Говорящий чугун

Касли готовят смену

Мы вернулись к костру. Он потухал. Угли его то мутились серой пленкой золы, то вспыхивали алым жаром. Тонкое затишье ночи нарушали лишь невидимые в темноте лошади, — сыто фыркали, шумно отряхивались от росы, гремели боталами и цепными путами.

Вася вдруг бросил резко на костер сушину и, когда она разгорелась, сказал тоскливо:

— Человек вот у меня не получается. У человека лицо трудное. То смеется, то плачет, то радуется, а то горюет! Как вот тут быть?

— Давно, Вася, этим делом занимаешься? — спросил приятель.

— С позапрошлой зимы. Нас из школы в музей водили, на Касли, в завод. Там из чугуна отливки всякие, люди, звери. Меня и завлекло. Сначала из снега пробовал, но из глины лучше.

Я начал говорить Василию о том, что ему надо будет, со временем, поехать в специальную школу, в Москву или Ленинград. Там его научат лепить и людей, их радостные или печальные лица. Он слушал меня с жадным любопытством, не отрывая от меня своих серых, влажных от дыма костра глаз.

Но беседу нашу внезапно прервал Ленька:

— Не суйся середа раньше четверга! — солидно сказал он. — Ваське в Москву ехать? Смехота!

Мы рассмеялись и стали прощаться с ребятами, как со взрослыми, за руку. Неумело отвечая на мое рукопожатие, Вася сказал горячим шепотом:

— Что про Москву сказал, очень большое тебе спасибо! Я буду стараться. Охота мне людей лепить!. …До завода мы добрались глубокой ночью. Вскарабкавшись на некрутой увал, остановились, удивленные. На фоне злых, мелких волн озера Касли, на опушке сумрачной, тайги — гирлянда ярких электрических огней, как будто висящих в воздухе на невидимом шнуре. Казалось, тайга доплеснувшись до заводских застав, остановилась оторопело перед этими яркими огнями. А я, глядя на их победное сияние, невольно подумал: «Славный старый завод сам готовит себе молодую смену. Вася уедет в Москву!..»