Грани Нижнего мира

Глава 3 Инна. Наследники Мэтра

Пока Владислав брился в ванной, я сидела в спальне перед зеркалом и расчёсывала волосы. Было без пяти одиннадцать — но не утра, как вы могли бы подумать, а вечера. Несколько минут назад три барышни из штата моих фрейлин, которые помогали мне раздеваться и расстилали постель, выполнили свою последнюю на сегодня обязанность, пожелали нам с мужем доброй ночи и удалились, оставив нас до утра вдвоём.

Сейчас на мне была только полупрозрачная ночная рубашка, которая совсем не скрывала соблазнительных линий моего тела, а всего лишь обволакивала их загадочной туманной дымкой. Завершающей частью своего вечернего туалета, расчёсыванием, я предпочитала заниматься сама — мне нравилось сидеть почти нагой перед зеркалом и смотреть на своё отражение, нравилось медленно водить щёткой по своим вьющимся белокурым волосам и со сладостным волнением думать о том, как приятно я проведу следующий час до полуночи.

Ну а Владислав ещё со времени нашей женитьбы взял себе в привычку бриться перед сном. Со свойственной ему чуткостью он сразу уловил, что я, в отличие от многих других женщин, не люблю мужскую щетину, и стал сбривать её дважды в день, причём вечером делал это с гораздо бо́льшим усердием, чем по утрам. Время с одиннадцати до полуночи, когда мы обычно ложились в постель, но ещё не спали, было нашим волшебным часом любви, и всякий раз мы готовились провести его с таким же трепетным предвкушением, как и в первые дни нашей совместной жизни.

Это, конечно, не значило, что каждый день мы предавались ласкам строго по расписанию — только в это время и ровно час, минута в минуту. Всё зависело от нашего настроения и физического состояния: иногда мы ложились раньше, иногда — позже; бывало, что засыпали ещё до полуночи, а бывало — в час ночи; порой мы просто лежали, обнявшись, и болтали о всяком и разном, пока один из нас не заснёт; а порой (и довольно часто), не успев налюбиться вдоволь с вечера, переносили вторую серию на утро — благо с тех пор, как волею Мэтра нас забросило на Грани, мне больше не нужно схватываться в полседьмого, чтобы второпях принять душ, сообразить что-нибудь на завтрак себе и Владиславу, а затем бежать через весь город на занятия в университет. Здесь нас никто не будит спозаранку, мы можем спать, сколько заблагорассудится, затем подолгу нежимся в постели, завтрак нам подают в любое время по первому же нашему зову, а занятия проводятся тогда, когда это удобно для нас.

Впрочем, что касается учёбы, то мы стараемся не нарушать согласованное с преподавателями расписание. Они люди заняты́е, и с нашей стороны было бы свинством нарушать их планы на день. Обычно с одиннадцати утра до двух дня у нас практические занятия по магии; после обеда, с четырёх до шести, под руководством одного из магистров Инквизиции мы изучаем теорию (сюда входят не только колдовские науки в чистом виде, но также их приложение в различных областях естествознания); а позже вечером наступает черёд истории, философии, имперского и международного права, прочих гуманитарных дисциплин. И вот так — пять дней в неделю, уже почти восемь месяцев, с тех самых пор как в начале мая мы прибыли в Вечный Город и поселились в королевском дворце, который назывался Палатинум.

Правда, назавтра никаких занятий не намечалось. Всю последнюю неделю христиане разных конфессий, в общей сложности составлявшие половину населения Империи, а также иудеи-мессиане и представители некоторых мусульманских сект отмечали рождественские праздники, которые здесь, в отличие от Основы, начинаются в вечер Сочельника 21 декабря. Торжества были тем более пышными, что проходили в канун нового тысячелетия, которое, как известно, должно начаться в полночь на 1 января 2001 года. Теперь этот очевидный факт признавали даже те, кто, поддавшись очарованию круглой даты, праздновал наступление XXI века ещё год назад.

Разумеется, в такой обстановке нам было трудно сосредоточиться на учёбе, к тому же наш статус — пока что неопределённый, но, без сомнения, очень высокий, — обязывал нас к участию во всех мало-мальски значительных официальных и полуофициальных мероприятиях, посвящённых нынешним празднествам. А кроме того, послезавтра, в последний день уходящего года, Владиславу исполняется двадцать шесть лет — и это следовало отметить. Так что мы решили устроить себе двухнедельные каникулы и с головой окунулись в бурлящую светскую жизнь самого большого города в мире.

Тщательно расчесав волосы, я положила щётку на туалетный столик и уже поднялась с кресла, собираясь пройти к кровати, как вдруг раздался тихий стук во входную дверь. Я недовольно поморщилась, мысленно предупредила Владислава, чтобы он оставался в ванной, набросила на плечи халат и немного раздражённым голосом произнесла:

— Да, можно.

В спальню проскользнула Кристина — невысокая девушка моих лет, тёмная шатенка с большими карими глазами, щупленькой фигуркой, неразвитыми, как у девочки-подростка, формами и симпатичным, хоть и немного простоватым, лицом. Она принадлежала к штату моих фрейлин и, подобно всем остальным придворным барышням, была отпрыском инквизиторской семьи — то бишь аристократкой.

Внутри Священной Империи инквизиторы занимали положение сродни высшей знати в сословных обществах, фактически они представляли собой правящий класс, в руках которого были сосредоточены все главные рычаги государственной власти. За минувшее тысячелетие Инквизиция, при пассивном содействии Мэтра и других Великих, превратилась из чисто военного ордена в мощную политическую организацию. Ещё в конце XVIII века она объединила в своих рядах большинство сильных колдунов Империи, а тех немногих, кто отказался примкнуть к ней, объявила пособниками тёмных сил и подвергла преследованиям. Как и любая тоталитарная структура, Инквизиция не терпела конкурентов ни в управлении государством, ни в деле защиты имперских Граней от происков Нижнего Мира. Владислав, который, в отличие от меня, неплохо помнил времена социализма, сравнивал здешние порядки с советской однопартийной системой; правда, не в пример канувшей в Лету Стране Советов, Священная Империя процветала под властью инквизиторов и её граждане на жизнь не жаловались.

Не будучи в принципе замкнутой кастой, Инквизиция тем не менее обладала всеми характерными чертами отдельного сословия — и на то имелись веские причины генетического характера. В отличие от способностей высших магов, которые проявлялись спонтанно, без какой-либо известной закономерности, обычный колдовской дар был строго наследственным признаком, притом рецессивным — он в полной мере передавался детям только в том случае, когда присутствовал у обоих родителей. Поэтому инквизиторы предпочитали находить себе пару в своей среде и почти никогда не вступали в браки с простыми смертными. Их сыновья, за редким исключением, тоже становились инквизиторами, сохраняя преемственность поколений, а вот из дочерей лишь незначительная часть наравне с парнями поступала в специальные училища ордена, большинство же девушек просто выходили замуж за инквизиторов и в чисто патриархальных традициях довольствовались скромной ролью хранительниц домашнего очага.

Мои фрейлины как раз и принадлежали к этому большинству. Своё пребывание во дворце они рассматривали как благоприятную возможность найти себе блестящую партию и о чём-то большем не помышляли. На первых порах меня несказанно возмущало такое положение вещей, я убеждала девушек быть более активными, не отдавать всё на откуп мужчинам, но мои страстные призывы не нашли должного отклика в их сердцах. Со временем я начала понимать глубинную мудрость этой, на первый взгляд пассивной, позиции: в обществе, где неравенство полов присутствует не только по факту, но и закреплено юридически, лишь самые сильные и решительные женщины способны сами постоять за себя, а остальным гораздо легче завоевать себе место под солнцем не пытаясь напрямую управлять миром, а управляя мужчинами, которые правят миром. Лично я не разделяла такой жизненной философии, однако признавала за ней право на существование.

В этом смысле Кристина несколько выделялась из общей массы придворных барышень. Она обладала определёнными амбициями и не очень-то хотела следовать по стопам большинства женщин из касты инквизиторов, но была слишком ленива и безынициативна, чтобы пойти наперекор патриархальным традициям общества и планам своих родителей. Для этого ей явно недоставало силы воли и твёрдости характера; она лишь мечтала о самостоятельности, но не предпринимала никаких реальных шагов для её достижения.

Должна признать, что я никогда не любила Кристину, хотя по складу ума и взглядам на жизнь она была гораздо ближе мне, чем другие фрейлины. На свою беду, девушка с самого начала близко сошлась с Сандрой, что сделало её в моих глазах чуть ли не предательницей, переметнувшейся в неприятельский стан. Лишь спустя некоторое время Кристина поняла, как неудачно выбрала себе подругу, но от Сандры всё же не отступилась — и это ещё пуще разозлило меня. Я, конечно, понимала всю несправедливость своего отношения к ней, но ничего поделать с собой не могла. И даже спустя четыре месяца после исчезновения Сандры я нисколько не подобрела. Вот такая я злюка.

Теперь, надеюсь, вы понимаете, что Кристина была последней из фрейлин, кого я хотела бы видеть у себя в спальне после одиннадцати часов. Я собиралась в резкой форме высказать ей своё неудовольствие по поводу этого вторжения, а затем, не выслушивая никаких объяснений, выставить её за дверь, однако в последний момент сдержалась — крайне взволнованный вид Кристины свидетельствовал о том, что причины её позднего визита вполне могут быть уважительными.

Девушка рассыпалась было в извинениях за своё бесцеремонное вторжение, но я сразу перебила её:

— Покороче, Кристина. Что-то случилось?

— Да, госпожа. Мне нужно съездить домой, а без вашего разрешения Анна не соглашается отпустить меня со службы.

Анна была моей старшей фрейлиной, в чьём подчинении находились остальные девушки.

— Ты вполне могла подождать до утра, — ради проформы заметила я.

— Я хотела бы поехать немедленно, — объяснила Кристина. — Это очень срочно.

— Какие-то неприятности в семье?

— Да, — коротко ответила девушка.

Было видно, что она не хочет делиться со мной своими проблемами. А у меня, собственно говоря, не было особой охоты их выслушивать. Так что я не стала принуждать её к объяснениям, а спросила лишь:

— И надолго ты уезжаешь?

— Не знаю, госпожа. Всё зависит от обстоятельств. Но на одну только дорогу туда и обратно мне понадобится больше месяца. Именно поэтому Анна не решилась отпустить меня без вашего согласия.

Вспомнив, что отец Кристины служит в одном из провинциальных командорств за пределами Золотого Круга Империи, я понимающе кивнула. Путь ей действительно предстоял неблизкий. И, если начистоту, мне это было на руку. Через полмесяца должна была начаться наша с Владиславом большая поездка по Граням, и я уже подумывала о том, чтобы под каким-то благовидным предлогом не взять с собой Кристину, открыто не демонстрируя своей немилости к ней — я не могла позволить себе так унизить девушку, которая, в сущности, не сделала мне ничего плохого. Ну а её отъезд к родным решает все проблемы: в любом случае она просто физически не успеет вернуться к началу нашего вояжа. Быть может, за время её длительного отсутствия я основательно позабуду о ней, а потом, когда она вернётся на службу, уже перестану воспринимать её как подругу Сандры. Хотя вряд ли — но попробовать стоит…

— Ну что ж, — сказала я. — С моей стороны было бы бессердечно задерживать тебя. Семья — это святое. Анна пришла с тобой?

— Нет, она у себя.

Я закусила губу. Вызывать к себе Анну мне не хотелось: пока она соберётся, пока придёт, пока мы переговорим — всё это займёт ещё минут десять—пятнадцать. А связываться с ней мысленно я не хотела тем более. Телепатия вообще-то неприятная штука; до поры до времени мы с мужем этого не знали, так как общались только друг с другом, а затем с Сандрой, общение с которой доставляло нам обоим удовольствие (Сиддх разговаривал с нами исключительно вслух). Но позже мы убедились, что удовольствие от обмена мыслями — явление крайне редкое. Мысленный разговор с подавляющим большинством людей оставлял на душе неприятный осадок, поэтому неудивительно, что все колдуны, даже самые опытные, при любой возможности предпочитали пользоваться обычной речью, делая исключение лишь для узкого круга людей, общение с которыми не вызывало у них негативных эмоций. Анна же не принадлежала к числу тех, чьи мысли мне было приятно слушать.

— Ладно, — сказала я Кристине. — Ступай к ней и скажи, что я отпускаю тебя. Если она не поверит, пусть придёт ко мне и проверит. Но предупреди, что в таком случае я буду очень недовольна.

Кристина поблагодарила меня, вежливо выслушала мои пожелания счастливого пути (высказанные, кстати, от всей души) и быстренько откланялась, не желая и дальше испытывать моё терпение. Как только дверь за ней затворилась, из ванной вышел Владислав.

— Держу пари, — с улыбкой произнёс он, — что Анна поверит ей на слово и проверять не осмелится. Ты здорово выдрессировала своих фрейлин.

— А иначе с ними нельзя, — пожала я плечами. — Если с ними либеральничать, они тебе на голову сядут. Вот ты со своими придворными разобрался по-другому — просто оставил их без работы. А мне своих девчонок приходится держать в ежовых рукавицах.

С этими словами я подошла к кровати, сняла халат и небрежно бросила его на спинку ближайшего кресла. Владислав мигом забыл о всяких там фрейлинах и устремил на меня восхищённый взгляд, который без труда проникал сквозь тонкую ткань моей ночнушки и обжигал моё тело своей страстностью.

Я протянула к нему руки. Он подошёл к мне и сжал мои ладони в своих. Какое-то время мы вот так молча стояли, держась за руки, улыбались безмятежно, как дети, и ласково смотрели друг другу в глаза.

За прошедший год Владислав удивительно похорошел. Впрочем, он и раньше был необыкновенно милым и привлекательным парнем, но в последнее время стал настоящим красавцем. Возможно, на него так подействовал разбуженный в полную силу колдовской дар, а может, всё дело в той уверенности в себе, которую он обрёл после истории с Сандрой. Не знаю. И не уверена, что хочу знать. Разумеется, я рада, что мой муж наконец-то избавился от комплексов и перестал воображать о себе всякие глупости, но вместе с тем мне досадно сознавать, что его раскрепощение — отнюдь не моя заслуга…

Стоило мне подумать о Сандре, и моя улыбка тут же увяла. Владислав сразу сообразил в чём дело, привлёк меня к себе и крепко обнял.

— Ах, Инна, — прошептал он. — Прошлое всегда будет стоять между нами, и мы должны научиться с ним жить. Его нельзя вычеркнуть из памяти, потому что оно воплотилось в настоящем. Где-то на свете есть мой ребёнок, ему уже месяц от роду, и я не могу не думать о нём. Я не могу не думать о Сандре, потому что она мать моего ребёнка, потому что сейчас она с ним. Я не могу не хотеть их возвращения, не могу не мечтать о том дне, когда они вернутся — и Сандра, и малыш, оба… Пойми меня правильно, дорогая.

— Я понимаю тебя, Владик, — сказала я. — И давай не будем об этом. Лучше поцелуй меня.

Он поцеловал меня, затем уложил в постель и лёг рядом.

— Сегодня ты использовала свои чары?

— Да.

Владислав сокрушённо вздохнул и ещё крепче обнял меня. Он всегда спрашивал об этом, когда у меня были (или он думал, что были) благоприятные для беременности дни. Всякий раз он надеялся услышать отрицательный ответ, но я неизменно говорила «да».

Ещё в бытность нашу на Основе, чтобы не «залететь», я употребляла противозачаточные таблетки; в первое время на Гранях тоже — Мэтр обеспечил меня их запасом в Кэр-Магни. Позже, немного обучившись магии, я перешла на специальные чары — совершенно безвредные, не дающие никаких побочных эффектов и стопроцентно надёжные. Прежде Владислав соглашался со мной, что нам ещё рано иметь детей — я училась в университете, он метался в поисках приличной работы, так что о сыне или дочке мы могли только мечтать. Потом мы попали на Ланс-Оэли, наше будущее из просто неясного превратилось в совсем неведомое, и в таких обстоятельствах заводить ребёнка казалось нам верхом безответственности. Но после того, как обнаружилась беременность Сандры, Владиславом овладела навязчивая идея стать дважды отцом — и вот тогда-то он завёл обыкновение, ложась со мной в постель, спрашивать о противозачаточных чарах.

Нельзя сказать, что я не испытывала соблазна в противовес Сандре подарить Владиславу своего малыша. Соблазн был, и очень большой. А после исчезновения Сандры он лишь усилился — теперь мне так хотелось утешить мужа, отвлечь его от горьких дум о потерянном ребёнке… Но вместе с тем я прекрасно понимала, что история, в которую втянул нас Мэтр, только начинается, и наше будущее по-прежнему остаётся весьма туманным.

Вопреки расхожему мнению, что регент был осведомлён о планах Мэтра и действовал с ним заодно, суровая правда состояла в том, что мы свалились ему как снег на голову и он до сих пор не знал, что с нами делать. Он, правда, не сомневался, что мы и есть те самые наследники, о которых говорилось в завещании, однако не решался официально объявить об этом до истечения обусловленного Мэтром трёхлетнего срока. Таким образом, мы оказались при дворе в весьма двусмысленном положении — не гости, но и не хозяева, — что доставляло массу неудобств как нам самим, так и всем окружающим. Думаю, регент с радостью вернул бы нас в Кэр-Магни, но при данных обстоятельствах это не представлялось возможным — слишком многим людям уже было известно о нашем существовании, а главное, о нас знали в Нижнем Мире. И знали, по-видимому, гораздо больше, чем кто-либо на Гранях…

…От первой нашей встречи с Ференцем Кароем, которая состоялась в земной штаб-квартире Инквизиции, мы ожидали многого. Нам представлялось, что это будет вроде вечера вопросов и ответов: мы наконец получим исчерпывающие объяснения всему случившемуся с нами, узнаем, что же в действительности замышлял Мэтр и какое будущее он нам уготовил, а кроме того, выясним тайну происхождения Владислава. Но, увы, надежды эти не оправдались, и после нашей беседы загадок осталось не меньше, чем было до неё.

Наши поиски контакта с Инквизицией могли завершиться ещё на Ланс-Оэли, где мы сделали промежуточную остановку по пути на Основу и с огорчением обнаружили, что на каких-нибудь несколько дней разминулись с находившимся там отрядом инквизиторов. Как выяснилось позже, регент, получив подробный отчёт о драматических событиях на Агрисе, пришёл к вполне резонному выводу, что если нам удастся вовремя раскусить Сиддха и Сандру и выйти сухими из воды, мы наверняка постараемся вернуться в Кэр-Магни. Посланные по его приказу люди провели на Контр-Основе целых полтора месяца, и лишь недавно, когда последняя надежда на наше возвращение была потеряна, их отозвали к месту постоянной службы.

Впрочем, нельзя сказать, что нас это сильно расстроило. Так или иначе, но мы всё равно собирались отправиться на Землю, и отсутствие либо присутствие на Ланс-Оэли инквизиторов по большому счёту ничего для нас не меняло. Посему мы немного передохнули в Кэр-Магни, а затем снова воспользовались «колодцем» и через две недели благополучно добрались до Основы, где неожиданно легко, всего за несколько дней, разыскали инквизиторов. Их начальник, Ференц Карой, находился в Вечном Городе, куда мы могли попасть самое раннее лишь через полтора месяца, но никаких затруднений в связи с этим не возникло — магическая техника инквизиторов даже в земных условиях позволяла устранить большинство неудобств удалённого общения и добиться полного эффекта присутствия собеседника. Объёмное изображение регента, сотканное с помощью тысяч тончайших лучей света прямо в воздухе, было настолько убедительным, что не будь мы предупреждены заранее, то наверняка решили бы, что он явился к нам во плоти. Только тогда мы поняли, что выражение «поговорить в живую», обычно используемое колдунами для обозначения качественной визуальной связи, как нельзя более метко характеризует её главное достоинство.

— Боюсь, молодые люди, мне придётся вас огорчить, — откровенно заявил регент, выслушав наш рассказ. — Как я вижу, вы не сомневаетесь в моей причастности к этой истории и ждёте от меня объяснений. К сожалению, я могу поделиться с вами лишь своими догадками и предположениями, не более того. Хотите верьте мне, хотите нет, но я ничего не знал о планах Мэтра, и для меня ваше появление на Гранях со всеми последующими событиями оказалось таким же сюрпризом, как и для вас.

— Вы ничего не знали? — недоверчиво произнесла я, порядком ошарашенная его словами. — Но это невозможно! Как же тогда вы объясните нашу встречу в университете полтора года назад? А присутствие Мэтра на одном из ваших семинаров… Ведь я не ошибаюсь, это был он?

Регент утвердительно кивнул:

— Да, Инна. Это действительно был Мэтр, и он приходил из-за вас. Но выводы, которые вы сделали из этого факта, ошибочны. До того дня, как вы впервые пришли на семинар, я понятия не имел о вашем существовании и уж тем более не знал, что с самого рождения вы находитесь под надзором. Я даже не сразу обнаружил ваши латентные способности — это на Гранях магическая аура видна за версту, а в земных условиях непробуждённый дар, даже такой сильный, как у вас, заметить трудно. Для этого нужно специально всмотреться. Лишь на шестом или седьмом занятии, точно не помню, я всмотрелся в вас — и представьте моё изумление, когда я понял, что вы обладаете способностями высшего мага! Разумеется, я немедленно доложил о своей поразительной находке Мэтру. Ну а он и виду не подал, что знает вас.

— Значит, моя встреча с вами была подстроена?

Ференц Карой устало пожал плечами. За полтора года, прошедшие с тех пор, как я видела его на семинарах в университете, он, казалось, постарел на добрый десяток лет и как-то осунулся. То ли на него так подействовали последние события, то ли ноша верховной власти в Империи оказалась чересчур тяжела, а может, он попросту начал сдавать, как рано или поздно сдаёт любой человек под натиском неизбежной старости. По словам Сандры, регенту уже перевалило за сто семьдесят — даже для таких долгожителей, какими являются высшие маги, это был весьма почтенный возраст…

— Когда дело касается Мэтра, нельзя ничего утверждать наверняка, но всё же мне думается, что он тут ни при чём. Скорее всего, это было просто совпадение, притом не такое уж невероятное. По давно заведённому распорядку, в Ничейные Годы на Основе постоянно несёт вахту легион инквизиторов, охраняя её от нашествия нечисти с близлежащих Граней. Пост начальника вахты поочерёдно занимают высшие командоры Инквизиции, а в позапрошлом году была моя очередь. Вообще-то, дежурство на Основе хоть и очень ответственное, но довольно скучное дело, поэтому в свободное время я решил заняться преподавательской деятельностью — есть у меня такая слабость, люблю обучать молодёжь. А ваш университет я выбрал по той простой причине, что он был у меня под рукой: как вы уже знаете, с 1986 года, то есть со времени Чернобыльского Прорыва, земная штаб-квартира Инквизиции находится под Киевом. Так что ничего подозрительного в обстоятельствах нашей встречи я не вижу… Гм. Разве только то, что вы, студентка-второкурсница, заинтересовались темой моего семинара.

— Не думаю, что это можно назвать подозрительным обстоятельством, — отозвался Владислав. — Инна ещё в школе выбрала своей будущей специальностью математическую физику, а на первом курсе активно изучала функциональный анализ и теорию групп.

— Очень полезные дисциплины, — одобрительно произнёс регент. — Хотя магия не подчиняется физическим законам, методы математической физики широкого используются при анализе сложных магических явлений, не поддающихся качественному рассмотрению. Я вполне допускаю, что Мэтр, заметив у вас склонность к математике, ненавязчиво направил ваш интерес в ту её область, которая представляет наибольшую практическую ценность для колдунов. Но это ещё не значит, что он умышленно создал такую ситуацию, когда вы захотели послушать мои лекции и тем самым позволили мне обнаружить ваш скрытый дар. Да и последующие действия Мэтра свидетельствуют о том, что наша встреча не входила в его планы. Когда я сообщил ему о своей находке, он явился на следующее занятие якобы с тем, чтобы посмотреть на вас. А после сказал мне, что вас следует оставить в покое лет на пять-шесть, дескать, ваш дар ещё неустойчив и пока его трогать нельзя.

У меня ёкнуло сердце. Из бесед с Сандрой я знала, что за редким исключением все девочки, рождавшиеся с сильным колдовским даром, подобным моему, теряли его ещё в младенчестве. Я была первым таким исключением из общего правила за последнюю тысячу лет, и мне совсем не хотелось лишаться своего могущества. Несмотря на то, что порой оно причиняло мне массу хлопот, я уже привыкла к нему и не могла без него обходиться.

— Но ведь… Ведь это неправда?

— Конечно, неправда, — успокоил меня Ференц Карой. — Раз ваши способности пробуждены и действуют, значит у вас здоровый, полноценный дар, и его потеря вам не грозит. Как свидетельствует опыт, нивелирование дара происходит на начальном этапе его формирования — либо ещё в утробе матери, либо в первые три месяца жизни; в более позднее время ни одного подобного случая не зафиксировано — ни с мальчиками, ни с девочками. Но, как вы сами понимаете, для девочек мы располагаем лишь отрицательной статистикой; поэтому нет ничего странного в том, что я поверил Мэтру, у меня не было никаких оснований подозревать его во лжи. Поразительно другое: с того дня я утратил к вам всяческий интерес и ничуть не удивился, когда вы перестали посещать семинар. Я словно забыл о вашем существовании. Конечно, я время от времени вспоминал о вас, но как-то вскользь, мимоходом, и у меня не возникало ни малейшего желания вас разыскать.

— А я избегала встреч с вами, — сказала я. — В тот день я с неожиданной ясностью поняла, что ещё не готова к восприятию материала такого уровня сложности, и это болезненно ударило по моему самолюбию. Я решила больше не приходить на ваши лекции, чтобы не выглядеть круглой дурой.

— Полагаю, эти мысли внушил вам Мэтр. Он был горазд на такие штучки.

— С вами он тоже что-то сделал?

— Вне всяких сомнений. И хотя я не смог обнаружить следов внушения, оно наверняка было, иначе нельзя объяснить мои дельнейшие действия… вернее, мою бездеятельность. Ведь вы, Инна, первая за полторы тысячи лет женщина — высший маг, и то, что я с такой лёгкостью выбросил вас из головы, что перестал интересоваться вами, что больше никому не рассказал о своём, без преувеличения, эпохальном открытии, — всё это не просто странно, это дико, это чудовищно. Лишь в ноябре прошлого года я спохватился и начал вас искать, но к тому времени вы с Владиславом уже покинули Основу. Кстати, тогда я впервые услышал о вас, молодой человек, — добавил регент, обращаясь к моему мужу. — Прежде я не знал о вашем существовании и поначалу даже не был уверен, колдун вы или нет. Только после того, как мне стала известна история вашего усыновления, я понял, что вы не просто случайная жертва обстоятельств, а такая же фигура в игре Мэтра, как и Инна.

— Скорее, пешка, — мрачно заметил Владислав.

Ференц Карой покачал головой и произнёс с лёгким упрёком:

— Очень плохо, если вы вправду так думаете, юноша. Ложная скромность всегда вредна, а в вашем положении она просто непозволительна. Недооценивая себя, вы тем самым недооцениваете своё влияние на происходящие вокруг вас события, и это может привести к катастрофическим последствиям. В настоящее время лишь двадцать три человека, включая меня, обладают столь же сильным колдовским даром, как ваш; таким образом, вы от рождения принадлежите к числу двадцати пяти самых могущественных, самых значительных людей в мире. — Регент немного помолчал, устремив на нас свой проницательный взгляд. — Кроме того, Мэтр, последний из Великих, принимал деятельное участие в вашей судьбе; и как бы вы ни относились к его опеке, сам факт столь пристального внимания к вам со стороны Вышнего Мира значит много. Потом были ваши приключения на Агрисе, когда Нечистый бросил против вас огромные силы, но так и не смог справиться с вами. Вы двое, ещё такие юные и совсем неопытные, нанесли Нижнему Миру самое сокрушительное за последнюю тысячу лет поражение. Ну а ваше видение в «колодце» и вовсе случай беспрецедентный. Всё это делает вас в глазах простых людей чуть ли не избранниками Небес, а в глазах колдунов… да и в глазах колдунов, пожалуй, тоже.

— А вы не думаете, что то видение было… просто видением? — робко спросил Владислав. — Ну, чем-то вроде коллективной галлюцинации.

— В определённом смысле это и была галлюцинация, — согласился регент. — Но она отражала некую объективную реальность высшего порядка, которую ваше сознание интерпретировало в привычных для вас образах. В отличие от других людей, переживавших подобные видения, вы располагаете убедительным доказательством того, что не пали жертвой своего воспалённого воображения.

Мы сразу поняли, о каком доказательстве идёт речь. Под конец видения Ривал де Каэрден вручил нам точное подобие меча Мэтра, висевшего на стене в оружейной Кэр-Магни, и объяснил, что это — его внутренняя сущность, в то время как на Ланс-Оэли находится лишь физическая оболочка. Когда же Владислав с опаской заметил, что в своё время эта физическая оболочка здорово «ужалила» его, мои братья, Сигурд и Гийом, заверили нас, что впредь этого не повторится, поскольку теперь мы владеем внутренней сущностью меча. Прибыв в Кэр-Магни, мы убедились, что меч верховного короля действительно признаёт нас своими хозяевами и больше не «жалится». Мы взяли его с собой на Землю, даже не подозревая, какой фурор это произведёт среди здешних инквизиторов.

Владислав протянул руку и прикоснулся к ножнам меча, лежащего на невысоком столике между нашими креслами. Я чувствовала, что на языке у него вертится вопрос, который он не решается задать, боясь выказать своё невежество. Это понял и регент.

— Напрасно смущаетесь, юноша, — произнёс он. — Меч Мэтра загадка для всех, не только для вас. Меня он тоже ставит в тупик. Я чувствую, что в нём заключена огромная мощь, но откуда она берётся и как действует — понимаю слабо. А если начистоту, то совсем не понимаю. Несколько раз я с разрешения Мэтра пытался исследовать этот меч, но особыми успехами похвастаться не могу. Только и научился, что нейтрализовать его болевое воздействие, да и то не полностью — когда прикасаюсь к нему, он немного «пощипывает», а все мои попытки извлечь его из ножен заканчивались весьма плачевно. Насколько мне известно, вы единственные из людей, которых меч Мэтра признал, если можно так выразиться, «своими».

— И что это значит? — поинтересовалась я.

— Формально ничего. При всей своей загадочности этот меч не обладает никаким официальным статусом, хоть его и называют мечом верховного короля. У него даже нет собственного имени, никому не известна его история, никто ни разу не видел его в действии. Тем не менее в Империи он издавна считается своего рода символом королевской власти; это единственное оружие, которое когда-либо носил при себе Мэтр. А теперь меч принадлежит вам — и могу вас заверить, что никто не посмеет оспаривать ваши права на него. Никому другому ещё не удавалось свободно держать его в руках, не говоря уже о том, чтобы достать из ножен.

Мы с мужем быстро переглянулись. Почти то же самое говорила нам о мече и Сандра. Правда, она причисляла его, наряду с короной и скипетром, к официальным регалиям Империи, тогда как Ференц Карой отрицал это. Хотя, в сущности, разница невелика. Официально или нет, но этот меч символизировал верховную власть, а мы, похоже, были единственными, кого он «слушался»…

— А что, если он уже потерял свою силу? — со слабой надеждой предположил Владислав. — По крайней мере частично. Здесь ваши люди проверяли его, обычных колдунов он по-прежнему «жалит»; но, может быть, с вами и другими высшими магами он поведёт себя иначе?

— Сомневаюсь. Даже через наш контакт я чувствую, что его мощь ничуть не ослабла. Мало того, со времени ухода Мэтра он стал ещё более неприступным. Прежде любой достаточно сильный колдун мог заключить его в изолирующий кокон и унести с собой, но Винченцо Торричелли, которому я поручил забрать меч из Кэр-Магни, не смог даже подступиться к нему. — Регент хмыкнул. — Только не подумайте, что я хотел лишить вас законного наследства. Посылая Винченцо на Ланс-Оэли, я не знал о существовании второго завещания, а когда узнал, то не отнёсся к нему серьёзно, расценив это как прощальную шутку Мэтра. При всей своей рациональности он мнил себя большим остряком, и такая выходка была полностью в его духе. Я, конечно, не собирался оспаривать королевскую волю, но вместе с тем считал, что действие завещания не распространяется на меч. Лишь в конце октября, когда по Империи начали расползаться слухи… Полагаю, вам уже известно о них?

Мы утвердительно кивнули. О существовании этих слухов упоминала ещё Сандра, но поскольку она жила вдали от имперских земель, а вдобавок была поглощена своими собственными бедами, то имела об этом лишь самое смутное представление. Зато первый же инквизитор, повстречавшийся нам на Земле, молодой человек лет двадцати пяти, охотно поведал, что, согласно слухам, Мэтр на самом деле не вознёсся в Вышний Мир, а умер подлинной смертью, оставив людям свою частицу Вселенского Духа — последнюю в мире земном. Но он не передал её другому человеку, так как знал, что все имевшие место повторные воплощения оказывались недолговечными и прежде большой пользы не приносили. Вместо этого Мэтр избрал своим преемником меч, который, будучи неодушевлённым предметом, мог содержать в себе Дух сколько угодно долго.

О дальнейшей судьбе меча говорили разное. По одной из версий, самой распространённой, Мэтр уже нашёл ему нового хозяина, по другой — этого хозяина должен выбрать сам меч. И претенденты на наследство не замедлили объявиться — разного рода авантюристы, религиозные фанатики и просто сумасшедшие, которые утверждали, что якобы последний из Великих являлся им во сне, и требовали подвергнуть их испытанию. Даже многие инквизиторы, искренне считая это бредом сивой кобылы, всё же были не прочь попытать счастья. Посему неудивительно, что из двух десятков человек, присутствовавших в штаб-квартире, не менее половины, включая их начальника, под тем или иным предлогом прикасались к нашему мечу, а убедившись, что он «кусается», бросали на нас взгляды полные зависти и… благоговения.

— Разумеется, — продолжал Ференц Карой, — вся эта болтовня о передаче частицы Духа мечу не заслуживает внимания, Дух не может вселиться в неодушевлённый предмет. Но та внезапность, с которой возникли слухи, и быстрота, с которой они распространились, не могли не насторожить меня. Это походило на тщательно продуманную и хорошо организованную кампанию. В свете новых обстоятельств завещание Мэтра относительно Ланс-Оэли уже не казалось мне шуткой: ведь меч по-прежнему находился там и, судя по неудачной попытке Винченцо Торричелли забрать его, упорно не хотел покидать Кэр-Магни, словно настаивая на своей принадлежности к прочему наследству. Это вынудило меня тщательно проанализировать все поступки Мэтра накануне его ухода, и в результате я вспомнил о вас, Инна. Тогда я ещё никак не связывал вас с остальными событиями, но постепенно эта связь стала всё чётче вырисовываться, а после известий с Агриса я окончательно убедился, что вы с Владиславом и есть долгожданные наследники.

Регент перевёл дыхание и доверительным тоном сообщил:

— Последние три месяца были самыми тяжёлыми в моей жизни. Напрасно я оправдывался и объяснял, что ничего не знал о действиях Мэтра и не был посвящён в его планы. Ни члены ордена, ни простые граждане Империи не поверили мне и решили, что я наломал дров, а теперь хочу умыть руки, пытаюсь снять с себя ответственность за допущенные ошибки. На меня посыпались обвинения в том, что я не уследил за вами, позволил вам бежать с Ланс-Оэли и впутаться в смертельную переделку. Те же, кто подозревает меня в чрезмерных властных амбициях, пошли ещё дальше и высказали предположение, что это была не просто халатность с моей стороны, а злонамеренное действие с целью устранить вас со своего пути к престолу. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы вы действительно погибли; уж явно ничем хорошим. К счастью, вы вернулись целые и невредимые. Надеюсь, что теперь страсти улягутся, и меня по крайней мере перестанут обвинять в «злонамеренных действиях».

„Вот так-то, Инночка, — мысленно произнёс Владислав. — Сандра была права“.

Я с трудом подавила горький вздох. Слова регента о престоле похоронили наши последние надежды на то, что Сандра ошиблась в своих догадках насчёт целей Мэтра. Но особенно мне не понравилось, что Ференц Карой упомянул об этом как бы между прочим, словно речь шла о чём-то давно решённом и не подлежащем дальнейшему обсуждению.

— Вы считаете, что Мэтр затеял всё это, чтобы возвести нас на престол? — спросила я.

— Сам я так не считаю, — ответил регент. — Зато так считают другие. И, надо признать, имеют для этого веские основания. Со времени образования Священной Империи ею правил Мэтр — Великий. Но он ушёл, на свете не осталось других Великих, и людям представляется совершенно естественным, что теперь во главе самого могущественного государства Граней должен встать высший маг. А ещё лучше, чтобы правителей было двое — муж и жена, король и королева. Уже по этой причине вы, Инна, как единственная женщина среди высших магов, и Владислав, как ваш муж, являетесь главными претендентами на трон.

— Но ведь народ нас совсем не знает, — попыталась возразить я. — Для него мы чужаки.

— Не больше, чем другие высшие маги, за исключением меня. Из всей нашей компании один только я «свой» для граждан Империи, а остальные такие же чужаки, как и вы. Они живут в далёких краях и правят своими собственными королевствами, которые, хоть и не враждуют с Империей, всё же соперничают с нею за сферы влияния. В этом смысле они ещё бо́льшие чужаки, чем вы, поскольку вы просто чужаки, тогда как они — чужаки-соперники. Что же касается меня, то я слишком стар для короны, а государству нужны молодые и энергичные правители, способные обеспечить стабильность верховной власти и, что немаловажно, её преемственность. Вы оба высшие маги, а потому есть неплохой шанс, что хотя бы один из ваших детей в полной мере унаследует вашу силу.

— Однако, — заметил Владислав, — сами вы не думаете, что Мэтр хотел сделать нас королём и королевой.

Регент удивлённо взглянул на нас, но в следующую секунду в его глазах отразилось понимание.

— Я этого не говорил, юноша. Вы неверно истолковали мои слова… впрочем, и я выразился далеко не лучшим образом. Я лишь имел в виду, что не считаю это главной целью Мэтра. Безусловно, я согласен с тем, что он, помимо всего прочего, хотел посадить вас на свой трон. Но это не всё, далеко не всё.

— А что же ещё?

Ференц Карой беспомощно развёл руками:

— Вот тут-то мы переходим из области догадок в зону сплошных загадок. Я чувствую, что Мэтр затеял крупную игру, ставкой в которой является что-то гораздо более значительное, чем даже корона Империи. Слишком много он темнил, слишком уж сильно рисковал — а он никогда не был склонен к неоправданному риску. И к неоправданным жертвам, кстати, тоже. А судя по тому, что говорил вам Велиал, бойня на Агрисе была спланирована Мэтром наперёд; теперь и мне ясно, что в течение многих лет он готовил эту Грань для вашей схватки с Нечистым. Но зачем? Для чего? И почему Нижний Мир принял его вызов, бросил против вас такие колоссальные силы, пожертвовал столь ценным своим агентом на Гранях?.. Только ли для того, чтобы не допустить вас на престол? Не верю! — Регент резко вскочил с кресла и быстро прошёлся от стены к стене (разумеется, прошёлся у себя в кабинете, но нам казалось, что он расхаживает прямо перед нами). — Что же ты задумал, старик? — с неожиданным пылом произнёс он, глядя в потолок, вернее, не в потолок, а сквозь него куда-то вверх. — Что ты учудил на этот раз? Ты всегда был великим кукловодом, при своей земной жизни ты манипулировал людьми, как марионетками… Неужели ты собираешься дёргать за ниточки и с небес?

Мы с Владиславом в растерянности смотрели на него. Регент вернулся в своё кресло и сел, понурившись. Лишь спустя минуту он заговорил:

— Прошу прощения за мою вспышку, молодые люди. Я совершенно выбит из колеи. Меня всегда бесила та бесцеремонность, с которой Мэтр вмешивался в судьбы отдельных людей и целых народов, оправдывая свои действия заботой о благе всего человечества. Однако на сей раз он, похоже, превзошёл самого себя. Решил, так сказать, напоследок громко хлопнуть дверью. Я понятия не имею, что́ он замыслил, и не берусь гадать, чем всё закончится, но одно знаю наверняка: ни за какие сокровища мира я бы не согласился поменяться с вами местами. Вы оказались между молотом и наковальней, и помоги вам Бог… если Он вообще есть на свете. Вы многое пережили за последние полгода, но на этом ваши испытания вряд ли закончатся. Боюсь, это были только цветочки…

«…А какие будут ягодки, тот ещё вопрос», — думала я, лёжа в уютных объятиях мужа. И время для ребёнка сейчас явно неподходящее. Во всяком случае, нам следует подождать ещё год, до истечения срока завещания Мэтра. Тогда наше положение станет более определённым, и…

Хотя, с другой стороны, это ничего не изменит. И через год найдутся не менее веские причины, чтобы отложить мысли о детях до лучших времён. Так можно откладывать из года в год, из десятилетия в десятилетие, и даже обещанной нам долгой жизни может не хватить, чтобы дождаться тех самых лучших времён. Если бы все люди заводили детей только тогда, когда они полностью уверены в своём будущем, человеческий род давно прекратил бы своё существование.

Под влиянием этих мыслей я привела в действие заклинание, нейтрализующее противозачаточные чары. Владислав, конечно, почувствовал это и сразу понял, что́ я сделала. Он не стал ни о чём спрашивать, он вообще не стал ничего говорить, а просто начал действовать.