Государство страха

БЕВЕРЛИ-ХИЛЛЗ

Как долго ему пришлось разглядывать ковер, Питер Эванс не знал. Подлокотник кресла сильно давил на грудь, казалось, именно поэтому ему нечем дышать. В голове проносились сценки из прежней жизни: подвал, где он играл на первом своем компьютере; синий велосипед, подарок родителей, который украли в первый же день; первый в жизни смокинг, плотно облегающий грудь, он должен был надеть его на выпускной вечер в колледже. А вот его вызывает профессор Уитсон и требует произнести вызубренный материал, и ноги у Эванса дрожат от страха, а старый Уитсон разносит его в пух и прах…

— Питер! Эй! Питер?..

И мучает его, их всех мучает и терроризирует этот невыносимый Уитсон; а затем обед, на котором его в последний раз испытывали как кандидата на должность в Лос-Анджелесе, и он нечаянно пролил суп прямо себе на рубашку, но партнеры из вежливости притворились, что не замечают этого, и…

— Питер? Питер! Что ты здесь делаешь, а, Питер? Давай вставай!..

Он почувствовал, как на плечи ему легли чьи-то руки, такие горячие, они прямо жгли, словно огнем, и вот со стоном и кряхтением он снова занял сидячее положение.

— Вот так-то лучше… — Джанис смотрела на него, лицо ее находилось всего в нескольких дюймах. — Что это с тобой, а? Что ты принял? Говори!

Но он не мог говорить. Не мог двигаться. На ней был трикотажный топ, джинсы, сандалии. И стоило ей хоть чуточку сместиться в сторону, как он терял ее из вида.

— Питер? — Голос звучал встревоженно. — Кажется, тебе совсем плохо. Ты что, баловался экстази? Или у тебя удар? Но ты еще слишком молод для инсульта. Хотя такое случается… особенно если учесть, какой дрянью ты питаешься. Я же говорила, не больше шестидесяти пяти граммов жиров в день. Вот был бы вегетарианцем, никакой бы инсульт тебя не хватил. Почему не отвечаешь? Что ты молчишь? А?..

Она дотронулась до его подбородка, глаза смотрели вопросительно. У Эванса сильно кружилась голова, наверное, потому, что он почти совсем перестал дышать. И еще казалось, на грудь давит камень весом тонн в двадцать, не меньше. Странно, он сидит почти прямо, а камень все равно давит.

«Надо позвонить в больницу», — подумал он.

— Прямо не знаю, что с тобой делать, Питер, — сказала Джанис. — Так хотелось поболтать с тобой сегодня, и вот на тебе. Ты в таком состоянии… Если честно, ты меня просто пугаешь. Хочу, чтоб ты ответил мне хоть что-нибудь. Ну же, отвечай!

Позвони в больницу!

— Прямо не знаю, что и думать. Может, ты меня возненавидел, но ума не приложу, за что. Знаешь, давай-ка я наберу 911 и вызову «Скорую». Нет, мне страшно жаль, и я вовсе не хочу вовлекать тебя в неприятности, но ты меня просто пугаешь, Питер!

Тут она исчезла из вида, Эванс больше не видел ее, зато услышал, что она сняла трубку телефонного аппарата, стоявшего рядом на столике.

Молодец! Только торопись!

— У тебя что-то с телефоном, — послышался ее голос.

О господи!

Он снова увидел ее.

— У тебя телефон не работает, ты это знаешь?

Позвони по мобильному! Ведь у тебя есть мобильник!

— Где твой мобильник? Я оставила свой в машине. Так сбегай и принеси!

— Может, другие телефоны в квартире работают?.. Нет, тебе определенно стоит позвонить своему провайдеру, Питер. Разве можно жить с одним аппаратом… а это что такое? Кто-то вырвал шнур из стены? У нас что, был приступ меланхолии или бешенства? И второй аппарат раздолбан…

Стук в дверь. Похоже, что во входную.

— Привет!.. Есть кто-нибудь? Питер. Ты дома? — Голос женский. Но он его не узнавал.

Потом услышал голос Джанис.

— Вы, собственно, кто?

— А вы кто?

— Я Джанис. Подруга Питера.

— А я Сара. Мы с ним работаем.

— До чего ж вы высокая!

— Где Питер? — спросила Сара.

— Там, в гостиной, — ответила Джанис. — С ним что-то неладное.

Эванс их не видел. Глаза не слушались. Мало того, перед ними начали плавать серые мухи — верный признак того, что он вот-вот потеряет сознание. Он сделал над собой просто нечеловеческое усилие, чтобы хоть немного наполнить легкие воздухом.

— Питер? — окликнула его Сара.

И вот она возникла прямо перед ним. Стояла и пристально всматривалась ему в лицо.

— Тебя парализовало? — спросила она.

Да! Позвони в больницу!

— Он весь вспотел, — сказала Сара. — И пот холодный.

— Таким я его и нашла, — Джанис обернулась к Саре. — А вы вообще что тут делаете? Вы хорошо знаете Питера?

— «Скорую» вызвали? — спросила Сара.

— Нет, потому что забыла телефон в машине, а тут…

— Сейчас вызову.

Сара достала свой мобильник. Это было последнее, что помнил Эванс.

БРЕНТВУД

Время было позднее. И дом, и все вокруг погружено во тьму. Николас Дрейк сидел за письменным столом у себя дома, в Брентвуде, что неподалеку от Санта-Моники. Дом находился ровно в 2,9 мили от побережья (он специально недавно измерил это расстояние, проехав на машине), так что здесь он чувствовал себя в безопасности. С домом ему вообще повезло, ровно год тому назад он был куплен для него НФПР. Ну и, естественно, пошли разговоры, потому что НФПР уже приобрел для него один дом, городской, в Джорджтауне. Но Дрейк всячески подчеркивал, что ему нужна эта резиденция на западном побережье принимать и развлекать важных гостей, всяких там знаменитостей и филантропов.

Ведь Калифорния, в конце концов, самый передовой и озабоченный состоянием окружающей среды штат. Именно здесь, в Калифорнии, первыми приняли законы, ограничивающее курение, почти за десять лет до того, как это сделали в Нью-Йорке и других городах восточного побережья. И даже когда Федеральный суд нанес в 1998 году сильнейший удар по АЗОС, обвинив агентство в том, что оно нарушает установленные им же законы, запрещая курение сигарет со специальным антиникотиновым фильтром, — дело в том, что федеральный судья был родом из «табачного» штата, — даже тогда Калифорния не дрогнула. Законы против курения остались. И НФПР, и подобные ему организации не собирались успокаиваться на достигнутом. К примеру, в Санта-Монике вот-вот должны были запретить курение на улице, даже на пляже! Разве это не прогресс?

Здесь легко и приятно работать.

А вот что касается добывания по-настоящему больших фондов… тут дела обстояли несколько иначе. В развлекательной индустрии работали несколько богачей, на которых всегда можно было положиться. Но настоящие деньги в Калифорнии водились не у них, а в крупных инвестиционных банках, у владельцев концернов и корпораций, в недвижимости, в трастовых фондах, короче, у людей, распоряжающихся суммами от пятисот миллионов долларов до двух миллиардов. Да, то были серистые деньги, но уговорить этих людей расстаться хотя бы с малой их частью было не так-то просто. Эти люди населяли другую Калифорнию. Ходили в гольф-клубы, куда не пускали актеров, какими бы они ни были знаменитостями. Большие деньги находились в руках первопроходцев и антрепренеров высоких технологий, и люди эти были очень умны и крайне жестки в ведении дел. Большинство из них прекрасно выучили свой урок. Господи, да многие из них были учеными.

И Дрейку было непросто вести дела с такими людьми. Они являлись для него проблемой и преградой к получению приличного благотворительного взноса на этот год. Он смотрел на экран монитора, подумывая, что уже пришла пора пропустить стаканчик виски, как вдруг на экране открылось новое окно и замигал курсор.

СКОРПИОН: Говорить можешь?

Ну вот, прямо телепатия, подумал Дрейк. И напечатал:

Да, могу.

Дрейк заерзал в кресле, затем повернул настольную лампу так, чтобы она освещала его лицо. Взглянул на объективы камер, закрепленные прямо над монитором.

Щелкнул мышкой. На экране возник Тед Брэдли, он сидел за столом у себя в кабинете, в доме на Сан-Фернандо Вэлли.

— Ну, что такое?

— Все было так, как ты говорил, — сказал Брэдли. — Эванс спутался с чужаками.

— И?..

— Он был с этой девицей, Дженифер, которая работает над иском…

— Дженифер Хейнс?

— Да. Сущая ведьма.

Дрейк промолчал. И прислушался к голосу Брэдли. Актер снова напился.

— Мы уже говорили об этом и раньше, Тед, — сказал после паузы он. — Никому не нравится, когда ты влезаешь в их дела.

— Ну, это как сказать. Но вообще-то мало кому нравится.

— Мы не должны производить на людей такое впечатление, Тед.

— Да она меня оскорбила!

— Ладно, отставим это. Итак, там была Дженифер Хейнс и…

— Она шпионка! Подсадная утка и работает на всех этих крупных угольщиков и нефтяников. Точно тебе говорю.

— Кто еще был?

— Сара Джонс.

— Ага… Тоже летала на опознание?

— Не знаю, как и зачем она там оказалась. Была не одна, с парнем по фамилии Кеннер. Тот еще типчик. Задница. Еще один всезнайка.

— Опиши его.

— Лет за сорок, темноволосый, плотный такой. На мой взгляд, смахивает на военного.

— Так… Кто-нибудь еще был?

— Нет.

— Никаких посторонних?

— Да нет. Только те, что я говорил.

— Так ты считаешь, Питер Эванс знаком с этим Кеннером?

— Ага, и очень даже близко.

— Хорошо, Тед, — сказал Дрейк. — Ценю твою наблюдательность. — Он увидел, как Брэдли приосанился. — Этот Эванс… он может стать для нас большой проблемой.

— Да уж, это точно.

— Ведь он один из поверенных в наших делах. Буквально на днях был у меня в офисе. Получил одно поручение. Если он против нас, то может представлять большую опасность.

— Чертов перебежчик, — проворчал Брэдли. — Еще один Бенедикт Арнольд[32] выискался.

— Не мешало бы, чтоб ты последил за ним недельку-другую, — сказал Дрейк. — Держись поближе, смотри и слушай.

— Это с моим удовольствием.

— Не отпускай ни на шаг. Попробуй с ним подружиться. Закадычные приятели, ну, ты знаешь.

— Понял тебя, Ник. Приклеюсь к нему, как липучка.

— Утром он должен появиться на открытии конференции, — сказал Дрейк. А про себя подумал: «А может, и не появится».

ВЕСТВУД

— Выбор, надо сказать, прекрасный, — заметил Кеннер. — Hapalochaena fasciata, самый опасный из трех видов сине-ленточных осьминогов. Назван так потому, что, когда ему угрожают, меняет окраску и на коже у него появляются синие кольца. Водится в прибрежных водах Австралии. Совсем маленькое животное, и клюв крошечный, еле заметен. Но укус его часто оказывается смертельным. Противоядие от него еще не изобретено. Да и потом, в больницах Лос-Анджелеса вряд ли вообще могли заметить повреждение и понять, чем оно вызвано. Так что выбор, несомненно, хорош.[33] Эванс, лежавший в реанимационной палате госпиталя при Калифорнийском университете, ответить ему не мог. Все лицо закрывал респираторный аппарат. Но страх его уже почти прошел. Джанис в больнице не задержалась, поспешно уехала домой, мотивируя тем, что у нее с утра занятия. Сара сидела рядом, нежно поглаживала ему руку и казалась такой красавицей.

— Интересно, где же они раздобыли эту тварь?

— Думаю, у них их несколько, — ответил Кеннер. — Существа крайне чувствительные, долго не живут, тем более в неволе. Наверняка вылавливают их тысячами под тем предлогом, что австралийцы должны выработать противоядие. Уверен, вам известно, что Австралия занимает первое место в мире по числу смертельно опасных животных. Именно там водятся самые ядовитые змеи, самый ядовитый моллюск, самая ядовитая рыба. Все они обитают или на континенте, или в прибрежных водах.

«Замечательно», — подумал Эванс.

— Но здесь, в госпитале Калифорнийского университета, уже сталкивались с тремя такими случаями.

— Да, сталкивались, — заметил интерн. Он вошел в палату, проверил пульс Эванса и дыхательный аппарат. А потом сказал:

— Получены предварительные данные по анализу крови. Как и в других случаях, обнаружен тетродотоксин. Часа через три вы у нас подниметесь, и все будет в порядке. Везунчик. — Он выразительно покосился на Сару, подмигнул Эвансу и вышел.

— Как бы там ни было, а я рад, что теперь ты у нас в полном порядке, — сказал Кеннер. — Знаешь, страшно не хотелось терять тебя.

Эванс удивился: «О чем это он?» Глазные мышцы уже пришли в норму, и он покосился на Сару. Но та лишь улыбнулась и промолчала.

— Да, да, — сказал Кеннер. — Ты нужен нам живой, Питер. По крайней мере, в ближайшее время.

Сидевший в углу палаты Санджонг ответил на звонок мобильного, затем обернулся к Кеннеру и сказал:

— Они снова подают признаки жизни.

— Это то, что мы думали? — спросил Кеннер.

— Да.

— Что именно произошло?

— Удалось получить копию счета. В прошлом месяце они арендовали самолет «С-57», транспортный.

— Ого! — присвистнул Кеннер.

— И что это означает? — спросила Сара.

— Большой самолет. Возможно, собираются что-то распылять с него.

— Распылять? — удивилась Сара.

— Совершенно очевидно, — сказал Санджонг, — что они собрались распылять АОБ, аммиакокисляющие бактерии, причем в огромных количествах. Возможно также, гидрофильные частицы.

— Для чего?

— Контролировать продвижение шторма, — ответил Кеннер. — Есть свидетельства того, что распыленные в больших количествах аммиакокисляющие бактерии могут смещать ураганы или циклоны. А гидрофильные частицы лишь усиливают эффект. По крайней мере, теоретически. Не знаю, проводились ли когда-нибудь масштабные испытания этой системы.

— Они собрались контролировать ураган?

— Могут попытаться.

— А может, и нет, — заметил Санджонг. — Из Токио получены записи недавних переговоров по мобильным телефонам и в Интернете, и они позволяют предположить, что проект этот могут и отменить.

— Значит, у них нет изначальных условий?

— Похоже, что нет. Эванс закашлялся.

— Хороший признак, — заметил Кеннер. — Ты приходишь в себя. — И он похлопал Эванса по плечу. — Ладно, теперь отдыхай, Питер. Постарайся хоть немного поспать. Завтра нам предстоит трудный день.

— Трудный день? — спросила Сара.

— Через пять с половиной часов открывается конференция, — сказал Кеннер. Направился к двери, затем снова обернулся к Эвансу:

— Знаешь, оставлю, пожалуй, с тобой Санджонга, — сказал он. — Думаю, что все будет в порядке, но раз уж одно покушение на твою жизнь состоялось, не хочу, чтоб они попытались еще раз. Пусть посидит на всякий пожарный.

Санджонг улыбнулся и пересел на стул рядом с кроватью Эванса. И открыл последний выпуск журнала «Тайм». На обложку был вынесен заголовок главного материала: «Климатические изменения — катастрофа впереди». При нем оказался также и «Ньюсвик», там заголовок носил столь же тревожный характер: «Резкие климатические изменения: Новый скандал для администрации?» Не отставал от них и «Экономист»: «Чудовище по имени климатические изменения поднимает свою безобразную голову». И «Пари-Матч»: «Климат: новое несчастье Америки».

Санджонг весело улыбнулся Питеру.

— А теперь отдыхайте, — сказал он.

Эванс закрыл глаза.

САНТА-МОНИКА

Ровно в девять утра все приглашенные на конференцию гости расхаживали по фойе и коридорам, места в зале занимать никто не спешил. Эванс стоял у входа и пил кофе. Он чувствовал себя усталым и разбитым, но в целом вполне здоровым. Поначалу немного дрожали ноги, но теперь это противное ощущение прошло.

Делегаты были по виду типичные ученые, многие одеты с характерной небрежностью, как бы подчеркивающей походный стиль жизни, — брюки цвета хаки и рубашки фирмы «Л. Л. Бин», высокие ботинки на шнуровке, стеганые жилетки.

— Смахивает на сборище лесорубов, верно? — заметила Дженифер. Подошла, встала рядом с Питером. — Ни за что не подумаешь, что большую часть времени все эти ребята просиживают за компьютерами.

— А это действительно так? — спросил Эванс.

— Большинство из них просто не отходят от мониторов.

— Ну а зачем тогда высокие ботинки?

Она пожала плечами:

— Такой стиль теперь в моде.

Николас Дрейк поднялся на трибуну, пощелкал пальцем по микрофону.

— Доброе утро, друзья мои, — сказал он. — Через десять минут начинаем. — Затем он отошел и начал о чем-то шептаться с Хенли.

— Ждет, когда прибудут телевизионщики, — сказала Дженифер. — Сегодня утром тут были какие-то проблемы с электричеством. До сих пор налаживают.

— Да, конечно, все ждут телевидение.

Тут у входа в конференц-зал началось какое-то беспорядочное движение, послышались крики. Эванс привстал на цыпочки и увидел пожилого мужчину в твидовом пиджаке и галстуке. Два охранника остановили его у самого входа и не пускали.

— Но меня пригласили! — возмущался он. — Я должен быть здесь.

— Простите, сэр, но вашего имени нет в списках, — сказал один из охранников.

— Но я же говорю, меня пригласили!

— О господи! — вздохнула Дженифер и покачала головой.

— Кто это?

— Профессор Норман Хоффман. Когда-нибудь слышал о нем?

— Нет. А что?

— С памятью плохо? Он знаменитейший социолог, я бы даже сказала, выдающийся. Прославился своей яростной критикой «зеленых» и прочих так называемых защитников окружающей среды. Немножко сумасшедший, как водится. Мы тоже вызывали его во время подготовки иска, расспрашивали о взглядах. Надо признать, это была большая ошибка. Этот человек говорит без умолку. Способен выдать милю слов в минуту, при этом постоянно отклоняется от темы, просто голова идет кругом. И заставить его замолчать невозможно. Все равно что смотреть телевизор, ежесекундно переключающийся с одного канала на другой, а у тебя нет под рукой пульта управления.

— Неудивительно, что его присутствие здесь нежелательно.

— О да. Кто-кто, а он способен наделать немало неприятностей. Уже начал.

Находившийся у входа старик профессор пытался вырваться из цепких рук охранников.

— Отпустите меня! Да как вы смеете? Я приглашен! Самим Джорджем Мортоном! Мы с ним очень близкие друзья. Джордж Мортон пригласил меня лично!

Упоминание о Мортоне не могло оставить Эванса равнодушным. Он направился к старику.

— Ты об этом пожалеешь… — шепнула ему вслед Дженифер.

Он лишь пожал плечами в ответ.

— Прошу прощения, — сказал он охранникам. — Я адвокат мистера Мортона. В чем проблема?

Старик продолжал вырываться.

— Я профессор Норман Хоффман, и Джордж Мортон пригласил меня лично! — Подойдя поближе, Эванс заметил, что ученый плохо выбрит, неряшливо одет, седые волосы растрепались и торчат клочьями. — С чего бы, как думаете, я стал бы приезжать на это омерзительное мероприятие? Только по одной причине. Меня пригласил Джордж. Очень просил быть, сказал, что ему интересно мое личное мнение. И это несмотря на то, что еще несколько недель назад я сказал ему: «Тут не будет никаких сюрпризов, можешь мне поверить. Все предсказуемо, как на любых дешевых похоронах!»

Эванс подумал, что Дженифер была права, предупредив, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вежливо спросил:

— Позвольте узнать, сэр, билет у вас есть?

— Нет, билета у меня нет! Мне не нужен никакой билет. Неужели вы не понимаете, молодой человек? Я профессор Норман Хоффман, личный друг Джорджа Мортона. И потом, — добавил он, — билет у меня отобрали.

— Кто? — Один из этих охранников.

— Вы забрали у него билет? — спросил суровых стражей Эванс.

— Да не было у него никакого билета.

— Ну хотя бы отрывной талон у вас сохранился? — спросил Хоффмана Эванс.

— Нет, черт побери, и талона, как вы изволили выразиться, у меня тоже нет! Не нужен мне никакой отрывной талон! Вообще ничего не нужно!

— Простите, профессор, но тогда…

— Все же кое-что сохранил. Вот это. — И он передал Эвансу уголок билета. Настоящего билета.

— А где остальное?

— Я же сказал, они забрали!

Охранник, стоявший чуть поодаль, жестом попросил Питера подойти. Тот повиновался. Охранник разжал кулак и показал смятый билет с оторванным уголком.

— Извините, сэр, — сказал он, — но от мистера Дрейка поступило особое распоряжение не пускать этого господина ни под каким видом.

— Но ведь у него был билет, — сказал Эванс.

— Может, вам лучше обсудить это с самим мистером Дрейком?

Но в этот момент в здании появилась съемочная группа телевидения. Снова замешательство и толкотня у дверей. И Хоффман воспользовался этим моментом. Принялся брыкаться с удвоенной силой, стараясь привлечь внимание.

— Не о чем вам говорить с этим Дрейком! — кричал он Эвансу. — Дрейк никогда не допустит, чтоб в этих слушаниях была хотя бы толика правды! — Он развернулся к камере. — Николас Дрейк — не кто иной, как аморальный тип и трус, а вся эта конференция затеяна для того, чтоб навешать как можно больше лапши на уши беднякам всего мира. Я призываю всех обратить внимание на умирающих детей Африки и Азии! Несчастные на последнем дыхании именно из-за таких вот конференций! Продавцы страха, вот вы кто! Аморальные, потерявшие последнюю совесть торговцы страхом!

Он бился и барахтался в руках охранников, точно безумец. Глаза дико расширены, на губах выступила пена. Он определенно походил на сумасшедшего, и оператор выключил камеру, а члены съемочной группы стали смущенно отворачиваться. Увидев это, Хоффман тут же перестал бесноваться.

— Ничего. Я сказал, что хотел. Но всем наплевать, как обычно. — Он взглянул на охранников. — Не держите меня, довольно! Сыт по горло всем этим крючкотворством! Ни секунды больше здесь не останусь. Отпустите немедленно!

— Отпустите его, — сказал Эванс.

Охранники отпустили Хоффмана. И тот немедленно бросился в центр фойе, где Тед Брэдли давал интервью телевидению. Подбежал к актеру, остановился прямо перед ним и закричал:

— А этот человек просто грязный сводник! Работает на этих псевдоэкологов, на всю их насквозь коррумпированную шайку, которая зарабатывает на жизнь тем, что пугает людей! Распространяет ложные страхи. Неужели вы не понимаете? Ложные страхи — это чума! Чума нынешнего века!

Тут охранники снова накинулись на Хоффмана. Скрутили его и потащили к выходу. На этот раз он не сопротивлялся. Весь как-то обмяк, ноги безвольно волочились по полу. И увещевал охранников:

— Осторожней, у меня больная спина. Вы делаете мне больно! В суд на вас подам за причинение телесных повреждений!

Они вытащили его на улицу, стряхнули пыль с одежды и отпустили со словами:

— Удачного вам дня, сэр.

— У меня иначе не бывает. Каждый день на счету.

Эванс еще какое-то время наблюдал за Хоффманом, потом вернулся к Дженифер.

— Только не говори, что я тебя не предупреждала, — сказала она.

— А вообще кто он такой?

— Заслуженный профессор в отставке. Работал в Южнокалифорнийском университете. Был одним из пионеров в изучении статистических данных, используемых средствами массовой информации, и их воздействии на общество. Занятный тип, но, как ты уже успел убедиться, характерец у него не дай бог.

— Думаешь, Мортон и вправду пригласил его сюда?

— Мне нужна твоя помощь, Питер, — раздался за спиной голос. Эванс обернулся и увидел Дрейка.

— Какая именно?

— Вполне возможно, что этот городской сумасшедший, — тут Дрейк кивком указал на Хоффмана, — отсюда прямиком отправится в полицию и заявит, что на него было совершено нападение. Нам это совершенно ни к чему, особенно сегодня утром. Ступай поговори с ним. Попробуй успокоить, ну, ты понимаешь.

— Не знаю, чем я могу тут… — осторожно начал Эванс.

— Пусть он выговорится. Расскажет тебе о своих безумных теориях, — сказал Дрейк. — Выпустит пар. Говорить он может бесконечно.

— Но тогда я пропущу кон…

— Ты нам здесь все равно не нужен. Ты нужнее там. Усмири же этого болвана!

Возле здания, где проводилась конференция, собралась большая толпа. Люди наблюдали за происходящем в зале на огромном экране с бегущими внизу титрами. Эванс поискал глазами профессора и начал проталкиваться к нему.

— Знаю, почему вы меня преследуете, — сказал Хоффман, заметив Эванса. — Но предупреждаю, ничего у вас не выйдет!

— Профессор, я…

— Вы просто щенок. Шестерка Дрейка. И он послал вас отговорить меня.

— Ничего подобного, сэр.

— Именно так. И не надо мне лгать! Ненавижу, когда мне лгут!

— Ладно, — сказал Эванс. — Это правда. Меня послал Дрейк.

Хоффман резко остановился. Похоже, его просто потрясла такая честность.

— Так и знал. И что он велел вам делать?

— Отговорить вас обращаться в полицию.

— Ну что ж, в этом вы преуспели. Ступайте и передайте ему, в полицию я обращаться не буду.

— А у меня сложилось впечатление, что будете.

— О… Это надо же. Впечатление! Вы один из тех, на кого я, оказывается, могу произвести такое впечатление.

— Нет, сэр, дело не в том, но вы…

— Мне плевать, какое я произвожу впечатление! Важна суть. Вы имеете хоть малейшее представление о том, в чем тут суть?

— Боюсь, я просто не понимаю вас, сэр.

— Кем вы работаете?

— Я юрист.

— Как это я сразу не понял. Сегодня все юристы, куда ни плюнь. Вот вам экстраполяция статистического роста профессии: к 2035 году каждый житель Соединенных Штатов будет юристом, в том числе и новорожденные младенцы. Они станут прирожденными юристами. И каково будет жить в таком мире, как вам кажется?

— Профессор, — сказал Эванс, — вы сделали несколько весьма интересных замечаний перед прессой и…

— Интересных? Я обвинял их в полной аморальности, а вы называете это интересным!

— Извините, — пробормотал Эванс, пытаясь перевести разговор в другое русло. — Вы не объяснили, почему так думаете…

— Я ничего не думаю, молодой человек! Я просто знаю! Это и есть конечная цель моих исследований. Знать, а не предполагать или высказывать догадки. Не теоретизировать. Не строить гипотез. Но именно знать на основе неопровержимых научных данных. О, это искусство давно утеряно в научной среде, молодой человек. Хотя не так уж вы и молоды. Кстати, ваше имя?

— Питер Эванс.

— И вы работаете на Дрейка, мистер Эванс?

— Нет. На Джорджа Мортона.

— Но почему же вы сразу не сказали? — воскликнул Хоффман. — Джордж Мортон был великим, по-настоящему великим человеком! Идемте, мистер Эванс, я угощу вас кофе, там и поговорим. Вы знаете, чем я занимаюсь?

— Боюсь, что нет, сэр.

— Я изучаю экологию мысли, — сказал Хоффман. — И то, каким образом она помогла создать государство страха.

САНТА-МОНИКА

Они сидели на скамье, прямо на улице, через дорогу от конференц-зала, где входные двери осаждали все прибывающие толпы людей. Сцена была вполне оживленная, но Хоффман, похоже, игнорировал все, что происходит вокруг. Он говорил возбужденно, захлебываясь словами, отчаянно жестикулируя. Один раз даже задел Эванса по груди рукой, но и этого, похоже, не заметил.

— Десять лет тому назад я начинал с моды и сленга, — говорил он. — Последнее, разумеется, представляет собой не что иное, как моду на язык. И я довольно быстро понял, что идентифицируемых доминант тут не существует. Мода меняется произвольно, и хотя наблюдаются некоторые закономерности — циклы, периодичность и корреляции, — носят они чисто описательный, не объяснительный характер. Вы меня понимаете?

— Ну, в общих чертах, — кивнул Эванс.

— Постепенно я понял, что периодичность и корреляции все же можно считать системой. И существует она как бы сама по себе. Проверил эту гипотезу и счел ее эвристически верной. Существует не только экология естественного мира, всех этих гор, рек, лесов и океанов, что нас окружают, но и экология мира, созданного человеком. Абстрактного мышления, идей, мыслей. Именно это я и принялся изучать.

— Понимаю.

— В современной культуре постоянно наблюдается возникновение, возвышение, а затем падение идей. Какое-то время все искренне верят во что-то, а затем постепенно перестают верить. И вот рано или поздно наступает момент, когда о прежней идее никто и не вспоминает. Их просто забывают, в точности так же, как забывают устаревшие выражения сленга. Идеи словно сами по себе блекнут и…

— Я понимаю, профессор, но почему…

— Почему идеи вдруг впадают в немилость, это вы хотите спросить? — Хоффман словно рассуждал наедине с самим собой. — Ответ очень прост: впадают, и все тут. В моде, как и в экологии мира естественного, рано или поздно начинается процесс распада. Резкий пересмотр установившегося порядка вещей. Молния попадает в дерево, и весь лес сгорает. На гарях появляются новые, совершенно иные виды. Случайные, хаотичные, неожиданные и резкие изменения. Мир показывает нам немало таких примеров, наблюдается это повсеместно, во всех сферах.

— Профессор Хоф…

— Но идеи не только подвержены резким изменениям. Порой они могут всплывать из прошлого и вновь завладевать умами человечества. И некоторые из этих идей продолжают волновать общество еще долгое время после того, как от них отказались ученые. Вот вам прекрасный пример: левое и правое полушария мозга. В 1970 годы эта идея обрела невиданную популярность благодаря работам Сперри из Калифорнийского технологического. Он изучал весьма специфические группы пациентов, подвергшихся операциям на головном мозге. И открытия его относились лишь к таким, ограниченным группам людей. Сам Сперри неоднократно подчеркивал этот факт, отрицал его значимость для более широкого спектра. К началу 1980-х стало ясно, что эта его теория левого и правого полушарий неверна, у здорового человека эти две половинки мозга по отдельности не работают. Но в массовой культуре эта идея не умирала еще лет двадцать. Люди говорили о ней, верили в нее, писали об этом книги, и это через десятилетия после того, как сами ученые отбросили эту идею…

— Да, все это очень интересно, но…

— Вот и в естественной науке в 1960-е годы широкое распространение получила идея о так называемом «балансе природы». И посыл ее был прост: оставьте природу в покое, она сама восстановится, естественным образом. Красивая идея, к тому же весьма живучая. Древние греки верили в это еще три тысячи лет назад. На основе чего, спросите вы? Да не было под ней никакой научной основы. Больно уж симпатичной казалась идея, вот и все. И вот к началу 1990-х ни один из ученых уже не верил в баланс природы. Экологи отвергли эту идею как абсолютно неверную. Не правильную. Чистой воды фантазия, говорили они. Теперь говорят о динамическом дисбалансе, множественных состояниях равновесия. Но они уже понимают, что природа никогда и не была в состоянии равновесия. Никогда не была и не будет. Напротив, баланс в природе всегда нарушен, а это в свою очередь означает…

— Профессор, — сказал Эванс, — мне хотелось бы спросить вас вот о чем…

— Это означает, что человечество, которое принято последнее время называть величайшим разрушителем естественного порядка, на самом деле не заслуживает этих обвинений. Вся среда постоянно меняется, саморазрушается, а затем…

— Но Джордж Мортон…

— Да, да, вас интересует, о чем мы говорили с Джорджем Мортоном. Я как раз к этому и подошел. Мы не отклонились от темы. Вполне естественно, что Мортона страшно интересовали все эти экологические идеи. Особенно идея экологического кризиса.

— И что же вы ему об этом говорили?

— Когда изучаешь средства массой информации, чем, собственно, я и занимаюсь со своими студентами в стремлении обнаружить сдвиги в нормативных концепциях и представлениях, можно делать немало любопытнейших открытий. Мы просмотрели распечатки новых программ ведущих вещателей, таких как «Эн-би-эс», «Эй-би-эс», «Си-би-эс». Мы проанализировали также множество статей в газетах, выходящих в Нью-Йорке, Вашингтоне, Майами, Лос-Анджелесе и Сиэтле. Мы определили частотность некоторых концепций и терминов, используемых средствами массовой информации. И получили просто поразительные результаты. — Тут он вдруг умолк.

— Какие же? — с неподдельным интересом спросил Эванс.

— Осенью 1989-го произошел существенный сдвиг. До этого времени в газетах, на радио и телевидении не слишком часто использовались такие термины, как «кризис», «катастрофа», «катаклизм», «чума», «несчастье». К примеру, за весь 1980 год слово «кризис» использовалось в новостных программах с той же частотой, что и слово «бюджет». Кроме того, до 1989 года в телевизионных репортажах и газетных заголовках редко использовались такие прилагательные, как «ужасный», «беспрецедентный», «чудовищный». А потом все вдруг изменилось.

— Как именно?

— Эти термины стали встречаться все чаще и чаще. К примеру, слово «катастрофа» в 1995 году использовалось в пять раз чаще, чем 1985-м. А к началу 2000 года — уже в десять раз чаще. Ну и сами статьи, конечно, тоже изменились. Во многих делался упор на страх, тревогу, опасность, неуверенность, панику.

— Но почему именно в 1989-м?

— Ага. Хороший вопрос. Можно сказать, ключевой. Во многих отношениях 1989-й был ничем не примечательным годом. Советская субмарина затонула у берегов Норвегии; события на площади Тяньаньмэнь в Китае; Салмон Ружди был приговорен к смерти; развелись со своими супругами Джейн Фонда, Майк Тайсон и Брюс Спрингстин; епископальная церковь впервые признала женщину-епископа; в Польше разрешили забастовки профсоюзов; «Вояджер» направился к Нептуну; в Сан-Франциско во время землетрясения были разрушены автомагистрали; в России, США, Франции и Англии проводились ядерные испытания. Ничем не отличающийся от других год. И все же именно осенью 1989 года было отмечено все учащающееся использование термина «кризис». И показалось подозрительным, что это почти совпало по времени с таким событием, как падение Берлинской стены. А произошло это девятого ноября 1989 года.

Хоффман снова умолк и, страшно довольный собой, многозначительно посматривал на Эванса.

— Простите, профессор, — сказал Питер, — я все же не понимаю…

— Мы сначала тоже не понимали. Думали, что это просто случайное совпадение. Но это было не так. С падения Берлинской стены начался коллапс Советской империи. Пришел конец «холодной войне» с Западом, которая длилась целых полвека.

Снова молчание. Снова самодовольный взгляд Хоффмана.

— Простите, — выдавил наконец Эванс. — Мне было тогда всего тринадцать лет и… — он пожал плечами, — и я не совсем понимаю, куда вы клоните.

— Я клоню к такому понятию, как социальный контроль, Питер. От каждого суверенного государства требуется контроль над поведением его граждан, требуется сохранение порядка и повиновения этих самых граждан в пределах разумного, разумеется. Государство должно следить за тем, чтобы они не сбивались с пути праведного. Именно государство должно заставлять их платить налоги. И, разумеется, все мы знаем, что социальный контроль достигается прежде всего через страх.

— Страх… — повторил Эванс.

— Именно. На протяжении полувека государства Запада поддерживали своих граждан в состоянии постоянного страха. Страх перед Советами. Страх ядерной войны. Коммунистической угрозы. Железного занавеса. Империи зла. Ну а в странах с коммунистическим режимом все было то же самое, только с точностью до наоборот. Страх перед Америкой, перед проклятыми капиталистами. И вдруг осенью 1989 года всему этому пришел конец. Все исчезло, разлетелось в прах. Кончилось. Падение Берлинской стены создало вакуум страха. А природа, как известно, не терпит пустоты. Вакуум следовало чем-то заполнить.

Эванс нахмурился.

— Так вы что же, хотите сказать, что место «холодной войны» занял кризис экологии?

— Все свидетельствует об этом. Нет, разумеется, теперь у нас имеется много новых страшилок, радикальный фундаментализм, события 11 сентября, угроза терроризма. Есть чего бояться, и я перечислил реальные причины для возникновения страха. Но не в том суть. Суть в том, что для страха всегда найдется причина. Причины со временем могут меняться, а страх всегда остается с нами. Перед терроризмом мы боялись отравления окружающей среды. До того у нас была коммунистическая угроза. Я просто хочу сказать следующее: хотя конкретные причины для страха могут меняться, мы никогда не сможем освободиться от страха. Страх присутствует в обществе, затрагивает все аспекты его существования. Постоянно.

Профессор поднялся со скамьи, повернулся спиной к толпам у входа.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, насколько удивительна культура западного общества? Индустриально развитые страны обеспечивают своим гражданам беспрецедентные безопасность, здоровье и комфорт. За последний век средняя продолжительность жизни возросла на целых пятьдесят процентов! И, однако же, современные люди продолжают терзаться разными страхами. Они боятся иностранцев, болезней, преступности, боятся изменений в окружающей среде. Они боятся домов, в которых живут, еды, которую едят, современных технологий, которые их окружают. Они постоянно опасаются вещей, которых даже не видят: микробов, химических элементов, пищевых добавок, аллергенов. Они робки, запуганы, они страдают от нервных стрессов, они впадают в депрессию. И, что еще более удивительно, они твердо убеждены в том, что экологическая среда всей планеты сознательно разрушается. Парадоксально! Все равно что верить в колдунов и ведьм. Подобного рода глобальные фантазии и страхи были характерны разве что для Средневековья. Все летит в тартарары, и мы все постоянно пребываем в страхе. Просто поразительно!

Он сделал секундную паузу, затем продолжил:

— Каким образом удалось внедрить это чувство в души всех и каждого? Мы воображаем, что живем в разных странах, во Франции, Германии, Японии, Америке, а на деле населяем одно и то же государство, Государство Страха. Уму непостижимо!.. Как такое могло случиться?

Эванс промолчал. Он понимал: его мнение профессора не интересует.

— Так вот, кое-что я все же смогу вам объяснить. Раньше, еще до того, как вы появились на свет, Питер, граждане, населяющие страны Запада, считали, что над их государствами доминирует так называемый военно-промышленный комплекс. Американцев предупреждал об этом еще Эйзенхауэр в начале 1960-х. Европейцы же после двух мировых войн прекрасно усвоили, какую опасность представляет для их стран этот комплекс. Но военно-промышленный комплекс уже давно не является главной движущей силой современного общества. На самом деле последние лет пятнадцать мы пребываем под контролем совершенно нового комплекса, куда более могущественного и всеобъемлющего. Я придумал ему название: политико-законодательно-медийный комплекс. Сокращенно ПЗМК. И создан он для нагнетания страха у населения. Под предлогом обеспечения безопасности этого самого населения.

— Ну, безопасность — это ведь очень важно.

— Я вас умоляю! Западные государства прекрасно защищены. Однако же население этого не чувствует. А все благодаря ПЗМК. ПЗМК обрел такую власть и влияние именно потому, что объединяет многочисленные общественные институты. Политикам нужен страх, чтобы контролировать население. Юристам всех мастей нужны разного рода опасности, чтоб заводить тяжбы и зарабатывать деньги. Средствам массовой информации нужны страшные истории, чтоб привлекать и удерживать внимание публики. И все вместе эти три института настолько действенны, что могут благополучно заниматься своим делом, даже если все страхи абсолютно беспочвенны. Даже если для них нет никаких оснований. Взять, к примеру, силиконовые имплантанты грудей.

Эванс удивленно покачал головой:

— Имплантанты грудей?..

— Да, именно. Помните, одно время вдруг начались разговоры о том, что они способствуют развитию раковых заболеваний? И это несмотря на то, что статистические данные полностью отрицали подобное. И тут началось. Печатались все новые жуткие истории, в судах рассматривалось множество исков, на политических слушаниях говорили о полном запрете на такие операции. Производитель этих самых имплантантов, Доу Корнинг, выплатил 3,2 миллиарда долларов и вышел из бизнеса. Якобы пострадавшим по решению судов были выплачены огромные суммы наличными, немалая доля перепала и их адвокатам.

Хоффман перевел дух и продолжил:

— Четыре года спустя эпидемиологические исследования со всей очевидностью показали, что никаких раковых заболеваний имплантанты не вызывают. Но к тому времени кризис уже сыграл свою роль, и ПЗМК, весь его неумолимый механизм, продолжил искать причины для новых страхов и ужасов. Вот что я скажу вам, Питер. Именно таким образом функционирует современное общество. Постоянно создает новые страхи. И никакая сила не может этому противостоять. Поскольку у нас не существует системы проверок и противовесов, нет никаких ограничений этому постоянному нагнетанию страха за страхом…

— И все потому, что у нас свобода слова, свобода прессы.

— Классический ответ ПЗМК. Именно благодаря этому они и остаются в бизнесе, — заметил Хоффман. — Но вдумайтесь. Если запрещено кричать «Пожар!» в театре, когда никакого пожара нет и в помине, вас могут даже наказать за ложную тревогу, почему не запрещено кричать «Рак!» со страниц «Нью-Йоркер»? Ведь это утверждение неверно! На то, чтобы погасить скандал и разъяснить ситуацию с этими ложными раковыми заболеваниями, мы потратили свыше двадцати пяти миллиардов долларов. И что же, спросите вы. Вижу это по вашему лицу. Вы думаете, мы так богаты, что можем себе это позволить? Подумаешь, всего каких-то двадцать пять миллиардов! Но двадцать пять миллиардов — это больше, чем валовый внутренний продукт пятидесяти беднейших стран мира, вместе взятых. Полмира живет на два доллара в день! И двадцати пяти миллиардов хватило бы на то, чтобы на протяжении целого года оказывать помощь тридцати четырем миллионам людей. Или же мы могли бы потратить эти деньги на помощь всем африканцам, умирающим от СПИДа. А вместо этого мы выбросили деньги на борьбу с дурацкими фантазиями, публикуемыми в газетах и журналах. С фантазиями, которые читатели воспринимали всерьез. Вы уж поверьте, напрасная, глупейшая трата средств! В другом мире, более нормальном, всех этих газетчиков отдали бы под суд. Легко представить, какой шум поднялся бы вокруг этого процесса. Для нас, американцев, он был бы сопоставим с Нюрнбергским. Только на этот раз речь шла бы не о преступлениях нацизма, а о бездумной трате богатств Запада на разные пустяки. На этом процессе не мешало бы продемонстрировать снимки умерших от голода и болезней детей Африки и Азии.

Он снова перевел дух.

— Мы говорим о полном надругательстве над моралью. Можно было бы ожидать, что наши религиозные лидеры, наши великие гуманисты поднимут крик, хотя бы осудят эти напрасные траты, приведшие к гибели людей по всему миру. Но ничего подобного. Разве высказался по этому поводу хотя бы один из них? Нет. Напротив, все они дружно присоединились к общему хору. Только и знают, что твердить: «Как бы поступил Иисус? На все его воля». Словно забыли, что Иисус боролся с лжепророками и призывал изгнать торгашей из храма.

Хоффман все больше заводился.

— Мы говорим о ситуации, которая глубоко аморальна. Если уж точней, просто омерзительна. ПЗМК полностью игнорирует нужды беднейших и самых несчастных на нашей планете людей. И все ради того, чтоб позволить сытым политикам сохранить свои кресла, позволить без конца выходить в эфир обеспеченным ведущим и комментаторам, позволить адвокатам обзаводиться новыми «Мерседесами». Ах да, чуть не забыл, тут задействована еще и профессура, разъезжающая в «Вольво». О них тоже не стоит забывать.

— Как это понимать? — спросил Эванс. — При чем здесь университетская профессура?

— Ну, это уже другая история. Очень длинная.

— А короткой версии не существует?

— Думаю, нет. Именно поэтому заголовки еще не есть новости, Питер. Однако попытаюсь, — сказал он. — Суть в том, что за последние пятьдесят лет мир очень сильно изменился. Мы живем в новом информационном поле, если так можно выразиться. В обществе, которым правят знания и информация. И этот факт оказывает огромное влияние на наши университеты.

Пятьдесят лет тому назад, если вы хотели вести «жизнь мысли», иначе говоря, быть интеллектуалом, жить своим умом, всячески совершенствовать свои умственные способности, вам была прямая дорога в университет. В обществе в целом вам места не было. Нет, можно сказать, что несколько газетных репортеров, несколько журналистов крупных изданий и сейчас живут своим умом, но это, пожалуй, и все. Университеты привлекали тех, кто охотно променял бы все блага мира на возможность вести довольно замкнутую, интеллектуально насыщенную жизнь, рассказывать о вечных ценностях молодому поколению. По-настоящему интеллектуальный труд был сосредоточен исключительно в университетах.

Он умолк на секунду, затем продолжил:

— Но сегодня целые части общества живут интеллектуальным трудом. Вся наша современная экономика основана на этом труде. Тридцать шесть процентов рабочих — это люди с высшим образованием. А профессура вдруг решила, что не хочет больше обучать молодых людей, передала эту обязанность студентам-выпускникам. Профессура, которая знает меньше, чем эти самые студенты, отвратительно говорит по-английски… Так что же вы хотите? Естественно, университеты впали в глубочайший кризис. Да и что от них теперь толку? Они утратили эксклюзивное право жить жизнью мысли. Они больше не учат молодежь. Ну, в лучшем случае раз в год опубликуют какую-нибудь теоретическую статейку по семиотике Фуко.[34] Что же произошло с нашими университетами? Какой вклад могут они сделать в развитие общества в новом веке?

Хоффман поднялся, словно ему самому предстояло торжественно ответить на этот вопрос. Потом столь же резко опустился обратно на скамью.

— А произошло вот что, — продолжил он. — Университеты трансформировались еще в начале 1980-х. Прежние бастионы интеллектуальной свободы в мире Бэббитов[35], прежнее сосредоточие всех свобод, в том числе даже сексуальных, они превратились в самые ограниченные институты современного общества. А все потому, что у них появилась новая роль. Они стали создателями новых страхов для ПЗМК. Университеты сегодня — это не что иное, как фабрики новых страхов. Изобретают все новые ужасы и причины для беспокойства. Все новые ограничительные коды. Потому как «слова» — термин здесь неподходящий. А мысли… мыслями это просто нельзя назвать. Они производят бесконечный поток новых страхов, опасностей, социальных угроз, которыми с такой охотой пользуются политики, юристы и репортеры. Еда — страшно вредная штука. Ваше поведение недопустимо, поскольку нельзя курить, пить, нельзя ругаться, трахаться, даже думать страшно вредно! Все перевернуто с ног на голову. Просто поразительно!

Современное Государство Страха никогда бы не смогло существовать без университетов, подпитывающих его все новыми идеями. Я бы назвал это неосталинистским образом мышления, именно он требуется для поддержания ПЗМК в действии, именно он может существовать только в закрытом обществе, за закрытыми дверьми, где отмахиваются от насущных проблем и процессов. В нашем обществе именно университеты являются такой структурой, правда, до поры до времени. И считать, что там процветает либерализм… знаете, это просто смешно, дурная шутка. Все они фашисты по сути своей, точно вам говорю.

Тут Хоффман резко умолк. И указал на толпу на другой стороне улицы.

— Кто этот человек? Вон, видите, идет прямо к нам. Страшно знакомая физиономия.

— Это Тед Брэдли, актер, — сказал Эванс.

— Где я мог его видеть?

— Он играет президента в телесериале.

— Ах, ну да. Он.

К ним подбежал запыхавшийся Брэдли.

— Питер, — сказал он, — где я только вас ни искал. Мобильник у вас включен?

— Нет, потому что…

— Сара пытается вам дозвониться. Говорит, это очень важно. Мы улетаем, прямо сейчас. И не забудьте захватить паспорт.

— Мы? — удивился Эванс. — А вы-то тут при чем?

— Я лечу с вами, — ответил Тед.

Эванс уже двинулся следом за Брэдли, но тут Хоффман придержал его за рукав, осененный какой-то новой мыслью.

— Мы еще не поговорили о новом витке спирали, — пробормотал он.

— Но, профессор…

— О следующем этапе в развитии государств. Он уже начался. В том-то и ирония. Растратили двадцать пять миллиардов, прошло десять лет, и та же самая обеспеченная элита, напуганная раком груди, нашла себе новую забаву. Начала скупать магнитные браслеты и носить их на всех мыслимых и немыслимых частях тела, даже класть под матрас. Считалось, что импортные японские браслеты самые лучшие, а потому и самые дорогие. Эти идиоты вообразили, что браслеты оздоровляют магнитные поля! Поля все те же самые, только теперь им кажется их мало!

— Простите, профессор, — сказал Эванс, — но мне и правда пора.

— Почему бы тогда этим людям просто не прислониться спиной к телеэкранам? — не унимался профессор. — Или сунуть голову в микроволновую печь? Все эти вещи так пугали их прежде, а теперь…

— Поговорим об этом позже, — сказал Эванс и оттолкнул его руку.

— Они размещают объявления о продаже этих магнитов даже в журналах о здоровье! Рекламируют! Здоровый образ жизни с магнитными полями! Нет, это просто безумие какое-то! И никто не помнит, что было десять лет тому назад. Джордж Орвелл! Никакой памяти!..

— Что за тип? — спросил Брэдли, когда они отошли. — Похоже, он малость не в себе, верно?

САНТА-МОНИКА

— «Запись» катастроф находится в сердцевине ледника, — бубнил с трибуны новый оратор. Русский ученый, он говорил с сильным акцентом. — Анализ этих записей, полученных из Гренландии, показывает, что за последние сто тысяч лет резкие климатические изменения происходили четыре раза. Некоторые очень быстро, всего за несколько лет. Механизм этих событий пока что еще только изучается, но ясно одно: в климатических явлениях присутствует эффект «спускового крючка». Это когда совсем незначительные изменения, порой вызванные человеком, могут привести к глобальным и катастрофическим последствиям. Одним из последних примеров может служить самый большой в мире айсберг, отколовшийся от остальных льдов в Антарктиде, а также массовая гибель людей от внезапного наводнения, произошедшего на юго-западе Америки. Не надо быть провидцем, чтобы понять: нам предстоит увидеть немало таких…

Тут он умолк. На кафедру поспешно поднялся Дрейк и прошептал ему что-то на ухо. Затем отошел и взглянул на часы.

— О, должен просить у вас прощения, — сказал оратор. — Я, видимо, прибегнул к своим старым записям и немного напутал. Всему виной эти проклятые компьютеры! Эти заметки относятся к 2001 году. Я хотел сказать следующее: в 2001 году в Антарктиде откололся огромнейший айсберг. Площадь его равнялась нескольким американским штатам вместе взятым. И это отрицательным образом сказалось на климате всей планеты, вызвало множество опасных погодных явлений, даже на прежде тихом и благополучном в этом отношении юго-западе. Явление это поспособствовало климатической нестабильности. И это еще только начало.

Сара Джонс стояла в задних рядах и переговаривалась с Энн Гарнер, женой известного голливудского адвоката, делавшего щедрые пожертвования в НФПР. Энн, как всегда, была эмоциональна и тарахтела без умолку.

— Так и быть, расскажу тебе, что слышала, — говорила она. — Будто бы для дискредитации нашего движения проводится специальная кампания, финансируемая крупными промышленниками. Они боятся все нарастающей борьбы за чистоту окружающей среды и предпринимают просто отчаянные, отчаянные попытки остановить нас. За последние годы мы добились определенных успехов, и это просто бесит их, и они…

— Извини, Энн, погоди минутку, — сказала Сара. И уставилась на русского оратора на трибуне.

О чем он только что говорил?

Сара направилась к столу пресс-центра, за которым разместились репортеры с ноутбуками. Шла запись выступлений в реальном времени.

Она заметила Бена Лопеса, репортера из «Лос-Анджелес Таймс». Подошла, заглянула ему через плечо. Бен не возражал, он безуспешно пытался ухаживать за ней вот уже несколько месяцев.

— О, кого я вижу! Привет, красотка!

— Привет, Бен. Не против, если я взгляну? Она взяла мышку, провела курсором по тексту.

— Да ради бога. Слушай, у тебя потрясающие духи! Сара прочла на экране следующее:

Она смотрела на экран, и вдруг на глазах у нее изображение стало меняться. Вычеркнутые строки исчезли, и на смену им появился новый текст.

— Черт побери, — пробормотала Сара.

— Что случилось? — спросил Бен.

— Ты видишь, что он говорил?

— Да. Несчастный парень. Наверняка избран козлом отпущения. И потом у него такой ужасный английский…

Все изначальные ремарки исчезли. Текст кто-то выправил. Но никаких сомнений у Сары теперь не оставалось: этот русский заранее знал об айсберге и наводнении. Ведь он читал свою речь с листа. И кто-то забыл предупредить его, когда он прибыл на конференцию, что эти события не произошли.

Он знал заранее.

Но теперь доклад его был выправлен. Сара покосилась на видеокамеру, записывающую происходящее. Несомненно, что эти ею оговорки были стерты и с видеозаписи.

Сукин сын, он все знал наперед.

— Послушай, — сказал Бен, — никак не пойму, чего это ты так огорчилась. Может, поделишься с папочкой?

— Позже, — ответила она. — Обязательно, обещаю. — Похлопала репортера по плечу и вернулась к Энн.

— Таким образом, — снова завела свою шарманку Энн, — мы имеем дело с хорошо организованной промышленниками кампанией. Хорошо проплаченной, весьма убедительной на первый взгляд, ультраправой кампанией, которая ставит свой целью подорвать природоохранное движение, вставшее у них на пути и…

Сара, только что ставшая свидетельницей подлога, не выдержала этой болтовни.

— Послушай, Энн, — сказала она, — тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты параноик?

— Нет. Впрочем, даже у параноиков есть враги.

— Как думаешь, сколько представителей от крупного промышленного бизнеса входит сейчас в совет директоров НФПР?

— Ну, не знаю. Думаю, немного.

Сара знала, что в совет директоров входят тридцать человек, из них двенадцать являются представителями промышленников. Примерно такой же состав совета директоров был у всех современных природоохранных организаций на протяжении последних двадцати лет.

— А ты когда-нибудь интересовалась у этих членов совета их тайной подрывной деятельностью?

— Нет, — ответила Энн. И как-то странно взглянула на Сару.

— А тебе не кажется, — с сарказмом начала Сара, — что НФПР и другие подобные организации могут быть вовлечены в эту тайную кампанию?

— О чем это ты? — Энн заметно напряглась. — Мы хорошие ребята, Сара. Ты же знаешь.

— Разве?

— Да, именно так, — сказала Энн. — И вообще, что это с тобой происходит?

Санджонг Тапа сидел в машине на стоянке возле здания, где проходила конференция. На коленях у него лежал ноутбук. Он без труда влез во внутреннюю сеть, в которой работали журналисты, и получал запись всех выступлений на конференции, не забывая их сохранять. Он опасался, что его могут раскрыть и отключить в любой момент, зато теперь у него имелись материалы всех выступлений, в том числе и с внесенными в них поправками. «Кеннеру должно понравиться», — подумал Санджонг.

На другом экране Санджонг следил за мониторинговыми данными, поступающими со спутников. Они отражали состояние атмосферы над западной Атлантикой, рядом с побережьем Флориды. Там формировался большой фронт высокого давления, вся эта облачная масса принимала вращательное движение, а это означало приближение урагана. Службы слежения должны были бы оповестить о надвигающейся непогоде, но по какой-то причине не делали этого.

Затем он попытался отследить еще одну ниточку. Кеннера почему-то очень заинтересовала небольшая научно-исследовательская субмарина под названием «DOEV\2» и плавучая база «АV Скорпион». Оба эти судна были взяты в аренду «КануКо», газовой корпорацией, базирующейся в Калгари, для проведения исследований в южной части Тихого океана. Якобы они собирались разведывать там подводные газовые месторождения. Корабль-база отплыл в порт Морсби, Новая Гвинея, около двух месяцев тому назад, затем покинул эту гавань. По последним сведениям, его видели неподалеку от Бугенвилля, на Соломоновых островах. Казалось бы, ничего особенно интересного или примечательного, если не считать того факта, что корпорации под названием «КануКо» в Канаде зарегистрировано не было и никаких ее следов, кроме веб-сайта и адреса в Интернете, отыскать не удавалось. Владельцем сайта значилась корпорация «КануКо лизинг», еще одна несуществующая компания. Платежи она проводила через счет в банке на Каймановых островах, причем всегда в евро. Счет был зарегистрирован на компанию под названием «Сейсмические службы», тоже зарегистрированную в Калгари и с тем же адресом, что и у «КануКо».

Короче говоря, одна компания. Именно «Сейсмические службы» пытались поначалу арендовать подводную лодку. Именно они, судя по всему, имели прямое отношение к смерти Ната Деймона в Ванкувере.

Теперь же агентства в Вашингтоне просматривали спутниковые карты в надежде найти «АV Скорпион» где-то в цепочке Соломоновых островов. Но над Соломоновыми островами была большая облачность, и пролетающие над ними спутники пока что не смогли обнаружить местоположение корабля.

И это не радовало. Поскольку могло означать следующее: корабль где-то спрятали, возможно, отвели в закрытый док.

Где-то в южной части Тихого океана.

Но ведь это огромный океан.

Не добавлял радости и тот факт, что судно-база отплыло сперва в Ванкувер, где приняло на борт около тридцати тонн «промышленного оборудования» в контейнерах вместимостью по пять тонн каждый. Канадские власти заподозрили, что компания нелегально транспортирует в этих контейнерах автомобили. И вскрыли один для проверки. Однако вместо ожидаемой контрабанды таможенники обнаружили там довольно сложное оборудование и внесли его в список под названием «дизельные генераторы».

Генераторы!..

Санджонг не знал, что находилось в контейнерах, но был уверен, что никакие это не дизельные генераторы. Потому как совершенно незачем плыть в Ванкувер, чтобы приобрести эти самые генераторы. Это-то его и беспокоило…

— Эй! Ты!

Он поднял голову и увидел, как через стоянку спешат к его машине два охранника. Очевидно, кто-то все же засек его в сети. Пора сматываться. Санджонг повернул ключ зажигания и быстро отъехал, весело махнув на прощание рукой охранникам.

— Сара? Что происходит? Молчишь и тупо смотришь в пространство.

— Ничего, Энн. — Сара покачала головой. — Просто задумалась.

— О чем это? И что ты имела в виду, обозвав меня параноиком? — Энн вцепилась ей в руку. — Нет, правда, ты меня беспокоишь.

«Ты меня тоже», — подумала Сара.

Если уж быть честной до конца, то Сара ощущала тревогу. Чувство сродни мании преследования. Она оглядела комнату, встретилась взглядом с Дрейком. Он смотрел на нее с другого конца комнаты. Словно изучал. Интересно, как долго он смотрел на нее вот так? Видел ли, что она бегала к репортерам? Понял ли, чем она там занималась? Догадался ли, что она теперь знает?

— Сара! — Энн теребила ее за руку.

— Прости, — сказала Сара, — но мне действительно надо идти.

— Я о тебе беспокоюсь, Сара.

— Не стоит. Я в полном порядке. — И она направилась к выходу.

— Я с тобой! — Энн догнала ее, зашагала рядом.

— Не надо.

— Но меня правда тревожит твое состояние.

— Думаю, мне лучше побыть одной, — сказала Сара.

— Ах, вот как ты относишься к подруге? — возмутилась Энн. — Нет, я настаиваю, дорогая. Тебе не хватает тепла, заботы. Я это вижу. И сумею о тебе позаботиться.

Сара вздохнула.

Николас Дрейк проводил Сару взглядом. Энн прилипла к ней намертво, как он и просил. Энн вообще очень ответственная дама. И упорства и цепкости ей не занимать. Саре с ней не совладать… хотя, конечно, она может попробовать пуститься в бега. Но тогда… что ж, придется предпринять более суровые меры. Настали трудные времена, а они, как известно, требуют решительных действий. Как во время войны.

Впрочем, Дрейк рассчитывал обойтись без крайних мер. Да, что правда, то правда, Кеннеру удалось предотвратить два первых теракта, но лишь потому, что эти типы из ЛЭФ оказались шайкой жалких любителей. И их скаутские подходы и методы, которые можно было обозначить девизом «Сделай это сам», не соответствовали современным требованиям. Дрейк тысячу раз пытался внушить это Хенли. А тот все отмахивался, его заботило лишь одно: как потом выйти сухим из воды. Что ж, НФПР определенно удастся доказать, что этих клоунов они знать не знают. Козлы гребаные, иначе не назовешь!

А вот последний их план — совсем другое дело. Подготовлен более тщательно и вдумчиво. Ну, во всяком случае должен быть подготовлен именно так, и задействованы в нем настоящие профессионалы. И тут уж Кеннеру никак не удастся помешать. «Он даже не сумеет вовремя попасть туда», — размышлял Дрейк. К тому же, помимо Теда Брэдли и Энн, у Дрейка было еще немало глаз и ушей, следивших за ходом дела. Имелись в запасе и еще кое-какие неприятные сюрпризы для Кеннера.

Он взял мобильник и набрал номер Хенли.

— Они обложены со всех сторон, — сказал он.

— Прекрасно.

— Где вы сейчас?

— Собираюсь сообщить последние новости В., — ответил Хенли. — Как раз подъезжаю к его дому.

В бинокль Кеннер видел, как серебристый «Порше» с откидным верхом подъезжает к пляжному дому. Из машины вышел высокий темноволосый мужчина в голубой рубашке для гольфа и светло-коричневых брюках. И еще на нем была кепка-бейсболка и солнечные очки. Но, несмотря на несколько необычный наряд, Кеннер тут же узнал его. Это был Хенли, секретарь по общественным связям в НФПР.

«Вот и все, круг замкнулся», — подумал он. Опустил бинокль на изгородь и стал соображать, как лучше поступить дальше.

— Вы знаете, кто он, сэр? — спросил стоявший рядом молодой агент ФБР. Совсем еще щенок, мальчишка, на вид не больше двадцати пяти лет.

— Да, — ответил Кеннер. — Я знаю, кто он.

Место, выбранное для слежки, находилось на холмах Санта-Моники, отсюда открывался прекрасный вид на пляж и океан. Пляж здесь достигал в ширину нескольких сот футов, проходил от самого берега до велосипедной дорожки. За ней тянулся ряд тесно примыкающих друг к другу коттеджей. А чуть дальше шла береговая автомагистраль. Шесть полос, непрестанный поток ревущих автомобилей.

Коттеджи эти хоть и стояли у оживленной автотрассы, были невероятно дороги — по двадцать-тридцать миллионов каждый, а может, и еще дороже. И принадлежали они самым богатым в Калифорнии людям.

Хенли привел в действие механизм и закрыл «Порше» тканевым верхом. Двигался он как-то заторможенно. Затем подошел к воротам и надавил на кнопку звонка. Дом, к которому он подъехал, был спроектирован по последней архитектурной моде, весь состоял из изогнутых стеклянных поверхностей. И сверкал под утренним солнцем, точно драгоценный камень.

Вот Хенли вошел в сад. И ворота тотчас за ним затворились.

— Но вам, похоже, безразлично, что за люди посещают этот дом, — заметил агент ФБР.

— Ты прав, — кивнул Кеннер. — Совершенно безразлично.

— И вы не хотите составить список тех, кто…

— Нет.

— Но он может пригодиться в случае…

— Нет, — повторил Кеннер. Мальчишка хотел быть полезным, но это его только раздражало. — Это меня не интересует. Я хочу знать одно: когда они все отсюда уедут?

— Разъедутся на отдых, в этом роде?

— Да, — ответил Кеннер.

— Ну а если в доме останется служанка?

— Не останется, — сказал Кеннер.

— Вообще-то, сэр, я просто уверен, что кого-то в доме они непременно оставят. Такие богачи всегда оставляют дома под присмотром.

— Нет, — сказал Кеннер. — Из этого дома уберутся все. Он будет абсолютно необитаем.

Паренек нахмурился.

— Кстати, а чей это дом?

— Принадлежит господину по имени В. Аллен Уилли, — ответил Кеннер. А затем добавил:

— Он филантроп.

— Ага, вон оно как… Так он что же, связался с какой-то бандой?

— Ну, можно сказать и так, — кивнул Кеннер. — Своего рода рэкетирской крышей.

— Тогда все сходится, — понимающе закивал паренек. — Потому как такие бабки честным путем не заработать. За этим должна стоять какая-то темная история, вы согласны?

Кеннер ответил, что согласен. Действительно, биографию В. Аллена Уилли можно было назвать типично американской, как жизнеописание «Оборванца Дика», принадлежавшее перу Алджера Хорейшио.[36] Аллен Уилли начал с создания сети магазинов дешевой одежды, которую шили на фабриках стран третьего мира, на Западе эти тряпки продавались по цене, раз в тридцать превышающей закупочную. Через десять лет он продал свою компанию за 400 миллионов долларов. А вскоре после этого стал, по собственному определению, радикальным социалистом, борцом за лучшую жизнь для широких масс, за защиту окружающей среды.

Теперь он яростно боролся с эксплуатацией, и в этом ему помогали деньги, нажитые именно благодаря этой эксплуатации. Он с пеной у рта отстаивал свою правоту и для пущей важности или убедительности даже прибавил к своему имени загадочный инициал В., что сделало его более запоминающимся. Однако грозные его атаки часто приводили к обратному результату. Западные владельцы распродавали свои фабрики в странах третьего мира, их приобретали китайские корпорации, платившие своим рабочим еще меньше, чем прежде. Таким образом, выходило, что В. Аллен Уилли эксплуатировал рабочих дважды: один раз, чтобы сколотить себе состояние, и второй раз — чтобы облегчить свою совесть за их счет. Надо сказать, господин В. был невероятно красивым мужчиной, весьма неглупым и столь же эгоистичным. И делать добро людям у него все как-то не получалось. Недавно стало известно, что он пишет книгу, где хочет изложить свои принципы и меры предосторожности для начинающих филантропов.

Он также основал фонд имени В. Аллена Уилли, и деньги, вложенные в него, шли в основном на поддержку судебных исков от природоохранных организаций, в том числе и НФПР. Словом, он был достаточно важной персоной, чтоб его мог навестить такой человек, как Хенли.

— Так он богатый борец за экологию? — спросил паренек Кеннера.

— Да, именно, — ответил тот. Агент кивнул.

— Ладно, — сказал он. — И все равно не понимаю, С чего это вы вдруг решили, что богач бросит свой дом без присмотра?

— Пока не могу тебе сказать, — ответил Кеннер. — Но так оно и случится, вот увидишь. И я хочу быть здесь и видеть, как это случится. Даже способствовать этому. — Он протянул агенту карточку. — Вот, позвони по этому номеру.

Паренек уставился на карточку.

— Вот по этому?

— По этому, — ответил Кеннер.

— Но когда это произойдет?

— Скоро, — ответил Кеннер.

У него зазвонил мобильник. Он надавил на кнопку. Пришло послание от Санджонга:

— Мне надо ехать, — сказал Кеннер.

АВТОМАГИСТРАЛЬ 405

— Ерунда, — заметил Тед Брэдли и откинулся на спинку сиденья. За рулем был Эванс, они ехали в Ван-Найс. — Нельзя же, чтоб все развлечения доставались исключительно тебе, Пьетро. Знаю, последнюю неделю ты выполнял какие-то секретные задания. Я тоже хочу.

— Тебе нельзя со мной, Тед, — сказал Эванс. — Они не позволят.

— Это уж моя забота, — усмехнулся в ответ Брэдли. «Что происходит?» — размышлял меж тем Эванс.

Брэдли не отстает, чуть ли не за рукав его держит. Категорически отказывается оставить его.

Тут вдруг у него зазвонил мобильник. И он услышал голос Сары.

— Где ты? — спросила она.

— Почти доехал до аэропорта. Со мной Тед.

— Вон оно что… — протянула Сара. Она поняла, что говорить открыто он не может. — Мы только что приехали в аэропорт, и тут вдруг возникла проблема.

— Какая проблема?

— С законом.

— Что это означает? — спросил Эванс. Он не успел получить ответа, свернул с дороги к воротам, за которыми открывалась взлетная полоса, и увидел все сам.

Увидел Херба Ловенштейна, тот стоял в окружении восьми охранников. И, похоже, они опечатывали самолет Мортона.

Эванс проехал в ворота, затормозил, вышел из машины.

— Что происходит, Херб?

— Самолет опечатан, — ответил Ловенштейн. — Как того требует закон.

— Какой еще закон?

— Вся собственность Джорджа Мортона должна быть опечатана до оглашения завещания, тебе следовало бы это знать. И вся эта собственность, включая банковские счета, а также движимое и недвижимое имущество, должна оставаться опечатанной до тех пор, пока федеральными властями не будет произведена его оценка с вычетом налогов. Вот и этот самолет тоже останется опечатанным до произведения такой оценки. От шести до девяти месяцев считая от сегодняшнего дня.

Тут подъехал Кеннер в такси. Представился, пожал Ловенштейну руку.

— Стало быть, самолет опечатан до оглашения завещания? — спросил он.

— Совершенно верно, — ответил Ловенштейн.

— Удивлен, — коротко заметил Кеннер.

— Почему же? Ведь Джордж Мортон скончался.

— Разве? Что-то я не слышал.

— Вчера обнаружили тело. Эванс и Брэдли ездили на опознание.

— И они сошлись во мнении с медэкспертом?

Ловенштейн немного растерялся.

— Ну, полагаю, что да.

— Полагаете? Как прикажете понимать? Ведь вы должны были получить письменное заключение от этого патологоанатома. Вскрытие проводилось, если не ошибаюсь, вчера вечером?

— Да, кажется. И думаю, мы получили это самое заключение.

— Могу я на него взглянуть?

— Но оно… э-э… в офисе.

— Могу я взглянуть на него? — уже строже спросил Кеннер.

— К чему нам все эти осложнения и задержки? — пробормотал Ловенштейн. И обернулся к Эвансу:

— Так ты произвел опознание тела Джорджа Мортона? Позитивное, я имею в виду?

— Произвел, — ответил Эванс.

— А ты, Тед?

— Ага, — ответил Брэдли. — Произвел. Это он. Точно он. Это Джордж. Бедняга Джордж…

— И все же мне хотелось бы видеть официальное подтверждение патологоанатома, — продолжал стоять на своем Кеннер.

Ловенштейн раздраженно фыркнул.

— Послушайте, у вас нет никаких оснований для этой просьбы. А потому я ее категорически отвергаю. Я старший поверенный в деле о наследстве. На эту должность был назначен еще самим Джорджем. И я уже говорил вам, что все документы находятся у меня в офисе.

— Я это слышал, — невозмутимо заметил Кеннер. — Но помнится мне, за незаконный арест и опечатывание имущества положены очень строгие санкции. И все это может обернуться для вас как для юриста самыми серьезными последствиями.

— Послушайте, — взвизгнул Ловенштейн, — не знаю, что за игру вы затеяли…

— Я просто хочу видеть этот документ, — спокойно произнес Кеннер. — Здесь, в центре управления приемом и посадкой воздушных судов, имеется факс. Вон там. — Он указал на небольшое офисное здание неподалеку от самолета. — И мы уже через несколько секунд можем получить копию этого документа, и все проблемы будут решены. Или же можем позвонить в Сан-Франциско, в отдел судебно-медицинской экспертизы, и получить подтверждение о положительном опознании тела.

— Но здесь присутствуют два свидетеля, которые…

— Мы живем в век новых достижений, когда анализ с использованием ДНК стал почти обыденностью, — сказал Кеннер и посмотрел на часы. — Так что рекомендую вам позвонить. — Он обернулся к охранникам:

— Можете снять пломбы с самолета.

Те растерянно переглянулись.

— Мистер Ловенштейн?..

— Минутку, черт побери. Одну минуту! — пробормотал Ловенштейн и зашагал к офисному зданию, прижимая к уху мобильник.

— Открыть самолет! — приказал Кеннер. Достал бумажник и продемонстрировал охранникам жетон.

— Слушаюсь, сэр, — хором ответили охранники. Тут подъехала еще одна машина, из нее вышли Сара и Энн Гарнер.

— Из-за чего шум, а драки не видно? — шутливо спросила Энн.

— Так, маленькое недоразумение, — ответил Кеннер. И представился даме.

— А я знаю, кто вы. — На этот раз в голосе миссис Гарнер звучала плохо скрываемая враждебность.

— Так я и думал, что знаете, — улыбнулся ей Кеннер.

— И должна сказать, — продолжила неугомонная дамочка, — что именно люди, подобные вам, хитрые, беспринципные и абсолютно аморальные, загрязняют нашу планету. И уже превратили ее в мусорную свалку! Я человек прямой, всегда говорю то, что думаю. И вы не нравитесь мне, мистер Кеннер. Не нравитесь лично вы, то, чем вы занимаетесь на этой земле, то, за что вы стоите.

— Любопытно, — протянул Кеннер в ответ. — Знаете, возможно, нам с вами стоит встретиться еще раз и подробно и спокойно выяснить, что именно не так с нашей окружающей средой, а также кто именно ответственен за ее загрязнение.

— Когда вам будет угодно, — сердито ответила она.

— Значит, договорились. У вас юридическое образование?

— Нет.

— Тогда, наверное, вы ученый?

— Нет.

— Чем же в таком случае вы занимаетесь, позвольте спросить?

— Раньше работала продюсером в документальном кино. Затем работу пришлось отставить и посвятить все время семье.

— Ага…

— Но я очень предана делу защиты окружающей среды, была такой всю свою жизнь, — сказала Энн Гарнер. — Читаю все подряд. Читаю раздел «Наука» в «Нью-Йорк Тайме» каждый вторник от корки до корки. Ну и «Нью-Йоркер», разумеется, и «Нью-Йорк Ривью». Я прекрасно обо всем информирована.

— Что ж, — заметил Кеннер, — в таком случае с особым нетерпением буду ждать нашей беседы.

К воротам подъехали пилоты; ждали, когда им откроют.

— Думаю, через несколько минут мы можем вылететь, — сказал Кеннер. И обернулся к Эвансу:

— Не мешало бы сходить и посмотреть, как там обстоят дела у мистера Ловенштейна.

— Хорошо, — кивнул Эванс. И направился к офисному зданию.

— Думаю, вы уже поняли, что мы летим с вами, — сказала Кеннеру Энн. — Я и Тед.

— Буду просто счастлив, — ответил тот.

Эванс нашел Ловенштейна в небольшой комнате отдыха для летчиков, он сидел за телефоном.

— Но я ведь уже объяснил вам, этот тип хочет видеть документацию! — почти кричал Ловенштейн в трубку. Затем после паузы добавил:

— Послушай, Ник, мне вовсе не хочется терять из-за этого лицензию. У парня диплом юриста из Гарварда.

Эванс демонстративно постучал в дверь.

— Ну, все в порядке? Мы можем вылетать?

— Минутку, — сказал в трубку Ловенштейн и прикрыл ее ладонью. — Вы собираетесь вылететь прямо сейчас?

— Да, именно. Ну разве что помешают те документы, о которых шла речь…

— Там произошла небольшая путаница. Относительно статуса имущества Мортона…

— Тогда мы летим, Херб.

— Ладно, ладно.

Он вновь заговорил по телефону.

— Они улетают, Ник, — бросил он в трубку. — И если хочешь их остановить, делай это сам.

Все уже заняли места в салоне. Вошел Кеннер, раздал каждому по листку бумаги.

— Что это? — спросил Брэдли и покосился на Энн.

— Письменное предупреждение, — ответил Кеннер.

Энн стала читать вслух:

— «…не несет ответственности в случае смерти, серьезных телесных повреждений, потери трудоспособности, расчленения…». Расчленения?

— Да, именно, — кивнул Кеннер. — Это чтоб вы поняли, в какое опасное место мы отправляемся. А потому искренне советую вам обоим отказаться от этой затеи. Но если вы склонны проигнорировать мой добрый совет и по-прежнему настаиваете, то должны подписать эту бумагу.

— А куда мы летим? — осторожно спросил Брэдли.

— Этого сказать не могу. До тех пор, пока самолет не окажется в воздухе.

— Но почему там опасно?

— У вас что, проблемы с подписанием? — спросил Кеннер.

— Черт… Нет, конечно, — пробормотал Брэдли. И нацарапал свою подпись в нижней части листа.

— Энн?

Та явно колебалась. Потом закусила нижнюю губку и тоже черкнула свою подпись.

Пилот закрыл двери. Взревели моторы, и самолет вырулил на взлетную полосу. Стюардесса спросила, не желают ли они выпить.

— Мне, пожалуйста, «Пулиньи-Монтраше», — сказал Эванс.

— Куда мы летим? — нервно осведомилась Энн.

— На один островок у берегов Новой Гвинеи.

— С какой целью?

— Там у нас возникла одна проблема, — ответил Кеннер. — И мы должны ее решить.

— Нельзя ли поподробней?

— Не сейчас.

Самолет набрал уже достаточную высоту, пробил толщу облаков над Лос-Анджелесом и, взяв курс на запад, полетел над Тихим океаном.

В ПУТИ

Сара ощутила облегчение, когда Дженифер Хейнс поднялась и прошла в переднюю часть салона передохнуть, где тут же крепко уснула. Но Сару продолжало беспокоить присутствие на борту этой парочки, Теда и Энн. Разговоры постепенно прекратились, Кеннер вообще всегда был немногословен. Брэдли мною пил. Потом наклонился к Энн и прошептал:

— Надеюсь, ты уже поняла, что мистер Кеннер не верит в то, во что верят все нормальные люди. Даже в глобальное потепление не верит. И в Киотский протокол.

— Ну, ясное дело, что он не верит в Киотский протокол! — сказала Энн. — Ведь он защищает интересы крупных промышленников. Нефтяных и угольных компаний.

Кеннер спорить не стал. Молча протянул ей свою визитку.

— «Институт анализа рисков», — прочла вслух Энн. — Это что-то новенькое. Что ж, добавлю к списку всех этих крайне правых фронтов и организаций.

Кеннер снова промолчал.

— Потому что все это — чистой воды дезинформация, — сказала Энн. — Все эти исследования, пресс-релизы, плакаты, веб-сайты, организованные кампании. За всем этим стоят большие деньги. И еще позвольте донести до вашего сведения следующее: промышленники были потрясены, когда США не подписали Киотский протокол.

Кеннер лишь потер подбородок и опять промолчал.

— Наша страна больше других загрязняет среду, а правительству на это плевать.

Кеннер невозмутимо улыбался.

— И вот теперь Соединенные Штаты стали международной парией, изолировались от всего остального мира. И заслуженно презираемы за то, что отказались подписать Киотский протокол, отказавшись тем самым от решения проблемы глобального, мирового масштаба.

Она еще довольно долго продолжала в том же духе, обвиняя Кеннера и ему подобных во всех мыслимых и немыслимых грехах. И в конце концов это ему надоело.

— Расскажите-ка мне об этом Киотском протоколе, Энн. Почему мы должны были его подписать?

— Почему? Да потому, что у нас есть моральные обязательства присоединиться ко всему остальному миру в борьбе с выбросами в атмосферу углекислого газа. С целью довести их до уровня 1990 года и даже ниже.

— Ну и что толку было бы от подписания этого договора?

— Весь мир сразу бы почувствовал это. Это помогло бы снизить глобальные температуры в 2000 году.

— На сколько?

— Не понимаю, о чем это вы?

— Не понимаете? А ведь цифры эти хорошо известны. Соблюдение условий протокола позволило бы снизить средние глобальные температуры на 0,04 градуса Цельсия к 2100 году. На четыре сотых градуса. Стоит ли того обедня? Станете ли вы оспаривать это утверждение?

— Конечно, стану! Сколько, вы сказали? Сотые доли градуса? Это просто смешно!

— Так вы убеждены, что соблюдение условий Киотского протокола даст куда более значимые результаты?

— Ну, не знаю. Возможно, из-за того, что США не подписали…

— Нет, таков был бы эффект, если б Америка подписала протокол. Четыре сотых градуса.

— Не верю, — она отчаянно затрясла головой. — Этого просто быть не может!

— Но эти цифры опубликованы в серьезных научных журналах. Могу назвать вам источники.[37] Брэдли приподнял бокал и заметил Энн:

— Этот парень — вообще большой мастак по части всяких там источников.

— Да, — кивнул Кеннер. — Не терплю пустой, ничем не подкрепленной болтовни.

Брэдли громко икнул.

— Четыре сотых градуса? За сто лет? В жизни не поверю! Муть все это!..

— Что ж, ваше право считать именно так.

— Я и считаю! — заносчиво произнес Брэдли.

— Но Киотский протокол — это только первый шаг, — снова встряла Энн. — В том-то и суть. Поскольку, если вы верите в своевременные меры предосторожности, как, к примеру, верю я…

— Не думаю, что целью Киотского протокола было сделать именно первый шаг, — заметил Кеннер. — Думаю, что целью было снижение эффекта глобального потепления.

— Ну да! Так оно и есть.

— Скажите, вы действительно верите, что можно снизить содержание углекислого газа в атмосфере?

— Ну конечно! Ведь в мире полно альтернативных источников энергии, они только и ждут, чтобы их наконец начали использовать. Ветряные мельницы, солнечная энергия, отходы, геотермальные…

— Том Уигли в компании семнадцати ученых и инженеров, собранных со всего мира, провели тщательнейшие исследования. И пришли к выводу, что это невозможно. Их работа была опубликована в журнале «Сайэнс». Там сказано, что пока что еще невозможно создать технологию по уменьшению выбросов двуокиси углерода или же для того, чтоб снизить эти выбросы в несколько раз. Они пришли к выводу, что ни ветра, ни солнечной или даже ядерной энергии недостаточно, чтобы решить эту проблему. В статье говорится, что для этого требуется совершенно новая и еще не открытая учеными технология.[38] — Нет, это просто безумие какое-то! — воскликнула Энн. — Эйвори Лавинс изложил все черным по белому еще двадцать лет назад. Ветер и солнце, консервация, энергетическая эффективность. Никаких проблем!

— Позволю себе не согласиться. Проблемы существуют. По прогнозам Лавинса, к 2000 году США должны были получать до тридцати пяти процентов энергии из альтернативных источников. На самом деле реальная цифра составляет всего шесть процентов.

— Это явно заниженная цифра.

— Да нет, уверяю вас, Энн, ни одна страна в мире не способна пока что производить тридцать пять процентов принципиально новой энергии.

— Но в таких странах, как Япония, прогресс явно наметился.

— В Японии используется всего пять процентов новой энергии. В Германии — тоже пять. В Англии — два процента.

— А в Дании?

— Восемь процентов.

— Ну, вот вам прекрасный пример, — воодушевилась Энн. — Просто надо больше работать.

— Не спорю. Но дело в том, что лопасти ветряных мельниц на фермах рубят пролетающих птиц на мелкие кусочки. Так что, полагаю, они скоро перестанут быть популярными. А вот панели батарей солнечной энергии работать будут. Бесшумно, эффективно.

— Солнечная энергия — вообще великое дело! — тут же подхватила Энн.

— Да, — кивнул Кеннер. — И нам всего-то и нужно, что двадцать семь тысяч квадратных километров этих самых панелей, чтоб обеспечить потребность страны в энергии. Представьте себе, весь штат Массачусетс сплошь покрыт панелями солнечных батарей, и дело сделано. Хотя, что это я… К 2050 году потребность в энергии у нас утроится, так что, наверное, для этой цели лучше выбрать Нью-Йорк.

— Или Техас. Всем, кого я знаю, просто плевать на Техас, — сказала Энн.

— Ну, вот и приехали, — насмешливо заметил Кеннер. — Покройте панелями десять процентов от площади Техаса, и дело в шляпе. Хотя, — добавил он, — возможно, Техас предпочтет сначала покрыть этими самыми панелями Лос-Анджелес.

— Вы все шутите…

— Ничуть, уверяю вас. Давайте-ка лучше остановимся на Неваде. Там все равно сплошная пустыня. Но мне крайне любопытно узнать о вашем личном опыте в использовании альтернативной энергии. Что вы можете сказать о себе, Энн? Вы уже пользуетесь альтернативными источниками?

— Да, представьте себе. Вода у меня в бассейне нагревается от солнечных батарей. А служанка ездит на машине-гибриде.

— А у вас какая машина?

— Ну, довольно большая. Надо возить ребятишек и все такое.

— Большая? Какая модель?

— Вообще-то я езжу на джипе… Иногда.

— Ну а какая энергия используется в доме? Наверняка электричество получаете от заряженных солнцем батарей, да?

— Э-э… я как-то пригласила консультантов, посоветоваться. Только Джерри, это мой муж, сказал, что установка всех этих устройств обойдется слишком дорого. Но я не теряю надежды переубедить его. Вода, она, знаете ли, и камень точит.

— Ну а бытовые электроприборы?

— Все до одного фирмы «Энерджистар». Все до единого. Очень экономичны.

— Это хорошо. Ну а семья у вас большая?

— У меня двое сыновей. Семи и девяти лет.

— Замечательно. И дом большой?

— Ой, точно не скажу.

— И все-таки? Сколько квадратных футов?

Миссис Гарнер смутилась.

— Да ладно, шут с ним, скажи ему, Энн! — ухмыльнулся Брэдли. — Дом у нее чертовски здоровенный! Должно быть, десять-пятнадцать тысяч квадратных футов. И жуть до чего красивый! А участок! С добрый акр, а может, и все полтора. Фонтанчики работают днем и ночью, поливают газон. А уж сад возделан — просто упадешь! Что и понятно, ведь она то и дело принимает филантропов. А они жертвуют в фонд. Приемы закатывает чуть ли не каждый день, роскошные, доложу я вам.

Кеннер вопросительно взглянул на Энн.

— Двенадцать тысяч, — сказала она. — Квадратных футов.

— На семью из четырех человек? — спросил Кеннер.

— Ну, свекровь иногда приезжает, живет у нас. Ну и еще служанка.

— А второй дом у вас имеется? — поинтересовался Кеннер.

— Черт, да у нее еще два! — снова встрял Брэдли. — Один совершенно шикарный в Аспене. И еще большой дом в штате Мэн.

— Это досталось по наследству, — поспешила вставить Энн. — Мой муж…

— И еще квартира в Лондоне, — не унимался Брэдли. — Я что-то подзабыл, она ваша или принадлежит компании мужа?

— Компании.

— А как предпочитаете путешествовать? — спросил Кеннер. — На частном самолете?

— Ну, э-э… вообще-то у нас нет своего самолета. Но мы заказываем вместе с другими людьми, если надо куда-то лететь. И он никогда не летит полупустым. Этого мы не допускаем. И считаем, что поступаем правильно.

— Да, разумеется, — рассеянно кивнул Кеннер. — Но должен признаться, меня немного смущает вся эта ваша философия…

— Послушайте! — сердито воскликнула она. — Я живу в среде, где следует придерживаться определенных стандартов. Этого требует прежде всего бизнес моего мужа. Да, а кстати, вы сами-то где проживаете?

— У меня квартира в Кембридже.

— Большая?

— Девятьсот квадратных футов. Машины у меня нет. Езжу на такси, летаю обычными пассажирскими самолетами.

— Я вам не верю, — заявила Энн.

— Думаю, лучше поверить, — встрял Брэдли. — Потому как этот парень знает, на чем стоит, и…

— Ты бы заткнулся, Тед, — грубо осадила его Энн. — Нажрался, как свинья.

— Пока что нет. Еще не нажрался. — В голосе его звучала обида.

— Я вас не осуждаю, Энн, — тихо заметил Кеннер. — Знаю, как вы преданы делу защиты окружающей среды. Просто пытаюсь уяснить для себя вашу истинную позицию.

— Моя позиция состоит в следующем. Люди нагревают планету, отравляют ее разными вредными веществами. И наш моральный долг — защитить биосферу, все растения и животных, которые уничтожаются из-за этого опасного процесса. Наш долг перед последующими поколениями — удержать мир от катастрофических изменений, что происходят сегодня. — Донельзя довольная собой, она откинулась на спинку кресла.

— Так, стало быть, у нас есть моральные обязательства перед другими. Растениями, животными и людьми, верно я вас понимаю?

— Именно.

— И что же мы должны делать, чтобы защитить их интересы?

— То, что в интересах всех нас.

— Но, к сожалению, наши интересы далеко не всегда совпадают. Конфликт интересов — это обычная и старая как мир история.

— Каждое создание на этой планете имеет право на жизнь.

— Неужели вы искренне верите в это? — спросил Кеннер.

— Конечно, верю. Каждое живое существо имеет это право.

— Даже паразиты, разносящие малярию? — Ну… они ведь тоже часть природы.

— Тогда получается, что вы против борьбы с полиомиелитом и оспой? Ведь эти смертельно опасные вирусы тоже часть природы.

— То, что вы говорите, свидетельствует о высокомерии мужской половины человечества. Они самонадеянно решили, что надо подстраивать мир под свои цели. Этот импульс, вызванный избытком тестостерона, несвойственен женщинам, и, и…

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Кеннер. — Вы против уничтожения полиомиелита и оспы или нет?

— Вы просто играете словами.

— Ничего подобного. И потом, разве это не естественно, переделывать мир в своих целях?

— Конечно. Это вмешательство в природу.

— А вы когда-нибудь видели термитник? Или плотину, построенную бобрами? Эти создания тоже изменяют природу, причем самым катастрофическим образом, ущемляющим интересы других живых существ. Они вмешиваются в жизнь природы или нет?

— От термитников мир не рухнет.

— А вот это спорный вопрос. Общий вес термитов превышает общий вес всех людей на земле. Он в тысячи раз больше. И потом, известно ли вам, сколько метана выделяют термиты? А метан — куда более опасный газ, нежели углекислый, и парниковый эффект от него значительно выше.

— Нет, вы просто невозможны! — воскликнула Энн. — Вам нравится спорить, вот и все. А мне — нет. Я хочу сделать наш мир лучше, это моя цель. А теперь, пожалуй, почитаю журнал. — И она встала, прошла в переднюю часть салона и уселась в кресло спиной к Кеннеру.

— Она говорит и действует с самыми лучшими намерениями, — заметила Сара.

— Вот только плохо информирована, — сказал Кеннер. — Ходячее заблуждение. А это верный путь к катастрофе.

Тут вдруг Тед Брэдли резко поднялся со своего места. Он внимательно прислушивался к спору между Кеннером и Энн. Ему очень нравилась Энн. Почему-то он был уверен, что переспал с этой дамочкой; так с ним бывало, когда он много пил. Виски затуманило голову, и он толком ничего не помнил, но всем сердцем симпатизировал Энн, и потому сделал вывод, что между ними что-то было.

— Вы были безобразно грубы с ней, — сказал Брэдли «президентским» своим голосом. — Какое право вы имеете обзывать такого человека, как Энн, «ходячим заблуждением»? Она искренне заботится о сохранении природы, об окружающей среде. Она посвятила этому всю свою жизнь. Ей небезразлично.

— И что с того? — насмешливо спросил Кеннер. — «Небезразлично» — довольно безликое слово. Желание делать добро тоже здесь совершенно ни при чем. Главное в таких вопросах — это знание и результат. Знаний у нее нет, и, что еще хуже, она этого не понимает. Пока что человек еще не знает, как следует делать то, к чему она стремится.

— Что именно?

— Сохранять окружающую среду. Мы еще не научились делать это.

— О чем это вы? — Брэдли даже всплеснул руками. — Ерунда! Уж что-что, а сохранять и поддерживать природу мы умеем.

— Неужели? А вам известна печальная история Йеллоустонского парка? Нашего первого национального парка?

— Я там был.

— Я не об этом спрашиваю.

— Нельзя ли прямо перейти к делу, профессор? — насмешливо спросил Брэдли. — Меня изрядно утомили все эти ваши недомолвки и проверки. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Хорошо, — сказал Кеннер. — Я вам расскажу.

— Йеллоустонский парк, — начал рассказывать он, — стал первым в мире заповедником дикой природы. Видимо, потому, что территория у реки Йеллоустон в штате Вайоминг считалась одним из самых красивейших мест Америки. Льюис и Кларк воспевали природу этих мест. Художники, к примеру, Бьерстад и Моран, неустанно писали там пейзажи с натуры. К тому же хозяевам новой Северно-Тихоокеанской железной дороги хотелось привлечь в эти места как можно больше туристов. И вот в 1872 году под давлением прежде всего железнодорожного акционерного общества президент Улисс Грант распорядился выделить в тех краях два миллиона акров и придать им статус национального парка.

Существовала лишь одна проблема, но ни тогда, ни позже ее не признавали. У людей не было опыта сохранения уголков дикой природы. А все потому, что прежде в том просто не было нужды. И почему-то считалось, что все пойдет само собой как по маслу. Как позже выяснилось, это было заблуждением.

Теодор Рузвельт, посетивший Йеллоустонский парк в 1903 году, видел там великое множество самого разного зверья и дичи. Там водились лоси, бизоны, черные медведи, олени, горные львы, гризли, койоты, волки и снежные бараны. Отстрел и охота в те времена строжайше воспрещались. Вскоре после этого визита была образована так называемая Парковая служба, новая бюрократическая организация, чьей единственной задачей было поддерживать парк в первозданном его виде.

Однако через десять лет от всего этого изобилия, произведшего неизгладимое впечатление на Рузвельта, не осталось и следа. А причиной тому стало неверное управление парком. Перед сотрудниками была поставлена задача сохранить его в первозданном виде, и они предприняли определенные шаги, как считали они, исключительно в интересах сохранения парка и его обитателей. Но, как выяснилось, они заблуждались.

— Ну, век живи, век учись, — философски заметил Брэдли. — Знания наши все время приумножаются и…

— Ничего подобного, — резко перебил его Кеннер. — Впрочем, это моя личная точка зрения. Почему-то считается, что сегодня мы знаем больше, но кругозор наш остается весьма ограниченным. Из-за этого все и произошло.

А произошло вот что. Управляющие парком ошибочно считали, что лоси как вид могут исчезнуть. И вот они принялись увеличивать поголовье в парке путем истребления хищников. Принялись активно отстреливать и травить волков в парке. И запретили индейцам здесь охотиться, хотя то была их исконная охотничья территория.

И вот стада лосей все множились, и эти копытные поедали так много травы и веток, что экология парка начала меняться. Лоси поедали деревья, из которых бобры строили свои плотины, а потому бобры постепенно исчезли. Только тут управляющие спохватились, выяснилось, что бобры жизненно необходимы для поддержания водных ресурсов парка.

С исчезновением бобров высохли заливные луга; обмельчали ручьи и реки, исчезли такие виды, как форель и выдра. Усилилась эрозия почв; и экология парка менялась все больше.

К 1920 году стало ясно, что в парке развелось слишком много лосей, и вот лесничие стали отстреливать их тысячами. Но изменение растительной экологии оказалось необратимым; прежние виды деревьев и трав постепенно исчезли.

Со временем стало ясно и то, что индейцы-охотники были просто незаменимы в подержании экологического баланса парка. Они снижали численность лосей, бизонов и прочих копытных. Отсюда же был сделан и более обобщенный вывод: туземцы, обитатели американского континента, принимали куда более активное участие в формировании «дикой природы», чем прежде казалось белым, во всяком случае, когда они только прибыли в Новый Свет. «Нетронутая дикая природа» только на первый взгляд казалась таковой. На самом деле человек на Североамериканском континенте оказывал на окружающую среду огромное воздействие на протяжении целых тысяч лет — выжигал леса и прерии, сокращал популяции отдельных видов, охотился на тех зверей, коих было в изобилии.

Постепенно стало ясно, что запрет на охоту индейцев был ошибочным. Но то была лишь одна из многих других ошибок, которые продолжали допускать управляющие парком. Сначала медведей-гризли защищали, потом начали уничтожать. Волков уничтожали особенно нещадно, потом пришлось восстанавливать их популяцию. Сначала на территории парка запрещали научно-исследовательские полевые работы, в том числе мечение животных с помощью радиоошейников, затем вновь разрешили эти работы в отношении видов, которым грозило уничтожение. Прежде велась активная борьба по предотвращению пожаров, затем люди поняли, какую роль играют пожары в восстановлении лесов. С приходом этого понимания ударились в другую крайность — сжигались тысячи акров, что привело к почти полной стерилизации земли, и на этих гарях леса уже не восстанавливались. Затем в 1970-е пришла мысль запустить в заповедные водоемы радужную форель, и вскоре она уничтожила многие виды местной рыбы.

Ну и так далее, и тому подобное. В том же духе.

Таким образом, — сказал Кеннер, — история парка являет собой не что иное, как совершенно невежественное, некомпетентное и разрушительное воздействие на окружающую среду, пусть даже и проходило оно с самыми благородными намерениями. А за этим следовали попытки восстановить урон, вызванный подобными действиями, но и это тоже ни к чему хорошему не приводило. Подобного рода вмешательство сравнимо разве что с разливом нефти или токсичных отходов. Только в случае с Йеллоустонским парком некого было винить, другое дело, когда иск можно предъявить какой-нибудь зловредной корпорации или капитану нефтеналивного судна. И все эти несчастья вызвали именно защитники окружающей среды, стремившиеся сохранить природу в «диком» ее виде. Они совершали одну непоправимую ошибку за другой. И тем самым доказали, как мало знают о среде, которую намеревались защищать.

— Глупости все это, — фыркнул Брэдли. — Раз надо было сохранять дикую природу, значит, требовалось относиться к ней бережно. Оставить эту самую природу в покое, и равновесие восстановилось бы само собой. А больше ничего и не требуется.

— Вы абсолютно не правы, — возразил Кеннер. — Так называемая пассивная защита, то есть оставить все как есть, никогда ни к чему хорошему не приводила. И не помогла бы сохранить природу в первозданном ее виде, ну, во всяком случае, не больше, чем у вас на заднем дворе. Мир — штука живая, Тед. В нем все постоянно меняется. Одни виды побеждают, другие погибают, возникают новые, сменяются еще какими-нибудь. И невозможно «заморозить» природу в первозданном ее состоянии, просто оставив ее в покое. Все равно что запереть детишек в комнате в надежде, что это помешает им расти и превратиться во взрослых. Наш мир постоянно меняется, и если вы хотите сохранить клочок земли в определенном состоянии, вы сперва должны понять, что это за состояние такое, а уж затем активно, порой даже агрессивно поддерживать его.

— Но вы же сами только что сказали, мы не научились этому.

— Правильно. Не научились. Потому что пока любое предпринятое нами действие вызывает изменения в окружающей среде, Тед. А любое изменение болезненно сказывается на жизни некоторых животных и растений. Это неизбежно. Допустим, кто-то хочет сохранить старые леса и помочь тем самым выжить пятнистой сове, а на деле получается, что славка Киртленда и другие виды потеряют привычную среду обитания — молодой лес, выросший на гарях. Из-за недостатка кормов.

— Но…

— И никаких «но», Тед. Назовите хоть одно подобное мероприятие, имевшее положительный результат.

— Ладно, назову. Запрет на использование приборов с высоким коэффициентом капиллярной фильтрации, отрицательно влияющих на озоновый слой.

— Да, и тем самым был нанесен удар по жителям стран третьего мира, пользовавшимся дешевыми охладителями. Еда стала портиться чаще, многие умирали из-за пищевого отравления.

— Но озоновый слой все равно важней…

— Для вас — возможно. А те несчастные могут с вами и не согласиться. Но мы сейчас говорим о другом. О том, можете ли вы предпринимать какое-то действие и быть уверенным в том, что оно не приведет к нежелательным последствиям.

— Ну хорошо. Солнечные батареи. Системы рециркуляции воды в жилых домах.

— И это подвигает людей строить дома в относительно диких местах, где прежде они не могли жить из-за недостатка воды и энергии. Они вторгаются в заповедные территории, подвергая тем самым опасности обитающие там виды.

— Запрет на использование ДДТ.

— Спорный вопрос. Вообще это величайшая трагедия двадцатого века. ДДТ стало самым широко используемым веществом в борьбе с москитами, и, несмотря на все голоса против, не было ничего лучше и безопаснее. А после этого запрета каждый год от малярии стало умирать свыше двух миллионов человек, по большей части дети. Если подсчитать нанесенный запретом общий урон, он выразится в астрономической цифре: свыше пятидесяти миллионов человеческих жизней. Запрет на использование ДДТ убил больше людей, чем Гитлер, Тед. А кто особенно активно проталкивал этот законопроект? Борцы за охрану окружающей среды.

— Но ДДТ признан канцерогеном.

— Никаким канцерогеном он не являлся. И ко времени запрета все это знали.[39] — Он был небезопасен.

— На самом деле настолько безопасен, что его можно было есть. В одном из экспериментов люди подмешивали его в пищу на протяжении двух лет.[40] Ну а после запрета ДДТ сменил паратиол, куда более опасное вещество. Через несколько месяцев после запрета на ДДТ сотни фермеров погибли из-за неумения обращаться с реально токсичными пестицидами.

— Лично мы с этим не согласны.

— А все потому, что не знаете фактов, не владеете информацией. Или же просто не желаете адекватно оценить последствия, к которым привели действия вашей организации. Со временем на запрет ДДТ будут смотреть как на величайшую ошибку.

— Да никогда его никто толком не запрещал.

— Вот тут вы правы. Странам просто объявили, что если они будут и дальше использовать ДДТ, то не видать им никакой иностранной помощи. — Кеннер покачал головой. — Но бесспорным остается факт, основанный на статистических данных ООН: до запрета ДДТ случаи заболевания малярией были относительно редки. От нее умирали около пятидесяти тысяч человек в год по всему миру. Несколько лет спустя болезнь снова превратилась в мировую проблему. Пятьдесят миллионов умерли после этого запрета, Тед. Так что, как видите, еще одно действие, принесшее вред.

Настала долгая пауза. Тед заерзал на сиденье, хотел было что-то сказать, потом передумал. И вот наконец решился:

— Ладно. Так и быть. — В голосе снова звучали вальяжно-ленивые президентские нотки. — Вы меня убедили. Один-ноль в вашу пользу. Дальше что?

— А дальше встает такой вопрос. Есть ли случаи, когда выгода от подобных действий защитников окружающей среды перевешивала бы вред? Получается, что нет.

— Ладно, ладно, согласен. И что?

— Вы когда-нибудь слышали в словах этих людей хотя бы намек на малейшее сомнение в своей правоте? Никогда. Они все возводят в абсолют. Забегают вперед судей, оспаривают правила и законы, не считаясь с ценой, которую придется заплатить за это. А суды, видя, что дело кончилось весьма плачевно, не всегда решаются выставить им счет. А если только попробуют, так эти пресловутые защитники природы поднимут такой визг, хоть уши затыкай. Они не хотят, чтоб люди узнали, во что обошлись обществу и миру их потуги спасти природу. Самым вопиющим примером является их попытка регулировать содержание бензола в топливе в конце 1980-х. Слишком уж дорого она обошлась обществу. Каждый дополнительный год жизни стоил примерно двадцать миллиардов долларов.[41] Вы согласны, что действия их не оправданы?

— Ну, когда вы излагаете все в таких терминах, да, конечно, согласен.

— А какие еще термины тут подходят, Тед? Ведь это правда! Двадцать миллиардов долларов, чтоб продлить жизнь на один год. Вот цена этих правил и регуляций. И вы по-прежнему будете поддерживать организации, стремящиеся навязать обществу бесплодные и дорогостоящие эксперименты?

— Нет.

— А знаете, кто был основным лоббистом в Конгрессе при принятии закона о бензоле? НФПР. Не собираетесь выйти из совета директоров этого фонда?

— Разумеется, нет.

Кеннер удрученно покачал головой:

— Ну, вот вам, пожалуйста. Приехали.

Санджонг указывал на монитор компьютера. Подошел Кеннер, опустился в кресло рядом с ним. На экране возник снимок какого-то острова в тропиках, сделанный с воздуха. Островок, густо поросший лесом, с широкой изогнутой бухтой голубой воды. Очевидно, снять его смогли из низко летящего аэроплана. У берега выстроились четыре изрядно побитые непогодой деревянные хижины.

— Самые новые снимки, — сказал Санджонг. — Появились за последние двадцать четыре часа.

— А выглядят как старые.

— Да, но на самом деле это не так. При ближайшем рассмотрении можно предположить, что хижины эти не настоящие. Вроде бы сделаны из пластика, а не из дерева. Самая большая предназначена для жилья, в остальных трех, по-видимому, хранят оборудование.

— Что за оборудование? — спросил Кеннер.

— Глядя на эти снимки, не поймешь. Очевидно, оборудование доставили ночью. Но я связался с гонконгской таможней и получил достаточно подробное описание. Оборудование состоит из трех ультразвуковых кавитационных генераторов. Крепится на специальных сборных рамах с углеродными матрицами.

— Ты что же, хочешь сказать, что подобное ультразвуковое оборудование имеется в свободной продаже?

— Факт то, что они его раздобыли. А вот каким образом, понятия не имею.

Кеннер и Санджонг сидели рядом, сблизив головы, и переговаривались почти шепотом. Подошел Эванс, наклонился к ним.

— О чем таком ультразвуковом идет речь? — тихо спросил он.

— О кавитационном генераторе, — ответил Кеннер. — Высокоемкий по части потребления энергии акустический прибор размером с небольшой грузовик, образующий радиально симметричное кавитационное поле.

Эванс не понял его, это было видно по глазам. — Кавитация, — принялся объяснять Санджонг, — это образование пузырьков в субстанции. Ну, самый простой пример, это когда кипятишь воду. В ней появляются пузырьки, слышен шум. Но в данном случае генераторы предназначены для создания кавитационных полей в твердой субстанции.

— Какой именно? — спросил Эванс.

— В земле, — ответил Кеннер.

— Что-то я не понимаю, — протянул Эванс. — Они собираются создавать пузырьки в земле, как в кипящей воде?..

— Ну, да, примерно так.

— Зачем?

Тут они умолкли — подошла Энн Гарнер.

— Здесь у вас что, мальчишник? — игриво спросила она. — Или девочке тоже можно присесть и послушать?

— Ну, разумеется, — ответил Санджонг и застучал по клавиатуре. На экране появился целый набор графиков. — Мы как раз изучаем уровни содержания двуокиси углерода во льду, эти данные получены со станции Восток и с севера Гренландии.

— Но не можете же вы все время держать меня в полном неведении, — капризно надула губки Энн. — Рано или поздно самолет приземлится. И уж тогда я точно узнаю, что это вы затеяли.

— Конечно, узнаете, — заметил Кеннер.

— Так почему бы не сказать мне прямо сейчас? В ответ Кеннер лишь покачал головой.

В салоне раздался голос пилота.

— Прошу пристегнуть ремни, — сказал он. — Мы приземляемся в Гонолулу.

— Гонолулу? — удивленно воскликнула Энн.

— А вы думали, куда мы летим?

— Я думала… — Но она тут же спохватилась и умолкла.

«Она знает, куда мы летим», — поняла Сара.

Пока в Гонолулу шла дозаправка, на борт к ним поднялся представитель паспортно-таможенного контроля и попросил предъявить документы. Он тут же узнал Теда Брэдли, заулыбался и начал называть его «мистер президент». Брэдли был польщен таким вниманием со стороны человека в униформе.

Офицер проверил паспорта у всех, а затем сказал:

— Пункт вашего назначения — остров Гареда в составе Соломоновых островов. Я просто хочу убедиться, что вашей группе знакомы правила поведения туристов в этих местах. Большинство посольств обычно предупреждает своих граждан, что там бывает небезопасно. Особенно с учетом нынешней обстановки.

— Какой еще обстановки? — спросила Энн.

— На острове активизировались повстанцы. Были совершены убийства. В прошлом году туда вошли части австралийской армии и взяли в плен главарей повстанцев, но некоторым удалось улизнуть. Только на прошлой неделе там произошло три убийства, в том числе двух иностранных граждан. Один из трупов был… э-э… обезглавлен. И голову бандиты забрали с собой.

— Что?..

— Голову унесли с собой. Потом, после смерти.

Энн обернулась к Кеннеру:

— Так мы летим именно туда? На остров Гареда?

Тот кивнул.

— Но зачем, скажите на милость, им понадобилась голова этого несчастного?

— Ну, наверное, ради черепа…

— Черепа… — повторила она. — Так, значит, речь идет об охотниках за черепами, да?

Кеннер снова кивнул.

— Я схожу с этого самолета, — заявила Энн. Взяла свою сумку и стала спускаться по трапу.

Дженифер только что проснулась.

— Что это с ней? В чем проблема? — спросила она.

— Дамочка уходит по-английски, не попрощавшись, — ответил Санджонг. Тед Брэдли задумчиво поглаживал подбородок. А потом спросил:

— Голову отрезали иностранцу?

— Вообще-то все было еще хуже, — сказал таможенник.

— Господи! Человеку отрезали голову. Куда уж хуже? — нервно рассмеялся Брэдли.

— Ситуация продолжает оставаться неспокойной, — продолжал офицер. — Поступающие оттуда известия весьма противоречивы.

Тут Брэдли перестал смеяться.

— Нет, серьезно. Я хочу знать. Что может быть хуже обезглавливания?

В салоне настала тишина.

— Они его съели, — сказал после паузы Санджонг.

— Съели? — воскликнул Брэдли. Офицер кивнул:

— Да, употребили отдельные части тела в пищу. По крайней мере, именно так сказано в полицейском отчете.

— Боже святый! — пробормотал Брэдли. — Какие именно части? Впрочем, неважно, знать не хочу. Господи Иисусе!.. Это надо же, сожрали парня, и все тут!

— Вам вовсе не обязательно лететь с нами, Тед, — сказал Кеннер. — Вы тоже можете сойти с самолета.

— Честно признаться, я уже подумываю об этом, — произнес Брэдли президентским своим голосом. — Быть съеденным, это, знаете ли, не слишком почетное завершение карьеры. Стоит только вспомнить великих людей нашего времени. Ну, представьте: Элвис — съеден, Джон Леннон — съеден. Просто я хочу сказать, как-то не хочется, чтоб тебя запомнили именно в связи с таким финалом. — Он умолк, низко опустил голову. Долго о чем-то размышлял, потом снова решительно вскинул голову. Этот жест был хорошо отрепетирован, он столько раз проделывал его в телефильмах. — Но нет! — воскликнул он. — Я принимаю этот вызов. Готов смотреть в глаза опасности. Раз вы летите, то и я с вами.

— Мы летим, — сказал Кеннер.

НА ПУТИ К ГАРЕДА

До аэропорта Контаг на острове Гареда было девять часов лету. Свет в салоне выключили, большинство пассажиров спали. Кеннер, как обычно, бодрствовал, сидел в задней части салона и тихо переговаривался о чем-то с Санджонгом.

Питер Эванс проснулся примерно через четыре часа. Пальцы ног все еще жгло после обморожения в Антарктиде, спина болела после того, как его швыряло и вертело потоком воды во время наводнения. Но боль в ногах напомнила о том, что надо проверять их ежедневно, как велели врачи, на предмет обнаружения инфекции. И он поднялся и направился в заднюю часть салона, к Кеннеру. Снял ботинки, стянул носки.

— Понюхай, — сказал Кеннер.

— Что?

— Понюхай ноги. Гангрену прежде всего распознают по запаху. Что, болит?

— Жжет. Почти глаз не сомкнул.

Кеннер кивнул:

— Ничего, потерпи. Все пальцы удастся сохранить, я просто уверен.

Эванс откинулся на спинку кресла, думая о том, как это все же странно, вести разговор о потере пальцев ног. Спина от этих мыслей разболелась еще больше. Он прошел в душевую в задней части самолета, открыл аптечку, пошарил на полках в поисках обезболивающего. Но здесь оказался только адвил. Он принял пару таблеток и вернулся назад.

— Ваше представление в Гонолулу было разыграно как по нотам, — сказал он Кеннеру. — Правда, на Теда не подействовало.

Кеннер удивленно смотрел на него.

— Никакие это не выдумки, — заметил Санджонг. — Вчера там действительно произошли три убийства.

— Вот как? И кого-то съели?

— Так было сказано в полицейском отчете.

— О… — растерянно протянул Эванс.

Проходя по полутемному салону, Эванс вдруг увидел, что Сара не спит. Она подняла голову и шепотом спросила:

— Не спится?

— Да. Побаливает немного. А у тебя?

— Да. Пальцы ног. Так и жжет огнем. После обморожения.

— У меня тоже.

— А хоть что-нибудь поесть на борту найдется? — спросила она.

— Думаю, да.

Сара поднялась и направилась в хвостовой отсек, к кухне. Эванс последовал за ней.

— И мочки ушей тоже побаливают, — сказала Сара.

— У меня — нет.

Она пошарила в холодильнике, нашла холодную пасту. Протянула Эвансу тарелку. Тот отрицательно помотал головой. Тогда Сара положила пасты себе. И с аппетитом принялась за еду.

— А ты давно знаешь Дженифер? — спросила она.

— Да не то чтобы знаю, — ответил Эванс. — Познакомились недавно у нее в офисе.

— Зачем она потащилась с нами?

— Ну, наверное, потому, что знакома с Кеннером.

— Знакома, — раздался голос Кеннера. Он сидел неподалеку.

— И давно ли?

— Она моя племянница.

— Правда? — удивилась Сара. — И как долго она была вашей пле… Впрочем, не важно. Извините.

— Дженифер дочь моей сестры. Родители ее погибли в авиакатастрофе, когда девочке было одиннадцать.

— О…

— Довольно долго была предоставлена самой себе.

— Ясно…

Эванс взглянул на Сару и снова подумал, что она подвержена поистине волшебным превращениям. Только что была такой сонной и вялой, а теперь снова необыкновенно хороша собой, настоящая красавица. И еще от нее пахло духами, которые просто сводили его с ума.

— Что ж, — заметила Сара, — она вроде бы славная девушка. И хороша собой.

— Ну, не знаю… — неопределенно протянул Эванс.

— Все нормально, — сказала она. — Ты вовсе не должен притворяться передо мной, Питер.

— Да ничего я не притворяюсь, — сказал он и придвинулся чуть ближе, чтоб лучше ощущать этот поистине волшебный аромат духов.

— Еще как притворяешься. — Сара отошла от него и уселась в кресло напротив Кеннера. — А что будет, когда мы доберемся до Гареды? — спросила она.

Одна из самых примечательных черт этой девушки, подумал Эванс, заключается в том, что она обладает уникальной способностью вести себя так, словно тебя не существует вовсе. Вот теперь, например, она даже и не смотрит на него, все внимание сфокусировала на Кеннере, увлеченно беседует с ним, как будто они здесь одни.

Может, это особая разновидность кокетства? Возможно, она вознамерилась завести его, как следует раздразнить? Но если так, она выбрала неверную тактику. Подобное поведение может только оттолкнуть его.

Ему захотелось грохнуть кулаком по стойке бара, устроить большой шум, скандал, выкрикнуть какую-нибудь глупость типа: «Привет! Сара, тебя вызывает Земля!» Или что-то в этом роде.

Но тут он подумал, что от этого только станет хуже. Он уже представлял раздраженный взгляд Сары. Слышал ее насмешливый голос. Да ты, оказывается, совсем еще ребенок! Ну, что-то в этом роде. Эванс почувствовал, что истосковался по простой женщине. Такой, как, к примеру, Джанис. Великолепное тело и раздражающе глупая болтовня, но всегда можно отключиться и просто не слушать. Именно такой женщины ему не хватало сейчас.

Он испустил долгий вздох.

Сара услышала. Подняла на него глаза и похлопала по сиденью рядом.

— Иди посиди с нами, Питер, — сказала она. — Послушай. — И она одарила его ослепительной улыбкой.

Эванс почувствовал, что краснеет, и смутился от этого еще больше.

— Вот здесь находится бухта Резолюшн, — сказал Санджонг и развернул к ним экран монитора. Показал бухту, затем уменьшил изображение. И они увидели карту всего острова. — Она в северо-восточной части острова. А аэропорт вот здесь, на западном побережье. Примерно в двадцати пяти милях. — Остров Гареда походил на огромный плод авокадо, погруженный в воду. Отчетливо вырисовывались неровные, словно зазубренные края бухты. — Горный хребет проходит через центр острова, — продолжал Санджонг. — Местами достигает в высоту трех тысяч футов над уровнем моря. И здесь же, в центре острова, находятся джунгли, очень густые, практически непроходимые. Заблудиться ничего не стоит, если не идти по дороге или по одной из тропинок, проложенных человеком. Но иного способа пересечь остров не существует.

— Тогда мы пойдем по дороге, — сказала Сара.

— Возможно, — кивнул Санджонг. — Но это небезопасно, потому что вот здесь нашли себе прибежище повстанцы. — И он обвел пальцем кружок в самом центре острова. — Причем держатся они не вместе, а раскололись на две, а может, и три группы. И точное их местоположение неизвестно. Они захватили вот эту маленькую деревню под названием Павуту, вот здесь, у северного побережья. Похоже, что там у них штаб-квартира. И еще они наверняка расставили по дорогам свои посты, да и тропинки в джунглях тоже патрулируют.

— Тогда как же мы попадем к бухте?

— Вертолетом, если получится, — сказал Кеннер. — Я заказал один, но уж очень ненадежная там обстановка. Если вертолета не будет, придется ехать на машине. Посмотрим, как далеко нам удастся продвинуться. Но в данный момент я просто не знаю, как все сложится. Будем действовать по обстоятельствам.

— Ну а когда доберемся до этой самой бухты? — спросил Эванс.

— Там на пляже совсем недавно появились четыре новых строения. Мы должны захватить их и разобрать или уничтожить находящееся там оборудование. Вывести его из строя. Мы также должны найти субмарину и тоже вывести ее из строя.

— Какую еще субмарину? — спросила Сара.

— Они взяли в аренду небольшую подводную лодку на двух человек. Она находится в этом районе вот уже две недели.

— И что она там делает?

— Мы только теперь узнали это. Архипелаг Соломоновы острова образован цепочкой из девятисот с лишним островов и расположен в геологически активной части земного шара. Там уже давно наблюдаются тектонические сдвиги подземных плит. Как раз в том месте, где находятся Соломоновы острова, эти тектонические плиты примыкают друг к другу. Поэтому там так много вулканов, поэтому так часто происходят землетрясения. Крайне нестабильный регион. Плиты Тихоокеанского региона сталкиваются и заползают под подземное плато под названием Олдован Ява. И в результате всех этих процессов образовалась Соломонова Траншея, огромная подводная расселина, изогнутая в виде арки и огибающая всю северную часть этой цепочки из островов. Очень глубокая, от двух до шести тысяч футов. Она тоже расположена к северу от бухты Резолюшн.

— Ну, хорошо, я все понял, — сказал Эванс. — Это геологически активный регион с глубокой траншеей. Дальше что?

— Там находится множество подводных вулканов, на их склонах полно обломков и наносных пород, а потому велика опасность оползней.

— Оползней? — удивился Эванс и устало потер глаза. Страшно хотелось спать.

— Подводных оползней, — уточнил Кеннер.

— Так они что же, хотят вызвать подводный оползень? — предположила Сара.

— Да, мы так думаем. На одном из склонов вдоль Соломоновой Траншеи. На глубине от пятисот до тысячи футов.

— Ну и что он им даст, этот подводный оползень? — спросил Эванс.

— Покажи ему большую карту, — попросил Санджонга Кеннер. Тот вывел на монитор карту всего Тихоокеанского бассейна, от Сибири до Чили и от Австралии до Аляски.

— Так, — сказал Кеннер. — А теперь попробуем провести прямую линию от бухты Резолюшн, посмотрим, куда она приведет.

— В Калифорнию!

— Правильно. Примерно через одиннадцать часов…

— Подводный оползень, — нахмурился Эванс.

— Да, он способен сместить огромные массы воды. Причем очень быстро. Обычное явление при образовании цунами. Вызванная этим сдвигом подземных пород гигантская волна способна передвигаться по океану со скоростью около пятисот миль в час.

— Господи боже! — воскликнул Эванс. — И большая она, эта волна?

— В данном случае это целая серия волн. В 1952 году подводный оползень в Аляске вызвал волну высотой в сорок семь футов. Но высоту этой невозможно предвидеть и рассчитать, поскольку высота волны зависит еще и от рельефа береговой линии. В отдельных районах у берегов Калифорнии она может достигать шестидесяти футов. Высотой с шестиэтажный дом.

— О боже, — ахнула Сара.

— И сколько у нас времени, чтобы помешать им сделать это? — спросил Эванс.

— Конференция продлится еще два дня, — ответил Кеннер. — На то, чтобы пересечь Тихий океан, волне понадобится один день. Так что…

— У нас всего один день.

— Да, и это самое большее. Один день на то, чтобы приземлиться, пробиться через джунгли к бухте и остановить их.

— Остановить кого? — сладко позевывая, спросил Тед Брэдли. Оказывается, он проснулся и подошел к ним. — Боже! Голова просто раскалывается! Как насчет того, чтоб поправить здоровье? — Тут он вдруг умолк и по очереди оглядел каждого из присутствующих. — Эй, что это тут у вас происходит? Сидите с постными рожами, прямо как на похоронах.

НА ПОДЛЕТЕ К ОСТРОВУ ГАРЕДА

Три часа спустя взошло солнце, и самолет начал сбрасывать высоту. Теперь он летел совсем низко, над покрытыми густой зеленью островками, окруженными небесно-голубыми водами океана. Они увидели тонкие змейки дорог и несколько небольших поселений.

Тед Брэдли, не отрываясь, смотрел в иллюминатор.

— Ну разве он не прекрасен, этот мир? — театрально воскликнул он. — Какая красота! Поистине райское место! Уголок девственной нетронутой природы, скоро мы потеряем и его.

Сидевший напротив Кеннер промолчал. Он тоже смотрел в иллюминатор.

— А не кажется ли вам, — не унимался Брэдли, — что главная проблема состоит в том, что мы утратили связь с природой?

— Нет, — ответил Кеннер. — Думаю, проблема в том, что не так уж много отсюда видно дорог.

— Не кажется ли вам, — продолжал гнуть свое Брэдли, — что всему виной именно белый человек, а не эти туземцы? Ведь именно он хочет завоевать природу, принизить и в конечном счете уничтожить ее?

— Нет, я так не думаю.

— Лично я считаю иначе, — сказал Брэдли. — Считаю, что люди, живущие так близко к земле, в этих своих деревеньках, в окружении прекрасной природы, эти люди обладают истинным пониманием того, что есть экология. А потому умеют существовать в гармонии с внешним миром.

— А вы что, долго жили в деревнях, Тед? — спросил Кеннер.

— Именно так. Достаточно. Один раз, когда мы снимали картину в Зимбабве, другой раз — в Ботсване. Уж я-то знаю, о чем говорю.

— Ага. Ясно. И все это время проживали в самой деревне?

— Нет, я жил в отелях. Ну, должен был, таковы условия страховки. Но я успел наглядеться на эти деревни. И считаю, деревенская жизнь лучше, куда как чище и правильней в экологическом смысле слова. Если честно, то думаю, что каждый человек должен жить именно так. И уж определенно нам не следует поощрять сельских жителей к индустриализации. В этом главная проблема.

— Понимаю. Сами хотите жить в отеле, но чтоб все остальные при этом оставались в деревнях?

— Да нет, вы меня не правильно поняли…

— А где вы живете в настоящее время? — спросил Кеннер.

— В Шерман-Оукс.

— Это деревня?

— Нет. Ну, можно сказать и так, типа того… Просто мне по работе приходится часто бывать в Лос-Анджелесе, — торопливо добавил Брэдли. — Так что выбора нет.

— Скажите, Тед, а вам когда-нибудь доводилось жить в деревне в одной из стран третьего мира? Ну, хотя бы переночевать там всего разок?

Брэдли заерзал в кресле.

— Я ведь уже упоминал, что провел достаточно времени в деревнях, где мы снимали. И знаю, о чем говорю.

— Если жизнь в деревнях такая замечательная, почему же тогда, по-вашему, люди мечтают оттуда убраться?

— Они не должны оттуда уезжать. Лично я придерживаюсь такого мнения.

— Вам что же, видней, чем им? — спросил Кеннер. Брэдли растерялся, но ненадолго.

— Если хотите знать, да! — выпалил он. — Мне виднее. Потому что за мной преимущество: образование и богатый опыт. И еще я знаю, какие опасности таит в себе индустриальное общество. Да от них уже давно всему миру тошно! Так что, думаю, мне видней, что для них хорошо, а что — плохо. И уж определенно видней, что лучше для нашей планеты с экологической точки зрения.

— А у меня, — заметил Кеннер, — всегда возникают проблемы с людьми, которые решают за других, что для них лучше. И это при том, что сами они живут совсем другой жизнью, в других местах, не знают ни местных условий, ни трудностей, с которыми приходится сталкиваться. Когда они проживают совсем в другой стране, неважно где, в каком-нибудь небольшом западном городке или в стеклянном небоскребе в Брюсселе, Берлине или Нью-Йорке. И при этом почему-то вообразили, что им оттуда видней, что они знают, что лучше для меня или других людей, как я должен решать свои проблемы, как должен прожить свою жизнь. Вот этого я лично никогда не понимал.

— А что тут не понимать? — воскликнул Брэдли. — Я просто хочу сказать следующее. Вы же не думаете, не верите в то, что каждый человек на этой планете волен делать то, что ему заблагорассудится? Ведь это было бы просто ужасно, верно? И подобные люди нуждаются в помощи и чтоб их направляли.

— И вы как раз тот, кто может их наставлять на путь истинный? Всех этих людей?

— Ну, ладно, согласен. Это не слишком корректно с политической точки зрения. Но вы хотите, чтоб все люди на земле придерживались тех же, совершенно чудовищных и безнравственных жизненных стандартов, что и мы, американцы? И, пусть в меньшей степени, европейцы, так, что ли?

— А вы, я смотрю, не желаете отказываться от своих взглядов, — заметил Кеннер.

— Нет, не желаю, — заявил Тед. — Просто хочу сохранить то, что еще можно сохранить. Борюсь за переработку отходов, за уменьшение вредных выбросов в атмосферу. Ведь если все остальные народы и страны нашей планеты пойдут по пути индустриализации, нам всем грозит ужасное глобальное загрязнение и полная катастрофа. Этого не должно случиться.

— Получается, у меня есть, а другим этого не положено, так, что ли?

— Надо смотреть реальности в глаза, — ответил Брэдли.

— Вашей реальности. А не их.

Тут вдруг Санджонг подозвал к себе Кеннера.

— Прошу прощения, — сказал Кеннер и поднялся.

— Ага, ну конечно! Проще уйти, чем продолжить разговор! — воскликнул Брэдли. — За мной последнее слово, и я говорю правду. — Он жестом подозвал стюардессу, показав ей пустой бокал. — Еще один, милочка. Последний. На посошок.

— Вертолета все еще нет, — сказал Санджонг.

— Что случилось?

— Он должен прилететь с другого острова. А они закрыли воздушное пространство над Гаредой. Опасаются, что у повстанцев есть ракеты системы «земля-воздух».

Кеннер нахмурился:

— Сколько до посадки?

— Десять минут.

— Остается только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.

Оставшись в одиночестве, Брэдли поднялся и направился к Питеру Эвансу. Плюхнулся в кресло рядом с ним.

— Вы только взгляните! Разве не великолепный, потрясающий вид? А вода, вода! Прозрачная, кристально чистая! Какие изумительные оттенки синего. А эти прелестные деревеньки в самом сердце природы!

Эванс тоже смотрел в иллюминатор. Но видел только ужасающую нищету. Хижины в деревне представляли собой жалкие покосившиеся лачуги с ржавыми крышами из гофрированного железа, дороги — сплошные моря жидкой красной грязи. Люди плохо одеты и передвигаются как-то неестественно медленно. Точно погружены в депрессию или глубокую печаль. «Здесь процветают инфекции, болезни, детская смертность», — думал Эванс.

— Изумительно! Великолепно! — не унимался Брэдли. — Жду не дождусь, когда окажусь там. Это же праздник. Кто бы мог подумать, что Соломоновы острова так красивы? Сущий рай!

Сидевшая впереди Дженифер заметила:

— Да, причем издавна населенный охотниками за головами.

— Ну, все это в далеком прошлом, — отмахнулся Брэдли. — А может, и вовсе небылицы. Я имею в виду все эти разговоры о каннибализме. Все знают, что это не правда. Как-то читал книгу одного профессора.[42] Никаких каннибалов нигде и никогда не было. Все это миф. Еще один пример того, как белый человек склонен демонизировать цветных. Когда Колумб подплывал к Вест-Индии, он тоже опасался каннибалов. Ему говорили, что они там водятся, по это оказалось не правдой. Впрочем, детали я забыл. Но не важно. Никаких каннибалов в природе просто не существует. Миф это, и все тут. Чего это вы на меня так смотрите?

Эванс обернулся. И увидел, что Брэдли обращается к Санджонгу и что тот действительно смотрит на него несколько странно.

— Ну, так в чем дело? — не унимался Брэдли. — Незачем так пялиться, приятель. Хочешь сказать, что не согласен со мной, так и говори.

— А вы и правда дурак, — спокойно заметил Санджонг. — На Суматре бывать когда-нибудь доводилось?

— Да нет, не доводилось.

— А в Новой Гвинее?

— Тоже нет. Всегда мечтал побывать там, купить изделия местных мастеров. Потрясающие вещицы, доложу я вам!

— Ну а на Борнео?

— Тоже нет и тоже всегда мечтал. Этот султан. Как там его по имени? Вылетело из головы. Но он проделал огромную работу, взял за основу отель «Дорчестер» в Лондоне и…

— Так вот что, — сказал Санджонг, — если доведется когда побывать на Борнео, посетите улицу Диак, там на домах до сих пор выставлены черепа людей, которых они поубивали.

— Да муть все это. Дешевая завлекалка для туристов.

— А в Новой Гвинее есть болезнь под названием куру. И передается она путем поедания человеческого мозга. Там есть обычай поедать мозги врага.

— Вранье все это.

— За эти исследования один ученый получил Нобелевскую премию. Они не прочь полакомиться человеческим мозгом.

— Да когда это было, тысячу лет назад!

— В шестидесятые. И семидесятые.

— Вы, ребята, очень любите рассказывать всякие там страшные истории, — сказал Брэдли. — И непременно выставляете в них бедных дикарей сущими злодеями. Перестаньте, взгляните наконец правде в глаза. Люди не едят себе подобных![43] Санджонг растерянно заморгал. И взглянул на Кеннера. Тот молча пожал плечами.

— Господи, ну и красотища! — Брэдли снова смотрел в иллюминатор. — И еще, похоже, мы садимся.

ГАРЕДА

Покрытие налетном поле Котак, казалось, плавится под жаркими лучами солнца. Они подошли к небольшому навесу, над которым красовалась выведенная крупными кривыми буквами вывеска: «ТОМОЖНА». Сбоку от этого строения виднелась деревянная изгородь, и там висел красный знак в виде растопыренной ладони с непонятной надписью «НЕПРОХОД. ПОСТ».

— Ага, «непроход», — пробормотал Брэдли. — Очевидно, речь идет о желудочно-кишечных заболеваниях.

— Вообще-то, — заметил Санджонг, — красный знак в виде руки обозначает «капу». Иными словами, запрет. Короче говоря, так они изобразили на своем искаженном английском то, что у нас называется «посторонним вход воспрещен».

— Вон оно что… Теперь ясно.

«Эта липкая влажная жара просто невыносима», — подумал Эванс. Он и без того устал от долгого перелета, к тому же его терзали опасения. Как знать, что их ждет впереди. А рядом, такая свежая и беззаботная, энергично шагала Дженифер.

— Неужели ты ничуточки не устала? — спросил ее Эванс.

— Хорошо выспалась в самолете.

Он обернулся и взглянул на Сару. Она, казалось, тоже была полна энергии.

— А я что-то подустал.

— Отоспишься в машине, — небрежно отмахнулась Дженифер. Похоже, ее мало волновало состояние Эванса. И тут он почувствовал вдруг, что эта энергичная дамочка его раздражает.

Нет, здесь просто невыносимо жарко и душно. Чудовищная влажность. Ко времени, когда они подошли к таможне, рубашка у него на спине взмокла от пота.

И волосы тоже стали влажными. С кончика носа и подбородка падали капли пота, прямо на документы, которые ему предстояло заполнить. И в капельках пота, попавших на бумагу, начали расплываться чернила. Он покосился на офицера-таможенника. То был чернокожий мускулистый мужчина с кудрявыми волосами, на нем красовались безупречно отглаженные белые брюки и столь же безупречная белоснежная рубашка. Кожа была сухой, ни капельки пота, даже на вид она казалась прохладной. Он поймал на себе взгляд Эванса и улыбнулся.

— О, человек очередь. То не тсам жар врелет. Ты всь жарсяпар.

Эванс кивнул, хотя и не понял, что же такое сказал ему таможенник.

— Да, вы правы.

Санджонг перевел ему:

— Сейчас даже не самое жаркое время лета. А ты весь изжарился, парень. Жар-пар, понял?

— Да, он прав. Так оно и есть. Где вы научились этому местному английскому?

— В Новой Гвинее. Работал там целый год.

— И чем же там занимались?

Но Санджонг не ответил, поспешил к Кеннеру, тот махнул рукой подъехавшему в «Лендровере» парню. Водитель выпрыгнул из машины. Высокий, темнокожий, он был одет в защитного цвета шорты и хлопковую майку. Плечи сплошь покрыты татуировками. А улыбка была такой заразительной.

— Привет, Жон Каннер! Хамамас клок! — И парень постучал себя в грудь кулаком, а потом крепко обнял Кеннера.

— Говорит, что сердце его радуется, — объяснил Санджонг. — Они добрые старые знакомые.

Парень представился каждому, назвал свое имя — Генри, без всякой фамилии.

— Ганри! — радостно говорил он, улыбаясь во весь рот и пожимая руки. Затем вновь обернулся к Кеннеру.

— Я так понял, какие-то проблемы с вертолетом? — спросил тот. — Что? Нет праблема! Я везит все туд! — Тут он снова громко расхохотался и добавил на почти безупречном английском:

— Вертолет уже ждет, мой друг.

— Прекрасно, — сказал Кеннер. — А то мы уже волновались.

— Да, но серьезно, Жон. Нам лучше живо-живо. Ме гари там плно молпарей. Крозим, ашные. Еть мноо макет. Не стп те, да?

У Эванса создалось впечатление, что Генри нарочно говорит на искаженном английском, чтобы никто, кроме Кеннера и Санджонга, его не понимал.

Кеннер кивнул.

— Я тоже это слышал, — сказал он. — Там полно повстанцев. И по большей части это парни молодые и очень злые, я правильно понял? И хорошо вооружены. Все сходится.

— Меня вертолет беспокоит, мой друг.

— Почему? Что-то знаешь о пилоте, да?

— Да, знаю.

— И что же? Кто этот пилот?

Генри хихикнул и похлопал Кеннера по спине.

— Я!

— Что ж, тогда в путь!

И вот все они двинулись в путь с территории аэропорта. По обе стороны от дороги тянулись джунгли. Кругом звенели цикады. Эванс обернулся и с тоской проводил взглядом красивый белый самолет «Гольфстрим», вырисовывающийся на фоне ярко-синего неба. Летчики в черных брюках и белых рубашках проверяли шасси. Эванс вздохнул. Доведется ли ему увидеть этот самолет снова? Он вовсе не был в этом уверен.

— Мы слышали, Генри, что тут у вас много народу поубивали. Это правда?

Тот скроил гримасу.

— Не просто поубивали, Жон. Олпела. Слышал?

— И это тоже слышали.

— Да. Башка чик-чик.

Так, значит, это правда.

— Выходит, повстанцы действительно этим занимались?

Генри кивнул:

— Этот их новый вождь, звать Самбука, очень любить выпить. Только не спрашивать, почему его так звать, Жон. Он есть псих. Очень большой псих, да. И все они опять стали делать опела, ради этого психа. Считают, что по-старому лучше. Все время делать опела лучше.

— Ну, по старинке, оно всегда лучше, — заметил Тед Брэдли, который плелся сзади. — Если хотите знать мое мнение о традиционном подходе…

Генри резко обернулся к нему:

— У вас есть мобильные телефоны, есть компьютеры, антибиотики, медицина, больницы. И ты говоришь, что жить по-старому лучше?

— Да, потому что так оно и есть, — ответил Брэдли. — Ведь в старину люди были более человечными, а их жизнь — более естественной, приближенной к природе. Поверьте мне, друг, если б вам довелось вдруг оказаться в современном мире, испытать на себе, что это такое, все эти современные чудеса науки и техники, вы бы поняли, что нет в этом ничего хорошего, и…

— У меня диплом Мельбурнского университета, — сказал Генри. — Так что кое-какое представление имеется.

— А… да, ясно… — растерянно пробормотал Брэдли. И еле слышно шепнул в адрес Кеннера:

— Могли бы меня предупредить, черт побери!..

— Кстати, — заметил Генри, — прислушайтесь к моему совету, никогда не делайте этого здесь. Здесь лучше не переговариваться шепотом.

— Это почему?

— У нас в стране некоторые ребята считают, что, если вы шепчетесь, значит, вами овладел демон. Страшно этого пугаются. И могут даже убить.

— Понимаю. Очаровательное поверье. — Так что здесь, если хочешь что сказать, говори громко, во весь голос.

— Что ж, запомню.

Сара шла рядом с Брэдли, но не прислушивалась к разговору. Да, этот Генри — занимательная личность. Застрял где-то посередине между двумя мирами, то говорит чуть ли не с оксфордским акцентом, то вдруг переходит на дикарский ломаный английский. Но сейчас он ее мало занимал.

Она вглядывалась в заросли джунглей. Воздух над дорогой был жаркий и неподвижный, ни малейшего дуновения ветерка, а все потому, что по обе стороны вздымались строем огромные деревья с непроницаемыми для света кронами. В высоту они достигали футов сорока или пятидесяти, а ветви их были покрыты перекрученными лианами. На земле, под этим густым покровом, было темно, громадные листья, лианы и ветви так разрослись, что напоминали сплошную зеленую стену, непроходимое препятствие.

«Можно войти в этот лес, — подумала Сара, — пройти футов пять и заблудиться навеки. И обратной дороги уже не найти».

Вдоль дороги часто попадались проржавевшие останки старых автомобилей, ветровые стекла разбиты, шасси смяты, все металлические части покрывает толстый желто-коричневый слой ржавчины. И еще она заметила, что обивка с сиденьев содрана, а из приборных досок «с мясом» выдраны часы и спидометры, отчего там образовались зияющие темные дыры.

Но вот они свернули вправо, на боковую тропинку, и вскоре увидели на прогалине вертолет. Сара даже ахнула от неожиданности, так красива была эта машина. Вертолет был выкрашен свежей зеленой краской с тонкими белыми полосками, все металлические части ярко сверкали на солнце. Отовсюду так и посыпались комментарии.

— Да, снаружи хорош, — заметил Генри. — А вот внутри… я имею в виду прежде всего мотор, думаю, не все в порядке. Так себе. — И он выразительно взмахнул рукой.

— Прекрасная машина, — сказал Брэдли. — Лично я предпочитаю вертолет всем другим видам транспорта.

Они отворили дверцы и стали рассаживаться. В задней части стояли какие-то деревянные ящики с опилками. Пахло машинным маслом.

— Я привез все, что заказывали, — сказал Генри Кеннеру.

— И боеприпасов достаточно?

— О да. Все, что просили.

— Тогда летим.

Сара устроилась на сиденье и пристегнулась ремнем. Потом надела наушники. Моторы взревели, лопасти винта начали вращаться все быстрей и быстрей. Вертолет задрожал, пытаясь оторваться от земли.

— Народу слишком много, — заметил Генри. — Машина перегружена. Однако будем надеяться на лучшее. Скрестите пальцы!

И, ухмыляясь во весь рот, он поднял тяжелую машину в синее небо.

НА ПУТИ К БУХТЕ

Внизу, под ними, тянулись джунгли, миля за милей сплошного непроницаемого леса. В некоторых местах, особенно на возвышенностях, за верхушки деревьев цеплялись клочья тумана. Сара удивилась: оказывается, местность на этом острове была довольно гористая. И никаких дорог или тропинок внизу не было видно. Время от времени они пролетали над небольшими деревеньками, построенными на вырубках. Но все остальное пространство было занято лесом. Генри взял курс на север, он собирался высадить их на побережье, в нескольких милях от бухты Резолюшн. — До чего ж очаровательные деревушки, — радостно заметил Тед Брэдли, когда они пролетели над очередной вырубкой. — Интересно, что выращивают живущие там крестьяне?

— Да ничего. Земля для этого непригодна, — ответил ему Генри. — Они работают на медных рудниках.

— Прискорбно слышать, — вздохнул Брэдли.

— Местные жители и этому рады. Там можно заработать невиданные, по их меркам, деньги. Да люди порой просто убивают друг друга, сражаясь за право работать на рудниках. Подобные убийства происходят каждый год.

Брэдли удрученно качал головой:

— Ужасно. Просто ужасно. Однако взгляните-ка сюда! — И он указал рукой вниз. — Видите? Деревушка с такими славными традиционными соломенными крышами. А это значит, что здесь сохранился привычный мирный уклад жизни со всеми…

— Нет, приятель, — перебил его Генри. — Это деревня повстанцев. Самая современная. Большие соломенные хижины очень впечатляют, большой дом для вождя. — И дальше он объяснил, что вождь Самбука заставляет жителей каждой деревни строить эти огромные трехэтажные сооружения, с соломенными крышами и лестницами, позволяющими взобраться на самый верх. Оттуда легче наблюдать за тем, что творится внизу, в джунглях. И они всегда могли заметить приближение австралийских войск.

Прежде, — продолжил Генри, — таких высоких хижин люди на острове никогда не строили. И все жилые помещения были низенькими и открытыми, главное, чтоб укрывали обитателей от дождя и чтоб было откуда выходить дыму. Высокие постройки были просто непрактичны, их могло снести очередным циклоном. Но Самбука, ему нужны такие хижины теперь, вот он и заставляет молдей, молодых людей, строить. На острове, на территории повстанцев, их, наверное, шесть или восемь.

— Так, значит, мы сейчас пролетаем над территорией повстанцев?! — воскликнул Брэдли.

— Да, и пока это сходит нам с рук, — ответил Генри и снова ухмыльнулся. — Уже скоро увидим берег, минут через пять, и тогда… О, черт!..

— Что? — Все присутствующие так и впились взглядами в зеленое покрывало джунглей.

— Я сделал большую ошибку.

— В чем заключается эта ошибка? — осторожно спросил Брэдли.

— Много-много дальвост.

— Слишком далеко залетели на восток? — спросил Кеннер.

— Черт! Черт бы меня побрал! Держись! — закричал Генри. И начал плавно разворачивать тяжелую машину, однако все равно с запозданием. Поскольку внизу появилась огромная вырубка с четырьмя высокими деревянными строениями в окружении более обычных низеньких хижин с крышами из гофрированного железа. В самом центре этого поселка стояли чуть ли не по брюхо в грязи с полдюжины грузовиков. У некоторых торчали из кузовов стволы пулеметов.

— Что это? — спросил Брэдли, продолжая всматриваться вниз. — Они здесь гораздо больше, чем…

— Это же Павуту! Штаб-квартира повстанцев!

Но тут вырубка скрылась из вида, вертолет резко свернул в сторону и продолжал лететь над джунглями. В наушниках было слышно, как тяжело дышит Генри.

Кеннер не вымолвил ни слова. Лишь продолжал пристально смотреть на Генри.

— Что ж, думаю, обошлось, — заметил Брэдли. — Думаю, они нас не заметили.

— Если б так, — пробормотал Генри.

— А что? — искренне удивился Брэдли. — Ну, пусть даже и заметили, что с того? Что они смогут сделать?

— У них есть рации, — сказал Генри. — И они вовсе не такие уж тупицы, здешние ребята повстанцы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Могут захотеть прибрать этот вертолет к рукам.

— Зачем это им? Разве они умеют управлять вертолетами?

— Ладно! Ладно! Да. Они и меня тоже не прочь заполучить. — И далее Генри объяснил, что на протяжении последних нескольких месяцев использование вертолетов на острове запрещалось. И этот прилетел сюда лишь потому, что у Кеннера оказались какие-то очень крепкие связи на самом верху. Им выдали вертолет, но с одним условием: чтоб машина ни при каких обстоятельствах не попала в руки к врагу.

— Может, они подумали, что мы летим к югу, — сказал Брэдли. — Мы ведь туда и направляемся, разве не так?

— Эти ребята не простаки, — заметил Генри. — Уж они-то знают.

— Организации под названием ЛЭФ пришлось заплатить повстанцам, чтоб получить разрешение высадиться на этот остров, — сказал Кеннер. — Стало быть, повстанцы знают, там что-то происходит. А если увидят вертолет, летящий к бухте, еще больше утвердятся в этом мнении.

— Да, эти ребята не дураки, — снова заметил Генри.

— Я и не говорил, что они дураки, — возразил ему Брэдли.

— Да. Но ты так думать. Я тебя насквозь вижу, друг. Знаю, что у тебя на уме.

— Да говорю вам, ничего подобного, — продолжал стоять на своем Брэдли. — Ничего подобного, никаких таких чувств я к ним не испытываю. Вы просто меня не понимаете.

— Очень даже понимаю, — усмехнулся Генри.

Сара сидела во втором ряду, между Тедом и Дженифер. Питер с Санджонгом разместились позади рядышком, на маленьком заднем сиденье. Со своего места Сара не могла видеть, что происходит внизу, а потому просто прислушивалась к разговорам. И не совсем понимала, о чем идет речь.

— Ты понимаешь, что там происходит? — спросила она Дженифер.

Та кивнула:

— Как только повстанцы увидят наш вертолет, сразу поймут, что направляется он к бухте Резолюшн. А потому наверняка и сами скоро появятся там. У них есть рации для связи между разрозненными группами. Они будут следить за нами и передавать друг другу. И стоит нам приземлиться, они окажутся там же.

— Вы уж простите меня, — пробормотал Генри. — Мне страшно жаль.

— Ладно, ничего страшного, — как всегда спокойным голосом произнес Кеннер.

— Что будем делать? — спросил Генри.

— И дальше придерживаться нашего плана, — ответил Кеннер. — Летим тем же курсом на север, там ты нас и высадишь, на берегу.

На этот раз в голосе его можно было уловить напряженность, даже тревогу.

Сидевший позади бок о бок с Санджонгом Эванс вдыхал запах ружейной смазки, исходивший от ящиков с автоматами, и удивлялся, с чего это вдруг так взволновался Кеннер. Взглянул на наручные часы. Было девять утра, а это означало, что из отпущенных им двадцати четырех часов осталось уже только двадцать. Но островок маленький, им вполне хватит времени на то…

Тут вдруг его, что называется, осенило.

— Нет, погодите-ка, — сказал он. — Который теперь час в Лос-Анджелесе?

— Он находится по другую сторону от демаркационной линии суточного времени, — ответил Санджонг. — А стало быть, на двадцать семь часов меньше, чем у нас.

— Нет, я имею в виду реальную разницу во времени.

— Шесть часов.

— А ваше расчетное время передвижения… ну, этого самого?..

— Тринадцать часов. — Думаю, мы допустили ошибку, — сказал Эванс и прикусил нижнюю губу. Он не был уверен, что можно откровенно говорить обо всем в присутствии Генри. И действительно, Санджонг отрицательно помотал головой, давая понять, что не надо. Не сейчас.

Да, они действительно допустили ошибку. В этом не было никаких сомнений. Если предположить, что Дрейк хотел, чтобы приливная волна обрушилась на калифорнийский берег в последний день конференции, то тогда это должно произойти сегодня утром. И катастрофические последствия этого явления будут, так сказать, налицо. Будет о чем вещать средствам массовой информации и что обсуждать на самой конференции. Да со всей Америки на эту конференцию примчатся телевизионщики с камерами, начнут терзать ученых вопросами, просить объяснить, что происходит. Это событие станет главным в новостных программах всего мира.

«Так что, — размышлял далее Эванс, — волна должна ударить по Лос-Анджелесу не позднее завтрашнего полудня».

Отсюда надо вычесть еще тринадцать часов — время, необходимое гигантской волне на то, чтобы пересечь Тихий океан и докатиться до берегов Калифорнии.

А это в свою очередь означает, что террористы должны вызвать волну в одиннадцать вечера по лос-анджелесскому времени. А на острове Гареда это будет… пять вечера.

В пять вечера. Сегодня.

У них нет даже суток на то, чтобы предотвратить катастрофу.

У них осталось всего восемь часов.

Вот почему в голосе Кеннера звучала тревога. Вот почему он решил придерживаться первоначального плана, не обращая внимания на возникшую проблему с повстанцами. У него просто не было другого выбора.

Он знал одно: надо приземлиться на побережье поблизости от бухты Резолюшн. Время поджимает.

Пусть даже им грозит опасность угодить там в ловушку.

Но вот непролазные джунгли остались позади, и вертолет пролетел над береговой полосой с кромкой голубовато-зеленой воды, а затем свернул к востоку. Эванс увидел внизу узкую полоску песчаного пляжа с темными вкраплениями вулканических пород, а также мангровыми зарослями, тесно примыкающими к водной глади. Вертолет летел совсем низко. И по всей видимости, собирался приземлиться в восточной части этого пляжа.

— Сколько отсюда до бухты? — осведомился Кеннер.

— Километров пять-шесть, — ответил Генри.

— А до Павуту?

— Ну, километров десять. И дорога — сплошное море грязи.

— Ладно, — кивнул Кеннер. — Ищи место, будем садиться.

— Есть одно хорошее местечко. До него примерно с километр.

— Ладно. Там и приземлимся.

Эванс продолжал прикидывать в уме. Пять километров пешком по песчаному пляжу, то есть три мили, на это уйдет максимум полтора часа. Так что есть шанс добраться до бухты задолго до полудня. И тогда у них остается еще…

— Вон оно, — сказал Генри. В море вдавался продолговатый язык застывшей лавы. За долгие века ветер и волны сделали свою работу, разгладили его, и превратили во вполне пригодную для приземления площадку.

— Садимся, — скомандовал Кеннер.

Вертолет описал в воздухе круг, готовясь к приземлению. Эванс всматривался в плотную стену джунглей, вплотную примыкавшую к пляжу. И вдруг разглядел на песке следы шин, а затем заметил узкую прогалину среди деревьев. Там наверняка проходила дорога. И эти следы шин на песке означали…

— Эй, послушайте, — сказал он. — Думаю, нам не…

Санджонг ткнул его кулаком в бок. Довольно больно.

Эванс даже крякнул.

— В чем дело, Питер? — спросил Кеннер.

— Да нет, ничего. Все нормально.

— Мы садимся, — объявил Генри. И машина начала плавно снижаться, а затем приземлилась на площадку из застывшей лавы. Волны лизали ее каменистую кромку. Все вокруг так и дышало спокойствием и тишиной. Кеннер оглядел окрестности.

— О'кей? — спросил его Генри. — Хорошее местечко, верно? — Теперь, когда они приземлились, он вдруг явно занервничал. — Не хочу оставаться здесь долго, Жон. Потому как эти ребята могут скоро появиться…

— Да, понимаю.

Кеннер распахнул дверцу, потом вдруг замер.

— Так все нормально, Жон?

— Все чудесно, Генри. Очень славное местечко. Выйди и открой для нас заднюю дверцу, о'кей?

— Да, Жон. Думаю, теперь вы можете…

— Вон отсюда! — И не успели все сообразить, что происходит, как к затылку Генри прижался ствол пистолета. Тот так и заверещал от страха и начал нащупывать ручку дверцы со стороны своего сиденья.

— Но, Жон, я должен остаться здесь, внутри. Жон…

— Ты плохой парень, Генри, — сказал Кеннер. — Очень плохой.

— Собираешься пристрелить меня прямо сейчас, да, Жон?

— Не теперь, — ответил Кеннер и вытолкнул его из вертолета. Генри упал на площадку из лавы с заостренными выступами, да так и взвыл от боли. Кеннер быстро пересел на его место и захлопнул дверь. Генри тут же вскочил на ноги, забарабанил по стеклу, глаза его были дико расширены от страха. По всему было видно: он напуган до полусмерти.

— Жон! Жон! Прошу тебя! Пожалуйста, Жон!..

— Извини, Генри. — Кеннер привел моторы в действие, оттянул на себя рукоятку, вертолет начал медленно подниматься в воздух. Они успели взлететь всего на каких-то футов двадцать, когда из джунглей вдруг выбежали с десяток вооруженных мужчин, быстро рассыпались по всему пляжу и открыли по ним огонь из автоматов. Кеннер полетел над океаном, он держал курс на север, и с каждой секундой они все больше отдалялись от берега. Эванс обернулся и увидел одинокую фигурку Генри, стоявшего на лавовом островке. К нему бежали вооруженные повстанцы. Он поднял руки.

— Вот сучий потрох! — выругался Брэдли. — Из-за него нас могли перестрелять, словно кур. Он мог бы нас убить!

— Все еще может, — заметил Кеннер.

Они летели все дальше к северу, внизу простиралась водная гладь.

— Так что нам теперь делать? — спросила Сара. — Высаживаться по другую сторону бухты? И уже оттуда идти пешком?

— Нет, — ответил Кеннер. — Именно этого они от нас и ждут.

— Тогда как же…

— Выждем несколько минут, а затем вернемся туда же, на западную сторону. Как и собирались.

— Они этого не ожидают?

— Могут, конечно, догадаться. Мы приземлимся в другом месте.

— Дальше от бухты, да?

— Нет. Наоборот, ближе.

— Но тогда террористы из ЛЭФ могут нас засечь. По звуку.

— Теперь это уже неважно. Они все равно знают о нашем прибытии.

Сидевший позади Санджонг начал вскрывать ящики с оружием. Потом вдруг так и замер.

— Плохие новости, — сказал он.

— Что такое?

— Ни автоматов, ни пистолетов, ничего. — Он приподнял крышку повыше. — Здесь только патроны, амуниция. А самого оружия нет.

— Вот ублюдок! — возмутился Брэдли.

— Так что будем делать? — встревожено спросила Сара.

— Продолжим, как планировалось с самого начала, — ответил Кеннер.

Развернул вертолет над океаном и взял курс на остров Гареда.

БУХТА РЕЗОЛЮШН

Западная, изогнутая дугой часть бухты Резолюшн являла собой поросший джунглями невысокий горный хребет, обрывающийся у самой воды неприступными острыми скалами. По другую сторону этого хребта виднелось каменистое плато, находившееся примерно в пятидесяти футах над пляжем, который изогнутой желтой полоской огибал берег. Плато защищали от ветров высокие деревья с раскидистыми кронами.

Именно там и стоял теперь вертолет, прикрытый, словно камуфляжем, этими кронами. Отсюда был хорошо виден пляж внизу. Эванс обернулся в надежде увидеть, что вертолет полностью слился с пейзажем, но был разочарован. Вертолет был очень хорошо заметен, особенно если смотреть сверху. Сейчас их группа находилась примерно футов на пятьдесят выше, они карабкались по поросшему лесом горному склону, который затем полого сходил к берегу. Продвигаться вперед было невероятно трудно. Они цеплялись за все, что только можно, а влажная, превратившаяся в скользкую грязь земля так и норовила уйти из-под ног. Брэдли уже один раз поскользнулся и съехал вниз ярдов на десять. И теперь весь бок у него был покрыт черной грязью. И еще Эванс заметил, что сзади к его шее присосалась огромная жирная пиявка, но решил не говорить, не пугать сейчас Брэдли.

Никто не произносил ни слова. Команда из шести человек продвигалась в полном молчании, стараясь производить как можно меньше шума. Однако, несмотря на все эти усилия, шумели они достаточно сильно: под ногами громко чавкала грязь, трещали сломанные ветки.

Кеннер шел довольно далеко впереди, он возглавлял эту процессию. Эванс его не видел. Санджонг замыкал шествие. Через плечо у него была перекинута винтовка; это оружие он привез с собой в небольшом футляре и очень быстро и ловко собрал еще в вертолете. У Кеннера был револьвер. Все остальные члены группы вооружены не были.

Совершенно неподвижный воздух был напоен влагой, жара стояла просто удручающая. Джунгли гудели и звенели от целых полчищ самых разнообразных насекомых. Они проделали примерно полпути, и тут вдруг начался дождь. Сначала он только накрапывал, но очень быстро превратился в настоящий тропический ливень. Все они промокли насквозь в считаные доли секунды. Вода грязными потоками сбегала с горы. Идти стало еще трудней.

Теперь они находились на высоте примерно двухсот футов над пляжем, и перспектива поскользнуться и свалиться вниз казалась весьма реальной. Питер нервно взглянул на Сару, она шла впереди. Девушка двигалась с обычной для нее грацией, ловкостью и проворством. Словно танцевала на скользком склоне.

«Иногда, — сердито пыхтя, подумал он, — я ее просто ненавижу».

И Дженифер, которая шла перед Сарой, тоже прекрасно справлялась. Она редко прибегала к помощи рук, в то время как Эванс частенько полз просто на четвереньках, и всякий раз, когда пальцы прикасались к склизкой, покрытой плесенью или грибком коре какого-нибудь дерева, весь так и передергивался от отвращения. Наблюдая за Дженифер, он пришел к выводу, что она, пожалуй, слишком ловка и хорошо натренирована для юриста. Пробираясь сквозь заросли на обрывистом склоне, она так и излучала уверенность и полное спокойствие. Так ведет себя какой-нибудь рейнджер или же боец спецназа, самого элитного отряда вооруженных сил: хорошо натренированный, опытный, в прекрасной физической форме. «Да, несколько необычно для юриста, — снова подумал он. — Хотя, с другой стороны, она ведь доводится Кеннеру племянницей».

А прямо за ней плелся Брэдли с прилипшей к шее пиявкой. Он вздыхал, ворчал и чертыхался на каждом шагу. Наконец Дженифер не выдержала. Поравнялась с ним, ткнула в бок и поднесла палец к губам, делая знак молчать. Брэдли кивнул и, хотя ему наверняка было неприятно следовать ее советам, на время заткнулся.

На высоте около трехсот футов они с облегчением почувствовали, как потные их лица обдувает свежий ветерок, и вскоре после этого поднялись на гребень горы. Листва была такой плотной, что сквозь нее было практически невозможно разглядеть бухту Резолюшн. Однако снизу до них доносились голоса, работавшие там мужчины перекликались, и еще слышался шум каких-то механизмов. Причем шум этот был какой-то странный: тихий звук шел по нарастающей и вскоре превращался в невыносимо громкий вибрирующий гул. У Эванса в такие моменты даже уши закладывало.

А потом вдруг резко стихал.

Эванс вопросительно покосился на Кеннера.

Тот молча кивнул.

Санджонг с удивительной ловкостью и проворством вскарабкался на дерево. С этого наблюдательного пункта открывался хороший обзор на всю долину. Скоро он спустился и указал на холм, полого сходящий к бухте. А затем покачал головой: слишком уж он крутой с той стороны, где они находились. И дал понять, что надо обогнуть его и уже затем спуститься по более пологому склону.

И вот они снова двинулись в путь, следуя изгибу горного хребта. И на протяжении довольно долгого времени не видели почти ничего, кроме веерных листьев высотой в шесть футов, с которых падали капли воды. Примерно через полчаса в этой непроницаемой стене из зелени появилась наконец прогалина, и перед ними открылся вид на расположенную у подножья горы бухту Резолюшн.

Бухта была почти в милю шириной, через определенные интервалы на песке стояли строения. Самое большое из них располагалось чуть поодаль, справа, на восточном краю бухты. Три остальных, одинакового размера, составляли нечто вроде равностороннего треугольника в западной ее части.

Впрочем, ничего особенного в этих домах Эванс не увидел. Вот только дерево, из которого они были построены, — было в нем нечто странное. Он, сощурившись, пытался разглядеть.

Санджонг тихонько ткнул его в бок. И сделал плавающий жест рукой.

Эванс снова пригляделся. И правда. Деревянные конструкции трепетали на ветру.

Никакое это не дерево. Это были палатки.

Палатки специально соорудили и выкрасили так. Причем очень искусно. Неудивительно, что с воздуха эти сооружения приняли за деревянные.

Тут вдруг они увидели, как из-под одного из навесов вышел мужчина и что-то крикнул остальным, тем, что находились на пляже. Говорили они по-английски, но вот что именно — расслышать с этого расстояния было невозможно. Походили все эти люди на технических сотрудников.

Санджонг снова подтолкнул Эванса. И тот увидел, как непалец складывает пирамиду из трех пальцев. А затем он завертел этими пальцами.

Генераторы, догадался Эванс. Очевидно, в этих палатках они настраивают генераторы. Или что-то в этом роде. Всех остальных членов группы, похоже, мало интересовали эти подробности. Они запыхались, с шумом втягивали ртами прохладный воздух и смотрели, что происходит на берегу бухты. И, возможно, как и Эванс, считали, что там много людей. Человек восемь-десять, это как минимум. Все в джинсах и простых рабочих рубашках.

— Да там целая толпа этих ублюдков, — пробормотал Брэдли.

Дженифер пребольно ткнула его под ребра кулачком.

Тед еле слышно выдохнул:

— Ой, извиняюсь.

Она лишь покачала головой. А потом тихонько прошептала:

— Из-за тебя нас всех перебьют.

Брэдли скроил насмешливую гримасу. Было ясно, он считает, что Дженифер склонна слишком уж драматизировать ситуацию.

И тут вдруг откуда-то снизу, из джунглей, до них донесся кашель.

Все так и замерли.

Молчали и выжидали. Но слышался лишь пронзительный стрекот цикад да где-то в отдалении — крики птиц.

И тут вдруг снова — тихий кашель. Словно человек изо всех сил сдерживался, старался не шуметь.

Санджонг присел на корточки и прислушался. Вот кашель послышался в третий раз, и Эвансу он показался странно знакомым. Так кашлял его дедушка, умерший от сердечного приступа, еще когда сам Питер был ребенком. Именно так кашлял дедушка в больнице — тихо, деликатно, словно опасался кого-то побеспокоить.

А потом вдруг стало тихо. И дело было не в том, что кашлявший человек удалился — если и так, то двигался он совершенно бесшумно. Но звук прекратился.

Кеннер взглянул на часы. Они выждали еще пять минут, затем он жестом приказал двигаться дальше, к востоку, огибая бухту.

Но стоило им только тронуться с места, как кашель раздался снова. На этот раз три отчетливых звука: кхе, кхе, кхе. А затем снова тишина.

Кеннер махнул рукой. И они продолжили путь.

Примерно через сотню ярдов они вышли к тропинке. Узкая, хорошо протоптанная и сверху совершенно не видна из-за плотного и низкого навеса листвы. «Очевидно, то звериная тропа, — подумал Эванс. — Весь вопрос в том, какие именно звери ее протоптали. Возможно, дикие свиньи. Ведь свиньи водятся повсюду». Тут ему вспомнились разные страшные истории о том, как дикие свиньи и кабаны нападают на людей, как они агрессивны, как внезапно вырываются из зарослей и…

Но первое, что они услышали, ступив на тропу, был металлический щелчок. Клик. И Эванс сразу же понял, что он означает. То был звук взводимого курка.

Вся группа вновь застыла, выстроившись в линию. Никто не решался двинуться с места.

Затем снова: клик.

И еще раз — клик.

Эванс резко обернулся, но никого не увидел. Казалось, в джунглях они одни.

А потом вдруг послышался голос:

— Той! Се ять! Ждать! Нет иди! Той!

Эванс понятия не имел, что значили эти слова, но общий смысл был всем ясен. И все они так и остались стоять.

Из зарослей вышел мальчишка. На нем были ботинки с носками, зеленые шорты, футболка с надписью «Мировое турне Мадонны». На голове красовалась кепка-бейсболка, с нижней губы свисал сигаретный окурок. Через одно плечо был перекинут патронташ, через другое — автомат. Росту в нем было всего футов пять, а на вид дать больше десяти-одиннадцати лет было никак нельзя. Он стащил с плеча автомат и начал тыкать стволом в их сторону со словами:

— О'кей, ждать! Вы есть в плен, я вас брать плен, о'кей? Марш! Вигать перед! — И он выразительно махнул стволом в ту сторону, куда они должны были идти. — Живо-живо! Перед!

Секунду-другую они никак не могли прийти в себя от изумления и неожиданности и продолжали стоять на месте. Но тут из джунглей вышли на тропинку еще несколько молодых ребят.

— Что это означает? — спросил Брэдли. — Эти дети заблудились?

Тут один из пареньков с непроницаемым выражением лица пребольно ткнул его стволом автомата в живот. Брэдли ахнул и рухнул на землю.

— Не меть рить! Молчать!

— О господи! — громко простонал Брэдли, катаясь по земле.

Паренек ударил его снова, на сей раз — по голове, причем довольно сильно. Брэдли издал громкий стон.

— Тать! Тать! — закричал первый мальчишка, делая ему знаки подняться. Но несчастный Брэдли не двигался, и он ударил его снова:

— Тать!

Подошла Сара, помогла Брэдли подняться на ноги. Тот так и зашелся в кашле. Саре хватило ума промолчать.

— О, крысвый мэри, — сказал мальчишка. И оттолкнул Сару от Брэдли. — Тать!

Они медленно двинулись вперед. Эванс обернулся и увидел, как один из мальчишек наклонился над Брэдли и ощупал его плечо и верхнюю часть руки. А потом радостно засмеялся.

— Кус хорш!

По спине у Эванса пробежали мурашки. Эти мальчишки тоже говорили на ломаном английском. И догадаться, о чем именно, не составляло особого труда. «Крысвый мэри» означало «красивая Мэри». Возможно, словом «Мэри» они называли каждую белую женщину. «Тать» — это «встать».

А «кус хорш», по всей видимости, значило «хорош на вкус».

Они цепочкой пробирались вперед, сквозь джунгли, мальчишки вышагивали рядом. Кеннер шел впереди, следом за ним — Тед, у которого из раны на голове сочилась кровь, потом Сара и Дженифер. Замыкал процессию Эванс.

Он обернулся через плечо.

Шагавший позади Санджонг куда-то исчез!

Он увидел на его месте лишь парнишку с всклокоченными волосами и автоматом наперевес.

— Живо-живо!

И паренек угрожающе встряхнул оружием.

Эванс отвернулся и поспешил вслед за товарищами.

Было в этом нечто ужасное — шагать под конвоем вооруженных детей. Только никакие это были не дети, так холодно и злобно смотрели их глаза. Им уже довелось много чего повидать в этой жизни. Они обитали в совершенно другом мире. Ничуть не похожем на мир Эванса.

Но теперь он находился в их мире.

И вдруг увидел впереди два джипа у края грязной дороги.

Взглянул на часы. Десять утра.

У них оставалось всего семь часов.

Но теперь это ему уже не казалось столь важным.

Мальчишки затолкали их в джипы, и вот они двинулись по грязной размытой дороге в темноту и бездорожье джунглей.

ПАВУТУ

Часто случались в жизни моменты, размышляла Сара, когда она жалела о том, что родилась женщиной. Именно теперь, когда ее втолкнули в джип и привезли затем в цитадель повстанцев, грязную и заплеванную деревню под названием Павуту, она особенно сожалела об этом. Казалось, деревня была населена исключительно мужчинами. Они с криками выбежали на вырубку посмотреть, кто к ним пожаловал. Но нет, здесь оказались и женщины, в том числе и старухи, которые смотрели на нее снизу вверх, дивясь высокому росту Сары и ее светлым волосам. А потом осмелели, подошли поближе и стали тыкать в неё пальцами.

Дженифер была ростом пониже и темненькая, а потому не вызвала у туземцев особого интереса. И вот их заставили сбиться в кучу и повели в большой дом с соломенной кровлей. Внутри дом представлял собой большое открытое пространство, нечто вроде главной, или центральной, комнаты с высотой потолка в три этажа. Там была лестница, ведущая наверх, от нее ответвлялись лестнички поменьше, и по ним можно было попасть на самый верх, туда, где тянулись узкие мостки и, по всей видимости, находился наблюдательный пункт. В центре комнаты был очаг, у огня сидел плотный мужчина с бледной кожей и темной бородой. Лицо закрывали солнечные очки, на голове красовалось подобие берета с ямайским флагом.

Наверное, это был Самбука. Их выстроили в шеренгу перед ним, и он долго рассматривал каждого пленного в отдельности. Впрочем, Саре с ее обостренным чутьем было очевидно, что никто из них его особенно не заинтересовал. Только, пожалуй, двое, Тед и Питер. На Кеннера он вообще еле взглянул и тут же отвернулся.

— Ить он!

Парни начали теснить Кеннера к выходу, грубо орудуя прикладами. Они явно обрадовались перспективе казнить одного из пленников.

— Не час! — рявкнул на них Самбука. — Том. Саре понадобилась доля секунды, чтоб перевести эти два слова. «Не сейчас». «Потом». Что означает позже, подумала она. Так что Кеннер получил хотя бы временную отсрочку.

Самбука отвернулся от него и снова оглядел остальных.

— Мэрей, — сказал он и брезгливо отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Мэрей усти. Том.

По радостным ухмылкам на лицах юнцов Саре стало ясно: они получили разрешение делать с двумя женщинами все, что им заблагорассудится. «Женщин увести». И вот их с Дженифер отвели в какую-то боковую комнатушку.

Сара старалась сохранять спокойствие. Нет, конечно, она понимала, дела их плохи. Очень даже плохи. Она заметила также, что и Дженифер не показывает виду, что ей страшно. Все то же непроницаемое, равнодушное выражение лица, с которым она могла бы входить к кому-то из знакомых в дом на вечеринку с коктейлями.

Девушек отвели в заднюю часть дома, в комнату с тростниковыми стенами и потолком. В земляной пол были вбиты два столба. Один из парней достал наручники и приковал Дженифер к первому столбу. Затем проделал то же самое и с Сарой, она оказалась прикованной ко второму столбу. А второй мальчишка вдруг протянул худую грязную руку и ухватил Сару за грудь. Помял, со значением улыбнулся, и оба они вышли.

— Очаровательные манеры, — заметила Дженифер, когда они остались вдвоем. — Ты как, нормально?

— Пока что да, — ответила Сара. И вздрогнула: где-то на улице гулко забили барабаны.

— Ничего, — заметила Дженифер. — Это еще не конец.

— Санджонг, он…

— Все правильно. Так и есть.

— Но мы так долго ехали в этих джипах.

— Да. Мили две или три. Пыталась рассмотреть на спидометре, но вся приборная доска была забрызгана грязью. Но если идти пешком, пусть даже бежать, это займет немалое время.

— У него вроде бы есть винтовка?

— Да.

— А ты никак не сможешь высвободиться?

Дженифер покачала головой:

— Слишком плотно приковали.

Тут вдруг через открытую дверь они увидели, как Брэдли и Эванса ведут в какую-то другую комнату. Они быстро прошли мимо в сопровождении конвоя и исчезли. А потом провели Кеннера, отдельно. Он заглянул к ним в комнату, увидел девушек и, как показалось Саре, многозначительно подмигнул.

Но уверена она не была. Может, действительно просто показалось?..

Дженифер сползла вниз и уселась на грязный земляной пол. Прислонилась спиной к столбу. И сказала:

— Тебе тоже лучше присесть. Ночь может оказаться долгой…

И Сара послушно опустилась на пол.

Минуту спустя в комнату заглянул парнишка, увидел, что девушки сидят. Вошел в комнату, оглядел наручники. Затем вышел.

Бой барабанов на улице становился все громче. Должно быть, на площади перед домом начали собираться люди, слышался шум голосов и отдельные возгласы.

— Похоже, церемония начинается, — сказала Дженифер. — И я, увы, догадываюсь, в чем она будет состоять.

Эванса и Кеннера, размещенных в соседней комнате, тоже приковали к столбам наручниками. Но столба там было всего два, и на Брэдли не хватило. Ему просто сковали руки и усадили на пол. Кровь из раны на голове уже не шла, но над левым глазом у него набухал огромный синяк. И выглядел Тед явно напуганным. При этом он то и дело смыкал веки, словно засыпал.

— Ну, каковы первые впечатления о деревенской жизни, Тед? — спросил Кеннер. — Все еще считаете, что нет на земле лучше места для жизни?

— Это не деревенская жизнь. Просто варварство какое-то.

— Тоже часть жизни.

— Ну, не скажите. Эти совсем юные еще пареньки, этот жирный мерзкий тип… просто безумие, страшный сон. Все пошло как-то не так, и вот мы…

— А вы до сих пор так и не поняли? — удивился Кеннер. — Вы считали и продолжаете считать, что цивилизация есть не что иное, как чудовищное изобретение человечества, отделяющее нас от природы? На самом деле все обстоит иначе, Тед. Цивилизация не отделяет нас от природы. Цивилизация защищает от нее. Потому как все, что вы только что видели, это и есть природа.

— Э-э, нет, нет. Ничего подобного. Люди в основе своей добры, сострадательны…

— Чушь все это собачья, Тед.

— В них заложены гены альтруизма.

— Очень хотелось бы верить, Тед.

— Вся жестокость произрастает из слабости.

— Некоторым людям просто нравится жестокость, Тед. Жить без нее не могут.

— Оставьте его в покое, — вмешался Эванс.

— Это почему? Давайте, Тед. Вам что, просто нечего мне ответить?

— Да пошел ты! — огрызнулся Брэдли. — Может, нас всех поубивают эти гребаные отвязные недоноски, но хочу, чтоб ты знал, и пусть это будут последние слова в моей жизни! Злобная тварь и задница, вот кто ты есть, Кеннер! В каждом видишь только плохое. Ты пессимист, обструкционист, выступаешь против всего прогрессивного, доброго и благородного! Ты просто выродок и свинья во… в этом, как его… Как называется, что ты носишь?.. Во что тебя ни одень, как был свиньей правого толка, так и останешься. Кстати, где твой пистолет?

— Выбросил.

— Где?

— Еще в джунглях.

— Думаешь, Санджонг его подобрал?

— Надеюсь.

— Он придет нам на выручку?

Кеннер покачал головой:

— Он должен довести до конца наше дело.

— Хочешь сказать, он идет к бухте?

— Да.

— Так, значит, никто не станет вытаскивать нас отсюда?

— Нет, Тед. Никто.

— Тогда мы в полной заднице! — воскликнул Брэдли. — Нам конец! Мать вашу, нет, я просто не могу в это поверить! — И он зарыдал.

В комнату вошли двое парней с толстыми пеньковыми веревками. И крепко связали руки Брэдли. Затем, все так же молча, удалились.

Барабанный бой становился все громче.

Собравшиеся на площади туземцы завели монотонный напев.

— Тебе с твоего места видна дверь? — спросила Дженифер.

— Да.

— Глаз с нее не спускай. И если кто подойдет, шепни мне, ладно?

— Ладно, — ответила Сара.

Потом извернулась и взглянула на Дженифер. И увидела, что та, изогнув спину, ухватилась обеими руками за столб. Потом согнула ноги в коленях так, что ступни ее оказались на этом столбе, и начала подниматься по нему, словно цирковой акробат. Вот она добралась до верхушки, приподняла над ней скованные наручниками руки, а затем мягко спрыгнула на земляной пол.

— Никто не заметил?

— Нет… — ответила Сара.

— Где ты этому научилась?

— Следи за дверью.

И Дженифер прижалась спиной к столбу, притворяясь, что не сумела высвободиться.

— Ну что там, никого?

— Нет, пока никого.

Дженифер вздохнула.

— Теперь надо дождаться, когда зайдет кто-то из этих мальчишек, — сказала она.

Меж тем находившийся на площади Самбука толкал перед народом речь. Выкрикивал короткие фразы, и на каждую толпа отвечала восторженным ревом. Он как никто умел заводить толпу. В конце такого выступления люди обычно впадали в полное неистовство. Даже в каморке, где находился Тед, чувствовалось, как нарастает напряжение.

Брэдли лежал на полу, скорчившись в позе зародыша, и тихо плакал.

Вошли двое, на этот раз — вполне взрослые мужчины. Сняли с него наручники. Потом рывком подняли его на ноги. Каждый из мужчин ухватился за конец веревки. И вот они вывели Теда на улицу.

Толпа громко взревела.

ПАВУТУ

— Эй, симпатяга, — сказала Дженифер, когда в каморку к ним заглянул молоденький парнишка. Дженифер зазывно улыбнулась ему. — Тебе нравится, что ты видишь, а, поросеночек? — И она вызывающе и соблазнительно задвигала тазом.

Парнишка сперва смотрел подозрительно, затем все же вошел в комнату. Он был постарше остальных, лет четырнадцати-пятнадцати, и ростом повыше. В руках у него было ружье, на поясе — нож.

— Хочешь побаловаться? Может, снимешь меня с этого столба, а? — спросила Дженифер и снова одарила его улыбкой. — Ну, чего, не понял, что ли? У меня так руки болят, малыш. Давай позабавимся.

Он усмехнулся каким-то утробным хрипловатым смешком. Подошел к Дженифер. Резким рывком раздвинул ей ноги, потом опустился перед ней на колени.

— Нет, так не пойдет. Сперва сними меня со столба. Ну, пожалуйста…

— Неа мэри, — ответил он, смеясь и качая головой. Он понимал, что может поиметь ее и прикованной к столбу наручниками. Придвинулся еще ближе и начал расстегивать пуговки на шортах, но с ружьем в руке делать это было неудобно. И вот он отложил ружье в сторону.

Дальше все происходило с невероятной быстротой, точно во сне. Дженифер изогнула спину, подобрала ноги в коленях и что есть силы ударила ступнями парнишку в подбородок, отчего голова у него запрокинулась назад. А затем она свернулась в тугой комок, завела руки под бедра, пропустила их под задом и ногами, и теперь руки у нее оказались спереди, а не за спиной. Парень начал было подниматься с пола, но тут она нанесла ему сокрушительный удар по голове сложенными вместе руками. Он рухнул как подкошенный. Но Дженифер на этом не остановилась, продолжала бить по голове. А потом выхватила у него из-за пояса нож и резанула по горлу.

Тело его содрогалось и билось в конвульсиях, кровь хлестала на земляной пол, и, казалось, конца этому не будет. Но вот наконец он затих, и Дженифер принялась рыться у него в карманах.

Сара наблюдала за происходящим с разинутым от изумления и ужаса ртом.

— Черт… — пробормотала Дженифер. — Черт бы вас всех побрал.

— Что такое? — спросила Сара.

— Ключа у него нет!

Пыхтя от усилий, Дженифер перевернула тело. Руки у нее были в крови. Но она не обращала на это внимания.

— Где же эти чертовы ключи?

— Может, у другого мальчишки?

— А кто из них надевал на нас наручники?

— Не помню, — пробормотала Сара. В голове все перепуталось. Она, не отрываясь, смотрела на тело, на кровь.

— Эй, — прикрикнула на нее Дженифер, — очнись, хватит! Сама знаешь, что собирались сделать с нами эти гаденыши. Избить нас, изнасиловать всей бандой, а потом убить. Гори они в аду синим пламенем! Будем убивать всех подряд, может, тогда и удастся вырваться отсюда живыми. Но мне нужен этот чертов ключ!

Сара пыталась встать на ноги.

— А вот это уже лучше, — сказала Дженифер. Подошла и присела перед Сарой на корточки.

— Что?..

— Забирайся ко мне на спину и подтягивайся. Попробуем снять тебя со столба. Давай же быстрей!

А на улице перед большим домом продолжала реветь и бесноваться толпа.

В лицо Теду Брэдли ударили ослепительные солнечные лучи, и он сощурился. Он был полностью дезориентирован от боли и страха. А зрелище, представшее перед ним, привело просто в смятение. Выстроившиеся в два ряда старухи образовали нечто вроде живого коридора, по которому он должен был пройти. И все эти люди бешено ему аплодировали. Вообще-то, кроме старушечьих, он теперь разглядел и другие лица. Целое море лиц темнокожих мужчин, женщин, парней, девушек и совсем маленьких ребятишек. И все они прыгали, бесновались и выкрикивали слова приветствия. Целые толпы людей.

Они приветствовали его!

И тут неожиданно для самого себя Тед Брэдли вдруг улыбнулся. Улыбка вышла слабой, немного кривоватой от усталости и боли, но он по опыту знал: раз люди так радостно встречают тебя, надо непременно отблагодарить их улыбкой. И он кивал и улыбался, пока двое мужчин волокли его куда-то. И даже умудрился выдавить более широкую улыбку.

И вот в дальнем конце итого коридора появился сам Самбука. Но и он тоже аплодировал, громко хлопал вскинутыми вверх руками, а на жирном лице сияла улыбка.

Тед не понимал, что здесь происходит. Но, по всей очевидности, воспринял значение этого сборища превратно. Или же подумал, что сами дикари каким-то чудом сообразили, кто он такой, и отказались от своего изначального плана. Торжественные встречи — это Теду было не впервой. Женщины орали так громко, рты их были широко разинуты, а его все продолжали тащить куда-то вперед. И Брэдли попытался освободиться от державших его мужчин, и тут произошло еще одно чудо. Они его отпустили, и теперь он шагал вперед сам!

Но вот он пригляделся и заметил, что у ног аплодирующих и визжащих от восторга женщин лежат толстые палки. А у некоторых были бейсбольные биты и куски металлических труб. Он приблизился к ним, они продолжали кричать, а потом вдруг схватили свои биты и палки и принялись избивать его, наносить сильные удары по лицу, плечам и торсу. Боль оказалась просто невыносимой, и Тед рухнул на землю. Но его тут же подхватили и рывком поставили на ноги все те же двое мужчин. И потащили дальше по живому коридору, и со всех сторон на него продолжали сыпаться удары. Тут боль окончательно сразила его, он вновь повалился на землю и ощутил равнодушие и даже какую-то отстраненность от всего того страшного, что с ним происходило. А затем провалился в пустоту и черноту, но это женщин не остановило, они продолжали наносить все новые сильные и безжалостные удары.

И вот наконец он с трудом пришел в сознание и увидел впереди два столба. Мужчины быстро прикрутили ему руки веревками к столбам так, чтобы он мог стоять прямо. Крики тотчас прекратились, толпа затихла. Он стоял, свесив голову на грудь, и видел, что его кровь капает на землю. А потом увидел и две свои босые ноги, и они тоже были забрызганы кровью, но тут кто-то подошел сзади, ухватил за волосы и заставил поднять голову.

Это был Самбука, Брэдли узнал его, но все как-то не получалось сконцентрировать взгляд на лице вождя. Весь мир кругом стал странно серым и размытым. Но он видел, что Самбука смотрит на него и усмехается, обнажив два ряда желтых заостренных зубов. А потом Самбука поднял в руке нож — так, чтоб Тед его видел, и снова улыбнулся. И вдруг ущипнул Теда двумя пальцами за щеку, взмахнул ножом и отхватил кусок плоти.

Странно, но боли при этом не было. Вместо нее накатила тошнота, когда он увидел, как Самбука поднес окровавленный кусок его щеки ко рту и, продолжая усмехаться, откусил от него. Кровь бежала по подбородку вождя, а он продолжал жевать и все улыбался, улыбался. Голова у Брэдли закружилась. Теперь его просто тошнило от страха и омерзения, и еще он ощущал острую боль в груди. Он глянул вниз и увидел маленького мальчугана лет восьми или девяти. Тот, привстав на цыпочки, пытался отрезать кусок от верхней части его руки перочинным ножом. А потом вперед бросилась какая-то женщина, крича, чтоб все расступились и дали ей дорогу. Подбежала к нему и отхватила кусок плоти от его плеча. И тут вся толпа, словно по сигналу, набросилась на него, вокруг так и сверкали ножи, и они резали и орали, орали и резали. И Тед видел, как к глазам его приближается лезвие ножа, потом почувствовал, как кто-то стаскивает с него брюки, а потом уже не видел и не чувствовал больше ничего.

ПАВУТУ

Эванс прислушивался к крикам толпы. Он нутром понял: происходит что-то страшное. Взглянул на Кеннера. Но тот лишь покачал головой. Они ничего не могли сделать. И помощи ждать было неоткуда. Выхода у них нет.

Дверь отворилась, вошли двое парней. В руках у них были толстые пеньковые веревки, и Эванс с ужасом увидел, что они испачканы кровью. Они подошли к Эвансу и крепко связали ему руки этими веревками. Он вдруг почувствовал, как бешено забилось у него сердце.

Туземцы закончили свое дело и ушли.

Снаружи продолжала реветь и бесноваться толпа.

— Не бойся, — сказал Кеннер. — Сразу они тебя туда не потащат. Надежда все еще остается.

— Надежда на что? — воскликнул Эванс. В голосе его звучало отчаяние.

Кеннер лишь покачал головой:

— Просто… надежда.

Дженифер ждала, когда в комнату войдет второй мальчишка. И вот через какое-то время он появился. Еще с порога увидел распростертое на полу тело и отпрянул, но тут на него, точно фурия, налетела Дженифер и схватила за горло. Ей удалось втащить его в комнату, зажав ему рот, чтоб не заорал. Затем Сара увидела, как резко она крутанула обеими руками, и парень медленно осел на пол. Он не умер, но Дженифер удалось нейтрализовать его хотя бы на время.

И тут она обернулась, выглянула на секунду из комнаты и увидела ключи.

Они лежали на скамье, в узком коридорчике, прямо напротив двери.

Теперь в их распоряжении было два автомата, но стрелять из них было опасно. Дикари тут же сбегутся со всех сторон. Дженифер боялась снова выглянуть из комнаты. Откуда-то доносилось бормотание голосов. Она не была уверена, где находятся люди, в соседней ли комнате или в дальнем конце коридора, но выходить было опасно. Одна ошибка может стоить жизни.

Дженифер привалилась к стене возле двери и принялась стонать. Сперва совсем тихо, потом все громче и громче, потому как вопли и вой на улице не стихали. Она стонала уже во весь голос.

Но к ним никто не приходил.

Может, все же она успеет незаметно выскочить и схватить ключи?..

Она решила выждать еще немного.

Эванса трясло. Запястья крепко, до боли стягивали пропитанные кровью веревки. Нет, это невозможно, он не в силах более выносить это ожидание. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Затем он вдруг услышал, как крики на улице стали стихать. Он понял, что это означает. Скоро настанет черед следующей жертвы.

А потом вдруг послышался тихий звук.

Кашель. Непрерывное тихое покашливание.

Кеннер сообразил первым.

— Мы здесь! — громко произнес он. Послышался хруст. Эванс обернулся и увидел, как острое лезвие мачете прорезает тростниковую стену. Щель все расширялась, вот в нее просунулась толстая, коричневая от загара рука. Оторвала еще кусок… В образовавшуюся дыру на них смотрел какой-то бородач. Сначала Эванс не узнал его, но вот мужчина приложил палец к губам, и в этом жесте Эвансу почудилось что-то страшно знакомое. И он вдруг представил этого человека без густой черной бороды.

— Джордж!

Это был Джордж Мортон. Живой и невредимый. Вот он шагнул в комнату.

— Только тихо, — прошептал он.

— Что-то вы не слишком торопились, — заметил Кеннер. И повернулся к Мортону спиной, чтоб тот мог снять с него наручники. Тот снял и передал ему пистолет. Затем настал черед Эванса. Щелчок, и наручники соскользнули с рук. Эванс отчаянно дергал веревки, пытаясь снять их с запястий. Но завязаны они были намертво.

— Где остальные? — шепнул Мортон.

Кеннер указал на соседнюю комнату. Потом взял у Мортона мачете.

— Займитесь Питером. А я пойду за девочками.

И вот, сжимая в руке мачете, Кеннер шагнул в коридор.

Мортон схватил Эванса за руку. Тот упрямо мотнул головой.

— Пошли, Питер.

— Но…

— Делай, что я говорю, малыш.

Они шагнули в дыру в стене и оказались в джунглях.

Кеннер бесшумно крался по безлюдному коридору. Двери в боковые комнаты были распахнуты настежь. Его могут заметить в любой момент. И если поднимут тревогу, всем им конец. Вот он заметил на лавке ключи, взял их и подошел к двери в комнату, где держали пленниц. Осторожно заглянул внутрь, увидел, что у столбов никого. И женщин нигде не было видно.

Кеннер благоразумно остался снаружи и швырнул в комнату связку ключей.

— Это я, — прошептал он.

И секунду спустя увидел, как Дженифер выбежала из-за двери, бросилась к ключам, схватила их. Еще через несколько секунд они с Сарой освободились от наручников. Схватили отобранные у туземцев ружья и направились к двери.

Слишком поздно. Внезапно из-за угла вышли трое крепких молодых людей и направились прямо к Кеннеру. У каждого в руке по автомату. Они болтали о чем-то, смеялись и пока что не замечали его.

Кеннер скользнул в комнату к девушкам. Прильнул спиной к стене возле входной двери, сделал знак Саре и Дженифер подойти и встать возле столбов. Те успели как раз вовремя, парни уже входили в помещение. Дженифер сказала:

— Привет, ребята. — И улыбнулась во весь рот. В ту же секунду парни увидели лежавшие на полу тела убитых, кровь, но было уже слишком поздно. Кеннер нанес удар одному. Дженифер набросилась с ножом на второго. Третий уже выскакивал из двери, но тут Кеннер оглушил его по затылку рукояткой пистолета. Удар был такой силы, что хрустнули кости черепа. Парень рухнул на землю как подкошенный.

Пора бежать.

Собравшаяся на площади толпа выражала свое нетерпение недовольным ропотом. Самбука поморщился. Первая жертва была давно мертва, изуродованное тело лежало у его ног, оно давно остыло и уже не вызывало никакого аппетита. А те люди в толпе, кому не досталось ни кусочка, законно требовали своей доли. Женщины собрались группами, стояли, закинув бейсбольные биты и палки на плечи, о чем-то переговаривались и ждали продолжения игры.

Кто будет следующим?

Самбука пролаял слова приказа, трое мужчин бросились к большому дому.

Спускаться предстояло по крутому, скользкому от грязи холму, но Эванс не возражал. Он спешил следом за Мортоном, а тот, похоже, прекрасно ориентировался в джунглях. Вот они оказались на дне расселины, практически скатились со склона и упали прямо в узкий ручей, где вода была бледно-коричневой от примеси торфа. Мортон махнул рукой, призывая его следовать за ним, оба они вскочили и бросились бежать вдоль русла ручья, расплескивая воду. Мортон сильно похудел, выглядел поджарым и сильным, черты лица заострились, стали жестче.

— Мы все считали, вы погибли, — запыхавшись, пробормотал Эванс.

— Молчи. Береги силы. Надо бежать. Скоро они пустятся за нами в погоню.

И едва успел он произнести эти слова, как Эванс услышал: кто-то спускался вниз по склону следом за ними. Он развернулся и помчался следом за Мортоном, оскальзываясь на мокрых камнях. Падал, поднимался и снова бежал.

По склону спускался Кеннер, следом за ним — Сара и Дженифер. Часть пути они просто съезжали по скользкой грязи, налетая на выступающие из земли перекрученные корни, врезаясь в какие-то кусты с острыми шипами, но то был самый быстрый способ убраться как можно дальше от деревни. По полосам в грязи Кеннер понял, что и Мортон уходил тем же путем. И еще он был уверен, что тревогу в Павуту поднимут через минуту после их исчезновения.

Вот они пробились через последние заросли, стеной вставшие на пути к ручью. И тут где-то наверху прозвучали выстрелы. Доносились они из деревни. Значит, бегство пленников не осталось незамеченным.

Кеннер знал: бухта находится где-то левее. И велел всем остальным бежать дальше вдоль русла ручья.

— А вы? — спросил Эванс.

— Догоню вас через минуту.

Женщины бросились вперед, бежали они на удивление быстро. Кеннер вернулся к покрытой грязью тропе, затаился за кустами и стал ждать, держа винтовку наготове. И вот через несколько секунд первые повстанцы стали спускаться по склону холма. Кеннер дал по ним три очереди подряд. Тела убитых застряли в кустарнике. Один из них скатился вниз, до самого ручья, и остался лежать у воды.

Кеннер ждал.

Очевидно, затаившиеся наверху преследователи предполагали, что теперь он пустится бежать. Вот он и выжидал, как они поведут себя дальше. Терпение было вознаграждено: через пару минут по склону начали спускаться еще несколько человек. То были перепуганные мальчишки, и производили они сильный шум. Он снова дал очередь и услышал крики. Но Кеннер не думал, что хоть кого-то задел. Они верещали от страха.

Теперь он был уверен: преследователи выберут другой маршрут. Найдут еще какое-то место, где можно будет спуститься к ручью. А это займет время.

И вот Кеннер развернулся и побежал.

Сара с Дженифер мчались вперед по мелководью очертя голову. И тут вдруг мимо Сариной головы просвистела пуля.

— Эй! — крикнула она. — Не стреляйте! Это мы!

— Прошу прощения, — сказал Мортон. Девушки подбежали к нему.

— Куда теперь? — спросила Дженифер. Мортон указал вперед по течению ручья. И они побежали снова.

Эванс хотел взглянуть на часы, но вдруг заметил, что их больше нет на запястье. Очевидно, один из туземцев стащил, когда связывал ему руки. У Мортона были часы.

— Сколько теперь? — спросил его Эванс.

— Три пятнадцать.

У них оставалось меньше двух часов.

— Далеко еще до бухты?

— Думаю, займет не меньше часа, — ответил Мортон. — Если идти напрямую через джунгли. Что ж поделаешь, придется. Эти ребята умеют идти по следу. Несколько раз едва меня не схватили. Они знают, что я здесь, но до сих пор как-то удавалось избегнуть этой неприятной встречи.

— А вы давно здесь?

— Девять дней. Порой кажется, что прошло девять лет.

Они продолжали бежать вдоль русла ручья, пригибаясь под низко нависшими ветвями. Бедра у Эванса жгло как огнем. Колени ныли. Но все это сущие пустяки в сравнении с тем, что могло случиться там, в Павуту. Боль была подтверждением тому, что он все еще жив. И он уже не обращал внимания ни на удушливую жару, ни на жалящих насекомых, ни на пиявок, которые облепили ступни и лодыжки. Он был счастлив, что жив. Пока что…

— Здесь свернем, — сказал Мортон. И начал карабкаться по склону, что тянулся по правую сторону от ручья. Обогнул большие валуны и, раздвигая руками ветки, вышел на поляну, где трава доходила до пояса.

Они последовали за ним.

— А змеи там есть? — опасливо спросила Сара.

— Да, тут их полно, — ответил Мортон. — Но не они меня беспокоят.

— А что вас беспокоит?

— Пукпук. Много-много.

— Что это?

— Крокодилы.

И он решительно шагнул веред и скрылся за плотной завесой листвы.

— Замечательно, — пробормотал Эванс. — Только крокодилов нам и не хватало.

Кеннер остановился на полпути. Вода в ручье доходила ему до щиколоток. Что-то не так. До сих пор он видел следы бежавших впереди товарищей. Кусочки свежей грязи, налипшие на камни, следы от мокрых пальцев на камнях. Отпечатки ног, сломанные стебли водных растений. Но последние несколько минут ничего этого не наблюдалось.

Стало быть, они свернули куда-то. Вышли из ручья.

И он пропустил это место.

Мортон знает, куда идти, подумал он. Знает какое-то удобное местечко, где можно выйти из ручья и остаться незамеченным. Возможно, он свернул в том болотистом месте, где между валунами росла сочная высокая трава. Она мягко пружинит под ногами, тут же выпрямляется, и следов не остается.

А он, Кеннер, пропустил это место.

Он повернул назад и медленно побрел обратно, вверх по течению. Он понимал, что если не найдет их следов, оставлять это русло нельзя. Придется идти дальше. Но если он здесь задержится, повстанцы рано или поздно найдут его. И убьют.

БУХТА РЕЗОЛЮШН

У них оставался один час, всего один. Мортон, пригнувшись, пробирался между мангровыми зарослями и валунами. Здесь они выходили прямо к центру бухты Резолюшн. Остальные путники, запыхавшись, догнали его, обступили. В нескольких футах от них мелкие волны с тихими всплесками накатывали на песок.

— Теперь расскажу вам все, что знаю, — тихо начал Мортон. — Грузовой корабль с субмариной спрятан где-то под камуфляжной сеткой в восточной части бухты. Отсюда его не видно. Они спускают субмарину под воду каждый день вот уже на протяжении недели. Видимо, запасы электроэнергии у нее ограничены, а потому она может оставаться под водой не больше часа за раз. Но совершенно очевидно, что они размещают на глубине конусообразные контейнеры со взрывчаткой, и они снабжены детонационным устройством, обеспечивающим синхронность взрыва…

— Такие же они использовали в Антарктиде, — сказала Сара.

— Да, верно, тогда вы понимаете, с чем мы имеем дело. Только здесь они намереваются вызвать сход подводной лавины. Исходя из того, сколько времени остается субмарина под водой, я сделал следующие расчеты. Они размещают контейнеры на глубине около девяноста метров. Считается, что это наиболее оптимальный уровень для схода подводных лавин, вызывающих цунами.

— А для чего все эти палатки? — спросил Эванс.

— Похоже, они не хотят рисковать. Если не хватит силы синхронных взрывов, если они не слишком полагаются на них, на этот случай припасены еще и кавитационные генераторы. И разместили их в палатках. Оборудование довольно громоздкое, каждый генератор размером с небольшой грузовик. Установка работает на дизельном топливе и производит при этом много шума. И вот они решили устроить им испытание, которое длилось несколько дней. И еще всякий раз при этом они смещали каждую палатку примерно на фут или два, из чего я сделал вывод, что расположение этого оборудования имеет значение. Возможно, они пытались таким образом сфокусировать лучи или какие-то другие виды энергии, которые вырабатываются этими генераторами. Точно не скажу, не знаю. Но думаю, они хотят, чтоб и эти установки сыграли свою роль в образовании подводной лавины.

— Что мы должны делать? — спросила Сара.

— Остановить их мы, к сожалению, никак не сможем, — ответил Мортон. — Нас всего четверо, ну, пусть пятеро, если Кеннер успеет сюда добраться, в чем лично я сомневаюсь. А их команда состоит из тринадцати человек. Семеро работают на корабле, шестеро — здесь, на берегу. Все вооружены автоматами.

— Но у нас еще есть Санджонг, — заметил Эванс. — Не забывайте.

— Этот непальский парень? Повстанцы наверняка уже схватили его. Примерно час тому назад я слышал выстрелы. Они доносились с хребта, из того места, где они вас схватили. Сам я, когда они взяли вас в плен, находился несколькими ярдами ниже. Пытался предупредить вас, подать сигнал кашлем, но… — Он пожал плечами и отвернулся к берегу. — Ладно. Теперь это уже неважно. Если предположить, что три кавитационных генератора должны работать одновременно, чтоб вызвать нужный им эффект, я решил, что наилучший для нас выход заключается в следующем. Мы должны изъять или вывести из строя хотя бы один генератор, лучше, конечно, два. Это нарушит планы террористов или же, по крайней мере, смягчит воздействие на подводный склон.

— А может, просто отключить подачу энергии? — предположила Дженифер.

Мортон покачал головой:

— Не получится. Питание у них автономное. К каждой кавитационной установке подключен дизельный генератор.

— И зажигание на батареях?

— Нет. На солнечных панелях. Они тоже автономные.

— Тогда придется убрать людей, управляющих этим оборудованием.

— Да, получается, что так. А они, похоже, предупреждены о нашем возможном появлении. Вон, видите? По одному человеку у каждой палатки, они их охраняют. И еще где-то повыше, на горе, у них есть наблюдательный пункт. — Мортон указал на западный склон хребта. — Отсюда этого человека не видно, но я уверен, он наблюдает сверху за всей территорией бухты.

— Подумаешь, большое дело! — воскликнула Дженифер. — Пусть себе наблюдает. Вот что надо сделать. Напасть на охранников у навесов, перебить всех по одному, а затем вывести из строя эти самые генераторы. Оружия у нас для этого вполне достаточно, к тому же… — Тут вдруг она умолкла. Осмотрела магазин своего ружья, он был пуст. — А ну-ка, проверьте свои пушки, заряжены или нет.

Все дружно повиновались, начали возиться с затворами и магазинами. Результат был неутешительный. У Эванса оказалось четыре патрона. У Сары — всего два. У Мортона — вообще ни одного. — Так, значит, эти парни были практически невооружены… — растерянно пробормотала Сара.

— И мы — тоже. — Дженифер разочарованно вздохнула. — Да, без оружия будет куда как сложней. — Затем она высунулась из зарослей и оглядела пляж, щурясь от яркого света. — От джунглей до этих палаток ярдов десять. Пространство открытое, спрятаться негде. Так что подобраться к парням, охраняющим палатки, незамеченными никак не получится.

— Ну а если отвлечь их внимание?

— Не знаю, как именно. Там по одному охраннику у каждого входа, еще по одному парню внутри. И все вооружены.

Мортон кивнул:

— Да, у них автоматы.

— Скверно… — пробормотала Дженифер. Ничего хорошего.

Кеннер, расплескивая воду, продолжал шагать по руслу ручья, поглядывая то влево, то вправо. Он прошел уже ярдов сто, как вдруг заметил на одном из прибрежных валунов отпечаток, оставшийся от прикосновения мокрой ладони. Он уже почти совсем высох. Кеннер пригляделся. И увидел, что трава на склоне, сбоку от валуна, слегка примята.

Значит, именно здесь они и свернули.

Он тоже свернул и направился к бухте. Мортон хорошо знал окрестности. Где-то здесь должно пролегать русло еще одного ручья, помельче. Тут Кеннер с тревогой заметил, что спуск к нему круче, чем можно было бы ожидать. Плохой признак. Но пробраться сквозь джунгли можно и здесь. И вдруг откуда-то сверху донесся собачий лай. Причем какой-то странный, глухой и хрипловатый, словно собака эта была больна.

Кеннер рванулся вперед и нырнул под густое сплетенье ветвей.

Надо найти остальных, пока еще не слишком поздно.

Мортон услышал лай и нахмурился.

— Что происходит? — спросила Дженифер. — Повстанцы идут по нашему следу с собаками?

— Нет. Это не собака.

— Да. Как-то не слишком похоже на собаку.

— Старый, как мир, трюк в этих краях. Они начинают подражать собачьему лаю, а когда собака появляется, съедают ее.

— Кто съедает?

— Крокодилы. Звуки, которые вы слышите, издает крокодил. Находится где-то за нами.

Тут вдруг с пляжа донесся рев автомобильных моторов. Выглянув из мангровых зарослей, они увидели, как с восточного края бухты к ним по песку мчатся три джипа.

— Что это? — спросил Эванс.

— Они всю неделю отрабатывают этот маневр, — пояснил Мортон. — Вот, посмотрите. По одному джипу останавливается у каждой палатки. Видите? Палатка первая… вторая… третья. Все машины остановились. Моторы у всех работают. Все развернуты к западу.

— А что на западе?

— Там грязная дорога, поднимается вверх по склону примерно на сто ярдов, заканчивается тупиком.

— И кто-то ее использует, эту дорогу?

— Нет. Они сами проложили ее в джунглях. Первое, что сделали по прибытии на остров. — Мортон развернулся, взглянул в сторону восточного изгиба бухты. — Обычно в это время с корабля спускают подлодку, она уходит на глубину. Но пока что-то ее не видно.

— Вон оно что… — протянул Эванс.

— Что именно?

— Думаю, мы забыли об одной вещи.

— О чем это? — Нас беспокоило цунами, волна, которая должна направиться к берегам Калифорнии. Но если под водой произойдет нечто подобное сходу земляной лавины или оползня, вода устремится в образовавшуюся пустоту, верно? А потом поднимется снова. Ну, эффект примерно такой же, как если бросить камень в лужу. — Он взял небольшой камешек, бросил в грязную канавку, протекавшую у их ног. — Вот, видите? Волна, поднятая камнем, она расходится кругами…

— Расходится во всех направлениях…

— О нет! — простонала Сара.

— Да, именно так. Во всех направлениях, в том числе и к берегу. Цунами ударит и по этому острову. И произойдет это быстро. Соломонова Траншея далеко отсюда?

Мортон пожал плечами:

— Не знаю. Возможно, до нее мили две. Но я действительно не знаю, Питер. — Если эти волны передвигаются со скоростью пятьсот миль в час, — сказал Эванс, — тогда этого берега цунами достигнет…

— Через двадцать четыре секунды, — быстро подсчитала в уме Сара.

— Правильно. Именно столько времени будет у нас, чтоб успеть убраться отсюда после схода подводной лавины. Ровно двадцать четыре секунды.

Тут вдруг они услышали нарастающее тарахтение, заработал первый дизельный генератор. Затем — второй, а потом — и третий. И вот работали уже все три.

Мортон взглянул на часы.

— Вот оно, — сказал он. — Начинается.

И едва успел он произнести эти слова, как до них донесся еще один звук, напоминающий завывание, поначалу тихий, он с каждой секундой становился все громче. И вскоре превратился в оглушительное и низкое электрическое гудение. Казалось, оно заполнило собой все вокруг.

— Это кавитационные установки, — сказал Мортон. — Принялись за свое черное дело.

Дженифер вскинула на плечо ружье.

— Приготовьтесь! — скомандовала она.

Санджонг бесшумно соскользнул с низко нависших ветвей на палубу «АV Скорпион». Должно быть, это сорокафутовое судно обладало совсем небольшой осадкой, поскольку смогло подойти очень близко к полуострову в восточной части бухты и пристать у самого берега, где над ним нависали ветви деревьев. Хорошее прикрытие, с берега судна практически не видно; Санджонг сообразил это, лишь когда услышал доносившееся из джунглей характерное потрескивание рации.

Он, пригибаясь, добрался до кормы и укрылся за лебедкой, с помощью которой поднимали субмарину. Сидел там и прислушивался. Теперь уже со всех сторон, так, во всяком случае, ему показалось, доносились голоса. На борту, по самым скромным его прикидкам, находилось человек шесть-семь. Но главное теперь не это. Главное — выяснить, где находятся детонаторы с таймерами. Наверное, в капитанской рубке, но он не был в этом уверен. А рубку и то место, где он нашел укрытие, разделяло открытое пространство, довольно длинная палуба.

Он поднял глаза и увидел висевшую над его головой субмарину. Ярко-голубая, примерно семи футов в длину, кабина защищена верхом из прозрачного пластика, теперь он был поднят. Стало быть, с помощью этой лебедки субмарину поднимают и опускают в воду.

А сама лебедка…

Санджонг стал искать, где находится ее панель управления. Понимал, что она должна быть где-то поблизости, поскольку оператор должен видеть подлодку во время погружения. И вскоре нашел ее, закрытую металлическую коробочку, размещенную у противоположного борта. Подполз к ней, открыл, взглянул на кнопки. Кнопок было шесть, помечены стрелками, указывающими в разных направлениях. Все это немного напоминало большую клавиатуру компьютера.

Он надавил на ту, что со стрелкой вниз.

Механизм пришел в движение, с тихим скрипом лебедка начала опускать субмарину.

И тут же завыла тревожная сирена.

Санджонг услышал топот ног.

Нырнул в первый попавшийся люк и затаился там.

С пляжа донесся отдаленный вой сирены, его не могли заглушить даже работающие кавитационные генераторы. Эванс недоуменно вскинул голову и прислушался.

— Откуда этот звук?

— Должно быть, с корабля.

Находившиеся на берегу вооруженные мужчины тоже услышали сигнал тревоги. Они стояли парами у каждой палатки и указывали куда-то на восток. И недоуменно переглядывались, явно не зная, что делать.

И тут вдруг откуда-то сзади, из джунглей, донесся еще один звук. Оглушительный треск автоматной очереди, которая, казалось, разорвала воздух. Мужчины на берегу явно встревожились, забегали, размахивая автоматами и озираясь по сторонам.

— Мать вашу! — прошептала Дженифер. И выхватила у Эванса ружье. — Как раз то, что надо! Лучше момента не придумаешь.

И, стреляя, ринулась на пляж.

Крокодил налетел на Кеннера стремительно. Он только и успел заметить огромную разверстую пасть да фонтанчики брызг, когда страшилище вылетело из воды. И тут же дал очередь. Челюсти защелкнулись в каких-то нескольких дюймах от него ноги, крокодил отлетел, извернулся всем своим длинным телом, снова набросился на него, но промахнулся — челюсти сомкнулись на низко нависшей ветке.

«Пулями его не остановить», — подумал Кеннер. Развернулся и бросился бежать. И через пару секунд кубарем скатился с обрыва к руслу реки.

Крокодил ринулся следом, с треском ломая ветки.

Дженифер бежала по песку к ближайшей от нее палатке. Пробежать оставалось каких-то десять ярдов, и тут две пули вонзились ей в левую ногу, и она рухнула на горячий от солнца песок. Но, даже падая, она продолжала стрелять. И успела заметить, как один из охранников у навеса упал. Она поняла, что он убит.

Эванс, бежавший следом, остановился, упал на колени рядом с ней. Она слабо махнула рукой. И крикнула:

— Не останавливайся! Вперед, вперед! — Эванс поднялся и побежал дальше к палатке.

Находившиеся на корабле террористы успели остановить начавшую спускаться в воду субмарину. И тут вдруг услышали выстрелы на берегу. Дружно ринулись к правому борту и пытались разглядеть, что там происходит.

Санджонг, пригибаясь, двинулся по палубе к левому борту. Там не было ни души. Он вошел в капитанскую рубку. И увидел огромную панель управления, напичканную разного рода электроникой. Над ней склонился мужчина в шортах и футболке с короткими рукавами, он переключал какие-то рукоятки. В верхней части приборной доски виднелись три ряда лампочек, помеченных какими-то цифрами.

Очевидно, то был таймер.

Для детонации подводных взрывов.

Сара и Мортон бежали по самому краю пляжа, стараясь держаться поближе к зарослям. Направлялись они ко второй палатке. Охранник, дежуривший возле входа, заметил их буквально через несколько секунд и тут же дал очередь из автомата. «Но, очевидно, — подумала Сара, — он слишком нервничал, а потому промахнулся». На головы им градом посыпались срезанные пулями ветки и листья. Они находились уже совсем близко, и Сара могла открыть ответный огонь. В руке у нее был пистолет Мортона. Ярдах в двадцати от палатки она остановилась, привалилась спиной к толстому стволу дерева. Потом прицелилась и выстрелила. Но, видно, рука дрожала, и первый выстрел оказался промахом. Зато вторая пуля угодила мужчине у палатки в правое плечо, и он выронил свое оружие. Мортон увидел это, выскочил из-за прикрытия и бросился вперед. Раненый пытался подняться. Сара выстрелила еще раз.

А Мортон меж тем уже скрылся в палатке. И она услышала два резких щелчка от выстрелов, а затем крик боли.

И побежала.

Эванс осторожно шагнул в палатку. Перед ним, словно стена, высился некий механизм, работающий на полную катушку, — целое сплетение из изогнутых трубок и клапанов, а заканчивался он плоской плитой футов восьми в ширину, нависающей над песком примерно фута на два. Сам генератор достигал семи футов в высоту; все металлические части раскалены, даже дотронуться невозможно. Шум здесь стоял просто оглушительный. И никого видно не было. Держа ружье наготове и с горечью осознавая, что магазин пуст, Эванс свернул за угол, потом свернул еще раз.

И только тут увидел его.

Это был лже-Болден. Тот самый тип, который чуть не погубил их в Антарктиде. Он сидел за панелью управления и вертел какие-то регуляторы, то и дело сверяясь с затененным экраном, расположенным чуть выше, и какими-то датчиками. Он был так сосредоточен, что не сразу заметил появление Эванса.

Эванс же ощутил, как его охватывает гнев. Будь ружье заряжено, он бы выстрелил и убил негодяя. Свой автомат «Болден» оставил чуть поодаль, прислонил к брезентовой стене палатки. Ведь для управления сложным механизмом ему нужны были обе руки.

Эванс окликнул его. «Болден» обернулся. Эванс взмахнул стволом, давая понять, чтоб тот поднял руки.

Но тут «Болден» резко вскочил и набросился на него.

Едва успел Мортон шагнуть в палатку, как прогремели выстрелы. Первая пуля царапнула ухо, вторая угодила в плечо. Он вскрикнул от боли и упал на колени. Это движение спасло ему жизнь, потому как третья пуля просвистела в каком-то дюйме от головы и пробила ткань палатки. Мортон лежал на песке, рядом с работающим механизмом, и тут в палатку шагнул стрелок, держа свой автомат на изготовку. На вид ему было лет двадцать с небольшим, бородатый, мрачный и очень деловитый парень. Он увидел Мортона и прицелился.

И в это мгновение его отшвырнуло назад, прямо на работающий генератор, брызнула кровь, капли ее шипели и тут же испарялись, попав на раскаленный металл. На пороге появилась Сара с вытянутой рукой. Вот она выстрелила в падающего бородача второй, третий и четвертый раз, с каждым разом опуская руку с зажатым в ней оружием все ниже. Потом обернулась к Мортону.

— Совсем забыл, что ты у нас отменный стрелок, — пробормотал он.

— Вы как, в порядке? — спросила Сара. Мортон кивнул. — Так как теперь выключить эту хреновину?

Эванс даже крякнул, с такой неукротимой силой налетел на него «Болден». Их обоих сперва вдавило в полотняную стену палатки, потом отбросило назад. Эванс начал бить «Болдена» рукояткой ружья по шее, но безрезультатно. Он пытался нанести удар по голове, но в таком положении это было невозможно. «Болден» же напрягал все свои силы, стремясь вытащить Эванса из палатки.

Вот оба они упали на землю, сплетясь в смертельной схватке. Над их головами продолжали гудеть и стучать механизмы. И тут вдруг Эванс сообразил, что собирается сделать с ним «Болден».

Он пытался затолкать его под металлическую плиту генератора. Даже находясь от нее на некотором расстоянии, Эванс ощущал сильнейшую вибрацию. И воздух здесь был раскален, так и обдавал жаром.

«Болден» ударил Эванса по голове, солнечные очки свалились и угодили прямо под плоскую плиту. Стекло тут же разлетелось на мелкие кусочки. Затем начали гнуться и плавиться дужки оправы.

А потом очки словно испарились.

Исчезли. Превратились в ничто.

Эванс с ужасом наблюдал за этой картиной. А «Болден» тем временем подталкивал его к краю плиты все ближе и ближе…

От отчаяния силы у Эванса, казалось, удвоились. Он бешено забился, пытаясь вырваться. А потом вдруг резко лягнул «Болдена» каблуком ботинка.

Тот отлетел в сторону, ударился лицом о раскаленный металл. И бешено взвыл от боли. Щека в момент почернела и задымилась. Эванс лягнул его снова и выполз из-под навалившегося на него тела. Вскочил на ноги. И, глядя сверху вниз на «Болдена», начал бить его ногами под ребра изо всей силы. Он думал только об одном: «Я должен убить этого негодяя, сейчас я убью его…»

Это тебе за Антарктиду.

Но тут вдруг «Болден» извернулся и ухватил Эванса за ногу. И тот упал. Но, даже падая, он умудрился нанести «Болдену» еще один удар, по голове, и тот откатился в сторону.

И угодил прямо под раскаленную плиту.

Половина тела торчала наружу. И Эванс, словно в кошмарном сне, увидел, как начала трястись, вибрировать эта вторая, свободная половина. «Болден» открыл рот, хотел крикнуть, но звук словно застрял в горле. И тогда Эванс ударил его ногой последний раз, и «Болден» целиком ушел под плиту.

Через несколько секунд Эванс наконец отдышался и, опустившись на четвереньки, заглянул под генератор. Но ничего там не увидел. Лишь лицо обдало облачком вонючего дыма.

Он поднялся на ноги и поплелся к выходу.

Дженифер оглянулась через плечо, потом впилась в блузку зубами и вырвала из нее клок ткани, чтобы перевязать рану. Она не думала, что задета артерия, но вся нога была в крови. И песок вокруг пропитался кровью, и еще она ощущала легкое головокружение.

Сдаваться нельзя. Надо смотреть в оба, потому как осталась еще одна палатка, и если из нее выйдут вооруженные люди…

Она резко развернулась и прицелилась в сторону джунглей. Из зарослей вышел мужчина.

Это был Джон Кеннер. Дженифер с облегчением выдохнула и опустила ствол.

Он бросился прямо к ней.

Санджонг выстрелил в стекло, за которым находилась панель управления, но ничего не произошло. Стекло осталось целым. «Надо же, пуленепробиваемое», — с удивлением подумал он. Техник, находившийся внутри, вздрогнул и поднял голову.

Техник потянулся к контрольным переключателям. Санджонг выстрелил дважды, одна пуля задела техника, вторая ударила в панель управления.

Но было уже слишком поздно. В верхней части панели зажглись по очереди и замигали красные лампочки. Детонатор подводного взрыва был приведен в действие.

И тут же автоматически включилась и завыла сирена тревоги, звук се напоминал клаксон. Мужчины, столпившиеся у одного борта грузового судна, что-то кричали, в голосах их слышался страх. «У них есть самые веские причины для страха», — подумал Санджонг.

Подводный взрыв вот-вот вызовет цунами.

Через несколько секунд всех их накроет огромная волна.

БУХТА РЕЗОЛЮШН

Воздух наполнился гулом.

Эванс выбежал из палатки. И увидел прямо перед собой Кеннера. Тот поднимал с земли Дженифер. Подхватил ее на руки и понес, что-то крича на ходу, но Эванс не слышал, что именно. Он лишь успел заметить, что Дженифер в крови. Эванс опрометью бросился к джипу, завел мотор и погнал машину навстречу Кеннеру.

Тот бережно опустил Дженифер на заднее сиденье. Она часто дышала, хватая воздух мелкими глотками. Затем они увидели Сару, она помогала Мортону забраться во второй джип. Кеннер продолжал что-то кричать, на этот раз Саре с Мортоном. Но не мог перекричать поднявшийся вокруг гул. Потом наконец до Эванса дошло.

Кеннер кричал:

— Санджонг! Где Санджонг?

Эванс покачал головой:

— Мортон говорил, что он погиб. Его убили повстанцы.

— Ты в это веришь?

Эванс отрицательно помотал головой:

— Нет!

Кеннер напряженно оглядывал пляж.

— Садись за руль! — скомандовал он.

Сара сидела в машине, пыталась удерживать Мортона в сидячем положении и одновременно вести джип. Но для переключения коробки скоростей ей пришлось отпустить его, и он тут же всей тяжестью навалился ей на плечо. Дышал он хрипло, со всхлипами. «Очевидно, пуля задела легкое», — подумала Сара. И стала подсчитывать в уме. После схода подводного оползня уже прошло секунд десять.

А это означало, что у них осталось всего пятнадцать секунд на то, чтоб подняться на гору.

Санджонг спрыгнул с палубы прямо в заросли на берегу. Ухватился за ветку, соскользнул, в ладони осталась пригоршня листвы. Затем он спрыгнул с дерева на землю и опрометью бросился вверх по склону. Мужчины на корабле заметили его и тоже попрыгали с палубы. И побежали следом за ним.

По подсчетам Санджонга у всех них было всего полминуты перед тем, как первая волна накроет берег. То будет самая маленькая волна, однако в высоту она достигнет метров пяти, никак не меньше. Ну и еще прибой при ударе о берег, он тоже достигнет в высоту метров пяти. А это в свою очередь означает, что им надо подняться по крутому скользкому склону минимум футов на тридцать. И на все про все — всего тридцать секунд.

Он понимал, это невозможно. У него ни за что не получится. И все равно продолжал упрямо карабкаться вверх.

Сара вела джип по грязной дороге, его то и дело заносило в сторону. Сидевший рядом Мортон не произносил ни слова, кожа его обрела пугающий голубовато-пепельный оттенок. Она крикнула:

— Держитесь, Джордж! Постарайтесь продержаться! Потерпите! Еще совсем немного! — Джип, виляя задом и расплескивая грязь, мчался по дороге, потом вдруг его сильно занесло, и Сара взвизгнула от страха. Переключила скорость, сдала немного назад, машину удалось выровнять. Время от времени она косилась в зеркало заднего вида. И видела джип, которым управлял Эванс. Он ехал следом.

Сара продолжала подсчитывать в уме:

Восемнадцать…

Девятнадцать…

Двадцать…

Из третьей палатки выбежали двое парней с автоматами, запрыгнули в оставшийся на пляже джип. И двинулись вверх по склону следом за Эвансом, а затем открыли по его джипу огонь. Кеннер начал отстреливаться. Внезапно несколько пуль угодили в ветровое стекло. Эванс так и взвыл от страха и отчаяния.

— Веди, веди машину! — кричал ему Кеннер. — Не останавливайся!..

Эванс практически не видел дороги. Мало того, что стекло покрывала паутина трещин, оно было сильно забрызгано грязью. Он вертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди.

— Вперед! — кричал Кеннер. Пули так и свистели вокруг.

Кеннер стал стрелять по колесам ехавшего позади джипа. Вот ему удалось попасть, и джип перевернулся на бок. Парни вылетели из него, попадали в грязь. Но почти тут же вскочили на ноги и побежали, прихрамывая. Они находились на высоте всего пятнадцати футов от пляжа. И этого было недостаточно.

Кеннер обернулся и взглянул на океан.

К берегу подходила огромная волна.

Она была не только необычайно высокой, но и длинной. Тянулась, насколько хватало глаз, окаймленная белой пенной кромкой, затем, уже на самом подходе к берегу, изогнулась высоченной гривастой дугой. Поначалу она казалась не слишком большой и грозной, но по мере приближения к пляжу становилась все выше, выше, мощней…

Джип дернулся и резко затормозил.

— Зачем остановился? — воскликнул Кеннер.

— Конец чертовой дороги! — прокричал в ответ Эванс.

Теперь волна достигала футов пятнадцати в высоту. И вот на берег с грохотом обрушился этот грозный вал, и потоки воды понеслись прямо к ним.

Эвансу казалось, что происходит все это словно в замедленной съемке: вот огромная волна с белым гребнем обрушивается на песок, вода встает стеной, закипает водоворотами, заливает весь пляж, вторгается в джунгли, полностью затапливает зелень, поднимается по склону все выше, прямо к ним.

Он был просто не в силах оторвать глаз от этого страшного и одновременно завораживающего зрелища. Водяной поток не терял силы по мере продвижения, казалось, напротив, только наращивал ее. Ниже по склону двое мужчин, выбравшись из опрокинутого джипа, пытались подняться вверх по склону, но водяной вал настиг, и теперь их нигде не было видно.

Вода поднялась вверх еще футов на четыре-пять, затем вдруг подъем ее замедлился, потом она остановилась вовсе, отхлынула, потекла назад. От тех двоих и их джипа не осталось и следа. Многие деревья в джунглях были сломаны или вырваны с корнем.

Волна ушла назад, в океан, и вода все дальше и дальше отступала от берега, обнажая прежде затопленные участки пляжа. Потом все успокоилось, волнение прекратилось, и океан снопа выглядел таким мирным, спокойным, прекрасным.

— Это первая, — сказал Кеннер. — Вторая будет больше.

Сара бережно придерживала Мортона за плечи. Губы у него приобрели жуткий синеватый оттенок, температура тела упала, и кожа казалась страшно холодной, но сознания он не потерял. Он молчал, просто смотрел на воду.

— Постарайтесь продержаться еще немного, Джордж, — сказала она.

Мортон кивнул. И беззвучно шевельнул губами.

— Что? Что вы сказали?

Но она уже догадалась. Прочла по губам. Ни за что не пропустил бы этого зрелища.

Навстречу берегу поднималась вторая волна.

Издали она выглядела в точности как первая. Но по мере приближения стало ясно, что она заметно больше первой, примерно наполовину, и грохот, с которым она обрушилась на песок, был подобен взрыву. Вода мгновенно затопила берег и плотной стеной начала подниматься к ним.

Сами же они к этому времени успели подняться по склону примерно футов на сто. Эта волна смогла подняться на шестьдесят футов.

— Следующая будет еще больше, — мрачно заметил Кеннер.

На протяжении нескольких минут море оставалось спокойным. Эванс обернулся к Дженифер.

— Послушай, — сказал он, — может, ты хочешь, чтоб я…

Но Дженифер рядом не оказалось. Первой мыслью было: она выпала из джипа. Затем он увидел, что она лежит внизу, у сиденья, скорчившись от боли, лицо и плечо залиты кровью.

— Дженифер?..

Кеннер перехватил руку Эванса, мягко, но твердо отвел ее в сторону. И покачал головой.

— Эти парни в джипе, — пробормотал он. — Видно, задело шальной пулей. До этого она держалась. — Эванс был потрясен. Голова у него кружилась. Еще раз взглянул на лежавшую неподвижно Дженифер.

Глаза ее были закрыты. Она едва дышала.

— Отвернись, не смотри, — сказал ему Кеннер. — Она или выдюжит, или нет.

К берегу подходила новая волна.

Бежать им было некуда. Дорога кончилась, кругом тянулись непролазные джунгли. Им оставалось просто ждать и наблюдать за тем, как по склону с удручающей скоростью поднимается целая стена воды. Правда, по мере продвижения поток уже частично успели раздробить скалы, но все равно надвигающийся на них вал был футов девяти-десяти в высоту, никак не меньше.

Сара была уверена: сейчас вода накроет и поглотит их всех, но волна вдруг утратила силу всего в каких-то нескольких ярдах от них, вода перестала прибывать, потом отхлынула назад, к океану.

Кеннер взглянул на часы.

— У нас есть пять минут, — сказал он. — Давайте попробуем сделать все, что в наших силах.

— Что именно? — спросила Сара.

— Попробуем подняться пешком как можно выше.

— А что, разве будет еще одна волна?

— Это как минимум.

— И еще больше, чем…

— Да.

Прошло пять минут. Они успели подняться вверх по склону ярдов на двадцать. Кеннер нес Дженифер на руках. Она потеряла слишком много крови и была теперь без сознания. Сара и Эванс помогали Мортону, тот передвигался с большим трудом. И вот наконец Эванс приподнял Мортона, перекинул через плечо и понес.

— Рад, что вам хоть немного удалось похудеть, — пробормотал он.

Мортон промолчал, лишь похлопал его по плечу. Эванс, пыхтя и спотыкаясь, упрямо продолжал подниматься по склону.

С берега шла новая волна.

Когда вода наконец отступила, они заметили, что оба их джипа исчезли. Место, на котором стояли машины, было завалено вырванными с корнем стволами деревьев. Какое-то время они переводили дух, сил карабкаться дальше просто не было. Потом заспорили, какая по счету была эта волна, четвертая или пятая? Вспомнить никто не мог. И они решили, что, должно быть, четвертая.

— Что теперь? — спросила у Кеннера Сара.

— Будем подниматься еще выше.

Следующая волна пришла через восемь минут. Она была меньше предыдущей. Эванс слишком устал, чтоб двигаться дальше, просто стоял и смотрел. Кеннер пытался остановить кровотечение у Дженифер, кожа ее приобрела пепельный оттенок, губы посинели. Внизу, на пляже, не было видно ни души. Палатки исчезли, их смыло водой. Генераторы тоже словно испарились. На песке остался лишь мусор: ветки и стволы деревьев, какие-то деревянные обломки, водоросли, пена.

— Что это? — спросила вдруг Сара.

— Что?

— Кто-то кричит. Слышите?

Крик доносился с противоположной стороны бухты. Присмотревшись, они заметили там чью-то фигурку. Человек отчаянно размахивал руками.

— Это Санджонг, — сказал Кеннер. — Вот сукин сын! — И на губах его заиграла довольная ухмылка. — Надеюсь, ему хватит ума оставаться на том же месте. Ведь чтоб пробраться через эти завалы на пляже, понадобится часа два, не меньше. Надо пойти и проверить, цел ли наш вертолет. Может, и его тоже смыло волной. Но если цел, взлетим и подберем Санджонга.

БАССЕЙН ТИХОГО ОКЕАНА

Глубокой ночью в восьми тысячах миль к востоку в городке Голден, штат Колорадо, компьютеры Национального центра оповещения землетрясений зарегистрировали нетипичные сейсмические колебания в бассейне Тихого океана. Наблюдались они в непосредственной близости и к северу от Соломоновых островов и оценивались по шкале Рихтера в 6,3 балла. Довольно сильное землетрясение, но не катастрофическое. Целый ряд его характеристик заставил компьютеры отнести это природное явление к разряду «аномальных». Именно таким термином было принято обозначать сейсмическую активность в той части света, где сходятся и накладываются одна на другую сразу три тектонические плиты.

Компьютеры Национального центра отметили еще одну особенность данного землетрясения: профильный характер подводных сдвигов был таков, что не мог вызвать цунами. А потому его не стали регистрировать как явление, вызывающее цунами при смещении подводных пластов. Однако ученые хорошо помнили о разрушительном землетрясении 1998 года в Новой Гвинее, которое тоже поначалу не обладало классическим профилем, характерным для образования цунами. И результаты пришлось пересмотреть. В качестве меры предосторожности компьютерные данные, зарегистрировавшие землетрясение, были переданы на СССД — Среднеокеанскую станцию слежения и сбора данных в Хайло, на Гавайях.

Шесть часов спустя приборы гавайской Станции слежения зарегистрировали девятидюймовый подъем уровня океана, а это могло свидетельствовать о приближении цунами, состоящего из целой цепочки волн. Глубина в этой части океана была очень велика, а потому цунами приводили к повышению уровня моря всего на несколько дюймов. В данном конкретном случае суда, находившиеся в открытом море, никак не ощутили проход большой волны. А вот приборы, встроенные в специальные буйки, зарегистрировали ее и подали сигнал тревоги.

Среди ночи на Станции слежения на Гавайях компьютеры подали звуковой сигнал, экраны ожили и замерцали. В ту ночь в зале приема информации дежурил управляющий станцией Джой Охири. Он мирно дремал в кресле, и разбудил его именно этот сигнал. Джой тут же проснулся, налил себе чашку кофе и принялся просматривать поступившие данные. Совершенно ясно, что это классический профиль цунами, хотя волна, похоже, начала терять силу по мере прохождения по океану. Гавайи находились у нее на пути, ударить волна должна была по южной части островов, редкое явление для этих мест. Охири быстро произвел расчеты ударной силы волны, результаты не производили большого впечатления, а потому он отправил рутинное предупреждение отрядам гражданской обороны на всех необитаемых островах. Начиналось оно следующим образом: «Это информационное сообщение…», а заканчивалось обычным в таких случаях призывом к бдительности в связи с объявлением тревоги на основе только что полученных предварительных данных. И Охири прекрасно понимал, что никто не обратит внимания на это его сообщение. Он уведомил также Центры предупреждения на Западном побережье и Аляске, поскольку волны могли достичь этих мест к середине утра следующего дня.

Пять часов спустя специальные буйки невдалеке от побережья Калифорнии и Аляски зарегистрировали прохождение нескольких волн цунами, уже значительно ослабевших. Компьютеры рассчитали скорость и силу этих волн и не рекомендовали предпринимать какие-либо действия в связи с их приближением. А это в свою очередь означало, что сообщение будет разослано на все местные станции в виде обычного информационного уведомления и не будет сопровождаться какими-то особыми предупреждениями.

Кеннер проводил мониторинг всех сообщений по компьютеру и, увидев это, последнее, покачал головой.

— Похоже, сегодня Ника Дрейка ждет очередное разочарование. — Согласно гипотезе Кеннера, террористы использовали кавитационные генераторы с целью усилить эффект подводной детонации и создать тем самым сильный сход пластов подводного грунта. Что в свою очередь должно было вызвать цунами разрушительной силы. Но они просчитались. Люди Кеннера расстроили их планы.

Полтора часа спустя значительно растерявшее силу цунами подошло к берегам Калифорнии. Оно состояло из серии пяти волн средней высотой в шесть футов каждая. Серфингисты были счастливы, для всех остальных явление осталось незамеченным.

Чуть позже Кеннер получил сообщение, что на протяжении последних двенадцати часов с ним пытались связаться из ФБР. Выяснилось, что В. Аллен Уилли оставил свой загородный дом на побережье в два часа ночи по местному времени. Примерно через час после начала событий в бухте Резолюшн и за десять часов до официального уведомления о цунами.

Кеннер предполагал, что Уилли сгорал от нетерпения и ждать дольше у него просто не было мочи. Но при этом он совершил роковую для себя ошибку. Кеннер тут же отзвонил своему агенту и велел ему начать все положенные процедуры, связанные с получением разрешения на прослушку телефона Уилли.

На протяжении последующих трех дней никому из них не разрешали покинуть остров. Надо было пройти через все формальности, заполнить необходимые документы, дать показания полиции. Возникла даже проблема с оказанием медицинской помощи Мортону, у которого было прострелено легкое, и Дженифер, которая потеряла много крови. Мортон хотел, чтоб его отправили в больницу в Сиднее, но разрешения получить не удалось, так как по официальным документам он числился пропавшим без вести американским гражданином. И хотя он страшно опасался местных докторов, считал их колдунами и мошенниками, Мортона отвезли в Гареда-Таун, где им занялся очень хороший хирург, получивший образование в Мельбурне. А вот Дженифер не могла ждать, пока ее отвезут к этому же хирургу; пришлось делать операцию прямо на месте. При этом ей сделали три переливания крови, затем вызванным парамедикам за пять часов операции все же удалось извлечь застрявшие в теле пули. И последующие двое суток она провела на аппарате искусственного дыхания между жизнью и смертью. Но вот в конце вторых суток она наконец открыла глаза, сняла кислородную маску и еле слышно шепнула Эвансу, тот сидел возле ее постели:

— Убери эту скорбную мину, смотреть противно. Я же еще не умерла, черт возьми! — Голос был совсем слабенький, но она улыбалась.

Потом возникли проблемы, связанные с их общением с повстанцами. Особенно беспокоил дознавателей факт исчезновения одного из членов их группы, знаменитого актера Теда Брэдли. Все они рассказали историю о том, что произошло с Брэдли, однако ничем не могли подтвердить ее. Не было никаких доказательств. И полиция заставляла повторять все заново.

И вдруг неожиданно и без каких-либо объяснений им разрешили вылететь с острова. Все документы были в порядке. Паспорта им вернули. Никаких проблем. Они могут вылететь, когда им будет угодно.

Почти на всем пути к Гонолулу Эванс спал. Там самолет приземлился для дозаправки, потом снова поднялся в воздух, только тогда Эванс проснулся. Подошел к Мортону, поговорил с ним и остальными. Мортон объяснил ему, что произошло в ночь автомобильной аварии:

— У меня возникли проблемы с Ником. Я узнал, каким образом он распоряжается деньгами. Узнал, что НФПР занимается весьма неблаговидной деятельностью. Ник страшно рассердился, был просто в ярости. Угрожал мне, и, знаешь, я решил его спровоцировать. Сказал, что мне удалось установить связь между его организацией и ЛЭФ, намекнул на то, что его ждет в случае разоблачения. Я сделал это специально, мы с Кеннером считали, что теперь он непременно попытается убить меня. И он действительно пытался. С помощью той экзотической красотки в кафе в то утро в Беверли-Хиллз.

— О да, — вспомнил Эванс. — Но как вам удалось сымитировать автокатастрофу? Ведь это весьма опасно и…

— Я что, по-твоему, похож на сумасшедшего? — усмехнулся в ответ Мортон. — Никакой катастрофы не было и в помине.

— Что?

— В ту ночь я спокойненько проехал себе дальше, мимо того рокового места.

— Но, — пробормотал Эванс, качая головой, — что-то я не понимаю, каким образом…

— До чего ж ты недогадливый! — воскликнула Сара. — Ведь я тебе проболталась, чисто случайно, конечно. До того, как Джордж позвонил мне и велел держать язык за зубами.

И тут он все вспомнил. Этот разговор, что состоялся несколько дней назад. Тогда он не придал ему особого значения. А Сара сказала примерно следующее:

Велел мне купить новый «Феррари» у какого-то парня из Монтрея и организовать доставку машины в Сан-Франциско.

Эванс удивился, что Джордж покупает еще один «Феррари». А Сара ответила:

Да, понимаю. Ну сколько «Феррари» может иметь один человек? К тому же эта машина не отвечает обычным его требованиям. Судя по снимкам, полученным по e-mail, она вроде бы даже и битая.

А потом она заметила:

Этот «Феррари», что он приобрел, называется «Дейтона Спайдер 365 GТS», 1972 года выпуска. У него уже есть такая модель, Питер. Можно подумать, он забыл…

— Ничего я, конечно, не забыл, — сказал Мортон. — Напрасная трата денег. Не машина, а старая развалюха. К тому же мне пришлось отправить самолетом из Голливуда в Соному пару парней, чтоб окончательно ее додолбали, чтоб выглядела, как после жуткой аварии. Ну, потом они вывезли ее на дорогу той ночью, подожгли специальные дымовые шашки…

— И вы просто проехали мимо того места, где была инсценирована авария, — закончил за него Эванс.

— Да, — кивнул Мортон. — Проехал, свернул за поворотом. Потом съехал с дороги, поднялся на холм и наблюдал за вами.

— Вы просто безжалостный сукин сын! — пробормотал Эванс.

— Не надо сердиться, — сказал Мортон. — Я хотел, чтоб ваша реакция выглядела как можно естественнее. И чтоб это отвлекло полицию от кое-каких нюансов.

— Каких еще нюансов?

— Ну, во-первых, холодный как лед мотор, который не работал несколько дней, — сказал Кеннер. — Один из копов заметил это, когда разбитую машину грузили на эвакуатор. Вернулся, подошел к тебе, чтоб уточнить время инцидента, ну и все такое прочее. Только тут я забеспокоился, испугался, что сейчас они все поймут.

— Но они не поняли, — заметил Мортон.

— Нет. Хотя чувствовали, что-то здесь не так. Однако не думаю, что в голову им могла прийти мысль о двух одинаковых «Феррари».

— Да никто в здравом уме и трезвой памяти не стал бы намеренно разрушать «Феррари-GТS» 1972 года выпуска, пусть даже и немного побитый, — заметил Мортон.

Он улыбался, и тут вдруг Эванс рассердился уже по-настоящему.

— Вы должны были сказать мне, хотя бы намекнуть…

— Нет, — покачал головой Кеннер. — Нам надо было, чтоб ты занялся Дрейком. Поработал бы с ним, подсунул ему свой мобильник.

— А при чем тут мобильник?

— Из твоего телефона соорудили грубое подобие подслушивающего устройства. Специально, чтоб Дрейк заподозрил, что и ты участвуешь в слежке за ним. Чтоб он чувствовал себя загнанным в угол.

— Что ж, тогда сработало, — кисло заметил Эванс. — Поэтому меня и пытались отравить с помощью этой мерзкой твари, осьминога. Вы, ребята, не задумываясь, подвергали риску мою жизнь.

— Но ведь все кончилось благополучно, — возразил ему Кеннер.

— И автомобильная авария тоже была подстроена с целью надавить на Дрейка?

— Да. И вывести меня из игры, — сказал Мортон. — Потому как мне надо было срочно лететь на Соломоновы острова, выяснить, что они там затевают. Я понимал: Ник приберегает напоследок самое страшное. И если б им удалось «оседлать» этот ураган, устроить все так, чтоб он обрушился на Майами со всей своей силой… о, это стало бы самым веским аргументом на их конференции!

— Да пошел ты знаешь куда, Джордж! — запальчиво произнес Эванс.

— Ты уж прости, но мы не могли поступить иначе, — сказал Кеннер.

— И ты тоже пошел куда подальше, — проворчал Эванс.

Затем он поднялся и отошел в носовую часть салона. Там в одном из кресел сидела Сара, в полном одиночестве. Но Эванс был слишком раздражен, чтобы говорить с ней. Целый час он просидел молча, глядя в иллюминатор. Но затем она заговорила с ним сама, и уже где-то через полчаса они обнялись.

Спал Эванс беспокойно, все тело болело и ныло. Никак не удавалось найти удобную позу. И вот он проснулся уже окончательно. Голова болела, в висках стучало. На миг ему показалось, он слышит, что говорит Кеннер Саре.

Не надо забывать, где мы живем, — говорил Кеннер. — На третьей планете от солнца средних размеров.

Возраст нашей планеты пять миллиардов лет, и все это время она постоянно менялась. В настоящее время у Земли уже третья по счету атмосфера.

Первая атмосфера состояла из гелия и водорода. Она просуществовала относительно недолго, разрушилась, поскольку поверхность нашей планеты была слишком горяча. Затем, по мере охлаждения Земли, вулканические выбросы образовали вторую атмосферу из пара и углекислого газа. Позже водяные пары начали конденсироваться, образуя океаны, которые в те давние времена покрывали почти всю планету. А примерно три миллиарда лет тому назад в воде зародились бактерии, способные поглощать двуокись углерода и выделять высокотоксичный газ, кислород. А другие виды бактерий выделяли азот. И вот содержание этих газов в атмосфере все росло и росло. И организмы, не способные адаптироваться к этим новым условиям, постепенно вымерли.

Тем временем участки суши, плавающие на огромных тектонических плитах и подвергающиеся воздействию океанских течений, сложились в определенную конфигурацию и образовали так называемые материки. Лишь тогда наша планета начала по-настоящему охлаждаться. Первые льды появились два миллиарда лет тому назад.

На протяжении последних семисот тысяч лет наша планета находилась во власти ледникового периода. Он характеризовался наступлением и отступлением ледников. Никто пока что не нашел научного объяснения тому факту, что через каждые несколько сотен тысяч лет нашу планету покрывают льды, что примерно каждые двадцать тысяч лет они наступают, пусть незначительно. Последнее наступление произошло двадцать тысяч лет тому назад, так что скоро начнется следующее.

Даже сегодня, спустя пять миллиардов лет, наша планета остается на удивление активной. На Земле насчитывается пятьсот вулканов, извержение происходит в среднем раз в две недели. Землетрясения же происходят непрестанно, полтора миллиона за год; среднее землетрясение силой 5 баллов по шкале Рихтера происходит каждые шесть часов, а сильное, разрушительное — раз в десять дней. Цунами проходят по бассейну Тихого океана раз в три месяца.

И в атмосфере нашей тоже происходят самые активные процессы. Каждую минуту над планетой гремят пять тысяч гроз. Каждую секунду в землю ударяют одиннадцать молний. Каждые четыре дня происходит сильнейший циклонический шторм в сотни миль в диаметре. Он проносится над океаном и вызывает сильнейшие разрушения на суше.

И мерзкие маленькие обезьяны, называющие себя человеческими существами, не в силах противостоять этим явлениям. Им остается только бежать и прятаться. И эти обезьяны не имеют никаких оснований и права воображать, будто они как-то могут влиять на происходящие в атмосфере процессы. Глупое, наивное заблуждение. Контролировать климат человек не в состоянии.

И печальная реальность состоит в том, что они должны убегать от цунами и штормов.

— Ну, чем теперь будем заниматься?

— Я скажу, чем мы должны заниматься, — ответил Мортон. — Ты продолжишь работать на меня. Я собираюсь основать новую природоохранную организацию. Надобно придумать ей название. Не хочу, чтобы оно было претенциозным, чтобы в нем использовались такие слова, как «мир», «ресурсы», «защита», «дикая природа», «сохранение», «фонд» и прочее в том же духе. Эти слова можно нанизывать одно на другое в любой комбинации. «Мир дикой природы». «Фонд сохранения земных ресурсов». «Фонд защиты ресурсов дикой природы». «Фонд защиты мировых ресурсов». Какие-то ненастоящие все названия. Искусственные. Нужно что-то простое и новое. Честное и недвусмысленное. Я тут было подумал, может, такое? «Изучи проблему и реши ее». Правда, никакого акронима тут не получится. Но, возможно, это даже плюс. Наймем ученых, разного рода исследователей, экономистов, инженеров. Ну и еще нам нужен хотя бы один юрист.

— И чем же будет заниматься эта организация?

— О, работы непочатый край! К примеру, до сих пор никто толком не знает, как ее сохранять, эту дикую природу. Попробуем определить себе фронт работы, будем изучать эту проблему на разного рода участках с природой в ее первозданном виде и вырабатывать новый подход, новые стратегии управления. Затем пригласим независимых экспертов, попросим их оценить нашу деятельность, а уже потом модифицируем стратегию, если в том будет нужда. И повторим свои попытки. Никто прежде даже не пытался заняться чем-либо подобным. В конце концов, мы накопим необходимые данные и, надеюсь, научимся правильно управлять такими землями, поддерживать их экосистему в первозданном виде. Сохранить их нельзя. Сама постановка вопроса неверна, когда речь идет о сохранении. Ведь все в природе непрерывно меняется. Но управлять этими процессами можно, если, конечно, знаешь, как это делать. Пока что никто этого не знает. Так что я повторяю, работы непочатый край. И еще одна очень важная область: управление сложными комплексными экосистемами.

— Что ж, хорошо…

— А уже затем займемся более глобальными проблемами. Одна из основных причин разрушения окружающей среды кроется в бедности. Голодающим людям плевать на загрязнение среды. Их беспокоит только одно: где бы раздобыть еды. Знаешь, сколько людей в мире сейчас голодает? Полмиллиарда человек. Свыше полумиллиарда обходятся без чистой воды. И мы должны выработать новые системы доставки, проверить их в действии, обкатать, опять же получить заключения экспертов, ну и затем уже запустить в действие.

— Да, задача не из легких.

— Задача сложна только в том случае, если ты представляешь правительственное агентство или какую-то идеологию. Но если ты просто хочешь изучить проблему, а затем решить ее, то все получится. Это должна быть частная инициатива. Частный фонд, частные земли. Никакой бюрократии. Административный аппарат должен составлять лишь пять процентов от общего числа работников. Все остальные — «в поле», заняты основным делом. Превратим исследование окружающей среды в бизнес. И будем получать очень неплохой урожай.

— Неужели то же самое не пришло в голову кому-то еще?

— Шутишь, что ли? Ведь это слишком радикальный подход. И потом, все эти природоохранные организации старые, сам знаешь. Им по тридцать, сорок, а то и пятьдесят лет. У них большие здания, непомерно раздутые штаты, огромные долги и обязательства. Возможно, в прошлом они и отвечали твоим самым смелым юношеским мечтам, но теперь взгляни в лицо фактам. Они стали частью истеблишмента. А любой истеблишмент всегда стремится к одному: сохранить свой статус-кво. По-другому здесь просто не бывает.

— Ну ладно. Что еще?

— Еще одна серьезнейшая проблема — сделать высокие технологии доступными. Тогда страны третьего мира смогут совершить стремительный рывок в своем развитии. Максимум, на что они пока способны, это отказаться от кабельных телефонных линий и перейти на сотовую связь. Этим все и ограничивается. Но до сих пор никто всерьез не занимался вопросом внедрения высоких технологий, не анализировал, как все это должно работать, каким образом можно обойтись без неизбежных в таких случаях издержек. И еще проблемы использования новых видов энергии. Да, ветряные электростанции — это прекрасно в том случае, если ты не птица. Ведь эти штуковины есть не что иное, как гигантские гильотины для птиц. Впрочем, вполне возможно, их все равно придется строить. Но люди не знают, что и думать обо всех этих штуках. Они только восхваляют или осуждают. Никто не проверяет, не испытывает всерьез. Никто не осмеливается решать все эти проблемы, поскольку решение, видите ли, может противоречить твоей философии. А большинство людей цепляются за свои верования, считают их более важными, нежели преуспеяние в этом мире.

— Разве?

— Ты уж поверь. Вот доживешь до моих лет, тогда поймешь, что это именно так и есть. Далее, еще одна проблема. Рекреационное землепользование, причем многоцелевое. Тут творится вообще черт знает что. Никто еще не научился правильно использовать земли, а решение не терпит отлагательств. И вообще на земле слишком уж много завязано интересов, слишком запутан этот клубок. И многие порядочные люди просто опускают руки, мирятся с существующим положением вещей или же тонут в судебных тяжбах. Но и они не помогают. Возможно, эта проблема требует целого ряда последовательных решений. Возможно, надо провести четкое разграничение, определить, какие земли для чего надо использовать. Но все мы живем на одной планете. И некоторые люди обожают оперу, а другим нравится Лас-Вегас. И знаешь, очень многие предпочитают именно Лас-Вегас.

— И это еще не все?

— Не все. Нам нужен новый механизм спонсирования научных исследований. Ведь в настоящее время ученые находятся примерно в том же положении, что художники эпохи Ренессанса, писавшие портреты, следуя пожеланиям их господ. И чаще всего им хватало ума польстить в этом портрете господину. Ну, не слишком грубо. Зачастую была тонкая, даже изысканная лесть. И в тех областях науки, что тесно связаны с политикой, надежной исследовательской системы не существует. Потому как стоит решить какую-то проблему, финансирование тут же прекращается. Все это тоже необходимо изменить.

— Но каким образом?

— Есть кое-какие идеи. Надо заставить ученых по-другому взглянуть на финансирование. Сделать их независимыми от этого финансирования. И выделенные деньги надо распределять разумно. В тех областях науки, что тесно связаны с политикой, можно создать сразу несколько групп ученых, проводящих одно и то же исследование, но независимо друг от друга. Почему нет, если это действительно так важно для общества? И потом, надо еще изменить систему подачи материалов в научных журналах. Почему бы, к примеру, не публиковать в одном выпуске и саму статью, и комментарии к ней с другими мнениями? А также обзоры, показывающие подход к этой проблеме в разное время? Это быстро охладит пыл тех, кто привык делать необдуманно сенсационные заявления. Научные журналы надо вывести из-под зависимости от политики. Ведь до сих пор многие редакторы таких изданий в открытую становятся на ту или другую сторону по ряду вопросов. Так не годится.

— Что-то еще? — спросил Эванс.

— Еще перед нами стоит проблема навешивания ярлыков. У нас находятся ученые, могущие написать, к примеру, следующее: «Считаем, что антропогенные парниковые газы и сульфаты оказывают значительное воздействие на изменение уровня моря». И все это звучит так, словно они лично выезжали на место и занимались замерами. На самом деле — ничего подобного. Все это лишь рассуждения, продиктованные результатами компьютерного моделирования, и они пытаются выдать рассуждения и предположения за свершившийся факт. Эту проблему тоже следует исправить. Лично я предпочел бы такой штамп, предваряющий подобного рода публикации: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: КОМПЬЮТЕРНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ НЕ ПРОВЕРЕНО И МОЖЕТ БЫТЬ ОШИБОЧНО». Ну, типа предупредительной надписи на пачке сигарет. Если разместить такую же на газетных статьях или же где-нибудь в уголке телевизионного экрана во время выпуска новостей, будет, мне кажется, намного честнее. «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: СПЕКУЛЯЦИЯ ЧИСТОЙ ВОДЫ, ФАКТАМИ ПОКА НЕ ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ». Представляешь себе первые полосы газет, сплошь пестрящие такими штемпелями?

Эванс улыбался уже во весь рот.

— Какие еще будут идеи?

— Есть еще несколько, — ответил Мортон. — Все они очень важны и носят обобщенный характер. Совершить все это будет очень трудно. Нам придется преодолевать множество препятствий. У нас тут же найдется масса врагов, нас будут саботировать, унижать, смешивать с грязью. Обзывать разными нехорошими именами. Истеблишмент такого не потерпит. Газеты поднимут вой, над нами будет издеваться всяк кому не лень. Но рано или поздно к нам потекут деньги, а все потому, что мы начнем выдавать результат. И тогда все сразу заткнутся. В один прекрасный день мы проснемся знаменитыми, и вот это будет самым страшным испытанием.

— Ну а потом?

— О, не стоит заглядывать так далеко. К тому времени меня уже не будет в живых. К тому времени вы с Сарой будете руководить организацией уже лет двадцать. И последней вашей задачей станет ее роспуск. Он необходим, чтобы наша организация не превратилась в еще одну выдохшуюся старую природоохранную контору наподобие тех, что существуют сейчас. Изрекающие устаревшие мудрости, напрасно тратящие средства и приносящие больше вреда, чем пользы.

— Понимаю… — протянул Эванс. — Ну а что делать потом, когда она будет распущена?

— Найти какого-нибудь умного блестящего молодого человека или девушку, заразить его своими идеями. И пусть он или она займутся тем, что необходимо уже следующему поколению.

Эванс вопросительно взглянул на Сару. Она пожала плечами:

— Мне кажется, тут без вариантов.

Через полчаса они долетели до берегов Калифорнии. Из иллюминаторов был виден коричневатый туман, повисший над океаном. По мере приближения к земле он становился все плотней и гуще. И вот наконец показались огни города, они тянулись на многие мили, насколько хватало глаз. Но их затеняла пелена смога.

— Похоже на ад, верно? — заметила Сара. — Просто не представляю, как наш самолет сможет здесь приземлиться.

— Я же сказал, работы у нас непочатый край, — пробормотал Мортон.

И вот самолет приземлился в Лос-Анджелесе. Посадка была мягкой…