по ту сторону решёток стояли рабы… те самые забыванцы. И видно было только их глаза, горящие отраженным светом. Они подслеповато щурились с непривычки… но смотрели так пронзительно, что у меня не только пробило чужими эмоциями пси-ограничитель… но и возникло ощущение касания на физическом уровне. Лопатки жгло мучительным ожиданием, желудок словно скукожился в крошечный твердый комок и трясся от тошнотворного волнения, а затылок припекало безумной надеждой так, что казалось, будто у меня сейчас мозги под черепом сварятся в собственном соку.

Это было невыносимо.

Я резко остановилась, посмотрела в бесконечный мрак потолка и демонстративно объявила:

– Я ваша новая госпожа! Вы все сейчас покинете это место вместе со мной. Успокойтесь!

Эхо разнесло мой голос по всем уголкам пещеры и замерло далёкими отголосками. Давление на пси-ограничитель медленно ослабло на четверть… а может, и на треть… окатив меня напоследок колючей дрожью.

В полной тишине я подошла к самой дальней камере, что располагалась в тупиковой нише пещеры, и уставилась на решетку.

Автономный электронный замок на дверце был заперт, а старый управляющий на пару с каким-то мелким щуплым рабом, кутающимся в грязную тряпку, сидели рядышком на каменном полу. Как два нахохлившихся суриката.

– Что случилось, Лизен?

На бледном лице раба со следами ранних морщин отразилось смущение и замешательство.

– Простите за беспокойство, госпожа! Я вошёл первым делом сюда и обнаружил в этой камере ещё одну. Запертую на замок, который среагировал на доступ управляющего тем, что… подал сигнал на перекрытие основной двери. И связь в этой камере перестала работать.

Осмысливая объяснение, я принялась разглядывать его мелкого соседа по камере. Тот съежился и кинул на Лизена панический взгляд.

– А почему ты начал освобождать первым именно его?

Управляющий ответил не сразу. Интуиция подсказывала, что прямо сейчас мой собеседник стоит перед выбором – ответить честно или увильнуть, прибегнув к правдоподобному объяснению. Например, к тому, что освобождать узников вполне себе удобно с самого дальнего конца пещеры, а не со входа.

Но Лизен всё же начал проникаться доверием ко мне. Глубоко вздохнув, он проговорил:

– Потому что это мой сын, госпожа.

Только теперь до меня дошло, что раб рядом с управляющим вовсе не щуплый парень, а попросту мальчишка, почти подросток. Просто в полумраке впечатление о внешности воспринималось смазанно. А так… мальчик худоват, конечно, но в пределах нормы для своего возраста.

– Понятно, – хмыкнула я.

Затем синхронизировала замок на открытие своим браслетом и шагнула в камеру, чуть не споткнувшись о ящик с брикетами, похожими на сухой корм для животных.

В лице мальчика действительно прослеживалось родство с управляющим. Те же глубоко посаженные глаза, мясистый неровный нос и заостренный подбородок…

– Как тебя зовут?

Мальчик не ответил, только затравленно съежился и стиснул неровные края серой тряпки, в которую кутался.

– Его зовут Яки, госпожа, – торопливо представил сына управляющий. – Позвольте… позвольте объяснить…

– Не волнуйся, Лизен. Я слушаю.

Он сглотнул и повторил:

– Яки – мой сын, госпожа. А ещё он самый младший брат Эки, Шеда и… Юки, которого разорвала гратера. Я рассказывал вам.

– О младших братьях, из-за которых наказала Шеда ваша кошмарная Задаки, – брезгливо кивнула я. – Помню. Значит, они тоже твои сыновья?

– Нет, госпожа. В рабском помёте отцы всегда разные, и редко кто может точно узнать свое отцовство. Но мне повезло. В год рождения яйца Яки так случилось, что я был последним, кто оплодотворил временную женщину-плывчи перед тем, как она начала подавать признаки перерождения в мужчину. У нее исчезла грудь и начал расти…

– Не надо подробностей! – я замахала руками, как ветряная мельница. – И знать не хочу, что там у нее начало расти… Давай вернёмся к гратере. Ты говорил, что она разорвала двух братьев Шеда? Но твой Яки жив.

– Только благодаря смерти брата, – глухо проговорил Лизен. – Гратера подрала когтями всю спину Яки, и он упал… А затем брат прикрыл его своим телом, и гратера просто не успела растерзать моего сына, переключившись на Юки. Мы все думали, что они оба погибли… пока я случайно не услышал, как перед отъездом госпожа Задаки упоминает об этом в разговоре с подругой…

Слушая рассказ старого управляющего, я с жалостью и ужасом смотрела на мальчика. Тот дрожал, как раненый зверёк, угодивший в капкан. Его необходимо как можно скорее вытащить отсюда. Да ещё и неизвестно, в каком состоянии его раны. Ведь когти эребской гратеры – отнюдь не кошачьи царапки, а настоящие кинжалы…

– А что за другую камеру ты обнаружил? – вдруг вспомнила я.

Всё ещё во власти переживаний, Лизен дрожащей рукой указал в темный угол.

–Там есть ниша, госпожа. А в ней спрятана вторая камера поменьше. И там сидит девочка. Значит, она – плывчи. Но… – он замолчал.

– Что?

– Она молчит, госпожа. Как немая. И на ее голове сплошная черная маска.

Слова управляющего мгновенно вызвали воспоминание о заставке на компьютере в маленьком кабинете госпожи Задаки. Я сощурилась, размышляя, нет ли какой-то тайной связи между узницей пещер и закованным рабом в анатомической маске.

Если бы Лизен не указал на темный угол, скрытую нишу невооружённым глазом было бы заметить очень сложно.

Я прижала палец к губам и шагнула к нише. Постояла, привыкая к плохому освещению, но за решеткой ничего не было видно. И как только Лизен умудрился разглядеть девочку?

На простую синхронизацию с идентификационным браслетом, как и в случае с цепью рабыни Муирне, замок не среагировал, и пришлось повторить голосовой запрос:

– Идентификация голоса. Владелец Гайя Чудо-Юдо. Деактивировать замок!

Звонкий щелчок. Настороженная тишина.

Медленно войдя в маленькую камеру, я почувствовала, как потолок царапнул мою макушку. Да это… даже не камера, а крошечный склеп! Держать в таком месте живое, а в особенности мыслящее существо – чудовищно.

Боковое зрение, адаптировавшееся к темноте, выхватило слабое движение справа. Шевельнувшаяся в углу фигурка. Она сидела на каменном полу, обняв руками коленки. Я чувствовала ее взгляд – невидимый и пристальный.

Смотреть в ответ было жутковато: мрак целиком поглощал черную маску девочки, оставляя еле видимым только безголовое тело в светлом мешковатом одеянии.

– Привет, – мягко сказала я. – Не бойся… Меня зовут Гайя. А тебя?

Узница ничего не ответила, сохраняя полную неподвижность.

– Пойдем со мной. Я выведу тебя отсюда.

Глухое молчание. Неужели и правда немая?

– Кивни, если слышишь, – снова попыталась я.

Чтобы распознать движение ее головы в кромешном мраке, я включила на браслете подсветку, которая устремила тонкие белые лучики в потолок, а тот впитал в себя свет и поделился отражением со стенами и полом.

Фигура девочки обрела более-менее ясные очертания. И стала видна голова – будто обтянутая черным плотным чулком с прорезями для глаз и рта. Я знала, что на анатомической маске есть ещё специальные дыхательные и слуховые отверстия, но впервые видела вживую экземпляр, предназначенный для человекоподобного существа. На Земле мне не приходилось вращаться в сфере человеческой нейрохирургии или пластики.

Если девочка и кивнула, то темнота украла ее движение. Пришлось просить заново.

Девочка медленно поднялась с пола. Ростом она была ниже меня на голову и по человеческим меркам ее тонкой плоской фигурке можно было дать лет двенадцать-тринадцать.

Следя за ее вялыми движениями, как коршун, я уловила задумчиво-заторможенный кивок. Отлично. Хотя бы не глухая, и то радость.

Девочка переступила с ноги на ногу. Что-то запустело под ее босыми ступнями, и я направила руку со светящимся браслетом вниз.

Это были сухие водоросли. В огромном количестве они были свалены в углу, где изначально сидела девочка, и служили то ли в качестве подстилки, то ли в качестве еды… а может, и того, и другого. Ящика с сухими пищевыми брикетами в этой камере не наблюдалось.

Наверное, это все же действительно девочка из народа плывчи. А кого ещё стали бы кормить тут водорослями? Правда, Муирне говорила, что они едят в основном сырую рыбу… но сухие водоросли, возможно, для них нечто вроде сухого пайка.

Уверив себя в том, что передо мной земноводный гермафродит, я протянула девочке руку, предлагая поддержку. Она робко коснулась моих пальцев… и тут я испытала шок.

…тук-тук…

Одновременно с прикосновением сквозь пси-ограничитель в мое сознание что-то ментально поскреблось или постучало. Неуверенно, слабенько, но при наличии тройной защиты это должен был оказаться приличный эмоционально-мысленный выплеск! Что абсолютно не вязалось с заторможенным состоянием узницы.

После недавней проверки рабских аур голова всё ещё ныла, однако сейчас важнее было понять – что за странное существо передо мной. Поэтому я разом отключила оба внутренних щита пси-ограничителя и уставилась на девочку.

Ее аура… она была невероятно красивой.

Серебристо-серая, почти белая, навевающая сравнение с ангелами, безгрешными существами и невинными младенцами. Болезненная мутная пленка недомоганий отнюдь не портила ее великолепие, и от зрелища этой сияющей красоты защемило сердце.

– Кто ты? – прошептала я.

Виски защекотал лёгкий сквозняк мысленного шёпота – смущающая смесь межгалактического эсперанто и певучего акцента:

«Не знаю… не помню… ты сестра мне?.. У тебя милый цвет вокруг… листья, подсвеченные солнцем…»

«Нет, – подумала я ей в ответ. – У меня нет сестер. Я из детдома».

«Детдом… а что это?» – девочка качнулась ближе, и я ухватила ее под руку, поддерживая.

«Это место, где живут дети, у которых родители умерли… или предали своё потомство», – пояснила я в понятных для этой странной плывчи выражениях. Правда, теперь уверенность, что девочка – одна из земноводных, значительно поколебалась.

«Родители… – прилетела сонно-задумчивая мысль, – …созидатели… сотворители… – и после некоторой паузы: – …мама…»

«Ты помнишь что-нибудь о себе? – настойчиво подумала я. – Откуда ты? Помнишь родных? Маму, папу? Братьев или сестёр?»

«Кажется… у меня есть кто-то…»

Девочка пыталась собраться с мыслями, но в ее голове творился хаос. Я чувствовала его дурманящее касание. На Земле она влегкую сошла бы за наркоманку.

«Кто?»

«Кто-то.. может, брат?.. – неуверенно протранслировала девочка, потом шумно сглотнула и пожаловалась: – Есть хочется…»

Она высвободила свою хрупко-тонкую руку и подобрала с пола кусок сухой водоросли. Затем принялась его жевать. В сочетании с черной маской процесс поедания выглядел очень специфично.

Пока девочка активно работала челюстями, я хмурилась на ее ауру. Та немного потускнела – не критично, но повод для беспокойства имелся.

«Значит, брат?» – напомнила я, желая продолжить тему.

Ответа не было несколько секунд, а потом наполовину ослабевший шепот вопросительно прошелестел:

«Брат?.. не помню… думать больно… хочу есть…»

Прикусив губу, я слушала, как хрустят на молодых зубах сухие пласты водорослей и с тихим шорохом осыпаются вниз их отколовшиеся крошки.

На секунду в голове возникла мысль: а что если эта юная рабыня с даром телепатии – смесок диниту, вроде меня?

О чистокровной диниту предполагать было бы совсем уж дико. Космозонги же не безумцы, чтобы угнетать в рабстве представителей планеты, от которой фактически зависит благополучное вступление Тигардена-2 в ЗССР?

В недрах памяти вспыхнул маячок смутного воспоминания. Я напряглась, чтобы ухватить мысль за хвостик и вытащить для рассмотрения на свет…

– Госпожа! Вам нужна помощь?

Встревоженный голос управляющего спугнул озарение. Наверное, Лизен забеспокоился, что после пары фраз я надолго замолчала. Он ведь ни сном, ни духом о телепатических беседах не ведает.

– Всё в порядке, мы выходим! – отозвалась я и вслух сказала девочке: – Идём, накормлю тебя едой получше водорослей. Они же невкусные без приправ! Как насчёт фруктов этой… как ее… миртошки?

Девочка не ответила, снова погрузившись в свое сонно-заторможенное оцепенение. Но при этом послушно последовала за мной из склепа в первую камеру. При свете в крошечных прорезях черной маски были видны только ее блестящие зрачки.

– Лизен, ты должен знать всех рабов поместья, не так ли? – обратилась я к управляющему.

Тот кивнул, но на девочку смотрел в недоумении.

– Да, госпожа… но эту плывчи вижу впервые.

– Хмм.. – я была разочарована, но на всякий случай без особой надежды решила уточнить вторую непоняточку: – А взрослый раб в такой же черной маске тебе знаком?

– Был один, – неожиданно сообщил управляющий. – Я видел его мельком однажды… странный, с ямкой на животе и пятнами на груди. Мне показалось, что в тот момент госпожа Задаки была в хорошем настроении…

– С чего бы это? – буркнула я, вспоминая игрища этой психопатки с ножичком на видео.

– Она заметила мое удивление и проявила благосклонность – сказала, что это экспериментальный образец. Я подумал, может, это плывчи в мужской форме, которому провели операцию… ведь госпожа Задаки и раньше уже экспериментировала с мужчинами вод в лабораториях Чертогов. Правда, те плывчи умирали. А этот выжил, наверное…

Чем больше подробностей о жизни прежней хозяйки я узнавала, тем сильнее чувствовала отвращение. Ещё и голова разболелась вдвое сильнее прежнего, несмотря на то, что пси-ограничитель был включен сразу же, как Лизен забеспокоился.

– Ясно. Давайте уйдем отсюда.

Освобождение забыванцев из других камер много времени не заняло. Все восемь узников были живы, даже древний безбородый старик, чье лицо, казалось, состоит из одних морщин.

Превозмогая мигрень, я проверила эмоциональное состояние каждого, и серьезные отклонения обнаружила только у старика. Но тот был немощен и не представлял никакой опасности. Даже передвигаться толком не мог.

У сына Лизена, который так и не проронил ни слова, тоже были серьезные нелады с психикой – последствия встречи с гратерой и гибели брата.

Остальные – шесть относительно здоровых рабов разного возраста, – униженно благодарили меня, рухнув на колени. Они так дружно формировали эмоциональное цунами фанатичного восторга, что из нижних пещер я практически спаслась бегством, поручив управляющему завершить вызволение забыванцев самостоятельно.

Девочку, впрочем, я увела с собой, предварительно перекрыв ей отверстия для глаз темной полоской ткани из тех, что перед спуском в пещеры прихватил с собой Лизен.

Головная боль к тому моменту, как мы вышли из пещеры, стала такой сильной, что терпеть ее стало проблематично. Вдохнув влажный ветер, веющий с океана, я стиснула голову руками и застонала.

Девочка, словно кибер-куколка, безучастно застыла рядом. С того момента, как она пожаловалась на голод, поведение ее стало совсем уж безвольным, но размышлять сейчас над причинами просто не было ни желания, ни энергии.

– Госпожа Гайя, позвольте вас помочь, – ласково предложил сладкий бархат за спиной.

– Чем? – просипела я, растирая виски и уши в надежде, что подстегнутое кровоснабжение разгонит боль хоть немного.

– Помогу вам добраться до ваших покоев, госпожа Гайя. И сделаю специальный лечебный массаж от мигрени.

– Ладно, помогай.

Я думала, что Любен подставит плечо и руку для опоры, но вместо этого вдруг почувствовала, что взмываю в воздух и оказываюсь целиком в его руках. Было приятно и досадно одновременно… но не более.

Ай да хитрец, подловил-таки возможность прикоснуться к хозяйскому телу!

Любен очень хотел проявить передо мной всю молодецкую удаль и так быстро начал подниматься, что моя маленькая странная спутница сразу же отстала. Пришлось прочистить горло и велеть идти помедленнее.

Оказавшись в своих покоях, я решила как можно скорее поделиться подозрениями о девочке с Таллой Ней. Уселась в массажное кресло и, пока Любен замер за спинкой, ожидая дозволения сделать предложенный лечебный массаж от мигрени, запустила браузер галанета.

И сразу же на экране замигал красный знак почтового уведомления. Одновременно с компьютером уведомление пришло и на мой коммуникатор, забытый в кабинете.

«Госпожа Фирелея Танн, – гласила строчка отправителя. – Главная советница Великой Госпожи Островов Бирэлеи Танн»

А ниже, в шапке письма было указано:

«Предупреждение о неразглашении. Тема: Рабы в анатомических масках»

Загрузка...