Готика еврейского местечка

Шифра-знахарка однажды на крыльце своем сидела.

Вел старательно кузнечик песню звонкую в саду.

За деревья село солнце, и уже слегка стемнело.

Вдруг подъехала коляска на резиновом ходу.

Из коляски вышел некто в лакированных штиблетах,

В черной шляпе и перчатках, долгополом сюртуке,

Золотые украшенья на припущенных манжетах,

Белозубый, темнолицый, с тростью щегольской в руке.

Он сказал небрежным тоном: «У меня жена рожает».

И добавил, тростью легкой ветви вишен теребя:

«И в Лубнах, и в Яворицах о твоем искусстве знают —

Нет в округе повитухи, знаменитее тебя».

Собрала она в котомку чабреца и чистотела,

Полотняные салфетки, подорожник, лебеду,

Воска желтого немного — с незнакомцем рядом села

В золоченую коляску на резиновом ходу.

Полетели кони резво, будто сказочные птицы.

Между тем совсем стемнело, звезды первые зажглись.

В синем сумраке тревожном растворились Яворицы,

И молчал надменный спутник, только кони вдаль неслись.

Натянул поводья кучер, звонко щелкнула подкова,

Тишина казалась жаркой, и вокруг сгустилась тьма.

Усмехнулся незнакомец, не сказав худого слова.

Шифра вышла, испугалась: где знакомые дома?

И сказал ей незнакомец: «Не пугайся, повитуха,

Мы идем к моей супруге, соберись, шагай смелей.

Примешь роды — и уедешь…» И добавил — страшно, глухо:

«А зовусь я Ашмодеем, повелителем чертей».

И сказал недавний спутник бедной Шифре со злорадством,

И из глаз его бездонных на нее взглянула ночь:

«Будет сын — уйдешь с почетом, без урона и с богатством.

Но убью тебя, старуха, если вдруг родится дочь!»

Лик его преобразился, голос был подобен грому

У нее дрожали руки и кружилась голова.

И пошел он по тропинке, к мрачному большому дому,

Поплелась за ним старуха, не жива и не мертва.

Принимала Шифра роды, он стоял у изголовья.

Посмотрела на младенца, поняла — обречена.

Как тут скажешь Ашмодею, без ущерба для здоровья,

Что чертовку — не чертенка родила его жена!

Не услышал Бог молитвы, и тогда она сказала:

«Ну-ка, выйди, повелитель, чтоб не сглазить молодца!»

А сама скорей в ладонях воск старательно размяла,

И чертовочку снабдила имитацией конца…

Позвала она папашу и младенца показала.

И остался черт доволен, отвела она беду.

Ашмодей вручил ей денег, и домой ее умчала

Золоченая коляска на резиновом ходу.

Через год, на том же месте Шифра-знахарка сидела.

Появился вдруг посланник повелителя чертей.

Он воскликнул: «Повитуха, повитуха, как ты смела?!

Ах, представить ты не можешь, как разгневан Ашмодей!

Но сказать велел тебе он, что на первый раз прощает.

И преследовать не будет, и семью свою любя,

Он велел тебя доставить — вновь его жена рожает,

А в округе повитухи нет искуснее тебя!»