Граф Рысев 2 (СИ)

Глава 22

— Ну что же, вполне приличная работа, — седовласый господин снял пенсне и повернулся ко мне. — Немного не по теме, заданной для экзамена, но, думаю, что мы примем во внимание обстоятельства.

И он отошёл к другим господам, которые и были той самой грозной комиссией, которой пугал меня Щепкин. Они принялись совещаться, я же отошёл к преподавателю.

— Могу тебя поздравить. Сдал рисунок ты однозначно. Что решил насчёт обучения в следующем году? — спросил он тихо.

— Думаю, что приму предложение Медведева, — так же тихо ответил я. — Мне нравится рисовать, действительно нравится, и я хочу учиться дальше и совершенствоваться. Вот только желания связывать с этим занятием дальнейшую жизнь… За время карантина я умудрился прибрать двух тварей четвертого уровня. Пуст они были ослаблены, но всё же. При этом я же целенаправленно на охоту шёл. Мне нужны острые ощущения, чтобы рисовать картины, подобные этой.

— Рысев, для этого совершенно необязательно работать на Медведева. Закажи домой огромный бассейн, заведи крокодилов и лови вдохновение в ежедневном купании. Эффект тот же, а вот опасность куда ниже, — Щепкин похлопал меня по плечу и пошёл к членам комиссии.

Я остался стоять на месте, ожидая, когда же злобные старцы вынесут окончательный вердикт.

В мастерской никого, кроме меня, Щепкина и комиссии не было. Мои сокурсники уже ушли, полюбовавшись моим творением. Куницын с прекрасным фиолетовым фингалом на глазу зыркнул на меня не подбитым взглядом, чему-то мерзко ухмыльнулся и ушёл одним из первых. Гаденыш явно что-то задумал, но выяснить это сейчас не представлялось возможным. Я не имел права отсюда уходить, пока комиссия не соизволит покинуть мастерскую, выставив мне оценку.

Сегодня утром карантин сняли. А с ним и комендантский час. Об этом объявили на рассвете, перебудив весь форт. Но именно подобной побудке никто не возмущался. Все были рады тому, что теперь можно выходить из дома без опасения, что тебя сожрёт в ближайшем переулке какая-нибудь особо живучая тварь.

Практически сразу после объявления открыли портал, и на улицах форта стало не протолкнуться. Многие спешили в почтовое отделение при портале, чтобы отправить весточку друзьям и родственникам о том, что они живы и здоровы. Кто-то стремился покинуть форт, в котором застрял. Кто-то наоборот получил, наконец, возможность попасть сюда.

Уходя из дома в Академию, я договорился с Машей пообедать в кафе. Она как раз собиралась сходить в училище, разузнать, что там происходит. Только домой заскочу, картину занесу. Потому что оставлять её здесь я не намерен. Для меня и так стала неприятным сюрпризом, что сюда притащились мои сокурсники. Хорошо хоть разбрелись уже кто куда.

— Ну что же, поздравляю, Рысев, — ко мне подошёл ректор. — Мнения, конечно, разделились. Половина условий рисунка не было выполнено, но сам рисунок хорош. Общая оценка — хорошо. Вы могли бы досрочно ехать на каникулы, но я всё же настоятельно рекомендую продолжить занятия с огненной магии. К тому же последний прорыв повысил ваш уровень, так что эти занятия как никогда актуальны.

— Я так и собираюсь поступить. Все силы бросить на освоение своего дара, не отвлекаясь ни на что другое, — выпалил я, выдохнув с облегчением. Работа не соответствовала заявленным критериям — это мягко сказано. Я думал, что буду отстаивать её, доказывая, что она хотя бы наполовину, но соответствует положенным критериям. А оказалось, что комиссия только на балл оценку снизила. Это надо будет сегодня отпраздновать.

— Ну-ну, — ректор весьма демонстративно повернулся к картине и внимательно посмотрел на раскинувшуюся на подушках девушку. — Удачи.

— М-да, — я почесал висок и пошёл забирать работу. Краем уха услышал, что обсуждают члены комиссии. А обсуждали они достоинство штрихов, игру теней, гадали, какую частичку дара я вложил в рисунок. Сама Маша и её прелести их мало волновали. Всё-таки художники странные люди, но это я по себе уже понял.

Заскочив домой, и оставив там рисунок, поправил на плече сумку и пошел к воротам. Возле гаража я остановился, глядя на творившееся в моём доме безобразие. Егеря столпились вокруг Фыры, которая с урчанием жрала до тошноты знакомое мясо с малыми вкраплениями макров.

— Это что ещё за произвол? — я нахмурился и подошёл поближе.

— Ну что вы, Евгений Фёдорович, — Петька укоризненно посмотрел на меня. — Фырочка столько сил тратит, когда боевую форму принимает. Прямо аватар богини, — и он с умилением посмотрел на кошку, которая округлялась уже на глазах.

— Вы что свою богиню в виде жирного куска отборного сала представляете? Фыра, мать твою, а ты о чём думаешь? Ты же скоро не только на дерево не сможешь залезть, а в калитку не пролезешь! — рявкнул я на кошку.

Фыра глянула на меня, быстро доела мясо и села, преданно глядя мне в глаза. Мол, она тут вообще не при чем, это егеря виноваты, кормят бедную кошечку как на убой. Буквально насильно запихивают в пасть отборные куски.

— Ну что вы, ваше сиятельство, — встрял Игнат. — Фырочки ещё толстеть и толстеть, пока под ней ветки ломаться начнут. Где вы видите, что она жирная?

— Так, если вы не перестанете Фыру закармливать, я посажу её на диету из морковки и капусты. А вы все составите ей компанию, чтобы аватару богини обидно не было, — пригрозил я этим паразитам. Меня смерили уничижающим взглядом. Намекая, чтобы я добрых рысей с собой в период моего вегетарианства не ровнял.

Я только махнул рукой и пошел уже на выход. Доведут они меня, точно на диету всех посажу. Но выйти из калитки я опять не успел. За воротами послышался гудок. Охранник передо мной встрепенулся, немного оттеснил в сторону и приник к смотровому окну, чтобы понять, кого принесло.

Принесло Галкина. Поручик выскочил из наемной машины и подбежал к калитке.

— Евгений Фёдорович, — он замахал одной рукой, в другой у него находился сумку. А потому, что он немного кренился, когда бежал, можно было прийти к выводу, что сумка довольно тяжелая. — Евгений Фёдорович, я ненадолго, всего на минутку.

Сделав знак егерю, чтобы он открыл калитку, я отступил назад, чтобы Галкин меня не сбил с ног.

— Миша, к чему такая спешка, — я напомнил поручику, что мы, вроде бы, перешли на «ты».

— Женя, я уезжаю. Портал открыт, и мне не хочется терять и минуты. Но я обещал отдать тебе все свои запасы к ружью, собственно, вот они, — и Галкин протянул мне сумку.

— А вот за это спасибо, а то я уже голову себе начал ломать, как патроны заряжать буду, — я забрал сумку. Она действительно оказалась довольно тяжелой. — И всё же, куда ты так торопишься? На собственную свадьбу торопишься?

— Почти, — он бросил быстрый взгляд назад, убедился, что из стоящей за воротами машины нас не видно и тихо проговорил, наклоняясь ко мне почти вплотную. — Сонечка поддалась моим настойчивым уговорам и поедет со мной в Москву. Она оказалось такой женщиной, — Галкин закатил глаза. — Этот слизняк, её покойный муж, не сумел бы оценить её по достоинству. А как она мне жизнь спасла…

— Я помню этот момент, я там был. — Прервал я поручика.

— Мне удалось убедить Сонечку, что три месяца траура — это даже больше, чем достаточно для её… не будем плохо о покойниках. Моя матушка будет в восторге. Она всё никак не могла заставить меня жениться.

— Эм, — я поперхнулся воздухом. — Поздравляю. Наверное.

— Я так тебе благодарен за всё: и за спасение моей жизни, и за портрет, и за то, что именно благодаря тебе я познакомился с Соней, — он схватил мою руку и принялся трясти. — Сейчас я спешу к порталу, пока Соня не передумала. Женя, ты же помнишь, что, когда будешь в Москве, хоть проездом, хоть пожить, то останавливаешься у меня! И это не обсуждается.

— Я помню, — ещё раз повторил уже звучащую в нашем разговоре фразу. — Иначе, дуэль и муки совести до конца жизни. К которым прибавится осознание, что я оставил очаровательную женщину снова вдовой.

— Вот этого я тебе точно никогда не прощу, — и Галкин порывисто меня обнял, после чего выскочил за ворота.

— Тихон! — заходить снова в дом было лень. А денщик где-то здесь крутился. Тоже Фыру подкармливал. Но у него хватило ума быстро спрятаться, когда меня увидел.

— Ваше сиятельство, — он подскочил ко мне. — А я все ваши вещи перебрал. Что можно сказать, если больше ничего не портить, то вполне до Ямска можно дожить. Ну а там придётся задержаться, чтобы достойный гардероб справить. Я уже письмо его сиятельству Сергею Ильичу отослал. А что у портала творится, жуть просто. И какие-то высокие чины сюда ломятся, и гонцов просто уйма, — он приложил руки к щекам и покачал головой.

— Тихон, отнеси эту сумку в гостиную. И ружьё, которое поручик мне подарил туда же принеси. Когда вернусь, буду изучать и патроны делать. — Приказал я, прерывая его болтовню.

— Будет сделано, ваше сиятельство, — он крякнул, когда перехватил у меня тяжеленую сумку, и пошёл к дому.

В итоге, когда я подошёл к кафе, обед был уже в разгаре. Все столики были заняты. Маша пришла всё же раньше, чем я, и успела застолбить для нас мой любимый столик. Вот только, когда я зашёл, рядом с ней крутился один весьма надоедливый тип.

Я начал пробираться к столику, но тут стайка хорошеньких девушек решила покинуть кафе, и они меня слегка заблокировали. Когда же мне удалось пробиться к своей девушке, то я застал только окончание этой безусловно трагической истории.

— Баронесса, я сегодня видел ваш портрет, и вы произвели на меня неизгладимое впечатление, — проговорил Куницын довольно глумливо. — А ведь, насколько мне известно, официально помолвка с Лёнькой Ондатровым ещё не расторгнута…

— Иди отсюда, ты меня утомил, — Маша скорчила брезгливую гримаску и отмахнулась от Куницына, как от надоедливой мухи. — Это надо же постараться, говорить гадости так нудно. Нет, чтобы у Жени Рысева поучиться.

— Да что ты нашла в этом снобе? — прошипел Куницын.

— То, чего у тебя нет, увы. Например, умение говорить гадости так, что просто трясёт от ярости, а не пытаешься не заснуть от скуки, — любезно пояснила Маша. — Это кроме того, что он уже несколько раз на моих глазах расправлялся с тварями третьего и даже четвертого уровня, спасая мне жизнь. Право же, какая малость, но действует на женщин, как магнит. Тебе есть к чему стремиться, вот иди и стремись.

— Да брось, позволь мне себя нарисовать, поверь, я сделаю твой портрет ничуть не хуже, — и этот козел протянул к ней свои грабли. Я только зубы сжал и решительно отодвинул девушку, которая никак не давала мне пройти.

— Я предупреждаю всего один раз, первый, он же последний, — медленно проговорила Маша. — Убери руки и убирайся от сюда.

— Машенька, подумай хорошенько… — хрясь, звук ломаемой кости услышали все. В кафе мгновенно воцарилась тишина. — А-а-а! — тишину нарушил вопль Куницына, который прижал к себе повреждённую руку.

— Я же тебя предупредила, кретин, — прошипела Маша. Её глаза метали молнии, а щеки раскраснелись от ярости. — Если ты ещё раз распустишь руки или свой поганый язык, то я тебе лично башку откручу. Ты не тварь третьего уровня, с тобой я и сама прекрасно справлюсь, без помощи Жени. А теперь убирайся отсюда!

Вот этот момент я и застал, когда встал перед столом.

— Тебе же было сказано, убирайся, — я схватил его за здоровое плечо и отшвырнул в сторону. — Или я тебе вторую руку сломаю.

Куницына как ветром сдуло. Я внимательно посмотрел ему вслед. Надо же, как он умеет ловко лавировать между людьми, наверняка это его семейный дар, от куницы достался. Хорёк скрылся за дверью кафе, а я перевёл взгляд на взъерошенную Машу.

— Ты что, правда, ему руку сломала? — она пожала плечами. — Милая, ну зачем же так грубо. Надо было просто в причинное место пнуть.

— Чем дольше заживает повреждение, тем дольше память о том, что не надо делать ни в коем случае, — ответила Маша, падая на стул. — Скотина.

— Евгений Фёдорович, можно вас на минуточку, — меня за локоть тронул подошедший бармен. Мы с ним и не общались толком, но он был одним из тех, кто пережил прорыв в моём доме, поэтому, скорее всего, чувствовал благодарность.

— Что случилось? — спросил я, отходя от столика.

— Пойдёмте, я кое-что вам хочу показать, — и он настойчиво потянул меня в сторону мужского туалета.

Мне даже интересно стало, что же он хочет мне показать в таком месте. Что-то объяснять было не нужно. И без всяких объяснений довольно прилично нарисованная ондатра с рогами была заметна сразу от двери. Я не спорю, поначалу мечтал о создании чего-то подобного, а вот хорёк сделал. Вот же тварь мелкопакостная. Я подошёл и попытался содрать рисунок, выполненный красками, со стены. Ага, восемь раз. Гадёныш прикрепил его к стене каким-то заклятьем. Теперь, чтобы снять эту дрянь, нужно было выламывать стену. А ярко-красную краску хрен замажешь.

— Вы знаете, кто это сделал? — тихо спросил бармен. Я даже не помню, как его зовут.

— Да, успел на характерные мазки налюбоваться. — Процедил я, и тут меня словно холодной водой облило. А ведь дело-то очень плохой оборот приобретает. Резко развернувшись, вышел из туалета и почти бегом подбежал к Маше. — Ты письмо дяде отправила?

— Нет, я сунулась к порталу, но там такая толпа стояла…

— Плевать. Оно у тебя с собой? — Маша неуверенно кивнула. — Быстро пошли к порталу. Нужно его немедленно отправить.

— Да что случилось? — Маша нахмурилась, поднимаясь и натягивая курточку.

— Кто-то решил полить твоё имя грязью. Ну, и моё заодно, чего уж там. Здесь в форте всем на наши шалости плевать, слишком опасная жизнь, чтобы на такие мелочи внимание обращать. Но вот в реальном мире возможен большой резонанс. — Она сосредоточенно кивнула, и мы вышли из кафе, быстро направляясь к порталу.

— Сергей Ильич, — в большую гостиную поместья графа Рысева вбежал барон Соколов, комкая в руке лист бумаги. — Я ничего не понимаю, может быть, вы мне объясните?

Рысев с удивлением посмотрел на барона и взял в руки письмо, от которого пахло изысканными духами.

— Вы что же, хотите, чтобы я вам явно любовное послание объяснял? — спросил граф, недоуменно поглядывая на Соколова.

— Прочтите, Сергей Ильич, и потом уже сделаете выводы, — и барон рухнул в кресло, прикрыв глаза рукой.

Граф открыл письмо и принялся читать. Письмо было коротким, но его содержимое сначала никак не хотело укладываться в голове. Тогда он начал читать его заново, стараясь не пропускать ни одного знака.

'Уважаемый господин Соколов.

Сердце обливается кровью, как слезами, когда я вижу, что родовое имя для современной молодежи ничего не значит. Уже весь наш форт в курсе, что ваша племянница, наплевав на все правила приличия открыто живёт с посторонним мужчиной, который не является её законным мужем, или даже женихом. Уже и злопыхатели рисуют на стенах мужских комнат уединения пошлые картинки, на которых изображают жениха вашей племянницы в совершенно неприглядном виде. А про графа Рысева всем известно, что он весьма ветреный юноша, и в его серьезные намерения не верит даже он сам. Умоляю вас, примите меры, пока не стало слишком поздно.

С глубочайшим уважением М. В. Шершнёва'

— Я весьма долго живу на этом свете и меня сложно чем-то удивить, — медленно проговорил граф, бросая письмо на стол. — Я даже не удивляюсь тому, что эта дама — Шершнёва, посещает мужской туалет. Кстати, кто она такая?

— Понятия не имею. — Пожал плечами Соколов. — Судя по имени, нетитулованная дворянка.

— Когда женщина пишет подобное письмо, надо искать причину в оскорбившем её мужчине. Вот тут, похоже, без Жени точно не обошлось. Я хорошо знаю своего внука и его предпочтения. Но я не могу поверить, что он покусился на невинную девочку. Этому письму должно быть какое-то объяснение. — Граф бросил взгляд в окно. В его деле со Свинцовыми возник перерыв. Они все ждали решения императорского суда. Напряжение было настолько сильным, что в любой момент могло прорваться, лопнуть как натянутая струна. А тут еще и Женя отчудил что-то не слишком приятное.

— Что же нам делать? — барон посмотрел на графа с надеждой, что тот сейчас щелкнет пальцами и ситуация изменится к лучшему.

— Думаю, нам нужно съездить в Иркутск и навестить детей. К тому же я давно хотел приобрести дом поближе к порталу и станции дирижаблей, да всё никак руки не доходили.

— Это очень хорошее решение, я готов, — Соколов вскочил из кресла.

Через пару часов поезд тронулся от вокзала Ямска, увозя графа Рысева и барона Соколова в Иркутск. Они разминулись с гонцом, привезшим письмо барону Соколову из форта буквально на полчаса.