Граф Сен-Жермен

Глава 8 В Лондон и дальше

Из-за неблагоприятной погоды почтовое судно задержалось в Хеллевутслёйсе пять или шесть дней. Об этом пишет Шуазёлю д'Аффри, объясняя перерыв в корреспонденции:

Поэтому Сен-Жермен прибыл в Англию только 22 апреля, о чем можно узнать из письма прусского посла при английском дворе барона фон Книпхаузена и английского посла Митчелла королю Фридриху II:[163]

Сен-Жермен несколько дней провел в Харидже, куда доставил его почтовый пакетбот — тогда это был тихий и маленький портовый городок на левом берегу широкого устья реки Стоур, в графстве Эссекс,[164] — и только потом выехал в Лондон на быстроходном экипаже, запряженном шестеркой лошадей, который назывался «летучей машиной» и мог покрыть за сутки с небольшим 28 лье, отделяющих Харидж от Лондона. Граф приехал в английскую столицу между 26 и 27 апреля 1760 года.[165]

В этот же день, 27 апреля, один из оставшихся в Гааге друзей и почитателей послал вдогонку внезапно уехавшему графу Сен-Жермену письмо, которое до него не дошло, а потому и сохранилось в архивах:[166]

В этом письме особенно поразительно не просто очевидное глубокое уважение, а необычайная фраза «le plus grand Seigneur de la Terre» — дословно «величайший Владыка Земли».

Получив сообщение д’Аффри об отъезде Сен-Жермена в Англию, Шуазёль в это не поверил:

Англичане с большим подозрением отнеслись к приезду Сен-Жермена. Сначала решили, что его специально отпустили из Гааги, чтобы дать ему предлог съездить в Лондон.[167] Однако затем возникло предположение, что граф продолжит тайно нащупывать путь к проведению мирных переговоров. Поэтому по приезде графа в Лондон его поместили под вежливый домашний арест. Официальный представитель министерства иностранных дел Англии, действовавший по распоряжению министра Уильяма Питта, провел допрос прямо на квартире графа. Встречаться с графом сам министр отказался, но порекомендовал ему покинуть Англию как можно скорее. Тогда Сен-Жермен обратился к государственному курьеру с адресованной министру просьбой разрешить ему встречу с послом прусского короля Фридриха бароном Книпхаузеном.[168] Питт дал положительный ответ, и барону было позволено навестить содержавшегося под домашним арестом и под охраной королевских стражников графа. Об этом Книпхаузен пишет королю Фридриху 6 мая 1760 года в военный лагерь в Майсен:[169]

«Сэр Уильям Питт не только отказал ему во встрече, но и решительно настаивал на его отъезде. Это поставило графа Сен-Жермена в весьма затруднительное положение, и он обратился через государственного курьера с просьбой к сэру Уильяму Питту, по приказу которого его продолжали удерживать под охраной, чтобы добиться у него разрешения на встречу со мной. Поэтому министр попросил меня принять графа Сен-Жермена. Он сказал мне, что не мог вернуться в Голландию, так как там для него было бы небезопасно, и что Питт не позволяет ему оставаться здесь… Поэтому я, с согласия сэра Уильяма Питта, организовал ему переезд под именем графа Сеа в Аурих, где он будет находиться достаточно близко к Вашему Величеству, чтобы знать о ваших намерениях…

P.S. Сделав эти распоряжения, сэр Уильям Питт, с которым мы еще некоторое время продолжали беседовать, решительно настаивал, чтобы мы сделали все, что в наших силах, чтобы отговорить Ваше Величество принять его…»

О событиях, произошедших с Сен-Жерменом на столь негостеприимно встретившей его английской земле, написал в тот же день и тоже в Майсен, но не Фридриху, а находившемуся при нем английскому послу в Пруссии Митчеллу экс-министр иностранных дел Англии лорд Холдернесс.[170]

«Доставлено 17 мая в Майсен прусским курьером.

Уайтхолл, 6 мая 1760 года.

Сэр,

Из последних моих писем Вам должно быть известно все то, что произошло в Гааге между генералом Йорком и графом Сен-Жерменом. Я же по совету упомянутого генерала спешу сообщить Вам, что Сен-Жермен, встретив в лице господина Шуазеля непримиримого врага, который не желает подтвердить его полномочий, решил отправиться в Англию, опасаясь дальнейших преследований со стороны французского министра.

Как и ожидалось, он прибыл сюда несколько дней назад. Но так как было ясно, что он не уполномочен французским министерством, от имени которого пытается выступать, даже в той части дел, которую хотел обсудить, он не мог рассчитывать на должное внимание к своей персоне. И поскольку становилось очевидно, что ведомство французского министра (де Шуазёля), от имени которого он якобы говорил, не давало ему этого разрешения, и поскольку его пребывание здесь было бесполезным и могло повлечь за собой неприятные последствия (поговаривали о секретных переговорах), сочли предпочтительнее схватить его сразу по прибытии. Досмотр, впрочем, не принес никаких компрометирующих улик. Ведет себя он и говорит хитро и последовательно, так что трудно придраться.

Поэтому, руководствуясь соображениями, подобными тем, что изложены выше, решено было не задерживать его в Англии, которую он покинул в субботу утром, направляясь во владения прусского короля, скорее всего в Голландию. Он заявил, а затем повторил, что видел барона Книпхаузена во время своего заключения, но никто из королевских стражников не заметил, чтобы он проходил мимо них.

Король всячески поддержан мое намерение посвятить Вас в эти события. Кроме того, вы окажете королю услугу, если передадите суть этого письма Его Величеству королю Пруссии.

С искренним уважением к Вам, Сэр, остаюсь покорным Вашим слугой, Холдернесс».

Сен-Жермен всегда считал Питта единственным человеком в английском лагере, который не хотел мира. Ньюкасл и Гранвилл хотели мира. Король Георг хотел мира. Того же хотел Георг, принц Уэльский (сын Фредерика, принца Уэльского, рано скончавшегося), будущий Георг III. Его учитель, лорд Бют, учил его считать войну бессмысленным расточительством, которому он должен будет положить конец сразу, как только взойдет на трон и избавится от Питта. Но на данный момент Питт был высшим чиновником, чье имя отождествлялось с войной, которой он способствовал всеми своими силами, с целью увеличения числа британских заморских колоний.

В докладе фон Хеллена королю Фридриху от 22 апреля 1760 года приведены некоторые интересные размышления, проливающие свет на поведение англичан:[171]

«Совершенно определенно, что предложение, сделанное графом Сен-Жерменом, по крайней мере, было эффективным, поскольку герцог де Шуазёль не смог полностью противостоять направлению мыслей тех людей в Версале, кто желал мира… Но Государственный секретарь пришел в такое бешенство, разъярившись на бедного дьявола, что поручил д'Аффри потребовать его ареста и высылки… Граф Бентинк…. добился от генерала Йорка паспорта для отъезда графа в Англию. А ведь он после таких оскорблений мог бы рассказать там очень интересные подробности о теперешнем финансовом положении Франции, — по теме, о которой он обладает очень большими знаниями».

Да, очевидно, в Лондоне должны были надеяться, что Сен-Жермен теперь заговорит без всякого стеснения. И Питт испытал разочарование, когда при допросе государственного посланца у Сен-Жермена не удалось выведать ничего предосудительного.

Если бы Сен-Жермен решил рассказать, что среди проблем короля Людовика была также неспособность вернуть огромный заем у братьев Хоп, то его речи могли бы вызвать гораздо больший интерес. Но очевидно, что, несмотря на то что король Людовик и маркиза Помпадур его предали, он остался сдержанным.

Это впечатление несерьезности, произведенное Людовиком, даже утвердило Фридриха против него, и теперь он был полностью за продолжение войны против Франции до полного ее уничтожения.

19 мая 1760 года он написал Книпхаузену:[172]

«Что касается графа Сен-Жермена… Я желаю дать ему убежище в Эмдене или лучше в Аурихе, при условии, что он не будет ни во что вмешиваться…»

Однако Сен-Жермен, сделав после встречи с Книпхаузеном вывод о том, что его присутствие могло бы обременить короля Фридриха, по-видимому, решил не пользоваться предоставленным ему убежищем.

Граф возвратился обратно в Харидж, остановился в гостинице «Королевский герб» на улице Лиденхол, затем в порту погрузился на почтовый корабль, направляющийся в Хеллевутслёйс: «в порту он остановился как можно меньше, и даже не соблазнился местными винными лавками, все равно денег было мало».[173] На дилижансе граф доехал до Гааги и занял свою бывшую комнату в гостинице «Маршал Тюренн».

Граф д'Аффри и герцог Шуазёль, сделавшие вместе столь много для дискредитации Сен-Жермена, но не сумевшие добиться его экстрадиции, продолжали пристально следить за его дальнейшими перемещениями, теряясь в догадках, куда же он направился. Получив информацию о Сен-Жермене от князя Голицына, русского посла в Лондоне, а затем подтверждения от Йорка, британского посла в Гааге, д'Аффри тут же спешит сообщить все раздобытые сведения в Версаль Шуазёлю, написав подряд два письма — от 12 и 14 мая 1760 года:

Как пишет Поль Шакорнак, об этом приключении Сен-Жермена в Англии остались несколько следов в английской прессе, в том числе три, в разных отношениях чрезвычайно интересных, сообщения в газете «Лондон Кроникл» — «Лондонской хронике».

В номере от 24 по 27 мая 1760 года можно было прочитать следующую заметку, основанную на депеше из Роттердама от 18 мая: «Граф Сен-Жермен был освобожден от своих обязанностей посланника и приехал сюда. Во время своей деятельности он имел несколько бесед с несколькими лордами Частного совета, что открывает широкое поле для гипотез».[174]

В газете от 31 мая по 3 июня под заголовком «Анекдоты о таинственном иностранце» и за подписью «Женский журнал» можно было прочитать следующее: «Надеюсь, что этот человек, (о котором никогда ничего бесчестного не было обнародовано, а ученость и гений которого я глубоко уважаю) не обидится намой замечания о титуле, который он взял, и который не должен ему принадлежать ни по праву наследства, ни по королевской милости. Его настоящее имя — одна из его тайн, и после его смерти она, возможно, удивит всех больше, чем все странные перипеции его жизни. Сам же он не станет отрицать, как мне кажется, что то имя, которое он сейчас носит, — не его настоящее.

О его родине знают так же мало, как и о его имени. По обеим этим поводам, а также по поводу его молодости самые разные предположения всегда заменяли знание. Поскольку придумать что угодно легко, то из-за испорченности людей, а также из зависти любопытствующих те эпизоды из его жизни, которые были выставлены напоказ, — менее благовидные, чем те, что соответствуют правде жизни.

Покуда не будут предоставлены более точные сведения о его жизни, было бы справедливее прекратить любопытствовать и милосерднее не обращать внимания на подробности, не имеющие под собой почву».[175]

Наконец, в номере от 30 июня по 3 июля было опубликовано следующее сообщение: «Из Парижа нам сообщают, что несколько высокопоставленных людей выступили перед королем Франции в защиту нашумевшего графа Сен-Жермена. Его Величество уже было ему простил, когда обнаружилось, что он — прусский шпион при французском дворе и представлял прусского короля перед госпожой Помпадур».

Вернувшись в Соединенные Провинции в начале мая 1760 года, граф Сен-Жермен вовсе не был арестован и препровожден в Антверпен для дальнейшей выдачи Франции, как хлопотал в своем представлении французский посол д’Аффри. Граф жил в Гааге, часто ездил к своему другу Бентинку в Лейден и каждую неделю бывал в Амстердаме у бургомистра Хасселаара. Однажды в течение августа 1760 года граф съездил ненадолго в Алтону, недалеко от Гамбурга.[176] О пребывании Сен-Жермена в Голландии можно прочесть в «Нидерландской газете» за 12 января 1761 года: «Так называемый граф Сен-Жермен — этот таинственный человек, о котором доподлинно неизвестны ни имя, ни происхождение, ни состояние, который имеет доходы, — но их источник неизвестен, и познания — но где он их получил — непонятно, который вхож к князьям и принцам — но при этом никто его за своего не признает, этот человек, пришедший на землю неизвестно откуда, находится в данное время здесь (в Гааге) и не знает, куда ему ступать, как изгнанник из всех стран.

Недавно он обратился к господину д’Аффри с тем, чтобы через него получить разрешение где-нибудь существовать.

Господин д’Аффри написал маршалу де Бель-Иль,[177] который ответил, что если бы король (Людовик XV) хотел строго судить графа Сен-Жермена, он бы его предал суду как государственного преступника. Но поскольку Его Величество король хотел проявить милосердие, он лишь приказал д’Аффри «не иметь никаких с ним сношений, ни под каким видом, т. е. не писать, не отвечать на его письма, не допускать его к себе».

Эта заметка вызвала возмущение прежнего гонителя графа Сен-Жермена — герцога Шуазёля, о чем он написал графу д’Аффри:

Зато неунывающий Казанова утверждает, что в 1761 году Шуазёль и Сен-Жермен встречались в Париже, да и сам он якобы видел Сен-Жермена в этом городе, когда, прогуливаясь по Болонскому лесу вместе с маркизой д’Юрфе, беседовал с нею о планетных ангелах: «Мы возвращались к экипажу, как вдруг Сен-Жермен предстал перед нашими глазами. Как только он нас увидел, он повернул вспять и затерялся в боковой аллее. Я спросил: «Вы видели? Он работает против нас, но наши духи заставили его дрожать». — «Я удивлена. Завтра же схожу в Версаль, доложу об этом герцогу Шуазёлю. Интересно, что он об этом скажет…». На следующий день я узнал от госпожи д'Юрфе остроумный ответ Шуазёля на ее сообщение: Я не удивлен, поскольку всю ночь он провел в моем кабинете».[178] Может быть, ответ герцога Шуазёля и остроумен, но он лишает анекдот достоверности.

Другой инцидент, на этот раз неопровержимый, имел место в Гааге где-то в конце 1761 года. Некий Жакотэ пришел к графу д’Аффри и «утверждал, что граф Сен-Жермен прячется в Амстердаме, и он может его выдать».[179] Сначала французский посол поверил Жакотэ на слово, но затем, узнав, что Сен-Жермен находится в Гааге, понял, что Жакотэ — мошенник, тем более что по просьбе вдовы кавалера Ламбера его разыскивали два уважаемых амстердамских торговца, господа Кок и Вангиен. Это была своеобразная месть Жакотэ против друзей графа Сен-Жермена.

Спустя шесть месяцев после этого появились новые сведения о Сен-Жермене. Их можно найти в изданных Историческим обществом Утрехта выдержках их «Воспоминаний» Харденброка. В дневниковой записи за 20 марта 1762 года сказано следующее:[180]

«Мне сообщили, что так называемый граф Сен-Жермен обитает ныне в Уббергене близ Неймегена. Помимо всего прочего, он владеет землями в окрестностях Зютфена, у него есть громадная лаборатория (в принадлежащем ему доме), где он уединяется иногда на целые дни. Он умеет окрашивать материалы, такие, например, как кожа, в прекрасные цвета всевозможных оттенков. Он — великий философ и большой любитель природы, а кроме того, и блестящий собеседник. По всей видимости, он весьма добродетелен. По внешности он похож на испанца благородного происхождения. С искренним чувством говорит он о своей покойной матери. Иногда он подписывается именем «Принца Сеа». Он весьма охотно оказывает содействие в развитии промышленности республике. Однако его планы не касаются какого-либо конкретного города, ибо Амстердам делал ему очень выгодное предложение, одним из условий которого было единоличное обладание этим городом всех его талантливых изобретений. Он также оказал большую услугу Гронсфельту, помогая ему готовить краски для фарфорового завода в Веспе. Он поддерживает дружеские отношения с господином Рооном, у которого часто бывал с визитом и с которым ныне переписывается. Кроме того, он ведет обширную переписку с зарубежными державами. Его знают все дворы Европы. Принц Уэльский, известный своим скверным характером, дурно обошелся с ним. Однако он (Сен-Жермен), будучи невиновным, был выпущен на свободу и реабилитирован. Он переписывается со многими влиятельными людьми Франции, очень высоко отзывается о достоинствах госпожи де Помпадур, часто посещает Амстердам, где несколько раз встречался с господином Хасселааром. Он обладает большой коллекцией очень красивых драгоценных камней, в их числе есть рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты. Говорят, что он знает, как придавать блеск чистой воды всем без исключения бриллиантам, а также как изменять их цвет, делая его приятным для созерцания. Он весьма великодушен, обладает обширными поместьями в различных частях Германии, останавливается в лучших домах Амстердама и рассчитывается везде и всегда очень щедро».

В это же время д'Аффри тоже сообщит Шуазёлю новости о графе:[181]

«Гаага, 23 марта 1762 года.

Милостивый Государь.

…Так называемый граф Сен-Жермен, оказавшийся в этих краях два года тому назад и пытавшийся убедить всех в своих будто бы достоверных полномочиях к проведению переговоров между нами и Англией, и на чей счет я получил распоряжение дискредитировать как самозванца, продолжает с тех пор блуждать по провинциям республики и их окрестностям под вымышленными именами и тщательно скрываясь. Однако в течение последних нескольких дней мне довелось узнать, что под именем амстердамского купца Нобле он приобрел имение в Гельдерланде под названием Хуберк, которое было продано графом Велдерном и за которое он еще не доплатил примерно тридцать тысяч франков французских монет. Я счел своим долгом проинформировать Вас об этом факте и спросить Вас, не пожелает ли Его Величество, чтобы я вновь принял меры против этого человека и составил новое Представление Общему Собранию? Или же Его Величество считает, что мне лучше оставить его в покое, поскольку главная цель моих действий по дискредитации этого человека была достигнута с таким успехом, что он не осмеливается отныне показываться в обществе и вынужден поэтому исподтишка дурачить народ своими химическими секретами, которые якобы способны продлевать жизнь.

д’Аффри».

На что Шуазёль «великодушно» предложил оставить в покое графа и более его не преследовать — да ничего иного он реально предложить и не мог, ибо в Голландии Сен-Жермен был вне пределов его досягаемости:[182]

«Версаль, 10 апреля 1762 года.

…мы наказали так называемого графа Сен-Жермена за дерзость и самонадеянность. Отныне же нам следует оставить этого авантюриста наедине с всеобщим недоверием, кое он сам своими же действиями и заслужил…».[183]

Кроме того, спустя несколько месяцев Шуазёль был смещен с поста министра иностранных дел и стал военным министром французского кабинета, пока в 1770 году не был окончательно отправлен в опалу и сослан в свое имение в Шантелу.