Жесткие временные рамки, в которые был теперь поставлен Лихоманов, требовали от него скорейшей связи с Бесом. Но встретиться с ним было нелегко. Ни телефона, ни пейджера Сергей Бекетов не хотел иметь принципиально. Он объяснил это тем, что часто находится в состоянии транса, а звонки могут помешать ему и даже быть опасными, прерывая запланированный ход событий. Лихоманов мирился с этим, поэтому место и время предстоящей встречи они оговаривали заранее. Вот и теперь она была назначена на завтра, но даже столько Станислав Михайлович ждать не мог.
Ехать самому на квартиру Беса не хотелось, впечатление от ее первого посещения было тягостным. От того полуподвала веяло могилой, и Лихоманов не спешил туда. Он искал другие возможности для встречи. Сначала Станислав Михайлович заехал в бар, в котором любил бывать Бес, но там его не было. Потом Лихоманов объехал все три свои станции технического обслуживания автомобилей и только чудом не столкнулся там лицом к лицу с Ечеиным и Перетокиным. Почувствовав, что под него милиция стала усиленно копать, он не решился посылать к Бекетову своего связника, а, превозмогая брезгливость, отправился к нему домой сам, снова путая свои следы в московской подземке.
Завидев у подъезда черный «Форд», Станислав Михайлович ни на минуту не сомневался, что застанет Беса дома. Но после нескольких серий длинных звонков в дверь квартиры Бекетова он пришел в состояние полной растерянности. «Неужели его взяли? И как я мог дать добро на вторичный угон?! Глупо, все очень глупо...» – думал Лихоманов, поднимаясь по ступенькам из полуподвала.
В подъезд вошла пожилая женщина в сером плаще, остановилась и перегородила Станиславу Михайловичу выход.
– Вы кем же моему соседу приходитесь? – полюбопытствовала она.
– Никем, – односложно ответил Лихоманов и попытался обойти тучную фигуру пожилой дамы, одетую по моде полувековой давности.
Но та и не подумала посторониться, а напротив продолжила свой допрос:
– А зачем тогда спускались сюда? К нему никто никогда не ходит...
– Я из военкомата, – сказал Станислав Михайлович и предпринял вторую попытку выйти из подъезда.
– Он служил в армии, да? – спросила дотошная старуха.
– Служил, а вам-то что?
– Я его со своей внучкой хочу познакомить, вышла бы за него замуж, жила бы рядом со мной...
Эти слова заставили Лихоманова улыбнуться. Улыбка расположила назойливую собеседницу к дальнейшим откровениям.
– Я сегодня встретила Сережу в магазине и завела разговор с ним...
– О внучке? – без всякого интереса поинтересовался Станислав Михайлович.
– Нет, сначала о растворителе. Но он так торопился...
– Он покупал растворитель? – уточнил Лихоманов.
– Да, наверное, ремонт собирается делать. Хозяйственный парень, такой тихий, скромный, машина у него иностранная, во дворе сейчас стоит. И внучка у меня хорошая, красивая, в институте учится.
– Знаете, бабуля, не надо сним внучку знакомить. Скажу вам по секрету, он контуженный, у него с головой не все в порядке.
– Да вы что? – удивилась бабушка. – Я бы никогда не подумала.
– Да, это так, – подтвердил Лихоманов, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Пожилая женщина опечалилась и, не говоря больше ни слова, стала подниматься на второй этаж. Лихоманов вышел на улицу, огляделся по сторонам и направился к остановке автобуса, следующего к Белорусскому вокзалу.
Услышав о растворителе, Станислав Михайлович сразу догадался, где надо искать Беса – на своей собственной даче в Жаворонках. Раньше именно там Бекетов Сергей варил какие-то зелья на основе растворителя. Заниматься этим в жилом доме в центре Москвы было, по словам Беса, невозможно, потому что варево сопровождалось ужасной вонью.
Прибыв в Жаворонки на электричке, Лихоманов удовлетворенно отметил, что сошел с поезда на этой станции один. Поэтому, не петляя, он направился прямиком к своему дачному домику, находящемуся в конце центральной улицы.
За заборами, низкими и высокими, цвели деревья. Станислав Михайлович подумал, что он уже несколько лет не ощущал прихода весны, жил вне времен года со страшной тайной в душе. Он остановился у цветущей черемухи и зачем-то оторвал пахучую веточку с маленькими белыми цветочками, поднес ее к носу, вдохнул в себя ее пьянящий аромат так, будто делает это последний раз в своей жизни. Затем он машинально сунул ветку в карман своего пиджака и пошел дальше.
Лихоманову показалось, что он на какое-то время забыл, зачем приехал сюда, но у ворот своей дачи он заметил свежие следы автомобильных шин и сразу пришел в себя. Обретенная реальность снова тяжелым грузом легла на его плечи, усиливая ненависть к Бесу, как виновнику всех его бед. «Козел! Ублюдок! Притащил угнанный джип ко мне! – мысленно негодовал Лихоманов. – Я убью его раньше, чем нужно, и своими руками!» В окне показалось лицо человека, к которому относились эти нелестные отзывы, потом оно исчезло, но вскоре открылась калитка, и Бес впустил Станислава Михайловича на свой дачный участок.
Легкий порыв ветра донес из приоткрытой двери запах, не совместимый с весенним пейзажем. Едва сдерживаясь, чтобы не выругаться, Лихоманов поднимался на порог своего дачного дома. Уже заходя в дверь, он заметил, что в соседском палисаднике стоит машина. «Ну вот и свидетели нашей встречи есть», – удрученно подумал он. Оказавшись на кухне, Лихоманов сразу закашлялся.
– Я сейчас все объясню, – суетливо говорил Бекетов. – Я столько затратил энергии! Я должен был восстановить свои силы. Дома я не мог бы приготовить такой состав, соседи сразу бы заявили на меня...
– Значит, о себе ты заботился, – едва сдерживаясь, говорил Лихоманов. – А меня подставляешь, твою мать. Приехал сюда на угнанном джипе, развел этот смрад! Ты видишь, что здесь за забором соседи...
– Нет, он только что подъехал перед вами, – сказал Бекетов. – И я не на том джипе приехал, что вы думаете, а на другом.
– Другом? – переспросил Станислав Михайлович, хватая Сергея за грудки. – Откуда другой?
– Это не простая история, – произнес Бес, высвобождаясь из рук Лихоманова. – Это мое личное... И я бы не хотел это ни с кем обсуждать...
– Личная, говоришь! А эта дача моя личная! Но у нас с тобой пока есть дела общественные.
– Я знаю, – ответил Сергей. – Но я больше не хочу на вас работать, я хочу завязать с этими угонами.
– Я тоже хочу завязать с ними, – медленно произнес Лихоманов, встретился с Бесом взглядом и тотчас отвел свой в сторону. – Наши заказчики согласны на закрытие дела, но у них есть одно условие...
Станислав Михайлович снова закашлялся, покосился на электрическую плитку с кастрюльками, от которых исходила непомерная вонь, и, резко развернувшись, попытался открыть дверь в гараж.
– Пойдемте наверх, там все обсудим, – сказал Сергей и загородил собой вход туда, где сидела связанная по рукам и ногам Ольга.
Станислав Михайлович не стал противоречить Бесу и поднялся на второй этаж, где располагались жилые комнаты: гостиная и две спальни. Смрад от бесовского зелья еще не успел пропитать их атмосферу, поэтому там дышалось легче, и Лихоманов перестал кашлять. Он снял полиэтиленовую пленку с кресла в гостиной, уселся в него и жестом показал Бекетову, что тот тоже может последовать его примеру.
– Как твой план? Ты его провалил? Почему милиция рыщет на моих станциях?
Бес без утайки рассказал о том, что задуманное ему удалось воплотить в жизнь лишь наполовину.
– Инспектор отвернулся и я исчез. Но он видел не меня, а Васика. Кажется, так зовут того лоха... Но ведь это еще лучше! Не простые соседи, а сам мент видел, что за рулем джипа сидел его владелец... Теперь Васика затаскают в ментовку, и пусть он доказывает, что не верблюд, – самодовольно говорил Бекетов.
– Гаишник гаишником, а на следователя ты свое магическое влияние оказал?
– Нет, – виновато ответил Бес.
– Так какого черта ты сюда заявился, не доведя свой план до конца!
– Я все исправлю, – залопотал Бес. – Вы мысленно держите портрет следователя в своей голове, а я буду воздействовать на него.
Лихоманов сначала подумал, что это у него не получится, но мысленно удерживать в голове портрет оказалось проще простого. Прошло минут пять.
– Все, мент готов, я его сделал! – не выходя из транса сказал Бес.
Лихоманов смотрел на него и вспоминал слова, которые сказал Хохотун: «Он – конченный человек, псих, наркоман...» В данный момент справедливость этих слов была очевидной: взгляд Беса был пустым, а мысли бредовыми. А вот насчет угрызений совести Станислав Михайлович не был согласен с бывшем уголовником. Они у Лихоманова были, но ему приходилось пренебрегать этими чувствами. Он хорошо себе представлял, что Хохотун дал ему не бесплатный совет, а прямое указание на необходимость убрать Бекетова.
«Конечно, мы не обладаем экстрасенсорными способностями, как он, значит, воздействовать на него живого не сможем. Никто не знает, что у него на уме... Что теперь стоит за его личными делами, неизвестно, – размышлял Станислав Михайлович и убеждал себя в том, что Хохотун принял относительно Беса единственно правильное решение. – Хорошо, что мое биополе, это, кажется, так называется, от него закрыто, и он не может читать мои мысли».
Лихоманов заметил, что Бес стал входить в состояние гипнотического сна. Сидя в кресле с полузакрытыми глазами, он качался, как маятник, из стороны в сторону и шептал что-то невнятное.
Станислав Михайлович понял, что опоздал со своим приездом сюда. «Надо было мне сразу к нему домой ехать, а потом сюда, может быть, он бы еще не успел тогда выпить свою отраву. А теперь неизвестно, когда он в себя придет. Его в Петербург сегодня же отправлять надо, а он в трансе», – думал Лихоманов, уже предчувствуя, что самые резкие повороты событий еще впереди.
– Эй, а что за джип у тебя внизу, в гараже? – спросил Лихоманов и, не надеясь услышать ответ, встал и пошел к лестнице, приговаривая:
– Надо посмотреть. Может, этот сойдет...
При этих словах Бекетов неожиданно пришел в себя, вскочил с места и бросился к лестнице вперед хозяина. Но уже на самых верхних ступеньках он оступился и покатился вниз.
– Куда тебя черт понес? – закричал Лихоманов и бросился вниз за Бекетовым. – Живой? Ну слава богу! Вставай!
– Не могу... Кажется, нога сломана, – превозмогая боль, проговорил Сергей.
«Все кончено, – пронеслось в голове у Станислава Михайловича. – У меня не остается ни одного шанса». Он отошел от обездвиженного Беса на несколько шагов и посмотрел на него, как на ненужную вещь.
– Отвезите меня в больницу. Никто же не знает обо мне, я же чист. Никто не догадается, что я угонял машины... – просил Бекетов, протягивая Лихоманову руку.
Станислав Михайлович снова закашлялся от удушливого запаха, приоткрыл форточку и сказал:
– Молчи. Я подумаю, что с тобой делать. Ты спутал все мои карты, придурок!
Воцарилось молчание. Два сообщника одного преступления находились в одном помещении и были в предчувствии печального финала, каждый своего. Бес считал, что Лихоманов решает в этот момент его судьбу: оказать медицинскую помощь или добить. А на самом деле Станислав Михайлович думал не о Бекетове, а о себе, о смысле своей жизни, но не находил его. Теперь, когда краски сгустились до предела, ему не хотелось спасать себя, ему попросту не хотелось дальше жить.
Лихоманов посмотрел на кастрюльку с остывшем зельем, снял ее с плитки, нацедил дурно пахнущее содержимое в пивную кружку, поморщился и поднес к своим губам.
– Нет! – истошно закричал Бекетов. Это для нее... Она там, в гараже... Связанная.
Этот крик отрезвил Станислава Михайловича, он поставил кружку на стол, подошел к двери, ведущей в гараж, и открыл ее.