Граница. Таежный роман. Солдаты

ГЛАВА 6

Галя Жгут раскрыла чемоданчик-чехол, обклеенный изнутри синей байкой, и бережно убрала электрическую швейную машинку. Новенькая «Тула» была Лешкиным подарком к Галиному дню рождения. До этого дня, правда, оставалось еще три месяца, но разве мог Жгут утерпеть?

Он спрятал машинку под кроватью, будучи, очевидно, уверенным, что туда Гале лазить незачем; как и всякому мужчине, ему не приходило в голову, что жена иногда выметает из-под кровати пыль. Так что уже на следующий день, наткнувшись веником на неожиданную преграду, Галя извлекла чемоданчик и, щелкнув блестящими замочками, открыла его. На нежно-салатовом металлическом корпусе машины лежала толстая книжица инструкции. Галя вытащила ее — из книжицы выпал тетрадный листок, на котором Лешкиным размашистым почерком было написано: «Галчонок! Жми на педаль — мы едем в прекрасное будущее! Я тебя люблю. Твой непутевый муж». Педаль — такая же нежно-салатовая, как и сама машина, находилась в специальном отделении; в другом отделении, в пластмассовой коробке с прозрачной крышкой, хранились всякие приспособления: шпульки, иголки, разнообразные лапки и даже крошечная масленка с длинным изогнутым жальцем.

С трудом удержавшись от желания немедленно опробовать машинку в деле, Галя спрятала листок обратно, положила инструкцию на место и, закрыв чемоданчик, сунула его обратно под кровать. Она твердо решила не говорить Алексею о находке, но уже вечером тот не выдержал сам. Долго комкал в руках рубашку, нарочито громко вздыхал и в конце концов объявил, что рукав разорвался по шву. Галя взяла рубашку — нитки явно было распороты.

Не желая лишать мужа удовольствия, Галя включилась в игру. Достала из шкафа сплетенную из разноцветной проволоки корзинку, где хранила иголки и нитки, и принялась сокрушаться по поводу отсутствия швейной машины. Вот, мол, была бы у меня такая машина, да не простая, а электрическая, я бы этот рукав за минуту починила, и вообще — сколько всего красивого можно сшить, вон Марина Голощекина по выкройкам из «Работницы» такие платья мастерит — закачаешься.

Слушая эти причитания, Лешка постепенно раздувался от важности и, в конце концов не выдержав, нырнул под кровать за подарком. Вылезая, он зацепился за торчавший из рамы обойный гвоздик и уже по-настоящему разодрал рукав…

Галя улыбнулась, вспоминая.

Лешка любил делать подарки. Но, как известно, подарок любимой женщине и подарок жене — это разные вещи. Любимой женщине обычно дарят духи, украшения, фарфоровые статуэтки, красочные альбомы типа «Знакомство с Эрмитажем» и тому подобные предметы и вещицы, дорогие и не очень, но в большинстве своем абсолютно бесполезные с хозяйственной точки зрения. Законной же супруге хочется подарить кастрюлю-скороварку, скатерть с салфетками, новые сапоги (все равно пришлось бы покупать к зиме), а красочный, но бесполезный альбом про Эрмитаж, как правило, заменяется «Книгой о вкусной и здоровой пище», не менее красочной и не менее бесполезной — в силу отсутствия в магазине необходимых продуктов.

Роман Гали с Алексеем Жгутом, тогда еще капитаном (в старлеи его разжаловали позже), был таким коротким, что она не успела получить в подарок ни духов, ни статуэток, ни альбомов. Правда, Лешка по-настоящему сводил ее в Эрмитаж, но это было после женитьбы, перед самым отъездом в Сторожевой. В Эрмитаже ее так потрясла мумия лошади, лежавшая в стеклянном коробе, что все остальные впечатления просто стерлись, и даже в поезде Галя три ночи подряд не могла толком заснуть: стоило приоткрыть глаза, как взгляд упирался в дно верхней полки — и в памяти тут же появлялась эта дохлая, иссушенная тысячелетиями лошадь с остатками гривы…

И все-таки Лешка умел делать подарки, либо сочетая приятное с полезным, либо чередуя. Однажды на Новый год подарил целую коробку болгарских консервированных персиков — двенадцать банок…

Галя закрыла чемоданчик и поставила швейную машину в угол. Расстелила на столе старое одеяло, включила утюг. Сняла со спинки стула темно-синюю юбку — еще не подшитую, без пояса, с белыми крупными стежками наметки. Цепляя ногтем узелки, выдернула белую нитку, разложила юбку на одеяле и принялась разглаживать швы. Материал — тонкая шерсть — оказался, по счастью, не очень сыпучим, но Галя с опозданием пожалела, что сперва не обметала края. Век живи — век учись.

Ничего, подумала Галя, научусь. Ее ловкие пальцы прекрасно умели держать иглу, складывать бумажные фигурки, плести корзинки и коробочки из проволоки в разноцветной оплетке, сворачивать из полотняной салфетки куколок с ручками-ножками, лепить из пластилина зверюшек. Малышня из детского сада, где Галя работала воспитательницей, называли ее за это Тетя Галя Золотая Ручка, не ведая, само собой, о существовании некой Соньки с таким же прозвищем. А вот Лешка знал и очень веселился.

Но многого Лешка не знал. Галя не рассказывала ему о своей прошлой жизни, навсегда отделив ту жизнь от нынешней, запретив себе вспоминать. Она не боялась Лешкиного осуждения, наоборот, подозревала, что своим рассказом невольно спровоцирует его на очередной дурацкий подвиг.

Даже появление вот этой швейной машинки, доставившей ей абсолютно искреннюю радость, все же омрачалось смутными подозрениями. Галя не задавалась вопросом, где Жгут ухитрился купить такую дефицитную вещь. У Лешки было полным-полно приятелей, имеющих отношение к снабжению. Но вот на какие шиши он приобрел это последнее нежно-салатовое чудо техники? Галя догадывалась, хотя доказать не могла. Если б могла — решительно отказалась бы от такого подарка.

Лешка играл. В примитивное «очко», игру, которая, если не шельмовать, не требует ни ума, ни актерских способностей, ни хорошей памяти — ничего, кроме везения. И Лешке, как ни странно, часто везло. Сам он, смущенно посмеиваясь над Галиным возмущением, утверждал, что дуракам везет, что вот, дескать, говорят: не повезло в карты, повезет в любви, а ему, видишь ты, фартит и в том и в другом.

Галя боролась с Лешкиной пагубной страстью всеми возможными способами: выбрасывала карты, прятала обнаруженные заначки, демонстративно отказывалась от выигранных денег, спалив однажды довольно приличную сумму, на которую Жгут собирался купить новый холодильник. Она всячески подчеркивала, что не желает видеть в доме ни таких денег, ни вещей, на них купленных. Она упрашивала и угрожала, но толку от ее просьб и угроз не было никакого. Заначка выдавалась с легкостью, по первому же требованию, а Лешка играл в долг, будучи уверенным, что отыграется. Шальных денег он больше в дом не приносил, а некоторые незапланированные приобретения, вроде нового и явно дорогого столового сервиза, обставлял по всем правилам актерского мастерства: прямой взгляд честных глаз, широкая улыбка и мгновенная смертельная обида в ответ на подозрительный вопрос жены о происхождении «шишей».

Ладно. Пока он играл по маленькой и со своими, это хотя бы не грозило крупными неприятностями. Но Галя боялась, что однажды, оказавшись, например, в городе, он нарвется на гастролирующих профессионалов и, окрыленный своей верой в мифическую удачу, влипнет по-крупному. И вот тогда… Об этом Гале было даже подумать страшно. Поскольку что будет тогда, она знала, как ни удивительно, больше Лешкиного.

Галя отпарила швы, выключила утюг и с ужасом обнаружила, что провозилась с юбкой больше двух часов. Сейчас придет голодный Жгут, а ужина нет. Галя метнулась в кухню и открыла дверцу холодильника — старый агрегат взвыл и затрясся, не желая делиться холодом.

В морозилке еще оставались пельмени, кусок говядины и толстая сарделька. Ну, с говядиной, понятно, возиться некогда. Пельмени можно полить сметаной, посыпать мелко порезанным зеленым лучком — почти праздничное блюдо. А сардельку что? Правильно, отварить — и все дела.

Галя принесла из комнаты кулинарную книгу, раскрыла — на цветной вклейке изящная длиннозубая вилка кокетливо нацелилась в бок румяной толстой сардельке, возлежащей на островке из консервированного горошка. Аппетитно.

В прихожей хлопнула дверь. Галя отложила книгу и, выйдя навстречу мужу, ткнула его пальцем в живот.

— Пельмени или сардельку? — с шутливой угрозой в голосе спросила она, как спрашивают: кошелек или жизнь?

Жгут поцеловал жену, и она, прижавшись к нему, тут же виновато заглянула в глаза:

— Ты голодный очень, да? У тебя в животе урчит. Леш, ты прости, я тут зашилась совсем… Сейчас приготовлю что-нибудь.

Жгут прошел в комнату и, увидев разложенное на столе одеяло, утюг, портновские ножницы, крикнул:

— Ты зашилась в каком смысле? В смысле — шила?

— В смысле закрутилась, — ответила Галя из кухни. — Переодевайся и можешь садиться за стол.

Она бросила в кипящую воду сардельку, открыла банку с горошком, высыпала его в маленькую кастрюльку и, положив туда кусок сливочного масла, зажгла конфорку. Выдвинула ящик кухонной тумбы и принялась рыться там, гремя ложками и ножами.

Когда переодевшийся Жгут вышел из спальни, на столе его уже дожидалась тарелка, на которой толстая румяная сарделька истекала соком, подставив бок странной трехзубой вилке из светлого металла. Рядом с сарделькой расположился островок нежно-зеленого горошка и влажная песчаная отмель густой горчицы. Помимо тарелки на столе стояли стакан и бутылка «Жигулевского».

— Вот это, я понимаю, натюрморт! — восхитился Алексей, усаживаясь за стол.

Он налил в стакан пива, сделал большой глоток и, вонзив вилку в сардельку, с наслаждением впился зубами в тугую розовую мякоть. Галя, подперев щеку рукой, с не меньшим удовольствием смотрела, как он ест.

— Слушай, а откуда у нас эта вилка? — расправившись с сарделькой, удивленно спросил Жгут.

Прыснув, Галя вышла на кухню и вернулась, держа в руке плоскую картонную коробочку, оклеенную бархатистой бумагой. В углублениях лежало пять точно таких же трехзубых вилок. Жгут взял у жены коробочку и, перевернув, обнаружил прилепленную ко дну бумажку.

— «Набор вилок кокотных», — прочитал он почти по складам. — Что значит «кокотных»? Для кокоток, что ли?

Галя расхохоталась.

— Для кокотниц, балда! Это кастрюльки крошечные, в которых грибы со сметаной делают, — пояснила она. — Я просто увидела похожую вилку на картинке, ну и вспомнила, что мне кто-то когда-то такие подарил.

Жгут повертел в руке вилку с легкомысленным названием и отложил в сторону.

— Знаешь, Гал, дай мне нормальную, какими мы всегда пользуемся. У меня тут горошек еще остался…

— Ты что, обиделся?

— Нет, просто есть неудобно. — Он долил остатки пива в стакан и подмигнул жене. — А кокотные эти девчонкам дашь, когда в гости придут.

Покончив с ужином, Алексей растянулся на диване и погрузился в блаженную полудремоту, слушая умиротворяющий шум бегущей из крана воды, звон тарелок и бормотание радиоприемника. По оконному стеклу забарабанили капли дождя, и под эту тихую дробь Алексей уснул, не слыша стихающих звуков и не чувствуя колючего прикосновения шерстяного пледа, которым его укрывает Галя.

Он проснулся, когда ночь уже плотно зашторила с улицы окна. Потянувшись, Алексей отбросил плед, подошел к окну и, раскрыв настежь обе створки, высунулся по пояс наружу. Запах влаги спросонья показался ему резким, как спирт, и оттого пьянящим. Небольшая лужица под окном отражала мерцающий свет фонаря, спрятанного среди темно-зеленых листьев молодого тополя.

Из ванной вышла Галя — на ней был легкий халат, одетый поверх ночной сорочки. Увидев, что муж проснулся, она включила в столовой торшер и, подойдя, встала рядом.

— Дождь прошел, — сказал Жгут, выпрямляясь.

Галя обняла мужа, потерлась щекой о его плечо и заглянула ему в глаза.

— Пойдем спать? — спросила она.

— Пойдем. — Жгут поцеловал ее и начал закрывать окно. — Слушай, Галчонок, а может, лучше погуляем, а? — неожиданно предложил он.

— Лешка, ты что, смеешься? Полпервого уже!

— Да ты посмотри, какая ночь! — вдохновенно воскликнул Жгут. — Дождь прошел! Все такое… новое! Пойдем, хоть на полчаса!

— Я уже рубашку ночную надела, — пробормотала Галя. — И сыро там…

— Ничего, плащ накинь — кто тебя увидит?

Галя покорно влезла в боты и надела плащ, застегнув на всякий случай все пуговицы. Жгут снял с вешалки старую штормовку и открыл дверь.

Оказавшись на улице, Галя зябко передернула плечами. Лешка обнял ее, и они медленно пошли по асфальтированной дорожке.

Галя ни за что не согласилась бы на эту позднюю прогулку — она устала и хотела спать, но ей вдруг показалось, что для Лешки отчего-то очень важно выйти в омытую дождем ночь, пройтись по черному блестящему асфальту и, может быть, поговорить, а может, наоборот, помолчать…

Галя посмотрела вверх: иссиня-черное небо было усыпано яркими блестками звезд, будто дорогое вечернее платье. Такое небо бывает на юге, и Галя неожиданно ощутила едва различимый запах моря — теплого южного моря, которое она так любила.

Лешке полагался отпуск, но полковник Борзов возмущенный очередной выходкой Жгута, грозился лишить его возможности отдохнуть вне гарнизона. Неужели правда лишит?

Галя вздохнула, но не решилась спросить об этом мужа. Алексей по-прежнему молчал, медленно шагая по улице и задумчиво глядя под ноги.

— Как попарились? — наконец заговорил он.

— Замечательно. — Галя улыбнулась. — Я сбросила пару килограммов и десять лет.

— Может, мне как-нибудь пойти? Я бы тоже лет десять сбросил.

— Тебе бы и пять кило сбросить не помешало. — Галя похлопала мужа по животу. — Девчонки смеются: пусть, говорят, Жгут у нас банщиком поработает.

— Ну вот видишь! Наши желания совпадают. Так что я с радостью.

— Бессовестный! — воскликнула Галя. — Слушай, Лешка, как на море хочется!

— Скоро поедем. Поваляемся на песочке, по-пла-а-аваем, — протянул Жгут мечтательно. — Вина молодого попьем, цыплятами табака побалуемся… Можем мы себе позволить роскошную жизнь или нет?

— Роскошную — вряд ли.

— Да можем! — беспечно отмахнулся Жгут.

Галя внезапно остановилась и дернула мужа за рукав.

— Леша, поклянись… — начала она требовательно.

— Клянусь! — тут же сказал Жгут.

— Подожди. Поклянись, что мы поедем только — слышишь? — только на отпускные деньги!

— Конечно, только на отпускные, — легко согласился Алексей, старательно отводя глаза. — На какие ж еще?

Но Галя обхватила ладонями его лицо и заставила смотреть прямо.

— Поклянись! — повторила она.

— Ну клянусь, — пробормотал Жгут.

— А глаза чего прячешь? Хочешь сказать, что больше не играешь?

— Не играю. Да и если б играл, я ж все в дом, как примерный муж. И потом, мне везет, ты же знаешь. Я вот хоть раз проигрался в пух и прах? Ну скажи: проигрался?

— Пока еще нет. Но я, как примерная жена, не хочу, чтобы ты влип в какую-нибудь историю. Потому что везение — штука непостоянная. И когда тебе вместо туза придет пиковая дама…

— Три карты, три карты! — пропел Жгут. — Что наша жи-изнь? Игра-а-а! Да ладно тебе, Галчонок, что ты, в самом деле! Запилила меня совсем.

— Я тебя не пилю. Просто помни: каждый раз, когда ты садишься играть, ты ставишь на карту нашу с тобой жизнь.

Алексей чмокнул жену в нос:

— Я тебе обещаю. Не волнуйся.

Жгут недаром отводил глаза: позавчера он мотался в город и в чайной познакомился с двумя мужичками, в ожидании поезда коротавшими время за копеечной игрой. Удача и на сей раз не повернулась к Лешке спиной; выиграл он, правда, немного — тридцать рублей с мелочью. Мелочь истратил, а три красненькие десятки лежали теперь внутри тугого рулончика из купюр различного достоинства. Сам рулончик был надежно спрятан в спальне, а точнее, в полой трубке дверной ручки, сжатой сверху и снизу металлическими болтами…

Галя взяла мужа под руку, и они вновь побрели, шлепая по лужам. Тихий плеск воды вернул Гале хорошее настроение.

— Так что, Лешенька, позагораем, покупаемся, и это действительно будет роскошная жизнь. Слушай, а Борзов точно сменил гнев на милость? — рискнула спросить она.

— Да куда он денется? Охота ему мою рожу лишний раз видеть! Да и забыл он все давно. — Жгут помрачнел и добавил ворчливо: — Если только, конечно, ему опять шлея под хвост не попадет.

— А ты что, опять натворил что-нибудь?

— Нет еще. Он сегодня в клуб заходил. К нам дети из города приезжают, так он спрашивал, готова ли у меня программа для шефского концерта. Велел составить и у замполита подписать. А Сердюк подпишет, как же!

— Так он же в санчасти лежит. Скажи, что не хочешь беспокоить больного.

— Вышел он уже. Я его сегодня в саду видел.

— У нас в саду? — удивилась Галя.

— Да в своем саду, возле дома. Он там лопатой ковырял чего-то. Сало, наверное, перепрятывал. — Алексей с надеждой взглянул на жену. — Гал, придумай чего-нибудь! Ты же у нас педагог. Тебе лучше знать, что детям понравится.

— Дети-то большие?

— А фиг их знает. Пионеры.

Галя задумалась, потом покачала головой, будто отказываясь от промелькнувшей мысли.

— Нет, не годится, — сказала она.

— Что не годится?

— Да мы в саду с малышами сказку ставим…

— «Три поросенка»? — с подозрением спросил Жгут.

— «Волк и семеро козлят». Пионерам это неинтересно.

— Неинтересно, согласился Алексей. — Слушай, а сколько у вас человек в группе?

— Пятнадцать, а что?

— Тогда почему такая несправедливость? Один волк плюс семеро козлят, итого — восемь. Ну коза еще эта, с молоком… Девять. А остальные что, не участвуют? Им же обидно, наверно?

— Леш, да ты у нас, оказывается, сам педагог! — с насмешливым удивлением проговорила Галя. — Но ты не волнуйся, у нас все участвуют, потому что мы козлят побольше сделали.

— Целое стадо, что ли?

— Вот не буду тебе помогать, — обиделась Галя. — И никакое не стадо. Просто у семерых козлят есть товарищи. Они и приходят на помощь. У нас сказка о дружбе и взаимовыручке. Понятно? А если серьезно, то я могу поговорить с заведующей, чтобы она разрешила перед твоими пионерами сыграть. Потому что старшие дети очень любят, когда перед ними малышня выступает. Они тогда чувствуют себя совсем взрослыми.

— Что бы я без тебя делал! — восхитился Жгут.

Галя пожала плечами:

— Пропал бы, наверное.

— Как пить дать пропал! А если бы вы с девчонками еще и спели…

— Ага, и сплясали. Тебе, Лешка, палец протянешь — ты всю руку готов откусить. Нет, петь мы не будем. Можем с детьми стихи какие-нибудь разучить… В общем, я подумаю. — Галя зевнула. — Алеш, давай домой пойдем, завтра вставать чуть свет.

Они повернули обратно и пошли, взявшись за руки, как будто сами были примерными воспитанниками детского сада.

— А хочешь, я твоей подруге Глинского из Москвы выпишу? — вновь заговорил Жгут.

— Не подлизывайся, — отозвалась Галя. — Мы все равно петь не будем. А пластинок твоего Глинского у Альбины и так полный шкаф.

— Я его живьем выпишу, — льстиво продолжал Жгут.

— Все равно.

Алексей безнадежно вздохнул:

— Вы случайно не поссорились?

— Как мы могли поссориться, если сегодня вместе в баню ходили? Просто Марина себя неважно чувствует… — Галя поджала губы, сообразив, что чуть не сболтнула лишнее. Она настороженно покосилась на мужа и добавила на всякий случай: — Простыла, наверное.

— Это она по Столбову сохнет, — ухмыльнулся Жгут.

Галя выдернула руку из мужниной ладони и сердито сказала:

— Как тебе не стыдно!

— А что такого? — удивился Алексей. — Я ж ее не осуждаю.

— Тогда зачем глупости говоришь?

— Да все знают, что у них… — Жгут неопределенно помахал рукой, будто надеясь поймать подходящее слово, — …роман. Ты мне и сама, между прочим, говорила.

— Неправда! — возмутилась Галя. — Я сказала только, что Столбов смотрит на Марину влюбленными глазами. Он — на нее. А не она — на него.

— Галчонок, — примирительно произнес Жгут, — я пошутил. Ну неудачно, согласен. Потому что если бы твоя подруга Никите рога наставляла с Ванькой, то мы бы с тобой давно уже за ее могилкой ухаживали.

— Лешка, прекрати! Ужас какой!

— А я тут при чем? — Жгут пожал плечами. — Я тихий и безвредный. А вот Никита… Ну Марину-то он, конечно, не тронет, а на месте Ваньки я бы поостерегся.

— Почему? — пристально глядя на Алексея, спросила Галя.

— Как это почему? Ну сама посуди: кому понравится, что за его женой ухлестывают?

— Я понимаю, что никому. Я не об этом. Вот вы с Голощекиным друзья… Ведь друзья?

— Приятели.

— Ну хорошо, пусть приятели. Как ты считаешь, он способен навредить Ивану? По-настоящему навредить?

Некоторое время Жгут молчал, размышляя.

— А ты как думаешь? — наконец спросил он.

— Я Голощекина не люблю. Поэтому не могу быть объективной.

Жгут еще немного подумал и признался:

— Не знаю я, Гал, честно. Он вроде бы неплохой мужик, свойский, начальника из себя не корчит… В долг попросишь — даст и не спросит, когда вернешь…

— И часто ты у него в долг берешь?

— Я? Ни разу. Я от других знаю… И в истории этой с Васютиным он всю вину, считай, на себя взял, чтобы ребятам жизнь не калечить. Вздрючил их, но не сдал. И правильно сделал. Они ж не нарочно, а так, по дурости… Словом, нормальный он мужик. Но… Как бы это объяснить? В общем, иногда, когда с ним разговариваешь, вдруг начинает казаться, что он тебя за дурака держит. Ты его об одном спрашиваешь, а он тебе совершенно о другом говорит. И не потому, что не понимает, чего ты от него хочешь, а наоборот, будто специально пытается тебя с толку сбить…

Жгут поскреб затылок. Как он относится к Никите? Ну приятельствуют. Ну пили сколько раз вместе — и вдвоем, и, так сказать, семьями, поскольку жены дружат. А с кем Жгут не пил? Даже с Сердюком, который для него только при исполнении «товарищ майор», а дома — Петро и на «ты». И если бы отношение Алексея к Голощекину проверяли ответом на известный вопрос: «А пошел бы ты с ним в разведку?» — он бы не задумываясь сказал, что да, пошел бы. Потому что для иного ответа должна существовать какая-то причина. А ее не было.

Будет ли Никита Ваньке мстить? Да черт его знает! Тут ведь такая ситуация, что, как ни крути, нападающий — Столбов. Лично он, Жгут, не стал бы спокойно смотреть, если б Ванька, например, к Гале начал клеиться. Нет, куражиться и на посмешище выставлять он бы тоже не стал, врезал бы по сопатке пару раз — и все дела. Но вот как Голощекин поступит?

Они подошли к дому и остановились. Жгут вытащил из кармана брюк мятую пачку папирос и, отобрав попрямее, чиркнул спичкой. С удовольствием затянулся и, прищурившись, посмотрел на тлеющий в темноте огонек.

— Я, Галчонок, наверное, плохо в людях разбираюсь, — сказал он. — И вообще, чужая душа — потемки. Но если твоя подруга беспокоится за Столбова… — Увидев, что Галя протестующе всплеснула руками, Алексей замотал головой: — Погоди, я сейчас серьезно говорю… Так вот, если она действительно беспокоится, что Никита способен Столбову нагадить, пусть пошлет Ваньку подальше — для его же пользы. И чем скорее, тем лучше, пока все не полетело, как снежный ком с горы. Тогда уж Голощекина точно не остановишь.

Галя опустила голову и, наступив в лужу, принялась гонять ботами воду. Господи, знал бы Лешка! Какой там снежный ком, скоро лавина пойдет, огромная, неуправляемая, смертоносная…

— Ты, Галчонок, только не подумай, что это я тебя нарочно пугаю, — сказал Жгут. — Из мужской солидарности с Никитой. Дескать, застращаю жену, она — подругу, а Голощекин мне потом спасибо скажет.

— Я так не думаю. Я же сама тебя спросила. — Галя подняла голову. — Но я все равно боюсь — и за Марину, и за Ивана. Леш, а правда, что Голощекин волка загрыз?

— Сам не видел, врать не буду. Но ребята говорят, что правда.

— У него и оскал волчий, — пробормотала Галя. — И смотрит он всегда исподлобья, а глаза такие…

— Да брось ты себя накручивать! Нормальный оскал, просто зубы крупные. И глаза у него… — Жгут засмеялся. — Хочешь, анекдот расскажу? Выступает перед пионерами старый большевик. Я, говорит, ребятки, Ленина видел…

— Тише ты! — шикнула Галя.

— Да тут нет никого, — успокоил ее Алексей, выбросил окурок и продолжал: — Стою, говорит, как-то, Смольный охраняю. И тут из дверей выходит Ленин и булочку ест. А времена были голодные… Я и попросил: «Владимир Ильич, дайте кусочек!» А он мне говорит: «Фиг вам, даагой товаищ!» А глаза добрые-добрые…

Галя прыснула, но тут же ощутимо стукнула мужа по плечу. Жгут поймал ее руку, стиснул и прижал к своей груди.

— Да ну их всех, Галчонок! — сказал он и воскликнул патетически: — Слышишь ли ты, как бьется мое сердце? Оно рвется к тебе, и стук его подобен грохоту молота страсти…

— Оно рвется спать, и стук его подобен тиканью будильника, — возразила Галя. — Пойдем, Лешик.

Жгут обхватил жену, поднял, но тут же поставил обратно на мокрый асфальт.

— Что, тяжело с непривычки? — ехидно спросила Галя.

— Да нет. Я просто подумал: может, мне анекдот про глаза добрые-добрые пионерам рассказать? Номер такой: воспоминания очевидца. Посыплю волосы мукой, бороду приклею из ваты — у меня в клубе с Нового года валяется…

Галя погладила мужа по голове, провела ладонью по щеке и спросила, ласково и немного грустно:

— Леш, тебе сколько лет?

— А что? — насторожился Жгут.

— Ничего. Просто ты как мальчишка. Тебе самому в пионеры надо. — Она шутливо отсалютовала: — Будь готов!

— Всегда готов! — рявкнул Жгут.

Он подхватил Галю на руки и побежал к подъезду.