Готика белого отребья III

Через секунду, после того как он услышал эти два жутких женских голоса, Линг...

… он сделал еще несколько шагов вперед (в своих фирменных дизайнерских ботинках за 600 долларов, которые можно купить только в Калифорнии!), снова остановился и снова услышал голоса.

- Эй?

- При-и-иве-ет!

На этот раз Линг чуть не выпрыгнул из этих модных дизайнерских походных ботинок Левого побережья. На этот раз он услышал оба голоса громко и отчетливо и с резонансом, который казался совершенно странным. Мистер Линг стоял, пошатываясь, на коленях, и ему пришло в голову, что эти голоса, возможно, даже не звучали в его ушах, что звучало каламбурно-абсурдно. Это последнее «привет», казалось, вызвало пульсацию в его голове, пульсацию, похожую на давление. «Это пиздец», - подумал он в своем лучшем членораздельном состоянии. И эта пульсация в голове билась вместе с пульсацией в штанах – все это было совершенно загадочно.

Еще более загадочным было то, что произошло дальше.

Из леса появились две фигуры – две фигуры в плащах, или, я бы сказал, две женские фигуры в плащах, и это не было бы необычным зрелищем, если бы он вернулся в Ла-Ла-Ленд, откуда он приехал. Лос-Анджелес был набит до жабр долбанутыми, чокнутыми цыпочками, которые одевались в Хэллоуинское дерьмо, когда был не Хэллоуин. Но ведь он не в Лос-Анджелесе, не так ли? Нет, он стоял в глухих дебрях Западной Вирджинии, а не Ла-Ла-Лэнде, он был в Землях Деревенщин.

- Хм, привет, - поздоровался Линг, но больше он не знал, что сказать.

Две женщины в плащах посмотрели на него и улыбнулись. Их плащи с капюшонами блестели, как черные пластиковые плащи, в которых было невыносимо жарко, но ни на одном белом лбу не было ни капли пота, и именно тогда Линг заметил, насколько белы были эти лбы, и их горло, и кожа, видневшаяся в V-образных местах, где их плащи были стянуты вместе. На них были высокие блестящие черные сапоги, которые открывали только голые белые колени и, может быть, дюйм бедер – тоже очень, очень белые. Эти женщины были более чем бледны. Маленький кусочек их кожи, который был виден, был настолько белым, насколько это вообще возможно, как бумага на ярком экране компьютера. Их глаза были закрыты черными солнцезащитными очками.

Это было какое-то дурацкое зрелище в отдаленных лесах Западной Вирджинии!

Они продолжали смотреть на него, улыбаясь, в то время как Линг мог только смотреть на них в сильнейшем замешательстве. Пост-нео-готы, подумал он. И уж точно это не Хэллоуин...

- О, я понимаю, - предположил он, - Вы, леди, должно быть, приехали на какой-то фестиваль или что-то в этом роде, верно? Джамбори или праздник солнцестояния? Что-то в этом роде? Верно?

Конечно, подобные предположения были просто нелепы. Никакого солнцестояния и равноденствия и близко не было, и даже отдаленно не было похоже, что здесь когда-нибудь состоится какой-либо фестиваль. Но мистер Линг отчаянно хотел что-то сказать, в то время как две стройные женщины просто стояли, склонив головы набок и улыбаясь. И одна деталь, оставленная до сих пор незамеченной, заключалась в следующем: обе женщины щеголяли самой яркой ярко-красной помадой. Ах да, и еще одна деталь: на лилейно-белой шее каждой женщины висело ожерелье, с которого свисал перевернутый крест.

«Ого», - подумал Линг, делая шаг назад. Чем же можно объяснить это несоответствие? О, конечно! Они, должно быть, фанаты норвежской блэк-метал-сцены. Конечно! В Западной Вирджинии...

К этому моменту оставалось только одно.

- Ну, дамы, - сказал Линг. - Было очень приятно познакомиться, но, боюсь, мне пора на урок пилатеса, так что мне пора. До свидания.

- Подожди.

- Не уходи пока!

Их ответ звенел у него в голове, пока не заболели виски, и только тогда Линг понял, что их голоса звучат у него в голове, а не в ушах. На самом деле это было бесспорно.

Рты женщин не открывались, когда они передавали эти слова в его мозг.

- Жаль, что мы не можем быть тобой, - сказала одна из них тоном, который казался очень грустным.

Следующая реплика собеседницы прозвучала еще энергичнее:

- Неужели ты не хочешь хотя бы поцеловать нас?

Услышав этот вопрос, Линг нахмурился. Он не хотел целовать ни одну из этих женщин, они были слишком странные. Но когда одна из них шагнула вперед, Линг понял, что отступить он не может, и, как во сне или грибной галлюцинации, образ женского лица начал колебаться и подплывать ближе, а затем эти ужасные, блестящие красные губы раскрылись и исчезли…

Еще один мысленный звук потряс его, что-то вроде звука, когда вы выпускаете под давлением воздух из кишечника, что-то вроде: пс-с-с-с-с-с-с-с!

****

Вернемся в дом Крафтера...

Как вы можете себе представить, все шло по сценарию, где одно, безусловно, должно было привести к другому. Спокойный летний день остывал, затем солнце готовилось опуститься вместе со своим сиянием в царство ранних сумерек. Скрежещущий и почти электронный звук бесчисленных саранчовых начал затихать, постепенно уступая место гораздо более приятному хору сверчков.

Писателю стало скучно, и он вернулся в дом, где Чарити спала на нелепо дорогом антикварном диване. Одна грудь осталась над большим белым банным полотенцем, которого хватило бы на халат, и Писатель обнаружил, что не в силах отвести взгляд. Он был порядочным, культурным и цивилизованным человеком, это верно, но сейчас он пребывал в совершенно неподвластном ему настроении тревоги; я имею в виду такую тревогу, какую внушают более первобытные синаптические импульсы в мозгу.

Это была настоящая грудь; не то чтобы у Дон и Сноуи ее не было, но, увы, в данный момент они были «старыми новостями». Вместо этого Чарити – о, зачем стесняться слов в этом дрянном романе? – грудь Чарити была в состоянии органической сочности; она была интригующей: её идеальный размер, её пухлость, её обвислость, несмотря на то, что в течение двадцати с лишним лет они ни в коей мере не были стеснены бюстгальтером. Кроме того, её оттенок – этот богатый естественный загар – только улучшал общее либидозное качество зрелища. Большой коричневый эрегированный сосок торчал, как будто это означало дело, сосочек (так он называется?), наполненный возбужденной кровью, такой, что Писатель присмотрелся внимательнее и задался вопросом, не упивается ли подсознание Чарити мыслями похотливого рода.

Мысли похотливого рода также густо роились в голове у Писателя. Черт! Что за чертовы сиськи. Я мог бы сделать это прямо сейчас и оставить маленький подарок на этом ВЕЛИКОЛЕПНОМ соске. Да, именно так он и думал, и какой роскошью был бы такой поступок – просто сказать «да» своим желаниям пещерного человека и разорвать Ануто на этой огромной красивой «грудной дыне»...

Затем Писатель, смутившись, отшатнулся от музы. Что, черт возьми, со мной не так? Он сексуально эксплуатировал невинную спящую женщину, сводя желание к ее половым частям, используя ее, как ментальную туалетную бумагу. Это было сексуальное преступление, почти изнасилование, и это было совсем на него не похоже.

Он быстро отвернулся, поджав губы. Почему бы этим чертовым девчонкам не вернуться сюда, чтобы я мог отвлечься от такого дерьма? Он расхаживал по гостиной, занятый работой для себя, поглядывая на книжные полки, портреты в рамках, вероятно, стоившие целое состояние, более роскошную мебель 18-го века. Он заставил себя думать о чем-то другом, кроме груди Чарити, например, о широко распахнутой траверсионной уздечке внизу, двери в ад. Или тех двух девушкек, которых он только что видел на улице, убегающих от чего-то – две девушки в футбольной форме, и его двойник говорил что-то о Толстолобе и женских футбольных командах, не так ли? Почему странный или даже невозможный телефонный разговор теперь казался таким неопределенным? В самом деле, он казался едва существующим, так что он задался вопросом, был ли он у него вообще.

Разве не было бы здорово, размышлял он, если бы вся моя жизнь и все это безумное дерьмо происходили не по-настоящему... может быть, всё это просто галлюцинация?

Он подошел к высокому шведскому шкафу, очевидно, конца 16 века, ручной работы из дерева акации, с золотыми инкрустациями, наводящими на мысль о листве. В доме колдуна, конечно, никогда не знаешь, что можно обнаружить, копаясь в таких древних шкафах, поэтому он с некоторой осторожностью открыл одну из дверей. Но никаких оккультных безделушек там не было, только – из всех вещей – большой телевизор «Сони» и кабельная коробка. Какой-то антиквариат, с улыбкой подумал Писатель. Колдун с кабельным телевидением. Интересно, если у Крафтера есть Хулу...

Писатель взвизгнул и чуть было – простите за устаревшее выражение – не выпрыгнул из кожи, когда сзади его бедра обхватила совершенно неожиданно чья-то рука. Естественно, рука ласкала его промежность и, конечно же, принадлежала Чарити.

- Вот ты где, - прошептала она. - Я не слышала, как ты вернулся.

К тому времени, как очень испуганный Писатель обернулся, рука женщины скользнула вниз по его брюкам и стала изводить его член до полной эрекции. Теперь Чарити была обнажена, ее полотенце лежало на полу, и ее большие загорелые, сморщенные груди – э, я имею в виду сиськи – прижимались к его груди.

В одно мгновение его штаны были расстегнуты, его «барахло» вывалилось наружу, которое она схватила с большим пылом, а затем она начала тянуть его назад, назад к дивану, шепча:

- Иди сюда, иди сюда! Позволь мне позаботиться об этом! У меня так давно этого не было... - Она продолжала отступать назад, да, все еще тянула его за гениталии, и именно тогда ему в голову пришло аккуратное маленькое наблюдение. Член и яйца парней очень эффективно функционируют как удобная ручка для переноски, с помощью которой женщины тащат мужчин по жизни... Но, заметьте, он не жаловался.

Писатель быстро превратился в автомат в руках Чарити, в марионетку, в мясную марионетку, готовую выполнять приказы хозяина и неспособную к самостоятельному мышлению. (Некоторые женщины оказывают такое воздействие на мужчин, если вы этого не знали...) Вспомните, волосы Чарити – она не стриглась лет двадцать или около того – свисали почти до пола, так что ей пришлось протянуть руку и отодвинуть их в сторону. Затем она плюхнулась задом прямо на диван, потянула Писателя вперед, пока не получила идеальную позу для фелляции.

Чарити подняла на него распутные глаза, ухмыльнулась и довольно похотливо прошептала:

- Прошло так много времени с тех пор, как у меня во рту был твердый член, и, скажу я вам, этот чрезмерно затянувшийся период воздержания закончился прямо здесь и сейчас.

Я избавлю вас от непристойных подробностей, не столько из писательской дисциплины, сколько просто потому, что на данном этапе моей карьеры я не буду описывать еще одну сцену минета; просто у меня уже закончились все подобные сюжетные ходы. Я бы предпочел работать во дворе... А я не работаю во дворе. Вместо этого я урежу дело и дам вам знать, что очень мало усилий потребовалось, чтобы вызвать оргазм Писателя, и именно в тот момент, когда наступил этот переломный момент, Чарити оторвала рот от его дрожащего члена и дернула его до конца на свою большую правую грудь. Она орудовала его пенисом, как пекарь, украшающий торт, даже частично преуспев в том, чтобы «нарисовать» несколько кругов вокруг груди, сохранив последний вихрь спермы, чтобы покрыть глазурью этот большой, дерзкий, эрегированный сосок и осветить его в великолепном стиле. Все это выглядело очень похоже на тот сахарный соус, который используют для пончиков с медом...

Какие бы стоны, восклицания и т. д. ни сорвались с губ Писателя в этот критический момент, они останутся незамеченными, но это правда, что его колени почти подогнулись, не оставив ему другого выбора, кроме как тяжело плюхнуться на диван, пыхтя и стоная, все еще со спущенными штанами и гениталиями, выставленными напоказ. Даже его язык высунулся в нелепом последствии оргазма.

Чарити толкнула его локтем

- Смотри, смотри! - и показала, что она делает: растирает сперму вокруг большой загорелой груди, как какой-то землистый органический лосьон. Несмотря на усталость, Писатель с интересом разглядывал это порнографическое зрелище; ему даже пришло в голову, что всего несколько минут назад он мечтал проделать с ней то же самое, хотя на данный момент это не было глубоким совпадением, не так ли? Происходило много странных вещей, включая экстрасенсорные вспышки, дежавю и другие подобные отклонения от того, что мы могли бы считать территорией нормальности. (Эта местность давным-давно исчезла со страниц моих книг.)

Писатель обмяк там, где стоял, и прислонился к Чарити, пытаясь прийти в себя. Она тоже прислонилась к нему, как бы прижимаясь, и левой рукой – не той, что она терла о выпачканную спермой грудь, - обхватила правое бедро Писателя, сжала, а затем скользнула чуть выше.

- Может быть, теперь, - проворковала она, - ты сможешь что-нибудь для меня сделать...

Этот случай вопрос запер Писателя в психическом окоченении. Ужасный взгляд на её гениталии показал только жалкий мешочек с двумя комками внутри и маленькой шляпкой гриба телесного оттенка сверху.

«Я ИСТОЩЕН, - подумал он. - Мой член МЕРТВ, и так будет еще долго. И все же даже в самых идеальных условиях от истины нельзя было ускользнуть».

Теперь, я уверен, вы не забыли уже отмеченную заметную деталь: из-за дивергентной наследственности Чарити обладала ОГРОМНОЙ вагиной. Писатель бросил на неё еще один испуганный взгляд, когда Чарити нежно прижалась к нему и раздвинула ноги, и вот оно, неизбежное зрелище: чертовски ОГРОМНАЯ вагина, обрамленная каштановыми волосами.

Огромная, можно сказать титаническая. Грандиозная. Вагинища.

Писатель никогда не видел влагалища, скажем, у буйвола или гиппопотама, но, черт возьми, они должны были быть примерно одного размера с этой. Черт, подумал Писатель. Мне понадобится баранья нога в штанах, чтобы трахнуть ее. На самом деле расщелина этой штуки начиналась у ее ануса и доходила почти до пупка; это мог быть толстый ростбиф длиной в фут... но с волосами вокруг него.

И вот теперь гиперактивное чувство вежливости и хороших манер Писателя полностью рухнуло.

Что может сказать мужчина сексуально изнывающей женщине, чье влагалище слишком велико для блуда?

- Ну, Чарити, поверь мне, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем возможность доставить тебе такое же соразмерное удовольствие, какое ты только что доставила мне, но... - Он указал на свой уморительно вялый пенис, - ... даже если бы это было в лучшем рабочем состоянии, я боюсь... я боюсь, что...

Чарити рассмеялась и хлопнула его по бедру.

- О, конечно, я знаю, что ты никогда не сможешь трахнуть меня! Моя киска слишком большая! Ни один нормальный парень не смог бы меня трахнуть. - Она придвинулась ближе к нему и с удивительной силой притянула его к себе и поцеловала с языком, а потом прошептала:

- Но, я думаю, мы можем что-нибудь придумать...

***

Теперь мы должны сменить место действия, и я прошу вашего снисхождения, чтобы попросить вас вспомнить из Части 2, что самый изобретательный из четверки социопатов Ларкинсов был убит самым впечатляющим образом Тостолобом (представьте себе, что одна галлонная грелка будет накачана 50 галлонами тушеной говядины, пока она не взорвется; это в значительной степени то, что случилось с Горацием). Обнаружив то, что осталось от взорвавшейся «грелки», трое оставшихся братьев пришли в ярость, а когда эти мальчики приходили в ярость, можно было поспорить, что будет беда. Клайд и Гут направились на восток, а Такер – на запад, и все они отправились на миссию, чтобы выяснить, кто (или что) так отвратительно убил их брата, и по-королевски трахнуть этого человека (или тварь), как только они его найдут.

И вот они, эти двое, решительно шагали по живописному склону между двумя высокими лесными полосами. Они были вооружены мачете, потому что с нетерпением ожидали, что на убийцу Горация набросится отряд хакеров. Теперь, возможно, вы вспомните, что Гут был мозгом их семейки из четырех братьев и весьма склонен к суеверной болтовне – например, он не был далек от своего представления о возможности того, что за зверское убийство Горация был ответственен Толстолоб, в то время как Клайд (как и Такер) обладал более реалистичными подозрениями. Как бы то ни было, когда оба эти здоровяка с трудом поднимались на холм, Клайд поморщился от нескрываемой тоски и сжал промежность.

- Черт возьми, Гут! - пожаловался он. - Я чертовски возбужден! Я так возбужден, что мог бы трахнуть горсть саламандр. Когда мы найдем злого ублюдка, который ёбнул Горация, я буду трахать его в задницу, пока он не начнет выблёвывать свое собственное дерьмо и не подавится им.

- Конечно, Клайд, но ты действительно имеешь в виду, что это он, а не оно?

Клайд заскрежетал зубами, не одобряя глупые выводы брата.

- Забудь про это дерьмо, Гут. Я больше ничего не хочу слышать о Толстолобе. Он не что иное, как глупое суеверие. Толстолоб не существует, точно так же как Пасхальный кролик.

- Но, черт возьми, Клайд, я видел Пасхального кролика собственными глазами, когда был ребенком! Я же тебе тысячу раз рассказывал! - пробормотал себе под нос Клайд.

- Ай, ну конечно, Гут. Только это был не Пасхальный кролик, это был папа, одетый в костюм кролика. Мы с братьями никогда не рассказывали тебе, этого потому что думали, что ты всё равно не поймешь.

Толстая выпуклая физиономия Гута расцвела недоверием.

- Ч-что ты там такое говоришь? Папа носил костюм кролика?

- Ну да, боюсь, что так. Я имею в виду, мы все знаем, что папа не был самым нормальным парнем в городе, не таким, как папы других детей. Видишь ли, папа, он был в таком клубе…

- Ты... ты имеешь в виду что-то вроде гольф-клуба?

Клайд поморщился.

- Нет, нет, черт возьми, Гут, как можно быть таким тупым? Это похоже на джип-клуб, вроде тех, в которых состоят некоторые парни, кучка парней, которые все владеют джипами и любят ездить вместе по выходным, или как кафе-клуб, где люди, которые любят играть в шахматы, собираются все вместе и делают это. Но папа, видишь ли, он был в том, что они называют пушистым клубом, где собираются люди, которые любят носить костюмы животных типа «Крик-уин», и, видишь ли, Гут, многие из этих пушистых клубов, ну, ты знаешь, они сексуальны, а в случае с папой это был гей-зоо-клуб, и раз в месяц или около того он и его приятели из пушистого клуба собирались вместе в своих костюмах животных и, в общем, они трахали друг друга в задницы и отсасывали друг у друга члены. Один был другим животным, понимаешь, Генри Уилер был Бычьим Лосем, а Старик Мэттьюс – Медведем Йогом, и так далее, и тому подобное; держу пари, что в пушистом клубе папы было пятнадцать парней, и папа, ну, я имею в виду папу, он всегда имел дело с кроликами, так что он был Багз Банни, и он всегда был первым, кого дрючили в задницу. Черт, у его кроличьих штанов даже был специальный вырез над задницей, просто чтобы ему было легче трахаться в задницу. - Клайд только покачал головой и усмехнулся. - Однажды ночью мы с Такером заглянули в гостиную, когда должны были спать, и вот тогда-то мы и увидели папин пушистый клуб.

Гут уставился на него с открытым ртом, онемев от этого довольно своеобразного откровения.

- Так или иначе, - сказал Клайд, - вот и все, и никакого Пасхального кролика нет, как нет и Толстолоба, так что держи свой тупой язык за зубами и смотри вниз. - С этими словами Клайд на мгновение остановился и указал на приближающийся лес. - Это похоже на что-то, вроде тебя, что-то за теми деревьями в лесу?

Действительно, так оно и было. Более темная и симметричная фигура, казалось, находилась глубже среди всех этих дубов и сосен: длинная прямоугольная форма, что-то явно сделанное человеком. Большие мужские сиськи Гута выпирали во властной позе, когда он прикрывал глаза и пристально вглядывался.

- Будь я проклят, если ты не прав, Клайд! Слишком большой, я думаю, чтобы быть домом, но это действительно похоже на какое-то здание... и ... – Он посмотрел на брата в замешательстве. - Ты уверен, что папа действительно был пушистым?! В смысле, ты уверен, что не выдумал все это дерьмо, чтобы я больше не верил в Пасхального кролика?

- Заткнись, и пошли, - ответил Клайд, сам стараясь забыть об этом. Вместо этого он счел необходимым выяснить, что это за фигура в лесу, и не прошло и пяти минут, как они уже стояли рядом с ней, глядя вверх.

Предположение Гута оказалось верным – это было здание, причем длинное: почти 100 футов на 50 футов. Его длинные боковые стены были сложены из крепких бревен – судя по виду, дубовых – с которых давным-давно содрали кору, покрыли каким-то древним лаком, а швы залепили каким-то столь же древним цементом. Очевидно, прошло много лет с тех пор, как этот домик в последний раз функционировал, потому что внешние стены были увиты виноградом и плющом.

Гут почесал коротко остриженную голову.

- Здоровенная бревенчатая хижина...

- Оно не может быть хижиной, Гут. Он слишком большой. Должно быть, это какая-то школа, построенная в давние времена, когда Колумбо открыл Америку.

Крыша, казалось, была сделана из жести и была явно не в лучшем состоянии, а несколько решетчатых окон – все гораздо более поздние, чем первоначальное строение – были вырезаны в бревенчатых кованых стенах, но большинство были без стекол.

Тяжелые шаги двух братьев громко захрустели, когда они двинулись вперед, чтобы исследовать переднюю часть строения.

- Ну, ладно осмотрим тут всё? - сказал Клайд, глядя высоко вверх. Передняя стена здания поднималась на вершину и была увенчана куполом и колокольней (но без колокола.) Тяжелые деревянные плиты с железными петлями образовывали большой двустворчатый вход, а по обе стороны каменной дверной рамы располагались стрельчатые окна со свинцовыми вставками. Очевидно, когда-то они служили витражами. Между этими стрельчатыми рамами, двойными дверями и колокольней Клайд предположил первым:

- Это место, должно быть, было церковью...

Гут кивнул.

- Чертовски большая церковь при этом. И посмотри на это...

Толстый палец Гута (палец, я без нужды упомяну, который прощупал многих захолустных «куттеров» и выколол глаза многим нарушителям и наркоторговцам) указал на краеугольный камень другого оттенка в нижнем углу кирпичного фасада. Камень был вырезан искусным резцом ЛАУДЕМ ДЕО-РОКСТОНОМ в 1698 году.

Гут попытался произнести:

- Ух-рок-тон...

В глазах Клайда мелькнуло смутное узнавание.

- О, да, я слышал об этом месте, когда мы были подростками. Это не церковь, а какая-то христианская школа или... Нет! Больница или что-то в этом роде для религиозных людей. На самом деле... - Здесь Клайд медленно кивнул, поскольку смог вспомнить немного больше. - Совершенно верно. Это то самое место, где все эти дурацкие истории говорят, что Толстолоб получил свинец в башку от священника. Это было где-то там, где раньше было озеро, которое осушили. Там, говорят, священник и заебенил Толстолоба, а еще говорят, что мозги у него были желто-зеленые!

Гут подпрыгнул на цыпочках, и его рот открылся для громкого восклицания:

- О, так ты действительно веришь в Толстолоба!

- Нет, не верю, ты, тупоголовый говнюк с собачьими мозгами, идиот! Все, что я сказал, было частью легенды. А теперь заткнись и давай двигай!

Глаза Гута сузились в глубокой задумчивости, которая была не очень глубокой.

- Тогда какого хрена, Клайд? Почему бы нам сначала не пойти назад и не заглянуть туда? - Гут усмехнулся. - Вдруг там что-нибудь есть?

Клайд пнул брата в зад так сильно, что тот издал звук, похожий на удар боксера-тяжеловеса в живот противнику.

- Ой! За что? - взвыл Гут.

- Потому что ты мудак безмозглый! - Клайд схватил Гута за толстую шею и повел его к задней части этого очень странного сооружения. Они спустились с небольшого холма и быстро оказались у задней стены здания, которое примыкало к склону и свидетельствовало о подвале, сделанном из грубо вырубленных полевых камней давным-давно.

Однако, оказавшись там, оба замерли и замолчали. В этой стене из неровных каменных плит, очевидно, была проделана дыра, оставившая проход, достаточно большой, чтобы человек мог пройти через него, нагнувшись.

- Похоже, кто-то пробил дыру в стене, - сказал Клайд, - давным-давно, вон, посмотри на плющ.

Нижняя губа Гута задрожала.

- Бь-бьюсь об заклад, это был Толстолоб. Держу пари, он сейчас там…

БАХ!

- Ой-ой-ой, - снова взвыл Гут, когда его более мудрый брат снова пнул его по заднице.

- Заткни свою дырку насчет этого проклятого болвана! Мы ищем подонков, что заебашили нашего дорогого брата Горация, и эта дыра выглядит чертовски хорошим укрытием, так что пошли!

Каждый из братьев поднял мачете в командирской позе, затем по очереди вошел в дыру (нелегко обоим братьям, учитывая их размер и вес, и немного особенно трудновато для Гута, потому что он был самым толстым из них). Внутри единственным источником света был дневной свет, проникавший через отверстие, но прежде всего они заметили что-то другое. На самом деле Гут пошатнулся там, где он стоял, от внезапного, не слишком приятного запаха.

- Черт возьми, Клайд! - Гут тут же задохнулся. - Здесь воняет, как в заднице у метамфетаминовой шлюхи, и я имею в виду ту, которая не мыла сраку месяцами!

- Именно так, брат, - согласился Клайд. Он глубоко вздохнул и сжал промежность в явном жесте аутоэротизма. Мы должны выяснить, откуда идет этот запашок.

- Но мы почти ничего не видим в такой темноте, - пожаловался Гут, все еще потрясенный запахом.

Клайд покачал головой и достал из заднего кармана маленький фонарик.

- Достань свой фонарик, тупица! Я что, всё тебе говорить должен?

Подождите минутку. Фонарики? Я уже упоминал, что они взяли фонарики?

Нет, я вижу, что нет.

Но вы можете поверить мне на слово! Они принесли фонарики. Ну и что с того, что я не упомянул об этом раньше? Это подразумевается само собой!

Мощные лучи фонарика пропахали чернильно-черное подземное пространство, обнаружив несколько очень старых картонных коробок, полных гниющих молитвенников, но, как ни странно, мало что еще заслуживало внимания. Кроме…

- Что это за ДЕРЬМО, Клайд? - спросил Гут, все еще держа фонарь. - Ты это видишь?

Клайд увидел это и кивнул.

- Это было кучей чего-то непонятного.

- Опасное это место - сказал Гут, прищурившись. - Выглядит почти как куча старой одежды, не так ли?

- Кто его знает, Гут, но дело в том, что... куча старой одежды не двигается!

Куча должна была быть примерно в 30 футах, и она действительно двигалась. Казалось, она дрожала, как желе, но тогда как может что-то желеобразное хоть как-то походить на груду старой одежды? А потом?

«Куча» начала шуметь. И странные это были звуки. Они казались человеческими или почти человеческими, возможно, блеющими и каким-то образом отчаявшимися. Кроме того, эти звуки имели разные тона, почти как голоса разных людей...

- Блюх-блюб-гларуб-эй!

- Глет-бу-блусс глут!

- Хеллуб-хеллуп нас!

- К черту все это дерьмо, Клайд! - воскликнул Гут.

- Успокойся, сиссибриджес. Кто бы ни издавал эти смешные звуки, он вот-вот получит от нас пинка под зад, при этом я что-то возбудился, братец! Парень это или девчонка, но я определённо трахну это. Господи, да я бы даже сейчас овце вдул.

Оба брата медленно приблизились к «куче», которая двигалась. Лучи их фонариков падали вниз. Сначала они уловили скользящий звук, затем еще больше похожего на голос блеяния.

- Глелп нас, блу-блу-блу!

- Тре-вон!

- Гу-ларуп! Буль-буль-глуп!

Клайд прищурился.

- Черт возьми! С этой кучей явно что-то не так! Да это же куча людей! - завопил он, вытаращив глаза.

Так оно и было. Это была куча людей. Их было, наверно, четверо или пятеро, и все они были обнажены, а их старая одежда, в основном ручной работы, странным образом лежала поверх этой дрожащей груды, составленной из их тел, как будто носители одежды каким-то образом выскользнули из них странным движением.

Так вот, автор, кажется, не совсем ясно выражается, верно? О чем, черт возьми, он говорит? Куча голых людей? Их одежда не на их телах из-за странного движения?

Иногда быть писателем трудно, и особенно тяжело быть старым писателем. Эти творческие синапсы срабатывают не так быстро и не так обильно, как раньше. Тем не менее, мой долг, дорогой читатель, перед вами, и я пройду через Ад и Высокую воду, чтобы помочь вашему разуму визуально уловить загадку, которая сейчас происходила в этом сыром и очень вонючем подвале из полевого камня.

Пять человек в точности составляли эту человеческую кучу. И разве вы не догадываетесь? Все пятеро были женщинами, что может быть истолковано как преднамеренный сексизм, явный жест, направленный на эксплуатацию, подчинение и унижение женского пола, чтобы изобразить их в качестве нежелательных сексуальных сосудов и громоотводов для диковинных, беспричинных злоупотреблений и символов товаров женоненавистничества, за что авторов мужских ужасов постоянно ругают. Что ж, позвольте мне сказать вам кое-что: подобные обвинения – жалкое оправдание для легитимации критической атаки. Эти интерпретации, по правде говоря, являются дефектной конструкцией и все такое, и причина, по которой пять человеческих компонентов этой подозрительной кучи являлись женскими, заключается в том, что это именно так!

Простите за отступление.

Представьте себе пять голых женщин-крикеров (эти девушки были крикерами, да, отсюда и одежда ручной работы), лежащих друг на друге в чем-то вроде кучи. Теперь... далее представьте себе, что все пятеро были каким-то образом совершенно бескостными.

Вот именно, у этих шлюх нет костей. Как будто какой-то ужасный вирус растворил их кости!

Я имею в виду, ни черепов, ни грудных клеток, ни костей рук или ног, ни костей бедер, ни костей ног, ничего.

Так как же тогда будет выглядеть эта куча? Может быть, что-то похожее на то, что здесь описано? Во всяком случае, я искренне надеюсь, что вы составили визуальную картину.

Эта более близкая близость к куче только сгустила этот ужасный запах до откровенного зловония. Гут на самом деле смотрел на него со слезами на глазах и все еще хрипел и давился. Но Клайд просто наклонился над кучей, заинтригованный, а не испуганный. Он наклонился и вытащил из кучи несколько извивающихся мешков, затем поднял один за резиновую руку.

- Да, это люди, верно. Бескостные люди, Гут.

- Бе-бескостные? - пробормотал Гут, все еще чувствуя головокружение от вони.

Клайд кивнул.

- Держу пари, брат. - Он встряхнул ту, которую держал в воздухе, и все, что она делала, это хлопала вокруг, как одна из тех надувных кукол любви, но без воздуха. - И это девчонка, видишь? - Он указал на странный треугольник черных волос там, где соединялись две резиновые ноги, затем порылся в болоте волос указательным пальцем, пока... - Вот и дырка! – Восторжествовал он. Когда он вытащил палец и понюхал его, он топнул сапогом, заткнул рот и издал опытный мятежный вопль, который эхом разнесся по всему пещеристому подвалу.

Гут устало покачнулся на месте, прижав руку к животу.

- Да ладно тебе, Клайд. Это место загажено, и запах убивает меня, это так. Эта куча бескостных людей заставит меня видеть кошмары...

- О, не будь таким ребенком, - Клайд уронил первую девочку (которая шлепнулась на пол, как мокрое пляжное полотенце телесного цвета), затем порылся в остальной куче людей. - Как тебе это нравится, Гут? Они все девчонки! Думаю, они все так же хороши, как и другие. - Он оттащил одну извивающуюся девочку за белокурые волосы от кучи и уложил ее в виде морской звезды.

Руки и ноги двигались, как медленные змеи, а лицо на плоской, лишенной черепа голове ошеломленно смотрело на Клайда. Вялый рот шевельнулся, высунулся язык. Более блеющие звуки вышли из неё:

- По-мор-кхи...

Ничуть не тронутый бедственным положением бедной девушки, Клайд «бросил Троу».

- У меня нет костей, милая, но вот тебе кое-что получше, - и с этим замечанием он достал член, который был совсем не маленький.

- Ты издеваешься надо мной, Клайд! - возразил Гут почти жалобно. - Это проклятое место! Мы должны выбраться отсюда! У тебя нет времени на то, чтобы дрючить её задницу!

Но Клайд ничего этого не хотел.

- Это не займет и минуты, пока я не загружу кузов этого кожаного мешка. Точно так же, как мистер Фитцвилер учил нас в воскресной школе, две вещи, которые парень никогда не может выбросить, это еда и киска, потому что это Божьи благословения. Так что, это будет грех, если я не засуну немного мяса в сральник этой бескостной деревенщины.

Гут поморщился от всей этой ситуации, и он точно не помнил, чтобы мистер Фитцвилер когда-нибудь говорил о кисках в воскресной школе. Тем временем большая старая задница Клайда подпрыгивала вверх и вниз на этой плоской, как коврик, бескостной девушке, с которой он каким-то образом умудрился осуществить коитус. И в следующее мгновение:

- А-а, она дует! - Клайд хмыкнул, успешно перенеся свою сперму в вялый вагинальный ствол девушки. Ее такая же вялая голова слегка покачнулась, и глазные яблоки выскользнули из того, что когда-то было костяными глазницами, но не более.

Затем из горла бедняжки вырвался хриплый звук, похожий на:

- Гу, гу, гла-а-а-а...

Клайд кивнул и сказал:

- Она что кончила?

Гут почесал в затылке в созерцании.

- Эй, Клайд? Как ты думаешь, что будет, если она забеременеет? Ты думаешь, что ребенок будет вроде как костлявым.

Клайд стряхивал лишнюю сперму с конца своего члена, часть которой летела прямо в разинутый рот девушки.

- Ну, здравствуй. Гут, это хороший вопрос, но я ничего не знаю об этом бескостном деле. Наверно, это болезнь, которую они подхватили, например, от скитера или чего-то в этом роде, которая дает тебе микроб, который заставляет твои кости плавиться, как тот, о котором я слышал, который плавит все твои внутренности и превращает их в суп, так что потом ты их выблёвываешь и квакаешь. А теперь еще одна начинает появляться в этих краях под названием Липовая болезнь. Ты можешь заразиться ей от зараженного клеща, и вот что она делает: она превращает тебя в огромную липу с руками и ногами, и так ты должен провести остаток своей жизни. Огромная большая липа! Наверно, есть и Лимонная болезнь, и Апельсиновая, и Грейпфрутовая, кто знает?

Эта ситуация становилась чем-то большим, с чем мог справиться горошинный мозг Гута. Было достаточно неприятно обнаружить после всех этих лет, что его давно умерший отец был частью какого-то пушистого клуба по траханию в задницу, но теперь, на миссии по поиску убийцы Горация, сначала они сталкиваются с этим большим странным церковным зданием в лесу, затем находят кучу очень вонючих бескостных женщин, и теперь он должен был беспокоиться о том, что может превратиться в большую кучу извести.

- Клайд, я должен выбраться отсюда. Это место – сущее зло!

- Попридержи коней, брат, - сказал Клайд. - Позволь мне сделать это первым...

«Что сделать?» - Может быть, спросите вы.

Клайд снова вытащил свой член и обильно помочился на груду бескостных женщин. Каждый участник кучи извивался в возражении, вялые руки и ноги хлопали, и все они как бы мяукали в этом странном блеющем звуке, который они издавали.

- О-о! Га-а-а! Ты-лу-лу-лу млютер-флуггер!

- Йур-лур-лурму-млутерслаксит да-дликс!

- Буб-глуб-грлуб-блюб!

Клайд засмеялся и продолжал мочиться, и можно сказать, что у него был огромный мочевой пузырь, потому что даже через две минуты поток мочи не уменьшился. Теперь он нарочно направлял золотой каскад в лишенные челюстей, разинутые рты девушек, которые, конечно, невольно начинали полоскать мочу – «Позвольте угостить вас, дамы, выпивкой!» - и через минуту одна или две девушки захлебнулись.

- Да ладно тебе, Клайд! - завопил Гут. - Что ты там делаешь? Бедным девочкам было достаточно тяжело просто быть бескостными и все такое, а теперь тебе нужно ссать на них?

- Радуйся, Гут. Разве ты не знаешь, что еще говорил мистер Фитцвилер, когда я учился в воскресной школе? Еще не родилась женщина, которая не заслуживала бы того, чтобы на нее нассали, и я имею в виду, ссали много. Видишь ли, Гут, большой секрет в том, что все девчонки в глубине души хотят, чтобы с ними обращались как с дерьмом. Им нравится, когда их шлепают, жестко трахают в задницу, бьют кулаком по морде, пинают ногами по пизде и, конечно же, ссут на них. Да, я знаю, это не имеет никакого смысла, но ты когда-нибудь встречал девушку, которая не любила бы всего этого? Видишь ли, если только ты не надираешь им задницы тем или иным способом, у них нет никакой самооценки. Если ты будешь обращаться с ними хорошо, то они почувствуют, что они ничего не стоят, что тебе на них наплевать, что не оставит им другого выбора, кроме как облить тебя дерьмом и сделать из тебя идеального мудака перед всем проклятым городом. Так что ты должен колошматить бабу время от времени и трахать её, когда она того не хочет. Тогда у нее снова вырастет самооценка, и она снова почувствует себя хорошо. Ты понимаешь, что я говорю, брат? Я сделал эти бескостные мешки из кожи эйфьюрби, пописав на них.

Гут мог только слушать в полном неведении мудрость своего брата (которая, вероятно, не была бы одобрена Национальной организацией женщин), и он казался совершенно непреклонным, когда сказал:

- Клайд, мы можем, пожалуйста, вытащить наши задницы из этого гребаного места?

- Через минуту, брат, через минуту. Что скажешь, давай еще немного повеселимся с этими бескостными цыпочками? - Затем он схватил одну за другую ее плоские, как яичница, сиськи, поднял ее вверх и начал подбрасывать, как тесто для пиццы, а она испускала вокальное возражение типа: «Гулеруп-плюп-плюп-плюп!» В конце концов, ему это надоело, и он швырнул ее, как мячик, о каменную стену, где она на мгновение повисла, а затем соскользнула вниз. Потом схватил еще одну (на этот раз рыжую!), высморкался ей в лицо, а потом принялся крутить все ее тело, как огромную мокрую тряпку. Затем он поднял еще одну девушку («Не-лю-нет!»), схватил одну вялую руку и протянул ее Гуту.

- Держись вот за эту руку, Гут, давай, сожми ее. Ты чувствуешь, как там двигаются мышцы, но нет костей! Самое странное, что ты когда-либо чувствовал! Как змея, скользящая внутри чулка!

Гут вскинул руки.

- Черт бы тебя побрал, Клайд! Ну и торчи здесь весь день! Я ухожу!

- Нет! Нет, подожди! Посмотри-ка сюда! Держу пари, я смогу выжать мозги этой девчонке из ее рта! Смотри!

Гут с большой усталостью и раздражением остановил свое движение к выходу и обернулся.

Клайд все еще держал вялую рыжеволосую, и теперь одна его рука сжимала ее горло, в то время как другая сжимала обвисшую голову без черепа. Мозг, уже не заключенный в оболочку черепа, действительно начал выпячиваться изо рта несчастной девушки: редкое и захватывающее зрелище.

- Разве это не роскошно? - Клайд отпраздновал это событие, а затем, для пущей убедительности, высморкался в волосы рыжеволосой, шлепнул ее на каменный пол, несколько раз прошелся по ней взад-вперед – тоже для пущей убедительности – и направился к выходу из подвала. Все это время уцелевшие бескостные девушки блеяли и бормотали за его спиной непонятные ругательства.

- Всем вам, леди, хорошего дня!

Гут ждал снаружи, радуясь, что наконец-то получил доступ к воздуху, пригодному для дыхания. Клайд покончил с чокнутым делом, подумал он.

Через минуту к нему присоединился Клайд с выражением человека, только что испытавшего избыток удовлетворения.

- Хватит болтаться без дела, Гут, мы должны вернуться к делу и найти убийцу Горация. Топай, нам ещё надо осмотреть другую сторону.

Оба мужчины потопали к другой стороне здания. Гут подавил свое возражение против этого замечания о лени и воздержался от дальнейших возражений. Тот, кто убил Горация, давно ушел, а Гораций (упокой господь его душу) всегда был каким-то придурком, и, братская кровь или нет, Гут с таким же успехом мог вернуться домой и работать над холодной упаковкой пива.

Клайд остановился на полпути к скромному склону; он наклонился вперед, прищурившись.

- Ты видишь это, Гут?

Когда Гут начал сосредотачиваться, он посмотрел вперед, собираясь сказать «нет», но затем он действительно увидел что-то, прямо там, рядом со стеной здания, и если он не ошибался, оно, казалось, двигалось.

- Что это? - спросил Гут.

Что бы это ни было, оно было дубленого цвета или скорее цвета хаки. И что-то в этом было... странное. На самом деле, это покачивание казалось знакомым...

-Буб-буб-блелп мли! - сказало существо.

Ну конечно! Это был еще один бескостный человек!

- Но на этот раз это парень, - заметил Клайд без особого интереса.

Он как бы вываливался из своей одежды, походных шорт и причудливой рыбацкой рубашки. И модные замшевые сапоги, казалось, прилипли к резиновым ногам. Голова мужчины выглядела, ну, довольно забавно теперь, когда не было черепа, чтобы определить ее форму, и это была, по-видимому, бритая голова. Этот шаткий плоский круг головы походил на глаза, нос, рот и уши, плавающие в луже мясистой глупой замазки – действительно поразительный образ, и еще более поразительный, когда кривящийся рот начал болтать:

- Буб-буб-блей, уб-уб-а-бламулейс!

- Чего, приятель? - спросил Гут.

- Кажется, он сказал, что ему нужна скорая помощь, - заметил Клайд.

- Вот дерьмо, Клайд. Я думаю, нам нужно отвезти его в харспитал, а?

Клайд шлепнул брата по затылку.

- Да что с тобой, болван! Лучше поищем его бумажник!

Опустившись на колени, Гут пошарил в карманах бескостного мужчины и вытащил дизайнерский бумажник из змеиной кожи Сен-Лорана.

- Срань господня! Этот парень богат! - Гут достал пачку банкнот по 100 долларов.

Клайд выхватил деньги из рук брата и сунул их в карман.

- Я подержу их. Теперь проверь его документы.

Гут покосился на пластиковое водительское удостоверение.

- Похоже, этого парня так зовут... Майкл Линг. А он из Лос-Анджелеса... Анжер-лиз... Калифорния...

Клайд разбушевался

- Ка-а-а-а-а-алифорния! Я никогда не встречал людей оттудава, и никто из Калифорнии не стоит больше щепотки дикого сыра. - Он наклонился и заглянул в незащищенные глаза мистера Майкла Линга. - И что, приятель? Вот твоя скорая помощь... - Клайд поставил свою большую ногу в сапоге прямо на лицо Линга и подвигал ботинок, как будто тушил сигарету.

Нет никакой необходимости пытаться воспроизвести звуки возмущения, которые мистер Линг издал от этого поступка. Однако Гут стал выглядеть все более и более расстроенным.

- Черт возьми, Клайд, я начинаю немного расстраиваться из-за всего этого.

- Всего чего? – хмыкнул Клайд.

- Всех этих людей без костей, понимаешь? Я имею в виду, что за чертовщина могла забрать все их кости? Это просто неправильно, Клайд. Такого же не бывает?

- Да кому какое дело? - Клайд засунул здоровенную ногу в перекошенный рот Майкла Линга.

Гут озабоченно покачал головой.

- Но я думаю об этом…

- А ты не думай! Если бы ты и ведро свиного дерьма сдали тест на Iq, то ведро победило бы!

- Ну же, Клайд! Больше того, я думаю обо всем этом, мне кажется, единственное объяснение – это сказать, что каким-то образом именно Толстолоб забрал их кости.

Клайд уставился прямо на своего любимого брата и сказал:

- Если ты не прекратишь болтать об этой тупоголовой чепухе, я разнесу тебя в пух и прах так сильно, что твои яйца распухнут до размеров арбуза, помнишь как мы это сделали с тем стариком в инвалидном кресле, который однажды назвал нас жирными деревенщинами в кормовой лавке Паркинсона.

- Но ты же сам сказал, что Толстолоба застрелили за этим местом! Ты говорил, что так говорят местные легенды! Что об этом думаешь, братец?

- Что я думаю, Гут? Ладно, я скажу тебе, что думаю. Я думаю, что это все ПИЗДЕЖ! - крикнул Клайд.

В этот момент Толстолоб (который стоял на крыше) спрыгнул вниз и в пресловутую долю секунды схватил обоих братьев за затылки, а затем столкнул их головы лицом друг в друга в том, что можно было бы назвать последним «французским поцелуем». Их черепа хрустнули, как пенополистирол, одна голова жадно смешалась с другой, мозг смешался с мозгом, глазные яблоки столкнулись с глазными яблоками, образовав большую причудливую коренастую джамбалайю между двумя огромными руками Толстолоба.

Восемьсот фунтов мертвого мяса быдла упали на землю в одно и то же время, и была даже небольшая заметная дрожь.

Толстолоб стоял, кивая сам себе, и находил немалое удовлетворение в том, что только что сделал. На самом деле это был день, полный наслаждения и снятия стресса: сначала убийство тех девочек-футболисток из средней школы, а теперь эта пара тучных гигантских сенокосцев. Но, знаете, руки у него были испачканы, и ему очень хотелось их вытереть. Но как раз в тот момент, когда он вытирал их о деревянную стену здания, он посмотрел вниз и – о чудо!

Там лежали дрожащие, бескостные останки мистера Майкла Линга из Калифорнии. Огромный глаз уставился на эту... штуку, чем бы она ни была. Теперь его быстро восстанавливающийся мозг мог сформулировать постулат, что это действительно человек, но что именно за человек, Толстолоб пока не мог догадаться. Масса телесного цвета помоев, однако, похоже, была одета в одежду, и вы можете поспорить, что эта одежда была сорвана без промедления, а затем использована, чтобы вытереть руки Толстолоба. Но что-то заставило его сделать двойной дубль...

Он не мог не заметить необычайных размеров член мистера Линга. Конечно, он был не таким большим, как у него, но, вероятно, вдвое меньше, и это, без сомнения, делало его самым большим членом, который Толстолоб когда-либо видел у человека. Он был впечатлен.

Он сдернул его прямо с бескостной кляксы, с яйцами и всем прочим, и бросил вглубь леса.

Тело Линга – если это можно так назвать – сильно содрогнулось, как будто кто-то уронил его на третий рельс, и это лучшее, что я могу сделать, произнеся вокальное возмущение Линга:

- Хаг-хаг-оли, блин, шлит!

Но веселье еще не закончилось. У Толстолоба появилась идея. Он подхватил мистера Линга, как большой комок горячей ириски, и сказал…

Что ж, позвольте мне немного подумать о том, как это сформулировать...

Вы знаете, как – если вы мужчина, по крайней мере – когда ваш член находится в самом слабом состоянии, и указательным пальцем вы можете надавить на свою корону таким образом, что ваш пенис действительно выпадет? Это действие эффективно выворачивает пенис наизнанку внутрь в верхней части мошонки. Давай. Ты знаешь, о чем я говорю. И любой парень, который говорит, что он никогда не делал так, лжец.

Во всяком случае, это в значительной степени то, что Толстолоб сделал с Майклом Лингом... правда, не короной (которая теперь одиноко лежала глубоко в лесу), а головой. Вот именно. Толстолоб толкнул лишенную черепа голову Майкла Линга вниз по шее, между плечами, затем вниз, вниз, вниз, пока она не начала выдавливаться из его ануса. Добившись этого, Толстолоб схватил ту луковицу странной плоти, которая торчала из отверстия, дернул за нее и одним мощным взмахом вывернул бескостное тело мистера Линга наизнанку. Теперь все, что было внутри, было видно снаружи: сердце, аорта, легкие, кишечник и т. д.

И, как и многие вещи в этой саге, это было захватывающее зрелище, и если бы у Толстолоба был мобильный телефон, он бы сделал селфи, держа выпавшую массу плоти, как трофей.

Боже мой, какой замечательный день был у Толстолоба, а?

И он ещё должен был стать лучше...

Как раз в этот момент ветер переменился, и внезапно (мы уже наблюдали это раньше) до сверхъестественно чувствительных обонятельных органов Толстолоба донесся его абсолютно любимый аромат, и что бы это могло быть? Конечно.

Грязная киска.

И на этот раз она была по-настоящему грязной, такой грязной, что если бы нормальный человек сделал ошибку, войдя в нее, он бы вскочил и облевался. Без преувеличения. Ах, но Толстолоб вовсе не был нормальным человеком, он был чудовищным, сексуально психопатическим гибридом, и для него эта ошеломляющая, неузнаваемая вонь была такой же соблазнительной, как аромат яблочного пирога чьей-то бабушки, только что вынутого из духовки.

Вы можете догадаться, что произошло дальше. Конечно, Толстолоб последовал за грязной вонючей киской обратно к задней части здания и обнаружил дыру, выбитую в полевом камне. Теперь эта дыра, казалось, зажгла что-то в середине вновь выросшего мозга Толстолоба, что-то вроде дежавю. Как будто он видел эту дыру раньше, да и это здание тоже, давным-давно. Но не было времени обдумывать последствия этого наблюдения; действительно, этот запах грязной киски был слишком силен. На самом деле, только от этого запаха в воздухе его пенис уже поднялся на целых двадцать или более дюймов.

Толстолоб протиснулся в дыру и обнаружил, что стоит посреди этой великолепной, чистой, неподдельной вони, и когда он заглянул глубже в подвал, мы прекрасно знаем, что он увидел. (Точно так же, как обоняние Тостолоба было сверхчувствительным, так и его зрение тоже.)

Эти бескостные, грязные девчонки-крикеры блеяли, болтали и тряслись, когда Тостолоб полностью увидел их, он действительно улыбнулся. Теперь он хорошо проведет время...

***

(Я прелюдирую здесь, что, хотя этот романист упивается описанием душевых сцен в книгах, в которых женщины принимают душ, здесь не будет описания душевой сцены, в которой толстый, старый, белый Писатель с пивным брюхом принимает душ.)

Писатель вышел из душа и довольно вяло принялся вытираться, разинув рот и глядя на свое бородатое лицо в зеркале.

«Я только что трахнул женщину, - вспомнил он. - Я трахнул ее РУКОЙ».

Она умоляла его сделать это, и что он мог сказать после того, как получил от нее суперсовременную фелляцию, а потом залил ее грудь, как будто это была гребаная булочка с ромом? Что он мог сказать? Нет?

Она повалила его и себя на пол с удивительной для женщины лет сорока силой.

- Вставь мне, пожалуйста, вставь! - прошептала она. От возбуждения у нее скосило глаза.

- Э-э, вставить что? - спросил он, но потом она просто показала ему; она схватила его руку и без особых церемоний засунула ее в эту ложбинку розовой плоти, которая была ее вагинальным стволом, затем схватила его за локоть и – БАЦ! – засунула в себя до предплечья, и вы можете быть уверены, что со стороны Чарити не было недостатка в смазке.

- О, черт, так хорошо, - прохрипела она, широко расставив ноги, как гимнастка. В верхней части вагинальной щели, конечно, виднелся шар размером с грецкий орех – ее клитор. Она принялась растирать его одной рукой, в то же время самым ужасным тоном умоляя:

- Сделай это! Сделай!

Ну, Писатель, конечно, не стал. Он неловко стоял на коленях, согнувшись самым неудобным образом, и его рука по локоть была погружена в нее, в нее, в ее... гигантскую вагину. Он представил себе, как выглядит со стороны, а потом – что еще хуже – подумал, не смотрят ли его дорогие покойные родители с небес и не качают ли они головами, словно спрашивая, как они так налажали?

- Ну же! - завопила Чарити. - Туда и обратно! Давай двигай!

В тот момент было трудно сложить дважды два, но, в конце концов, он решил, что понял, и начал расслаблять предплечье взад-вперед.

Чарити напряглась.

- Да, да, быстрее! Сожми кулак!

Писатель головокружительно следовал приказам, используя предплечье как поршень. Каждый раз, когда он тянул назад, ее внутренние органы оказывали удивительное сопротивление, как вакуум, и каждый раз, когда он двигался вперед, раздавался громкий влажный шуршащий звук. Во-первых, вся эта скользкая плоть, сосущая его предплечье, была намного горячее, чем 98,6; на самом деле, если бы она стала намного горячее, ему пришлось бы остановиться. Там было множество бугорков, выступов, пульсирующих вен, и т. д. Кроме того, он мог поклясться, что там было что-то размером с чертов бейсбольный мяч – точка G, но он мог только догадываться, что это.

- Сильнее! - крикнула она. - Быстрее!

Следующие двадцать минут прошли таким образом: предплечье Писателя колотилось в нее изо всех сил, с таким же успехом он мог взбивать масло. Каждый раз, когда она испытывала оргазм, она напрягалась, выгибала спину, вскрикивала и издавала стоны, которые больше походили на вой, и этот канал горячей вагинальной мышцы спазмировался и временами сжимал его руку так сильно, что было больно.

«Это должно скоро закончиться», - думал он, уже близкий к изнеможению, все еще вдыхая и выдыхая, в то время как Чарити все время кричала: «Сильнее! Быстрее!» Поэтому он долбил все быстрее и быстрее, несмотря на истощающиеся запасы энергии.

- Оближи его! - приказала она ему и, конечно же, указала на свой смехотворно большой клитор, и, когда он начал лизать, как ему было приказано, сексуальные реакции Чарити перешли в овердрайв – грандиозный финал ее оргазмов. Я действительно должен предоставить вашему воображению степень ее диких речей и судорожных движений тела, и когда кризис миновал, она лежала на полу, как будто ее переехал трактор с прицепом.

«Самое время», - с облегчением подумал Писатель. Когда он вытащил руку, действие породило звук, похожий на вытягивание руки из чана с сырыми, влажными куриными потрохами, и в довершение всего, как только его рука была полностью извлечена, в воздухе затрещали несколько эффектных пуков, как будто служа идеальным акцентом к трехкольцевому групповому цирку, которым теперь стала жизнь Писателя.

Вышеупомянутый душ был немедленно необходим, чтобы смыть весь этот (извините, никакой другой термин не подойдет) вагинальный сок. Он чувствовал себя восьмидесятилетним мужчиной, когда вытирался, переодевался и тащился обратно в гостиную. Чарити осталась лежать на полу с косоглазием, высунутым языком и идиотской ухмылкой.

- Это был лучший оргазм, который я когда-либо испытывала...

«Оргазм?» - он не мог удержаться от этой мысли. Больше похоже на АРМгазм.

- Отлично, - сказал он, но внезапно его охватило паршивое настроение.

Чарити наконец-то забралась обратно на диван и укуталась в полотенце, и это вполне устраивало Писателя, потому что ему чертовски надоело смотреть на это гигантское влагалище. Его рука была по локоть в ней всего несколько минут назад, и это осознание сейчас поразило его, как сон – действительно плохой сон – такой, что он даже не был уверен, верит ли он в это. Она сестра-близнец Толстолоба, напомнил он себе, и в это он должен верить.

Но ей еще предстояло понять, зачем она здесь...

В тот же миг странную тишину дома нарушили Дон и Сноуи, которые ворвались в парадную дверь, волоча за собой несколько сумок и пакетов. Обе женщины выглядели напряженными.

- Здесь есть телевизор? - громко спросила Дон.

- Да, ты должен посмотреть новости, - добавила Сноуи.

- Ну, собственно говоря, - сказал Писатель. Он открыл шкаф и увидел большой «Сони». - Но давайте посмотрим, работает ли он...

Дон дала Чарити сарафан и шлепанцы, которые они купили в магазине.

- Вот, надень это.

Чарити вспыхнула от восторга.

- Спасибо! Оно прекрасно! - Она вскочила, уронила полотенце и натянула платье. - Я посмотрю, как оно смотрится на мне! - Она бросилась к зеркалу в ванной.

Глаза Дон широко раскрылись, и она прошептала:

- Ты видел гигантский клитор у этой цыпочки? Раньше я его не замечала.

«Это не единственное, что у неё гигантское», - подумал Писатель, но он не собирался повторять свои недавние действия.

- Так что же такого важного в этих новостях?

Телевизионная картинка только что расплылась в фокусе, показывая логотип новостей и мрачную видеозапись огороженного участка, в котором врачи скорой помощи выносили тела на носилках. Белые простыни покрывали тела, и многие из них были красными от крови.

- ... когда неизвестный нападавший, по-разному описываемый как чудовище и великан, жестоко напал на футбольную тренировку девочек средней школы Пизли на тренировочном поле близ Люнтвилля, - раздался стоический женский голос за кадром. В то же время сверху прокрутилось еще одно объявление: «СТРАШНЕЙШЕЕ МАССОВОЕ УБИЙСТВО В ИСТОРИИ ШТАТА». Писатель в ужасе прищурился, вглядываясь в детали экрана, и увидел нескольких молодых женщин в белом, лежащих без голов и других конечностей. По траве были протянуты веревки, на которых лежали груды чего-то похожего на человеческие органы. Одна иронично отрубленная голова белокурой девушки лежала в воротах.

- Святое дерьмо! - воскликнул Писатель. - Что, черт возьми, случилось?

- Толстолоб взбесился, вот что, - сказала Дон. - Он распиздячил к чертовой матери кучу старшеклассниц, играющих в футбол.

- Верю, - сказал Писатель, все еще не отрывая взгляда. - Нет ничего другого, что могло бы сделать все это.

Сноуи неприлично почесала зад, а потом понюхала пальцы.

- И это недалеко отсюда.

Чарити вернулась и тоже смотрела, но не казалась слишком удивленной.

- Толстолоб знает, что я жива, он чувствует это так же, как я чувствую его. Но чутье подсказывает мне, что он не придет сюда и не придет за мной, по крайней мере, пока. - Она закрыла глаза и покачала головой. - Сначала я подумала, что это может быть он, потому что я знаю, что он хочет убить меня. Ему невыносима мысль обо мне, и он хочет затрахать меня до смерти. Но теперь я чувствую, что он идет не ко мне.

Писатель не знал, как относиться к ее предположениям.

- Тогда куда же он направляется?

- В Аббатство, - ответила она. Ее глаза казались рассеянными. - Рокстонское Аббатство. Там старая пуританская церковь и дом священника, построенные в колониальные времена. В 1800-х годах они был куплены католической епархией и использовались в качестве жилья для старых священников, а затем хосписа и даже психиатрической больницы для священников и монахинь, которые стали…

- Которые ёбнулись, - предположила Сноуи.

- И, как вы могли догадаться, - добавила Дон, - все старые горожане клянутся, что там водятся привидения.

Писатель слегка нахмурился.

- Меня не очень интересуют призраки, но я хочу знать, почему этот Тостолоб, после того как двадцать лет пролежал мертвым в морге и недавно был реанимирован, захотел пойти туда?

- Потому что это последнее, что он помнит. Именно там он был убит, скорее всего, он пытается найти труп своего отца...

Писатель, несмотря на извилины рассказа, ухватился за определяющий вопрос.

- Почему его труп там?

- Горожане убили его вскоре после того, как он изнасиловал нашу биологическую мать. Они замуровали его в подвале аббатства.

Писатель поднял палец.

- А что именно они замуровали?

Чарити пожала плечами.

- Кто знает? У нас есть только легенда, и легенда расколота.

- То есть, если легенда правдива... - Но тут он замолчал с едва заметным ликованием, увидев, что Дон и Сноуи вспомнили свои инструкции и купили ящик пива «Кольер». Он открыл одну из банок с большим нетерпением. - Если легенда верна, то труп твоего отца принадлежал либо инопланетянину, либо демону...

Чарити решительно кивнула.

- И именно туда мне придется отправиться – в аббатство.

- Звучит логично,- сказал Писатель. - Что означает... - Он посмотрел на Дон.

- Что? - рявкнула Дон. - Не нравится мне этот взгляд!

- Лучше всего тебе остаться здесь и послать дрона в адские врата, может, быть, тебе получиться найти Кейса.

- К черту его и к черту тебя! Я не останусь в этом гребаном доме одна!

Вполне понятная жалоба.

- Ладно, Сноуи останется с тобой и поможет, а мы с Чарити отправимся в аббатство. Но сначала давайте попробуем беспилотник.

- Это я должна увидеть! - воскликнула Сноуи со своим длинным, как у Лавкрафта, лицом. Она схватила большую хозяйственную сумку и поспешила к двери в подвал, Чарити последовала за ней.

Но как только Писатель собрался продолжить, Дон схватила его за рубашку и потянула назад.

- Ты трахнул ее, не так ли?

- Что? - спросил Писатель. - Кого?

- Чарити, вот кого. Мы со Сноуи поспорили, что ты оттрахаешь её, как только мы выйдем за дверь.

Но Писатель не побрезговал ложью и использовал знаменитую фразу Билла Клинтона:

- У меня не было сексуальных отношений с этой женщиной. - Он покачал головой, словно разочаровавшись в Дон. - Ты должна высунуть голову из сточной канавы, Дон. Здесь происходит серьезное дело. На карту поставлены жизни людей. Дурачиться не входит в мои планы. - Затем он поморщился на мгновение, когда вспомнил вязкий образ Чарити, дрочащей ему на свою грудь, а затем заглатывающей его руку целиком своим влагалищем. По крайней мере, у меня интересная жизнь...

Дальняя дверь внизу оставалась открытой (та дверь, в которой исчез Кейс).

- Я купила два беспилотника, потому что была распродажа «два по цене одного». Второй пригодится, если мы потеряем первый. И я купила несколько батареек дополнительной емкости. Парень в магазине сказал, что они работают сорок пять минут каждая, но батарея, которая поставляется с каждым блоком, уже имеет половину заряда. Этого будет достаточно для пробного запуска, а мы тем временем зарядим все остальные батареи.

Писатель был впечатлен.

- Это конструктивное мышление, Дон.

- Ну конечно. Я служила в армии – мы находчивы и думаем наперед. Как ты думаешь, как мы придумали использовать бальзамирующую машину, чтобы надуть член мертвого парня, чтобы мы могли потрахаться?

Писатель открыл рот, но ничего не сказал. Он не мог возразить ей. Сноуи подключила все батарейки, а Дон собрала дрона на столе-алтаре, где хранились старые гримуары Крафтера и другие колдовские предметы.

Чарити, казалось, сначала испытывала отвращение, рассматривая мертвое тело пастора Томми Игнатиуса, которое все еще висело на другой двери.

- Это действительно проклятая комната. Я действительно чувствую зло в ней.

- Должно быть, - ответил Писатель. - Многие были принесены в жертву здесь, насажены на пики в этих дверях, чтобы вызвать оккультное событие, которое в случае пастора Томми привело к открытию той дальней двери.

- Дверь в ад, - произнесла Чарити, уставившись на нее.

- Думаю, да, и мы скоро узнаем наверняка.

Грудь Дон выразительно выпятилась, когда она подняла пульт управления и объяснила:

- У меня есть дроны, которые поставляются с отдельными контроллерами, так что мне не придется беспокоиться о синхронизации устройства с моим мобильным телефоном. Все, что увидит дрон, мы увидим на этом маленьком экране, - экран размером с большую карточку, - и мы сможем слышать, потому что у дрона есть микрофон, он известен как зум-микрофон, который проецируется вперед, так что мы не услышим шума двигателя.

- И мы сможем все это записать? Образы и звуки? - спросила Чарити.

- Совершенно верно. Весь отснятый материал идет на SD-карту в контроллере, так что даже если мы потеряем беспилотник, у нас останется отснятый материал. Но, конечно, там может не быть никаких кадров, потому что мы действительно не знаем…

- Если дрон вообще может функционировать в аду, - размышлял Писатель.

- Ага. Мы узнаем это прямо сейчас.

Дон нажала кнопку на пульте, и комната наполнилась жестяным, почти раздражающим жужжанием. Маленький четырехмоторный беспилотник медленно поднялся со стола, замер в воздухе и поплыл к открытой стрельчатой двери в конце комнаты...

- Ну вот! - воскликнула Дон.

… а потом вылетел в нее. Через секунду гул исчез, как и звук мотора.

Писатель, Чарити и Сноуи сгрудились позади, чтобы посмотреть на экран контроллера через плечо Дон.

И вот что они увидели.

Пятнисто-черная тьма с тусклым прямоугольным пятном темно-красного света вдалеке; по мере продвижения дрона этот прямоугольник становился все больше. Он довольно быстро увеличивался в размерах, что наводило на мысль, что проход между дверью в подвал и входом в ад был не так уж далеко. Затем…

ПУФ!

Все вздрогнули, когда беспилотник погрузился сначала в красноватый туман или пар, а затем в открытое пространство, которое невозможно было описать. Я, однако, опишу его, приведя в действие свой опыт качественного автора художественной литературы почти с сорокалетним стажем.

Они увидели город или точнее мегаполис: геометрическое поместье невероятной архитектуры, простиравшееся вдоль исчезающей линии ужасной черноты. Они видели здания и улицы, туннели и многоэтажки, странные сплющенные фабрики, из труб которых валил маслянистый дым. Это был некрополь, систематизированный и бесконечный, и звук, доносившийся из маленького динамика, был ужасающим, глухим гудящим звуком, который, должно быть, резонировал на расстоянии десятков или сотен миль.

По сути, то, на что они смотрели, было сущим адом. Сточные канавы почернели от ядовитого ихора. Приземистые стигийские церкви пели хвалу, словно безумным богам. Порывы ветра кричали человеческими голосами. Крылатые клещи роились в сюрреалистическом воздухе и взрывались клубами красного тумана, когда им не повезло влететь в один из пропеллеров устройства.

- Заставь дрона взлететь выше, - сказал Писатель. - Давайте посмотрим на все повыше.

Но когда беспилотник набрал высоту, стало ясно, что увидеть все невозможно. Объектив дрона наклонился вверх, чтобы показать тусклые, унылые небоскребы высотой не менее мили. Эти циклопические сооружения, казалось, раскачивались и наклонялись под такими крайними углами, что писателю казалось, что они могут рухнуть в любой момент, но этого не происходило, как будто они были подвержены какой-то аномалии гравитации или неизвестным физическим законам.

Из многих узких окон выглядывали искаженные лица, которые никак не могли быть человеческими, в то время как другие окна были либо выбиты, либо забрызганы кровью. Из других окон свисали лоскуты кожи, как простыни, вывешенные на просушку, а на разных подоконниках стояли горшки для растений, из которых росли вещи, больше похожие на человеческие половые органы, чем на цветы. Но еще больше смущало другое: небо, видимое между зданиями, казалось красным, и в нем висел черный серп луны.

- Черт возьми, это правда, - пробормотала Дон, с трудом открывая глаза. - Это не город на Земле. Единственное место, где это может быть, это ад.

- Точно мои чувства, - сказал Писатель. - Если только у нас нет общих галлюцинаций или Folie a deux, если такое явление действительно возможно.

- Это невероятно, - прошептала Чарити.

- У меня будут чертовы кошмары! – Закричала Сноуи, обнимая Дон.

Затем все четверо завопили, когда черная летучая мышь с шестифутовым размахом крыльев и смутно человеческим лицом скользнула мимо дрона; она оглянулась через кожистое плечо, улыбнулась и пропищала:

- А ну пиздуй отсюда!

- Эта штука только что послала нас? - воскликнула Дон.

Брови Писателя поползли вверх.

- Именно. Опусти беспилотник вниз, поближе к улицам. Давай посмотрим, что там происходит.

Дрон жужжал и снижался, пролетая мимо одного окна за другим. В одном окне Писатель мельком увидел, как ему показалось, фигуристую обнаженную женщину, но с ягодицами вместо лица, и казалось, что она вот-вот испражнится.

Наконец дрон опустился до уровня улицы, и что это была за улица. Одна вывеска гласила: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СВ. КРУГ ПУТРАДА, НОВЕЙШИЙ ПРЕФЕКТ СВИЩЕЙ и ТРАНСВЕРСИЙ АДА. Еще один знак гласил: ЗОНА ИССЕЧЕНИЯ ВЛАГАЛИЩА: ПОЛДЕНЬ - 2 ЧАСА ДНЯ.

- Что за чертовщина? - спросил кто-то.

- А это еще что такое? - крикнул кто-то.

Еще одна вывеска, на этот раз вывешенная рядом с несколькими мусорными контейнерами на колесах, гласила: ПЕРЕРАБОТКА ГНОЯ - 3 ЦЕНТА ЗА ГАЛЛОН.

А потом они увидели людей или, по крайней мере, то, что могло быть когда-то людьми.

Они больше походили на монстров. Или это были комбинации того и другого? Стройная пара держалась за руки, когда они проходили мимо, плоть на их конечностях и лицах уже сгнила. Несколько озорных ребятишек пробирались сквозь толпу с клыками, как у собак, и глазами, большими и красными, как яблоки. Следом прошел оборотень в деловом костюме и с портфелем, а за ним – привлекательная женщина, тоже в деловом костюме, но из бедер у нее торчали такие руки, что она шла на руках, а там, где должны были быть руки, были, конечно, ноги. Женщина взглянула на наручные часы на щиколотке и ускорила шаг. Следом трусил толстый клоун с топором в морде. Он несколько раз пискнул резиновым носом, посмотрел прямо в камеру дрона и сказал:

- Хочешь сочную салями?

- К черту это дерьмо! - выпалила Сноуи.

Столь же аномальными, как и живые существа на улице, были транспортные средства. Машины, больше похожие на маленькие паровые машины, пыхтели на колесах со спицами, а из дымовых труб впереди поднимались клубы черно-желтой сажи и водяного пара. Мимо катились экипажи и коляски, запряженные не лошадьми, а людьми, людьми, чья плоть висела мокрыми разорванными клочьями. В одном из экипажей сидела женщина с кожей, зеленой, как прудовая тина, в тиаре из желчных камней и платье, сшитом из тщательно сплетенных сухожилий. Она обмахивалась перепончатой отрубленной рукой. В другой карете ехало существо, которое могло быть кучей соплей, каким-то образом принявших человеческий облик.

С помощью пульта управления Дон снова опустила объектив и увеличила то, что казалось рядом обычных торговых автоматов, в которых можно было купить бутылку содовой или пакет чипсов. Но здесь таких предметов не было. Вместо этого прорези за стеклом гласили: «АССОРТИМЕНТ КОЖИ ПЕНИСОВ - 3 унции. ВОЛОСЫ С ЗАДНИЦЫ - 2 пачки по цене одной! АНГЕЛЬСКИЙ ПОТ - натуральный! СПЕРМА ТРОЛЛЯ - отлично подходит для крекеров!» Следующие вывески гласили: «ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ПРЕЗЕРВАТИВЫ! ТРУПНАЯ ПЕРХОТЬ и ГОЛОВНЫЕ ВШИ ПОПУРРИ - 1-фунтовый мешок! ИССЕЧЕННЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ВАГИНЫ - свежие! 5 Адских сносок! СОК КИШЕЧНИКА ГОРГУЛЬИ - бесплатно по подписке!»

- Я думаю, мы уже достаточно насмотрелись на это, Дон, - сказал Писатель, поморщившись. Как только дрон свернул в сторону, они увидели последнее предложение: «МЕНСТРУАЛЬНЫЕ СГУСТКИ - 100 за мешок! Лучше, чем вяленое мясо!»

Теперь беспилотник летел прямо по боковой улице – Бульвару ВАСКУЛИТА, гласил указатель – проходя между многоквартирными домами высотой в несколько миль, перерабатывающими заводами и фабриками, изрыгающими в алое небо дурно окрашенный дым. На улице показался китайский ресторан с мигающими красными неоновыми лампами, привлекающими внимание прохожих. СЕГОДНЯШНИЕ СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ! ХРУСТЯЩИЙ ПЕКИНСКИЙ ЧЛЕН! МУ ГУ ГАЙ КИШЕЧНИК! ЯИЧКИ ГЕНЕРАЛА ЦО! ЯЙЦО ФУ ПЛАЦЕНТА! Самым тревожным был завод размером с линкор; над ним висела большая освещенная вывеска с надписью «ЦЕНТР ПЕРЕРАБОТКИ ГНОЯ № 3 467 599». Девушки, казалось, с благоговейным ужасом смотрели на ошеломляющие образы качающихся зданий, но Писатель сосредоточился на толпах «людей», снующих туда-сюда по тротуарам внизу.

Эти пешеходы состояли из всевозможных людей, демонов, монстров и дьявольских гибридов. Некоторые существа выглядели так, как будто они были сформированы из экскрементов, и многие различные типы рогатых существ шли бок о бок с крылатыми существами. Вот шеренга безголовых монахинь, а вот кучка голых серокожих суккубов, ухмыляющихся измазанными кровью ртами. Затем Писатель вспомнил «Сад земных наслаждений» Босха, когда увидел беременного мужчину с ягодицами вместо головы и в остроконечной шапочке, идущего на козлиных ногах. Кроме того, эта фигура размахивала членом и, казалось, преследовала группу маленьких обезьян с женскими человеческими головами.

А дальше…

«Нет, нет! Не может быть», - подумал Писатель.

Среди толпы шел не кто иной, как Элвис Пресли.

Писатель кипел от злости. Ни за что! Элвис не попал бы в Ад! Это, должно быть, один из тех его подражателей...

- Давай посмотрим на следующей улице, - посоветовала Чарити, - вон там, где стоит статуя японца. У меня есть предчувствие...

- Вполне возможно, - сказала Дон и направила дрона соответствующим образом.

(Японским парнем, кстати, был генерал императорской японской армии Хидэки Тодзе. Этот замечательный человек был ответственен за превращение большей части Кореи в лагерь рабов и насильников и инициировал убийство целых 14000000 китайцев, просто чтобы у японской армии было много риса, чтобы поесть. Этот парень сделал Гитлера и Гиммлера похожими на Микки и Гуфи).

Дрон жужжал по дымной улице, вдоль которой тянулись шесты высотой в десять футов, на которых были насажены голые люди – в основном, к сожалению, женщины. Но самой большой проблемой было доказательство того, что в аду люди не могут умереть, что определенно было отстойно для этих женщин. Проклятые обнаженные тела просто корчились, дергались и дрожали на своих вечных кольях.

Но еще более шокирующим было здание, появившееся в конце этой адской улицы.

Огромный особняк, повторяющий линии, контуры и архитектурные узоры домов викторианской эпохи, подчеркнутый башенками, куполами, слуховыми окнами, фронтонами, большими эркерами и мириадами витражей. Но именно здесь структурное сходство прекратилось, и дьявольская аномалия взяла верх. Я имею в виду, что дом был построен не из стандартных строительных материалов того времени. Вместо этого он был сделан целиком из человеческих голов.

Представьте себе, другими словами, кирпичную стену, но каждый кирпич представлял собой человеческую голову, отрубленную чуть выше адамова яблока, и какой-то адский раствор цементировал их вместе. Конечно, некоторые головы нужно было обрезать пополам или на мелкие кусочки, как обрезают черепицу, чтобы она подходила по размеру, чтобы они могли служить амбразурами для дверных и оконных рам.

Да. Гигантский многоэтажный дом был построен из человеческих голов. И еще одна деталь: все головы были еще живы. Они моргали, кричали, зевали, кричали и даже разговаривали друг с другом. Поместье окружала железная ограда, над входом в которую красовалась надпись «LE DIABLE MANIORE».

- Дом Люцифера, - сказал Писатель. - Он упоминается в «Невыразимых культах» Фон Юнтца, немецкого колдуна. Это дом дьявола.

Сноуи вздрогнула и завизжала.

- Давай бросим это страшное дерьмо! Я хочу пойти домой, покурить и напиться до чертиков!

- Неплохая идея, - сказала Дон, - и мне все равно нужно вернуть его обратно, потому что батарея разряжена.

- Ты знаешь, как заставить его вернуться сюда? - спросил Писатель.

- В этом нет необходимости. Все, что мне нужно сделать, это нажать кнопку возврата. Навигационный чип запоминает начальную точку. Беспилотник вернется прямо сюда.

Но прежде чем Дон успела нажать на кнопку, Чарити воскликнула:

- Вы видите, того парня там? Похоже, он лезет на стену!

Писатель покосился на маленький экран. Но – да! – мужчина зигзагообразно взбирался по передней стене дома, втискивая кончики ботинок в заделанные между головами швы. Некоторые из голов, казалось, даже разговаривали с альпинистом, но дрон не мог уловить их разговор.

- Похоже, он направляется к открытому окну на третьем этаже, - заметила Дон. - Но я должна вернуть беспилотник, пока у него окончательно не сел аккумулятор.

- Подожди! - крикнул Писатель. Теперь беспилотник подвинулся немного ближе, и они могли лучше рассмотреть поднимающегося человека. Например, на нем были черные брюки и черная рубашка. Затем он невольно повернул лицо к объективу.

- Это Кейс! - воскликнула Сноуи.

Так оно и было, но он, похоже, не обратил внимания на дрон.

- Подойди поближе, - велел Писатель.

Дон покачала головой.

- Если я сейчас не верну дрон, он никогда не вернется.

- По крайней мере, мы знаем, где он, - сказал Писатель. - Ты помнишь, как вернуться к Дому Люцифера?

- Через портальную дверь всего два поворота, - сказала Дон. - Я смогу легко найти его снова.

- Но почему, черт возьми, Кейс решил проникнуть в дом дьявола? - с некоторой тревогой спросила Сноуи.

Писатель задумчиво скрестил руки на груди.

- У меня такое чувство, что Кейс собирается заняться христианским солдатством.

- Чем, блядь?

- Он собирается войти туда и надрать дьяволу задницу?

- Я бы не удивился, если бы ему пришла в голову такая мысль. Трудно усомниться в вере человека, который отрезает себе татуировки в качестве покаяния. Но все это не важно, как только батареи большой емкости будут полностью заряжены, вам придется вернуть беспилотник и попытаться привлечь его внимание.

- Я привяжу к нему записку, что это мы, - предложила Дон. - Я скажу ему, чтобы он следовал за дроном сюда.

- Отличная идея, - одобрил Писатель. - Но, конечно, к тому времени, когда новые батареи будут заряжены, и вы вернете туда беспилотник, Кейс, вероятно, уже будет внутри Дома Люцифера. Так что вам тоже придется лететь туда на дроне.

- Нет проблем, - сказала Дон. - Я бы с удовольствием заглянула внутрь.

- Только не я! – Ляпнула Сноуи. - Мы можем увидеть Дьявола!

Дон ухмыльнулась.

- Где твоя жажда приключений?

Тут вмешался Писатель.

- Просто займись этим, как только зарядятся батареи. И пока ты будешь этим заниматься... Мы с Чарити будем расследовать дело Рокстонского Аббатства...

***

Между тем...

Давайте не будем забывать о наших двух друзьях-мафиози, Поли и Оги. Теперь Оги сидел за рулем их черного Линкольна с надписью «Двери-самоубийцы», решительно проезжая через Люнтвилль и дальше, попав на полосатый участок асфальта под названием Губернаторский мост

- Сколько еще ехать, Ог? - спросил Поли, сидя на пассажирском сиденье.

Оги проверил телефон.

- Похоже, еще пара миль, босс, если верить этой штуковине с GPS. Думаю, будет хороший сюрприз для этих двух пиздолизок, когда мы их найдём...

- Ага. До сих пор не могу поверить, какие яйца у этих сучек, которые весь день не отвечают на наши звонки. Они думают, что могут наёбывать меня! Меня, Полли Винчетти. И не забывай, мы сделаем с ними то же самое, что сделали с дочерью того стукача в Скарсдейле. Сначала мы сожгём их жопы паяльником, потом поджарим пёзды, потом ебальники. Ух, я чувствую, отличнейший ролик получится. - Поли задумчиво кивнул. - И возможно, я трахну Майонез в зажаренную жопу... когда она немного остынет, конечно.

Оги усмехнулся.

- Да, босс. Эта вечно визжащая смешная сучка заслуживает этого. И если Гром-баба все еще будет жива после того, как я поджарю ее лицо, я думаю, что забью её её же протезом.

Поли захлопал в ладоши и расхохотался.

- Вот это я называю благодарностью за службу!

Но грезы Поли прервал совершенно неожиданный звук – громкий хлопок. На самом деле это прозвучало, как выстрел 38-го калибра, прозвучавший очень близко от них. Поли взвизгнул и вытащил свою пушку.

- Черт возьми, Оги! Это что это за хуета такая?!

Но Оги оставался невозмутимым, как огурец (каким бы крутым он ни был), и сказал:

- Колесо лопнуло, босс. Через 10 минут поменяю его.

Послышался стандартный звук «плэп-плэп-плэп» от заднего колеса. Оги медленно съехал на обочину, которая была окружена густым лесом на обширном склоне. Затем он вылез из машины, открыл багажник и начал доставать домкрат и запасное колесо. Тем временем Поли проверил свою голосовую почту, чтобы узнать, не перезвонили ли ему эти два ведра со спермой, но нет, они не перезвонили. Поли улыбнулся и поиграл скудным стояком в штанах, размышляя о лакомствах, которые ждали этих девушек. Его все равно тошнило от них, и, да, хотя её морг и был идеальным местом для съемок секса с трупами, его тошнило и от него. Пришло время перейти к новым горизонтам, и с появлением Темной Паутины появилось много биткоинов, ожидающих, когда их подхватит предприниматель, который придумал следующую большую вещь в подпольном порно. И как раз у Поли появились кое-какие идеи.

«Снафф-порно с умственно отсталыми детьми? - подумал он. - Дома престарелых? Да! Стоит послать как-нибудь ночью мужиков, чтобы они устроили погром и потрахушки в доме престарелых! Но стоит признать, что было довольно-таки трудно придумать что-то новое для данной отрасли; все это уже делалось раньше. Освежевания, расчленения, давление катком. В наши дни это дерьмо – старая шляпа. Черт, может быть, нам стоит начать снимать домашние вторжения, насиловать жен, дочерей, отцов и сыновей. Черт, люди купились бы на это в мгновение ока». Потом вспыхнула еще одна мысль: «О-о-о, это еще лучше! Нет-нет, мы снимали катки на заказ, но я никогда не видел, чтобы кто-то давил БЕРЕМЕННЫХ ЦЫПОЧЕК! Стоит положить пиздёнку башкой под колесо... и держу пари, что младенец выскочит из киски и вылетит на десять футов!»

Такова была суть мыслей, которые занимали Поли, пока он ждал, когда Оги поменяет колессо. Но если подумать...

Он еще не слышал, чтобы Оги издал хоть звук.

Поли выскочил из машины и направился в заднюю часть.

- Оги, хули ты так дол...

Но Поли остановился на полуслове. У машины действительно спустило колесо, багажник был открыт, но где же Оги? Он должен был стоять там прямо сейчас, доставая домкрат и запаску...

Но его не было.

Поли начал нервничать. Это не было похоже на то, что Оги валяет дурака... Возможно, он пошёл в лес, чтобы отлить, но... Нет, Оги не стал бы тратить время впустую. Он писал бы прямо на дороге.

В тот самый момент, когда Поли собирался обойти машину сзади, он действительно услышал какой-то звук.

Но это не было похоже ни на один звук, который он когда-либо слышал.

- Блюб-блюх-блосс! Буль-буль-буль... ГЛЕТ ВОН!

Поли резко опустил взгляд, его глаза выпучились.

- Оги! Какого хрена?

То, что увидел Поли, как мы уже могли догадаться, было его хорошим другом и правой рукой, доведенным до состояния, совершенно не похожего ни на что, что Поли наблюдал за всю свою пресыщенную жизнь.

Оги лежал на земле. Крепкие ноги, на которых он всегда стоял, превратились в желе, как будто он был большой итальянской макарониной, и когда мужчина умоляюще потянулся к своему боссу, его мускулистая рука медленно согнулась и опала, полностью потеряв упругость.

- Черт возьми, Оги! Что случилось, приятель? Кто это сделал с тобой?

Теперь, собственно, и голова Оги, казалось, теряла форму.

- Ё-ё-ёбн-н т-ё-ё-лхи. Ух-бы-л двэ-э-э...

- Двэ-э-э... Две сучки? Ты имеешь в виду, это сделали две сучки? Это что, были Дон с Майонезом?

Голова Оги тонула в его теперь уже ссутулившихся плечах.

- Нех-нех-нех, блосс... Эт былы дру-хие в хёрнам...

Две тёлки в черном! О чем, черт возьми, он говорит?

- Ог? Какого хрена? - Именно здесь Поли бросил последний взгляд на своего по-королевски облажавшегося друга, который к этому времени превратился в 250-килограммовую плоть-помои, заключенную в угольно-серый костюм от Бриони. Поли, изначально не являвшийся ментальной электростанцией, начал испытывать некоторую перегрузку мозговых функций. У него что, кости плавятся? Две девушки в черном? Какие девушки? И где они сейчас?

В этот момент позади него раздался голос, или что-то похожее на голос, и сказал:

- Привет! Хочешь поцеловать нас?

Лицо Поли начало бледнеть, когда он услышал этот голос. Странный это был голос. Казалось, он слышал его скорее разумом, чем ушами. Затем его лицо стало совершенно белым, когда он оглянулся и увидел…

Вы, должно быть, издеваетесь надо мной...

… две молодые женщины в черных плащах с капюшонами стояли у опушки леса на другой стороне дороги. Они были в темных очках, и их рты казались блестяще-алыми.

И лица у них были белые. Совершенная чистая незапятнанная белизна. И еще одно: обе женщины, казалось, носили на шеях подвески из перевернутых крестов.

- Иди сюда, - их глупые девчоночьи голоса пульсировали в голове Поли, - давай мы тебя поцелуем! Тебе понравится.

На этом для Поли все и закончилось. Он запрыгнул в Линкольн, завел мотор и нажал на педаль – к черту спущенную шину. Большая машина с рыбьим хвостом, визжащая резина, спущенная шина хлопает по асфальту. Сознательные мысли теперь не занимали голову Поли. Куда он собрался?

Куда угодно, лишь бы подальше.

Машина неслась по дороге с головокружительной скоростью, проходя один поворот за другим. Но мобильник Оги лежал на сиденье, и вдруг он заговорил:

- Ваш конечный пункт назначения приближается. Через четверть мили поверните налево.

Именно эту штуковину с GPS-навигатором Оги включил, чтобы узнать, где находятся Вояка и Альбиноска. Через минуту:

- Поверните налево и остановитесь. Вы достигли своей цели.

Поли повернул налево и остановился. Ясно, что Линкольн не сможет ехать дальше по равнине. Но то, перед чем он припарковался, было грязным подъездом, а с одной стороны стоял сверкающий белый Шевроле Эль Камино. Поли припарковался рядом с ним, держа пистолет наготове, высматривая еще одну из этих долбанутых женщин в черном. Заглянув в Эль Камино, он увидел, что в замке зажигания нет ключей. Они должны быть у девочек... Он знал, что должен как можно скорее убраться отсюда.

Обсаженная листвой тропинка вела на холм, и в конце тропинки он увидел крышу старого дома. Подъехать не получится, потому что тропинка была просто тропинкой, недостаточно широкой, поэтому Поли пошёл по ней пешком.

Его сердце бешено колотилось. Он тяжело вздохнул. На вершине холма стояли высокие железные ворота, но они были открыты. Все еще пребывая в полубессознательном состоянии, Поли переступил порог и увидел полуразрушенный трехэтажный особняк в викторианском стиле. Свалка, лачуга, подумал он. С чего бы этой паре деревенщин быть здесь?

Поли не терял времени. Он побежал к дому.

****

Поскольку Писатель понятия не имел, куда идти, он последовал за Чарити вниз по склону за домом Крафтера, а затем они вышли на лесистую тропу. Машина Кейса – старый черный четырехдверный Мерседес – стояла за холмом.

Как писатель он пытался оценить всю эту природную красоту вокруг себя: эти древние леса, незапятнанные лезвиями топоров и бензопил, гирлянды почтенных виноградных лоз, безумно зеленых, вековые деревья, стоящие в сотне футов, и пробивающийся через них золотой солнечный свет, струящийся с прозрачного неба. Да, это были образы, которые большинство писателей жаждало бы исследовать и выразить в своих собственных творческих терминах.

Большинство писателей, да, но только не этот Писатель.

Его осмотр ограничился красивой попкой Чарити, покачивающейся взад-вперед в летнем платье. Черт, эта задница может запустить авианосную группу, и я действительно не прочь снова увидеть её голые сиськи.

Но почему эти непристойные мысли не покидают его? После всего того, что она ему показала, и предшествующих до этого событий секс должен быть самым последним из желаний, появившихся у него, верно? Он видел чудовищную резню школьниц в местных новостях, он видел настоящую одержимость демонами, он видел, как мертвец, похороненный много лет назад, вбежал в дом, и он видел вживую преисподнюю. Потрясающие события, подобные этим, по идее, должны свести сексуальные желания к нулю.

Чарити довольно быстро соскользнула вниз на долларовых шлепанцах, которые купили ей девочки. Писатель плелся позади, неуклюже таща пластиковый пакет с бутылкой пива и большим старинным пистолетом. Чарити несколько раз оглянулась через плечо, потом остановилась и обернулась.

- Я иду слишком быстро для тебя? Мы можем отдохнуть, если хочешь.

Писатель так сосредоточился на ее заднице, что не заметил, как запыхался, и нахмурился, услышав ее замечание, заставившее его почувствовать себя толстым стариком... которым он и являлся...

Она села на бревно и пригласила его присоединиться к ней. Это, конечно, разожгло его извращенное воображение, и когда он сел рядом с ней, это был его естественный инстинкт, когда он посмотрел вниз на довольно низкий вырез верхней части ее сарафана и увидел там, скажем так, гусак Синицы Города. Он медленно сел, чтобы сохранить этот восхитительный образ. Но как только он уселся на бревно, Чарити машинально взяла его за руку. Реакция Писателя? Мгновенная эрекция.

- Я тут подумала, - сказала она, глядя в густой лес, - о том, о чем мы говорили раньше, о легенде.

Время от времени она сжимала его руку, пока говорила, и каждое ее пожатие заставляло его эрекцию пульсировать. Его мысли было трудно упорядочить.

- Э-э-э, ты имеешь в виду вопрос генетики?

- Да. Легенды ничего не проясняют. Одна говорит, что Тостолоб – наполовину инопланетянин, а вторая говорит, что он наполовину демон, и это же относится и ко мне, потому что я его близнец. Я думала об этом каждый день в течение последних двадцати лет.

- Ты имеешь в виду, есть ли у тебя инопланетные гены или гены демона?

- Вот именно.

- Итак, после двадцати лет размышлений ты пришла к какому-нибудь выводу?

Она смотрела прямо на него бездонными глазами.

- А почему не оба? Может быть, я и то, и другое, и Толстолоб тоже.

Писателю стало жарко под воротником, он был так близко к ней, держа ее за руку. Бля. Что она только что сказала? И то и другое?

- Другими словами, ты задаешься вопросом, являются ли инопланетяне и демоны частью твоего генетического наследия?

- Ага. А почему бы и нет?

- Что ж, это, мягко говоря, интересный вопрос и к тому же весьма сложный. Современные философы упиваются такими рассуждениями. Но он не может быть решен, пока не будет распознана какая-то базовая линия... - Писателю отчаянно нужно было дистанцироваться от чувственности Чарити, и вот способ, который мог бы преуспеть в этом. - Во-первых, Бог есть, или его нет? Многие математики утверждают, что доказали существование Бога, но это все еще просто сложная субъективность, которую никто не может понять, если только они не являются математическими гениями на том же уровне, что Лейбниц, Эйнштейн и де Ситтер. Но одно общее соглашение, по-видимому, является утверждением, что если есть Бог, то должен быть и Дьявол. Точно так же, если есть Рай, то должен быть и Ад. А мы уже кое-что видели не так давно, не так ли?

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приоткрыв губы.

- Мы видели ад в том подвале, на экране дрона.

- Да, мы видели его, и на данный момент я не готов принять никакого другого вывода, - сказал Писатель. - Это был ад. Настоящее место. Не плод взаимного внушения, не галлюцинация, не радоновый газ в стенах – нет. Это был настоящий Ад, дом Люцифера, Князя Тьмы. И поскольку мы теперь установили, что дом Люцифера существует, то должен существовать и сам Люцифер. И поскольку мы верим, что Ад существует, то мы должны, в соответствии с базовым принципом, верить, что Небеса тоже существуют. Если существует Ад, то должен существовать и Люцифер, а если существует Небо, то должен существовать и Бог. Ты согласна с этим?

Все еще глядя на него, все еще сжимая его руку, она кивнула.

- Я тоже. Но ведь это не поможет ответить на твой вопрос, не так ли? Инопланетянин или демон, а может, и то и другое? Для меня эта загадка гораздо интереснее. Астрофизики спорят бесконечно, наполовину убежденные в том, что Бог не может существовать, другая половина так же убеждена, что Бог должен существовать. Высший, чувствующий творец, говорят эти последние, является единственным объяснением существования Земли и, следовательно, существования человеческой расы. Библия говорит нам, что Бог создал Вселенную за шесть дней. Это абстракция? Это просто метафора? Я не знаю, но вот что я знаю: то, что мы только что видели на экране дрона, было настоящим библейским адом. Но, с другой стороны, безграничные археологические наблюдения показывают, что Бог на самом деле не божественная сущность, а чуждая. И это касается твоего личного размышления: почему не то и другое? Если Бог создал мир, то он должен был создать другие миры, и обитатели этих миров были бы кем? Нам придется думать о них как об инопланетянах. - Писатель пожал плечами. - У меня нет никаких проблем с этим, и я не думаю, что у тебя тоже они должны быть. Нет причин ограничивать себя только черным и белым. Мы знаем, что есть что-то большее, чем мы, потому что мы только что видели половину этого в подвале Крафтера. У людей нет интеллектуальных способностей, чтобы понять все это. Так оно и есть. Бог – творец всех миров, и если это правда, то Люцифер – его антитеза и во всех остальных мирах. Поэтому не важно, наполовину ты инопланетянка или наполовину демонесса. А ты вполне можешь быть и тем, и другим. Я тоже могу быть одним из них, мы все можем быть. Единственное, что имеет значение, это то, что мы все просто существуем!

Чарити улыбнулась и, казалось, почувствовала облегчение от этого тезиса, но Писатель знал, что он только что произнес какую-то интроспективную чепуху, чтобы вполглаза следить за формой ее груди в сарафане. «Чего бы я только не отдал, чтобы еще раз оказаться лицом у её дырки», - мелькнула у него в голове съежившаяся мысль. И конечно, судя по ее позе, по тому, как близко она сидела к нему и как крепко сжимала его руку, эта перспектива казалась вполне осуществимой. Однако Писатель понимал, что должен взбодриться и закончить самое ответственное – и самое скучное – дело.

- Итак, имея все это в виду, давай продолжим наш путь к... тому, что нас там ждет... - Он помог ей подняться, бросил последний взгляд на ложбинку между грудями и продолжил идти по тропинке. Несколько мгновений спустя она, казалось, запнулась и указала вниз. - Берегись этой штуки. Я чуть не споткнулась.

Писатель шагнул вперед, глядя вниз.

- Это странно. Он выглядит совершенно новым. - Он имел в виду здоровенный двухфутовый разводной ключ с ярко-красной ручкой. - Похоже на обычный разводной ключ.

С соответствующим выражением лица она задала логичный вопрос:

- С какой стати здесь, у черта на куличках, валяется разводной ключ?

- Понятия не имею, - ответил Писатель, и они двинулись дальше. «Мог ли рабочий уронить его?» - удивился он. Довольно большая штука, которую можно уронить и не заметить, а что здесь делал рабочий?

Чарити снова остановилась и воскликнула:

- И что, черт возьми, здесь делает эта большая коробка?

Писатель никак не мог удержаться от шутки. О, ты имеешь в виду большую коробку между твоих ног? Но затем он почувствовал мгновенный стыд от этой мысли. Он приблизился, нахмурив брови, и, конечно же, увидел большую картонную коробку, стоящую среди сорняков на обочине тропинки. Она была запечатана коричневой почтовой лентой, но на ней не было адреса, а сама коробка выглядела совершенно новой.

- Может, посмотрим, что в ней?

- А почему бы и нет, черт возьми? - Писатель наклонился, сорвал почтовую ленту, открыл коробку и уставился в неё.

- Да ты, блядь, издеваешься! - воскликнула Чарити.

То, что лежало в коробке, было совершенно новой (вы уже догадались?) кухонной раковиной.

О боже. Он смущенно посмотрел на Чарити.

- Так, давай лучше пойдём отсюда, что-то странно это всё.

- Подожди, - сказала она, - с какой стати кухонная раковина валяется здесь, в лесу!

- Думаю, мы никогда этого не узнаем, так что давай пойдем отсюда, - и он взял ее за локоть и повел обратно по тропе. У него было неприятное ощущение, что внезапное присутствие разводного ключа и кухонной раковины посреди густых лесов Западной Вирджинии предвещало что-то... ну... что-то явно не очень хорошее, и теперь он ещё начал чувствовать запах какой-то химии...

Он попытался изменить свое отношение на более позитивное, рассматривая это как приключение. Зачем им вообще понадобилось тащиться в это Рокстонское Аббатство? Но он решил, что имеет смысл довериться ее инстинктам. В конце концов, она сестра-близнец Толстолоба.

- Господи, святой Лавкрафт, Чарити, нам ещё далеко? Я скоро умру от усталости. - Пожаловался Писатель.

- Думаю, меньше мили, - сказала она, решительно шагая вперед. Но потом она как-то странно замедлила шаг и отдернула раскрытую ладонь. - Подожди, послушай, - она остановилась. - Там люди.

Угол заходящего солнца и положение тропинки среди деревьев позволяли различить резкие черные силуэты – силуэты двух приближающихся фигур. Писатель тут же подумал о двух безумных деревенщинах-реднеках и с неподдельным ужасом представил себе, как через несколько мгновений его заставят под острием ножа сосать грязные члены, но потом он вспомнил, что у него в сумке лежит большой пистолет. Во всяком случае, страхи Писателя испарились, когда две фигуры оказались двумя смотрителями парка в ожидаемой зелено-коричневой одежде и медвежьих шляпах Смоки, один был высокий, бородатый, темноглазый мужчина, а другая – стройная, но хорошо сложенная женщина с индонезийской внешностью.

- Привет, ребята, - поздоровался мужчина, - вам не стоит волноваться. Я рейнджер Гемсер а это мой напарник рейнджер Истмен. Похоже, вы вдвоем отправились в приятную прогулку.

- Совершенно верно, - сказал Писатель с облегчением, так как понял, что в ближайшее время ему не доведётся сосать грязные члены.

Потом Чарити добавила:

- Мы хотим посмотреть на Рокстонское Аббатство.

- Ну что ж, в таком случае вам нужно быть очень осторожными, - сказала женщина, мисс Истмен. - Будет не очень хорошая идея заходить внутрь – аббатство такое старое, что может рухнуть в любой момент.

- Мы только снаружи хотели посмотреть, - сказал Писатель, отметив тот факт, что мисс Истмен забыла надеть лифчик этим утром, и эти обтягивающие рейнджерские штаны, казалось, щеголяли «верблюжьей лапкой».

- О, это просто замечательно, сэр, - сказал рейнджер Гемсер, - но постарайтесь держаться подальше от кустов. В нашем великом государстве полно клещей, змей, пауков и всякой всячины. И если позволите спросить, вы вооружены?

Писатель замер. Неужели меня арестуют за ношение оружия без разрешения? Как и следовало ожидать, у обоих рейнджеров на бедрах висело табельное оружие. Но потом Писатель подумал: «Погоди-ка, это же Западная Вирджиния. Здесь практически продают пистолеты в торговых автоматах». Он поднял пластиковый пакет из продуктового магазина.

- Да, у меня есть револьвер, для самозащиты, конечно.

- Что ж, это хорошо, сэр, - сказал мужчина, - на тот случай, если вы еще не слышали о сегодняшней трагедии.

- Да, - вмешалась женщина, - недалеко отсюда произошла резня: несколько десятков старшеклассниц были убиты, и преступник все еще на свободе.

Чарити кивнула.

- Описание бойни в новостях звучало, как нападение свирепого зверя.

Рейнджер Гемсер выглядел мрачным.

- Да, но самое странное, что все свидетели говорят, что это дело рук одного человека – совершенно голого, если это не самое безумное.

«Да, и мы все даже знаем, кто убийца, - подумал Писатель. - И разве вам не интересно, что сестра-близнец убийцы стоит прямо здесь?»

- Можете быть уверены, что мы будем очень осторожны, офицеры, и если увидим что-нибудь подозрительное, сразу же вызовем 911.

- Отлично, - сказал мужчина-рейнджер. - Хорошего вам всем дня.

Рейнджеры двинулись дальше, а Чарити и Писатель продолжили свой путь.

- Это поднимает интересный вопрос, - сказал Писатель.

- И какой же?

- Мы знаем, что резню учинил Толстолоб. Рейнджеры предупредили нас, чтобы мы были настороже. Что мы будем делать, если перед нами вдруг появится Толстолоб?

Чарити уверенно шагала вперед, под ее шлепанцами хрустели веточки.

- Ну, если это случится, беги. Толстолоб придет за мной, так что используй это, чтобы сбежать.

- Ты хочешь, чтобы я бросил тебя?

- Да. У нас обоих нет причин умирать, но это, вероятно, произойдет в любом случае. Если ты сможешь сделать четкий выстрел в него из пистолета, целиться в его тело безполезно – его мышцы просто вытолкнут пулю. Так что целься ему в глаз, или в ушной канал, или в рот, если он будет открыт; там меньше костей, чтобы остановить пулю. Парень, который убил Толстолоба двадцать лет назад, был священником по имени Томас Александер. У него получилось сделать удачный выстрел прямо в глаз Толстолоба, и знаешь что? Это имело эффект: он вышиб кучу мозгов моему брату из его затылка.

Писатель обдумывал это без особой уверенности. Стрелком он не был.

- Что случилось со священником?

- На следующий день он умер от сердечного приступа.

- Облом.

- Но серьезно, если Толстолоб нас застигнет врасплох, просто беги, я не возражаю, - сказала она, все еще шагая вперед и глядя прямо перед собой. - У меня есть пара трюков в рукаве.

По-моему, это звучит, как неудачная шутка, не мог не подумать Писатель.

- Неужели? И какие же, например?

Она не ответила, но вместо этого сказала:

- Я думаю, что это то самое место...

Громоздкие тени между деревьями впереди в конце концов превратились в длинное рукотворное сооружение, что-то вроде большой бревенчатой хижины. Подойдя поближе, Писатель заметил, что большая часть этого места была увита виноградными лозами и плющом и стояла на каменном фундаменте. Можно было разглядеть узкие витражи, но их тематические изображения не были видны из-за многолетней плесени, грибка, или они были просто сломаны.

- Освежи мою память. Это же ты веришь, что Толстолоб идет сюда, ибо... напомни мне, пожалуйста, зачем оно ему надо?

- Как я уже говорила, именно здесь он и умер. Это место – последнее, что он помнил до того, как это случилось.

- Мрачноватое место для смерти, - пробормотал Писатель, - даже для чудовища. - Он внимательнее вгляделся в детали ветхого здания. - Но где именно это произошло? Внутри аббатства?

- Нет, это было за озером, но на самом деле это было вовсе не озеро. Оно больше было похоже на большой пруд или болото; я думаю, что оно было сделано человеком. Но теперь оно высохло. Пойдём, посмотрим ближе.

Он последовал за ней вниз по небольшому склону, дно которого открывало всю высоту каменной стены. Угол, под которым они стояли, не позволял им заметить дыру, проделанную в этой стене десятилетия назад. Затем Писатель последовал за ней дальше по тропе и не мог не заметить...

- Это, должно быть озеро, - сказал он, - но... оно действительно пересохло? Что это за туман там над поверхностью?

Чарити рассматривала это зрелище с некоторым смущением.

- Вот это сюрприз. Наверно, это туман, или болотный газ, или что-то в этом роде. Я думаю, что после стольких лет в него могла бы вернуться вода.

Этот странный овальный периметр, который они рассматривали, на самом деле было не озеро, а большой пруд, покрытый туманом, и туман казался плохо окрашенным. Все это располагалось за задней стеной аббатства, в живописном углублении среди очень высоких деревьев. Они пошли по извилистой тропинке вниз, но оба резко остановились, заметив одно и то же...

- Да вы, блядь, издеваетесь, - пробормотал Писатель.

- Черт, - сказала Чарити. - Это что, конечности?

Это были, без сомнения, конечности: две ноги, оторванные от бедер, и две руки, по-видимому, оторванные от плеч, все они были разбросаны у скудного берега озера. Если это не было достаточно аномальным...

- Это не просто конечности, - заметил Писатель, опустившись на одно колено для более пристального наблюдения, - это оторванные конечности...

На обеих ногах были блестящие черные сапоги до колен. Бедра были обнажены, и, как и руки, они были белее, чем кожа, которую когда-либо видел Писатель, даже у Сноуи.

«Обескровленные», - подумал он, но теперь, когда он обратил на это внимание, нигде не было видно ни капли крови. Даже если бы этого человека расчленили где-то в другом месте, там остались бы какие-то крошечные следы крови. И руки были точно такие же: белизна, абсолютная, как свежевыпавший снег. Он поднял ногу, а Чарити – руку, и каждый из них сделал свой собственный осмотр. «Что это за ЧЕРТОВЩИНА?» - подумал он, глядя на плоть в том месте, где была оторвана нога. Но это была не плоть, и то, что обычно было бы плечевой костью, было всего лишь черным стержнем, шириной с игрушку Лудильщика.

- Ты видишь то же, что и я?

- В этих конечностях нет костей. Срань какая-то, - сказала Чарити. - И мыщц тоже нет, вен, артерий, только…

- Красные нити? Это капилляры?

Это было правдой. Отрезанная нога в руке Писателя не имела никакого родства ни с одной ногой, которую он когда-либо мог себе представить. Можно было бы подумать, что это трубка из белой глины, поддерживаемая тонкой черной палочкой посередине. Но среди этого любопытного белого вещества, которое было там, где должны были быть мышцы, Писатель заметил мириады красных точек, и когда он ущипнул одну из этих точек, он потянул за нее, он вытащил какую-то красную нить.

- Что, черт возьми, происходит? Это конечности манекена?

- Одно я знаю точно, - сказала Чарити, - это не человеческие конечности.

- Да, и нам нужно найти туловище, с которым они были связаны. Но где же оно?

Ответ на этот вопрос был получен всего через несколько минут блуждания по сорнякам на берегу. Сначала были найдены солнечные очки, а рядом лежал блестящий черный плащ с капюшоном.

- С каждой минутой все хуже.

- Как тебе этот пиздец? - спросила Чарити.

Она указывала вниз, но не на расчлененный торс, а на подвеску на цепочке, что было бы не так уж странно, если бы не тот факт, что подвеска, соединенная с цепочкой, представляла собой перевернутый крест.

- Интересно, - заметил Писатель. Он поднял кулон, который был серебряным или похожим на серебро, и когда он повернулся, тот сверкнул в лучах заходящего солнца. Этот блеск, казалось, вызвал вспышку головной боли, поэтому он положил крест и солнечные очки в сумку.

- Думаю, я могу понять, почему кто-то здесь роняет солнечные очки... но не перевернутый крест. Жутко – не совсем подходящее слово.

- Вот что-то более жуткое, я думаю, - предложила Чарити, теперь указывая на что-то еще.

Это была отрубленная голова. Детали было трудно определить (потому что голова выглядела раздавленной), но были доказательства длинных блестящих черных волос, прикрепленных к кускам черепа, однако между этими кусками не было различимо никакого мозгового вещества, только больше похожего на белую глину. Давление выбило глазные яблоки, которые были не чем иным, как черными шарами. Кроме того, там был приплюснутый рот: красные губы, как будто была нанесена яркая помада, и зубы скорее собачьи, чем человеческие. Но менее объяснимо, чем все это, было то, что, казалось, свисало из остатков рта. Не язык, как можно было бы ожидать, а…

- Что это за хрень? - с некоторым раздражением спросил Писатель. - Там же должен быть язык?

Это была длинная розовая извилистая штука, похожая на тонкую мертвую змею, примерно четверть дюйма в ширину и десять футов в длину.

- Я не знаю, что это может быть, - сказала Чарити.

Писатель поднял палку и принялся вертеть ею предполагаемый язык; он почти ожидал, что тот вот-вот оживет, после чего он, без сомнения, наложит в штаны, но розовая змееподобная штука только безвольно свисала с палки. Его конец сужался к мясистому конусу, из которого, казалось, торчал острый зубец.

Открытий за последнюю минуту было слишком много, чтобы их осмыслить; ни Писатель, ни Чарити еще не могли мыслить рационально. Писатель прищурился на безумную головоломку и сказал:

- Мы не совсем понимаем, что это такое на самом деле, не так ли?

Чарити, открыв рот, отрицательно покачала головой.

- И мы оба должны думать в одном направлении...

Чарити утвердительно кивнула.

- Эти части тела настоящие. Они не кусочки манекенов из универмага, они раньше были живыми существами, но…

- Не живым человеческим существом, - произнесла Чарити. - А это значит, что они могут быть только инопланетными.

Слава богу, она сказала это раньше меня...

- Верно, и если они не инопланетянские, то тогда они должны быть демоническими, и это интересное совпадение, учитывая то, что мы обсуждали ранее.

- Что это может быть и то, и другое, - сказала она, - или что здесь действуют оба элемента.

- Вот именно... мы собираемся принять возможность таких вещей, что я и делаю. - Писатель разочарованно огляделся и начал шагать вперед. - Но где же, черт возьми, торс? Вот что я хочу увидеть. Должно быть, близко. - И тут его нога за что-то зацепилась, и он упал. - Черт! Я слишком стар, чтобы падать! Я мог бы сломать себе бедро! - А обо что он споткнулся? Корень? Камень?

Нет, это было туловище.

- Вот оно, - сказала Чарити. Но когда она наклонилась, чтобы помочь ему подняться, Писатель на этот раз даже не посмотрел вниз.

Торс лежал в каких-то сорняках. Как и голова, он был раздавлен. Рваные обрубки на плечах, бедрах и шее были очевидны и показывали тот же таинственный белый глиноподобный материал, испещренный крошечными красными нитями. Жертва действительно была женщиной, потому что на груди виднелась пара грудей, грудей, которые любой мужчина мог бы назвать «бодрыми», если бы не тот факт, что у них полностью отсутствовали соски. А там, где должна была быть вагина, не было никаких признаков лобковых волос, ни половых губ, ни клитора. Это была просто гладкая, совершенно белая шишка. Но еще более интересным был неоспоримый отпечаток посередине, и это был огромный отпечаток.

- Ну, я не думаю, что мы должны гадать, - сказал Писатель. - И так понятно, что это сделал Толстолоб.

Реакция Чарити на это утверждение казалась сомнительной, но... возможно, воображение Писателя заставило его неправильно истолковать свою наблюдательность...

Наконец, Чарити сказала:

- Ты же видел Толстолоба, верно? Мы оба его видели. Ноги, конечно, у него огромные, но это... даже для него перебор.

Замечание показалось ему странным. Он присмотрелся к массивному отпечатку на торсе. Это была голая нога гуманоида, но очень большая. Однако лучшее зрелище можно было увидеть всего в шаге от туловища, в какой-то полусухой грязи.

- Толстолоб должен быть восьми футов ростом, а то и больше, - сказал Писатель, наклоняясь. - Но... этот отпечаток больше трех футов длиной. Когда я увидел тело Толстолоба на столе в морге... Не думаю, что у него были такие большие ступни, - он погладил свою косматую бороду. - Что ты об этом думаешь? Ты думаешь, есть что-то еще большее, чем Толстолоб, который это сделал?

Чарити посмотрела ему прямо в глаза, но все, что она сказала, было: - Давай посмотрим поближе на это болото, или озеро, или что там раньше было.

Писатель последовал за ней вниз, не в силах смириться с мыслью о том, что рядом может оказаться нечто еще большее, чем Толстолоб.

Этот необычный туман просто лежал там, где должна была быть поверхность воды, но, с другой стороны, там, предположительно, не было воды, так как болото высохло много лет назад. На этот раз, когда Чарити наклонилась, Писатель действительно посмотрел вниз, чтобы визуально насладиться изображением ее сочных грудей. «Милая мать Ариадны, вот это пара изысканных сисек!» - стыдно было подумать (но не так стыдно смотреть). Он полагал, что если он не вырос к этому времени, то вряд ли когда-нибудь вырастет. Она наклонилась, чтобы поднять камень, и бросила его в болото ярдов на десять.

Никакого шлепка или всплеска не последовало, только что-то вроде глухого «тук».

- Звучит сухо, как кость, - сказал Писатель, - и весь этот туман выглядит... странным.

- Да, он просто лежит, и я никогда не видела тумана такого цвета. Я даже не знаю, с чем его сравнить.

Да, цвет или оттенок болотного тумана не шел ни в какое сравнение с колориметрической шкалой: смесь грязно-коричневого, гнилостно-зеленого и болезненно-пурпурно-синего? Что-то вроде того. Чем пристальнее Писатель вглядывался в него, тем больше ему мерещились неясные извивающиеся фигуры, движущиеся под его неопределенным мраком, но это он должен был приписать простому внушению. Он почувствовал, что отчасти склонен упомянуть об этом, но мысль была прервана странным звуком «флап-флап-флап».

Чарити и Писатель одновременно обернулись.

Казалось, что-то несравненное, ну, в общем, плывет вниз по склону вдоль здания аббатства. Все, что могли сделать два зрителя, это прищуриться.